Картленд Барбара. Смех, свет и леди

   Граф улыбнулся, и, приблизив губы к ее губам, проговорил:
   — Я сам хотел бы тебя оберегать!
   — Наверное, любовь заставляет каждого стремиться защищать любимого человека, оберегать его от ран духовных и ран телесных.
   — О Боже, как я люблю тебя!
   Он начал целовать ее снова, его поцелуи были неистовыми, страстными, и Минелла почувствовала, что уже не в состоянии думать. Она знала лишь, что сияние, исходящее от них обоих, становится все ярче и ярче.
   Они стали частью друг друга, и ничто, даже таинство брака, не могло сблизить их еще больше.
   Прошло много времени, пока граф наконец не сказал:
   — Моя любимая, ты устала, и тебе нужно лечь спать.
   Минелла вопросительно взглянула на него, и он добавил:
   — Ты знаешь, что я не сделаю ничего, что могло бы тебя опечалить, и хотя это будет очень нелегко, мы подождем, пока я не стану свободен, и не смогу взять тебя в жены. До того времени мы не будем жить как супруги, как бы мне этого ни хотелось.
   Минелла счастливо вздохнула и спрятала лицо у него на груди, а граф проговорил, словно размышляя вслух;
   — Будет очень неловко просить у капитана еще каюту, притом что он уже сказал нам, что корабль переполнен. Однако я могу весьма удобно устроиться здесь на кресле, а утром войду в нашу комнату до того, как придет Хайс.
   Минелла посмотрела на привинченные к попу кресла и поняла, что их нельзя даже составить вместе, чтобы граф мог вытянуть ноги.
   Она нерешительно произнесла:
   — У меня появилась мысль… Но, боюсь, она может тебя шокировать. Граф улыбнулся.
   — Не думаю, что ты чем-то можешь меня шокировать, моя любимая, однако я слушаю.
   — Одним словом, папенька однажды рассказывал мне об одном довольно странном шведском обычае, который у них называется «связка». Когда очень холодно, двое могут лечь вместе в одну кровать, чтобы было теплее… но им нельзя… касаться друг друга.
   — Ты предлагаешь и нам так сделать?
   — Предположим, — так же нерешительно продолжала Минелла, — я лягу в постель… а вы ляжете поверх одеяла и накроетесь вторым… Ведь тут, наверное, есть еще одеяла?
   Минелла зарделась и на мгновение замолчала.
   — Возможно, — сказала она, поколебавшись, — вы сочтете нескромным такое предложение… Но я не хочу, чтобы вам было неудобно.
   — Я обожаю тебя, — тихо сказал граф, — и люблю тебя еще больше да то, что ты такая практичная и думаешь обо мне.
   Пока она умоляюще смотрела на него, ища в его лице признаки осуждения, губы графа нашли ее губы, и когда он поцеловал ее, она забыла обо всем на свете, кроме того сладостного чувства, которое пробуждали в ней его поцелуи.
   Потом он отстранился, поднял Минеллу на ноги и сказал:
   — Я готов целовать тебя всю ночь, но хочу, чтобы утром ты выглядела красивой и свежей, чтобы каждый мужчина на корабле завидовал мне.
   — Я никогда не бывала в обществе, где столько мужчин!
   Они шли к двери, но при этих словах граф остановился и снова обнял Минеллу за талию.
   — Предупреждаю тебя, — сказал он, — что я буду отчаянно, дико ревнив, и если ты станешь заглядываться на другого мужчину, я запрещу тебе выходить из каюты до самого Египта. А потом отвезу тебя домой и запру в подземелье замка, и ты будешь сидеть в темнице, пока мы не поженимся!
   Минелла рассмеялась счастливым смехом.
   — Вам не нужно тревожиться, — сказала она. — Пока я не встретила вас, я была уверена, что в мире нет другого мужчины, столь же привлекательного, как мой папенька, а теперь я знаю, что никто не может быть таким замечательным, как вы и так… волновать сердце.
   Перед последними словами она сделала небольшую паузу и залилась очаровательным румянцем.
   Граф повел ее в спальню и, посмотрев на кровать, убедился, что она удобна и достаточно широка, чтобы два человека могли улечься рядом, и при этом между ними оставалось бы расстояние.
   Нашлось и ватное одеяло, поскольку Хайс, как и рассчитывала Минелла, сделал все, чтобы хозяевам было как можно удобнее, а также два белых пушистых пледа, аккуратно уложенные в один из встроенных в стену шкафчиков.
   Взглянув на них, Минелла улыбнулась.
   — Вот видите, я была права! — сказала она.
   — Я вижу только, что буду спать со всеми удобствами, — ответил граф и поцеловал ее снова.
   Потом он взял с кровати свою пижаму и пошел в гостиную.
   — Позови меня, когда ляжешь в кровать, — сказал он по дороге. — Не хочешь, чтобы я помог тебе расстегнуть платье?
   — Я… справлюсь сама, — ответила Минелла. Она стояла и смотрела, как он идет к двери, а когда граф был уже у порога, сказала:
   — Обещайте мне, что вы… не будете шокированы, если я предложу… Возможно, было бы лучше, если бы я… ночевала в гостиной, потому что я… меньше вас и могла бы… свернуться калачиком.
   Граф протянул к ней руки, и Минелла бросилась ему в объятия.
   — Сегодня мы испробуем твой план, — сказал он, прижимая ее к себе, — а завтра, если тебе захочется чего-то другого, скажи мне, и мы что-нибудь придумаем. Однако, мое сокровище, я хочу, чтобы ты доверяла мне.
   — Конечно же, я доверяю! — сказала Минелла.
   Она произнесла это так, словно ее удивили его слова, и граф понял, что она действительно не догадывается, что он имеет в виду.
   Выйдя в гостиную и закрыв за собой дверь, граф подумал, что ни к одному мужчине судьба не могла быть более благосклонна, чем к нему.
   Он не смел и надеяться найти в высшем обществе, где он вращался, не говоря уже о гейети герлз, столь чистую и непорочную и в то же время такую образованную и интересную девушку, как Минелла.
   Беседуя с ней в замке, граф был поражен ее начитанностью и точностью суждений. У него не укладывалось в голове, почему девушка такого ума хочет сделать карьеру на сцене.
   Гейети герлз, такие, как Герти и Нелли, были красивы и очаровательны, но образованному и умному мужчине не могли предложить ничего.
   Ни с одной женщиной за всю свою жизнь граф не мог завести разговор о вещах, о которых он говорил с Минеллой.
   Он подошел к иллюминатору и, глядя на далекий берег, подумал, что она обогатит его жизнь и откроет ему новые горизонты, которых он не знал прежде.
   Все это казалось тем более удивительным, что она была так юна.
   Однако граф знал, что ни одна женщина прежде так его не пленяла.
   Он желал ее страстно и не уставал восхищаться ее красотой.
   Вместе с тем привлекательность Минеллы заключалась не только в физической красоте, но и во врожденной одухотворенности, которая означала такую чистоту помыслов, о которой граф мог только мечтать и уже почти отчаялся встретить в реальной жизни.
   «Я люблю ее!»— сказал он себе и с мукой подумал, сколько пройдет времени, пока он сможет жениться на ней.
   Граф как раз переоделся в пижаму, когда Минелла позвала его из спальни.
   Войдя, он увидел, что она погасила все лампы, кроме той, что стояла у самой кровати. Светлые волосы Минеллы рассыпались по ее плечам точно так, как в ту ночь, когда граф проник в ее спальню через скрытую дверь.
   Еще тогда, глядя на нее, он понял, хотя не осмеливался признаться в этом даже себе самому, что хочет, чтобы она стала его женой, хочет видеть собственного ребенка, прижимающегося к ней во сне.
   Он подошел к кровати и увидел, что Минелла очень смущается. Ома старалась не встречаться с ним взглядом, и щеки ее слегка порозовели.
   — Я… Я положила подушку посередине, — неуверенно проговорила она. — Папенька говорил мне, что так делают в Швеции… Я подумала, что вам будет удобнее…
   На губах графа мелькнула улыбка, но он ничего не сказал.
   Он просто сел на кровать рядом с Минеллой и взял ее руку в свою.
   — Ты знаешь, что я люблю тебя, моя красавица, и настанет день, когда ты станешь моей целиком. Он будет не только радостным для нас обоих, но и священным, и мы будем помнить его всю нашу жизнь.
   Граф говорил очень торжественно и почувствовал, как пальцы Минеллы сжали его запястье.
   — Я… Я боюсь, — прошептала она. — Я… совсем ничего не знаю об этом… Маменька никогда не говорила мне, как это бывает, но… если это похоже на твои поцелуи, значит, это самое лучшее и изумительное, что дал людям Бог.
   — Именно так, — сказал граф. — А теперь спокойной ночи, моя дорогая, и обещай, что будешь видеть во сне меня.
   Минелла рассмеялась.
   — Иначе и быть не может!
   — Граф поцеловал ей руку, потом взял лампу и, обойдя кровать, лег с другой стороны.
   Лежа на одеялах, он чувствовал подушку, которую Минелла положила между ним и собой. Граф накрыл себя половиной ватного одеяла, и Минелла с тревогой спросила:
   — Вы не замерзнете?
   — Не волнуйся, — успокоил ее граф. — Поверь, что будучи в полку, мне частенько приходилось спать на земле, и я готов снова это сделать, если ты захочешь, чтобы я перешел в другую каюту.
   — Мне нравится, что вы рядом, — сказала Минелла. — С вами я чувствую себя в безопасности, хотя и боюсь, что сделаю что-то не правильно и вы рассердитесь.
   — Я никогда не буду на тебя сердиться, — ответил граф и погасил лампу.
   — Нелли сказала, что вы страшный мужчина. И я тоже так думала, когда впервые увидела вас.
   — А теперь? — спросил граф в темноте.
   — Теперь я думаю, что вы самый замечательный, самый лучший мужчина! И я буду благодарить Бога в своих молитвах за то, что вы любите меня.
   — Тогда помолись и спи, — тихо сказал граф, — Спокойной ночи, моя любимая.
   — Спокойной ночи, — шепнула Минелла. Она начала молиться, но, еще не закончив молитвы, уснула, потому что очень устала.
   Граф долго лежал с открытыми глазами, слушая ее нежное дыхание, и думал, что он, хотя и не заслужил этого, сейчас стоит у райских врат.

Глава 7

   В Бискайском заливе море было неспокойно, и Минелла была рада, что граф рядом. С ним было не так страшно.
   Она заметила, что он ни разу не коснулся ее, если не считать того, что поцеловал ей руку на ночь.
   Она решила, что таким образом он хочет показать ей, что любит ее и уважает, как свою будущую супругу.
   Однако Минелла сама безумно любила его и каждую минуту мечтала о его поцелуях.
   Она знала, что, как только они останутся в гостиной одни, она вновь будет таять в его объятиях и унесется в рай, существующий лишь для влюбленных.
   Волны тяжело били в корабль, заставляя его вздрагивать всем корпусом. К счастью, Минелла не страдала морской болезнью, но была очень испугана.
   За обедом капитан сказал, что ветер усиливается и спросил у Минеллы:
   — Вы хороший моряк, миледи?
   — Надеюсь, — ответила Минелла. — Только я первый раз в море.
   — Тогда мы должны сделать все, чтобы у вас не осталось неприятных воспоминаний, — улыбнулся капитан.
   После обеда Минелла и граф некоторое время беседовали с офицерами, а потом пожелали всем спокойной ночи и отправились к себе в каюту.
   Впервые за время плавания Минелла почувствовала, что ей трудно идти, и взяла графа под руку.
   Как только они уединились в своей гостиной, граф усадил Минеллу в кресло рядом с собой и целовал ее до тех пор, пока она не забыла и о море, и о качке — обо всем, кроме того, какой он восхитительный.
   Но когда они легли спать, море разбушевалось еще сильнее. Волны теперь не просто раскачивали судно, а швыряли его, словно щепку, из стороны в сторону. Корабль то взлетал на высокий гребень волны, то стремительно падал вниз, и Минелла не на шутку испугалась.
   Она коснулась руки графа и прошептала:
   — Вам не кажется, что мы можем перевернуться и… пойти ко дну?
   Он нащупал в темноте ее руку и, сжав пальцы Минеллы, ответил:
   — Нам ничто не грозит, мое сокровище. Эти корабли способны противостоять штормам гораздо более сильным, чем этот.
   — Мне так страшно… Я ничего не могу с собой поделать!
   — Я тебя понимаю, — сказал граф, — но наш капитан — мастер своего дела, и я совершенно уверен, что если нам суждено умереть, то не от того, что мы потонем.
   Минелла не отняла руку, и он очень нежно обнял ее за плечи.
   — Я так счастлива, что вы здесь, рядом со мной, — шепотом сказала Минелла. — Если бы вас не было, я бы, наверное, от страха забралась с головой под одеяло и молилась бы без перерыва.
   — Вместо этого мы лучше поговорим о нас, — сказал граф, — и это даст тебе пищу для размышлений.
   — Мне трудно думать о чем-то другом, кроме вас.
   — Я рад это слышать, — отозвался граф. — А теперь позволь мне посвятить тебя в мои планы.
   Его тон встревожил Минеллу, и она взволнованно спросила:
   — Каковы же они?
   Она больше не боялась, потому что граф обнял ее, и хотя он не поцеловал Минеллу, она чувствовала его лицо совсем рядом.
   — Я сказал капитану, — начал граф, — что у меня есть важное сообщение для нашего посла в Италии от ее величества королевы. Он не собирался заходить в Неаполь, но согласился сделать это, чтобы я мог выполнить поручение.
   Минелла внимательно слушала, но пока не совсем понимала. А граф продолжал:
   — На самом деле я собираюсь увидеться с моей женой и просить ее, чтобы она дала мне свидетельство, необходимое, чтобы начать бракоразводный процесс сразу, как только мы вернемся в Англию.
   — Это значит, что газеты напишут о нем? — спросила Минелла. Граф вздохнул.
   — Боюсь, что так, и я очень тревожусь насчет того, что сочинят наши ретивые репортеры. Однако нельзя допустить, чтобы ты оказалась вовлечена в эту историю, а значит, нам нельзя будет встречаться какое-то время.
   Минелла невольно вскрикнула.
   — О нет, я этого не перенесу!
   — Больше нам ничего не остается, — негромко сказал граф. — И я думаю, не лучше ли было бы тебе уехать к своей тетушке или, если это невозможно, остаться в Каире с моей матерью.
   Минелла молчала, и граф, словно размышляя вслух, продолжал:
   — Слушание начнется лишь через несколько месяцев, и к тому времени люди, которые будут видеть нас вместе в Каире, непременно решат, что мы поссорились и расстались.
   Голос его стал резким:
   — Не могу выразить словами, как мне ненавистна сама мысль о том, что кто-то может приписать тебе недостойное поведение моей настоящей жены.
   Он сделан паузу и быстро добавил:
   — Однако в настоящее время единственное, что мы можем сделать, это постараться поменьше попадаться людям на глаза. Разумеется, я найму самых лучших адвокатов.
   Воцарилось молчание. Потом Минелла сказала чуть слышно:
   — Если все это вам так ненавистно, может быть… вам лучше не жениться на мне.
   Рука графа, лежащая на ее плечах, напряглась.
   — Ты действительно думаешь, что я позволю себе тебя потерять? — спросил он. — С каждой минутой я влюбляюсь в тебя все больше, и до встречи с тобой я не знал, что такое счастье.
   — Вы говорите… искренне?
   — Я думаю, что теперь, когда мы знаем друг друга так близко, ты сама можешь ответить на этот вопрос.
   — И вы тоже всегда будете знать, если я покривлю душой.
   — Ты никогда больше не станешь меня обманывать, — сказал граф. — Да, собственно, ты и не обманула меня своим спектаклем, и пока ты пыталась убедить меня в одном, мои чувства говорили мне совсем другое.
   — Вы действительна поверили, что я такая же… безнравственная, как Нелли и… Герти?
   От графа не укрылось, что она намеренно пропустила имя Конни, и он тихо сказал:
   — Ты говорила, что нужно думать о себе в том качестве, в которой ты сейчас, а в данное время ты играешь роль моей жены и станешь ею, как только позволит закон.
   Он покрепче обнял ее и добавил:
   — А графиня Винтерборн не знает ничего о гейети герлз, кроме того, что видно из ложи! Минелла негромко рассмеялась и сказала:
   — Мне очень понравилось представление. Девушки были такие красивые, и музыка — тоже.
   — Ты будешь помнить только то, что видела на сцене, а не за кулисами, — твердо сказал граф.
   — Конечно, если вы этого хотите, — просто ответила Минелла.
   — Я обожаю тебя! — воскликнул он. — Но сейчас, моя любимая, я думаю, тебе нужно постараться уснуть. Надеюсь, утром море успокоится, но если ты вдруг испугаешься, вспомни, что я рядом с тобой.
   — Мне так хорошо, когда ты меня обнимаешь, — прошептана Минелла. — Возможно, я мота бы разыграть испуг.
   Граф рассмеялся и сказал:
   — Я сразу узнаю, когда ты начнешь играть, так что засыпай. Уверяю тебя, корабль в безопасности.
   С большой неохотой Минелла отвернулась от него и закрыла глаза.
   Она подумала о том, как тяжело ему будет пережить скандал и неизбежные сплетни, и спросила себя, что она может сделать, чтобы это предотвратить.
   У нее мелькнула мысль, что, может быть, она будет должна расстаться с ним.
   И тогда Минелла принялась молиться духу своего отца:
   «Помогите мне, папенька! Помогите мне по — » ступить правильно! Вы знаете его мир намного лучше, чем я, а я не переживу, если его положение при дворе пострадает и если его друзья будут потешаться над ним!«
   Она заснула, не переставая молиться.
 
   Наутро тревога не покидала Минеллу, и даже ослепительная красота Средиземноморья не могла рассеять тень, омрачавшую ее счастье.
   Вечером незадолго до прибытия в Неаполь они обедали вдвоем в своей каюте, и, когда стюард ушел, Минелла сказала графу:
   — Мне хотелось бы с вами поговорить. Граф вопросительно посмотрел на нее, а Минелла сказала очень серьезно:
   — Устраивайтесь поудобнее и выслушайте меня.
   Граф сел в одно из больших кресел и протянул руки к Минелле, но она лишь покачала головой и села на коврик возле его ног.
   В бледно-голубом платье, отделанном шифоном, нежным облаком окутывающим ее белоснежные плечи и шею, с золотистыми волосами и доверчивым взглядом больших глаз она была похожа на маленького ангела, рассматривающего землю с летнего неба.
   До сих пор граф не знал женщины, чьи глаза были бы так выразительны и которая умела бы так поэтично и вместе с тем ясно выражать свои чувства.
   Он ничуть не кривил душой, когда говорил Минелле, что с каждой минутой влюбляется в нее все сильнее.
   Он знал, что неожиданно для себя обрел то, что иные мужчины ищут всю жизнь, — идеальную любовь и женщину, которая является частью его самого.
   Пока он был пресыщенным, циничным аристократом, готовым насмехаться надо всем, что было возвышенно или даже священно, Минелла благополучно прошла через все опасности, которые встретились ей на пути к Лондону и в самом городе.
   Граф отлично знал, что ей угрожало, и не сомневался, что чистота и невинность Минеллы и послужили ей самой надежной защитой.
   Теперь он переменился и дал себе клятву в будущем защищать ее от любых обид и любой грязи, которая могла повстречаться ей в жизни, и знал, что, как только его дела будут улажены, они с Минеллой обретут взаимное счастье.
   Единственная трудность заключалась в том, что развод с женой повредил бы его положению при дворе и обеспокоил бы его родственников, особенно учитывая, что граф стоял во главе семейства Винтерборнов.
   Он посмотрел на Минеллу и, встретив ее умоляющий взгляд, спросил:
   — В чем дело, мое сокровище?
   — Я думаю о завтрашнем дне.
   Лицо графа помрачнело. Ему совсем не хотелось снова встречаться со своей женой и с человеком, который вместе с ней устроил тот подлый заговор и был отцом ее ребенка.
   Граф не говорил об этом Минелле, поскольку знал, что она не поймет, но юридически отцом ребенка, рожденного его женой, считался он, и если это был мальчик, он со временем унаследовал бы титул.
   Впрочем, граф был так зол на свою жену, что даже не стал интересоваться полом ребенка и не отвечал на ее письма с просьбой о разводе.
   Однако он не имел никакого желания унизиться до взглядов своей жены и ее любовника и поэтому продолжал выплачивать Ольвии содержание, которое назначил ей, когда они поженились.
   Это была весьма значительная сумма, и банк графа переводил ее на счет в Неаполе каждый квартал.
   Мрачным тоном, которого Минелла не слышала от графа с тех пор, как они признались друг другу в любви, граф промолвил:
   — Я не имею никакого желания думать о завтрашнем дне, но, к сожалению, от этого никуда не денешься.
   — Я знаю, — сказала Минелла, — и… потому что я люблю вас… у меня появилась одна мысль.
   — Какая?
   Она не касалась его, но граф чувствовал, что Минелла дрожит, и видел румянец на ее щеках. Едва слышным голосом она произнесла:
   — Когда мы только взошли на корабль, вы сделали мне предложение, от которого я… отказалась.
   — Ты знаешь, что я сделал его только потому что, хотя я любил тебя, я понятия не имел, кто ты такая на самом деле и не ведал еще, что ты воплощаешь в себе мой идеал женщины.
   — Я рада слышать это от вас, — грустно сказала Минелла, — но, понимая, как больно ранит вас развод и все, что за этим последует, я готова принять ваше предложение.
   С этими словами Минелла уткнулась лицом в колено графа, словно боялась поднять на него взгляд.
   Несколько мгновений граф молчал. Потом он тихо сказал:
   — Теперь я знаю, моя любимая, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, и я всегда буду помнить то, что ты сказала сейчас, и хранить это в моем сердце.
   Он поднял ее с пола, усадил в кресло рядом с собой и, обняв, прижал к себе.
   — Но мой ответ, мое сокровище, будет» нет «!
   — Но… почему?
   — Потому, — сказал граф спокойно, — что я хочу, чтобы ты жила не тайно в Челси или в Сент-Джон-Вуд, как я вначале глупо предложил, а в моем доме, открыто, в качестве моей жены.
   Он поцеловал ее волосы и добавил:
   — Ты станешь графиней Винтерборн, будешь со мной каждый день и каждую ночь.
   От того, как он это сказал, Минелла чуть не заплакала.
   — Я пыталась… помочь вам, — прошептала она.
   — Я знаю, — ответил граф, — но того, что ты предлагаешь, мне мало. Я хочу, чтобы ты была моей полностью и абсолютно. Моей от макушки до красивых маленьких ножек, моей с каждым дыханием, с каждой мыслью. Ты моя, Минелла, и я не могу жить без тебя!
   Потом он поцеловал ее, поцеловал отчаянно, требовательно, властно и стало невозможно говорить еще.
   И все же, когда они поехали в Неаполь, Минелла чувствовала страх, ибо видела, что граф в плохом настроении, и боялась того, что может случиться, если он увидит свою жену.
   В другое время она восхищалась бы видом Неаполя, возвышающегося над гаванью, его блестящими крышами и шпилями, яркостью его красок.
   Повсюду разливался тот особенный свет, которым, как она читала, славятся пейзажи Италии.
   В библиотеке поместья Хейвудов было немало путеводителей, и Минелла знала историю этого города. Она жалела лишь, что они не могут задержаться на день и съездить в Помпею.
   Она видела могучий силуэт Везувия на фоне синего неба, но сейчас все было не важно, кроме тяжкого испытания, которое предстояло пережить графу, а Минелла была не в силах спасти его от этой участи.
   На причале их уже ждал экипаж, запряженный парой лошадей.
   Моряки, одетые в парадную форму, отвезли Минеллу и графа к берегу в шлюпке.
   Для этой поездки Минелла выбрала чудесное летнее платье цвета молодой зелени, отороченное белыми кружевами.
   На голове у нее была шляпка с широкими полями, украшенная белыми розами.
   В этом наряде Минелла выглядела юной и свежей, как сама весна.
   Пока они ехали по узким улочкам, где на веревках, протянутых между домами, сушилось белье, граф не произнес ни слова.
   Неаполь очаровал Минеллу, но она не стала выражать своего восхищения вслух, понимая, что сейчас не самое подходящее время для этого.
   Экипаж привез их в верхнюю часть города и остановился возле весьма живописного домика.
   Граф не двинулся с места, и Минелла, скользнув рукой в его руку, тихо сказала:
   — Да поможет вам Бог, любимый!
   Она почувствовала, как он быстрым движением пожал ей руку.
   Потом, словно бросаясь в атаку, граф расправил плечи и вышел из экипажа.
   Он велел кучеру подождать, и Минелла открыла белый зонтик, который взяла с собой, чтобы укрыться от жаркого солнца.
   Больше всего она боялась, что жена графа вовсе откажется с ним разговаривать, и тогда все их планы можно считать похороненными.
   Но дверь в конце длинной дорожки из каменных плит отворилась, граф вошел в дом, и Минелла с облегчением подумала, что хотя бы одно препятствие устранено.
   Теперь она ничего не могла сделать, ей оставалось только молиться, как молилась она все эти дни, о том, чтобы в Англии не узнали о разводе графа Бинтерборна. В конце концов, поскольку его жена жила в Италии, это было вполне возможно.
   — Прошу тебя. Боже, прошу тебя, — повторяла она снова и снова.
   Потом, внезапно подумав, что только отец может ей помочь, она обратилась к нему:
   — Папенька, вы знаете лучше, чем я, как он будет страдать, если об этой ужасной истории напишут в газетах! Но я люблю его, и я знаю, что мы можем быть счастливь, как были счастливы вы с маменькой. Пожалуйста, пожалуйста, пусть все кончится хорошо и… быстро!
   Минелла была так чиста, что даже не понимала, как нелегко было графу лежать рядом с ней ночью и не касаться ее.
   В то же время, она чувствовала его желание, когда он целовал ее. После того, как море немного успокоилось, он перешел спать в гостиную.
   Она не стала спрашивать почему, но инстинктивно чувствовала, что он боялся нарушить правила, которые сам для себя установил, и поэтому покинул ее.
   — Он такой хороший, такой замечательный! — шептала Минелла. — Я хочу быть его женой и родить ему сына, который будет любить замок так же, как он.
   Казалось, прошла вечность прежде, чем дверь дома открылась, и вышел граф.