встретиться что угодно. Это лишь вопрос времени, ищи -- и когда-нибудь ты
найдешь. Понимаешь, найдешь наверняка. Однажды я забрел сюда и с улицы
увидел Леду.
Я осведомился, кто здесь хозяин. Мне указали на двух огромных негров,
известных под прозвищем Концерн. Я спросил, нет ли у них работы. Они
ответили "нет". Однако с первого взгляда было видно, что они лгут, и я
остался. Работы хоть отбавляй. Вот уже три года я мою стаканы, поливаю пол,
убираю комнаты, где женщины занимаются своим ремеслом, и до сих пор не могу
переделать всего. Мне не платят ни гроша -- в этом вопросе Концерн
непреклонен. Еда мерзкая, но объедки всегда остаются, так что я не жалуюсь.
А по ночам, я уже говорил, к моим услугам сарай. Тебе покажется странным, но
хотя я живу при баре, мне нечасто перепадает спиртное; здесь кто не платит,
тот не пьет; уж и не помню, когда я был пьян.
Надо пояснить, что та женщина была не Леда. Прежде всего, в одежде --
разве можно сравнивать. Леда всегда одевалась как истинная аристократка.
Здешняя носила дешевые яркие тряпки, такие, как на этих вот несчастных.
Потом прозвище. Я не знаю ее настоящего имени, но все называли ее Лето(в
греческой мифологии: мать Аполлона и Артемиды) -- глупо, не правда ли. И так
во всем. Она была не такой молодой, не такой изящной, не такой красивой. Но
в вечерних сумерках, после рюмки-другой (тогда у меня еще водились деньги) я
видел ее Ледой. Иллюзия была полной. Да простит меня Бог, но однажды
вечером, глядя на ее лицо, я спросил себя, променял бы я ее на настоящую и
что выиграл бы при этом. Через миг я опомнился, и меня бросило в дрожь.
Женщина оставила меня, и очень скоро. Она ушла к какому-то парню с
тупым взглядом. Теперь, вспоминая ее, я, даже очень постаравшись, не спутаю
ее с Ледой. Меня удерживала в этой конуре лишь сила привычки, но я остался,
точно дожидаясь чего-то. Год спустя, в этом феврале, после пожара в бараке,
который тут называли "Ковчегом", возникла кошка Лавиния. Для тебя все равно,
что одна кошка, что другая. Ты не разбираешься в кошках. А у специалиста
особый глаз. Врач умеет смотреть на больного, механик -- на машину. Пусть
это звучит смешно, но я умею смотреть на кошек. И поэтому уверяю тебя, что
эта кошка -- Лавиния, а не просто похожий на нее зверек. Не вздумай
высчитывать сейчас возраст кошки, которая, уцелев при пожаре в Эвиане, могла
бы неизвестно как, после нового пожара, оказаться в этом африканском кафе. Я
уже прикидывал: та Лавиния была бы теперь старой, а эта -- стоит только
заглянуть ей в пасть -- молодая кошка, ей два с половиной года -- ровно
столько, сколько было Лавинии в Эвиане. Но не надо делать вывод, что это две
разные кошки. Здешняя кошка-- Лавиния, это говорю тебе я, поначалу обжегшись
на Лето. Между подлинным и подобным -- огромная разница. Если ты захочешь
объяснений, я напомню тебе про вечное возвращение, о котором говорит Ницше и
кое-кто еще. Перед нами пример вечного возвращения, пока что ограниченный
одной кошкой. Нежданный случай вновь соединил элементы, первоначально
слагавшие животное и рассеянные при пожаре отеля, и соединил их совершенно
так же, в точно таком же порядке. Чисто материальное объяснение положило бы
конец моим надеждам. Оно перечеркнуло бы малейшую вероятность того, что
дважды за короткий период моей жизни может случиться необычайное. Подумай
лишь, ведь воспроизвести Лавинию не менее сложно, чем воспроизвести Леду, --
и ты поймешь всю тяжесть моей кары. Из царства смерти мне возвращают не саму
возлюбленную, а ее кошку! Как часто трогал меня миф об Орфее! В этом мифе
жестокость, по крайней мере, не усугубилась сарказмом.
Хотя здешние столики похожи на те, что стоят в любом кафе Европы или
нашей страны, не забывай, что мы на краю тропического леса -- лаборатории,
откуда выходит непредсказуемое. Несколько лет назад я переступил через такой
край и с тех пор блуждаю по неведомой земле. Каждому человеку суждено
заглянуть сюда однажды -- через край судьбы, через край удачи и неудачи; а я
здесь живу. Поэтому я не считаю эти возвращения или возникновения реальными
фактами, я вижу в них знаки. Сначала Лето -- приближение к действительности:
затем Лавиния, та же самая Лавиния, наконец, ты. Прости, если тебе неприятно
или страшно, что я впутываю тебя в нечто сверхъестественное, но все вы
складываетесь в колеблющийся рисунок, который, устоявшись, в конце концов
даст Леду.
-- Я, -- быстро ответил я, словно желая как можно скорее подчеркнуть
всю естественность моего присутствия, -- приехал сюда круизом. Сейчас я
возвращаюсь на пароход. Позволишь ли ты, Веблен, дать тебе один совет? Ты
поедешь со мной, а я договорюсь с капитаном и улажу вопрос с деньгами и
паспортом.
-- Я остаюсь здесь до появления Леды, -- заявил Веблен и взвизгнул
(этот звук напугал меня дважды, ибо его тут же повторил попугай).
Оказалось, что громадный негр, подойдя сзади, больно ткнул моего друга
пальцем в бок.
- Половина Концерна, -- пояснил Веблен, -- напоминает, что я
пренебрегаю работой. Одна из женщин проводила гостя, надо привести комнату в
порядок. Не уходи. Я вернусь сию же минуту. А по дороге забегу в конуру и
принесу тебе письмо кузины (ты увидишь, что оно существует) и фотографию
Леды с кошкой.
-- Один вопрос, Британец: это Лавиния?
-- Да, -- ответил он, убегая трусцой в сторону двора под пристальным
взглядом негра.
Кошка не пошла за ним. Она потерлась о мои ноги. Если бы я захотел, я
мог бы взять ее с собой.
Я не стал дожидаться своего несчастного друга и покинул его навсегда.
Кажется, я все-таки расплатился, вышел на улицу, к счастью, сразу нашел
такси и вернулся на корабль. Вдохнув особый пароходный запах, я почувствовал
себя дома, и меня охватила неимоверная слабость, сотканная из облегчения и
радости. Наверное, Веблен не ошибся. Мне и впрямь почему-то было страшно.