Картленд Барбара. Танцуя на радуге

   «Мне надо увидеть Ингрид!» — подумала Лоретта.
   Лакей прошел вперед и распахнул дверь Серебряного салона.
   Ингрид, выглядевшая необыкновенно красивой, сидела в одном из золоченых кресел, обитых синим бархатом.
   Когда Лоретта вошла в комнату, ее кузина подняла голову и воскликнула:
   — Любовь моя, ты вернулась рано! Я так тревожилась! Мне сказали, что ты уехала в неизвестной карете до того, как Фабиан заехал за тобой.
   Лоретта глубоко вздохнула, но прежде чем она успела начать свой рассказ, в комнату вошел Хью, и Ингрид тотчас повернулась к нему.
   — Ничего не случилось, Хью? — спросила она взволнованно. — Зачем этот человек хотел тебя видеть?
   Маркиз молча подошел к ней и посмотрел на нее с особым выражением в глазах, которое Лоретте показалось очень трогательным.
   — Моя жена умерла три дня назад. И теперь, любимая, я могу просить тебя выйти за меня замуж.
   Ингрид вскрикнула от счастья, и на глаза Лоретты навернулись слезы.
   Они обнялись, и Лоретта поняла, что в эту минуту им хотелось бы остаться одним.
   Они даже не заметили, когда она выскользнула из комнаты.
   Взбежав по лестнице, Лоретта вошла в свою спальню и тут поняла, что ей следует сделать. Немедленно вернуться домой.
   Во-первых, Ингрид и Хью после всего пережитого должны побыть одни. Начинается новая глава их жизни, и все посторонние тут лишние.
   Во-вторых, она сама приняла решение, определяющее ее будущее.
   Лоретта позвонила, а когда вошла Мари, распорядилась, чтобы та упаковала все ее вещи, так как рано утром они уедут.
   — Так скоро, миледи? — простонала Мари. — Я так счастлива в Париже. Я не хочу возвращаться в Англию.
   Лоретта чуть было не сказала, что, возможно, вернуться ей придется на краткое время, но тут же испугалась, как бы не накликать беды, предвосхищая события.
   Ее терзала мысль, что Фабиан, узнав, как она его обманывала, рассердится на нее.
   К тому же он так мало считается с условностями и не терпит никакого принуждения, что, возможно, не согласится жениться на невесте, которую выбрал для него отец.
   Он предпочтет бросить вызов свету, пренебречь всем и бежать с замужней женщиной!
   Лоретта задавала себе миллионы вопросов и ночью, когда не могла сомкнуть глаз, и когда рано утром они с Мари ехали на вокзал, прежде чем Ингрид проснулась.
   Ночью она написала два письма.
   Первое — Ингрид, благодаря ее за доброту и чуткость.
   Она добавила, как она рада, что ее кузина может наконец выйти за любимого человека.
   Письмо она закончила так:
   Ты не поймешь, но, возможно, придет день, когда я смогу объяснить тебе, что хочу стать женой человека, которого люблю. Это не кончится плохо, как ты полагала, а наоборот, будет хорошо, бесконечно хорошо для нас обоих.
   У тебя с Хью любовь, которая побеждает все, перед которой остальное бледнеет и исчезает, и я обрела такую же… но, прошу НЕ говори Фабиану, кто я такая. Остается еще много трудностей и помех.
   Фабиану она написала:
   Я люблю вас… я люблю вас всем сердцем… но, быть может, когда вы узнаете, как я обманывала вас, вы перестанете меня любить, и это будет моя вина, наказание мне за то, что я решилась на такой неслыханный поступок и приехала в Париж одна.
   Я, как и вы, искала кого-то, о ком грезила, кого-то, с кем, мне казалось, я никогда не встречусь. Так, может быть, вы простите меня.
   Лора.
   Что он подумает, когда прочтет письмо, спрашивала себя Лоретта. Конечно, он догадается, что она вернулась в Англию, но захочет ли он поехать за ней туда?
   Быть может, он вернется к прежней своей жизни и, главное, к мадам Жюли Сен-Жервез.
   «В его жизни было столько женщин, а я — падучая звезда, которая на секунду привлекла его внимание, чтобы тут же быть забытой», — подумала Лоретта.
   А в поезде, увозившем ее в Кале, мысль о том, что она потеряла Фабиана, раздирала ее сердце, и она была готова кричать от боли.
   Потеряла любовь, которая окутывала ее так, что она не могла ни думать ни о чем, ни чувствовать ничего, кроме любви.
   «Я люблю его, я люблю его!». — твердила она себе без конца.
   Мари, дувшаяся из-за такого внезапного отъезда в Англию, внезапно наклонилась к ней и спросила с тревогой:
   — Вам нездоровится, миледи? Вы такая бледная. Уж не простудились ли вы?
   — Нет, Мари, я чувствую себя прекрасно, — умудрилась ответить Лоретта. Но она-то знала, что это далеко не так.
   С этих пор почувствовать себя прекрасно она сможет, только если рядом будет Фабиан, защищая ее, оберегая, любя.
   В миллионный раз она спрашивала себя, правильно ли она поступила, уехав, не увидевшись с ним.
   Если бы не смерть жены Хью, не ощущение, что ее присутствие будет стеснять Ингрид и Хью в такие важные для них минуты, она могла бы признаться Фабиану во всем, когда он приехал бы утром, как обещал.
   Но она так смертельно боялась увидеть в его глазах разочарование.
   В ее ушах звучали слова Ингрид, которая с такой уверенностью сказала в их первом разговоре.
   «Фабиан не обратит на тебя внимания, если будет думать, что ты — jeune fille».
   А потом еще добавила, что он ни с одной в жизни слова не сказал, кроме родственниц, разумеется.
   Так как же он, познакомившись с ней, якобы замужней дамой, отнесется к правде, когда узнает ее?
   А она не просто jeunt fille, но еще и выбрана ему в невесты его отцом! Ей не нужно было объяснять, что Фабиан, хотя и любил отца, не терпел попыток дюка обходиться с ним, точно с несовершеннолетним.
   «Он такой сильный мужчина, такой яркий характер, — размышляла Лоретта. — Естественно, он хочет быть полностью независимым и самому решать для себя все».
   И чем больше она думала обо всем этом, тем больше угасало ее счастье и тем глубже разверзалась пропасть между ней и Фабианом.
   А поезд мчал и мчал ее все дальше от него, все ближе к Кале.
   Они с Мари успели на дневной пароход до Дувра.
   Потом последовало долгое и утомительное ожидание местного поезда на узловой станции.
   Из Дувра Лоретта послала телеграмму, чтобы ее встретила карета, и почувствовала большое облегчение, когда сошла с поезда и увидела ее.
   Но все равно ей было трудно думать о чем-нибудь, кроме Фабиана.
   Фабиан рассказывает ей о своей любви, Фабиан сжимает ее в объятиях, Фабиан взбирается на балкон графа, чтобы спасти ее.
   Фабиан! Фабиан!
   Она знала, что, если ей не суждено его больше увидеть, воспоминания о нем будут преследовать ее до конца жизни, и умрет она с его именем на устах.
   Наконец она оказалась дома, в своей постели, измученная дорогой, радуясь, что час уже поздний и можно избежать встречи с кузиной Эмили.
   У нее было ощущение, что она отсутствовала сто лет и жила совсем иной жизнью на другой планете.
   И все равно существовал только Фабиан.
   Ее последней мыслью, перед тем, как ею все-таки овладел сон, было воспоминание о его поцелуях.
   Когда она проснулась утром, ей показалось, что дни в Париже были только сном.
   Против обыкновения она не вскочила с постели, чтобы поскорее отправиться на верховую прогулку.
   Даже лошади ее перестали интересовать.
   Правда, у нее мелькнула мысль, что Кристофер будет ждать ее днем на обычном месте, если отправить к нему Бена с запиской.
   И тут в первый момент с ее возвращения домой у нее на глаза навернулись слезы.
   Теперь и она, подобно всем женщинам, любившим Фабиана, оплакивала его потерю.
   Один краткий чудесный миг она удерживала его, и он говорил ей о своей любви.
   А она отшвырнула эту любовь, или, вернее, став самой собой, она его потеряла.
   И потеряла в жизни все, ради чего стоило жить, все, что ей было необходимо и теперь, и в будущем.
   В конце концов она встала с постели на исходе утра и спустилась вниз.
   — Ваша милость не поедет верхом? — спросила Сара, помогая ей одеться.
   — Нет. Сегодня нет, — ответила Лоретта.
   Вместо этого она приказала в конюшне заложить тележку, в которой часто ездила по окрестностям.
   Взяв с собой Бена, она поехала в деревню к Мари.
   Просто потому, что Мари была с ней во Франции и казалась какой-то связью с Фабианом, ей хотелось увидеть ее, поговорить с ней. Только с ней и ни с кем больше.
   Мари, увидев ее, пришла в восторг.
   — Bonjour, milady! — сказала она. — Я рада, что вы приехали! Мне грустно, так грустно снова вернуться в Англию. Мне так не хватает ma belle France^[22].
   — Мне тоже, — ответила Лоретта, зная, что не хватает ей только одного человека.
   Мари сварила ей кофе, а потом сказала тоном, означавшим, что она расчувствовалась:
   — Не надо тревожиться, ma petite. Вы станете женой маркиза, и вы оба будете очень счастливы!
   — Ах, Мари! — вскричала Лоретта. — Наверное, теперь, когда он понял, что я его обманывала, он не захочет жениться на мне.
   Мари засмеялась:
   — Это неправда! Monsieur le marquiss влюблен. Один слуга сказал мне, что он любит вас, как не любил ни одну другую даму!
   — Почему он это сказал? — спросила Лоретта. — И как он может знать?
   Мари снова засмеялась:
   — Французы понимают l'amour. Кучер monsieur le marquis говорил мне, что никогда его хозяин не чувствовал к какой-нибудь даме то, что он чувствует к вам.
   «Но все-таки откуда он мог узнать?» — логично подумала Лоретта.
   Но почему-то логике вопреки слова Мари ее очень подбодрили. И назад она ехала с более легким сердцем. Позавтракала она в одиночестве.
   Потом вышла в сад и быстрым шагом направилась через лужайку к живой изгороди из тисов, укрывавших розовый сад.
   В центре сада был маленький фонтан, совсем не похожий на фонтан в Булонском лесу.
   Но все-таки струи взметались вверх, пусть всего на несколько футов, и солнечные лучи преломлялись в них крохотными радугами. Радуги эти словно бы вспыхивали в ней, как тогда, когда Фабиан ее поцеловал.
   — Никогда ни к одному мужчине я не почувствую ничего подобного! — сказала она себе.
   И на нее нахлынула невыносимая боль при мысли, что он так далеко, не только если считать расстояние в милях, но и потому, что исчезли соединявшие их флюиды.
   Тогда они были как одно целое, думала она.
   И вот теперь, возможно, он отвернулся от нее — и не только физически, но и духовно, а главное — в своем сердце!
   — Ах, Фабиан! Фабиан! — вскричала она.
   Она услышала, как зазвенел ее голос в тиши сада.
   Ей почудились, что струи фонтана возносят ее крик к небесам, как молитву.
   И тут, когда она отвернулась, чтобы уйти, почти ослепленная слезами, застлавшими ей глаза, Лоретта увидела, что между розами к ней идет он.

Глава 7

   Лоретте показалось, что сердце вот-вот вырвется у нее из груди, так бешено оно забилось.
   И в то же время по ее телу прокатилась могучая волна радости, и ей показалось, что она вернулась к жизни, потому что перед ней был он.
   Фабиан медленно приблизился к ней и только, когда их разделяло лишь несколько шагов, остановился и сказал странным голосом:
   — Должен ли я понять, что леди Бромптон — на самом деле леди Лоретта Кэрт?
   — Вы… не… знали?
   — Не имел ни малейшего представления. Лоретта посмотрела на него в полной растерянности.
   — Тогда… каким образом вы… оказались… здесь? Как вы… нашли меня?
   Говоря это, она видела, каким мрачным стало лицо Фабиана, и он глядел на нее, словно не мог поверить, что перед ним не призрак.
   После паузы он ответил:
   — Когда вы скрылись столь непонятно и жестоко, не попрощавшись со мной, я думал, что сойду с ума.
   — Ингрид… сказала вам, кто я?
   — Нет. Она лгала весьма убедительно.
   — Так как же…
   — Хью Голстон оказался сговорчивее. Он сказал мне, что, по его мнению, мне может помочь некая леди Лоретта Кэрт.
   — И вы приехали… сюда.
   — Спросить, где мне искать леди Бромптон. Наступила пугающая пауза, а потом он спросил:
   — Как могли вы обмануть меня, а потом скрыться?
   — Вы… сердитесь на… меня?
   — Очень! — сказал он. — Я думал, вы мне доверяете, и я поверил, что вы любите меня.
   — Я люблю вас… люблю, — ответила Лоретта очень тихим голосом. — Я люблю вас… но я не смогла… сказать вам, кто я… такая.
   — Почему?
   — Потому что я… приехала в Париж… навести о вас… справки.
   — Справки? Обо мне? — перебил он. — Но с какой стати?
   Лоретта растерянно посмотрела на него. Но он ждал ответа, и она сказала:
   — Я… я думала… что не могу… выйти замуж за человека… которого… не люблю.
   Наступило молчание. Фабиан словно окаменел на секунду. Потом он сказал:
   — Но при чем тут ваше замужество? Вероятно, я тугодум, так как не понимаю, о чем вы говорите.
   Лоретта посмотрела на него и подумала, что этот разговор ей чудится — такой странный оборот он принял.
   Ей казалось, что все будет совсем по-другому, если она и Фабиан когда-нибудь вновь увидятся.
   На нее нахлынула застенчивость, и, отведя глаза, она сказала:
   — Я… я приехала в Париж, потому что… папа объявил мне, что я должна выйти за вас замуж, что он… все устроил с вашим отцом.
   — Это правда?!
   Фабиан почти закричал, потом схватил Лоретту за плечи и повернул к себе.
   — Вы говорите правду? — спросил он с бешенством. — Ваш отец и мой решили нас поженить?
   От его прикосновения по телу Лоретты пробежала сладкая дрожь, хотя его гнев и пугал ее.
   — Они… они договорились на… скачках, — ответила она. — Но ведь… ваш отец… должен был… сказать вам…
   — Он мне ничего не сказал! Уже много лет он приказывал мне, умолял меня, убеждал жениться во второй раз, но я не собирался ему подчиняться!
   Его тон убедил Лоретту, что она действительно потеряла его навсегда, и солнечный свет померк.
   Затем, словно с усилием воли взяв себя в руки, он сказал резко:
   — Мне кажется, вы должны объяснить мне с самого начала, что это все означает. Я в полном недоумении.
   При этих словах он отпустил ее, и Лоретта, вся дрожа, показала на деревянную скамью под деревьями в глубине сада.
   Она чувствовала, что не может управлять своим голосом, что онемела.
   И молча направилась к скамье, зная, что Фабиан идет за ней.
   И с грустью заметила, что он сел как мог дальше от нее.
   Он чуть повернулся к ней и сказал все тем же резким тоном:
   — Прошу вас, начните с самого начала, чтобы я наконец понял.
   — К-к-как могла я подумать… как могла я вообразить… что вы… не знали?
   Фабиан не ответил, и секунду спустя она продолжала с тихой печалью, такой непохожей на ее обычный тон:
   — Папа вернулся со скачек на прошлой неделе и… и сказал мне, что его лошадь… выиграла у лошади… дюка де Соэрдена.
   Она думала, Фабиан что-нибудь скажет, но он молчал, и, взглянув на него, она увидела, что его губы сжаты в узкую линию.
   — Папа был в восторге, — продолжала она. — И не только из-за победы своей лошади, но и потому что… дюк… предложил, чтобы я… вышла за его… сына.
   — И вы согласились?
   — Я… я пыталась убедить папу, что и речи быть не может о том, чтобы я вышла за человека, которого никогда не видела… и не люблю.
   — А что ответил он?
   — Пришел в ярость, как с ним бывает, и сказал, что я выйду за маркиза де Соэрдена, даже если ему придется тащить меня к алтарю силой… потому что это отличная партия… и он ее… одобряет.
   Вновь она взглянула на Фабиана и увидела, что теперь он смотрит куда-то вдаль, и продолжала тоскливо, понимая, как он разгневан.
   — Я знала, что бесполезно… спорить с папой… или умолять его… и тут я подумала, есть только один способ… убедить его, что я не могу… выйти за вас… Поехать в Париж и… узнать, какой вы… так, чтобы вы не знали… кто я.
   — Так вы полагали, что есть что-то такое, о чем можно узнать?
   — Я думала, что да… потому что со всем… так торопились… Вы должны были погостить у нас неделю Аскотских скачек… и сразу же предполагалось объявить о нашей помолвке на балу… который папа намерен дать… здесь по окончании скачек.
   И не глядя на него, она знала, что Фабиан возмущен еще больше.
   Она ощущала его флюиды и сказала себе, что каждое слово все больше губит ее счастье.
   Она убивала все, что составляло смысл ее жизни.
   — Я… вспомнила, — продолжала она после паузы, — что моя кузина Ингрид, о которой не разрешалось даже упоминать, живет в Париже, и я узнала ее адрес у нашей старшей горничной, которая теперь живет в деревне. Она француженка.
   — И вы поехали во Францию одна?
   — Нет, с Мари, и все оказалось легче, чем я ожидала. Когда я рассказала Ингрид, почему я… приехала, она… поняла.
   — Что она поняла?
   Лоретта не ответила, и Фабиан повторил:
   — Что она поняла?
   — Что вы… не тот муж, который подходил бы мне… и вы сделали бы меня… очень несчастной.
   — И что еще она говорила?
   — Сказала, что ей кажется, она… знает, почему дюк, ваш отец… так торопится… женить вас.
   — В чем же заключалась причина? Неохотно, будто каждое слово у нее вырывали клещами, Лоретта ответила:
   — Ингрид… сказала, что вы… увлечены вдовой… на которой… вы могли бы… так как она благородного происхождения… жениться… если бы захотели.
   — Узнаю ход мыслей моего отца, — саркастически сказал Фабиан.
   Лоретта глубоко вздохнула, опустила глаза и вдруг заметила, что у нее дрожат руки.
   — И потому вы с Ингрид, — продолжал Фабиан, — решили обмануть меня, превратив вас в леди Бромптон!
   — Я настаивала на том… чтобы познакомиться с вами так, чтобы вы не знали, кто я… а Ингрид сказала, что вы уклонитесь от знакомства с jeune fille… она даже думает, что вы никогда… ни с одной не разговаривали.
   В первый раз уголки губ Фабиана чуть изогнулись в улыбке.
   — И вы полагали, что ваш маскарад удался, — сказал он, — что я обманулся и поверил, будто вы искушенная замужняя женщина.
   — Но вы же пригласили меня позавтракать с вами и пообедать!
   — А что произошло потом?
   Воцарилось молчание, и Фабиан повторил настойчиво:
   — Что произошло, Лора?
   — Я… я… влюбилась в вас, — ответила Лоретта таким тихим голоском, что он едва расслышал, — как все другие… глупенькие женщины… на которых… вы обращали внимание.
   — Влюбились? — переспросил он негромко. — И все же исчезли без объяснений, не сказав мне правды.
   — Я… я знала, что Ингрид и Хью хотели бы остаться одни, и, кроме того… вы ведь оказались совсем другим, чем я ожидала… и у меня не хватало духа… признаться вам… ведь я знала, вы… рассердитесь на меня.
   — Я оказался другим, чем вы ожидали? Но каким же?
   Лоретта сделала беспомощный жест.
   — Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, — сказала она. — Вы говорили со мной, как никто никогда… прежде со мной не говорил… и я не могла не… полюбить вас.
   И словно ей необходимо было как-то оправдаться, она повторила:
   — Как могла я… вообразить даже на минуту, что вы не знали о… планах вашего отца?
   — Да, я вижу, как он хитро все продумал, — сказал Фабиан медленно. — Он попросил меня в этом году сделать ему одолжение и поехать с ним в Аскот, а мне всегда нравилась Англия, и я согласился.
   Он помолчал, словно продумывая эту мысль до конца.
   — Потом он бы настоял, чтобы я поехал погостить здесь у вашего отца, и прежде чем я успел бы возразить, о нашей помолвке было бы уже объявлено.
   — Так… они и собирались… сделать, — сказала Лоретта. — Вот почему я должна была найти способ избежать этого, ведь я не могла… выйти замуж за вас.
   — Почему вы так твердо это решили? Лоретта судорожно вздохнула и ответила без утайки:
   — Я всегда грезила, что… когда-нибудь… встречу человека, которого полюблю… и он… полюбит меня…
   — А когда вы познакомились со мной?
   — Вы и были… человеком моих грез. Я поняла это, едва ощутила ваши… флюиды, и окончательно убедилась, после того как мы побыли… вдвоем.
   Наступило долгое молчание. Лоретте чудилось, что Фабиан удаляется от нее, милю за милей, исчезает за дальним горизонтом, и она уже никогда его не увидит.
   Она знала, что умолять его о любви значило бы вести себя наподобие всех женщин, кого он любил прежде, и решила сохранить гордость.
   Пусть потом он даже не вспомнит о ней, но хотя бы она сохранит достоинство.
   С почти нечеловеческим усилием она встала со скамьи, говоря:
   — Теперь вы знаете правду… Я хорошо понимаю, что… вы чувствуете… и полагаю, будет… разумнее, если вы уедете… немедленно, поскольку нет… смысла… больше говорить об этом.
   Фабиан продолжал сидеть и только смотрел на нее. Он спросил:
   — Вы этого хотите? Лоретта закрыла глаза.
   Она знала, на какую пытку обрекает себя, но нет, она не бросится к его ногам, не станет умолять остаться.
   — Я… думаю о вас, — сказала она. — Если станет известно, что вы были здесь… пока это маловероятно… если, конечно, вы не назвали слугам свое имя… мой отец узнает, когда вернется… и положение станет… еще более трудным, чем… сейчас.
   — Так вы намерены сказать ему, что брак между нами не состоится?
   — Я смогу… сказать это, если вы… не приедете… на скачки в Аскот.
   Фабиан медленно поднялся со скамьи.
   — Так вы полагаете, что я должен вернуться в Париж и оставить мои поиски леди Бромптон?
   — Это… нетрудно, ведь она не… существует.
   — А вы? Вы забудете, что чувствовали, когда я целовал вас? — спросил он. — Что мы оба чувствовали у фонтана в Булонском лесу?..
   Он хотел продолжать, но Лоретта перебила его, не в силах долее терпеть. Она подняла ладони, словно отталкивая его, и сказала:
   — Перестаньте! Вы только… делаете все… еще труднее. Прошу… прошу вас… уходите… сейчас же!
   Она почувствовала, что он стал у нее за спиной. Снова он положил руки ей на плечи и повернул к себе.
   Но не резко, а с бесконечной нежностью.
   — А если я уйду, — спросил он, — вы согласитесь уйти со мной?
   Она посмотрела на него широко открытыми непонимающими глазами, но инстинктивно ощущая, что он больше не сердится.
   Фабиан улыбнулся улыбкой, преобразившей его лицо.
   — Вы так прелестны, — сказал он, — так невероятно, немыслимо красивы! Как бы я мог потерять вас?
   На мгновение Лоретта подумала, что ослышалась.
   Но ее тело пронизал восторг, словно раздвоенная молния.
   Ее глаза, казалось, отражали игру радуг в струях фонтана, когда она спросила, боясь, что ошибается, что поняла неверно:
   — Что… что вы говорите? Что вы… хотите… чтобы я сделала?
   — Мне пришла в голову замечательная мысль, мое сокровище, — сказал Фабиан, — но я боюсь, что вы можете не согласиться на это.
   — Не согласиться… на что?
   Так трудно понять его, если сердце поет в груди!
   Она сознавала только выражение, которое появилось в его глазах, не осмеливаясь поверить, что это… любовь!
   — Неужели ты правда думала, что я способен расстаться с тобой? — спросил он. — Ну хотя бы потому, что будет очень интересно познакомиться хотя бы с одной jeune fille.
   — Так вы… не сердитесь… на меня?
   — Больше не сержусь.
   — И еще любите меня… хоть немножко? Вместо ответа он сжал ее в объятиях.
   Ее губы затрепетали, ожидая прикосновения его губ, а он посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:
   — Я люблю тебя! Я обожаю тебя! Я преклоняюсь перед тобой! Этого достаточно?
   — Ах… Фабиан!
   Слезы, подступавшие к ее глазам все время, пока она говорила с ним, объясняя, что произошло, теперь заструились по ее щекам.
   Но его губы прижались к ее губам, покоряя, властвуя, и она почувствовала, что распахнулись врата Небес и их обоих осиял Божественный свет.
   Фабиан целовал ее властно, страстно, требовательно.
   Сад закружился вокруг них, они перестали быть простыми смертными и воссоединились с Богом.
   Когда он наконец поднял голову, Лоретта прошептала:
   — Я люблю тебя… я люблю тебя… Ах… Фабиан… я люблю тебя… и когда думала… что я… потеряла тебя… мне хотелось умереть!
   — Ты не умрешь, моя бесценная маленькая богиня, — сказал он. — Ты будешь жить со мной в вечном счастье.
   Потом он спросил другим тоном:
   — Но ты все еще не ответила на мой вопрос.
   — Какой вопрос?
   — Я спросил, согласна ли ты уйти со мной. Она взглянула на него с недоумением, и он сказал:
   — Я не терплю, чтобы мной распоряжались, и для нас обоих было бы немного унизительным позволить нашим отцам воображать, будто они устроили все, не спрашивая нашего согласия, а потому я предлагаю бежать!
   — Бежать?
   Лоретта с трудом выговорила это слово. Фабиан засмеялся удивительно счастливым смехом.
   — Я уже просил тебя об этом. Я знал, что ты любишь меня, как я люблю тебя, и думал, что ты согласишься.
   Его глаза весело заблестели.
   — Несмотря на таинственного мужа, который, совершенно очевидно, не только не научил тебя ничему о любви, но даже ни разу не поцеловал.
   Лоретта смущенно спрятала лицо у него на плече.
   — И это… вызвало у тебя… подозрения?
   — Нет, я подозревал и раньше, — ответил Фабиан. — Ведь ни одна замужняя женщина не могла бы сохранить такую невинную чистоту и, уж конечно, не могла бы источать такую ауру целомудрия.
   Лоретта совсем смутилась, а он продолжал:
   — Я понял это по твоим флюидам, которые воспринимал особенно сильно, потому что никогда прежде мне не приходилось испытывать ничего подобного.
   — Ты не думаешь… что я… настоящая я… наскучу тебе?
   — Я убежден, что обучать тебя любви будет самым прекрасным, самым захватывающим из всего, что выпало мне в жизни.
   Он поцеловал ее в лоб и продолжал:
   — Но я уверен, если мы разыграем этот фарс, притворимся, что видим друг друга впервые, когда я приеду сюда после скачек, после чего последует объявление о нашей помолвке, а затем пышная, скучная модная свадьба, на которой мои родственники будут пророчить, каким плохим мужем я окажусь, все это омрачит наше счастье.