Страница:
— Объяснись, — приказал Сэндекер, вид у которого в тот момент был весьма воинственным. Адмирал старательно играл свою роль, проявляя более чем явные актерские задатки.
— Дело в том, джентльмены, что в моем распоряжении имеются данные, которые позволяют мне заключить, что «Титаник» не сможет выдержать ураган, движущийся на нас. Этот ураган обладает слишком большой разрушительной силой.
— Что правда, то правда, это корыто со времен египетских пирамид выдержало такие нагрузки, которые не доводилось выдерживать более ни одному рукотворному объекту, — заметил Спенсер. — А теперь, господа, великий предсказатель будущего Дирк Питт смеет уверить достопочтенную публику в том, что после всего, что «Титанику» довелось испытать, лайнер спасует перед каким-то вшивым штормом и при первом же ударе урагана отправится на дно.
— Я формулирую несколько иначе. Я лишь хочу сказать, что нет решительно никаких гарантий, что «Титаник» во время шторма не пойдет ко дну. Вот как я сказал бы, — произнес Питт. — В любом случае, поскольку существует реальная опасность, мне кажется целесообразным и логически оправданным сократить число потенциальных жертв до минимума. Лишние жертвы после всего, что мы сумели сделать, нам решительно ни к чему: я настолько в этом убежден, что не буду даже и обсуждать сей тезис.
— Постой-ка, постой… — сказал Драммер. — Значит, если я сейчас тебя правильно понял, все наши усилия коту под хвост?! Несмотря на то, что мы сделали за эти девять месяцев, поджать хвосты и убраться в безопасную кают-компанию «Каприкорна», так получается, что ли?! — В состоянии бешенства орлиный профиль Драммера казался еще более грозным. — Значит, все мы убираемся на «Каприкорн», пережидаем там ураган, а вы двое будете тут, а? Я правильно тебя понял?
— Ты великолепно понял меня, Драммер.
— С ума ты спятил, мне кажется.
— Да ведь это и невыполнимо в самом буквальном, в практическом отношении, — подал свой голос Спенсер. — Ведь только для обеспечения бесперебойного функционирования всех дизельных помп требуется четыре человека.
— И кроме того, — сказал Ганн, — в ближайшие часы, как только шторм начнет болтать «Титаник», в корпусе ниже ватерлинии могут во множестве открыться новые трещины и вообще все, что угодно. Никто не скажет сейчас наверняка, как именно поведет себя корабль в экстремальных условиях.
— Ох, Господи ты Боже… — протянул Драммер. — Почему-то все, кто метит в герои, мыслят абсолютно одинаково. Всякий раз они подают ценные идеи под предлогом спасения всех остальных. Во-первых, кто и когда говорил, будто кроме такого-то и такого-то всех остальных нужно спасать?! Я, например, никогда никому не говорил, будто меня требуется спасать. Это — раз. И во-вторых. Все-таки, не будем забывать, что какие бы замечательные люди тут не оставались, но физически два человека не могут управиться с такой махиной, как «Титаник». Спенсер тут сказал, но как-то на его слова мало внимания обратили. А ведь сказал он совершенно правильно. Не смогут двое справиться со всем оборудованием. Так что я вношу предложение: не суетиться, не дергаться, всем оставаться на местах и заниматься своей работой. Господь, он ведь тоже милостив. Я буду настаивать на этом предложении.
Спенсер внимательно изучил лица всех шестерых человек, входящих в команду. Все они смело посмотрели на него; у всех от усталости и перенапряжения были измученные лица и покрасневшие глаза. Все, как по команде. согласно кивнули, выражая солидарность с Драммером. Спенсер обернулся к Питту.
— Извини, наш достопочтенный лидер и вожак, но дело в том, Спенсер и его банда водососных специалистов единогласно приняли решение оставаться на своих местах и выполнять свою работу.
— И я тоже, — откликнулся молчавший все это время Вудсон.
— Я с парнями, — сказал Ганн.
Шеф Баском тактично коснулся рукой плеча Питта.
— Вы уж извините нас великодушно, только я с моими парнями, мы присланы сюда, чтобы помогать вам, и мы намерены вам помогать до того самого момента, пока не завершится вся эта экспедиция. Тем более, что по буксированию кроме нас тут нет специалистов, а буксировка, скажу вам по секрету, это очень сложная работа, ведь за тросом нужно все время следить. Глаз да глаз, так сказать. Как только шторм начнется, мы с коллегами будем каждый час проверять, не протерся ли буксировочный трос в местах, где он касается металла, нет ли на тросе «барашков». И потом, кто кроме нас умеет смазывать трос, а? Вот то-то и оно. Так что мы с парнями остаемся.
— Так что извини, Питт, мой дорогой, — сказал Сэндекер, не скрывая своего торжества по поводу обсуждения проблемы. — Извини, на сей раз ты проиграл.
Послышался приближающийся шум вертолета, который умелой рукой Стерджиса был мягко посажен на палубу «Титаника».
Питт пожал плечами и сказал, обращаясь ко всем присутствующим в гимнастическом зале:
— Ну что ж, раз вы такие все умные, раз вы все уже решили, пусть так и будет. Потонем — так вместе. Будем плавать — опять-таки вместе, а вместе, как известно, плавать всегда веселее, — он устало улыбнулся. — Советую всем до начала шторма хорошенько перекусить. И попытайтесь отдохнуть, а еще лучше — вздремнуть. Нам всем предстоят не самые легкие часы. Может, будем спать в последний раз. Через несколько часов здесь будет Аманда, и мы как раз окажемся на линии ударной волны. А о последствиях я и говорить не буду. Все всё увидят, прогнозы тут ни к чему.
С этими словами Питт повернулся на каблуках и вышел из зала, направившись прямиком в сторону импровизированной вертолетной площадки. «Что ж, — думал Питт, — кажется, удалось сыграть недурную сцену. Все-таки, что там ни говори, а в каждом человеке сидит лицедей. Конечно, за это представление мне едва ли дадут театральную премию, однако не следует сбрасывать со счетов тот факт, что я сумел полностью подчинить себе аудиторию. Это чего-нибудь да стоит…»
Джек Стерджис был щуплым низкорослым мужчиной с вечно грустными глазами, какие очень нравятся сексуально озабоченным женщинам. Стерджис курил сигареты, засовывая их в длинный мундштук, который предпочитал не выпускать из зубов. Он также имел привычку выпячивать подбородок — поскольку давным-давно кто-то сказал, что с выпяченным на этакий вот манер подбородком он напоминает Франклина Рузвельта.
Стерджис только успел вылезти из своей машины, когда на площадку пришел Питт.
Стерджис вопросительно посмотрел на Питта и спросил:
— Будут какие пассажиры, нет?
— На сей раз нет.
Стерджис вместо ответа этаким мужественно-безразличным жестом сбросил пепел сигареты.
— Я так и думал, когда сюда летел, что лучше всего было бы мне оставаться в теплой уютной кабине на «Каприкорне», — он горестно вздохнул. — Ведь летать перед самым носом у мощного урагана — много ума не надо. А разбиться я еще успею, сколько угодно возможностей у меня будет.
— Слушай, отправляйся-ка ты назад, — сказал Питт. — Ветер крепчает. С минуты на минуту можно ожидать прибытия Аманды.
— Плевать, — Стерджис безразлично пожал плечами. — Тем более что я все равно никуда не полечу отсюда.
Питт недоумевающе посмотрел на него.
— Я что-то не пойму…
— А чего тут понимать? С меня хватит. Как в подобных случаях принято говорить — отлетался, — он рукой указал на лопасти подъемного винта. Одна из лопастей была переломлена, и загнутый кусок беспомощно свисал вниз, как перебитая в запястье рука. — Не понравилось вертолету летать в такой ветер, что ты с этим поделаешь…
— Это что же, ты зацепил, когда садился сейчас сюда?
Лицо у Стерджиса сделалось обиженным, отчего сам он стал похож на взрослого ребенка.
— Я уже однажды, насколько помню, тебе говорил и могу еще раз повторить, что в отличие от многих других, лично я винтом своей машины посторонних предметов не цепляю. Это понятно? — нагнувшись, он заглянул под брюхо своей машины, стремительно нырнул и когда распрямился, в руках у Стерджиса была любопытная находка. — Полюбуйся, какой-то сукин сын сунул в винт вот этот молоток.
Питт взял в руки молоток и внимательно исследовал его. Обтянутая слоем резины, рукоятка была повреждена в том самом месте, где молоток соприкоснулся с винтом.
— После всего, что я сделал для тебя и твоих парней, — сказал Стерджис, — этаким-то образом меня отблагодарили.
— Извини, конечно, Стерджис, если тут вообще уместно подобное слово. Только я был бы тебе бесконечно благодарен, если бы ты на некоторое время перестал играть в ушлого детектива. В том, что ты мне только что сказал, начисто отсутствует здравый смысл. К сожалению, великого детективного аналитика из тебя не получится. Ты склонен доверяться первому эмоциональному порыву.
— Может, хватит, Питт? Каким бы аналитиком я ни был, однако знаю, что сами по себе молотки в ветреную погоду не летают, что бы и кто бы мне сейчас ни доказывал. А если я все-таки получил молоток в винт, это значит, что кто-то из твоих молодцов этот самый молоток мне швырнул, когда я садился на палубу.
— И опять ты не прав. Я могу с уверенностью сказать, что в последние минуты знал о местонахождении всех членов моей команды. В последние десять минут никто из них не был и быть не мог даже поблизости от места посадки. Так что кто бы там ни был твоим врагом, ты привез его с собой, нравится тебе это или нет…
— Ты что же, держишь меня за совершеннейшего идиота?! Или ты хочешь сказать, что я привез с собой пассажира, не зная об этом? Подумай сам, в конце-то концов это или безумие, или самоубийство: ведь если бы этот молоток швырнули на несколько секунд раньше, когда я еще только подлетал к кораблю, то вся твоя команда могла бы увидеть, как из меня и моей машины получилась лепешка.
— Неправильно ты определил, — прервал его Питт. — Не обычный пассажир, а «заяц». И он, как и ты, не сумасшедший. Он дождался, когда колеса машины коснулись палубы — и только в этот момент совершил свое подлое дело, после чего немедленно удрал через грузовой люк. Я даже не представляю, куда сейчас он мог улизнуть и где прячется. Мы физически не можем обшарить тысячи метров неосвещенных коридоров, переходов, десятки тысяч темных углов и разных закоулочков.
Лицо Стерджиса вдруг побледнело.
— Нет же, — воскликнул он, — этот гад еще в машине!
— Не смеши меня, ради Бога. Ты едва коснулся палубы, как он уже удрал из вертолета.
— Я готов поверить, что кто-то сумел незаметно швырнуть молоток в круг винта, но выбраться из машины и незаметно улизнуть — это дело куда более сложное.
— И что же ты хочешь сказать? — медленно и негромко спросил Питт.
— Дверца грузового отсека управляется с помощью бортовой электроники. До тех пор, пока не послан сигнал со щитка пилота, этот люк вообще не открыть. Вот как раз это я и хочу тебе сказать.
— А другие выходы?
— Есть лишь дверь в измерительный отсек, где приборы.
Питт некоторое время рассматривал наглухо задраенную дверцу грузового отсека, затем повернулся к Стерджису и посмотрел на него ледяными глазами.
— Не гостеприимно все это получается. Прибыли гости и сидят взаперти. Думаю, самое время выпустить их на свежий воздух, пускай подышат…
Стерджис прирос к палубе при виде того, как Питт вытащил кольт сорок шестого калибра с массивным глушителем на конце ствола.
— Ну… ну… раз уж ты считаешь, — попытался сформулировать некую мысль Стерджис.
Он забрался в кабину, сел на свое пилотское место и повернул какой-то тумблер. Послышался мягкий звук заработавшего электромотора, и массивная, семь футов на семь, дверь отсека отошла от фюзеляжа, поднялась вертикально и застыла над корпусом машины. Прежде, чем фиксирующие замки щелкнули, Стерджис был уже на палубе, отгороженный от зловещего грузового зева лишь массивной фигурой Питта.
В течение нескольких секунд после того, как люк открылся, Питт не спешил приблизиться к машине, стоял и ждал. Стерджису показалось, что прошла целая вечность; пилот старался не дышать — он целиком обратился в зрение и слух. Слышны были только шлепки океанских волн, ударявших в массивный борт «Титаника», да ветер противным баском гудит в корабельной надстройке. Из-за двери гимнастического зала доносился едва различимый перелив нескольких одновременно звучащих мужских голосов. Не услышав ожидаемых скрипов, шороха одежды или каких-либо иных звуков, которые выдали бы присутствие в отсеке человека, Питт ловко забрался внутрь.
Слабый внешний свет здесь переходил в полутьму. Питту было не по себе при мысли, что его фигура великолепно очерчена на фоне светлого дверного проема. При первом взгляде ему показалось, что отсек совершенно пуст. В этот момент кто-то сзади осторожно похлопал его по спине. Резко обернувшись, Дирк Питт увидел, как Стерджис молча протягивает руку, указывая на брезент, в котором при желании могла быть увидена человекоподобная фигура.
— Час назад перед вылетом я самым аккуратнейшим образом сложил этот брезент, — шепотом произнес пилот.
Нагнувшись, Питт одним резким движением левой руки дернул брезент на себя. Правой рукой он направлял кольт на угадываемую человеческую фигуру.
На полу грузового отсека, как Питт и предполагал, лежал человек. На нем была теплая всепогодная куртка. Глаза у мужчины оказались приоткрыты, выдавая состояние комы; создавалось впечатление, что состояние это было неким образом сопряжено с большой кровавой ссадиной чуть ниже линии волос.
Стерджис стоял, не в силах пошевелиться. Он только шумно дышал да часто моргал, пытаясь получше разглядеть в густеющих сумерках жуткую картину. Пилот в недоумении почесал подбородок и отчетливо покачал головой, давая тем самым понять, что представшая перед глазами сцена решительно не укладывается у него в голове.
— Боже ты мой, — протянул едва различимым шепотом Стерджис. — Ты хоть знаешь, кто это такой?
— Более чем хорошо знаю, — ровным голосом сказал Питт. — Эту женщину зовут Дана. Дана Сигрем.
Глава 58
Глава 59
— Дело в том, джентльмены, что в моем распоряжении имеются данные, которые позволяют мне заключить, что «Титаник» не сможет выдержать ураган, движущийся на нас. Этот ураган обладает слишком большой разрушительной силой.
— Что правда, то правда, это корыто со времен египетских пирамид выдержало такие нагрузки, которые не доводилось выдерживать более ни одному рукотворному объекту, — заметил Спенсер. — А теперь, господа, великий предсказатель будущего Дирк Питт смеет уверить достопочтенную публику в том, что после всего, что «Титанику» довелось испытать, лайнер спасует перед каким-то вшивым штормом и при первом же ударе урагана отправится на дно.
— Я формулирую несколько иначе. Я лишь хочу сказать, что нет решительно никаких гарантий, что «Титаник» во время шторма не пойдет ко дну. Вот как я сказал бы, — произнес Питт. — В любом случае, поскольку существует реальная опасность, мне кажется целесообразным и логически оправданным сократить число потенциальных жертв до минимума. Лишние жертвы после всего, что мы сумели сделать, нам решительно ни к чему: я настолько в этом убежден, что не буду даже и обсуждать сей тезис.
— Постой-ка, постой… — сказал Драммер. — Значит, если я сейчас тебя правильно понял, все наши усилия коту под хвост?! Несмотря на то, что мы сделали за эти девять месяцев, поджать хвосты и убраться в безопасную кают-компанию «Каприкорна», так получается, что ли?! — В состоянии бешенства орлиный профиль Драммера казался еще более грозным. — Значит, все мы убираемся на «Каприкорн», пережидаем там ураган, а вы двое будете тут, а? Я правильно тебя понял?
— Ты великолепно понял меня, Драммер.
— С ума ты спятил, мне кажется.
— Да ведь это и невыполнимо в самом буквальном, в практическом отношении, — подал свой голос Спенсер. — Ведь только для обеспечения бесперебойного функционирования всех дизельных помп требуется четыре человека.
— И кроме того, — сказал Ганн, — в ближайшие часы, как только шторм начнет болтать «Титаник», в корпусе ниже ватерлинии могут во множестве открыться новые трещины и вообще все, что угодно. Никто не скажет сейчас наверняка, как именно поведет себя корабль в экстремальных условиях.
— Ох, Господи ты Боже… — протянул Драммер. — Почему-то все, кто метит в герои, мыслят абсолютно одинаково. Всякий раз они подают ценные идеи под предлогом спасения всех остальных. Во-первых, кто и когда говорил, будто кроме такого-то и такого-то всех остальных нужно спасать?! Я, например, никогда никому не говорил, будто меня требуется спасать. Это — раз. И во-вторых. Все-таки, не будем забывать, что какие бы замечательные люди тут не оставались, но физически два человека не могут управиться с такой махиной, как «Титаник». Спенсер тут сказал, но как-то на его слова мало внимания обратили. А ведь сказал он совершенно правильно. Не смогут двое справиться со всем оборудованием. Так что я вношу предложение: не суетиться, не дергаться, всем оставаться на местах и заниматься своей работой. Господь, он ведь тоже милостив. Я буду настаивать на этом предложении.
Спенсер внимательно изучил лица всех шестерых человек, входящих в команду. Все они смело посмотрели на него; у всех от усталости и перенапряжения были измученные лица и покрасневшие глаза. Все, как по команде. согласно кивнули, выражая солидарность с Драммером. Спенсер обернулся к Питту.
— Извини, наш достопочтенный лидер и вожак, но дело в том, Спенсер и его банда водососных специалистов единогласно приняли решение оставаться на своих местах и выполнять свою работу.
— И я тоже, — откликнулся молчавший все это время Вудсон.
— Я с парнями, — сказал Ганн.
Шеф Баском тактично коснулся рукой плеча Питта.
— Вы уж извините нас великодушно, только я с моими парнями, мы присланы сюда, чтобы помогать вам, и мы намерены вам помогать до того самого момента, пока не завершится вся эта экспедиция. Тем более, что по буксированию кроме нас тут нет специалистов, а буксировка, скажу вам по секрету, это очень сложная работа, ведь за тросом нужно все время следить. Глаз да глаз, так сказать. Как только шторм начнется, мы с коллегами будем каждый час проверять, не протерся ли буксировочный трос в местах, где он касается металла, нет ли на тросе «барашков». И потом, кто кроме нас умеет смазывать трос, а? Вот то-то и оно. Так что мы с парнями остаемся.
— Так что извини, Питт, мой дорогой, — сказал Сэндекер, не скрывая своего торжества по поводу обсуждения проблемы. — Извини, на сей раз ты проиграл.
Послышался приближающийся шум вертолета, который умелой рукой Стерджиса был мягко посажен на палубу «Титаника».
Питт пожал плечами и сказал, обращаясь ко всем присутствующим в гимнастическом зале:
— Ну что ж, раз вы такие все умные, раз вы все уже решили, пусть так и будет. Потонем — так вместе. Будем плавать — опять-таки вместе, а вместе, как известно, плавать всегда веселее, — он устало улыбнулся. — Советую всем до начала шторма хорошенько перекусить. И попытайтесь отдохнуть, а еще лучше — вздремнуть. Нам всем предстоят не самые легкие часы. Может, будем спать в последний раз. Через несколько часов здесь будет Аманда, и мы как раз окажемся на линии ударной волны. А о последствиях я и говорить не буду. Все всё увидят, прогнозы тут ни к чему.
С этими словами Питт повернулся на каблуках и вышел из зала, направившись прямиком в сторону импровизированной вертолетной площадки. «Что ж, — думал Питт, — кажется, удалось сыграть недурную сцену. Все-таки, что там ни говори, а в каждом человеке сидит лицедей. Конечно, за это представление мне едва ли дадут театральную премию, однако не следует сбрасывать со счетов тот факт, что я сумел полностью подчинить себе аудиторию. Это чего-нибудь да стоит…»
Джек Стерджис был щуплым низкорослым мужчиной с вечно грустными глазами, какие очень нравятся сексуально озабоченным женщинам. Стерджис курил сигареты, засовывая их в длинный мундштук, который предпочитал не выпускать из зубов. Он также имел привычку выпячивать подбородок — поскольку давным-давно кто-то сказал, что с выпяченным на этакий вот манер подбородком он напоминает Франклина Рузвельта.
Стерджис только успел вылезти из своей машины, когда на площадку пришел Питт.
Стерджис вопросительно посмотрел на Питта и спросил:
— Будут какие пассажиры, нет?
— На сей раз нет.
Стерджис вместо ответа этаким мужественно-безразличным жестом сбросил пепел сигареты.
— Я так и думал, когда сюда летел, что лучше всего было бы мне оставаться в теплой уютной кабине на «Каприкорне», — он горестно вздохнул. — Ведь летать перед самым носом у мощного урагана — много ума не надо. А разбиться я еще успею, сколько угодно возможностей у меня будет.
— Слушай, отправляйся-ка ты назад, — сказал Питт. — Ветер крепчает. С минуты на минуту можно ожидать прибытия Аманды.
— Плевать, — Стерджис безразлично пожал плечами. — Тем более что я все равно никуда не полечу отсюда.
Питт недоумевающе посмотрел на него.
— Я что-то не пойму…
— А чего тут понимать? С меня хватит. Как в подобных случаях принято говорить — отлетался, — он рукой указал на лопасти подъемного винта. Одна из лопастей была переломлена, и загнутый кусок беспомощно свисал вниз, как перебитая в запястье рука. — Не понравилось вертолету летать в такой ветер, что ты с этим поделаешь…
— Это что же, ты зацепил, когда садился сейчас сюда?
Лицо у Стерджиса сделалось обиженным, отчего сам он стал похож на взрослого ребенка.
— Я уже однажды, насколько помню, тебе говорил и могу еще раз повторить, что в отличие от многих других, лично я винтом своей машины посторонних предметов не цепляю. Это понятно? — нагнувшись, он заглянул под брюхо своей машины, стремительно нырнул и когда распрямился, в руках у Стерджиса была любопытная находка. — Полюбуйся, какой-то сукин сын сунул в винт вот этот молоток.
Питт взял в руки молоток и внимательно исследовал его. Обтянутая слоем резины, рукоятка была повреждена в том самом месте, где молоток соприкоснулся с винтом.
— После всего, что я сделал для тебя и твоих парней, — сказал Стерджис, — этаким-то образом меня отблагодарили.
— Извини, конечно, Стерджис, если тут вообще уместно подобное слово. Только я был бы тебе бесконечно благодарен, если бы ты на некоторое время перестал играть в ушлого детектива. В том, что ты мне только что сказал, начисто отсутствует здравый смысл. К сожалению, великого детективного аналитика из тебя не получится. Ты склонен доверяться первому эмоциональному порыву.
— Может, хватит, Питт? Каким бы аналитиком я ни был, однако знаю, что сами по себе молотки в ветреную погоду не летают, что бы и кто бы мне сейчас ни доказывал. А если я все-таки получил молоток в винт, это значит, что кто-то из твоих молодцов этот самый молоток мне швырнул, когда я садился на палубу.
— И опять ты не прав. Я могу с уверенностью сказать, что в последние минуты знал о местонахождении всех членов моей команды. В последние десять минут никто из них не был и быть не мог даже поблизости от места посадки. Так что кто бы там ни был твоим врагом, ты привез его с собой, нравится тебе это или нет…
— Ты что же, держишь меня за совершеннейшего идиота?! Или ты хочешь сказать, что я привез с собой пассажира, не зная об этом? Подумай сам, в конце-то концов это или безумие, или самоубийство: ведь если бы этот молоток швырнули на несколько секунд раньше, когда я еще только подлетал к кораблю, то вся твоя команда могла бы увидеть, как из меня и моей машины получилась лепешка.
— Неправильно ты определил, — прервал его Питт. — Не обычный пассажир, а «заяц». И он, как и ты, не сумасшедший. Он дождался, когда колеса машины коснулись палубы — и только в этот момент совершил свое подлое дело, после чего немедленно удрал через грузовой люк. Я даже не представляю, куда сейчас он мог улизнуть и где прячется. Мы физически не можем обшарить тысячи метров неосвещенных коридоров, переходов, десятки тысяч темных углов и разных закоулочков.
Лицо Стерджиса вдруг побледнело.
— Нет же, — воскликнул он, — этот гад еще в машине!
— Не смеши меня, ради Бога. Ты едва коснулся палубы, как он уже удрал из вертолета.
— Я готов поверить, что кто-то сумел незаметно швырнуть молоток в круг винта, но выбраться из машины и незаметно улизнуть — это дело куда более сложное.
— И что же ты хочешь сказать? — медленно и негромко спросил Питт.
— Дверца грузового отсека управляется с помощью бортовой электроники. До тех пор, пока не послан сигнал со щитка пилота, этот люк вообще не открыть. Вот как раз это я и хочу тебе сказать.
— А другие выходы?
— Есть лишь дверь в измерительный отсек, где приборы.
Питт некоторое время рассматривал наглухо задраенную дверцу грузового отсека, затем повернулся к Стерджису и посмотрел на него ледяными глазами.
— Не гостеприимно все это получается. Прибыли гости и сидят взаперти. Думаю, самое время выпустить их на свежий воздух, пускай подышат…
Стерджис прирос к палубе при виде того, как Питт вытащил кольт сорок шестого калибра с массивным глушителем на конце ствола.
— Ну… ну… раз уж ты считаешь, — попытался сформулировать некую мысль Стерджис.
Он забрался в кабину, сел на свое пилотское место и повернул какой-то тумблер. Послышался мягкий звук заработавшего электромотора, и массивная, семь футов на семь, дверь отсека отошла от фюзеляжа, поднялась вертикально и застыла над корпусом машины. Прежде, чем фиксирующие замки щелкнули, Стерджис был уже на палубе, отгороженный от зловещего грузового зева лишь массивной фигурой Питта.
В течение нескольких секунд после того, как люк открылся, Питт не спешил приблизиться к машине, стоял и ждал. Стерджису показалось, что прошла целая вечность; пилот старался не дышать — он целиком обратился в зрение и слух. Слышны были только шлепки океанских волн, ударявших в массивный борт «Титаника», да ветер противным баском гудит в корабельной надстройке. Из-за двери гимнастического зала доносился едва различимый перелив нескольких одновременно звучащих мужских голосов. Не услышав ожидаемых скрипов, шороха одежды или каких-либо иных звуков, которые выдали бы присутствие в отсеке человека, Питт ловко забрался внутрь.
Слабый внешний свет здесь переходил в полутьму. Питту было не по себе при мысли, что его фигура великолепно очерчена на фоне светлого дверного проема. При первом взгляде ему показалось, что отсек совершенно пуст. В этот момент кто-то сзади осторожно похлопал его по спине. Резко обернувшись, Дирк Питт увидел, как Стерджис молча протягивает руку, указывая на брезент, в котором при желании могла быть увидена человекоподобная фигура.
— Час назад перед вылетом я самым аккуратнейшим образом сложил этот брезент, — шепотом произнес пилот.
Нагнувшись, Питт одним резким движением левой руки дернул брезент на себя. Правой рукой он направлял кольт на угадываемую человеческую фигуру.
На полу грузового отсека, как Питт и предполагал, лежал человек. На нем была теплая всепогодная куртка. Глаза у мужчины оказались приоткрыты, выдавая состояние комы; создавалось впечатление, что состояние это было неким образом сопряжено с большой кровавой ссадиной чуть ниже линии волос.
Стерджис стоял, не в силах пошевелиться. Он только шумно дышал да часто моргал, пытаясь получше разглядеть в густеющих сумерках жуткую картину. Пилот в недоумении почесал подбородок и отчетливо покачал головой, давая тем самым понять, что представшая перед глазами сцена решительно не укладывается у него в голове.
— Боже ты мой, — протянул едва различимым шепотом Стерджис. — Ты хоть знаешь, кто это такой?
— Более чем хорошо знаю, — ровным голосом сказал Питт. — Эту женщину зовут Дана. Дана Сигрем.
Глава 58
Внезапно небо над палубой «Михаила Куркова» вдруг сделалось очень темным. В вышине медленно проплывали огромные черные облака, которые, как пологом, закрыли звезды, появившиеся к этому времени над Атлантикой. Ветер вмиг сделался ураганным, скорость его перевалила за сорок миль в час. Стремительные порывы сминали и расшвыривали гребни волн, гнали обильную соленую пену на северо-восток.
В рубке управления советского судна был сущий рай:
тепло и очень уютно. Пароткин следил за изображением «Титаника» на экране радара, из-за плеча выглядывал Превлов.
— Когда я только был назначен капитаном на этот корабль, — сказал Пароткин тоном учителя на уроке перед школьниками, — я был уверен, что буду заниматься исключительно исследовательскими программами, ну, может быть, еще время от времени — инспекционной деятельностью и в тот момент не поверил бы, если бы мне кто сказал, что придется иметь дело с военными и осуществлять военные операции.
Превлов остановил жестом собеседника.
— Пожалуйста, капитан, давайте с самого начала договоримся, что ни вы, ни я не будем впредь произносить таких слов, как «военная», да вдобавок еще и «операция». Нигде и никогда. Тем более, что то небольшое, так сказать, предприятие, которое предстоит нам с вами, это ведь, по существу, вполне легальная гражданская трансакция, известная в капиталистическом мире под названием «смены руководства».
— Неприкрытое пиратство — ближе к истине, — заметил в свою очередь Пароткин. — Да и потом, если уж вы настаиваете, чтобы мы употребляли термины экономики, как тогда прикажете именовать те десять судов, которые с вашего соизволения были прибавлены к «Михаилу Куркову»? Выходит, что они — это как бы преображенные держатели акций, так, что ли?
— Лучше даже не говорить «суда», поскольку суда зачастую бывают и военными, а как-нибудь помягче. Гражданские суда, например.
— Еще бы… И каждое вооружено до зубов.
— Насколько я знаю, в международном праве нет такого пункта, который бы запрещал экипажу гражданского судна иметь при себе некоторое количество вооружения.
— А если бы даже и был такой пункт, вы бы сумели, я нисколько не сомневаюсь, найти какую-нибудь юридическую лазейку, чтобы нарушить этот пункт на вполне законном, как принято говорить, основании.
— Не надо, капитан, не надо все усложнять, — Превлов дружески хлопнул Пароткина по спине. — К исходу сегодняшнего вечера мы оба уже будем Героями Советского Союза.
— Если не будем убиты, хотите вы сказать, так? — не сбиваясь на панибратский тон, официальным голосом уточнил Пароткин.
— Успокойтесь, пожалуйста, капитан. Нами разработан безукоризненный план. А тут вдобавок и сама природа пришла нам на помощь. После того, как принимавшие участие в спасении «Титаника» суда ушли, задача еще более упрощается.
— А «Жюно»? Забыли про него? Или, что же, вы полагаете, что капитан ракетного крейсера будет тактично сохранять дистанцию, спокойно наблюдая за тем, как мы с вами подходим к «Титанику», берем его на абордаж и принимаемся там все крушить?
Превлов чуть приподнял рукав и посмотрел на свои часы.
— Через… через два часа и двадцать минут ровно одна из наших атомных подводных лодок всплывет в ста милях к северу отсюда и будет передавать в эфир сигналы бедствия, назвавшись судном «Лагуна Стар». Безобидным грузовым судном сомнительного порта приписки.
— И вы уверены, что «Жюно» клюнет? Что он бросит подопечный «Титаник» и устремится на помощь неизвестно кому?
— Видите ли, капитан, вам это должно быть лучше известно. У американцев так принято. Они всегда идут на выручку, если только слышат сигналы о помощи, — сказал Превлов с чувством некоторой даже гордости, словно некоторая толика заслуги в таком поведении американских кораблей принадлежала лично ему, Превлову, капитану советской разведки. — У них развит комплекс Доброго Самаритянина. Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что как только «Жюно» услышит сигнал бедствия, он тут же пойдет на помощь. Крейсеру придется идти, поскольку из четырех судов, находящихся в районе, «Титаник» даже и не рассматривается: ему, дай Бог, самому не утонуть. А оба буксировщика тут едва ли будут полезны. Стало быть, остается один только «Жюно», один на триста миль в округе.
— Но ведь наша подлодка должна будет вовремя нырнуть. И не получится ли так, что «Жюно» не дойдет еще до места, а подлодка уже скроется под водой, и на радарном экране ракетоносца ничего не останется?
— Конечно же, офицеры крейсера будут уверены, что этот самый «Лагуна Стар» пошел ко дну, и тогда они лишь удвоят старания, чтобы как можно скорее прибыть на место аварии, чтобы спасти жизнь членам команды. Которой никогда в природе не существовало.
— Богатое же у вас воображение, ничего не скажешь. Я бы до такого в жизни не додумался, сказал на это Пароткин с улыбкой. — Однако и после того, как уйдет ракетный крейсер, остаются еще два буксировщика военно-морского флота Соединенных Штатов. И плюс ко всему — шторм, самый сильный в этом районе Атлантики за многие годы… И кроме того, нужно будет еще тащить и тащить этот «Титаник» к русскому берегу… Да еще все сделать гак, чтобы комар носа не подточил. Чтобы ни малейшего повода для международного скандала не возникло…
— В том, что вы сказали, капитан, четыре части… — Превлов сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Первое. Оба американских буксировщика будут уничтожены двумя советскими агентами, которые уже сейчас находятся на «Титанике» под видом обычных спасателей-аварийщиков. Теперь — второе. В тот момент, когда эпицентр урагана будет точно в том районе, я перебираюсь на «Титаник» и принимаю командование кораблем. Поскольку в этом районе Атлантики сила ветра редко когда превышает пятнадцать узлов, при таком ветре и соответствующем волнении я с моими людьми сможем спокойно проникнуть внутрь через грузовой люк, который в условленное время откроет изнутри один из наших агентов. Третье. Все парни, которые пойдут со мной на «Титаник», хорошо знают свое дело, так что от нынешней команды лайнера в считанные секунды останутся только пух да перья. Мои ребята умеют работать быстро и качественно. И наконец — четвертое. Захват для всего мира будет обставлен таким образом, словно нас тут и близко не было, а американцы, решившиеся тащить корабль в шторм, просто-напросто оказались в эпицентре урагана и потеряли свой драгоценный «Титаник». По международным законам это означает, что лайнер сделался ничейным. Раз американцы его потеряли, а сами к тому же испугались и сбежали — какие могут быть к нам вопросы? Мы действовали строго в рамках правил. Пока там американский экипаж был, мы даже и близко не приближались, а как только экипаж сбежал — извините. Все по закону. Кто ж виноват, что все сбежавшие утонули. Тут мы решительно ни при чем. Закон говорит, что, кто первый подцепит брошенное судно, возьмет его на буксир, тот этим судном и распоряжается. И этаким счастливчиком будете именно вы, капитан, дорогой товарищ Пароткин. По международному морскому праву вы имеете в такой ситуации полное право взять «Титаник» на буксир и буксировать лайнер туда, куда считаете нужным.
— Думаю, этот план осуществить нам не удастся, — сказал Пароткин. — Ведь фактически все то, что вы собираетесь сделать, на всех языках именуется массовым криминальным убийством. — В глазах его при этом был тусклый свет обреченного на неудачу исполнителя. — Скажите, а вот мне интересно бы узнать, вы разработали столь подробно один только удачный вариант или же и вариант возможной неудачи?
Превлов покровительственно взглянул на Пароткина, улыбнулся своей ледяной улыбочкой и сказал:
— Также нами просчитан и вариант возможной неудачи, товарищ Пароткин. Но давайте будем надеяться, что неудача достанется нашим противникам, тогда как нам выпадет удача. Вы меня понимаете? — Превлов пальцем показал на экран радара. — С моей точки зрения, было бы очень жаль потопить «Титаник» с его бесценным грузом на борту. Тем более, что после вторичного потопления уже никто и никогда не сможет лайнер извлечь со дна.
В рубке управления советского судна был сущий рай:
тепло и очень уютно. Пароткин следил за изображением «Титаника» на экране радара, из-за плеча выглядывал Превлов.
— Когда я только был назначен капитаном на этот корабль, — сказал Пароткин тоном учителя на уроке перед школьниками, — я был уверен, что буду заниматься исключительно исследовательскими программами, ну, может быть, еще время от времени — инспекционной деятельностью и в тот момент не поверил бы, если бы мне кто сказал, что придется иметь дело с военными и осуществлять военные операции.
Превлов остановил жестом собеседника.
— Пожалуйста, капитан, давайте с самого начала договоримся, что ни вы, ни я не будем впредь произносить таких слов, как «военная», да вдобавок еще и «операция». Нигде и никогда. Тем более, что то небольшое, так сказать, предприятие, которое предстоит нам с вами, это ведь, по существу, вполне легальная гражданская трансакция, известная в капиталистическом мире под названием «смены руководства».
— Неприкрытое пиратство — ближе к истине, — заметил в свою очередь Пароткин. — Да и потом, если уж вы настаиваете, чтобы мы употребляли термины экономики, как тогда прикажете именовать те десять судов, которые с вашего соизволения были прибавлены к «Михаилу Куркову»? Выходит, что они — это как бы преображенные держатели акций, так, что ли?
— Лучше даже не говорить «суда», поскольку суда зачастую бывают и военными, а как-нибудь помягче. Гражданские суда, например.
— Еще бы… И каждое вооружено до зубов.
— Насколько я знаю, в международном праве нет такого пункта, который бы запрещал экипажу гражданского судна иметь при себе некоторое количество вооружения.
— А если бы даже и был такой пункт, вы бы сумели, я нисколько не сомневаюсь, найти какую-нибудь юридическую лазейку, чтобы нарушить этот пункт на вполне законном, как принято говорить, основании.
— Не надо, капитан, не надо все усложнять, — Превлов дружески хлопнул Пароткина по спине. — К исходу сегодняшнего вечера мы оба уже будем Героями Советского Союза.
— Если не будем убиты, хотите вы сказать, так? — не сбиваясь на панибратский тон, официальным голосом уточнил Пароткин.
— Успокойтесь, пожалуйста, капитан. Нами разработан безукоризненный план. А тут вдобавок и сама природа пришла нам на помощь. После того, как принимавшие участие в спасении «Титаника» суда ушли, задача еще более упрощается.
— А «Жюно»? Забыли про него? Или, что же, вы полагаете, что капитан ракетного крейсера будет тактично сохранять дистанцию, спокойно наблюдая за тем, как мы с вами подходим к «Титанику», берем его на абордаж и принимаемся там все крушить?
Превлов чуть приподнял рукав и посмотрел на свои часы.
— Через… через два часа и двадцать минут ровно одна из наших атомных подводных лодок всплывет в ста милях к северу отсюда и будет передавать в эфир сигналы бедствия, назвавшись судном «Лагуна Стар». Безобидным грузовым судном сомнительного порта приписки.
— И вы уверены, что «Жюно» клюнет? Что он бросит подопечный «Титаник» и устремится на помощь неизвестно кому?
— Видите ли, капитан, вам это должно быть лучше известно. У американцев так принято. Они всегда идут на выручку, если только слышат сигналы о помощи, — сказал Превлов с чувством некоторой даже гордости, словно некоторая толика заслуги в таком поведении американских кораблей принадлежала лично ему, Превлову, капитану советской разведки. — У них развит комплекс Доброго Самаритянина. Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что как только «Жюно» услышит сигнал бедствия, он тут же пойдет на помощь. Крейсеру придется идти, поскольку из четырех судов, находящихся в районе, «Титаник» даже и не рассматривается: ему, дай Бог, самому не утонуть. А оба буксировщика тут едва ли будут полезны. Стало быть, остается один только «Жюно», один на триста миль в округе.
— Но ведь наша подлодка должна будет вовремя нырнуть. И не получится ли так, что «Жюно» не дойдет еще до места, а подлодка уже скроется под водой, и на радарном экране ракетоносца ничего не останется?
— Конечно же, офицеры крейсера будут уверены, что этот самый «Лагуна Стар» пошел ко дну, и тогда они лишь удвоят старания, чтобы как можно скорее прибыть на место аварии, чтобы спасти жизнь членам команды. Которой никогда в природе не существовало.
— Богатое же у вас воображение, ничего не скажешь. Я бы до такого в жизни не додумался, сказал на это Пароткин с улыбкой. — Однако и после того, как уйдет ракетный крейсер, остаются еще два буксировщика военно-морского флота Соединенных Штатов. И плюс ко всему — шторм, самый сильный в этом районе Атлантики за многие годы… И кроме того, нужно будет еще тащить и тащить этот «Титаник» к русскому берегу… Да еще все сделать гак, чтобы комар носа не подточил. Чтобы ни малейшего повода для международного скандала не возникло…
— В том, что вы сказали, капитан, четыре части… — Превлов сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Первое. Оба американских буксировщика будут уничтожены двумя советскими агентами, которые уже сейчас находятся на «Титанике» под видом обычных спасателей-аварийщиков. Теперь — второе. В тот момент, когда эпицентр урагана будет точно в том районе, я перебираюсь на «Титаник» и принимаю командование кораблем. Поскольку в этом районе Атлантики сила ветра редко когда превышает пятнадцать узлов, при таком ветре и соответствующем волнении я с моими людьми сможем спокойно проникнуть внутрь через грузовой люк, который в условленное время откроет изнутри один из наших агентов. Третье. Все парни, которые пойдут со мной на «Титаник», хорошо знают свое дело, так что от нынешней команды лайнера в считанные секунды останутся только пух да перья. Мои ребята умеют работать быстро и качественно. И наконец — четвертое. Захват для всего мира будет обставлен таким образом, словно нас тут и близко не было, а американцы, решившиеся тащить корабль в шторм, просто-напросто оказались в эпицентре урагана и потеряли свой драгоценный «Титаник». По международным законам это означает, что лайнер сделался ничейным. Раз американцы его потеряли, а сами к тому же испугались и сбежали — какие могут быть к нам вопросы? Мы действовали строго в рамках правил. Пока там американский экипаж был, мы даже и близко не приближались, а как только экипаж сбежал — извините. Все по закону. Кто ж виноват, что все сбежавшие утонули. Тут мы решительно ни при чем. Закон говорит, что, кто первый подцепит брошенное судно, возьмет его на буксир, тот этим судном и распоряжается. И этаким счастливчиком будете именно вы, капитан, дорогой товарищ Пароткин. По международному морскому праву вы имеете в такой ситуации полное право взять «Титаник» на буксир и буксировать лайнер туда, куда считаете нужным.
— Думаю, этот план осуществить нам не удастся, — сказал Пароткин. — Ведь фактически все то, что вы собираетесь сделать, на всех языках именуется массовым криминальным убийством. — В глазах его при этом был тусклый свет обреченного на неудачу исполнителя. — Скажите, а вот мне интересно бы узнать, вы разработали столь подробно один только удачный вариант или же и вариант возможной неудачи?
Превлов покровительственно взглянул на Пароткина, улыбнулся своей ледяной улыбочкой и сказал:
— Также нами просчитан и вариант возможной неудачи, товарищ Пароткин. Но давайте будем надеяться, что неудача достанется нашим противникам, тогда как нам выпадет удача. Вы меня понимаете? — Превлов пальцем показал на экран радара. — С моей точки зрения, было бы очень жаль потопить «Титаник» с его бесценным грузом на борту. Тем более, что после вторичного потопления уже никто и никогда не сможет лайнер извлечь со дна.
Глава 59
В трюме «Титаника», значительно ниже уровня поверхности океана, Спенсер и его команда водооткатчиков делали все, что было в их силах, чтобы все дизельные помпы работали бесперебойно.
Им приходилось несладко: в трюме стоял собачий холод, тут была настоящая стальная могила, без элементарных условий для работы. На все огромное помещение приходились лишь несколько портативных лампочек, так что откачивать постоянно поступавшую воду приходилось почти в темноте. Но несмотря на все это парни Спенсера молча и отчаянно трудились чтобы лайнер оставался на плаву, чтобы вода хотя бы не прибывала, а помпы не делали больших пауз в работе.
К семи часам погода ухудшилась настолько, что приближение урагана было уже вопросом времени. Стрелка барометра прошла отметку «29, 6» и продолжала падать, Началась выраженная килевая качка, осложненная креном и смещением центра тяжести судна. «Титаник» болтало из стороны в сторону и даже немного подкручивало вокруг оси. Бывали отдельные мгновения, когда при особенно сильном наклоне какая-нибудь мощная волна заливала одну из нижних палуб. Начался мелкий дождь, который в сочетании со временем суток свел видимость практически к нулю.
Моряки на буксировщиках лишь изредка могли видеть мерцание огней на большой высоте: только этими неверными вспышками огней и был сейчас обозначен гигантский «Титаник», почти полностью растворившийся в темноте.
Главное беспокойство доставлял буксировочный трос, который сразу же за кормой второго буксировочного судна исчезал в грохочущей темноте. Нагрузки, выпадающие на трос, оказывались не в последнюю очередь за счет того, что все три судна, соединенные в гирлянду, отплясывали на волнах вразнобой. Всякий раз, когда особенно большая волна ударяла в «Титаник»", лайнер принимался артачиться, а буксировочный трос выскакивал из воды, напрягался как струна и издавал зловещий напряженный скрежет, как бы жалуясь на судьбу.
Бутера ни на секунду не покидал капитанского мостика и не прерывал связи с матросами на корме «Уоллеса», которые следили за устройством фиксации троса. Внезапно из динамика переговорного устройства, перекрывая грохот океана, донесся громкий голос:
— Капитан?
— Капитан слушает, — ответил Бутера в радиотелефон.
— Это Энсин Келли, я возле троса. Что-то происходит с системой фиксации. Странное что-то.
— Объясни, что именно, Энсин.
— Не знаю, сэр, как вам и сказать-то. Такое, знаете, ощущение, что трос сошел с ума. Или «Титаник» сошел с ума. Трос как-то подозрительно отклонился к левому борту, потом выровнялся и сразу же ушел вправо, и должен сказать, угол отклонения весьма опасный.
— Ладно, держи меня в курсе, — Бутера переключился на другой канал: — Апхилл, ты меня слышишь? Это Бутера.
Почти тотчас же на «Морзе» ответили:
— Что там у тебя?
— Знаешь, мне кажется, что «Титаник» опасно кренится на правый борт. И не просто кренится, а еще и с курса уходит.
— Ты можешь проверить местонахождение?
— Нет. Единственный критерий — это угол отклонения буксировочного троса.
В переговорах наступила пауза; Апхилл переваривал сообщенную ему информацию, прокручивал возможные варианты, затем он сказал:
Им приходилось несладко: в трюме стоял собачий холод, тут была настоящая стальная могила, без элементарных условий для работы. На все огромное помещение приходились лишь несколько портативных лампочек, так что откачивать постоянно поступавшую воду приходилось почти в темноте. Но несмотря на все это парни Спенсера молча и отчаянно трудились чтобы лайнер оставался на плаву, чтобы вода хотя бы не прибывала, а помпы не делали больших пауз в работе.
К семи часам погода ухудшилась настолько, что приближение урагана было уже вопросом времени. Стрелка барометра прошла отметку «29, 6» и продолжала падать, Началась выраженная килевая качка, осложненная креном и смещением центра тяжести судна. «Титаник» болтало из стороны в сторону и даже немного подкручивало вокруг оси. Бывали отдельные мгновения, когда при особенно сильном наклоне какая-нибудь мощная волна заливала одну из нижних палуб. Начался мелкий дождь, который в сочетании со временем суток свел видимость практически к нулю.
Моряки на буксировщиках лишь изредка могли видеть мерцание огней на большой высоте: только этими неверными вспышками огней и был сейчас обозначен гигантский «Титаник», почти полностью растворившийся в темноте.
Главное беспокойство доставлял буксировочный трос, который сразу же за кормой второго буксировочного судна исчезал в грохочущей темноте. Нагрузки, выпадающие на трос, оказывались не в последнюю очередь за счет того, что все три судна, соединенные в гирлянду, отплясывали на волнах вразнобой. Всякий раз, когда особенно большая волна ударяла в «Титаник»", лайнер принимался артачиться, а буксировочный трос выскакивал из воды, напрягался как струна и издавал зловещий напряженный скрежет, как бы жалуясь на судьбу.
Бутера ни на секунду не покидал капитанского мостика и не прерывал связи с матросами на корме «Уоллеса», которые следили за устройством фиксации троса. Внезапно из динамика переговорного устройства, перекрывая грохот океана, донесся громкий голос:
— Капитан?
— Капитан слушает, — ответил Бутера в радиотелефон.
— Это Энсин Келли, я возле троса. Что-то происходит с системой фиксации. Странное что-то.
— Объясни, что именно, Энсин.
— Не знаю, сэр, как вам и сказать-то. Такое, знаете, ощущение, что трос сошел с ума. Или «Титаник» сошел с ума. Трос как-то подозрительно отклонился к левому борту, потом выровнялся и сразу же ушел вправо, и должен сказать, угол отклонения весьма опасный.
— Ладно, держи меня в курсе, — Бутера переключился на другой канал: — Апхилл, ты меня слышишь? Это Бутера.
Почти тотчас же на «Морзе» ответили:
— Что там у тебя?
— Знаешь, мне кажется, что «Титаник» опасно кренится на правый борт. И не просто кренится, а еще и с курса уходит.
— Ты можешь проверить местонахождение?
— Нет. Единственный критерий — это угол отклонения буксировочного троса.
В переговорах наступила пауза; Апхилл переваривал сообщенную ему информацию, прокручивал возможные варианты, затем он сказал: