Картленд Барбара. Звезды над Тунисом

   При этом они обычно не просят денег, которые могли бы положить в свой карман, а хотят, чтобы финансировался некий их проект, некий план.
   Несколько авантюристов прибивались к маркизу, прося лишь о крыше над головой и какой-нибудь еде, чтобы не умереть с голоду.
   Маркизу пришло в голову, что Киркпатрик один из таких, но в то же самое время совсем не похож ни на кого из тех, с кем он имел дело в прошлом.
   — Мне стало известно, — поведал Майкл Киркпатрик, — что в стране, которую мы называем Тунис, у чрезвычайно богатого римского полководца однажды похитили не только его деньги, но и драгоценности его жены.
   Маркиз мысленно улыбнулся: в высшей степени невероятная история и наверняка Киркпатрик выдумал ее.
   — Украв у полководца то, что он отобрал у несчастного народа, которым правил, — продолжил свой рассказ Майкл Киркпатрик, — грабители закопали сокровища недалеко от амфитеатра в Эль-Дьеме под придорожным храмом, который сейчас лежит в руинах.
   Он немного помолчал, проверяя, слушает ли маркиз, отпил еще шампанского и продолжил:
   — Двух воров схватили, но даже под пытками они не признались, где спрятали сокровища.
   Киркпатрик снова помолчал.
   — Вскоре их казнили, но дальнейших расследований не было: римское правление в Северной Африке рухнуло, и о пропавших сокровищах забыли.
   — Как вы все это узнали? — поинтересовался маркиз.
   — Один человек рассказал. По его словам, жители той части Туниса открыто говорят об этом и эта история передается из поколения в поколение.
   — И вы действительно верите, что в наши дни, столько столетий спустя, сокровища еще лежат там и ждут нас? — саркастически спросил маркиз.
   Майкл Киркпатрик с минуту молчал.
   Потом сказал:
   — Я знаю, что вы сейчас чувствуете, милорд. Я чувствовал бы то же самое, если бы услышал подобную небылицу от субъекта вроде меня!
   Маркиз засмеялся.
   Этот авантюрист явно обезоруживал его, и маркизу нравилось, как поблескивали глаза гостя, когда он говорил такие неожиданные вещи.
   — Я бы тоже сомневался, — продолжал Майкл Киркпатрик, — если бы мне не довелось купить вот это.
   С этими словами он сунул руку в карман, вытащил оттуда золотую монету и протянул маркизу.
   Маркиз, знаток монет, сразу узнал ее.
   Такие монеты чеканились римлянами в Тунисе и имели хождение на всей завоеванной ими территории Северной Африки.
   Монета была в отличном состоянии, и маркиз не сомневался, что и Британский музей, и крупные антиквары в Риме охотно купили бы ее, будь у них такая возможность.
   — Человек, продавший мне монету, — объяснил Майкл Киркпатрик, — был выслан из Туниса около месяца назад за кражу и осквернение собственности, которую власти считают неприкосновенной.
   — Вы хотите сказать — он нашел эти сокровища?
   — Он думает, что нашел место, где они спрятаны, но успел выкопать только эту монету и еще несколько таких же.
   Киркпатрик на мгновение заколебался, но, убедившись, что маркиз внимательно слушает, продолжил:
   — К несчастью, он безрассудно ограбил ныне здравствующую жертву, был пойман, доставлен в Тунис, признан виновным и два года отсидел в тюрьме, прежде чем его выдворили из страны, и то лишь потому, что он — англичанин.
   — Значит, он никогда не сможет вернуться туда, — заметил маркиз. — Если он снова появится в Тунисе, ему грозит пожизненное заключение, а то и казнь. Там не выносят воров подобного сорта!
   Майкл Киркпатрик засмеялся.
   — Его потеря могла бы стать нашей прибылью. За сравнительно небольшую сумму, поскольку очень нуждается в деньгах, он готов подробно объяснить, где находятся сокровища, и даже начертить план.
   — К несчастью, — продолжил Киркпатрик, понизив голос, — финансы не позволяют мне в одиночку снарядить экспедицию. К тому же у меня недостаточно веса в отношениях с властями. Мне нужен партнер, а ваша репутация исследователя, милорд, как я уже сказал, ценится очень высоко.
   — Вы мне льстите, — сухо сказал маркиз.
   Но рассказ Киркпатрика захватил его.
   А ведь это возможно, мелькнуло у него в голове. Даже очень возможно!
   Хотя гораздо вероятнее, что тот неудачливый вор, завладев несколькими римскими монетами, просто выдумал большую часть истории о погребенных сокровищах, чтобы получить побольше денег.
   Маркиз посмотрел на золотой кружок в своей руке. Он точно знал, что монета подлинная, но ему показалось странным, что она в таком хорошем состоянии.
   Любая монета, которая столько веков блуждала по свету, переходя из рук в руки, несомненно, стерлась бы и чеканка утратила бы свою четкость.
   После долгой паузы маркиз спросил:
   — Вы действительно думаете, что этому человеку можно доверять?
   Майкл Киркпатрик очень выразительно развел руками:
   — Разве можно доверять кому-нибудь больше, чем вы доверяете мне? Этот человек кажется искренним, и я бы привел его к вам, но, если он узнает о вашем интересе, цена, несомненно, подскочит!
   Маркиз снова посмотрен на монету.
   Всякий раз, когда он держан в руках старинную и дорогую вещь, маркизу казалось, будто он ощущает некие вибрации, исходящие из нее, какие-то необъяснимые токи.
   Но это происходило только тогда, когда вещь была подлинной.
   Маркиз и сейчас чувствовал эти токи и почти усомнился в собственном инстинкте.
   — А что думает ваша дочь? — спросил он больше для того, чтобы выиграть время, нежели потому, что его заинтересовала эта девушка, которая не обращала никакого внимания ни на него, ни на своего отца.
   В первую минуту Сабра даже не шевельнулась. Потом она медленно повернула голову к маркизу.
   За темными очками да еще и под тенью шляпы невозможно было разглядеть выражение ее лица.
   Наконец она сказала медленно и ясно-мягким, мелодичным голосом:
   — Если вы благоразумны, милорд, вы не будете иметь с этим ничего общего!

Глава 2

   Маркиз нисколько не удивился, когда его новые знакомые, как он и ожидал, остались на обед.
   Потом они остались на ужин и, наконец, устроились в двух удобных спальнях виллы на ночь.
   Киркпатрик даже не скрывал, что не прочь пожить за счет маркиза, чем немало того позабавил.
   — Ваше вино и еда восхитительны, — сообщил авантюрист за ужином, — и это лишь заставляет меня сожалеть, что мы должны уйти пораньше, дабы отыскать себе ночлег.
   Еще одеваясь к ужину, маркиз подумал о таком повороте событий, поэтому ответил просто и без уверток:
   — Надеюсь, вам будет удобно в тех комнатах, где вы переодевались.
   Киркпатрик откинулся на спинку стула и засмеялся:
   — Если бы вы только видели, где мы ночевали вчера! По сравнению с той лачугой ваша вилла для нас — просто открытые врата рая!
   Маркиз тоже засмеялся и позже — намного позже, когда они отправились спать, — подумал, что весь вечер был наполнен смехом.
   Понятно, что Киркпатрик лез из кожи вон, стараясь быть забавным, и все же разговор с ним был по-настоящему интересным и содержательным.
   Этот человек жил странной бродячей жизнью, не такой, какой жил маркиз, и в своих скитаниях накопил много знаний.
   Маркиз мог говорить с ним о местах, которые большинство людей никогда не видели и даже не подозревали об их существовании, и о восточных религиях, часто эротических и чувственных или же крайне жестоких.
   Он обнаружил, что Киркпатрик знает не меньше его, а в чем-то и намного больше.
   И только лежа в постели, маркиз понял, что они совершенно не замечали Сабру.
   Казалось, девушка прислушивается к их разговору, но маркиз не был в этом уверен.
   Он вспомнил о Сабре один-единственный раз: когда, вернувшись с Киркпатриком в гостиную, застал девушку возле коллекции табакерок, которую его отец собирал в течение многих лет.
   У маркиза мелькнуло подозрение, что Сабра вознамерилась похитить какой-нибудь драгоценный экспонат.
   Но девушка с легким вздохом поставила табакерку на место, и по тому, как двигались ее пальцы, маркиз понял, что она восхищена их красотой и мастерством работы.
   Он собирался поговорить с ней, но тут Киркпатрик сказал что-то забавное, маркиз снова засмеялся и забыл о Сабре.
   Теперь маркиз подумал, что для девушки это, должно быть, очень странная жизнь.
   Еще он удивился, как Сабра ухитряется быть такой ненавязчивой, когда ее отец так ярок и театрален и в своей внешности, и в своих манерах.
   Возможно, темные очки, которые она не снимала весь вечер, придавали ей некую отстраненность.
   Когда гости переоделись к ужину, маркиз заметил, что вечерний костюм Киркпатрика, уже изрядно поношенный и кое-где протертый, сшит портным из Уэст-Энда — западной аристократической части Лондона, тогда как Сабра свое простое кружевное платье явно шипа сама.
   Опытный в таких вопросах маркиз понял, почему девушка выбрала кружево: оно не мнется в дороге.
   Хотя платье было дешевым, оно изящно облегало ее тело, и маркиз мысленно отметил, что у Сабры, несмотря на чрезвычайную худощавость, весьма привлекательная фигура.
   После ужина они беседовали у камина: вечерами, когда ветры дули с близких, в укрытых снегом Альп, заметно холодало.
   Вскоре девушка встала:
   — Я иду спать, папа.
   — Очень правильно, моя дорогая.
   Сегодня тебе будет спаться гораздо лучше, чем прошлой ночью с этими лающими собаками и пьяницами, ползущими домой под утро!
   Сабра ничего не ответила, но маркиз обнаружил, что может прочитать ее мысли.
   Она думала, что отец слишком подчеркивает их бедность, чтобы воззвать к щедрости маркиза, ибо маркиз не сомневался, что именно на это в конце концов рассчитывает Киркпатрик.
   Сабра направилась к дверям, и маркиз поспешил распахнуть их перед девушкой.
   И только тогда, бросив взгляд на ее волосы, освещенные люстрой, заметил их необычный цвет.
   Он как-то не задумывался об этом раньше, а все потому, что, когда он разговаривал с ее отцом, Сабра держалась настолько незаметно, что маркиз даже забывал о ее существовании.
   Но теперь до него дошло, что волосы у нее точно такого же цвета, как у Симонетты Веспуччи, позировавшей Ботичелли для его незабываемых полотен.
   Парикмахеры всего мира бились над этим цветом, но тщетно. Никому не удалось пока создать такой краски.
   Но маркиз и так знал, что волосы Сабры совершенно натуральные, и неожиданно для себя подумал: а насколько они длинные?
   Пожелав ему доброй ночи, девушка быстро скользнула в дверь гостиной, прошла через холл и стала торопливо подниматься по лестнице, давая ясно понять маркизу, что хочет уйти и совершенно не желает с ним разговаривать.
   Маркиз не был тщеславен, но прекрасно сознавал, что, где бы он ни появлялся, женщины всегда смотрели на него с восхищением.
   И не порывались сбежать от него, а, напротив, делали все возможное, лишь бы не отпустить его от себя.
   Закрыв двери гостиной, маркиз вернулся к камину, где его ждал Киркпатрик, оказавшийся настолько интересным собеседником, что они проговорили до двух часов ночи.
   А когда пошли спать, Киркпатрик небрежно заметил:
   — Вы так и не сказали, намерены ли сопровождать нас в Тунис. Я буду очень разочарован, если придется искать кого-то еще.
   — Вы решили ехать?
   — Разве можно устоять перед таким соблазном? — удивился Киркпатрик. — И я не верю, что эта история не заинтриговала вас.
   «Он словно гипнотизирует меня», — холодно подумал маркиз.
   Но поскольку этот человек нуждался в нем и поскольку сам он не горел желанием возвращаться в Англию, маркиз сказал, когда они подошли к спальне Киркпатрика:
   — Я все обдумаю и дам ответ за завтраком.
   — Буду держать пальцы скрещенными, — откликнулся Киркпатрик. — Сейчас как раз молодая пуна, и я поклонюсь ей семь раз — самое верное средство, как мне говорили в Монте-Карло!
   Оба засмеялись, и, отвернувшись, маркиз подумал, что Киркпатрик еще долго будет смеяться, потому что нашел простака для финансирования своей затеи.
   Он сказал себе, ложась в постель, что ни на секунду не поверил в эти сокровища. Сомнений нет, Киркпатрик сочинил всю эту историю, только чтобы вызвать его интерес.
   А истинная цель авантюриста — обеспечить себе и своей дочери сытую жизнь без всяких трат хотя бы на ближайшие два месяца.
   Интересно, подумал маркиз, если бы он спросил Киркпатрика, сколько денег у него осталось на данный момент, сказал ли бы тот ему правду или нет? Сам-то маркиз не сомневался, что в карманах у авантюриста пусто.
   Маркиз заметил, как его гости ели великолепные блюда, поданные на ужин.
   Нет, они не набрасывались с жадностью на все подряд!
   Наоборот, и отец, и дочь насыщались медленно, смакуя каждый кусочек, но именно это подсказало маркизу, что они голодны и за последнюю неделю, а может, и больше, им редко удавалось поесть.
   Маркиз по опыту знал, как трудно сразу набивать желудок после голодной жизни.
   Киркпатрик съел все, что было поставлено перед ним, и показал, что хорошо разбирается в винах, с удивительной точностью угадывая год, когда оно было розлито.
   Это открыло маркизу, что когда-то его гость был достаточно богат, чтобы покупать все, что захочет.
   И если было что-то, чем маркиз действительно наслаждался, то это тайна, загадка, которую он должен разгадать, или секрет, который он должен раскрыть.
   Именно это он искан в своих путешествиях и именно это любил находить в людях.
   Вот почему он с такой тоской думал о будущем: все, кого он встречал в Куине, и большинство тех, с кем он общался в Лондоне, были совершенно предсказуемы во всех своих речах и поступках.
   С первой минуты знакомства маркиз видел, что для его острого и проницательного ума они подобны открытой книге.
   И то же самое он почувствовал, когда остался наедине с Жанной.
   Раньше, если они не предавались любви, то развлекались в каком-нибудь экзотическом местечке или ходили на вечеринки, где присутствовали женщины той же профессии, что и Жанна.
   Или же сидели в ресторане, где под музыку оркестра и болтовню других гостей вели легкий остроумный разговор, в котором француженкам нет равных.
   Но, оказавшись с ней вдвоем в тишине виллы, маркиз обнаружил, что знает все, что Жанна собирается сказать, еще до того, как она раскроет свои красные губки.
   Ее настроения, иногда капризные, иногда дерзкие или кокетливые, были столь же предсказуемы, и если Жанна находила его скучным, то и он отвечал ей тем же.
   Но сегодняшний вечер, заключил маркиз, был восхитительным, потому что задал работу его уму.
   В то же время ему захотелось больше узнать о Киркпатрике.
   Что этот человек джентльмен, маркиз понял сразу, едва увидел его, но Киркпатрик был, кроме того, и авантюристом.
   И не просто авантюристом, а авантюристом с огромным обаянием, неистощимым запасом юмора и совершенно не похожим ни на кого из прежних знакомых Виктора.
   А еще маркиза снедало любопытство насчет Сабры.
   Казалось несообразным, что она так тиха и скромна.
   Он даже подумал несколько цинично, что, раз уж Киркпатрик имеет хорошенькую дочку, было бы только естественно, если бы он использовал ее для привлечения богатых мужчин, чьи деньги нужны ему для финансирования своих фантазий.
   Прежде чем заснуть, маркиз решился.
   Есть сокровища или нет сокровищ, он поедет в Тунис.
   В любом случае это будет лучше возвращения в Англию, где стая голодных волков только и ждет, чтобы разорвать его в клочья…
   Маркиз, как обычно, встал рано и, выйдя на веранду, где он завтракал, с удивлением обнаружил там Сабру — она стояла у балюстрады и смотрела на море.
   Девушка не надела шляпу, и утреннее солнце, игравшее на ее необычного цвета волосах, заставило маркиза посмотреть на нее внимательнее.
   Сабра по-прежнему была в своих несуразных очках, которые казались слишком большими для ее личика, но теперь маркиз разглядел прямой аристократический носик и идеальный изгиб губ.
   Она была в том же платье, что и вчера, — повседневном и немного экстравагантном.
   Маркиз решил, что девушка нарочно подражала художницам — только они на юге Франции не одевались модно и дорого.
   Сабра не повернула головы при его появлении, но как-то напряглась, словно маркиз нарушил ее размышления.
   — Доброе утро! — сказал он с нарочитой небрежностью.
   Маркиз не стан подходить к девушке, он прошел прямо к стопу и сел — обычно .слуги тотчас приносили ему завтрак.
   Сабра даже не шевельнулась, и через минуту, раздосадованный тем, что она не обращает на него внимания, маркиз сказан:
   — Надеюсь, вы присоединитесь ко мне. Или вы уже позавтракали?
   Сабра неохотно оторвалась от созерцания пейзажа и медленно направилась к столу. Даже в повседневной одежде она выглядела грациозной. Девушка села на другом конце стола, как можно дальше от маркиза.
   — Надеюсь, вы хорошо спали, — сказал он, вызывая гостью на разговор.
   — Да, благодарю вас. У вас очень удобная вилла.
   — Я так и думал, что вам понравится, особенно после неудобств вашего последнего ночлега, которые столь красноречиво описал ваш отец.
   Если он надеялся разговорить Сабру, его попытка не увенчалась успехом.
   Слуги принесли кофе, горячие рогалики в плетеной корзинке, накрытой льняной салфеткой, и яичницу с беконом для маркиза.
   Маркиз посмотрел на девушку.
   — Вижу, вам нравится легкий petit dejeuner по-французски, но, уверен, ваш отец, как и я, предпочтет английский обычай начинать день с чего-то существенного.
   Сабра не ответила, и, чуть подождав, маркиз спросил:
   — Я не прав?
   — Папа тратит столько энергии, — ответила Сабра, — что явно нуждается в питании.
   Она говорила насмешливо, словно маркиз докучал ей своими расспросами.
   Маркиза задело ее поведение, потому что он не мог найти ему объяснения.
   — Скажите, — спросил он немного погодя, — почему вы думаете, что экспедиция, которая так интересует вашего отца и к которой он так настойчиво склоняет меня, — это ошибка?
   Он твердо решил заставить девушку отвечать и, когда Сабра заколебалась, нетерпеливо потребовал:
   — Я хочу услышать правду, а не какие-нибудь успокоительные отговорки.
   — Я уже сказала вам правду, — отрезала девушка. — Я считаю, что это потеря вашего времени.
   — Вы думаете обо мне или о себе?
   — Вы спросили, и я ответила!
   Сабру явно возмутил этот допрос, но маркиз не собирался отступать.
   — Я бы хотел, чтобы вы немного развили эту тему. Как я понимаю, вы подозреваете, что сокровища, о которых слышал ваш отец, не существуют.
   Он выжидательно посмотрел на девушку, но Сабра молчала.
   — А это значит, что мы совершим наше путешествие впустую. Но разве не приятно посмотреть Тунис? Или вы уже бывали там?
   Ответа снова не последовало, и маркиз не выдержал:
   — Я задал вам вопрос , и считаю очень невежливым с вашей стороны не отвечать мне!
   Он говорил резко и, увидев, как зарделись щеки девушки, понял, что впервые смутил ее.
   — Извините… я не хотела быть… невежливой, но я решила, что вам будет… неинтересно мое мнение, и, значит… нет смысла говорить о том, что я… думаю.
   — Если бы мне было неинтересно, я бы вас не спрашивал!
   На какое-то мгновение маркизу показалось, что Сабра опять замолчит, но она вдруг спросила уже другим тоном:
   — Почему вы… уделяете нам… внимание? Ведь мы вам… чужие. Бы живете… совсем в другом… мире.
   В ее голосе звучала неуверенность, которая объяснила маркизу, что девушка не только возмущена его навязчивостью, но и взволнована тем, что он принимает их у себя.
   — Я отвечу вам, — согласился маркиз. — Я много путешествовал, и когда вы со своим отцом появились здесь, я как раз обдумывал, куда бы мне отправиться.
   Он посмотрел на Сабру.
   — Я не знал, поехать мне на юг или вернуться в Англию, где меня ждет масса неприятных обязанностей.
   — А сейчас вы решили?
   — Я сказал вашему отцу, что дам ответ за завтраком, но мистер Киркпатрик явно не спешит услышать его.
   Сабра взглянула на открытую дверь, словно ожидая, что ее отец вдруг появится там, и мягко проговорила:
   — Папа устал. Он очень беспокоился в последнее время. Думаю, он наслаждается удобной постелью и считает, что нет причин спешить.
   По ее тону стало ясно, что девушка любит отца, и маркиз подумал, что у нее есть по крайней мере одна человеческая черта, но насчет остальных он сильно сомневался.
   — И тем не менее, — продолжил он через минуту, — зная, что ваш отец будет наслаждаться, путешествуя со мной, и что вы оба будете пользоваться большими удобствами, чем если бы поехали одни, вы всячески стараетесь помешать мне осуществить его желание. Почему вы так против?
   — Никто не смог бы помешать папе… осуществить то… чего он действительно желает! — быстро проговорила Сабра. — Но я не хочу, чтобы вы соглашались… на эту… экспедицию, потому что вы так нужны… в Англии.
   Маркиз удивленно воззрился на девушку.
   Его раздражало, что очки мешают ему увидеть выражение ее таз.
   — Я нужен в Англии — что вы имеете в виду? Что вы знаете обо мне?
   Сабра отвернулась и посмотрела в сад.
   Залитые солнцем бугенвиллии, вьющиеся розовые герани и китайская роза горели среди зелени яркими цветными пятнами.
   Стояла тишина, лишь жужжали пчелы да порхала по веткам какая-то птичка.
   Люди сидели очень тихо, и птица, осмелев, перелетела на балюстраду веранды, острыми жадными глазками поглядывая на стол.
   Маркиз неожиданно рассвирепел.
   — Ради Бога, девушка, перестаньте играть в загадки и отвечайте на мои вопросы! Что вы знали обо мне до того, как пришли сюда?
   — Теперь я… рассердила вас, — очень тихо проговорила Сабра, — и это не… понравится папе. Я… я прошу прощения…
   Мне не следовало этого говорить.
   — Разумеется, следовало, — возразил маркиз. — Я спросил ваше мнение, и мне очень интересно узнать, что вы слышали обо мне и почему вы думаете, что я нужен в Англии.
   Сабра улыбнулась — в первый раз за все время, и маркиз подумал, что улыбка делает ее привлекательной даже в очках.
   — Папа — англичанин, — мягко объяснила она, — и при всей его любви к путешествиям часто тоскует по родине.
   Девушка помолчала.
   — Когда мы можем себе это позволить, он покупает английские газеты, но они есть и в библиотеках… и еще их… выбрасывают из… богатых отелей.
   — Бы хотите сказать, — уточнил маркиз через минуту, — что обыскиваете мусорные ящики?
   Сабра сделала виноватый жест.
   — Когда это… необходимо.
   — Итак, вы прочитали обо мне в газетах, — настаивай он.
   — Мы прочитали, что вы… прибыли, что вы здесь, на этой… вилле, и что ваш отец… недавно скончался и вы были в Виндзорском дворце… по приглашению королевы.
   — Я польщен, что вы находите меня таким интересным! — саркастически заметил маркиз. — И все это, конечно, подсказало вашему отцу, что я могу быть полезным ему.
   Он почувствовал, что выразился довольно грубо. Сабра потупилась.
   — Простите… я не хотела… расстраивать вас, — сказала она тем же виноватым голоском, каким говорила до этого.
   — Вы не расстроили меня. Вы, или, точнее, ваш отец, побудили меня не возвращаться пока в Англию, а посетить Тунис или любой другой уголок мира, который мне интересен.
   Сабра открыла было рот, но снова закрыла.
   — Почему вы не говорите того, что думаете? — спросил маркиз. — Что это не просто моя обязанность, а мой долг — делать то, чего ждет от меня королева и моя страна.
   — Я не… сказала этого!
   — Но вы так подумали.
   — Вы не должны… читать мои… мысли!
   — Почему? Или вам есть что скрывать?
   — Мои мысли — это мои мысли, они… личные и… тайные.
   — Для меня — не всегда! — похвастался маркиз.
   — Вы хотите сказать… что умеете читать… чужие мысли?
   — Видите ли, милая девушка, за все эти годы я убедился в одной простой истине: очень полезно знать, что думает человек, прежде чем он начнет действовать.
   Это много раз спасало мне жизнь.
   — Когда речь идет о жизни и смерти, это простительно, но когда вы используете свою проницательность… без всякой необходимости, это… это вторжение!
   — Значит, вы знаете', что проницательность тем острее, чем чаще она используется.
   Сабра не ответила, и спустя минуту он добавил:
   — И думаю, вы тоже используете свою проницательность. Я не ошибся?
   — Вы догадались… или снова… читаете мои мысли?
   — Как бы я это ни делал, результат тот же самый, — ответствовал маркиз. — Если вы проницательны, то просто не можете не знать о вещах, которые люди не склонны говорить вам вспух, а часто даже не хотят, чтобы вы узнали.
   После долгого молчания Сабра вызывающе заявила:
   — Я никогда раньше не встречала… никого, кто мог бы читать мои мысли… и мне… не нравится… что вы это делаете!
   Она вышла из-за стола и, подойдя к лестнице, спустилась с веранды в сад.
   Маркиз смотрел, как ее золотистая головка мелькает между деревьев, пока Сабра не вошла в тень аллеи и не скрылась из виду.
   Откинувшись на спинку стула, маркиз подумал, что это был очень необычный разговор.
   Особенно потому, что он говорил с девушкой, которая явно не испытывала к нему симпатии и которая, несмотря на всю его проницательность, не подходила ни под одну категорию знакомых ему женщин.
   И как раз когда маркиз думал о Сабре и о том, какая она своеобразная, на веранду вышел ее отец.
   Он выглядел чрезвычайно богемно в белой рубашке без пиджака и с красным платком на шее вместо галстука.