Картленд Барбара. Река любви

   После окончания службы Ириза бросила на гроб цветок лотоса, который, как понял герцог, был взят со священного озера в Карнаке.
   Когда могилу засыпали песком, ее губы возбужденно шептали, и герцог знал, что она прощается со своим отцом.
   Поблагодарив священника, они вернулись к дому, и жители деревни молчаливо разошлись по своим глинобитным хижинам.
   Дети, не сдерживаемые больше строгостью похорон, гонялись друг за другом вокруг пальмовых деревьев, и их голоса и смех, казалось, наполняли воздух радостью.
   Когда они вошли в дом, герцог увидел, что Дженкинс уже приготовил для них завтрак.
   Ириза быстро прошла в свою спальню, и он подумал сначала, что она слишком удручена, чтобы присоединиться к нему. Однако, вновь проявив исключительное самообладание, она возвратилась минут через пять, чтобы присесть за стол и выпить кофе. Она только теперь заметила исчезновение большинства украшений в комнате, и, когда вопрошающе взглянула на герцога, он объяснил:
   — Дженкинс сказал мне, что стюарды уже упаковали и забрали два больших ящика и вскоре принесут новые ящики.
   Ириза поднялась из-за стола и прошла к полкам с керамикой. Она сняла три горшка и несколько красиво декорированных изразцов, прислоненных к стенке за горшками.
   — Это подделки, — сказала она, — думаю, что их следует, наверное, отделить от прочих.
   — Подделки? — воскликнул герцог. — Как вы узнали это?
   Для герцога они выглядели точно так же, как и другие изделия, и ничем не отличались от тех, которые Ириза оставила на полке.
   — Есть мастерские, — объяснила она, — которые делают копии с того, что находится в музеях, или с тех подлинных вещей, которые были выкрадены из гробниц.
   — Как же вы отличаете подделки от подлинников?
   Ириза впервые за это утро улыбнулась.
   — Вы-то с вашим чутьем должны были их распознать, — ответила она. — Простые же смертные без вашей чуткой интуиции проводят совершенно несложные испытания, с помощью которых, например, можно определить, нанесена ли глазурь сотни лет назад или наложена лишь вчера!
   Она заметила интерес герцога и продолжила:
   — Всегда необходимо с настороженностью подходить к тому, что вам предлагают. Ведь египтяне — большие мастера по части подобного обмана. Остерегайтесь подделок.
   — Вы хотите сказать, что они унаследовали от своих предков мастерство изготовления утвари и украшений? — спросил герцог. — Я собираюсь приобрести много древних изделии для моего дома, прежде чем покину Египет, и мне очень понадобится ваша помощь, Ириза.
   — Я уверена, что в Каире найдется немало знатоков, которые с готовностью согласятся проконсультировать вас.
   — Я предпочел бы довериться вам.
   Ему показалось — хоть он и не был уверен в этом, — что Ириза была рада этому.
   Он вновь взглянул на подлинные гончарные изделия, оставшиеся на полке, и обнаружил рядом с ними плоский камень, каравшийся неуместным там.
   Ириза проследила за его взглядом.
   — Эго папин освященный камень.
   Герцог посмотрел с недоумением.
   — Путешествующему священнику, — объяснила она, — не всегда попадаются церкви там, где он останавливается, но куда бы он ни положил этот камень, любое место приобретет святость освященного храма.
   — Я никогда прежде не слышал этого! — воскликнул герцог.
   После завтрака возвратились стюарды с пустыми ящиками, которые несли местные носильщики.
   Герцог не сказал ничего, но улыбнулся при мысли, что в чужой стране англичане, независимо от их социального положения, быстро привыкают к тому, что им с готовностью служат местные жители. В Англии этим стюардам и в голову не пришло бы, что кто-то должен нести ящики за них.
   Пока они тщательно упаковывали каждый предмет, заворачивая в толстые слои газеты, Ириза вышла из гостиной, чтобы собрать свои вещи.
   Гардероб у нее был небольшой, и все уместилось в два небольших кожаных чемодана, которым, судя по их виду, пришлось попутешествовать по многим пыльным дорогам.
   Она вернулась в гостиную, чтобы собрать рукописи отца, и к этому времени все украшения были убраны, включая подделки, которые герцог велел упаковать отдельно.
   Она сказала с некоторой беспомощностью в голосе:
   — Что мне делать… с папиной… одеждой?
   — Думаю, что вы должны оставить ее, — ответил герцог, — хотя я сильно сомневаюсь, что к приходу его преемника она будет еще здесь.
   Она, соглашаясь, кивнула, и он сказал:
   — Есть тут еще что-нибудь из ваших вещей? Мебель, наверное, предоставляется миссионеру вместе с домом.
   — Нашим слугам заплатят за ее сохранность.
   — Я дам им денег.
   Она взглянула на него несколько смущенно, сказав:
   — Папа всегда… сам заботился… обо всем этом. Я никогда… не вникала в эти дела. до сих пор.
   — Тогда предоставьте все мне, — сказал герцог.
   — Н-нет… пожалуйста… — начала Ириза, но он прервал ее:
   — Мы можем поговорить о вашем финансовом положении потом, а теперь, мне кажется, вам пора уже уходить отсюда, чтобы больше не расстраиваться.
   — Папа ненавидел людей, возражающих против… всего, — просто сказала Ириза.
   Герцогу показалось, что на глаза ей навернулись слезы, когда она прощалась со слугами, которые, как он понял, помогали им с тех пор, как они прибыли в Луксор. Один из них, мужчина средних лет, видно, очень привязанный к Иризе, призывал богов благословить ее и, тут же вспомнив, что стал христианином, добавил: «И благословение Господа Бога и Его Святого Духа!»
   Когда, наконец, Дженкинс и стюарды отправились с багажом к яхте, герцог с Иризой проследовали за ними, но не кратчайшим путем, как они, а по дороге через деревню к храму Луксора.
   Люди в хижинах махали им на прощание, а несколько детишек подбежали с цветами к Иризе.
   Вновь вступив под высокие колонны, они оказались одни, и магическая атмосфера храма, казалось, окутала их так, будто они были его частью.
   Они молча миновали огромные внутренние дворы, красные гранитные статуи, пока не оказались в том месте, где впервые увидели друг друга.
   Раскинувшаяся на том берегу Долина Царей была залита ослепительным солнцем, и Ириза долго вглядывалась туда, пока герцог не сказал ей тихо:
   — Не надо прощаться со всем этим. Мы приедем сюда вновь.
   — Вы… уверены? У меня такое ощущение, будто я оставляю все, что когда-либо знала, и вступаю в чужой и пугающий мир, о котором ничего не знаю.
   — С вами уже случалось это прежде, — сказал он, вспомнив, как он видел ее в святилище, когда ее подняли на носилки и внесли во Дворец фараонов.
   — Теперь — то же… самое, — сказала она, читая его мысли, — только тогда я… прощалась… с вами, а теперь я… прощаюсь… с папой.
   — Как вы говорили сами, — отвечал он, — жизнь течет как река, и сейчас вы переплываете через эту реку. Но мы сюда еще вернемся.
   Она улыбнулась ему, будто он разогнал тучи, нависшие над ней, и стало вдруг светло.
   — Считайте это… приключением! — сказал герцог.
   Он протянул ей руку, и она оперлась на нее.
   Ириза была без перчаток, которые надевала на похороны, и он чувствовал, как ее пальцы сжимают его руку, словно она стремилась почерпнуть в нем силу и мужество.
   Они сошли по ступеням к воде, где их ожидала шлюпка, прибывшая с яхты по указанию герцога.
   Он помог ей сесть в шлюпку, и, когда они устроились рядом на корме и матросы опустили весла в воду, он сказал:
   — Вы не должны смущаться, встретившись с моими гостями. Они все очаровательные люди и понравятся вам.
   Он чувствовал, что должен ободрить ее, и тем не менее не был уверен, что Лили благосклонно отнесется к появлению на яхте еще одной очень красивой женщины.
   Ириза улыбнулась.
   — Не думаю, — сказала она, — что они окажутся более опасными, чем людоеды, с которыми мы с папой столкнулись в Конго, или Мтеза, царек Буганды, который привык отмечать любой свой значительный сон человеческими жертвоприношениями, предпочтительно из числа христиан.
   — Как же вам удалось уцелеть?
   — Лишь благодаря счастливой случайности! — ответила Ириза, и герцог рассмеялся.
   Было еще сравнительно рано, хотя они бодрствовали уже не один час, и когда взошли на яхту, то застали на палубе лишь Гарри, сидевшего под тентом и занятого чтением устаревших газет.
   При появлении герцога и Иризы он поднялся на ноги, воскликнув:
   — Рад видеть тебя, Счастливчик! А я уже боялся, что ты заблудился в пустыне или тебя замуровали в гробнице какого-нибудь давно умершего фараона и нам придется перерыть гору, чтобы найти тебя.
   — Но, как видишь, я еще жив-здоров, — ответил герцог.
   Он повернулся к Иризе.
   — Позвольте представить моего старейшего друга. Гарри Сэтингем — мисс Ириза Гэррон, Он видел, что Гарри не сводит с Иризы удивленного и восторженного взгляда.
   Когда Гарри вновь взглянул на герцога, тот понял, что ему хочется что-то сказать.
   — Наверное, вам хотелось бы сначала пройти в вашу каюту, — сказал он Иризе, — чтобы снять вашу шляпку.
   Не дожидаясь ее ответа, герцог провел ее вниз, где были расположены каюты.
   Появился Дженкинс, и герцог сказал ему:
   — Не проводите ли мисс Иризу в ее каюту, Дженкинс?
   Я хочу поговорить с мистером Сэтингемом.
   — Конечно, ваша светлость.
   Оставив Иризу на попечение Дженкинса, готового предоставить ей все, что нужно, и распаковать чемоданы, герцог поспешил к Гарри.
   Они так хорошо понимали друг друга, что герцог, не теряя слов, спросил его:
   — Что случилось?
   — Очень многое! — ответил Гарри. — Знаю, что ты будешь поражен, но сомневаюсь, что очень расстроишься.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Лили уехала!
   — Уехала! — воскликнул герцог.
   Этого он точно не ожидал.
   — С Чарли!
   Герцог недоуменно глядел на Гарри.
   — Что ты хочешь сказать?
   — То, что Лили оказалась достаточно проницательной, чтобы понять, что ты потерян для нее, и довольно эффектно компенсировала свою потерю.
   — Неужели она уехала с Чарли?
   Губы Гарри искривились в ехидной улыбке.
   — По официальной версии, он направился в Англию, чтобы проследить за какой-то финансовой сделкой, требующей его обязательного личного присутствия.
   — А на самом деле?
   — Он и Лили отправились сначала в Каир, а затем, по-моему, собирались посетить Париж.
   — Боже милостивый! А что Эми говорит обо всем этом?
   — Я не решился обсуждать это с нею. Лучше тебе поговорить.
   — Благодарю тебя! — саркастически ответил герцог. — Но каков Чарли! Я никак не ожидал от него!
   — Хочешь знать, как все это произошло? — спросил Гарри. — Она увидела тебя вчера вечером с этим прелестным созданием, которое ты только что привез сюда.
   — Где она увидела меня?
   — Когда ты сходил по ступеням храма и садился в лодку.
   У герцога было недоумевающее выражение лица, потому что это происходило на значительно большом расстоянии от яхты. Но Гарри объяснил ему:
   — Чарли, Лили и я стояли здесь и наблюдали за птицами через бинокль, по словам Чарли, самый сильный из всех, когда-либо изготовлявшихся. И действительно, у него фантастическое увеличение.
   Гарри умолк, но поскольку герцог молчал, он продолжил:
   — Чарли рассматривал птиц в пальмовых деревьях, когда Лили внезапно вскрикнула и выхватила у него бинокль.
   Я и без бинокля мог ясно видеть, как ты спустился по ступеням и помог молодой женщине войти в лодку.
   Герцог не произнес ни слова, и Гарри продолжал:
   — Я знал, что Лили весь день была раздражена оттого, что ты отправился верхом, не повидавшись с ней, и она утащила нас из «Зимнего дворца» намного раньше, чем нам хотелось бы, просто потому, что надеялась поймать тебя, как только ты возвратишься.
   Герцог не сказал ничего, но подумал, что Лили была уже раздражена днем ранее, когда он не пришел к ней в ту ночь, как она, очевидно, ожидала.
   Но он был поглощен теперь не столько чувствами Лили, сколько своим собственным ощущением огромного облегчения оттого, что был избавлен от необходимости объяснять появление Иризы на яхте.
   Лили не ожидала теперь продолжения их романа, который, он знал, подошел к концу в тот момент, когда они прибыли в Луксор.
   Не только Ириза была причиной столь внезапного его охлаждения к Лили, но и то, что Лили принадлежала миру, который в тот момент не интересовал его. Ее красота не вызывала больше даже отстраненного восхищения, не говоря уже о страсти.
   Если бы она была сейчас на яхте, он вынужден был бы признать себя виновным и объяснять моментальную перемену своих чувств, которыми не в силах был управлять, как и река не могла прекратить свой бег.
   Его так поглотила и увлекла новизна сделанных им в Египте открытий, он так был пленен увиденным и пережитым, что не мог думать, а также не понимал, каким образом Лили его очаровала.
   — Когда мы узнали вчера вечером, что ты не вернешься на яхту до утра, — сказал Гарри, — Лили приняла неизбежное решение возместить свою потерю.
   — С помощью Чарли, — буркнул герцог.
   — Да, как ты говоришь, с помощью Чарли, — повторил Гарри.
   Чувствуя ответственность за то, что случилось, и необходимость загладить свою вину, он сказал:
   — Мне даже трудно в это поверить, и я очень сочувствую Эми.
   — Чарли был очарован Лили с самого начала, как только увидел ее.
   — Я не имел представления об этом.
   — Я знаю, — сказал Гарри. — Ты всем видом показывал, что она твоя, как будто советуя всем держаться подальше.
   Но Лили понимала, что Чарли очень, очень богатый мужчина.
   — Мне отвратительно все это! — воскликнул герцог. — Я пойду вниз поговорить с Эми.
   Он знал, что не только удручен случившимся, но и опасается того, что может сказать или сделать Эми. , Герцог очень хорошо относился к ней и всегда считал Чарли одним из своих лучших друзей, поэтому был в смятении, что у них все разладилось по его вине.
   Он постучал в каюту Эми и, когда она пригласила войти, увидел ее в кресле за составлением писем.
   — Можно войти? — спросил герцог.
   — Да, конечно, Счастливчик, — ответила Эми. — Рада снова тебя видеть. Я начала уже волноваться за тебя.
   — Я очень обеспокоен тем, что узнал только что, — сказал герцог.
   Он прошел через каюту, чтобы сесть в кресло рядом с — нею, и, помолчав секунду, она сказала:
   — Я понимаю, что ты смущен. Но ты должен знать, что Чарли вернется ко мне.
   — Ты уверена в этом?
   — Конечно же! — ответила Эми. — С ним такое уже случалось, и, когда проходило первое опьянение молодостью женщины, годящейся ему в дочери, Чарли обнаруживал, что в его жизни есть две вещи, которые для него превыше всего.
   — Что же это? — спросил герцог.
   — Его сын и я!
   Эми тихо вздохнула.
   — Ты, наверное, знаешь, что Джек заканчивает в следующем году Итон, и Чарли любит его больше всего на свете.
   Хотя я никогда не была такой красивой, как Лили, но я понимаю и люблю его, потому что, когда он не играет роль беспутного ухажера, он всего лишь маленький мальчик, нуждающийся в опеке и заботе.
   Герцог взял руку Эми и поцеловал ее.
   — Ты восхитительна!
   — Не совсем, — возразила Эми. — Мне хочется визжать, выцарапать ей глаза и выдрать волосы! Но этим не поможешь, и мне приходится как-то развлекать себя, пока Чарли не возвратится.
   — Он ведет себя отвратительно! — гневно воскликнул герцог.
   — Мужчины — слабые существа, — сказала Эми, — а Лили очень, очень хороша и, как я поняла, обладает ненасытным аппетитом к изумрудам.
   Герцог удержал смех.
   — Так говорит Гарри, но ты как узнала об этом?
   — Она склонила Чарли отправиться в Каир, и если она не найдет там того, что ей нужно, Париж, без сомнения, удовлетворит все ее прихоти, включая платья от знаменитого мистера Уорта.
   — Я рад, что мы разгадали ее, — сказал герцог. — Меня ей удалось ввести в заблуждение.
   Эми немного насмешливо, с довольно ироничной улыбкой посмотрела на него.
   — Мне она всегда казалась подозрительной, — сказала она после паузы, — и я никогда не верила в эту чепуху о ее ясновидении.
   — Конечно! Это все было плутовством, — сказал герцог.
   Он как будто слышал слова Иризы, сказанные ее нежным голосом о египетских изделиях: «Остерегайтесь подделок».
   Если б он проявил большую проницательность и не пренебрег бы здравым рассудком и интуицией — так он думал теперь, то с самого начала раскусил бы, что Лили не та, за кого хочет выдать себя, а ее утверждение о своем чутье «фей» было просто уловкой, на которую, к несчастью, поддался бедный Чарли.
   «Подделка!» — шептал он про себя и знал, что теперь он привез на яхту ту, которая является воплощением подлинности и неподдельности.
   Он оставил Эми, вновь сказав, как восхищается ею, и вернулся к Гарри.
   Тот ожидал его и, когда герцог погрузился в удобное кресло, сказал:
   — Не буду задавать никаких вопросов. Но мне бы только хотелось знать, что происходит, куда мы направимся теперь и что ты намерен делать с мисс Гэррон.
   — А что я должен делать, по-твоему? — спросил герцог.
   — Ну тогда я задам вопрос: «Кто она?»
   — Она — дочь миссионера.
   Он увидел изумление на лице друга, позабавившее его.
   — Ее отец умер, — объяснил герцог. — Мы похоронили его сегодня утром, и она хочет вернуться в Англию. Ты удовлетворен ответом?
   — Я и не представлял себе, что у миссионеров могут быть такие прекрасные дети. Я лишь знал, что их жены способны самостоятельно прорубить путь в джунгли и обратить в бегство сотни кровожадных зулусов!
   — Ты слишком начитался приключенческих историй для мальчишек! — заметил герцог. — Но Ириза действительно сказала, что более страшным, чем встреча с тобой, были для нее людоеды, с которыми она и ее отец имели дело в Конго.
   — Я склонен поверить скорее в это, чем в пророчества Лили относительно повышения акций и гигантских прибылей!
   — Эми говорила, — заметил герцог, — что Чарли уже не впервые сбегает таким образом, однако он всегда возвращается домой.
   — Я знаю это, — сказал Гарри. — Три года назад он на три месяца уехал на юг Франции с женой Филиппа Гудвина.
   — Боже милостивый! Я и представления не имел об этом! — воскликнул герцог.
   — Мы замяли это ради Эми, и, когда он вернулся, мы делали вид, что ничего не знаем.
   — Что же случилось с женой Филиппа?
   — Утешилась с каким-то греческим судовладельцем, я думаю. Во всяком случае, Филипп отказал ей в разводе, так что они все еще в браке, хотя у него с тех пор было несколько романов.
   — Не могу понять, почему ты никогда не рассказывал мне об этом? — посетовал герцог.
   — Ответ довольно прост, — сказал Гарри. — Ты не интересовался, Герцог согласился, что его друг прав.
   Его никогда не занимали сплетни, он не интересовался, кто от кого убежал, поскольку у него была насыщенная жизнь и он мог сосредоточиться на том, что в данный момент считал для себя важнее всего.
   Теперь все его существо поглотило нечто значительное, никогда раньше не испытанное им.
   Герцогу внезапно очень захотелось побыть рядом с Иризой, говорить с нею, слышать ее нежный голос, которым она рассказывала ему столько необычных вещей.
   Видимо, она не покидала каюту, чтобы не помешать ему общаться наедине с Гарри.
   Ничего не объясняя, он встал и пошел искать ее. Гарри глядел ему вслед так, будто пытался что-то для себя уяснить.
   Наконец он улыбнулся, как человек, нашедший ответ на мучивший его вопрос.
   Он вновь взялся за отложенную газету.
 
   Внизу герцог увидел Дженкинса, выходившего из его каюты.
   — Где мисс Ириза? — спросил он.
   В ответ Дженкинс показал на каюту рядом, которую прежде занимала Лили.
   В первый момент герцог почувствовал раздражение, но затем он сообразил, что это была лучшая каюта после его собственной, и поскольку она теперь пустовала, Дженкинс вполне резонно предоставил ее Иризе.
   Пожалуй, он не признавался самому себе, что хотел бы видеть Иризу именно здесь.
   Она была гораздо прекраснее Лили и полной ее противоположностью.
   До сих пор, слишком ошеломленный всем, что она показала и рассказала ему, он не вникал в то, что теперь стало так ясно: она была желанна для него.
   Во взгляде герцога вновь блеснул огонек, который уже много раз светился в его глазах и который Гарри безошибочно распознал бы.
   С улыбкой на губах он постучал в дверь каюты.

Глава 7

 
   Не услышав ответа, герцог вошел в каюту и понял причину молчания Иризы. Она крепко спала.
   Ириза лежала на постели, сняв лишь шляпку и туфли, прижавшись щекой к подушке, и погрузилась в сон после изнурительных переживаний.
   Герцог, не двигаясь, смотрел на нее.
   Прежде чем уйти, он занавесил иллюминаторы и тихо вышел, закрыв за собою дверь.
   Он нашел Дженкинса, чтобы сказать ему:
   — Мисс Ириза заснула, и ее лучше не будить.
   — Конечно, ваша светлость, — согласился Дженкинс. — Я думал, как она стойко держится после смерти отца, но все же это сказалось на ней.
   — Естественно, — подтвердил герцог. — Проследите, чтобы ее не беспокоили, а когда она проснется, уговорите ее полежать до ужина.
   Он вышел на палубу и увидел Джеймса и Эми, присоединившихся к Гарри, с высокими стаканами, наполненными свежим фруктовым соком.
   — О, вот и Счастливчик! — воскликнул Джеймс. — А я уж начал думать, что тебя съели крокодилы!
   — Нет пока еще, — ответил герцог. — Да, кстати, я хочу поплавать сегодня, но не здесь, а выше по реке, там, где нет селений.
   — Как мисс Гэррон? — спросил Гарри.
   — Она спит, — ответил герцог.
   Он сел рядом с Эми.
   — Гарри говорил мне, — сказала она, — что ее отца похоронили сегодня утром. Какая трагедия для нее. А она не очень похожа на миссионерку.
   — По-моему, ты не так часто встречала их, — ответил герцог, и Эми рассмеялась.
   — Это правда, но я всегда думала, что они должны быть исключительно храбрыми, чтобы отправиться в дикие места, защищаемые лишь своей верой.
   — Я слышал, что в Африке погибло много миссионеров, — заметил Джеймс, — и я соглашусь с Эми, что они, безусловно, смелые люди, хотя и не всегда следуют верным целям.
   После ленча герцог велел отвезти его на шлюпке вверх по реке, туда, где он мог искупаться в чистой воде и где не было так много любопытных местных жителей.
   Он плыл против течения, наслаждаясь тем, как напрягается каждый мускул его тела, и чувствуя не меньшую нагрузку, чем во время скачек на своих лошадях или при боксировании с Гарри во время занятий в гимнастическом зале его замка.
   Герцог пытался пока не думать о чудесах, с которыми ему еще предстояло познакомиться на берегах Нила.
   Он чувствовал, что было бы несправедливо обследовать их без Иризы, не говоря уже о многих вопросах, которые могли бы у него возникнуть, а без нее он бы не ответил на них.
   Приятно расслабившись после своего заплыва, он вернулся на яхту в шлюпке с гребцами-матросами и обнаружил записку о том, что его гости отправились в отель «Зимний дворец», где Эми хотела увидеться со своими друзьями, прибывшими только что из Англии.
   Герцог не намеревался присоединяться к ним.
   Он прошел в свою каюту и приступил к чтению рукописей отца Иризы, которые она дала ему. В этих записках он находил объяснение многому, что ему хотелось узнать.
   Сморенный усталостью после довольно беспокойной ночи, проведенной на берегу, герцог задремал в кресле. Он внезапно проснулся, когда Дженкинс вошел к нему сказать, что пора переодеваться к ужину.
   — Мисс Ириза уже встала? — поинтересовался герцог.
   — Да, ваша светлость, часа в четыре, и я принес ей чаю и уговорил отдохнуть еще пару часов. Теперь она принимает ванну и, я уверен, с нетерпением ждет, когда присоединится к вашей светлости за ужином.
   Герцог подумал, что Дженкинс похож теперь на заботливую няню и что любой человек, встречающийся с Иризой, не может не ощутить желания оградить и защитить ее.
   Ему и самому хотелось как-то уберечь ее, и когда он принимал ванну, а затем одевался, то с тревогой думал, какая жизнь ее ждет после приезда в Англию.
   Герцогу казалось странным, что она с раннего детства не посещала свою родину. Но нашел этому оправдание: ведь после стольких путешествий и переездов, встреч и общения с самыми разными народами она привыкла к такому образу жизни, связанному с преодолением многочисленных трудностей.
   Он убедился в этом во время ее знакомства с его друзьями.
   Боясь, что ей будет неловко встречаться с ними одной, герцог, одевшись, послал Дженкинса спросить, готова ли она. Возвратившись, камердинер доложил, что она уже оделась.
   Выйдя из своей каюты, он увидел, что дверь в каюту Иризы открыта, и вошел к ней. Она поправляла волосы перед зеркалом.
   Ириза повернулась к нему, улыбаясь. После отдыха тени усталости и переживания под ее глазами уже почти исчезли, и герцог нашел ее чрезвычайно прекрасной и оживленной.
   — Я стыжусь своей лености! — воскликнула она при появлении герцога. — Ваш камердинер сказал мне, что вы плавали, и мне стало завидно.
   — Вы умеете плавать? — спросил с удивлением герцог.
   — Как рыба! — ответила Ириза. — Уверяю вас, что, если бы я не умела плавать, я тонула бы множество раз, когда мы с папой пересекали бурные реки, а однажды в сезон муссонов мы оказались в половодье, в котором утонуло много туземных детишек, прежде чем мы смогли добраться до них.
   — Я буду настаивать не только на опубликовании книги вашего отца, но и на том, чтобы вы написали свою собственную.
   Ириза рассмеялась.
   — Неужели вы думаете, что кто-либо заинтересуется перипетиями миссионерской жизни?