- Как я уже сказал, мы установили, что спутник принадлежит ЭСА Западному космическому агентству. Самое забавное - его существование зафиксировано в печатных источниках. Это такой легкий путь - слишком легкий, мы даже готовы были его отвергнуть: не поверили, что так бывает. Дело в том, что в Соединенных Штатах публикуются сведения абсолютно обо всех новых разработках.
- Покажите результаты - я уж сам как-нибудь решу, насколько они достоверны.
Джордж нажал кнопку, на экране появилось изображение зала контроля. Справа треть картинки занимал пульт с телевизионными дисплеями, слева видна была часть стены, на которой висели таблицы. Под картинкой надпись: "Вид центрального зала контроля. Центр космических полетов Годдарда". Еще ниже две колонки типографским шрифтом набранного текста. "Это страница информационного листка "Спейс", выпущенного в центре Годдарда. Я хотел бы обратить ваше внимание, что центр находится в Гринбелте, штат Мериленд всего в тридцати милях от Вашингтона. Это важно, сейчас объясню, почему.
Он перевел изображение, и перед ними предстала в увеличенном виде та самая часть стены: почти во весь экран таблица озаглавленная: "Контакты". Графы под заголовком смазались и читались с трудом. Одна строка была подчеркнута красным.
- Это перечень лиц, с которыми надлежит связаться в случае, если возникнут вопросы касательно космических программ. Вы видите в графе "НАСА" три имени и три телефонных номера, а также названия: "Комсат", "Марисат" и "Интелсат". Это три спутника, запущенные центром под эгидой НАСА. А следующая графа - я выделил её красным - ЭСА. Сейчас рассмотрим эту строку.
Картинка сменилась, теперь перед нашими глазами оказалась одна-единственная машинописная строка. Во много раз увеличенные буквы кое-где расплывались и были аккуратно обведены красными чернилами. Одна или две полностью выпали, но прочесть можно было: "Р. Кокер-младший, 703-51-110. 1461".
Я узнал первый номер и тронул Пабджоя за локоть:
- Это коммутатор Ленгли. Они что там, с ума посходили?
Я имел в виду ЦРУ, а не Гарри с Джорджем, но не уверен, что Пабджой понял меня именно так.
- Это телефонный номер ЦРУ, - объявил между тем Джордж своим насморочным голосом. - Боюсь, стремление американцев к гласности идет на вред секретности. Здесь уместна параллель с русскими - фотография, опубликованная ТАСС в 1974 году, выдала нам их сеть слежения за спутниками8.
- Есть подтверждающие факторы? - ледяным голосом осведомился Пабджой.
- Целый ряд подтверждающих факторов, сэр. Представляют интерес также некоторые данные о программах ЭСА. Но прежде всего прошу вас обратить внимание вот на что. Мы имеем дело с Центром Годдарда, расположенным в нескольких милях от Ленгли, штат Вирджиния. Между тем, спутником такого рода - я имею в виду характер его запуска и объявленые задачи - должен был бы заниматься Центр Маршалла, который находится в Хантсвилле, штат Алабама.
Джордж вывел на экран новое изображение: отрывок печатного текста с заголовком: "То появляется, то исчезает".
- Вырезка из американского журнала "Авиэйшн Уик и Спейс Текнолоджи" за 10 мая 1968 года. Позволю себе прочитать начало данной статьи. "Директор штаб-квартиры НАСА отказался прокомментировать таинственное исчезновение спутника, запущенного 14 февраля и адресовал репортера к сотрудникам станции на горе Шейен. А там ему объяснили, будто спутник сразу же потерпел аварию, поскольку больше о нем сведений не поступало. И, стало быть, слежение за ним не ведется. Репортер попросил представителя НАСА прокомментировать данный факт. И получил исчерпывающий ответ: никаких комментариев. То же самое - в космических центрах Маршалла и Годдарда. Спутник запущен - и концы в воду".
- Остальное в статье нас не касается, - продолжал Джордж, - Я прочел автор критикует космические ведомства за неразбериху в отчетах.
- Все это неубедительно, - произнес Пабджой кисло, - Нет связующих звеньев между этим запуском и самоубийством Маршана. Даже если все, что мы тут услышали, полностью соответствует действительности, то мы имеем дело с попыткой укрыть от посторонних глаз запуск спутника-шпиона. Я видывал уловки и похлеще, но нам-то что до этого?
Однако Джордж Робертс снова проявил невосприимчивость к ледяному душу, которым то и дело окатывал его Пабджой. Он только высморкался и сказал невозмутимо:
- А мы и не рассчитывали вас убедить. Нам нужно ваше разрешение, чтобы продолжить расследование. Технические данные передатчика, обнаруженного во Франции, позволяют точно определить, какие устройства и приборы установлены на спутнике, с которым он связан. Тогда останется только выяснить, было ли подобное оборудование на спутнике, запущенном в феврале.
- И есть способ это выяснить?
- Есть способ, - вмешался Гарри.
- Я о нем знать не желаю, только смотрите чтобы ваши делишки против нас не обернулись!
- Ни в коем случае, начальник, - успокоил его Гарри.
Пабджой уставился на него испытующе:
- Сколько ещё времени понадобится?
- Пару дней.
- Ладно, действуй.
Все поднялись, потягиваясь, и направились к дверям. Гарри подмигнул мне - ему явно доставляли удовольствие шпионские игры. Я его чувства не разделял.
В коридоре по пути к себе Пабджой сказал:
- Пока нет никакого смысла просвещать на этот счет нашего американского друга Хенка. Не стоит его огорчать. А этот Робертс мне не нравится. Нет в нем никакого уважения к начальству.
Джентельмены, могу я предложить вам шерри? - спросил министр иностранных дел. - У меня есть очень неплохой подарок испанской делегации, они тут вчера скандалили из-за Гиблартара. Как будто мне под силу сдвинуть эдакую глыбу, - он засмеялся над собственной шуткой и вообще явно был доволен жизнью. Вивиан по-прежнему в полосатом костюме обошел присутствующих с бутылкой и бокалами.
- Благодарю, не надо, - отказался Киллигрю.
- Сегодня у меня куча неприятностей, - сообщил министр, - Третий мир, сами понимаете... Мы все поддерживаем идею, что этим странам нужна постоянная помощь. Но лучше бы отправлять её почтой, честное слово. Итак, обратимся к проблемам собственного континента - надеюсь, вы не увеличите бремя моих сегодняшних неприятностей. - Он отпил шерри и бодро огляделся, Ну, Эндрью, чем порадуете?
- Пока особо нечем, господин министр. Есть кое-какие нити, но нужно время, чтобы их раскрутить.
- Как долго?
- Еще с неделю, скажем.
Киллигрю дернулся, будто желал высказаться, но передумал.
- Досадно, Эндрью, - произнес министр, - Знаете, премьер меня просто затрахал. Не могу отрицать, что у нашего премьера множество достоинств, но терпение - не в их числе. Напористость, сила убеждения - это да. Но он нетерпелив. Никак в толк не возьмет, почему наши спецслужбы так долго не могут дать простой ответ на простой вопрос. Необходима секретность - я это понимаю, а он нет. Да и ни к чему ему это - у него своих забот полно. Так что, судите сами, джентельмены, какое на меня оказывается давление, министр отхлебнул из бокала, никто не решился вставит слово. Он медленно обвел взглядом присутствующих.
- Что, Денверс? - обратился он к тому, кого Пабджой счел кэгэбэшником. - У вас есть соображения по этому поводу?
- Нет, господин министр, - Денверс не проявил волнения, но постарался спрятать глаза за своим бокалом с шерри.
- А у вас?
- Ничего, сэр, - браво отрапортовал Киллигрю.
- Требуется моя помощь, джентельмены? - ядовито спросил министр.
- Позвольте мне, - решился я. Киллигрю глянул на меня с изумлением, будто впервые обнаружив мое присутствие.
- Пожалуйста, Кэри, - пригласил министр, - Что там у вас?
- Я думаю, нам было бы полезно ознакомиться с протоколами встреч, которые состоялись у Маршана здесь, в Лондоне.
Министр почесал в затылке.
- Гм, это не так-то просто. Это ваш департамент, Денверс. Можно получить протоколы?
- Только заключительные выводы, - Денверс предвидел международные осложнения, он их вовсе не жаждал.
- Мне тоже так кажется. Но постарайтесь сделать все, что можно. Проясните вопрос в службе безопасности НАТО, не ставя их в известность, зачем нам понадобились протоколы.
Денверс не ответил. То ли он собирается выполнить просьбу министра, то ли готов убить его на месте - по виду не скажешь.
- Что еще, джентельмены? - даже природную живость нашего хозяина заморозили, наконец, мрачные, непроницаемые гости-жрецы госбезопасности, Вы считаете, что расследование приведет нас к большому скандалу? - его глаза смотрели на Пабджоя умоляюще.
- Вам не о чем беспокоиться, господин министр.
- Вот и отлично. Я доложу премьеру, что вы пока ещё не пришли к окончательным выводам, но ничего ужасного не предвидится. Такова ваша точка зрения, не правда ли?
- Именно так, сэр, - ответствовал Пабджой.
- Вивиан свяжется с вами, как только мы получим протоколы из НАТО.
Когда мы с шефом вышли на Уайт-холл, я спросил, зачем ему понадобилось заранее представлять результаты расследования как вовсе безобидные, когда уже совершенно ясно, что они прозвучат подобно взрыву бомбы.
- А я ничем не рискую, Кэри, - усмехнулся он, - Результаты расследования - это одно, а доклад о них - совсем другое. Между ними пропасть. Мы, разумеется, обязаны знать, что произошло на самом деле, а министр иностранных дел вовсе не обязан. Господи, да он сегодня только и делал, что пытался внушить нам: не сообщайте ничего, что могло бы меня огорчить.
- Почему бы тогда просто не сказать ему, что все, мол, в порядке?
- Это было бы слишком просто, Кэри. Пусть как следует попотеет - а то не почувствует облегчения, когда мы снимем с него груз. Пусть ещё недельку поволнуется.
Я счел за лучшее не углубляться в тему. В конце концов, политика - это не мое.
Я как раз был в кабинете Пабджоя во вторник, когда Гарри объявил, что готов доложить о результатах.
- Давай прямо сейчас, - велел Пабджой. В ожидании Гарри мы сидели молча. Я курил, шеф рисовал что-то в своем желтом блокноте. Гарри явился и начал с места в карьер:
- Все полностью соответствует!
Он проворно разложил на столе листки с машинописным текстом.
- Вот рабочие параметры передатчика, обнаруженного во Франции: длина волн, частота, мощность на выходе и, что особенно важно - корреляты для поиска приемника сигналов, то есть спутника.
Мы с Пабджоем тупо смотрели на цифры, которые для Гарри означали так много, а для нас так мало.
- А вот здесь - все об этом спутнике: период обращения, перигей, апогей, - снова цифры и малопонятные слова, из чего я смутно понял, что не всякий спутник может принимать сигналы с определенного передатчика и наоборот. Пабджой глубокомысленно покивал.
- Мой американский приятель раздобыл-таки данные якобы исчезнувшего спутника, запущенного в феврале шестьдесят восьмого - вот они. Теперь вы и сами видите - спутник может принимать сигналы передатчика, который я своими глазами видел во Франции. Другими словами, как я уже сказал, они друг другу соответствуют.
Эндрью Пабджой помолчал несколько минут, продолжая чертить линии в блокноте. Я, наконец, сформулировал свой вопрос:
- Допустим, русские захотели бы втереться в систему связи между Францией и Соединенными Штатами - что бы им для этого потребовалось?
Теперь помолчал Гарри.
- Ну, - задумчиво произнес он после паузы, - для начала им надо бы определить местоположение спутника, что в принципе возможно. Затем убедительную причину найти для своих действий. Подслушивание - это дорогое удовольствие. Прежде чем тратить силы и деньги, надо представить, стоит ли овчинка выделки.
- Можно ли украсть информацию так, чтобы следов взлома не осталось? спросил Пабджой.
- Конечно, начальник, - Гарри с энтузиазмом пустился в технические подробности.
- Русские, ты считаешь, располагают нужными средствами?
- У них были бы два пути, - сказал Гарри, тщательно подбирая слова, действовать с Земли, со станции слежения или с собственного спутника. Наша технология нам бы такое позволила, значит, они тем более могут. Насчет подслушивания в космосе - тут они американцев опережают. Я слыхал, из-за этого в Вашингтоне очень даже волнуются.
- Спасибо, Гарри, - кивнул ему Пабджой, - Ответ исчерпывающий.
Как только за Гарри закрылась дверь, он обернулся ко мне со словами:
- А как Маршана ко всему этому пристегнуть, мы все равно не знаем.
- Он был с этим связан, - сказал я, - Улики, хотя и косвенные, но сильные. Мы твердо знаем, что Бракони был агентом и работал на Хенка или на кого-то вроде него. Независимо от того, работал он только на американцев или был двойным агентом, Маршан действовал с ним заодно. Нам точно известно, что Маршан норовил заскочить в Конш при всяком удобном случае, пользовался для этого любым предлогом. Сопоставьте это с рассказами французских коммунистов и Мюллера о том, чем эти двое занимались во время оккупации - тут вывод сам напрашивается.
Пабджой, казалось, не слушал. Его карандаш скользил по бумаге, изображая большой квадрат.
- Передача информации была отлажена отлично, - произнес он, - Никаких встреч, никаких записей. Все строилось на редкостном умении Маршана запоминать детали. Все бы хорошо, если бы не Бракони. Он был слабым звеном. И ещё тот, кто его контролировал, - Пабджой перешел к внешней отделке нарисованного ящика. Внезапно он произнес резко:
- Можешь выкинуть из головы все, что Гарри тут плел насчет русских. Как они там подслушивают в космосе. Жизнь не так уж сложна. И ни к чему нам вся эта экзотика. Если уж к русским попадала секретная информация, так более простым путем.
ГЛАВА 24
Париж принаряжался к Рождеству, будто старая упрямая кокотка. Тысячи лампочек на припорошенных снегом деревьях вдоль Елисейских полей сверкали, как фальшивые бриллианты. Роскошные магазины на Фобур-Сент-Оноре, по соседству с английским посольством, дошли до такой изысканности, что даже казались несколько вульгарными. В витринах кондитерских красовались большие шоколадные поленья - подобие тех, что будут гореть в сочельник в каждом очаге. Кристиан Диор предлагал своим покупателям постели для кошек с матрасами из меха норки - прекрасный рождественский подарок тем, у кого есть все на свете, даже кошка.
Прямо в аэропорту я взял напрокат "Рено" и поехал в отель на улице Флерюс, пребывая в счастливом неведении о том, какое огромное несчастье ждет меня впереди. Да и как я мог его предугадать!
Из отеля я первым делом позвонил Изабел и пригласил её поужинать вместе.
- В Париж занесло одну мою почтенную родственницу. Но к девяти освобожусь.
- Отлично, - сказал я и тут же набрал номер Баума.
- Приходите ко мне на работу, - предложил он. - Не забудьте - я на третьем этаже, а не на седьмом. Ха-ха! Давайте прямо сейчас.
Чтобы добраться до штаб-квартиры ДСТ, пришлось взять такси: на улице Соссе всегда проблема с парковкой. Баум встретил меня радушно:
- Садитесь, мой друг, и полюбуйтесь на этих молодчиков, - на столе перед ним аккуратными пачками были разложены фотографии, - Может, кого-то узнаете.
Я тщательно просматривал снимки - сплошь арабы, но ни одного знакомого лица. Зато повезло с сотрудниками "Софранала".
- Одну камеру мы установили напротив входа, на первом этаже, объяснил Баум. - Использовали также крытый грузовик. В объектив попали, во-первых, все, кто работает в здании, то есть те, кто приходит утром и уходит вечером. Во-вторых, визитеры - их фотографии посмотрите отдельно, хорошо?
Специалисты из контрразведки времени не пожалели, сфотографировав целую армию людей, входящих в двери и выходящих из тех же дверей. Просмотрев примерно половину пачки, я обнаружил изображение мужчины высокий, сутуловатый, в плаще и темной шляпе.
- Та-ак! - приветствовал я его, - Вот он, наш самозванец! Лже-Баум...
Баум забрал у меня снимок, положил в тетрадь. Через минуту ещё один знакомец - плечистый, без шляпы, но в меховом пальто.
- Один из тех, кто меня бил.
Баум взял и этот снимок, а я принялся искать второго своего мучителя, но напрасно. Баум смахнул со стола в ящик все просмотренные снимки и водрузил передо мной последнюю пачку со словами:
- Теперь визитеры.
Самой верхней оказалась фотография Альбера Шавана. Крупный, вальяжный, он только что вышел из дверей и глянул прямо в объектив.
- Так и знал, - улыбнулся Баум, заметив мое недоумение. - Я сам сильно заинтригован.
И снова неожиданность: фотография весьма непрезентабельного субъекта. Кричаще яркое клетчатое пальто, в руке - нечто вроде мехового треуха, короткая стрижка, взгляд устремлен куда-то вбок - Хенк Мант собственной персоной.
Я взглянул на Баума, он улыбался, но глаза из-под кустистых бровей внимательно прощупывали меня.
- Я многое вам должен рассказать - многое, что связано с этим типом.
- Надеюсь, что в своем рассказе вы не обойдете и того, что произошло в Конше.
- Безусловно, - отозвался я.
Поскольку больше смотреть было нечего, Баум велел принести кофе. Когда пожилая суровая секретарша явилась с дымящимися чашками, он откинулся в кресле и пригласительно помахал пухлой рукой: мол, начинай.
- Я предпочел бы говорить в другом месте.
Кустистые брови взлетели вверх:
- До такой степени нам не доверяете?
- К вам лично это не относится. Но микрофонов не люблю. Никогда не знаешь, кто там, на другом конце.
- Не стану вас уверять, будто в этой комнате нет микрофонов. - Да хоть бы и стал - вы не обязаны принимать мои слова на веру.
- Давайте потолкуем за обедом. Как раз самое время, - предложил я, Приглашаю вас к Друану - отметим таким образом наш успех, хотя особой радости он нам и не принес, скорее, наоборот.
В машине по пути в ресторан мы обменивались ничего не значащими фразами. Глаза водителя устремлены на дорогу, но уши ведь свободны. Устроившись, наконец, в красивом старинном обеденном зале, мы заказали обед. Выбирая вино, я спросил у моего спутника совета, он порекомендовал "Вувре".
Официанты суетились вокруг нашего стола, поправляя салфетки и перекладывая ножи-вилки. Прибыла бутылка - запотевшая, прямо из погреба, её торжественно откупорили.
- Обед за свой счет, - сообщил Баум, - Нам у Друана обедать не положено.
- И нам не положено, - сказал я. - Так что придется заплатить.
За едой, с небольшими перерывами, вызванными появлением официанта, я изложил Бауму свою сагу, этап за этапом, заполняя прежние вынужденные пробелы и продвигаясь постепенно к финалу, в котором важную роль исполнял Гарри, а подыгрывал ему сам Пабджой. У меня не было полномочий демонстрировать столь полное доверие представителю чужой спецслужбы, но ведь и Баум не обязан был мне помогать. Он слушал молча, наслаждаясь едой, но не пропуская при этом ни единого слова.
- Хочу кое-что добавить, - сказал он, когда принесли кофе. - Прежде всего - насчет Бракони. Мы поговорили позавчера с Пабджоем по телефону о том, о сем, и после этого звонка я послал в Конш своего сотрудника. В гости к покойному Бракони. Ничего он там не обнаружил. Ни тебе трупа, ни радиопередатчика. Но в доме кто-то побывал, беспорядок там страшный. Я его попросил проверить на почте в Родезе корреспонденцию до востребования - нет ли чего для Бракони? Там обнаружилось шесть неполученных посланий, пять из них - газеты. А шестое - письмо, отправленное из Парижа, в нем всякие семейные новости, но нас это не убедило и мы все же передали его в лабораторию - пока результатов нет, - он отхлебнул кофе и продолжал:
- Больше всего в этой истории меня заинтересовал человек, который вам кажется фигурой второстепенной - я имел в виду Жюля Робертона, биржевого маклера с мутным политическим прошлым.
- Что в нем интересного?
- Во-первых, теперь мы о нем кое-что знаем. Должен вам сказать, я тридцать лет в контрразведке и за это время мне почти не доводилось встречать агентов, о которых ничего не известно. Рано или поздно, но что-то за ними обнаруживается - недаром Вавр говорит, что надо почаще читать наши собственные архивы.
- Не могу с ним не согласиться. Если бы наши архивы велись должным образом, то Филби никогда бы не сумел скрыть свою принадлежность к коммунистической партии в молодые годы и не втерся бы в разведывательную службу.
- Филби - подходящий пример. Особенно его постепенное продвижение от коммунистов к крайним правым - он же вступил в общество англо-германской дружбы. Это не случайно. Возьмите Робертона - сначала коммунист, потом троцкист, а потом поправел до крайности и оказался в рядах "Аксьон де ля Франс". Самая реакционная политическая группировка - некий союз роялистов с петеновцами и участниками довоенной группы "Аксьон франсе". Такой путь - от крайне левых к крайне правым - может быть, конечно, следствием неврастении, но гораздо вероятнее, что это абсолютно сознательный умысел. А теперь вот выясняется, что Робертон много лет был связан с заведомым агентом Бракони. Полагаю, с господином Робертоном следует побеседовать.
- Как насчет всеобщего приятеля Альбера Шавана?
- Думаю, это он распорядился убить Артуняна. И машину, с которой вы, по счастью, разминулись возле Конша, тоже послал он. Его люди наверняка получили задание замести следы. Между прочим, у Шавана есть целых два "Мерседеса".
- Получается, Шаван - один из главных героев этой истории. То принимает у себя американского разведчика Хенка, то навещает "Софранал" возможно, в один с ним час.
- Возможно. Этого я не знаю. Вообще для американца имело бы смысл использовать Шавана для грязной работы - поручить ему, скажем, нанять людей из "Луны" или из автошколы Марсо. Странный малый этот Шаван. Я перемолвился с ним парой слов на похоронах Арама - он искренне горевал о покойном, знал его больше двадцати лет. Стало быть, у него другого выхода не оставалось, когда ему поручили убрать вашего друга.
- Собираетесь его арестовать?
- Хотел бы. Но надежды мало - слишком долго он ходил в наших помошниках, найдутся люди, которые простят ему мелкие грешки.
- Кого-то вы все же арестуете?
- Радеску из "Софранала" и тех двоих, которых вы опознали по фотографиям. Кого-нибудь из автошколы Марсо - кто подвернется. И этих ребят из "Луны" - Бена Рифку, Салека и Бена Баллема. Мы знаем, где они живут дом 88 на улице Сан-Дени, там полно нелегальных иммигрантов. Все уже готово, адреса проверены, команда проинструктирована, сценарии допросов составлены. Будем брать всех одновременно завтра в шесть утра.
Вернувшись в отель, я прилег отдохнуть. Разбудил телефон - Изабел, точная как всегда, ждала в холле. Я спустился к ней и тут меня перехватил старик-портье: просит к телефону месье Баум. Говорить с ним из холла не хотелось. Я попросил переключить разговор на мой номер и протянул Изабел ключи от машины. Позже я вспомнил, что сделал это, даже не взглянув на нее.
- Пожалуйста, дорогая, разогрей пока мотор, ладно? Белый "Рено", слева за углом. Я не задержусь.
Она только улыбнулась в ответ, взяла ключи и запахнула ворот мехового пальто. Я поднялся к себе на лифте. Баум прежде всего извинился: оказывается, он хотел, чтобы я присутствовал, когда доставят задержанных.
- Никаких проблем.
- Значит, завтра в шесть тридцать в моем кабинете.
Взрыв прогремел именно в тот миг, когда я положил трубку. В комнате он прозвучал так, будто рухнуло что-то огромное и следом послышался знакомый звон: сыпалось разбитое стекло. Странно, что за секунду до взрыва у меня не было никакого ощущения надвигающейся беды, а тут я сразу понял, что случилось. И одновременно возникло невыносимое чувство вины, раскаяния, тошнотворное сознание собственной профессиональной непригодности. Господи, как я мог!
Я выбежал в коридор, бросился вниз по лестнице. Возле того, что осталось от машины, уже стояли какие-то люди, хотя обычно здесь пустынно. Чьи-то лица белели за окнами дома напротив. Куски искореженного металла, стекла... Клубы черного дыма мешаются с сырым холодным воздухом - горит бензин. Жар не позволяет приблизиться... Все кончено, все бесполезно...
Кажется, я плакал, проклинал все на свете, орал на молчаливых зрителей. Не помню, как прошел через все формальности, когда, наконец, прибыла полиция. Одно только осталось в памяти: полное ужаса лицо паренька из "скорой помощи", когда они вдвоем с напарником поднимали изуродованное тело Изабел на носилки. "Спокойно, мой мальчик, спокойно, - сказал напарник, - ещё и не к такому привыкаешь на этой работе". И накинул простыню на то, что совсем недавно было прекрасным женским лицом.
Дом номер 88 на улице Сан-Дени оказался одним из тех ветхих строений, которые того и гляди рухнут, - в другом городе его бы давно снесли и построили на этом месте что-нибудь путное. Но здесь его спасали нищие жильцы-иммигранты, по пятеро-шестеро в каждой комнате, - хозяева, не стесняясь, брали с них плату и из года в год откладывали ремонт.
В нижнем этаже помещался кинотеатр, где показывали порно. С улицы в дом вела всегда распахнутая дверь, по узкой лестнице можно было попасть на верхние этажи. Все было пропитано удушливым запахом вареной баранины и каких-то специй.
Я ещё долго стоял, глядя на одинокий погребальный костер - машина догорала, люди разошлись, полиции я был уже не нужен. Потом выпил подряд три рюмки коньяка в бистро - они помогли справиться с нервами, но не добавили душевного равновесия. Странная вещь физиология - я был спокоен, только не мог унять слез. Так и пришел на улицу Сан-Дени - с мокрым от слез лицом и с револьвером тридцать восьмого калибра в кармане пальто.
Сейчас, оглядываясь на тот вечер, не могу представить свое тогдашнее состояние. Наверно, я помешался. Во всяком случае, утратил способность размышлять. Я ведь не только собирался нарушить закон, но и попросту забыл священные правила своей профессии
- Покажите результаты - я уж сам как-нибудь решу, насколько они достоверны.
Джордж нажал кнопку, на экране появилось изображение зала контроля. Справа треть картинки занимал пульт с телевизионными дисплеями, слева видна была часть стены, на которой висели таблицы. Под картинкой надпись: "Вид центрального зала контроля. Центр космических полетов Годдарда". Еще ниже две колонки типографским шрифтом набранного текста. "Это страница информационного листка "Спейс", выпущенного в центре Годдарда. Я хотел бы обратить ваше внимание, что центр находится в Гринбелте, штат Мериленд всего в тридцати милях от Вашингтона. Это важно, сейчас объясню, почему.
Он перевел изображение, и перед ними предстала в увеличенном виде та самая часть стены: почти во весь экран таблица озаглавленная: "Контакты". Графы под заголовком смазались и читались с трудом. Одна строка была подчеркнута красным.
- Это перечень лиц, с которыми надлежит связаться в случае, если возникнут вопросы касательно космических программ. Вы видите в графе "НАСА" три имени и три телефонных номера, а также названия: "Комсат", "Марисат" и "Интелсат". Это три спутника, запущенные центром под эгидой НАСА. А следующая графа - я выделил её красным - ЭСА. Сейчас рассмотрим эту строку.
Картинка сменилась, теперь перед нашими глазами оказалась одна-единственная машинописная строка. Во много раз увеличенные буквы кое-где расплывались и были аккуратно обведены красными чернилами. Одна или две полностью выпали, но прочесть можно было: "Р. Кокер-младший, 703-51-110. 1461".
Я узнал первый номер и тронул Пабджоя за локоть:
- Это коммутатор Ленгли. Они что там, с ума посходили?
Я имел в виду ЦРУ, а не Гарри с Джорджем, но не уверен, что Пабджой понял меня именно так.
- Это телефонный номер ЦРУ, - объявил между тем Джордж своим насморочным голосом. - Боюсь, стремление американцев к гласности идет на вред секретности. Здесь уместна параллель с русскими - фотография, опубликованная ТАСС в 1974 году, выдала нам их сеть слежения за спутниками8.
- Есть подтверждающие факторы? - ледяным голосом осведомился Пабджой.
- Целый ряд подтверждающих факторов, сэр. Представляют интерес также некоторые данные о программах ЭСА. Но прежде всего прошу вас обратить внимание вот на что. Мы имеем дело с Центром Годдарда, расположенным в нескольких милях от Ленгли, штат Вирджиния. Между тем, спутником такого рода - я имею в виду характер его запуска и объявленые задачи - должен был бы заниматься Центр Маршалла, который находится в Хантсвилле, штат Алабама.
Джордж вывел на экран новое изображение: отрывок печатного текста с заголовком: "То появляется, то исчезает".
- Вырезка из американского журнала "Авиэйшн Уик и Спейс Текнолоджи" за 10 мая 1968 года. Позволю себе прочитать начало данной статьи. "Директор штаб-квартиры НАСА отказался прокомментировать таинственное исчезновение спутника, запущенного 14 февраля и адресовал репортера к сотрудникам станции на горе Шейен. А там ему объяснили, будто спутник сразу же потерпел аварию, поскольку больше о нем сведений не поступало. И, стало быть, слежение за ним не ведется. Репортер попросил представителя НАСА прокомментировать данный факт. И получил исчерпывающий ответ: никаких комментариев. То же самое - в космических центрах Маршалла и Годдарда. Спутник запущен - и концы в воду".
- Остальное в статье нас не касается, - продолжал Джордж, - Я прочел автор критикует космические ведомства за неразбериху в отчетах.
- Все это неубедительно, - произнес Пабджой кисло, - Нет связующих звеньев между этим запуском и самоубийством Маршана. Даже если все, что мы тут услышали, полностью соответствует действительности, то мы имеем дело с попыткой укрыть от посторонних глаз запуск спутника-шпиона. Я видывал уловки и похлеще, но нам-то что до этого?
Однако Джордж Робертс снова проявил невосприимчивость к ледяному душу, которым то и дело окатывал его Пабджой. Он только высморкался и сказал невозмутимо:
- А мы и не рассчитывали вас убедить. Нам нужно ваше разрешение, чтобы продолжить расследование. Технические данные передатчика, обнаруженного во Франции, позволяют точно определить, какие устройства и приборы установлены на спутнике, с которым он связан. Тогда останется только выяснить, было ли подобное оборудование на спутнике, запущенном в феврале.
- И есть способ это выяснить?
- Есть способ, - вмешался Гарри.
- Я о нем знать не желаю, только смотрите чтобы ваши делишки против нас не обернулись!
- Ни в коем случае, начальник, - успокоил его Гарри.
Пабджой уставился на него испытующе:
- Сколько ещё времени понадобится?
- Пару дней.
- Ладно, действуй.
Все поднялись, потягиваясь, и направились к дверям. Гарри подмигнул мне - ему явно доставляли удовольствие шпионские игры. Я его чувства не разделял.
В коридоре по пути к себе Пабджой сказал:
- Пока нет никакого смысла просвещать на этот счет нашего американского друга Хенка. Не стоит его огорчать. А этот Робертс мне не нравится. Нет в нем никакого уважения к начальству.
Джентельмены, могу я предложить вам шерри? - спросил министр иностранных дел. - У меня есть очень неплохой подарок испанской делегации, они тут вчера скандалили из-за Гиблартара. Как будто мне под силу сдвинуть эдакую глыбу, - он засмеялся над собственной шуткой и вообще явно был доволен жизнью. Вивиан по-прежнему в полосатом костюме обошел присутствующих с бутылкой и бокалами.
- Благодарю, не надо, - отказался Киллигрю.
- Сегодня у меня куча неприятностей, - сообщил министр, - Третий мир, сами понимаете... Мы все поддерживаем идею, что этим странам нужна постоянная помощь. Но лучше бы отправлять её почтой, честное слово. Итак, обратимся к проблемам собственного континента - надеюсь, вы не увеличите бремя моих сегодняшних неприятностей. - Он отпил шерри и бодро огляделся, Ну, Эндрью, чем порадуете?
- Пока особо нечем, господин министр. Есть кое-какие нити, но нужно время, чтобы их раскрутить.
- Как долго?
- Еще с неделю, скажем.
Киллигрю дернулся, будто желал высказаться, но передумал.
- Досадно, Эндрью, - произнес министр, - Знаете, премьер меня просто затрахал. Не могу отрицать, что у нашего премьера множество достоинств, но терпение - не в их числе. Напористость, сила убеждения - это да. Но он нетерпелив. Никак в толк не возьмет, почему наши спецслужбы так долго не могут дать простой ответ на простой вопрос. Необходима секретность - я это понимаю, а он нет. Да и ни к чему ему это - у него своих забот полно. Так что, судите сами, джентельмены, какое на меня оказывается давление, министр отхлебнул из бокала, никто не решился вставит слово. Он медленно обвел взглядом присутствующих.
- Что, Денверс? - обратился он к тому, кого Пабджой счел кэгэбэшником. - У вас есть соображения по этому поводу?
- Нет, господин министр, - Денверс не проявил волнения, но постарался спрятать глаза за своим бокалом с шерри.
- А у вас?
- Ничего, сэр, - браво отрапортовал Киллигрю.
- Требуется моя помощь, джентельмены? - ядовито спросил министр.
- Позвольте мне, - решился я. Киллигрю глянул на меня с изумлением, будто впервые обнаружив мое присутствие.
- Пожалуйста, Кэри, - пригласил министр, - Что там у вас?
- Я думаю, нам было бы полезно ознакомиться с протоколами встреч, которые состоялись у Маршана здесь, в Лондоне.
Министр почесал в затылке.
- Гм, это не так-то просто. Это ваш департамент, Денверс. Можно получить протоколы?
- Только заключительные выводы, - Денверс предвидел международные осложнения, он их вовсе не жаждал.
- Мне тоже так кажется. Но постарайтесь сделать все, что можно. Проясните вопрос в службе безопасности НАТО, не ставя их в известность, зачем нам понадобились протоколы.
Денверс не ответил. То ли он собирается выполнить просьбу министра, то ли готов убить его на месте - по виду не скажешь.
- Что еще, джентельмены? - даже природную живость нашего хозяина заморозили, наконец, мрачные, непроницаемые гости-жрецы госбезопасности, Вы считаете, что расследование приведет нас к большому скандалу? - его глаза смотрели на Пабджоя умоляюще.
- Вам не о чем беспокоиться, господин министр.
- Вот и отлично. Я доложу премьеру, что вы пока ещё не пришли к окончательным выводам, но ничего ужасного не предвидится. Такова ваша точка зрения, не правда ли?
- Именно так, сэр, - ответствовал Пабджой.
- Вивиан свяжется с вами, как только мы получим протоколы из НАТО.
Когда мы с шефом вышли на Уайт-холл, я спросил, зачем ему понадобилось заранее представлять результаты расследования как вовсе безобидные, когда уже совершенно ясно, что они прозвучат подобно взрыву бомбы.
- А я ничем не рискую, Кэри, - усмехнулся он, - Результаты расследования - это одно, а доклад о них - совсем другое. Между ними пропасть. Мы, разумеется, обязаны знать, что произошло на самом деле, а министр иностранных дел вовсе не обязан. Господи, да он сегодня только и делал, что пытался внушить нам: не сообщайте ничего, что могло бы меня огорчить.
- Почему бы тогда просто не сказать ему, что все, мол, в порядке?
- Это было бы слишком просто, Кэри. Пусть как следует попотеет - а то не почувствует облегчения, когда мы снимем с него груз. Пусть ещё недельку поволнуется.
Я счел за лучшее не углубляться в тему. В конце концов, политика - это не мое.
Я как раз был в кабинете Пабджоя во вторник, когда Гарри объявил, что готов доложить о результатах.
- Давай прямо сейчас, - велел Пабджой. В ожидании Гарри мы сидели молча. Я курил, шеф рисовал что-то в своем желтом блокноте. Гарри явился и начал с места в карьер:
- Все полностью соответствует!
Он проворно разложил на столе листки с машинописным текстом.
- Вот рабочие параметры передатчика, обнаруженного во Франции: длина волн, частота, мощность на выходе и, что особенно важно - корреляты для поиска приемника сигналов, то есть спутника.
Мы с Пабджоем тупо смотрели на цифры, которые для Гарри означали так много, а для нас так мало.
- А вот здесь - все об этом спутнике: период обращения, перигей, апогей, - снова цифры и малопонятные слова, из чего я смутно понял, что не всякий спутник может принимать сигналы с определенного передатчика и наоборот. Пабджой глубокомысленно покивал.
- Мой американский приятель раздобыл-таки данные якобы исчезнувшего спутника, запущенного в феврале шестьдесят восьмого - вот они. Теперь вы и сами видите - спутник может принимать сигналы передатчика, который я своими глазами видел во Франции. Другими словами, как я уже сказал, они друг другу соответствуют.
Эндрью Пабджой помолчал несколько минут, продолжая чертить линии в блокноте. Я, наконец, сформулировал свой вопрос:
- Допустим, русские захотели бы втереться в систему связи между Францией и Соединенными Штатами - что бы им для этого потребовалось?
Теперь помолчал Гарри.
- Ну, - задумчиво произнес он после паузы, - для начала им надо бы определить местоположение спутника, что в принципе возможно. Затем убедительную причину найти для своих действий. Подслушивание - это дорогое удовольствие. Прежде чем тратить силы и деньги, надо представить, стоит ли овчинка выделки.
- Можно ли украсть информацию так, чтобы следов взлома не осталось? спросил Пабджой.
- Конечно, начальник, - Гарри с энтузиазмом пустился в технические подробности.
- Русские, ты считаешь, располагают нужными средствами?
- У них были бы два пути, - сказал Гарри, тщательно подбирая слова, действовать с Земли, со станции слежения или с собственного спутника. Наша технология нам бы такое позволила, значит, они тем более могут. Насчет подслушивания в космосе - тут они американцев опережают. Я слыхал, из-за этого в Вашингтоне очень даже волнуются.
- Спасибо, Гарри, - кивнул ему Пабджой, - Ответ исчерпывающий.
Как только за Гарри закрылась дверь, он обернулся ко мне со словами:
- А как Маршана ко всему этому пристегнуть, мы все равно не знаем.
- Он был с этим связан, - сказал я, - Улики, хотя и косвенные, но сильные. Мы твердо знаем, что Бракони был агентом и работал на Хенка или на кого-то вроде него. Независимо от того, работал он только на американцев или был двойным агентом, Маршан действовал с ним заодно. Нам точно известно, что Маршан норовил заскочить в Конш при всяком удобном случае, пользовался для этого любым предлогом. Сопоставьте это с рассказами французских коммунистов и Мюллера о том, чем эти двое занимались во время оккупации - тут вывод сам напрашивается.
Пабджой, казалось, не слушал. Его карандаш скользил по бумаге, изображая большой квадрат.
- Передача информации была отлажена отлично, - произнес он, - Никаких встреч, никаких записей. Все строилось на редкостном умении Маршана запоминать детали. Все бы хорошо, если бы не Бракони. Он был слабым звеном. И ещё тот, кто его контролировал, - Пабджой перешел к внешней отделке нарисованного ящика. Внезапно он произнес резко:
- Можешь выкинуть из головы все, что Гарри тут плел насчет русских. Как они там подслушивают в космосе. Жизнь не так уж сложна. И ни к чему нам вся эта экзотика. Если уж к русским попадала секретная информация, так более простым путем.
ГЛАВА 24
Париж принаряжался к Рождеству, будто старая упрямая кокотка. Тысячи лампочек на припорошенных снегом деревьях вдоль Елисейских полей сверкали, как фальшивые бриллианты. Роскошные магазины на Фобур-Сент-Оноре, по соседству с английским посольством, дошли до такой изысканности, что даже казались несколько вульгарными. В витринах кондитерских красовались большие шоколадные поленья - подобие тех, что будут гореть в сочельник в каждом очаге. Кристиан Диор предлагал своим покупателям постели для кошек с матрасами из меха норки - прекрасный рождественский подарок тем, у кого есть все на свете, даже кошка.
Прямо в аэропорту я взял напрокат "Рено" и поехал в отель на улице Флерюс, пребывая в счастливом неведении о том, какое огромное несчастье ждет меня впереди. Да и как я мог его предугадать!
Из отеля я первым делом позвонил Изабел и пригласил её поужинать вместе.
- В Париж занесло одну мою почтенную родственницу. Но к девяти освобожусь.
- Отлично, - сказал я и тут же набрал номер Баума.
- Приходите ко мне на работу, - предложил он. - Не забудьте - я на третьем этаже, а не на седьмом. Ха-ха! Давайте прямо сейчас.
Чтобы добраться до штаб-квартиры ДСТ, пришлось взять такси: на улице Соссе всегда проблема с парковкой. Баум встретил меня радушно:
- Садитесь, мой друг, и полюбуйтесь на этих молодчиков, - на столе перед ним аккуратными пачками были разложены фотографии, - Может, кого-то узнаете.
Я тщательно просматривал снимки - сплошь арабы, но ни одного знакомого лица. Зато повезло с сотрудниками "Софранала".
- Одну камеру мы установили напротив входа, на первом этаже, объяснил Баум. - Использовали также крытый грузовик. В объектив попали, во-первых, все, кто работает в здании, то есть те, кто приходит утром и уходит вечером. Во-вторых, визитеры - их фотографии посмотрите отдельно, хорошо?
Специалисты из контрразведки времени не пожалели, сфотографировав целую армию людей, входящих в двери и выходящих из тех же дверей. Просмотрев примерно половину пачки, я обнаружил изображение мужчины высокий, сутуловатый, в плаще и темной шляпе.
- Та-ак! - приветствовал я его, - Вот он, наш самозванец! Лже-Баум...
Баум забрал у меня снимок, положил в тетрадь. Через минуту ещё один знакомец - плечистый, без шляпы, но в меховом пальто.
- Один из тех, кто меня бил.
Баум взял и этот снимок, а я принялся искать второго своего мучителя, но напрасно. Баум смахнул со стола в ящик все просмотренные снимки и водрузил передо мной последнюю пачку со словами:
- Теперь визитеры.
Самой верхней оказалась фотография Альбера Шавана. Крупный, вальяжный, он только что вышел из дверей и глянул прямо в объектив.
- Так и знал, - улыбнулся Баум, заметив мое недоумение. - Я сам сильно заинтригован.
И снова неожиданность: фотография весьма непрезентабельного субъекта. Кричаще яркое клетчатое пальто, в руке - нечто вроде мехового треуха, короткая стрижка, взгляд устремлен куда-то вбок - Хенк Мант собственной персоной.
Я взглянул на Баума, он улыбался, но глаза из-под кустистых бровей внимательно прощупывали меня.
- Я многое вам должен рассказать - многое, что связано с этим типом.
- Надеюсь, что в своем рассказе вы не обойдете и того, что произошло в Конше.
- Безусловно, - отозвался я.
Поскольку больше смотреть было нечего, Баум велел принести кофе. Когда пожилая суровая секретарша явилась с дымящимися чашками, он откинулся в кресле и пригласительно помахал пухлой рукой: мол, начинай.
- Я предпочел бы говорить в другом месте.
Кустистые брови взлетели вверх:
- До такой степени нам не доверяете?
- К вам лично это не относится. Но микрофонов не люблю. Никогда не знаешь, кто там, на другом конце.
- Не стану вас уверять, будто в этой комнате нет микрофонов. - Да хоть бы и стал - вы не обязаны принимать мои слова на веру.
- Давайте потолкуем за обедом. Как раз самое время, - предложил я, Приглашаю вас к Друану - отметим таким образом наш успех, хотя особой радости он нам и не принес, скорее, наоборот.
В машине по пути в ресторан мы обменивались ничего не значащими фразами. Глаза водителя устремлены на дорогу, но уши ведь свободны. Устроившись, наконец, в красивом старинном обеденном зале, мы заказали обед. Выбирая вино, я спросил у моего спутника совета, он порекомендовал "Вувре".
Официанты суетились вокруг нашего стола, поправляя салфетки и перекладывая ножи-вилки. Прибыла бутылка - запотевшая, прямо из погреба, её торжественно откупорили.
- Обед за свой счет, - сообщил Баум, - Нам у Друана обедать не положено.
- И нам не положено, - сказал я. - Так что придется заплатить.
За едой, с небольшими перерывами, вызванными появлением официанта, я изложил Бауму свою сагу, этап за этапом, заполняя прежние вынужденные пробелы и продвигаясь постепенно к финалу, в котором важную роль исполнял Гарри, а подыгрывал ему сам Пабджой. У меня не было полномочий демонстрировать столь полное доверие представителю чужой спецслужбы, но ведь и Баум не обязан был мне помогать. Он слушал молча, наслаждаясь едой, но не пропуская при этом ни единого слова.
- Хочу кое-что добавить, - сказал он, когда принесли кофе. - Прежде всего - насчет Бракони. Мы поговорили позавчера с Пабджоем по телефону о том, о сем, и после этого звонка я послал в Конш своего сотрудника. В гости к покойному Бракони. Ничего он там не обнаружил. Ни тебе трупа, ни радиопередатчика. Но в доме кто-то побывал, беспорядок там страшный. Я его попросил проверить на почте в Родезе корреспонденцию до востребования - нет ли чего для Бракони? Там обнаружилось шесть неполученных посланий, пять из них - газеты. А шестое - письмо, отправленное из Парижа, в нем всякие семейные новости, но нас это не убедило и мы все же передали его в лабораторию - пока результатов нет, - он отхлебнул кофе и продолжал:
- Больше всего в этой истории меня заинтересовал человек, который вам кажется фигурой второстепенной - я имел в виду Жюля Робертона, биржевого маклера с мутным политическим прошлым.
- Что в нем интересного?
- Во-первых, теперь мы о нем кое-что знаем. Должен вам сказать, я тридцать лет в контрразведке и за это время мне почти не доводилось встречать агентов, о которых ничего не известно. Рано или поздно, но что-то за ними обнаруживается - недаром Вавр говорит, что надо почаще читать наши собственные архивы.
- Не могу с ним не согласиться. Если бы наши архивы велись должным образом, то Филби никогда бы не сумел скрыть свою принадлежность к коммунистической партии в молодые годы и не втерся бы в разведывательную службу.
- Филби - подходящий пример. Особенно его постепенное продвижение от коммунистов к крайним правым - он же вступил в общество англо-германской дружбы. Это не случайно. Возьмите Робертона - сначала коммунист, потом троцкист, а потом поправел до крайности и оказался в рядах "Аксьон де ля Франс". Самая реакционная политическая группировка - некий союз роялистов с петеновцами и участниками довоенной группы "Аксьон франсе". Такой путь - от крайне левых к крайне правым - может быть, конечно, следствием неврастении, но гораздо вероятнее, что это абсолютно сознательный умысел. А теперь вот выясняется, что Робертон много лет был связан с заведомым агентом Бракони. Полагаю, с господином Робертоном следует побеседовать.
- Как насчет всеобщего приятеля Альбера Шавана?
- Думаю, это он распорядился убить Артуняна. И машину, с которой вы, по счастью, разминулись возле Конша, тоже послал он. Его люди наверняка получили задание замести следы. Между прочим, у Шавана есть целых два "Мерседеса".
- Получается, Шаван - один из главных героев этой истории. То принимает у себя американского разведчика Хенка, то навещает "Софранал" возможно, в один с ним час.
- Возможно. Этого я не знаю. Вообще для американца имело бы смысл использовать Шавана для грязной работы - поручить ему, скажем, нанять людей из "Луны" или из автошколы Марсо. Странный малый этот Шаван. Я перемолвился с ним парой слов на похоронах Арама - он искренне горевал о покойном, знал его больше двадцати лет. Стало быть, у него другого выхода не оставалось, когда ему поручили убрать вашего друга.
- Собираетесь его арестовать?
- Хотел бы. Но надежды мало - слишком долго он ходил в наших помошниках, найдутся люди, которые простят ему мелкие грешки.
- Кого-то вы все же арестуете?
- Радеску из "Софранала" и тех двоих, которых вы опознали по фотографиям. Кого-нибудь из автошколы Марсо - кто подвернется. И этих ребят из "Луны" - Бена Рифку, Салека и Бена Баллема. Мы знаем, где они живут дом 88 на улице Сан-Дени, там полно нелегальных иммигрантов. Все уже готово, адреса проверены, команда проинструктирована, сценарии допросов составлены. Будем брать всех одновременно завтра в шесть утра.
Вернувшись в отель, я прилег отдохнуть. Разбудил телефон - Изабел, точная как всегда, ждала в холле. Я спустился к ней и тут меня перехватил старик-портье: просит к телефону месье Баум. Говорить с ним из холла не хотелось. Я попросил переключить разговор на мой номер и протянул Изабел ключи от машины. Позже я вспомнил, что сделал это, даже не взглянув на нее.
- Пожалуйста, дорогая, разогрей пока мотор, ладно? Белый "Рено", слева за углом. Я не задержусь.
Она только улыбнулась в ответ, взяла ключи и запахнула ворот мехового пальто. Я поднялся к себе на лифте. Баум прежде всего извинился: оказывается, он хотел, чтобы я присутствовал, когда доставят задержанных.
- Никаких проблем.
- Значит, завтра в шесть тридцать в моем кабинете.
Взрыв прогремел именно в тот миг, когда я положил трубку. В комнате он прозвучал так, будто рухнуло что-то огромное и следом послышался знакомый звон: сыпалось разбитое стекло. Странно, что за секунду до взрыва у меня не было никакого ощущения надвигающейся беды, а тут я сразу понял, что случилось. И одновременно возникло невыносимое чувство вины, раскаяния, тошнотворное сознание собственной профессиональной непригодности. Господи, как я мог!
Я выбежал в коридор, бросился вниз по лестнице. Возле того, что осталось от машины, уже стояли какие-то люди, хотя обычно здесь пустынно. Чьи-то лица белели за окнами дома напротив. Куски искореженного металла, стекла... Клубы черного дыма мешаются с сырым холодным воздухом - горит бензин. Жар не позволяет приблизиться... Все кончено, все бесполезно...
Кажется, я плакал, проклинал все на свете, орал на молчаливых зрителей. Не помню, как прошел через все формальности, когда, наконец, прибыла полиция. Одно только осталось в памяти: полное ужаса лицо паренька из "скорой помощи", когда они вдвоем с напарником поднимали изуродованное тело Изабел на носилки. "Спокойно, мой мальчик, спокойно, - сказал напарник, - ещё и не к такому привыкаешь на этой работе". И накинул простыню на то, что совсем недавно было прекрасным женским лицом.
Дом номер 88 на улице Сан-Дени оказался одним из тех ветхих строений, которые того и гляди рухнут, - в другом городе его бы давно снесли и построили на этом месте что-нибудь путное. Но здесь его спасали нищие жильцы-иммигранты, по пятеро-шестеро в каждой комнате, - хозяева, не стесняясь, брали с них плату и из года в год откладывали ремонт.
В нижнем этаже помещался кинотеатр, где показывали порно. С улицы в дом вела всегда распахнутая дверь, по узкой лестнице можно было попасть на верхние этажи. Все было пропитано удушливым запахом вареной баранины и каких-то специй.
Я ещё долго стоял, глядя на одинокий погребальный костер - машина догорала, люди разошлись, полиции я был уже не нужен. Потом выпил подряд три рюмки коньяка в бистро - они помогли справиться с нервами, но не добавили душевного равновесия. Странная вещь физиология - я был спокоен, только не мог унять слез. Так и пришел на улицу Сан-Дени - с мокрым от слез лицом и с револьвером тридцать восьмого калибра в кармане пальто.
Сейчас, оглядываясь на тот вечер, не могу представить свое тогдашнее состояние. Наверно, я помешался. Во всяком случае, утратил способность размышлять. Я ведь не только собирался нарушить закон, но и попросту забыл священные правила своей профессии