Страница:
Осталось четыре минуты. Стоп, а не был ли его последний ход ошибкой? Верный своему боевому стилю, Топалов вместо оборонительного хода ответил контрвыпадом. Для продолжения атаки я должен пожертвовать фигуру… Мои угрозы серьезны, но если атака вдруг захлебнется, я проиграю! Так что обратного пути уже нет… Сердце прыгало у меня в груди, разгоняя адреналин по всему телу. Я чувствовал, что решающий удар где-то рядом. Мой следующий ход конем открывал ладье атаку на его короля. Но куда пойти конем — на е6 или на е4, вперед или назад?!
Осталось две минуты. Мозг «сканировал» оба альтернативных направления на предельной скорости, пытаясь найти верный путь в головокружительном лабиринте вариантов. Я представлял, как буду отвечать на ходы соперника: если сюда, то туда, если так, то этак. На четыре хода вперед, на пять, на шесть… Но у меня уже не было времени на анализ, достаточно глубокий для того, чтобы быть в нем уверенным.
Одна минута! Тут мне померещилось, что ход конем назад проигрывает. Взвинченный до предела, я пошел конем вперед и… сразу же ощутил, что упустил лучший шанс. Топалов отреагировал быстро, отступив королем к центру, и выяснилось, что решающего удара у белых нет. За оставшиеся секунды я мог только шаховать неприятельского короля, вынуждая его ходить взад-вперед. Ничья повторением ходов лишила меня шансов на победу в турнире… Я испытывал внутреннюю опустошенность. Как же он от меня ускользнул? Где я упустил выигрыш? Почему в критический момент дала сбой моя интуиция?
Как показал анализ, ход конем вперед был и впрямь ошибкой. Пойди я конем назад, на поле е4, то есть «неверным путем», удаляясь от черного короля, — это дало бы белым решающую атаку. За доской мне привиделось, что в конце этого варианта ферзь Топалова успевает, дав шах моему королю, вернуться в оборону — и выигрывают уже черные! Когда после партии Топалов сказал мне, что ход «конь е4» выигрывал, я возразил: «А как насчет шаха ферзем на c1?» Но по озадаченному выражению его лица я вдруг понял, что этот ход был невозможен, ибо ферзь вообще не мог попасть на поле с1. Полное затмение! По иронии судьбы, выигрывающий ход устранял ключевую фигуру обороны — как раз такую стратегическую цель я и должен был преследовать, если бы мне хватило времени подкрепить ее расчетом.
В связи с этим промахом меня больше всего встревожило то обстоятельство, что допущен он был в тактике, а ведь быстрый и глубокий расчет — одна из сильнейших сторон моей игры. Я всегда был уверен, что смогу проанализировать осложнения лучше любого соперника. И когда наступал момент для нанесения решающего удара, мало кому удавалось спастись.
После Линареса-2004 моя уверенность в себе пошатнулась. Разумеется, никто не застрахован от ошибок, но прозвеневший звонок вызывал опасения. В свои сорок лет я был заметно старше большинства соперников, чей возраст не превышал тридцати, а то и двадцати лет. Если на мои результаты начинает влиять возраст и моя тактика дает сбои, то как долго я смогу оставаться на вершине? Перед очередным возвращением на сцену мне надо было тщательно проанализировать все аспекты своей игры, в особенности — тактическое зрение.
Как показали мои дальнейшие победы, я всё еще находился в неплохой форме, и в действительности проблема была не в самой цейтнотной ошибке, а в том, что я загнал себя в цейтнот. В последние годы я играл в турнирах нечасто, и недостаток практики порою сказывался в критические моменты. Это выражалось в нерешительности и недоверии к точности своего расчета: драгоценные минуты тратились на перепроверку вариантов, которые следовало разыгрывать очень быстро. Так было и в партии с Топаловым… Самые лучшие планы и хитроумные тактические замыслы могут погибнуть из-за цейтнота — прямого следствия нашей неуверенности.
Хорошая стратегия может стать жертвой плохой тактики
Книги Уинстона Черчилля одни из моих любимых. Упорство — некоторые называли это качество упрямством — пронизывало все грани его характера. Предложенная Черчиллем военная кампания в Дарданеллах во время Первой мировой войны завершилась тяжелейшей катастрофой, но четверть века спустя ему хватило мудрости осознать, что основной замысел был верным, и достало мужества повторить попытку.
В 1915 году Черчилль, будучи главой Адмиралтейства, убедил Кабинет министров и союзников Великобритании в необходимости нападения на турецкий полуостров Галлиполи, чтобы создать линию сообщения с Россией и вынудить Германию открыть новый фронт. Английские войска и корабли отвлекались со средиземноморского театра военных действий и направлялись в пролив Дарданеллы, стратегический пункт, разделяющий европейскую и азиатскую часть Турции.
Начало военной операции было за англичанами, но на этом их успехи закончились. По прибытии на место войска были поставлены под командование Иена Гамильтона, плохо знакомого с оперативной обстановкой. Он разделял ответственность с двумя другими военачальниками, но никто из них не осуществлял общего командования операцией. Один тактический промах следовал за другим, и английские войска несли тяжелые потери. Стойкая оборона турок привела их к победе и возвышению полковника Мустафы Кемаля, впоследствии основавшего Турецкую республику и известного как Ататюрк.
Англичане в конце концов отступили, потеряв около двухсот тысяч человек и три корабля. Это унизительное поражение стоило Черчиллю высшего поста в Адмиралтействе. Но в мае 1940-го, в суровый час испытаний, его вновь позвали в правительство, и он возглавил Кабинет министров Великобритании. В 1941 году, когда Германия напала на Советский Союз, Черчилль первым осознал, что союзные государства столкнулись с проблемой, схожей с военными затруднениями 1915 года: как и Россия в начале Первой мировой войны, СССР испытывал острую нехватку ресурсов.
Поэтому одной из первых акций англичан, уже в июле 1941-го, стала согласованная с СССР оккупация Ирана — с целью налаживания сухопутных коммуникаций и линий снабжения для Советского Союза (снабжение по Северному морскому пути было небезопасным и недостаточным для затяжной войны). И уже в октябре союзные страны начали поставки продовольствия и военного снаряжения в СССР, воплощая в жизнь несбывшийся план 1915 года. Эти поставки оказались очень важны для нашей страны, особенно в 1943 году, когда через Иран в Советский Союз ежемесячно прибывало свыше 300 000 тонн продовольствия, боеприпасов и всевозможной техники.
Черчилль понимал, что неудача его галлипольской военной кампании не свидетельствовала об ошибочности его стратегического плана. Вывод: независимо от полученного результата, наш анализ как ситуации, так и действий всегда должен быть объективным и тщательным.
Сейчас, анализируя ситуацию, сложившуюся в нашей стране перед президентскими выборами 1996 года, я понимаю, что самой принципиальной ошибкой, в том числе и моей, была поддержка Ельцина по принципу меньшего зла. Это был отказ от главного принципа демократии, состоящего в том, что процедура важнее персоналий. То, что тогда многие думающие люди в России согласились играть в эту игру, и привело нас к сегодняшней ситуации. Поэтому, вырабатывая тактику действий сегодня, я исхожу из того, что допускать такую ошибку мы больше не имеем права. Принципиальным для оппозиции является выработка тех процедур, которые позволят единому кандидату быть представителем российского народа, а не очередным номенклатурным выдвиженцем.
В шахматах мы видим много примеров, когда хорошая стратегия терпит неудачу из-за плохой тактики. Одна-единственная оплошность может погубить самый блестящий замысел. Еще более опасны в долгосрочной перспективе успехи плохой стратегии, достигнутые благодаря хорошей тактике или чистой удаче. Такое может сойти с рук один раз, но очень редко случается дважды. Именно поэтому важно анализировать свои успехи так же внимательно, как и неудачи.
По меткому выражению Пабло Пикассо, «компьютеры бесполезны, поскольку они могут только давать ответы». Решающее значение имеют вопросы! Поиск и формулирование правильных вопросов — залог успеха в осуществлении вашей стратегии. Можете ли вы сказать, что ваши тактические методы и повседневные решения согласованы с долгосрочными целями? Поток информации угрожает размыть ваше видение стратегии, утопить его в цифрах и деталях, расчетах и анализах. Чтобы стать по-настоящему сильным тактиком, надо иметь в своем арсенале, с одной стороны, стратегическое видение, а с другой — аналитическое мышление. И то, и другое развивает умение заглядывать в будущее.
Уинстон Черчилль(30.11.1874 – 24.01.1965), Великобритания
Рыцарь без страха и упрека
Великий государственный деятель, оратор и писатель, дважды премьер-министр (1940—1945; 1951—1955) и военный лидер Великобритании в представлении не нуждается. Но я включил сэра Уинстона Черчилля в свою портретную галерею, чтобы подчеркнуть его особую роль в моем развитии и показать, в чем мне видится величие его личности. Иметь собственных героев полезно не только детям.
В Советском Союзе на Черчилля смотрели с некоторым подозрением. Фильмы о войне рисовали довольно однобокий образ английского руководителя: его жестко критиковали за оголтелый антикоммунизм и скупо, лишь в меру необходимости, наделяли отдельными положительными чертами. Советские люди куда меньше знали о роли Черчилля во Второй мировой войне, чем о его Фултонской речи. В 1946 году, гостя у президента США Трумэна в его родном штате Миссури, он предупредил мир о грядущей эпохе «холодной войны» и «железного занавеса».
Разумеется, в СССР история Второй мировой войны преподносилась тенденциозно. Согласно советским учебникам, наши союзники США и Великобритания, сражаясь на так называемом втором фронте, оказывали нам лишь незначительную поддержку, поскольку хотели, чтобы… нацисты убили как можно больше коммунистов, а коммунисты — нацистов! Однако благодаря рассказам моего дяди и дедушки я рано узнал об огромной пропасти между официальной пропагандой и действительностью.
В начале 90-х годов я начал больше читать по-английски и обнаружил множество замечательных высказываний Черчилля. Они-то и привели меня к открытию его трудов по истории, с которых началось мое подлинное восхищение личностью этого человека, кавалера рыцарского ордена и лауреата Нобелевской премии по литературе.
Самой важной для меня чертой Черчилля была его способность противостоять общественному мнению и смело высказывать свои взгляды на общечеловеческие проблемы. Как минимум трижды история доказала его правоту в важнейших политических вопросах XX века. Во-первых, он предупреждал об угрозе большевизма и призывал «убить этого младенца в колыбели, прежде чем он выберется наружу» (эта фраза цитировалась в советских книгах как доказательство его враждебности по отношению к СССР). Во-вторых, он твердо выступал против Гитлера и нацистов, в чем смог найти общий язык даже со Сталиным. В-третьих, в своей Фултонской речи он публично объявил об угрозе для Европы со стороны СССР после Второй мировой войны: «Я чувствовал себя обязанным указать на тень, которая, как на Западе, так и на Востоке, падает на мир».
В первом случае его слова были оставлены без внимания, и мы расплачиваемся за это до сих пор. Во втором случае его услышали, но слишком поздно, не успев уберечь мир от потрясений Второй мировой войны. В третий раз его услышали вовремя: знаменитая речь подтолкнула Трумэна к более решительным действиям для сдерживания советской экспансии и спасения Западной Европы, а также Южной Кореи и Тайваня.
Знакомство с творчеством Черчилля произошло в ключевой момент моей жизни. Крушение СССР отправило старые битвы на свалку истории, и я искал новые идеи. Он вдохновил меня на поиск активной роли в современном мире, где политики, увы, редко решаются противостоять давлению опросов общественного мнения.
Малоизвестный фрагмент великой Фултонской речи Черчилля, произнесенной 5 марта 1946 года (хотя «железного занавеса» уже нет, миссия, о которой он говорил, по-прежнему имеет первостепенное значение):
«Американские военные, сталкиваясь с серьезными ситуациями, обычно озаглавливают свои директивы словами «генеральная стратегическая концепция», и в этих словах заключена великая мудрость, ибо они помогают сформулировать стоящие перед ними задачи с предельной ясностью. В чем же заключается наша генеральная стратегическая концепция, которую нам с вами нужно принять сегодня? Не в чем ином, как в обеспечении безопасности и благоденствия, свободы и процветания всех мужчин и всех женщин во всех домах и во всех семьях на всей земле».
Глава 5
Чаще всего меня спрашивали: «На сколько ходов вперед вы видите?» Этот вопрос — одновременно и наивный, и глубокий — не имеет ответа, хотя и направлен в самую суть шахмат. С тем же успехом можно спросить художника, сколько мазков он кладет на полотно, когда пишет картину, будто это имеет какое-то отношение к качеству произведения.
Хотя шахматисты не устают придумывать ироничные ответы вроде «на сколько нужно, на столько и вижу» или «на один ход больше, чем соперник», самый честный ответ — «в зависимости от ситуации». Здесь нет точных цифр, нет максимального или минимального значения. Расчет в шахматах — не простая арифметика.
Шахматную игру невозможно свести к полному перебору вариантов, в первую очередь из-за огромного количества возможностей, с которыми приходится иметь дело. Она в силу своей дискретной природы носит комбинаторный характер. Дерево вариантов ветвится в геометрической прогрессии. Уже через пять ходов после начала игры могут возникнуть миллионы различных позиций. Общее же количество возможных позиции в шахматах и вовсе фантастически огромно. Правда, большинство из них не встречается в действительности, но и оставшихся хватает, чтобы занять человеческое воображение еще на несколько столетий.
Как и при прогнозировании погоды, чем дальше вперед вы заглядываете, тем менее точными оказываются ваши прогнозы. По мере роста числа возможностей требуется всё больше времени и сил для расчетов, в процесс вмешиваются факторы случайности и неопределенности, а результат получается всё менее надежным.
Часто приходится слышать, как практически любые ошибки называют просчетами. Но их я бы отнес к особой категории ошибок. Это ошибки, допущенные в расчетах. В политике, как в искусстве возможного, просчеты имеют ту же природу, что и в шахматах.
Отто фон Бисмарк, создавая во второй половине XIX века Германскую империю, пользовался как военными, так и дипломатическими методами. После объединения Германии он смог изолировать Францию, порвать с Россией и взять в союзники Австрию и Италию. Он был уверен, что Франция и Россия не найдут «общий язык», поскольку русский царь, будучи самодержавным монархом, «никогда не снимет головной убор при звуках «Марсельезы»» — гимна, который привел на гильотину не одну особу королевской крови.
Но через четыре года после ухода Бисмарка с поста канцлера Франция все-таки подписала договор о военном союзе с Россией (1894). Когда французский флот прибыл с визитом в Россию, царь не только прослушал «Марсельезу», но и снял головной убор!
Ошибка Бисмарка состояла в том, что он, располагая всеми необходимыми сведениями, недооценил потребность растущей российской экономики во французских займах. И сделал неправильный вывод, рассчитывая, что царская гордость перевесит соображения финансовой необходимости. Его просчет имел далеко идущие последствия, приведшие к созданию новой конфигурации противодействующих сил на европейском континенте, а в конечном счете и к началу Первой мировой войны. Бисмарк был великим тактиком и стратегом, но в данном случае просчитался, понадеявшись на то, что его оппоненты совершат ошибку, которой он сам бы никогда не совершил.
Точный расчет
Можно предположить, что игра, ограниченная 64 клетками, легко просчитывается современными мощными компьютерами. Однако это не совсем так: машина пока не способна оценивать многие важные факторы, как постоянные, так и переменные. Ее козырь — скорость и глубина расчета. А вот у гроссмейстеров, наоборот, глубокий расчет не главное качество. Согласно исследованию голландского психолога и шахматиста Адриана де Грота, при оценке позиции лучшие игроки редко просчитывают вперед дальше, чем их более слабые соперники. Да и не это определяет их превосходство в мастерстве, а точность оценки! Даже компьютер, рассматривающий миллионы ходов в секунду, непременно должен иметь способ оценки, позволяющий определить, почему один ход лучше другого. В этом люди пока остаются непревзойденными, а компьютеры дают сбои. Если вы не понимаете то, на что смотрите, не имеет значения, как далеко вперед вы можете заглянуть.
Думая над очередным ходом, я не пытаюсь сразу же пробежать по многочисленным ветвям дерева вариантов. Сначала я должен рассмотреть все факторы — элементы позиции, чтобы определить стратегию и установить промежуточные цели. Только когда мне становится ясно, какие изменения для меня наиболее благоприятны, я наконец приступаю к расчету вариантов. В целом этот процесс направляют опыт и интуиция, но в его основе всё равно лежат скрупулезные расчеты.
Анализ имеет первостепенное значение независимо от вашего опыта и веры в свою интуицию. Как говорится, доверяй, но проверяй! Ибо случаются исключения из правил — и всегда могут найтись сценарии, противоречащие вашим интуитивным предположениям.
Эффективный аналитический процесс должен быть упорядоченным. Каждый, кому приходилось составлять список повседневных дел, хорошо знает, что точная расстановка приоритетов и верная последовательность выполнения задач повышают эффективность работы. За шахматной доской опыт подсказывает мне выбрать для изучения два-три возможных хода, и обычно один из них довольно быстро отбрасывается как наименее ценный, хотя его место может занять другой. Затем я начинаю анализировать дерево вариантов для каждого хода по очереди, рассматривая вероятные реакции соперника и свои ответы.
В сложных позициях дерево вариантов обычно прослеживается на глубину в четыре-пять ходов, то есть в восемь-десять полуходов (один ход за белых и один за черных составляют один полный ход). Такая глубина анализа вполне достаточна и надежна, за исключением чрезвычайных обстоятельств, таких, как особо опасная позиция или критический момент в партии.
Чтобы ваши расчеты были более целенаправленными, ветви дерева вариантов нужно всё время подрезать. Для четкого перехода от одного варианта к другому, отбраковки наименее перспективных ходов и прослеживания наилучших необходима дисциплина мышления. Если вы будете метаться в разные стороны, то потратите драгоценное время и в конце концов запутаетесь в расчетах. Важно и понимать, когда следует остановиться. Этот момент наступает, когда вы приходите к оптимальному решению (явно лучший из рассмотренных вариантов) или когда продолжение расчета не окупает затрачиваемого времени.
Расчет и воображение
Полет воображения не противоречит необходимости соблюдать дисциплину. Творчество правит наравне с порядком, направляя наши расчеты. Интуиция подсказывает нам, когда можно нарушить установленный распорядок. Иногда лучший ход настолько очевиден, что на его детальную оценку не нужно тратить ни одной лишней секунды. Увы, такое случается редко. Куда чаще, быстро делая «очевидный» ход, мы совершаем ошибку. Интуитивные решения тоже требуют анализа! В момент, когда интуиция вдруг говорит нам о том, что за внешней определенностью скрывается нечто большее - или что достигнута важная развилка, надо копнуть поглубже, чтобы правильно оценить позицию.
Как распознать этот критический момент? Для этого мы должны тонко чувствовать направления и закономерности своего анализа. Если одна ветвь расчетов начинает показывать неожиданные результаты (всё равно, плохие или хорошие), то стоит потратить время на дополнительную проверку. Иногда трудно объяснить, откуда берется загадочный «звонок», сообщающий нам, что настала пора заглянуть в самую суть событий. Но важно услышать его, когда он прозвучит.
Благодаря этому «шестому чувству» мне удалось сыграть одну из своих лучших партий — в 1999 году на традиционном супертурнире в голландском Вейк-ан-Зее. Моим соавтором стал боевой гроссмейстер Веселии Топалов. Именно соавтором, ибо поистине красивая шахматная партия всегда плод совместных усилий: если соперник не создает серьезную контригру или не выстраивает крепкую оборону, вам едва ли представится шанс блеснуть высочайшим мастерством. Стойкое сопротивление Топалова в том поединке вывело меня на предел моих вычислительных способностей, и в итоге я провел самую глубокую комбинацию в своей шахматной карьере. Главная ветвь аналитических расчетов достигала 15 ходов, что кажется почти невероятным. Не было бы никакой возможности даже приблизиться к расчету всех вариантов, если бы я чудесным образом не увидел издалека завершающий победный удар. Это был случай видения идеального конечного результата.
Позднее в Греции была даже издана брошюра, посвященная этой партии. Готов признать, что 90% приведенных в ней бесчисленных вариантов не учитывалось мной во время игры. Обдумывая комбинацию, я рассматривал несколько увлекательных путей преследования неприятельского короля и уделял всё внимание лишь самым вероятным попыткам защиты. Конечно, я понимал, что иду по натянутому канату и любая осечка будет гибельной: ведь, чтобы выгнать короля Топалова в чистое поле, я должен был пожертвовать половину своих фигур! Удерживая мысленный образ позиции, я проникал в нее всё глубже и глубже, пока наконец не увидел в конце пятнадцатиходового варианта тот самый выигрывающий удар.
Это был настоящий «вычислительный подвиг», но человеческий разум не в силах проникнуть так далеко без помощи воображения, финальная комбинация осталась бы для меня недоступной, если бы я ограничился чисто дедуктивным подходом к оценке позиции. Результат не был продуктом логического анализа с математически безупречным выводом. В частности, в одном месте комбинации я упустил сильнейший ход, указанный позже другими гроссмейстерами.
И хотя в той партии всё завершилось для меня хорошо, такие упущения показывают, насколько опасно полностью фиксировать внимание на отдаленной перспективе. Я так увлекся видением заветной цели, что, приближаясь к ней, перестал зорко смотреть по сторонам. Мне удалось убедить себя, что такая замечательная концовка должна быть абсолютно корректной, строго выверенной, но это еще одно потенциально опасное заблуждение!
Человек плюс машина
Поскольку мы не компьютеры, наши расчеты никогда не будут абсолютно точными. Но если они привязаны к целям и направлены опытом и интуицией, то обычно приводят к успеху. А что, если еще и объединить наши усилия с компьютером?! Сочетание человеческого интеллекта с вычислительной мощью машин дало новый импульс развитию многих профессий. Прогресс проник во все уголки нашей жизни, и еще в начале 90-х я задался вопросом, как можно использовать компьютер в шахматах.
Преимущества шахматных программ в полной мере раскрываются в области комбинаторных расчетов, наиболее трудоемких для человека. Шахматные программы с легкостью выдают решения самых сложных тактических позиций. Просматривая все варианты, они выбирают путь, оставляющий им наилучшее материальное соотношение. Такой метод «грубой силы» не особо изящен, но в острых позициях он бесспорно эффективен. Однако при необходимости долгосрочного планирования и в фазе маневрирования, где нет ясного пути, программа оказывается в затруднительном положении. Вот где могли бы пригодиться опыт и интуиция человека!
В 1998 году у меня появилась идея: а что, если вместо матча «человек против машины» сыграть с кем-нибудь матч «человек плюс машина»? Мое детище, названное Advanced Chess, было опробовано в испанском Леоне, и моим соперником выступил тот же Топалов. Во время игры каждый из нас мог пользоваться персональным компьютером с любой шахматной программой по собственному выбору. Игрок в Advanced Chess действует подобно директору, который на основе изучения графиков отчетных показателей намечает общую стратегию корпорации. Целью было достичь нового, высочайшего уровня шахмат, синтезирующего лучшие качества человека и машины.
Первый эксперимент оказался многообещающим, хотя и прошел с некоторыми шероховатостями: игрокам не хватало времени на работу с компьютером. Мои ощущения за доской были сродни управлению машиной в бою или облачению в защитную броню. Не опасаясь грубых промахов, я мог позволить себе сосредоточиться на планировании и выявлении слабостей в лагере противника.
Осталось две минуты. Мозг «сканировал» оба альтернативных направления на предельной скорости, пытаясь найти верный путь в головокружительном лабиринте вариантов. Я представлял, как буду отвечать на ходы соперника: если сюда, то туда, если так, то этак. На четыре хода вперед, на пять, на шесть… Но у меня уже не было времени на анализ, достаточно глубокий для того, чтобы быть в нем уверенным.
Одна минута! Тут мне померещилось, что ход конем назад проигрывает. Взвинченный до предела, я пошел конем вперед и… сразу же ощутил, что упустил лучший шанс. Топалов отреагировал быстро, отступив королем к центру, и выяснилось, что решающего удара у белых нет. За оставшиеся секунды я мог только шаховать неприятельского короля, вынуждая его ходить взад-вперед. Ничья повторением ходов лишила меня шансов на победу в турнире… Я испытывал внутреннюю опустошенность. Как же он от меня ускользнул? Где я упустил выигрыш? Почему в критический момент дала сбой моя интуиция?
Как показал анализ, ход конем вперед был и впрямь ошибкой. Пойди я конем назад, на поле е4, то есть «неверным путем», удаляясь от черного короля, — это дало бы белым решающую атаку. За доской мне привиделось, что в конце этого варианта ферзь Топалова успевает, дав шах моему королю, вернуться в оборону — и выигрывают уже черные! Когда после партии Топалов сказал мне, что ход «конь е4» выигрывал, я возразил: «А как насчет шаха ферзем на c1?» Но по озадаченному выражению его лица я вдруг понял, что этот ход был невозможен, ибо ферзь вообще не мог попасть на поле с1. Полное затмение! По иронии судьбы, выигрывающий ход устранял ключевую фигуру обороны — как раз такую стратегическую цель я и должен был преследовать, если бы мне хватило времени подкрепить ее расчетом.
В связи с этим промахом меня больше всего встревожило то обстоятельство, что допущен он был в тактике, а ведь быстрый и глубокий расчет — одна из сильнейших сторон моей игры. Я всегда был уверен, что смогу проанализировать осложнения лучше любого соперника. И когда наступал момент для нанесения решающего удара, мало кому удавалось спастись.
После Линареса-2004 моя уверенность в себе пошатнулась. Разумеется, никто не застрахован от ошибок, но прозвеневший звонок вызывал опасения. В свои сорок лет я был заметно старше большинства соперников, чей возраст не превышал тридцати, а то и двадцати лет. Если на мои результаты начинает влиять возраст и моя тактика дает сбои, то как долго я смогу оставаться на вершине? Перед очередным возвращением на сцену мне надо было тщательно проанализировать все аспекты своей игры, в особенности — тактическое зрение.
Как показали мои дальнейшие победы, я всё еще находился в неплохой форме, и в действительности проблема была не в самой цейтнотной ошибке, а в том, что я загнал себя в цейтнот. В последние годы я играл в турнирах нечасто, и недостаток практики порою сказывался в критические моменты. Это выражалось в нерешительности и недоверии к точности своего расчета: драгоценные минуты тратились на перепроверку вариантов, которые следовало разыгрывать очень быстро. Так было и в партии с Топаловым… Самые лучшие планы и хитроумные тактические замыслы могут погибнуть из-за цейтнота — прямого следствия нашей неуверенности.
Хорошая стратегия может стать жертвой плохой тактики
Книги Уинстона Черчилля одни из моих любимых. Упорство — некоторые называли это качество упрямством — пронизывало все грани его характера. Предложенная Черчиллем военная кампания в Дарданеллах во время Первой мировой войны завершилась тяжелейшей катастрофой, но четверть века спустя ему хватило мудрости осознать, что основной замысел был верным, и достало мужества повторить попытку.
В 1915 году Черчилль, будучи главой Адмиралтейства, убедил Кабинет министров и союзников Великобритании в необходимости нападения на турецкий полуостров Галлиполи, чтобы создать линию сообщения с Россией и вынудить Германию открыть новый фронт. Английские войска и корабли отвлекались со средиземноморского театра военных действий и направлялись в пролив Дарданеллы, стратегический пункт, разделяющий европейскую и азиатскую часть Турции.
Начало военной операции было за англичанами, но на этом их успехи закончились. По прибытии на место войска были поставлены под командование Иена Гамильтона, плохо знакомого с оперативной обстановкой. Он разделял ответственность с двумя другими военачальниками, но никто из них не осуществлял общего командования операцией. Один тактический промах следовал за другим, и английские войска несли тяжелые потери. Стойкая оборона турок привела их к победе и возвышению полковника Мустафы Кемаля, впоследствии основавшего Турецкую республику и известного как Ататюрк.
Англичане в конце концов отступили, потеряв около двухсот тысяч человек и три корабля. Это унизительное поражение стоило Черчиллю высшего поста в Адмиралтействе. Но в мае 1940-го, в суровый час испытаний, его вновь позвали в правительство, и он возглавил Кабинет министров Великобритании. В 1941 году, когда Германия напала на Советский Союз, Черчилль первым осознал, что союзные государства столкнулись с проблемой, схожей с военными затруднениями 1915 года: как и Россия в начале Первой мировой войны, СССР испытывал острую нехватку ресурсов.
Поэтому одной из первых акций англичан, уже в июле 1941-го, стала согласованная с СССР оккупация Ирана — с целью налаживания сухопутных коммуникаций и линий снабжения для Советского Союза (снабжение по Северному морскому пути было небезопасным и недостаточным для затяжной войны). И уже в октябре союзные страны начали поставки продовольствия и военного снаряжения в СССР, воплощая в жизнь несбывшийся план 1915 года. Эти поставки оказались очень важны для нашей страны, особенно в 1943 году, когда через Иран в Советский Союз ежемесячно прибывало свыше 300 000 тонн продовольствия, боеприпасов и всевозможной техники.
Черчилль понимал, что неудача его галлипольской военной кампании не свидетельствовала об ошибочности его стратегического плана. Вывод: независимо от полученного результата, наш анализ как ситуации, так и действий всегда должен быть объективным и тщательным.
Сейчас, анализируя ситуацию, сложившуюся в нашей стране перед президентскими выборами 1996 года, я понимаю, что самой принципиальной ошибкой, в том числе и моей, была поддержка Ельцина по принципу меньшего зла. Это был отказ от главного принципа демократии, состоящего в том, что процедура важнее персоналий. То, что тогда многие думающие люди в России согласились играть в эту игру, и привело нас к сегодняшней ситуации. Поэтому, вырабатывая тактику действий сегодня, я исхожу из того, что допускать такую ошибку мы больше не имеем права. Принципиальным для оппозиции является выработка тех процедур, которые позволят единому кандидату быть представителем российского народа, а не очередным номенклатурным выдвиженцем.
В шахматах мы видим много примеров, когда хорошая стратегия терпит неудачу из-за плохой тактики. Одна-единственная оплошность может погубить самый блестящий замысел. Еще более опасны в долгосрочной перспективе успехи плохой стратегии, достигнутые благодаря хорошей тактике или чистой удаче. Такое может сойти с рук один раз, но очень редко случается дважды. Именно поэтому важно анализировать свои успехи так же внимательно, как и неудачи.
По меткому выражению Пабло Пикассо, «компьютеры бесполезны, поскольку они могут только давать ответы». Решающее значение имеют вопросы! Поиск и формулирование правильных вопросов — залог успеха в осуществлении вашей стратегии. Можете ли вы сказать, что ваши тактические методы и повседневные решения согласованы с долгосрочными целями? Поток информации угрожает размыть ваше видение стратегии, утопить его в цифрах и деталях, расчетах и анализах. Чтобы стать по-настоящему сильным тактиком, надо иметь в своем арсенале, с одной стороны, стратегическое видение, а с другой — аналитическое мышление. И то, и другое развивает умение заглядывать в будущее.
Уинстон Черчилль(30.11.1874 – 24.01.1965), Великобритания
Рыцарь без страха и упрека
Великий государственный деятель, оратор и писатель, дважды премьер-министр (1940—1945; 1951—1955) и военный лидер Великобритании в представлении не нуждается. Но я включил сэра Уинстона Черчилля в свою портретную галерею, чтобы подчеркнуть его особую роль в моем развитии и показать, в чем мне видится величие его личности. Иметь собственных героев полезно не только детям.
В Советском Союзе на Черчилля смотрели с некоторым подозрением. Фильмы о войне рисовали довольно однобокий образ английского руководителя: его жестко критиковали за оголтелый антикоммунизм и скупо, лишь в меру необходимости, наделяли отдельными положительными чертами. Советские люди куда меньше знали о роли Черчилля во Второй мировой войне, чем о его Фултонской речи. В 1946 году, гостя у президента США Трумэна в его родном штате Миссури, он предупредил мир о грядущей эпохе «холодной войны» и «железного занавеса».
Разумеется, в СССР история Второй мировой войны преподносилась тенденциозно. Согласно советским учебникам, наши союзники США и Великобритания, сражаясь на так называемом втором фронте, оказывали нам лишь незначительную поддержку, поскольку хотели, чтобы… нацисты убили как можно больше коммунистов, а коммунисты — нацистов! Однако благодаря рассказам моего дяди и дедушки я рано узнал об огромной пропасти между официальной пропагандой и действительностью.
В начале 90-х годов я начал больше читать по-английски и обнаружил множество замечательных высказываний Черчилля. Они-то и привели меня к открытию его трудов по истории, с которых началось мое подлинное восхищение личностью этого человека, кавалера рыцарского ордена и лауреата Нобелевской премии по литературе.
Самой важной для меня чертой Черчилля была его способность противостоять общественному мнению и смело высказывать свои взгляды на общечеловеческие проблемы. Как минимум трижды история доказала его правоту в важнейших политических вопросах XX века. Во-первых, он предупреждал об угрозе большевизма и призывал «убить этого младенца в колыбели, прежде чем он выберется наружу» (эта фраза цитировалась в советских книгах как доказательство его враждебности по отношению к СССР). Во-вторых, он твердо выступал против Гитлера и нацистов, в чем смог найти общий язык даже со Сталиным. В-третьих, в своей Фултонской речи он публично объявил об угрозе для Европы со стороны СССР после Второй мировой войны: «Я чувствовал себя обязанным указать на тень, которая, как на Западе, так и на Востоке, падает на мир».
В первом случае его слова были оставлены без внимания, и мы расплачиваемся за это до сих пор. Во втором случае его услышали, но слишком поздно, не успев уберечь мир от потрясений Второй мировой войны. В третий раз его услышали вовремя: знаменитая речь подтолкнула Трумэна к более решительным действиям для сдерживания советской экспансии и спасения Западной Европы, а также Южной Кореи и Тайваня.
Знакомство с творчеством Черчилля произошло в ключевой момент моей жизни. Крушение СССР отправило старые битвы на свалку истории, и я искал новые идеи. Он вдохновил меня на поиск активной роли в современном мире, где политики, увы, редко решаются противостоять давлению опросов общественного мнения.
Малоизвестный фрагмент великой Фултонской речи Черчилля, произнесенной 5 марта 1946 года (хотя «железного занавеса» уже нет, миссия, о которой он говорил, по-прежнему имеет первостепенное значение):
«Американские военные, сталкиваясь с серьезными ситуациями, обычно озаглавливают свои директивы словами «генеральная стратегическая концепция», и в этих словах заключена великая мудрость, ибо они помогают сформулировать стоящие перед ними задачи с предельной ясностью. В чем же заключается наша генеральная стратегическая концепция, которую нам с вами нужно принять сегодня? Не в чем ином, как в обеспечении безопасности и благоденствия, свободы и процветания всех мужчин и всех женщин во всех домах и во всех семьях на всей земле».
Глава 5
РАСЧЕТ И ИНТУИЦИЯ
Я вижу лишь на один ход вперед, но это всегда правильный ход.
Хосе Рауль Капабланка
Нам нужна способность, которая позволяла бы видеть цель издали, а эта способность есть интуиция.
Анри Пуанкаре
Чаще всего меня спрашивали: «На сколько ходов вперед вы видите?» Этот вопрос — одновременно и наивный, и глубокий — не имеет ответа, хотя и направлен в самую суть шахмат. С тем же успехом можно спросить художника, сколько мазков он кладет на полотно, когда пишет картину, будто это имеет какое-то отношение к качеству произведения.
Хотя шахматисты не устают придумывать ироничные ответы вроде «на сколько нужно, на столько и вижу» или «на один ход больше, чем соперник», самый честный ответ — «в зависимости от ситуации». Здесь нет точных цифр, нет максимального или минимального значения. Расчет в шахматах — не простая арифметика.
Шахматную игру невозможно свести к полному перебору вариантов, в первую очередь из-за огромного количества возможностей, с которыми приходится иметь дело. Она в силу своей дискретной природы носит комбинаторный характер. Дерево вариантов ветвится в геометрической прогрессии. Уже через пять ходов после начала игры могут возникнуть миллионы различных позиций. Общее же количество возможных позиции в шахматах и вовсе фантастически огромно. Правда, большинство из них не встречается в действительности, но и оставшихся хватает, чтобы занять человеческое воображение еще на несколько столетий.
Как и при прогнозировании погоды, чем дальше вперед вы заглядываете, тем менее точными оказываются ваши прогнозы. По мере роста числа возможностей требуется всё больше времени и сил для расчетов, в процесс вмешиваются факторы случайности и неопределенности, а результат получается всё менее надежным.
Часто приходится слышать, как практически любые ошибки называют просчетами. Но их я бы отнес к особой категории ошибок. Это ошибки, допущенные в расчетах. В политике, как в искусстве возможного, просчеты имеют ту же природу, что и в шахматах.
Отто фон Бисмарк, создавая во второй половине XIX века Германскую империю, пользовался как военными, так и дипломатическими методами. После объединения Германии он смог изолировать Францию, порвать с Россией и взять в союзники Австрию и Италию. Он был уверен, что Франция и Россия не найдут «общий язык», поскольку русский царь, будучи самодержавным монархом, «никогда не снимет головной убор при звуках «Марсельезы»» — гимна, который привел на гильотину не одну особу королевской крови.
Но через четыре года после ухода Бисмарка с поста канцлера Франция все-таки подписала договор о военном союзе с Россией (1894). Когда французский флот прибыл с визитом в Россию, царь не только прослушал «Марсельезу», но и снял головной убор!
Ошибка Бисмарка состояла в том, что он, располагая всеми необходимыми сведениями, недооценил потребность растущей российской экономики во французских займах. И сделал неправильный вывод, рассчитывая, что царская гордость перевесит соображения финансовой необходимости. Его просчет имел далеко идущие последствия, приведшие к созданию новой конфигурации противодействующих сил на европейском континенте, а в конечном счете и к началу Первой мировой войны. Бисмарк был великим тактиком и стратегом, но в данном случае просчитался, понадеявшись на то, что его оппоненты совершат ошибку, которой он сам бы никогда не совершил.
Точный расчет
Можно предположить, что игра, ограниченная 64 клетками, легко просчитывается современными мощными компьютерами. Однако это не совсем так: машина пока не способна оценивать многие важные факторы, как постоянные, так и переменные. Ее козырь — скорость и глубина расчета. А вот у гроссмейстеров, наоборот, глубокий расчет не главное качество. Согласно исследованию голландского психолога и шахматиста Адриана де Грота, при оценке позиции лучшие игроки редко просчитывают вперед дальше, чем их более слабые соперники. Да и не это определяет их превосходство в мастерстве, а точность оценки! Даже компьютер, рассматривающий миллионы ходов в секунду, непременно должен иметь способ оценки, позволяющий определить, почему один ход лучше другого. В этом люди пока остаются непревзойденными, а компьютеры дают сбои. Если вы не понимаете то, на что смотрите, не имеет значения, как далеко вперед вы можете заглянуть.
Думая над очередным ходом, я не пытаюсь сразу же пробежать по многочисленным ветвям дерева вариантов. Сначала я должен рассмотреть все факторы — элементы позиции, чтобы определить стратегию и установить промежуточные цели. Только когда мне становится ясно, какие изменения для меня наиболее благоприятны, я наконец приступаю к расчету вариантов. В целом этот процесс направляют опыт и интуиция, но в его основе всё равно лежат скрупулезные расчеты.
Анализ имеет первостепенное значение независимо от вашего опыта и веры в свою интуицию. Как говорится, доверяй, но проверяй! Ибо случаются исключения из правил — и всегда могут найтись сценарии, противоречащие вашим интуитивным предположениям.
Эффективный аналитический процесс должен быть упорядоченным. Каждый, кому приходилось составлять список повседневных дел, хорошо знает, что точная расстановка приоритетов и верная последовательность выполнения задач повышают эффективность работы. За шахматной доской опыт подсказывает мне выбрать для изучения два-три возможных хода, и обычно один из них довольно быстро отбрасывается как наименее ценный, хотя его место может занять другой. Затем я начинаю анализировать дерево вариантов для каждого хода по очереди, рассматривая вероятные реакции соперника и свои ответы.
В сложных позициях дерево вариантов обычно прослеживается на глубину в четыре-пять ходов, то есть в восемь-десять полуходов (один ход за белых и один за черных составляют один полный ход). Такая глубина анализа вполне достаточна и надежна, за исключением чрезвычайных обстоятельств, таких, как особо опасная позиция или критический момент в партии.
Чтобы ваши расчеты были более целенаправленными, ветви дерева вариантов нужно всё время подрезать. Для четкого перехода от одного варианта к другому, отбраковки наименее перспективных ходов и прослеживания наилучших необходима дисциплина мышления. Если вы будете метаться в разные стороны, то потратите драгоценное время и в конце концов запутаетесь в расчетах. Важно и понимать, когда следует остановиться. Этот момент наступает, когда вы приходите к оптимальному решению (явно лучший из рассмотренных вариантов) или когда продолжение расчета не окупает затрачиваемого времени.
Расчет и воображение
Полет воображения не противоречит необходимости соблюдать дисциплину. Творчество правит наравне с порядком, направляя наши расчеты. Интуиция подсказывает нам, когда можно нарушить установленный распорядок. Иногда лучший ход настолько очевиден, что на его детальную оценку не нужно тратить ни одной лишней секунды. Увы, такое случается редко. Куда чаще, быстро делая «очевидный» ход, мы совершаем ошибку. Интуитивные решения тоже требуют анализа! В момент, когда интуиция вдруг говорит нам о том, что за внешней определенностью скрывается нечто большее - или что достигнута важная развилка, надо копнуть поглубже, чтобы правильно оценить позицию.
Как распознать этот критический момент? Для этого мы должны тонко чувствовать направления и закономерности своего анализа. Если одна ветвь расчетов начинает показывать неожиданные результаты (всё равно, плохие или хорошие), то стоит потратить время на дополнительную проверку. Иногда трудно объяснить, откуда берется загадочный «звонок», сообщающий нам, что настала пора заглянуть в самую суть событий. Но важно услышать его, когда он прозвучит.
Благодаря этому «шестому чувству» мне удалось сыграть одну из своих лучших партий — в 1999 году на традиционном супертурнире в голландском Вейк-ан-Зее. Моим соавтором стал боевой гроссмейстер Веселии Топалов. Именно соавтором, ибо поистине красивая шахматная партия всегда плод совместных усилий: если соперник не создает серьезную контригру или не выстраивает крепкую оборону, вам едва ли представится шанс блеснуть высочайшим мастерством. Стойкое сопротивление Топалова в том поединке вывело меня на предел моих вычислительных способностей, и в итоге я провел самую глубокую комбинацию в своей шахматной карьере. Главная ветвь аналитических расчетов достигала 15 ходов, что кажется почти невероятным. Не было бы никакой возможности даже приблизиться к расчету всех вариантов, если бы я чудесным образом не увидел издалека завершающий победный удар. Это был случай видения идеального конечного результата.
Позднее в Греции была даже издана брошюра, посвященная этой партии. Готов признать, что 90% приведенных в ней бесчисленных вариантов не учитывалось мной во время игры. Обдумывая комбинацию, я рассматривал несколько увлекательных путей преследования неприятельского короля и уделял всё внимание лишь самым вероятным попыткам защиты. Конечно, я понимал, что иду по натянутому канату и любая осечка будет гибельной: ведь, чтобы выгнать короля Топалова в чистое поле, я должен был пожертвовать половину своих фигур! Удерживая мысленный образ позиции, я проникал в нее всё глубже и глубже, пока наконец не увидел в конце пятнадцатиходового варианта тот самый выигрывающий удар.
Это был настоящий «вычислительный подвиг», но человеческий разум не в силах проникнуть так далеко без помощи воображения, финальная комбинация осталась бы для меня недоступной, если бы я ограничился чисто дедуктивным подходом к оценке позиции. Результат не был продуктом логического анализа с математически безупречным выводом. В частности, в одном месте комбинации я упустил сильнейший ход, указанный позже другими гроссмейстерами.
И хотя в той партии всё завершилось для меня хорошо, такие упущения показывают, насколько опасно полностью фиксировать внимание на отдаленной перспективе. Я так увлекся видением заветной цели, что, приближаясь к ней, перестал зорко смотреть по сторонам. Мне удалось убедить себя, что такая замечательная концовка должна быть абсолютно корректной, строго выверенной, но это еще одно потенциально опасное заблуждение!
Человек плюс машина
Поскольку мы не компьютеры, наши расчеты никогда не будут абсолютно точными. Но если они привязаны к целям и направлены опытом и интуицией, то обычно приводят к успеху. А что, если еще и объединить наши усилия с компьютером?! Сочетание человеческого интеллекта с вычислительной мощью машин дало новый импульс развитию многих профессий. Прогресс проник во все уголки нашей жизни, и еще в начале 90-х я задался вопросом, как можно использовать компьютер в шахматах.
Преимущества шахматных программ в полной мере раскрываются в области комбинаторных расчетов, наиболее трудоемких для человека. Шахматные программы с легкостью выдают решения самых сложных тактических позиций. Просматривая все варианты, они выбирают путь, оставляющий им наилучшее материальное соотношение. Такой метод «грубой силы» не особо изящен, но в острых позициях он бесспорно эффективен. Однако при необходимости долгосрочного планирования и в фазе маневрирования, где нет ясного пути, программа оказывается в затруднительном положении. Вот где могли бы пригодиться опыт и интуиция человека!
В 1998 году у меня появилась идея: а что, если вместо матча «человек против машины» сыграть с кем-нибудь матч «человек плюс машина»? Мое детище, названное Advanced Chess, было опробовано в испанском Леоне, и моим соперником выступил тот же Топалов. Во время игры каждый из нас мог пользоваться персональным компьютером с любой шахматной программой по собственному выбору. Игрок в Advanced Chess действует подобно директору, который на основе изучения графиков отчетных показателей намечает общую стратегию корпорации. Целью было достичь нового, высочайшего уровня шахмат, синтезирующего лучшие качества человека и машины.
Первый эксперимент оказался многообещающим, хотя и прошел с некоторыми шероховатостями: игрокам не хватало времени на работу с компьютером. Мои ощущения за доской были сродни управлению машиной в бою или облачению в защитную броню. Не опасаясь грубых промахов, я мог позволить себе сосредоточиться на планировании и выявлении слабостей в лагере противника.