- Значит, вы уверены, что Маршан был шпионом?
- Нет. В его поведении всегда чувствовалась нерешительность, колебания какие-то. Потому он и не стал премьер-министром. Его шпионская деятельность - если он был шпионом - выполнялась под каким-то давлением, а вовсе не из политических убеждений. Может, он старался удержаться в каких-то пределах. Отнюдь не герой, конечно, - самый рядовой шпион, которого завербовали с помощью шантажа, смертельно уставший от постоянного риска и моральной нечистоплотности. В каком-то смысле он был антиподом вашему Филби - тот ведь действовал из идейных побуждений.
- Да, конечно.
- Поверьте моему опыту - если против такого человека, как Маршан, нет очевидных доказательств, то лучше оставить все, как есть, и только постараться защитить от него свои службы безопасности.
Слушая с увлечением этот урок реальной политики, я вдруг спохватился, что опаздываю на последний поезд. Мы поспешно договорились о новой встрече, и я стремглав ринулся на вокзал - едва успел. Было уже около часу ночи, когда поезд пришел на вокзал Монпарнас.
В двадцать минут второго я высадился из такси напротив дома, где жила Изабел. Улица была пустынна. Открыв ключом тяжелую входную дверь, я наощупь, не зажигая света, двинулся вверх по лестнице. От лифта к квартире Изабел ведет короткий коридор, её дверь последняя из четырех. Нашарив её в кромешной тьме, я пальцами осторожно провел по раме сверху донизу. Возле дверной петли обнаружил спичку, которую Изабел сунула в щель, уходя вместе со мной из дому. Этому научил её я, а ей никогда ничего не приходилось повторять дважды. Простой старый прием - даже если спичку обнаружат, её ведь ещё надо поместить на прежнее место, не всякий это сообразит.
Ключ легко повернулся в замке. Я прижался спиной к стене и вытянутую руку просунул в дверь, чуть-чуть приоткрыв её. Честно говоря, не знаю, чего я боялся.
Взрыв швырнул меня на пол - пластиковая бомба, должно быть, была прикреплена к стене у самой двери. За первым ужасающим грохотом последовали новые звуки - зазвенели разбитые стекла, посыпалась кусками штукатурка. Мутный белый дым пополз из квартиры, заполнил коридор. Я закашлялся и с трудом поднялся - взрыв опрокинул меня на пол. Я был оглушен, в мозгу вертелось всего одно слово: "пластик". Ну да, пластиковая бомба - их использовали сасовцы в борьбе с французскими правительственными войсками сначала в Северной Африке, потом и в самой Франции. Наверняка и здесь действовали североафриканцы - арабы...
До меня донесся слабый телефонный звонок - ах да, Изабел звонит мне в свою квартиру, как мы условились. Я перешагнул через лежавшую дверь и сквозь дым, спотыкаясь о мебель, пробрался к тому месту, где стоял телефон. Клубы холодного воздуха валили сквозь разбитое окно, мешались с дымом. Телефон оказался цел, я снял трубку. Это была она, Изабел.
- Слушай внимательно. Приезжай прямо сейчас, в твоей квартире произошел взрыв. Я смываюсь. Если, конечно, меня не задержат.
Собственный голос казался мне чужим и звучал будто издалека. Я положил трубку и выбрался в коридор. На мою удачу, там пока никого не было, но внизу уже слышались встревоженные голоса. Кто-то включил свет в подъезде. Я выскочил на площадку и стремглав кинулся вверх. В тот самый миг, когда я оказался этажом выше, одна из дверей открылась, на лестничной площадке появилась супружеская пара - оба в халатах.
- Что происходит? - этот вопрос задал я.
- Похоже на взрыв, - отозвался мужчина, - Где-то под нами.
Втроем мы спустились вниз - к тому времени вышли и соседи Изабел. К счастью, среди полуодетых людей оказались двое, одетые нормально - это делало меня менее заметным.
- Чья это квартира? - раздался голос.
- Здесь живет одна англичанка, - объяснил другой.
Сосед принес ручной фонарик, вошел сквозь проем и сразу же крикнул успокаивающе остальным:
- Тут нет никого!
Народу, между тем, прибывало.
- Что случилось? - прямо в ухо мне прокричала какая-то старуха.
- Что-то взорвалось. Газ, наверное, - постарался я её успокоить.
- Это газ взорвался, - тут же сообщила она во всеуслышание. И пошло-поехало. Двери соседних квартир были распахнуты настерж, и я услышал, как кто-то звонит в газовую инспекцию. Я вызвал лифт, спустился и увидел, как потягиваясь, из своей каморки выходит заспанная консьержка. Эти южанки готовы в любую минуту закатить хорошую, полноценную истерику.
- Che cosa succede - что случилось? - завопила она по-итальянски, почуяв неладное, и ухватила меня за рукав. При этом мужское пальто, накинутое поверх ночной рубашки, с неё сползло и обнажило пышную грудь, не лишенную привлекательности.
- Бегу за полицией, - крикнул я, вырываясь, - La polizia!
- Мадонна миа! - завопила она ещё громче, бросаясь к лифту и волоча за собой пальто.
Улица показалась мне абсолютно пустой, но, свернув налево, я увидел, как от тротуара поспешно отъезжает машина с выключенными фарами. Было темно и я не сумел разглядеть ни номера, ни водителя. Заметил ли он меня и узнал ли - Бог весть.
ГЛАВА 17
У реки было особенно ветрено, мела поземка. За ночь заметно похолодало, снег не таял. Неподалеку маячила Эйфелева башня - нечто устойчивое, успокаивающее в круговерти белых хлопьев. Сейчас башня была в точности похожа на одну из собственных бесчисленных копий, заключенных в пластмассовый прозрачный шар - потрясешь, а внутри начинается метель. Под серым низким небом угрюмо катила серо-стальные волны Сена.
Своих двух коммунистов я заметил, как только они вышли из метро и через площадь Альма двинулись к мосту. Тот, что помоложе, - по моим признакам сам Таллар - был высок, худ. Резкие черты лица, густые рыжеватые волосы. Его компаньон - лет пятидесяти, краснолицый, плотный, почти седой. Оба в кожаных куртках. Пытаясь укрыться от непогоды, они спешили, отворачиваясь от ветра, сутулились. Поблизости никого подходящего не оказалось, и высокий со словами - "Я - Робер Таллар," - без колебаний протянул мне руку. Я в ответ назвал себя: "Пэррот".
- А это товарищ Этьен Рейналь.
Рукопожатие Таллара было крепким, у меня даже рука занемела.
- Есть место, где можно поговорить спокойно. Тут рядом, - сказал я.
Пять минут скорым шагом - и мы пришли на квартиру на улице Дебрус, как и было условлено. Я приметил в углу гостиной радиоприемник - вмонтированный в него микрофон наверняка соединен с записывающим устройством, припрятанным где-нибудь в шкафу, в одном из ящиков. Гости оглядывались - их, видимо, тоже интересовало, где спрятан микрофон. Я предложил им снять пальто в передней - мой придирчивый взгляд не обнаружил под полами их дешевых пиджаков никаких подозрительных выпуклостей.
Бок о бок они расположились на длинной софе, я сел напротив, в кресле, и Таллар тотчас приступил к делу. По его жесткому выражению я догадался, что он с севера, из рабочих.
- Партия уполномочила нас на этот разговор. Я член центрального комитета, Этьен возглавляет региональный отдел Генеральной конфедерации труда65.
Рейналь коротко кивнул. С помощью специальной машинки он скручивал сигарету, насыпая из ветхого кисета табак в клочок тонкой желтоватой бумаги.
- Объясню, почему мы искали встречи с вами, - продолжал Таллар, Насколько нам известно, вы прибыли, чтобы установить, поддерживал ли покойный Маршан тайные, недозволенные контакты с иностранными разведками. Мы знаем, что французские власти вам поддержки не оказали. Как можно было ожидать, чтобы эти люди признали, что в их среде столь долго действовал предатель и шпион? У нашей партии нет причин скрывать этот скандальный факт, мы даже заинтересованны в публичном разоблачении бывшего министра, особенно в том, что касается его деятельности во время войны.
После небольшой паузы - я счел за лучшее промолчать, - Таллар заговорил снова:
- После войны не удалось вывести на чистую воду всех предателей и коллаборационистов. Многих спасли от справедливого суда деньги, влияние родственников и прочие привилегии. К тому же власти не были по-настоящему заинтересованы в разоблачении этих негодяев. В течение тридцати лет мы, располагая убедительными данными о предательстве целого ряда общественных деятелей, не можем воспользоваться ими. Однако время от времени правда все же всплывает наружу. В силу некоторых обстоятельств.
И, - подумал я про себя, - в силу некоторого политического шантажа. Но вслух этого не произнес.
- Мы могли бы рассказать о том, что делал Маршан во время войны и после, - заявил Таллар, - Наши сведения точные...
- Я хотел бы задать вопрос: почему вы сами даже не пытались в свое время разоблачить Маршана, имея эти, как вы утверждаете, точные данные? А только теперь, через столько лет да ещё с чужой помощью...
- Ответ прост, - ответил Таллар, - Вам отлично известно, что недостаточно обвинить человека и даже предъявить доказательства его вины, чтобы его осудили. В случаях, как этот, надлежит прежде всего думать о расстановке политических сил, о соблюдении баланса - это касается и партий, и правоохранительных органов, и прессы. Сам факт коллаборационизма и шпионажа - подтвержденного или нет - не может быть рассмотрен изолированно, сам по себе. С точки зрения нашей партии, случай с Маршаном в то время не подлежал разглашению, этого не позволял политический климат тех лет.
Пытается повесить мне лапшу на уши - как будто я не понимаю, что коммунисты по своей природе вовсе не заинтересованы в разоблачении шпионов, даже если КГБ получил их по наследству от гестапо. Только по этой причине они и молчали все эти годы. Но возражать собеседнику я не стал. И он продолжал все так же негромко и рассудительно:
- В нынешней изменившейся ситуации мы готовы сделать эту историю всеобщим достоянием. Партия решила, что вам следует услышать её от непосредственного участника. От товарища Этьена.
Меня поразило, насколько легко этот безусловно неглупый молодой человек обращается с абстрактным термином "партия", наделяя это слово волей, разумом, властью и даже отождествляя с собственной личностью.
А ведь это опасно, - подумалось мне, - Вместо "Господь Бог повелевает..." - "Партия велит...". Звучит почти одинаково, но...
Я повернулся к Рейналю - он все это время просидел молча, скрестив на животе тяжелые рабочие руки. Голос у него оказался скрипучий, гортанный похоже, он из Оверни. Говорить он был явно не мастер.
Да, он знал Маршана по работе в сопротивлении, в Лионе. Познакомились в конце сорок второго. Маршан руководил связями, документацией, жил в Лионе. Часто бывал в Авейроне - там и вступил в отряд. Настоящий вояка так определил его Рейналь. Храбрый, энергичный. Видно, армия его приучила к дисциплине и порядку. И подпольщик отличный. Политические взгляды антикоммунист, религия - католик.
В их отряде тогда был некий Рауль Бракони. Вечером 28 декабря сорок второго года он пошел к доктору Жане - тоже члену группы, чтобы встретиться кое с кем из товарищей. Бракони находился в приемной среди пациентов, ждущих своей очереди, когда дом окружили немцы из СД - военной контрразведки и французские полицейские. Раньше чем они ворвались, Бракони успел проглотить список, который был у него с собой, - этот список мог погубить многих. Всех, кто находился в квартире, забрали в штаб-квартиру СД - самого доктора, его семью, ассистентку, пациентов. В том числе и Бракони. И сразу начали допрашивать. Бракони не повезло: первый же из допрашиваемых в страхе за себя заявил, что видел, как Бракони что-то проглотил. Немцы тут же вызвали начальство - пришел майор по имени Клаус Барбье.
У Бракони вызвали рвоту, запихнув ложку ему в глотку. Слова на клочке бумаги были неразличимы. Но мучители поняли, что человек, который находится перед ними, может поведать немало интересного.
- Они даже пытать его не стали, - сказал Рейналь, - Просто объяснили, как это делается. А может, показали кого-нибудь из товарищей, кого схватили раньше. Этого оказалось достаточно - он заговорил. Выдал всех и вся назвал адреса, имена, кто чем занимался...
Знаете, если уж кто попадался им в лапы - старался говорить как можно меньше, только то, что они все равно уже знали. Люди ведь слабые, не всякий может выдержать боль. Но Бракони - он согласился с ними сотрудничать. Переметнулся. И мы об этом узнали - он сам водил полицейских по адресам. Но это потом - а тогда его через пару дней выпустили, нам он сказал, будто одурачил тех, кто его допрашивал, сошел за пациента...
Голос Рейналя звучал глухо, монотонно:
- Наш товарищ доктор Жане умер в тюрьме - его забили досмерти. Жену доктора отправили в Равенсбрюк - оттуда она не вернулась. До сих пор простить себе не могу - как мы сразу не разобрались с этим Бракони, просто тогда были в шоке, а ведь все было с ним ясно. Он и вел себя как... Словом, всю сеть в Лионе провалил. Пятнадцать человек арестовали. Среди них и Андре Маршан. К нему пришли на квартиру - а он оказался в отъезде. Так он сказал. На самом-то деле его тогда взяли.
СД и гестапо всегда действовали одинаково, если им удавалось кого-то перевербовать. Либо этот человек возвращался из застенков избитый до полусмерти, с какой-нибудь версией своего счастливого избавления. Либо его отпускали тут же, так, чтобы товарищи не успели заметить его отсутствия. Вот так и было с Маршаном. Кто мог заподозрить, что человек так быстро может стать предателем?
- Но как Барбье это удалось?
- Через одну женщину.
- Откуда это известно?
Я его предостерегал - она не интересовалась нашим делом и слишком уж была красива, все на неё заглядывались. Она тоже в него влюбилась. Я ему говорил, чтобы он был осторожней, но он не слушал. Ничего не мог с собой поделать. Бракони тоже знал - все знали. И он подсказал Барбье, как заполучить Маршана. Они схватили девушку и устроили им очную ставку в кабинете Барбье.
- Откуда это известно?
- Она сама рассказала. Барбье был хитер, как бес: он приказал увести её, и только потом поставил Маршану свои условия. Она так и не догадалась, на что пошел её любовник ради её спасения. Хотя, кто знает... У женщин такая интуиция. Ей он сказал, будто сумел отмазаться, обвел немцев вокруг пальца. А она поверила... Не знаю... Должно быть, Барбье объяснил Маршану, какая участь её постигнет в случае отказа. К ним попадали иной раз молодые женщины - сами понимаете... Маршан не выдержал - я же говорю, он её любил. Не стоит судить его так уж строго - за то, как он поступил в тот миг.
- В тот миг? А потом?
- Потом он мог бы сбежать, исчезнуть. У нас такие случаи бывали. Если бы он сразу признался, товарищи нашли бы для него новые документы, спрятали бы его. Но он и не пытался. Он вернулся и продолжал работать с удвоенной энергией - вот в чем я его виню. Немцы не использовали его для своих мелких поручений, как Бракони, - это была птица другого полета. Их агент в самом сердце Сопротивления! Он снабжал их информацией и внедрял дезинформацию в наши умы. Гестапо и СД даже поссорились из-за него. Гестапо одержало победу.
...Мне припомнился документ сорок третьего года за подписью Кальтенбруннера, процитированный в книге Анри Френе - о тайном агенте в руководстве Сопротивлением.
- Вы, вероятно, знаете - с сорок третьего года Андре Маршан стал играть большую роль в нашем движении, - это произнес Таллар, будто прочитав мои мысли.
- Почему вы оставили на свободе Бракони - заведомого предателя?
- Он внезапно исчез. Его долго искали, но так и не нашли.
- А Маршан?
- Он вершил крупные операции в качестве одного из вождей Сопротивления. Об этом знали все. О его сотрудничестве с гестапо немногие.
- Чем вы можете подтвердить свой рассказ?
- Мне сама эта девушка рассказала - о том, как встретила Маршана у Барбье.
- Где она сейчас? Жива? Как её звали?
- Анни Лекур. Жива ли - не знаю. После войны она работала у Маршана секретаршей.
- Как она выглядела?
- Я уже говорил - красотка. Волосы черные, стройненькая такая. Классная девчонка, одним словом.
- Какие-нибудь особые приметы не вспомните?
- Глаза необыкновенные - прямо как фиалки. Синие. Да, и на шее родимое пятно. Она его прятала - носила всегда шарфик или воротник высокий.
...Анни Лекур. Анни Дюпюи. Темные волосы. Поразительно красивые голубые глаза. Секретарша Маршана после войны. Она - но моим собеседникам знать об этом не следует.
- Еще у нас есть показания человека по имени Иоханнес Мюллер. Он был помощником Клауса Барбье. И он присутствовал в тот день в кабинете.
- Показания бывшего палача ничего не стоят.
- Вы сами решите - мы устроим вам встречу. Он живет в Кельне. Он вам все расскажет - у него есть на то причины. Во-первых, он боится Божьего суда. А во-вторых, считает, что его несправедливо осудили - он двадцать лет отсидел, - Таллар извлек из кармана какие-то бумаги, - Вот фотокопии. Можете взять их себе.
Я взял не глядя и вернулся к существу дела:
- Почему вы считаете, что после войны Маршан стал шпионом?
Робер Таллар взъерошил кудри, задвигался, вытягивая длинные ноги.
- Тому много доказательств, - сказал он. - Исчезли же списки агентов СД в Лионе. И только там - повсюду-то они остались.
- Где же эти списки?
- У американцев. Их специалисты занялись архивами раньше, чем это могли сделать бойцы Сопротивления. Нам достались пустые шкафы. Барбье, как известно, пригодился американцам. С его-то осведомленностью... Бракони судили заочно. По указанию судьи из следственных документов были убраны все упоминания о Маршане - в то время, в сорок шестом, это было необычно.
- Ничего это не доказывает, - возразил я.
- Да, улики косвенные, - неожиданно согласился Таллар, - Но мы твердо уверены, что Маршан работал на американцев.
- А если Маршан служил Советам?
- Раз уж вы пришли к столь неправильному выводу, то не стоит вам и заявлять об этом открыто. Ради сохранения добрых отношений Франции с Англией и Россией. Имейте в виду: особого эффекта все равно не добьетесь... Если же разоблачите Маршана как советского шпиона, то урон потерпит его партия, а вовсе не наша. Нам-то какой вред от того, что министр был коммунистическим агентом? - он даже улыбнулся, пожав плечами, - На самом деле он работал на американскую разведку...
- Что ж, с этим не поспоришь.
- Тогда все, - Таллар поднялся, за ним и Рейналь.
Проводив их до дверей, я позвонил оператору:
- Пленку скопируйте и зарегистрируйте. В конце недели зайду за ней.
ГЛАВА 18
Спеша на свидание с Альфредом Баумом, я специально прошел по улице Этьен Марсель, чтобы посмотреть на дом, куда меня привез лже-Баум. И... Ничего похожего! Мне казалось, этот дом находится между улицами Монторгюэль и Тюрбиго, но, видимо, в тот день я совершенно утратил способность ориентироваться: не запомнил ни одной вывески, ни одного подъезда. Да и к чему тогда было запоминать?
Подлинный Баум поджидал меня в бистро возле Шатле - он сам назначил место встречи. Он заказал для нас обоих boudin aux pommes de reinette кровяную колбасу с жаренными яблоками и в ожидании, пока её принесут, извлек из кармана блокнот.
- Вы должны были отыскать дом на улице Этьен Марсель...
- Пробовал - ничего не вышло.
- Ладно, мы к этому вернемся. А пока вашим делом занимаются два моих сотрудника.
- Что-нибудь прояснилось?
- Давайте по порядку, - он засунул за ворот клетчатую салфетку и приступил к еде. Пил большими глотками вино, отламывал здоровенные ломти хлеба - словом, ел, как подобает французу.
- Кое-что у нас есть, - сказал он с набитым ртом, - Насчет автошколы этой, Марсо, - Он прожевал и заговорил более внятно: Полиция о ней знает. Хозяин - корсиканец, зовут Панелли. За ним много чего числится - разные сомнительные делишки, вымогательство, связи с преступным миром. Boudin хороша, правда? Я здесь часто обедаю. Жорж! Он у нас раньше работал, этот Жорж. Мы бы ещё выпили.
Жорж, в длинном фартуке и шапочке с козырьком, принес бутылку, сам откупорил. Его толстая, туго затянутая в черное шелковое платье жена сидела за кассой как черная курица.
- Знакомитесь. Господин Пэнмур, мой приятель. А это Жорж, превосходный повар, в прошлом - неплохой сыщик, ха-ха!
Жорж протянул мне пухлую лапу:
- Англичанин, да? Я англичан повидал. Дважды в Лондоне был. Один раз с Большим Шарло6, другой раз с Помпиду. А когда ваш Черчилль приезжал, я был в группе охраны.
- Великий был человек! - жуя, заметил Баум.
- Вокруг него всю дорогу такая суета была, как он только выдержал. Великий человек - это точно, - Жорж ухмыльнулся и отправился на кухню.
- Мы тут прощупали этого Робертона, - сказал Баум, - Как бы от налоговой полиции. Проверили, как Брансон платит налоги. Его биржевой маклер дал нам перечень поручений, - Баум протянул мне листок, - Брансон покупает ценные бумаги, хорошо в них разбирается, ошибается редко. Вы это хотели узнать?
- Именно это, - подтвердил я, - Большое спасибо.
- Сегодня целый час читал досье Маршана. Возьмите себе еще, - он сам положил мне на тарелку кусок колбасы с кружками поджаренных яблок, взял и себе, крикнув в сторону кухни:
- Жорж, ты настоящий мастер!
Жорж немедленно возник у нашего столика и пообещал угостить в следующий раз этим же блюдом, приготовленным на фламандский манер, с добавлением изюма и корицы.
- Так вот, досье Маршана, - продолжал Баум, когда тот ушел, - Сколько я над ним бился в прежние годы! Но, знаете, кто-то над ним поработал исчезли четыре важных документа. Я знаю точно, потому что все документы нумеруются, а на обложке папки помещается их полный список. Брали эту папку двое - один из них мой шеф, Вавр. Кто вынул документы? Вавр брал папку не для себя, а для начальства. Любой мог это сделать. Что за документы, сказать не могу. Не помню. относились они к разным годам - сорок девятому, пятьдесят первому, пятьдесят восьмому и шестьдесят третьему... Вынули их в прошлом месяце, не раньше. Вы, похоже, расшевелили осиное гнездо...
- И потому нам пытаются помешать... И вам, и мне.
- Этого следовало ожидать, - ответствовал Баум, - Как я уже говорил, политикам доверять нельзя. А нашему отделу волей-неволей приходится им служить. Я принял кое-какие меры предосторожности, - разговор явно мешал ему обедать, - Сегодня же проверю некоторые детали... Сообщу завтра... но не ждите сенсаций... - он хлебом подобрал остатки соуса с тарелки, - Больше всего меня интересует это здание, похожее на наше, но с видом на Эйфелеву башню. Мои люди его ищут. Надеюсь, к завтрашнему дню найдут. Тогда вы понадобитесь - для опознания, - он усмехнулся и спросил неожиданно:
- Хотите что-то сказать?
Его проницательный взгляд меня смутил. То ли этот хитрец пытается что-то у меня выведать, то ли уже знает о событиях прошлой ночи. Я решил довериться ему и рассказал о том, как накануне в ресторане за нами следил какой-то алжирец, о взрыве в квартире Изабел и о машине, поспешно отъехавшей от тротуара при моем приближении.
- Вы бы узнали этого человека из ресторана? - спросил Баум.
- Пожалуй, да. Если не сбреет усы и не изменит прическу.
- Покажу вам снимки, сделанные нашими сыщиками. Может, опознаете кого-нибудь, - прикрыв деликатно рот ладонью, Баум поковырял в зубах зубочисткой, - Хорошо бы установить связь автошколы Марсо с "Луной" и выйти на того, кто стоит за их спинами. Плясать мы должны от этой печки...
- Мне придется слетать на денек в Германию и на денек в Лондон, сказал я.
- Ничего не имею против, мы пока постараемся отыскать дом. И наведем справки в алжирском землячестве.
Принесли великолепный рокфор - он мгновенно исчез.
- Только не возвращайтесь самолетом - в аэропорту жесткий контроль, посоветовал Баум, доедая сыр, - Лучше всего через Бельгию по шоссе. Номер 365, пропускной пункт в Эргюлине. Там у вас проблем не будет, - он записал что-то в блокнот.
- Может оказаться полезным Шаван? - спросил я, - Как вы думаете? Ведь он был связан с Артуняном.
- Этот тип всегда полезен, когда нужно связаться с преступным миром. Но у вас другой случай. Знаете, в вашем деле я бы и родной бабушке не доверился.
- Так вы ему не доверяете?
- Никому я не доверяю, в том числе и вам. Профессиональная привычка. А что касается Альбера Шавана - и в полиции у него немало друзей, и в преступном мире. И те, и другие с ним считаются, даже уважают. Такие посредники существуют повсюду. Но есть одна тонкость - его собственный бизнес не совсем легален. Он сам из мафии и, стало быть, уязвим. И управляем. Неспроста вас взяли в оборот у самого его порога. Откуда узнали, что вы к нему собрались?
Я припомнил чернокожего охранника у входа в заведение Шавана - как он приплясывал от холода в своем длинном не по росту плаще. И двух молчаливых подручных с напомаженными волосами. Та ещё публика...
- Кстати, - прервал мои воспоминания Баум, - Кто такой Брансон?
- Расскажу, когда вернусь, - пообещал я.
- Мы заодно проверили и Робертона, - сказал Баум, - Таков порядок. Может, вам это интересно - он состоял в "Союзе молодых коммунистов", когда учился в лицее в Гренобле. Был членом троцкистской ячейки в Сорбонне. Теперь подвизается в крайне правой экстремистской националистической группе "Аксьон де ля Франс". Странные политические метания и довольно проворные для человека его лет - ему под сорок. Так не забудьте мне рассказать о Брансоне...
Сообщение о взрыве появилось в первых выпусках "Франс Суар" и "Монд" хорошо хоть, не на первых полосах. Я и так причинил Изабел множество хлопот - не хватало еще, чтобы газеты подняли шумиху. К счастью, репортеры пока не связали событие с английским посольством: просто взрыв в квартире по неизвестной причине, пострадавших нет.
- Нет. В его поведении всегда чувствовалась нерешительность, колебания какие-то. Потому он и не стал премьер-министром. Его шпионская деятельность - если он был шпионом - выполнялась под каким-то давлением, а вовсе не из политических убеждений. Может, он старался удержаться в каких-то пределах. Отнюдь не герой, конечно, - самый рядовой шпион, которого завербовали с помощью шантажа, смертельно уставший от постоянного риска и моральной нечистоплотности. В каком-то смысле он был антиподом вашему Филби - тот ведь действовал из идейных побуждений.
- Да, конечно.
- Поверьте моему опыту - если против такого человека, как Маршан, нет очевидных доказательств, то лучше оставить все, как есть, и только постараться защитить от него свои службы безопасности.
Слушая с увлечением этот урок реальной политики, я вдруг спохватился, что опаздываю на последний поезд. Мы поспешно договорились о новой встрече, и я стремглав ринулся на вокзал - едва успел. Было уже около часу ночи, когда поезд пришел на вокзал Монпарнас.
В двадцать минут второго я высадился из такси напротив дома, где жила Изабел. Улица была пустынна. Открыв ключом тяжелую входную дверь, я наощупь, не зажигая света, двинулся вверх по лестнице. От лифта к квартире Изабел ведет короткий коридор, её дверь последняя из четырех. Нашарив её в кромешной тьме, я пальцами осторожно провел по раме сверху донизу. Возле дверной петли обнаружил спичку, которую Изабел сунула в щель, уходя вместе со мной из дому. Этому научил её я, а ей никогда ничего не приходилось повторять дважды. Простой старый прием - даже если спичку обнаружат, её ведь ещё надо поместить на прежнее место, не всякий это сообразит.
Ключ легко повернулся в замке. Я прижался спиной к стене и вытянутую руку просунул в дверь, чуть-чуть приоткрыв её. Честно говоря, не знаю, чего я боялся.
Взрыв швырнул меня на пол - пластиковая бомба, должно быть, была прикреплена к стене у самой двери. За первым ужасающим грохотом последовали новые звуки - зазвенели разбитые стекла, посыпалась кусками штукатурка. Мутный белый дым пополз из квартиры, заполнил коридор. Я закашлялся и с трудом поднялся - взрыв опрокинул меня на пол. Я был оглушен, в мозгу вертелось всего одно слово: "пластик". Ну да, пластиковая бомба - их использовали сасовцы в борьбе с французскими правительственными войсками сначала в Северной Африке, потом и в самой Франции. Наверняка и здесь действовали североафриканцы - арабы...
До меня донесся слабый телефонный звонок - ах да, Изабел звонит мне в свою квартиру, как мы условились. Я перешагнул через лежавшую дверь и сквозь дым, спотыкаясь о мебель, пробрался к тому месту, где стоял телефон. Клубы холодного воздуха валили сквозь разбитое окно, мешались с дымом. Телефон оказался цел, я снял трубку. Это была она, Изабел.
- Слушай внимательно. Приезжай прямо сейчас, в твоей квартире произошел взрыв. Я смываюсь. Если, конечно, меня не задержат.
Собственный голос казался мне чужим и звучал будто издалека. Я положил трубку и выбрался в коридор. На мою удачу, там пока никого не было, но внизу уже слышались встревоженные голоса. Кто-то включил свет в подъезде. Я выскочил на площадку и стремглав кинулся вверх. В тот самый миг, когда я оказался этажом выше, одна из дверей открылась, на лестничной площадке появилась супружеская пара - оба в халатах.
- Что происходит? - этот вопрос задал я.
- Похоже на взрыв, - отозвался мужчина, - Где-то под нами.
Втроем мы спустились вниз - к тому времени вышли и соседи Изабел. К счастью, среди полуодетых людей оказались двое, одетые нормально - это делало меня менее заметным.
- Чья это квартира? - раздался голос.
- Здесь живет одна англичанка, - объяснил другой.
Сосед принес ручной фонарик, вошел сквозь проем и сразу же крикнул успокаивающе остальным:
- Тут нет никого!
Народу, между тем, прибывало.
- Что случилось? - прямо в ухо мне прокричала какая-то старуха.
- Что-то взорвалось. Газ, наверное, - постарался я её успокоить.
- Это газ взорвался, - тут же сообщила она во всеуслышание. И пошло-поехало. Двери соседних квартир были распахнуты настерж, и я услышал, как кто-то звонит в газовую инспекцию. Я вызвал лифт, спустился и увидел, как потягиваясь, из своей каморки выходит заспанная консьержка. Эти южанки готовы в любую минуту закатить хорошую, полноценную истерику.
- Che cosa succede - что случилось? - завопила она по-итальянски, почуяв неладное, и ухватила меня за рукав. При этом мужское пальто, накинутое поверх ночной рубашки, с неё сползло и обнажило пышную грудь, не лишенную привлекательности.
- Бегу за полицией, - крикнул я, вырываясь, - La polizia!
- Мадонна миа! - завопила она ещё громче, бросаясь к лифту и волоча за собой пальто.
Улица показалась мне абсолютно пустой, но, свернув налево, я увидел, как от тротуара поспешно отъезжает машина с выключенными фарами. Было темно и я не сумел разглядеть ни номера, ни водителя. Заметил ли он меня и узнал ли - Бог весть.
ГЛАВА 17
У реки было особенно ветрено, мела поземка. За ночь заметно похолодало, снег не таял. Неподалеку маячила Эйфелева башня - нечто устойчивое, успокаивающее в круговерти белых хлопьев. Сейчас башня была в точности похожа на одну из собственных бесчисленных копий, заключенных в пластмассовый прозрачный шар - потрясешь, а внутри начинается метель. Под серым низким небом угрюмо катила серо-стальные волны Сена.
Своих двух коммунистов я заметил, как только они вышли из метро и через площадь Альма двинулись к мосту. Тот, что помоложе, - по моим признакам сам Таллар - был высок, худ. Резкие черты лица, густые рыжеватые волосы. Его компаньон - лет пятидесяти, краснолицый, плотный, почти седой. Оба в кожаных куртках. Пытаясь укрыться от непогоды, они спешили, отворачиваясь от ветра, сутулились. Поблизости никого подходящего не оказалось, и высокий со словами - "Я - Робер Таллар," - без колебаний протянул мне руку. Я в ответ назвал себя: "Пэррот".
- А это товарищ Этьен Рейналь.
Рукопожатие Таллара было крепким, у меня даже рука занемела.
- Есть место, где можно поговорить спокойно. Тут рядом, - сказал я.
Пять минут скорым шагом - и мы пришли на квартиру на улице Дебрус, как и было условлено. Я приметил в углу гостиной радиоприемник - вмонтированный в него микрофон наверняка соединен с записывающим устройством, припрятанным где-нибудь в шкафу, в одном из ящиков. Гости оглядывались - их, видимо, тоже интересовало, где спрятан микрофон. Я предложил им снять пальто в передней - мой придирчивый взгляд не обнаружил под полами их дешевых пиджаков никаких подозрительных выпуклостей.
Бок о бок они расположились на длинной софе, я сел напротив, в кресле, и Таллар тотчас приступил к делу. По его жесткому выражению я догадался, что он с севера, из рабочих.
- Партия уполномочила нас на этот разговор. Я член центрального комитета, Этьен возглавляет региональный отдел Генеральной конфедерации труда65.
Рейналь коротко кивнул. С помощью специальной машинки он скручивал сигарету, насыпая из ветхого кисета табак в клочок тонкой желтоватой бумаги.
- Объясню, почему мы искали встречи с вами, - продолжал Таллар, Насколько нам известно, вы прибыли, чтобы установить, поддерживал ли покойный Маршан тайные, недозволенные контакты с иностранными разведками. Мы знаем, что французские власти вам поддержки не оказали. Как можно было ожидать, чтобы эти люди признали, что в их среде столь долго действовал предатель и шпион? У нашей партии нет причин скрывать этот скандальный факт, мы даже заинтересованны в публичном разоблачении бывшего министра, особенно в том, что касается его деятельности во время войны.
После небольшой паузы - я счел за лучшее промолчать, - Таллар заговорил снова:
- После войны не удалось вывести на чистую воду всех предателей и коллаборационистов. Многих спасли от справедливого суда деньги, влияние родственников и прочие привилегии. К тому же власти не были по-настоящему заинтересованы в разоблачении этих негодяев. В течение тридцати лет мы, располагая убедительными данными о предательстве целого ряда общественных деятелей, не можем воспользоваться ими. Однако время от времени правда все же всплывает наружу. В силу некоторых обстоятельств.
И, - подумал я про себя, - в силу некоторого политического шантажа. Но вслух этого не произнес.
- Мы могли бы рассказать о том, что делал Маршан во время войны и после, - заявил Таллар, - Наши сведения точные...
- Я хотел бы задать вопрос: почему вы сами даже не пытались в свое время разоблачить Маршана, имея эти, как вы утверждаете, точные данные? А только теперь, через столько лет да ещё с чужой помощью...
- Ответ прост, - ответил Таллар, - Вам отлично известно, что недостаточно обвинить человека и даже предъявить доказательства его вины, чтобы его осудили. В случаях, как этот, надлежит прежде всего думать о расстановке политических сил, о соблюдении баланса - это касается и партий, и правоохранительных органов, и прессы. Сам факт коллаборационизма и шпионажа - подтвержденного или нет - не может быть рассмотрен изолированно, сам по себе. С точки зрения нашей партии, случай с Маршаном в то время не подлежал разглашению, этого не позволял политический климат тех лет.
Пытается повесить мне лапшу на уши - как будто я не понимаю, что коммунисты по своей природе вовсе не заинтересованы в разоблачении шпионов, даже если КГБ получил их по наследству от гестапо. Только по этой причине они и молчали все эти годы. Но возражать собеседнику я не стал. И он продолжал все так же негромко и рассудительно:
- В нынешней изменившейся ситуации мы готовы сделать эту историю всеобщим достоянием. Партия решила, что вам следует услышать её от непосредственного участника. От товарища Этьена.
Меня поразило, насколько легко этот безусловно неглупый молодой человек обращается с абстрактным термином "партия", наделяя это слово волей, разумом, властью и даже отождествляя с собственной личностью.
А ведь это опасно, - подумалось мне, - Вместо "Господь Бог повелевает..." - "Партия велит...". Звучит почти одинаково, но...
Я повернулся к Рейналю - он все это время просидел молча, скрестив на животе тяжелые рабочие руки. Голос у него оказался скрипучий, гортанный похоже, он из Оверни. Говорить он был явно не мастер.
Да, он знал Маршана по работе в сопротивлении, в Лионе. Познакомились в конце сорок второго. Маршан руководил связями, документацией, жил в Лионе. Часто бывал в Авейроне - там и вступил в отряд. Настоящий вояка так определил его Рейналь. Храбрый, энергичный. Видно, армия его приучила к дисциплине и порядку. И подпольщик отличный. Политические взгляды антикоммунист, религия - католик.
В их отряде тогда был некий Рауль Бракони. Вечером 28 декабря сорок второго года он пошел к доктору Жане - тоже члену группы, чтобы встретиться кое с кем из товарищей. Бракони находился в приемной среди пациентов, ждущих своей очереди, когда дом окружили немцы из СД - военной контрразведки и французские полицейские. Раньше чем они ворвались, Бракони успел проглотить список, который был у него с собой, - этот список мог погубить многих. Всех, кто находился в квартире, забрали в штаб-квартиру СД - самого доктора, его семью, ассистентку, пациентов. В том числе и Бракони. И сразу начали допрашивать. Бракони не повезло: первый же из допрашиваемых в страхе за себя заявил, что видел, как Бракони что-то проглотил. Немцы тут же вызвали начальство - пришел майор по имени Клаус Барбье.
У Бракони вызвали рвоту, запихнув ложку ему в глотку. Слова на клочке бумаги были неразличимы. Но мучители поняли, что человек, который находится перед ними, может поведать немало интересного.
- Они даже пытать его не стали, - сказал Рейналь, - Просто объяснили, как это делается. А может, показали кого-нибудь из товарищей, кого схватили раньше. Этого оказалось достаточно - он заговорил. Выдал всех и вся назвал адреса, имена, кто чем занимался...
Знаете, если уж кто попадался им в лапы - старался говорить как можно меньше, только то, что они все равно уже знали. Люди ведь слабые, не всякий может выдержать боль. Но Бракони - он согласился с ними сотрудничать. Переметнулся. И мы об этом узнали - он сам водил полицейских по адресам. Но это потом - а тогда его через пару дней выпустили, нам он сказал, будто одурачил тех, кто его допрашивал, сошел за пациента...
Голос Рейналя звучал глухо, монотонно:
- Наш товарищ доктор Жане умер в тюрьме - его забили досмерти. Жену доктора отправили в Равенсбрюк - оттуда она не вернулась. До сих пор простить себе не могу - как мы сразу не разобрались с этим Бракони, просто тогда были в шоке, а ведь все было с ним ясно. Он и вел себя как... Словом, всю сеть в Лионе провалил. Пятнадцать человек арестовали. Среди них и Андре Маршан. К нему пришли на квартиру - а он оказался в отъезде. Так он сказал. На самом-то деле его тогда взяли.
СД и гестапо всегда действовали одинаково, если им удавалось кого-то перевербовать. Либо этот человек возвращался из застенков избитый до полусмерти, с какой-нибудь версией своего счастливого избавления. Либо его отпускали тут же, так, чтобы товарищи не успели заметить его отсутствия. Вот так и было с Маршаном. Кто мог заподозрить, что человек так быстро может стать предателем?
- Но как Барбье это удалось?
- Через одну женщину.
- Откуда это известно?
Я его предостерегал - она не интересовалась нашим делом и слишком уж была красива, все на неё заглядывались. Она тоже в него влюбилась. Я ему говорил, чтобы он был осторожней, но он не слушал. Ничего не мог с собой поделать. Бракони тоже знал - все знали. И он подсказал Барбье, как заполучить Маршана. Они схватили девушку и устроили им очную ставку в кабинете Барбье.
- Откуда это известно?
- Она сама рассказала. Барбье был хитер, как бес: он приказал увести её, и только потом поставил Маршану свои условия. Она так и не догадалась, на что пошел её любовник ради её спасения. Хотя, кто знает... У женщин такая интуиция. Ей он сказал, будто сумел отмазаться, обвел немцев вокруг пальца. А она поверила... Не знаю... Должно быть, Барбье объяснил Маршану, какая участь её постигнет в случае отказа. К ним попадали иной раз молодые женщины - сами понимаете... Маршан не выдержал - я же говорю, он её любил. Не стоит судить его так уж строго - за то, как он поступил в тот миг.
- В тот миг? А потом?
- Потом он мог бы сбежать, исчезнуть. У нас такие случаи бывали. Если бы он сразу признался, товарищи нашли бы для него новые документы, спрятали бы его. Но он и не пытался. Он вернулся и продолжал работать с удвоенной энергией - вот в чем я его виню. Немцы не использовали его для своих мелких поручений, как Бракони, - это была птица другого полета. Их агент в самом сердце Сопротивления! Он снабжал их информацией и внедрял дезинформацию в наши умы. Гестапо и СД даже поссорились из-за него. Гестапо одержало победу.
...Мне припомнился документ сорок третьего года за подписью Кальтенбруннера, процитированный в книге Анри Френе - о тайном агенте в руководстве Сопротивлением.
- Вы, вероятно, знаете - с сорок третьего года Андре Маршан стал играть большую роль в нашем движении, - это произнес Таллар, будто прочитав мои мысли.
- Почему вы оставили на свободе Бракони - заведомого предателя?
- Он внезапно исчез. Его долго искали, но так и не нашли.
- А Маршан?
- Он вершил крупные операции в качестве одного из вождей Сопротивления. Об этом знали все. О его сотрудничестве с гестапо немногие.
- Чем вы можете подтвердить свой рассказ?
- Мне сама эта девушка рассказала - о том, как встретила Маршана у Барбье.
- Где она сейчас? Жива? Как её звали?
- Анни Лекур. Жива ли - не знаю. После войны она работала у Маршана секретаршей.
- Как она выглядела?
- Я уже говорил - красотка. Волосы черные, стройненькая такая. Классная девчонка, одним словом.
- Какие-нибудь особые приметы не вспомните?
- Глаза необыкновенные - прямо как фиалки. Синие. Да, и на шее родимое пятно. Она его прятала - носила всегда шарфик или воротник высокий.
...Анни Лекур. Анни Дюпюи. Темные волосы. Поразительно красивые голубые глаза. Секретарша Маршана после войны. Она - но моим собеседникам знать об этом не следует.
- Еще у нас есть показания человека по имени Иоханнес Мюллер. Он был помощником Клауса Барбье. И он присутствовал в тот день в кабинете.
- Показания бывшего палача ничего не стоят.
- Вы сами решите - мы устроим вам встречу. Он живет в Кельне. Он вам все расскажет - у него есть на то причины. Во-первых, он боится Божьего суда. А во-вторых, считает, что его несправедливо осудили - он двадцать лет отсидел, - Таллар извлек из кармана какие-то бумаги, - Вот фотокопии. Можете взять их себе.
Я взял не глядя и вернулся к существу дела:
- Почему вы считаете, что после войны Маршан стал шпионом?
Робер Таллар взъерошил кудри, задвигался, вытягивая длинные ноги.
- Тому много доказательств, - сказал он. - Исчезли же списки агентов СД в Лионе. И только там - повсюду-то они остались.
- Где же эти списки?
- У американцев. Их специалисты занялись архивами раньше, чем это могли сделать бойцы Сопротивления. Нам достались пустые шкафы. Барбье, как известно, пригодился американцам. С его-то осведомленностью... Бракони судили заочно. По указанию судьи из следственных документов были убраны все упоминания о Маршане - в то время, в сорок шестом, это было необычно.
- Ничего это не доказывает, - возразил я.
- Да, улики косвенные, - неожиданно согласился Таллар, - Но мы твердо уверены, что Маршан работал на американцев.
- А если Маршан служил Советам?
- Раз уж вы пришли к столь неправильному выводу, то не стоит вам и заявлять об этом открыто. Ради сохранения добрых отношений Франции с Англией и Россией. Имейте в виду: особого эффекта все равно не добьетесь... Если же разоблачите Маршана как советского шпиона, то урон потерпит его партия, а вовсе не наша. Нам-то какой вред от того, что министр был коммунистическим агентом? - он даже улыбнулся, пожав плечами, - На самом деле он работал на американскую разведку...
- Что ж, с этим не поспоришь.
- Тогда все, - Таллар поднялся, за ним и Рейналь.
Проводив их до дверей, я позвонил оператору:
- Пленку скопируйте и зарегистрируйте. В конце недели зайду за ней.
ГЛАВА 18
Спеша на свидание с Альфредом Баумом, я специально прошел по улице Этьен Марсель, чтобы посмотреть на дом, куда меня привез лже-Баум. И... Ничего похожего! Мне казалось, этот дом находится между улицами Монторгюэль и Тюрбиго, но, видимо, в тот день я совершенно утратил способность ориентироваться: не запомнил ни одной вывески, ни одного подъезда. Да и к чему тогда было запоминать?
Подлинный Баум поджидал меня в бистро возле Шатле - он сам назначил место встречи. Он заказал для нас обоих boudin aux pommes de reinette кровяную колбасу с жаренными яблоками и в ожидании, пока её принесут, извлек из кармана блокнот.
- Вы должны были отыскать дом на улице Этьен Марсель...
- Пробовал - ничего не вышло.
- Ладно, мы к этому вернемся. А пока вашим делом занимаются два моих сотрудника.
- Что-нибудь прояснилось?
- Давайте по порядку, - он засунул за ворот клетчатую салфетку и приступил к еде. Пил большими глотками вино, отламывал здоровенные ломти хлеба - словом, ел, как подобает французу.
- Кое-что у нас есть, - сказал он с набитым ртом, - Насчет автошколы этой, Марсо, - Он прожевал и заговорил более внятно: Полиция о ней знает. Хозяин - корсиканец, зовут Панелли. За ним много чего числится - разные сомнительные делишки, вымогательство, связи с преступным миром. Boudin хороша, правда? Я здесь часто обедаю. Жорж! Он у нас раньше работал, этот Жорж. Мы бы ещё выпили.
Жорж, в длинном фартуке и шапочке с козырьком, принес бутылку, сам откупорил. Его толстая, туго затянутая в черное шелковое платье жена сидела за кассой как черная курица.
- Знакомитесь. Господин Пэнмур, мой приятель. А это Жорж, превосходный повар, в прошлом - неплохой сыщик, ха-ха!
Жорж протянул мне пухлую лапу:
- Англичанин, да? Я англичан повидал. Дважды в Лондоне был. Один раз с Большим Шарло6, другой раз с Помпиду. А когда ваш Черчилль приезжал, я был в группе охраны.
- Великий был человек! - жуя, заметил Баум.
- Вокруг него всю дорогу такая суета была, как он только выдержал. Великий человек - это точно, - Жорж ухмыльнулся и отправился на кухню.
- Мы тут прощупали этого Робертона, - сказал Баум, - Как бы от налоговой полиции. Проверили, как Брансон платит налоги. Его биржевой маклер дал нам перечень поручений, - Баум протянул мне листок, - Брансон покупает ценные бумаги, хорошо в них разбирается, ошибается редко. Вы это хотели узнать?
- Именно это, - подтвердил я, - Большое спасибо.
- Сегодня целый час читал досье Маршана. Возьмите себе еще, - он сам положил мне на тарелку кусок колбасы с кружками поджаренных яблок, взял и себе, крикнув в сторону кухни:
- Жорж, ты настоящий мастер!
Жорж немедленно возник у нашего столика и пообещал угостить в следующий раз этим же блюдом, приготовленным на фламандский манер, с добавлением изюма и корицы.
- Так вот, досье Маршана, - продолжал Баум, когда тот ушел, - Сколько я над ним бился в прежние годы! Но, знаете, кто-то над ним поработал исчезли четыре важных документа. Я знаю точно, потому что все документы нумеруются, а на обложке папки помещается их полный список. Брали эту папку двое - один из них мой шеф, Вавр. Кто вынул документы? Вавр брал папку не для себя, а для начальства. Любой мог это сделать. Что за документы, сказать не могу. Не помню. относились они к разным годам - сорок девятому, пятьдесят первому, пятьдесят восьмому и шестьдесят третьему... Вынули их в прошлом месяце, не раньше. Вы, похоже, расшевелили осиное гнездо...
- И потому нам пытаются помешать... И вам, и мне.
- Этого следовало ожидать, - ответствовал Баум, - Как я уже говорил, политикам доверять нельзя. А нашему отделу волей-неволей приходится им служить. Я принял кое-какие меры предосторожности, - разговор явно мешал ему обедать, - Сегодня же проверю некоторые детали... Сообщу завтра... но не ждите сенсаций... - он хлебом подобрал остатки соуса с тарелки, - Больше всего меня интересует это здание, похожее на наше, но с видом на Эйфелеву башню. Мои люди его ищут. Надеюсь, к завтрашнему дню найдут. Тогда вы понадобитесь - для опознания, - он усмехнулся и спросил неожиданно:
- Хотите что-то сказать?
Его проницательный взгляд меня смутил. То ли этот хитрец пытается что-то у меня выведать, то ли уже знает о событиях прошлой ночи. Я решил довериться ему и рассказал о том, как накануне в ресторане за нами следил какой-то алжирец, о взрыве в квартире Изабел и о машине, поспешно отъехавшей от тротуара при моем приближении.
- Вы бы узнали этого человека из ресторана? - спросил Баум.
- Пожалуй, да. Если не сбреет усы и не изменит прическу.
- Покажу вам снимки, сделанные нашими сыщиками. Может, опознаете кого-нибудь, - прикрыв деликатно рот ладонью, Баум поковырял в зубах зубочисткой, - Хорошо бы установить связь автошколы Марсо с "Луной" и выйти на того, кто стоит за их спинами. Плясать мы должны от этой печки...
- Мне придется слетать на денек в Германию и на денек в Лондон, сказал я.
- Ничего не имею против, мы пока постараемся отыскать дом. И наведем справки в алжирском землячестве.
Принесли великолепный рокфор - он мгновенно исчез.
- Только не возвращайтесь самолетом - в аэропорту жесткий контроль, посоветовал Баум, доедая сыр, - Лучше всего через Бельгию по шоссе. Номер 365, пропускной пункт в Эргюлине. Там у вас проблем не будет, - он записал что-то в блокнот.
- Может оказаться полезным Шаван? - спросил я, - Как вы думаете? Ведь он был связан с Артуняном.
- Этот тип всегда полезен, когда нужно связаться с преступным миром. Но у вас другой случай. Знаете, в вашем деле я бы и родной бабушке не доверился.
- Так вы ему не доверяете?
- Никому я не доверяю, в том числе и вам. Профессиональная привычка. А что касается Альбера Шавана - и в полиции у него немало друзей, и в преступном мире. И те, и другие с ним считаются, даже уважают. Такие посредники существуют повсюду. Но есть одна тонкость - его собственный бизнес не совсем легален. Он сам из мафии и, стало быть, уязвим. И управляем. Неспроста вас взяли в оборот у самого его порога. Откуда узнали, что вы к нему собрались?
Я припомнил чернокожего охранника у входа в заведение Шавана - как он приплясывал от холода в своем длинном не по росту плаще. И двух молчаливых подручных с напомаженными волосами. Та ещё публика...
- Кстати, - прервал мои воспоминания Баум, - Кто такой Брансон?
- Расскажу, когда вернусь, - пообещал я.
- Мы заодно проверили и Робертона, - сказал Баум, - Таков порядок. Может, вам это интересно - он состоял в "Союзе молодых коммунистов", когда учился в лицее в Гренобле. Был членом троцкистской ячейки в Сорбонне. Теперь подвизается в крайне правой экстремистской националистической группе "Аксьон де ля Франс". Странные политические метания и довольно проворные для человека его лет - ему под сорок. Так не забудьте мне рассказать о Брансоне...
Сообщение о взрыве появилось в первых выпусках "Франс Суар" и "Монд" хорошо хоть, не на первых полосах. Я и так причинил Изабел множество хлопот - не хватало еще, чтобы газеты подняли шумиху. К счастью, репортеры пока не связали событие с английским посольством: просто взрыв в квартире по неизвестной причине, пострадавших нет.