Картленд Барбара. Шторм любви

   Конрад улыбнулся.
   — Позвольте, в таком случае, поздравить вас со столь быстрой адаптацией на корабле. Но ведь не у всех столь крепкий желудок.
   — Что вы, я не хотела оскорбить миссис Мельхиш. Но даже самая лучшая ее подруга скажет вам, что она просто не создана для путешествий.
   — В отличие от вас, как мне кажется? Спокойной ночи, кузина. Позвольте мне искренне заверить вас в том, что я очень рад видеть у себя на корабле такого пассажира, как вы.
   — Когда я поднялась на борт, вы придерживались противоположного мнения!
   Он был поражен.
   — Как вы это узнали?
   — Заметила по вашему голосу, по рукопожатию. И я так боялась, что наши семейные распри продолжатся и в океане!
   — Ну, этого, конечно же, не произойдет! — заверил ее Конрад.
   Говоря это, он открыл дверь каюты и увидел Эбигейл, ждущую свою хозяйку.
   Горничная тактично отошла в сторону, когда Делора протянула руку капитану.
   — Спокойной ночи, кузен. Я так вам признательна!
   Он почувствовал ее крепкое рукопожатие и, когда Делора уже скрылась за дверью, услышал:
   — Ах, Эбигейл, я так замечательно провела вечер! Это было просто невероятно!
 
   На следующий день капитан встал с восьмым ударом корабельного колокола — в четыре утра — и приступил к работе с командой.
   Канониры упражнялись, заряжая и разряжая орудия, и иногда не справляясь с новыми пушками, работающими на откатном роллере.
   Некоторые матросы практиковались в передаче сигналов, в то время как Диккен заставлял новичков лазить по вантам до самого верха, пока они не перестали бояться высоты и не научились передвигаться с надлежащей скоростью.
   По судну бегали нервничающие и бледные гардемарины, впервые вышедшие в море. Они боялись сделать что-нибудь не правильно, но страх остаться вообще без работы был гораздо сильнее.
   Конрад говорил с ними как можно мягче, вспоминая свои первые дни в море, когда он каждую ночь засыпал в слезах, тоскуя по дому.
   Он был занят до пяти часов дня, пока вдруг не вспомнил о Делоре и данном ей обещании.
   Он видел, как она поднялась на ют и подумал, глядя как она борется с порывами холодного ветра, швыряющего в лицо мокрый снег, что Делора, наверное, единственный человек на корабле, который получает удовольствие от подобной погоды.
   Он чувствовал, что ей хочется забраться выше, на полуют, где и сам он, и другие офицеры, в положенное время проводили долгие часы.
   Но она была достаточно умна, чтобы не появляться там без разрешения, и Конрад решил, что пригласит ее туда как только погода хоть немного изменится в лучшую сторону.
   Немного позже когда он пришел к ней в каюту, Делора сидела на софе и читала книгу.
   Увидев капитана, она вскочила, отшвырнула томик и воскликнула:
   — Вы пришли повидать меня! Я так рада! Я так надеялась, что вы не забыли о своем обещании.
   — До настоящего момента я был настолько занят, что не помнил ни о чем, кроме дел, которую мне следовало выполнить.
   — Теперь, раз вы здесь, разрешите предложить вам чашечку чая. Мы взяли с собой в путешествие небольшой запас.
   — С радостью.
   Эбигейл, сидевшая в дальнем углу каюты встала и пошла готовить чай.
   Когда они остались одни, Конрад спросил:
   — У вас все в порядке?
   — Все, если не считать того, что я лишена вашего общества.
   Он улыбнулся.
   — Ну сейчас то я здесь.
   — Я так рада! Пожалуйста… вы не могли бы пообедать со мной сегодня?
   Конрад был удивлен тем, что она сама напрашивалась на обед. Затем, подумав, не будет ли ошибкой устраивать столь частые застолья, он нашел другой выход.
   — А не могли бы вы пригласить меня обедать к себе?
   — А я могу? Корректно ли это?
   — Я думаю, что не будет корректно ни мне обедать у вас, ни вам гостить у меня, ведь вы без компаньонки, — ответил Конрад. — Но мы вправе спросить себя, кто узнает, да и кого будет это волновать, чем мы занимаемся посреди океана между двумя полюсами, находясь вне сферы чьей-либо компетенции, кроме моей собственной?
   Делора хлопнула в ладоши.
   — Конечно же! Ведь это ваше королевство! Я где-то читала, что капитан имеет абсолютную и никем не ограниченную власть у себя на корабле.
   Затем, с озорной улыбкой она добавила:
   — А раз так, капитан, не прикажете ли вы мне пригласить вас на обед? Я с радостью воспользуюсь возможностью поговорить с вами наедине за столом.
   Конрад колебался лишь мгновение.
   Он ощущал, что обед tete-b-tete с молодой девушкой несколько предосудителен с общественной точки зрения, даже несмотря на то, что Делора была его кузиной.
   Но, затем он сказал себе, что совершенно безосновательно пытаться соблюдать все условности, принимая во внимание то, что ждет ее на Антигуа. Ведь небольшое отклонение от правил на корабле просто меркнет перед действиями ее брата и будущего мужа.
   — Я с удовольствием принимаю приглашение вашей светлости, — по всем правилам этикета ответил он; Делора рассмеялась.
 
   Два часа спустя Конрад, войдя в каюту Делоры, обнаружил там накрытый стол, освещенный не корабельными лампами, а зажженными свечами. Было видно, что хозяйка каюты постаралась на славу.
   Платье на Делоре было нежно голубого цвета, вместо цветов волосы ее украшали небольшие банты, на шее красовалось жемчужное ожерелье, доставшееся ей в наследство от матери.
   Приветствуя ее легким поклоном, он понял, что Делора очень рада его приходу. Словно не в силах больше сдерживаться, она воскликнула:
   — На сегодняшний вечер я приготовила нечто особенное, и буду очень огорчена, если сюрприз вам не понравится.
   — Нечто особенное?
   — Перед отъездом лорд Роуэлл посоветовал мне взять с собой некоторые деликатесы, отсутствующие в простом и непритязательном рационе моряков.
   — Ну, так можно будет сказать после двухнедельного плавания, сейчас же на корабле есть свежие куры, баранина и свинина; и если повар не испортит продукты в процессе приготовления, вы их отведаете.
   — Признаться, вчера вечером я была так увлечена общением с вами, что обращала мало внимания на еду. Но все-таки если я сообщу вам меню, то испорчу весь эффект.
   Конрад был приятно удивлен, увидев на столе паштеты, бычий язык и гуся. По словам, Делоры все это было привезено из фамильного поместья.
   — Кстати, а вы там были? — поинтересовалась она.
   Конрад покачал головой.
   — У моего отца случился бы приступ, предложи я такое.
   Когда я был маленьким, склоки моего родителя с его кузеном — вашим отцом — заставляли меня думать о семейном поместье, как об аде, наполненном грешниками, каждый из которых настолько нечестив, что извергает пламя.
   Делора рассмеялась.
   — На самом деле, все наоборот. В поместье находится прелестный дом; вы, с вашим вкусом, несомненно, оценили бы его.
   — Откуда вы знаете, есть у меня вкус, или нет?
   — Мне кажется, это такая же неотъемлемая часть вашей натуры, как доброта и великодушие, храбрость и прямолинейность.
   Конрад смущенно замахал руками.
   — Остановитесь! Если так пойдет и дальше, вы наделите меня нимбом и назовете непобедимым героем, что мне не слишком-то нравится. Я просто человек, преданный своему делу. Просто человек и ничего более.
   — Теперь вы скромничаете. Я же читала все статьи о вас, опубликованные в «Тайме» и «Морнинг Трибун»; кроме того, я заметила, какими глазами смотрят на вас офицеры. Нравится вам это или нет, они от вас просто без ума!
   Запнувшись, она добавила:
   — Так же, как и я!
   Это было сказано под влиянием момента; она не смогла остановиться, и слова словно сорвались с ее языка, Встретив взгляд Конрада, она не смогла отвести глаз; тот заметил, как румянец начал заливать щеки его собеседницы.
   Это зрелище напомнило ему много раз виденную картину, когда восходящее солнце окрашивает горизонт в багряные тона; Конраду невольно пришло в голову, что он никогда не встречал столь прекрасной, и в то же время, столь невинной и неиспорченной девушки.
   Заметив, что капитан пристально смотрит на нее, Делора изменилась в лице, выражение его трудно было передать словами; увидев это, Конрад поспешил встать из-за стола.
   — Спасибо вам, кузина. Теперь вам стоит найти себе занятие, рисование, например. Или, быть может, вы предпочитаете шитье?
   — Я предпочла бы просто бродить по кораблю и наблюдать за работой моряков. Сегодня я побоялась покинуть ют, хотя и горела желанием присоединиться к вам на полуюте — кажется, это так называется.
   — Ну, для этого вам необходимо получить приглашение капитана.
   — И вы пригласите меня?
   — Посмотрим. Вы должны понимать, что это — боевой корабль, и на нем не место для прогулок.
   Он намеренно сказал это суровым, не терпящим возражений тоном.
   — Но это ведь не значит… что вы передумали… и вновь не рады тому… что я на корабле?
   В ее голосе прозвучало столько тоски и боли, что капитан поспешил добавить:
   — Нет, конечно же нет! Я рад, что вы здесь! Вы же знаете, что я сделаю для вас все возможное. Я только хотел сказать…
   На этот раз он не нашел, что сказать, и Делора закончила за него:
   — ..что вы не хотите… слишком увлекаться мной. Вы это хотели сказать… или нет?
   Конрад был поражен проницательностью собеседницы.
   В то же самое время, он ощущал, что был чудовищно несправедлив к Делоре, говоря с ней в таком тоне тогда как она ждала помощи и поддержки.
   Поскольку Конрад хранил молчание, Делора продолжила:
   — Лишь увидев вас, я поняла, что вы… вы — моя последняя надежда… и, после разговора с вами… мне показалось… я думала, вы в силах помочь мне… преодолеть страх… такой страх, что легче… легче умереть!
   — Вам не стоит думать об этом, — достаточно резко возразил Конрад; словно он разговаривал с паникующим гардемарином.
   — Я ничего не могу с собой поделать. А ведь вчера вы говорили, что надо забыть о том, что нас ждет, и наслаждаться этой передышкой между прошлым и будущим.
   — Именно этого я и хочу, — ответил Конрад, ощущая себя загнанным в угол. — Но, в то же время, во имя вашей же пользы, я не должен терять голову.
   — Вы имеете в виду… не должны увлекаться мной, — логично завершила Делора.
   — Не совсем так. Я лишь пытаюсь помочь вам.
   Говоря это, Конрад знал, что хочет сказать — что бы ни случилось, этой девочке не стоит сильно на него рассчитывать, ибо, как только они доберутся до Антигуа, ему все равно придется предать ее.
   Более того, она ни при каких обстоятельствах не должна влюбиться в него.
   Он не думал, что это может произойти — ведь Делора намного младше и неопытнее его не только по возрасту, но и совсем в другом смысле.
   Но он был бы бесчувственным, если бы не замечал, как привлекают женщин его взгляд, его слава и сами его манеры.
   И, хотя с момента, когда он встретил Надин, Конрад старался хранить ей верность, ведь она давала ему то, что нужно каждому моряку — ощущение дома, он знал, что его любви хотят многие женщины.
   Но поскольку они пытались всеми силами поставить его в позицию просителя, он отвечал им той же монетой.
   И когда они увлекались Конрадом, он оставался холоден и неприступен.
   Он делал все, что они позволяли ему. И в то же время, понимал, что в их отношениях нет ничего серьезного; для него они были словно цветы, украшающие обеденный стол и увядающие на следующий день.
   Любые affaire de coeur¹, в которые он бывал вовлечен, происходили с участием женщин прекрасно контролирующих себя и понимающих, что при игре с огнем можно обжечься.
   Делора же была совсем другая. Конраду хотелось думать о ней — с самой первой их встречи — как о ребенке.
   Тем не менее, он понимал, что ее пытливый ум уже давно не занимают детские мысли, и что сейчас в ней, словно бутон розы, расцветают чувства.
   Для того, чтобы превратиться в женщину ей необходимо было лишь одно — любовь.
   Ему неожиданно пришла в голову идея, насколько заманчиво и волнующе было бы показать ей все прелести любви.
   Но его настолько шокировало, что такая идея могла прийти ему в голову, что он сказал себе — этому не бывать.
   Было бы нечестно, не правильно воспользоваться оказанным ему, как родственнику, доверием, заставив Делору думать о нем, как о мужчине.
   Кроме того, она уже обручена, и не в его компетенции обсуждать нрав и репутацию ее будущего мужа.
   Но даже приказав себе думать так, он не мог избавиться от мысли, что ее — столь чистую и невинную — возьмет, или, вернее сказать, опорочит, такой монстр, как Граммель.
   Вспомнив о человеке, по адресу которого он слышал лишь ругательства, сделавшие бы честь любому боцману, любящему крепкое словцо, Конрад невольно сжал кулаки. Этот человек позорил не только свой род, но и сословие, к которому принадлежал.
   В этот момент, к своему удивлению, он услышал, как Делора — словно прочитав его мысли — прошептала:
   — Если вы… думая о нем так переживаете… то что же… должна чувствовать я?

Глава 4

   Стоя на полуюте и вглядываясь в океан, простирающийся впереди корабля, Конрад неожиданно заметил внизу маленькую фигурку, идущую по юту.
   Они уже десять дней находились в пути. Атлантика, разбушевавшаяся, поначалу теперь затихала — поверхность океана бороздили некрупные волны.
   Миссис Мельхиш все еще и не появлялась; Делора сообщила, что она собирается находиться в каюте до тех пор, пока океан не успокоится.
   — Чего никогда не случится, ибо она ненавидит море и ждет не дождется, когда можно будет ступить на твердую землю.
   Это приводило к тому, что Конрад находился рядом с кузиной гораздо больше времени, чем ему полагалось как капитану.
   Он стал понимать, насколько грустные мысли одолевают Делору, когда она остается в одиночестве и, к своему удивлению, стал сопереживать ей.
   Заходя к ней в каюту, он видел, как страх уходит из глаз девушки.
   Посмотрев на мачты, он вновь заметил ее. По кораблю девушка ходила в синем плаще, отороченном горностаем, с капюшоном, так же отделанным белым мехом.
   Мех обрамлял ее лицо, придавая девушке вид неземного существа; впечатление рассеивалось лишь когда она улыбалась, и в уголках рта появлялись озорные морщинки.
   — Она прекрасна! Прекрасна! — говорил он себе, неся долгие ночные вахты. — Как я могу отдать ее в руки чудовища?
   Постепенно, из глубин памяти поднимались воспоминания о том, что еще он слышал о лорде Граммеле, воспоминания о деяниях настолько отвратительных и тошнотворных, что Конрад гнал их прочь.
   Тем не менее, он не мог полностью избавиться от подобных мыслей; раздумывая об участи Делоры, он считал, что гораздо более честным поступком будет выбросить ее в пучину морскую еще до прибытия в Антигуа.
   По крайней мере она умрет чистой и невинной.
   Такие мысли терзали Конрада по ночам. Днем же он проклинал собственное малодушие и истеричность, заставляя себя думать, что судьба Делоры — не его дело.
   Те же думы терзали и девушку.
   К тому времени все молодые офицеры на корабле влюбились в пассажирку, и даже матросы провожали ее взглядами, когда она прогуливалась по палубе.
   Конрад старался смотреть на мачты, хотя глаза его невольно провожали фигурку Делоры, пробиравшейся по юту между тремя шлюпками; она двигалась необычайно грациозно, несмотря на то, что море заметно волновалось.
   Конрад уже несколько раз просил Делору не выходить на палубу во время сильной качки, но она лишь смеялась, говоря, что воспитывалась в сельской местности.
   — Я привыкла к свежему воздуху, — говорила она, — и, кроме того, совершенно не боюсь промокнуть — у меня достаточно запасных платьев.
   — Но я беспокоюсь о вашем здоровье. Северные ветры очень опасны, а мне совсем не хочется, чтобы вы слегли с воспалением легких.
   — Я постараюсь не разочаровать вас, капитан!
   Делора всегда улыбалась, и даже когда Конрад пытался говорить жестко, ответом ее была улыбка; он знал, что девушка все равно поступит по-своему.
   Ветер усиливался, корабль словно ожил — заскрипели балки, захлопали паруса.
   Он увидел, что брызги воды обдали юбку Делоры; но та лишь плотнее запахнула плащ.
   — Ей следует спуститься в каюту, — шепотом сказал он.
   В этот момент из бочки впередсмотрящего раздался крик:
   — Парус! Эй, на палубе, вижу парус!
   — Парус!
   Конрад стал вглядываться в море.
   Впередсмотрящий вцепился в мачту, которую довольно сильно качало.
   Капитан заметил, что рядом стоит один из гардемаринов, и приказал:
   — Харис, лезь наверх! Возьми с собой подзорную трубу и расскажи, что ты видишь.
   Гардемарин поспешил выполнять приказ, и вскоре, сквозь рев ветра Конрад услышал его голос:
   — Мне кажется, это французы, сэр. Я вижу их топсели.
   Конрад вздохнул.
   — Матросы, брасопить! — крикнул он и, увидев, что к нему присоединился Диккен, добавил:
   — Объявите сбор, мистер Диккен, и велите готовиться к бою.
   При звуках барабана матросы бросились занимать свои места у пушек; Конрад же спустился на ют, где стояла с тревогой вглядывающаяся в море Делора.
   — Ваше место в каюте, Делора, — сказал он. — Возьмите Эбигейл и оставайтесь в каюте до окончания боя.
   — Ну пожалуйста… — начала она, но Конрад был не 6 настроении спорить. Он подозвал ближайшего офицера.
   — Мистер Летхэм, проводите ее светлость вместе со служанкой в мою каюту, и проследите, чтобы с ними все было в порядке.
   — Будет сделано, сэр! — ответил офицер, явно довольный приказом.
   Беспокоясь за Делору, Конрад старался не смотреть на нее.
   Тем не менее, он заметил улыбку у нее на лице и помахал ей рукой, когда Лэтхэм направился в ее каюту за Эбигейл.
   Несколько минут корабль буквально кипел — люди старались применить в деле то, что отрабатывалось ими с момента отплытия.
   Пушки были расчехлены и готовы к бою, палуба посыпана песком, шланги подсоединены к помпам и брандспойтам.
   Конрад посмотрел на паруса и резко произнес:
   — Велите взять на рифы топсели, Диккен.
   Теперь он видел корабль, к которому они приближались и он, несомненно, был французским.
   Над ним реял красно-бело-синий флаг, и Конрад автоматически взглянул вверх, чтобы удостоверится, что флаг королевского флота тоже занимает надлежащее место.
   В этот момент он услышал голос Диккена:
   — Они открыли огонь, сэр!
   Как было известно каждому английскому капитану, открывать огонь на большом расстоянии от противника было заведомо неверным ходом. До корабля даже не донесся звук выстрела, лишь ветер отнес в сторону белые облачка дыма.
   Конрад всегда считал, что первый залп всеми орудиями борта должен делаться наверняка, чтобы нанести максимальный урон судну противника.
   Но когда корабли сблизились, произошла странная вещь. Французское судно прекратило огонь и резко сменило курс.
   Конрад, повернувшись к правому борту, понял, что произошло.
   Увидев размеры «Непобедимого», французы решили отступить!
   — Мистер Диккен, — спросил он, — какое расстояние от нас до корабля противника?
   — Около полумили, сэр.
   — Спасибо, — ответил Конрад.
   Он отдал приказ добавить парусов, и заметил, что на преследуемом судне сделали то же самое.
   Конрад видел, что французский корабль размерами не уступает «Непобедимому», но он был гораздо старше и явно провел в плавании долгое время.
   Именно поэтому команда его предпочитала вступать в схватку лишь с судами меньших размеров, которые легко подавлялись превосходящим огнем.
   — Если ветер не изменится, мы догоним их, сэр! — восторженно воскликнул Диккен.
   «Непобедимый», идя подо всеми парусами, неумолимо нагонял французское судно, которое, как казалось Конраду, шло на максимальной скорости.
   Расстояние между кораблями все уменьшалось, и наконец Конрад отдал приказ стоящим в полной готовности матросам:
   — Заряжай! Целься! Огонь!
   Гром залпа слился со звуком выстрелов с французского корабля. Конрад услышал, как ядра просвистели над судном, к счастью, не задев мачт.
   Французы поняли, что им не удастся спастись бегством м приняли бой.
   «Непобедимый» окутался дымом; Конрад мог слушать лишь возбужденный голос первого помощника, отдающего приказы.
   Пушки вновь выстрелили и канониры быстро перезарядили их.
   — Беспорядочный огонь! — услышал Конрад.
   По звуку выстрелов он понял, что более опытные канониры стреляют гораздо быстрее, чем новички.
   Он заметил, что ядра французов падают уже поблизости от корабля, поднимая огромные фонтаны воды, которая заливала палубу «Непобедимого».
   И в следующий момент он увидел, как рухнула главная мачта противника, и услышал восторженный рев матросов.
   Теперь французский корабль мог лишь беспомощно дрейфовать.
   Битва должна была закончиться в считанные минуты.
   На воду — чтобы подобрать уцелевших — спустили шлюпки, и Конрад уже готов был отдать приказ идти на абордаж, как вдруг услышал крик:
   — Пожар! Пожар на корабле!
   Огонь, охвативший судно противника, быстро распространялся.
   Дерево старых кораблей обычно высушено временем — не прошло и минуты, как французский корабль превратился в огромный факел.
   Конрад видел, как матросы, пытаясь спастись, бросаются за борт; он понимал, что многие из них оказались в ловушке трюма, из которой не было спасения.
   Когда спасенных доставили на борт, выяснилось, что французский корабль возвращался на родину после трехгодичного плавания.
   На его счету, несомненно, было множество потопленных английских судов; трюмы его были полны добычи, что и помешало французам спастись бегством.
   Когда пленников отправили в трюм, капитан поинтересовался об их собственных потерях.
   — Один из канониров убит, сэр, — доложил Диккен, — из-за взрыва пушки.
   Конрад сжал губы. Это была беда всех кораблей, в особенности оснащенных новыми пушками.
   — Один матрос сломал руку при откате орудия, еще двое были ранены осколками, когда несколько ядер попали в палубу.
   — Кораблю нанесен ущерб?
   — Небольшой, все можно починить и закрасить.
   — Спасибо.
   Только после этого Конрад вспомнил о Делоре, подумав, не испугалась ли она.
   Он хотел было послать Диккена позаботиться о ней, но решил, что лучше пойти самому.
   Начинало темнеть, порывистый ветер сменился проливным дождем.
   Оставив вместо себя первого помощника, Конрад спустился вниз, к каюте, которую он сейчас занимал и куда отправил Делору — во время боя там было безопаснее, чем в капитанских апартаментах на верхней палубе.
   Спускаясь по трапу, он столкнулся с Эбигейл.
   — Все закончилось, сэр? — спросила она со спокойствием, достойным восхищения.
   — Да, Эбигейл. С вашей хозяйкой все в порядке?
   — Она очень хотела видеть вас. Я собираюсь приготовить ей чашечку чая.
   Конрад улыбнулся — Эбигейл, как и большинство английских служанок, считала чашку чая панацеей при всех болезнях.
   — Я уверен, нам всем сейчас не помешает чашка хорошего чая.
   Он знал, что матросы в этот момент думают совсем не о чае, а о глотке рома — но об этом обязательно позаботится Диккен.
   Он открыл дверь каюты, которая была погружена в полумрак — лампа оставалась не зажженной.
   Здесь царила тишина, и Конрад даже подумал, что девушки тут нет. Однако этот же момент он услышал вскрик, и перед ним появилась Делора.
   — Вы… вы в безопасности! Вас не ранило?
   Она почти что выкрикнула это; неожиданно корабль сильно качнуло, и Конраду пришлось обнять девушку, чтобы не дать ей упасть.
   Он ощутил дрожь ее тела, и понял, что страх ее прошел.
   Их взгляды встретились.
   Не осознавая происходящего, ни о чем ни думая, повинуясь импульсу, полностью парализовавшему его волю, Конрад нашел уста девушки своими губами.
   Коснувшись ее рта он понял, что именно об этом он мечтал все время — о той нежности, сладости, трепете и невинности, каких он не встречал никогда в жизни.
   Полностью потеряв контроль над собой, Конрад крепче обнял Делору и ощутил ее сладостное волнение, в котором, как в зеркале отражались и его собственные чувства.
   Он целовал ее страстно, требовательно, и, в то же время, с благоговением, ибо Делора отличалась от всех остальных женщин, когда-либо принадлежащих ему.
   И только усилившаяся качка вынудила его оторваться от ее губ и вернуть себе самообладание.
   — Простите меня, — еле слышно прошептал он.
   Его ужаснул собственный поступок, и сейчас он совершенно не понимал, что ему делать дальше.
   — Я… я люблю вас.
   Она тоже произнесла это шепотом, но капитан прекрасно расслышал слова.
   — Я знаю… что полюбила вас… с первой встречи… с тех пор… как я поняла, что мои молитвы были услышаны… и Бог послал мне избавителя!
   Сверхчеловеческим усилием воли Конрад отнял руки от Делоры, оставив ее держаться за ближайший стул, привинченный к полу.
   Он пересек каюту и остановился у иллюминатора, вглядываясь вдаль — над морем уже начала сгущаться тьма — и тщетно пытаясь понять, почему так стучит его сердце, и как разрешить все терзавшие его душу вопросы.
   Он не двигался; Делора с трудом добралась до кресла и рухнула в него.
   Конрад чувствовал, что девушка смотрит на него, и, даже не поворачиваясь, мог сказать, что взгляд ее полон немого вопрошания и изумления.
   Наконец, к Конраду вернулся дар речи.
   — Мы должны забыть о том, что сейчас произошло. Я бы никогда не позволил себе подобного, не будь окрылен победой.
   В повисшем молчании раздался тихий голос Делоры:
   — Вы… вы хотите сказать… что… сожалеете о… о том, что поцеловали меня?