— Сейчас наша скорость четыре узла. Кроме как продолжать буксирование, других вариантов у нас с тобой нет. Если мы попробуем остановиться, чтобы подождать «Титаник» и выяснить, что там с ним происходит, то на таких волнах и таком ветру лайнер может развернуться и потонуть. Очень даже запросто.
   — Можешь вывести «Титаник» на свой радар?
   — Увы. Минут двадцать назад в океан смыло антенну, так что теперь, увы, никакого радара у нас нет. А разве на экране твоего радара нет его?
   — Ты понимаешь, после очередной волны что-то в цепи замкнулось. Так что антенна есть, радара по сути нет…
   — У нас с тобой получается: слепой слепого ведет.
   Бутера положил радиотелефон на место и распахнул чуть скрипнувшую дверь, которая вела от капитанского мостика к правому борту. Прикрывшись от дождя и ветра ладонью, что не помогло и помочь не могло, капитан сощурился, выглядывая в темноте за кормой своего легендарного ведомого. Темень хоть глаз выколи. Ничего не давали и прожектора, которые высвечивали только лишь неяркие конусы сплошного дождя.
   Далеко за кормой вдруг вспыхнул и тотчас же погас слабый огонь. Одновременно шарахнула молния, вслед за которой раздался такой мощный удар грома, что сердце Бутеры пропустило свой очередной удар. Включенный на несколько минут кормовой прожектор поискал в темноте «Титаник», однако так ничего и не смог высветить. Создавалось даже впечатление, что за кормой «Уоллеса» никакого «Титаника» не было. Вода ручьями стекала с капитанского дождевика. Тяжело отдуваясь капитан вновь зашел на мостик и как раз в этот самый момент раздался сигнал радиотелефона.
   — Капитан? — послышался в динамике напряженный голос Энсина Келли.
   — Ну? — Бутера свободной от телефона рукой отер совершенно мокрое лицо. — Что у тебя, Келли?
   — Трос, сэр. Он вдруг резко ослаб.
   — Оборвался, так, что ли?
   — В том-то и дело, что не похоже. У нас фиксация нормальная, трос уходит, как и положено, за корму, но как-то уж очень резко он уходит под воду. Никогда прежде не видел, чтобы буксировочный трос так стремительно уходил под воду. Такое чувство, что «Титаник» включил двигатель на полную мощность и пытается нас обойти…
   Именно слова «пытается нас обойти» возымели действие. Бутера до конца дней своих не забудет ощущения, когда внезапно чудовищная мысль обрушивается во всей своей неприглядности на расслабленное сознание. Было такое чувство, словно в мозгу у капитана Бутеры повернули какой-то выключатель, и все те образы, которые населяли детские кошмары, вдруг вырвались наружу: безумный маятник совершал все более и более широкие взмахи, норовя подняться при очередном разгоне вертикально и перевалиться на прежде недоступную сторону… Все теперь сошлось воедино. Сначала буксировочный трос, связывающий «Уоллес» с «Титаником», ушел резко вправо по борту, затем натяжение резко ослабло. Бутера мысленно представил себе всю картину происшедшего с такой жуткой ясностью, как будто бы видел все это при освещении.
   Сначала «Титаник» ушел на параллельный курс. В этот самый момент трос как раз и приобрел опасное отклонение вправо, затем лайнер вырвался чуть вперед. а в эту самую секунду трос потащил его назад. Раздался звук, напоминающий щелчок кнута. И разорвал мрак в сознании Бутеры, наваждение исчезло, оставив капитана с проблемой, которую нужно было как-то разрешить. Капитан схватил трубку радиотелефона и немедленно соединился с машинным отделением:
   — Самый полный вперед. Поняли команду, в машине? Самый полный вперед.
   Не теряя ни секунды, Бутера нажал переключатель и соединился с «Морзом»:
   — Я иду самым полным вперед, — заорал он. — Как понял, Апхилл? Повторяю, я включил самый полный вперед.
   — Повтори, что ты сказал?! — потребовал Апхилл.
   — Немедленно переходи на самый полный вперед, немедленно, или я сейчас протараню тебя.
   Швырнув трубку, Бутера выскочил в правую дверь и вновь оказался на мостике. Ураган разбушевался, разбиваясь, огромные волны разлетались мириадами брызг. Приправленные дождем, брызги соленой воды образовывали в воздухе сплошную завесу, так что при каждом вдохе в рот набиралось немало воды. Одной рукой прикрывая рот, Бутера другой рукой вцепился в поручень, чтобы как-то удержаться на мостике.
   Внезапно он увидел, как огромный корпус «Титаника» прорвался через непроницаемую завесу темноты, грохота и дождя и вынырнул из этого всемирного потопа в каких-нибудь ста футах от правого борта «Уоллеса».
   В этой ситуации ничего иного не оставалось делать, как, застыв, с ужасом наблюдать за неотвратимым, медленным сокращением расстояния между бортами двух кораблей.
   — Не-ет! — заорал Бутера, стараясь перекричать грохот шторма. — Грязное корыто, куда прешь!!! Тут мой корабль. Отворачивай, отворачива-а-а-ай!!!
   Но было слишком поздно. «Титаник» начал грозно разворачиваться, и при одном только взгляде на эту многометровую гору металла было понятно, что столкновения с кормой «Уоллесу» теперь не избежать.
   И все-таки невозможное произошло. В тот самый момент, когда подошедший буквально вплотную «Титаник» был уже готов своим массивным носом ударить в корму буксировщика, налетевшая встречная волна вздыбила лайнер — и этих нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы более юркий «Уоллес» сумел-таки увернуться и избежать неминуемого столкновения. Когда же волна прошла и «Титаник» тяжело опустился, то опустился уже по другую сторону «Уоллеса», так что между кораблями оказался зазор в три фута, который начал увеличиваться. Вызванная опустившимся лайнером волна играючи смыла с буксировщика обе спасательные шлюпки и большой вентилятор.
   Та же самая волна оторвала руки Бутеры от поручня, подняла сделавшееся беспомощным тело и шарахнула его о стену кабины управления. Волна соскочила с палубы и ушла восвояси, оставив капитана лежать на металлической решетке: Бутера был оглушен, он задыхался и отплевывался. Первым его ощущением было приятное чувство, которое было порождено мелкой вибрацией палубы: раз есть вибрация, значит, работает движок, а уж коли двигатель работает, корабль идет, и это уже кое-что. Бутера не без труда встал на ноги, покрепче ухватился за поручень мостика, и его вырвало.
   Сплюнув, капитан направился в рулевую рубку. Он все еще не мог поверить в то, что «Уоллес» избежал верной гибели. Недоумевающе следил он за тем, как от левого борта буксировщика все дальше и дальше уходила черная громада «Титаника» — пока вновь не растворилась в сумраке и дожде.

Глава 60

   — Это надо же, в эпицентре урагана, посреди океана — выловить женщину! — говорил Сэндекер. — Как это тебе удается?
   — Молитвой Питта. Заклинание такое, — ответил Дирк Питт, не прекращая бинтовать слой за слоем голову Даны Сигрем. — Так у меня всю жизнь. Женщины особенно льнут ко мне, когда дел выше крыши и ни о какой взаимности с моей стороны даже и речи быть не может.
   Дана слабо застонала.
   — Ну вот, скоро она очнется, — сказал Ганн. Он стоял на коленях возле кровати, которую со всех сторон подперли гимнастическим оборудованием, чтобы при качке она сохраняла устойчивость.
   Питт укрыл Дану теплым одеялом.
   — Бедняжке здорово досталось. Не будь у нее столько волос на голове, не миновать бы сотрясения мозга.
   — Как это она оказалась на машине Стерджиса? — поинтересовался Вудсон. — Я был уверен, что она преспокойно кокетничает себе с газетчиками на «Альгамбре».
   — Так она и была на «Альгамбре», — сказал Сэндекер. — Ко мне обратились несколько телевизионщиков с просьбой разрешить им заснять с борта «Каприкорна» момент входа «Титаника» в нью-йоркскую гавань. Я такое разрешение дал, оговорив, что их в обязательном порядке должна сопровождать Дана Сигрем.
   — Все так и было, — откликнулся Стерджис. — Я перебросил всю эту команду с «Альгамбры» на «Капри-корн». Когда приземлился на «Каприкорне», то собственными глазами видел миссис Сигрем, вылезавшую из вертолета. А вот как она умудрилась снова оказаться в моем вертолете, этого я решительно не понимаю. Я ведь должен был бы заметить, а ничего не заметил…
   — Странно, — откликнулся как эхо Вудсон. — А разве ты не проверяешь грузовой отсек перед каждым полетом?
   — Слушай, все-таки тут тебе не коммерческая авиалиния, — возмущенно парировал Стерджис. Вид при этом у пилота был столь воинственный, как будто он собирался дать Вудсону в рожу. Стерджис встретился на мгновение глазами с Питтом, весь пыл вертолетчика мигом куда-то исчез и медленно, раздельно, твердым голосом Стерджис сказал: — Я не вылезал из-за штурвала больше двадцати часов кряду. Устал, как собака. Конечно же, мне и в голову не пришло, что перед очередным полетом нужно идти и проверять грузовой отсек, тем более, что я туда ничего не клал. Да и вообще, кто мог бы подумать, что Дана Сигрем ни с того, ни с сего может зайцем пробраться на борт?!
   Ганн недоуменно повел головой:
   — И какого черта… Не понимаю, зачем ей все это понадобилось?
   — Я тоже не знаю, — сказал Стерджис. — Мне-то откуда знать?! А что касается других загадок? Кто бы рассказал мне, для чего этой дамочке понадобилось Швырнуть молоток в круг подъемного винта, спрятаться под брезентовый чехол, чуть не до смерти шарахнуться обо что-то головой?.. Я не уверяю, что все эти действия были совершены в такой именно последовательности. Я лишь перечисляю то, что вызывает у меня вопросы…
   — А почему бы, слушай, почему бы тебе не спросить прямиком это все у нее? — Пит кивнул в сторону койки, на которой медленно приходила в себя Дана.
   Она открыла глаза и уставилась на мужчин, сгрудившихся вокруг. Взгляд ее был недоуменный: Дана пыталась, и все-таки ничего не могла сообразить.
   — Извините… мой заведомо дурацкий вопрос, — сказала она слабым голосом, — но мне хотелось бы выяснить, где именно я нахожусь?
   — Девочка моя дорогая, — сказал адмирал Сэндекер, — ты в безопасности, ты на борту «Титаника».
   Адмирал опустился на колени около кровати. Дана мутными глазами посмотрела на него, наконец что-то из сказанного поняла, и лицо ее выразило недоумение.
   — В самом деле?
   — Именно так, уверяю, — сказал Сэндекер. — Питт, там где-то у нас было немного скотча. Принеси, если не трудно…
   Питт поспешил выполнить просьбу адмирала. Взяв из рук Сэндекера стакан, Дана сделала глоток «Катти Сарк», поперхнулась и закашлялась. Потянувшись было, чтобы по привычке прикрыть ладонью рот, Дана поморщилась и приложила руку к голове, поверх свежей повязки, пытаясь хоть как-то ослабить внезапно вспыхнувшую боль.
   — Тихонько, тихонько… — по виду Сэндекера можно было сделать вывод, что он понятия не имеет, как следует обращаться с женщиной в подобном состоянии. — Голову положи на подушку и отдохни. Тебе тут досталось…
   Дана ощупала повязку на голове, затем схватила Сэндекера за руку, сбив этим движением недопитый стакан виски на пол.
   При виде разлитого виски Питт брезгливо поджал губы: женщины не понимают ценности хорошей выпивки…
   — Ничего, ничего, я в полном порядке, — Дана с усилием уселась на постели и обвела взглядом собравшихся вокруг нее мужчин. — Значит, я на «Титанике», да? На «Титанике», вы говорите?
   — Да, на «Титанике», — жестко сказал Дирк Питт. — И нам бы хотелось узнать, каким это образом вы тут оказались?
   Она в свою очередь вопросительно посмотрела на Питта, несколько смутилась при виде жесткого выражения его лица и сказала:
   — Сама не знаю. Честное слово, даже понятия не имею… Помню, как сошла с вертолета на «Каприкорне», а что было потом — хоть убейте, не представляю…
   — Мы нашли вас в багажном отделении вертолета… — подсказал ей Питт.
   — Вертолета?.. Я потеряла свою косметичку… наверное, когда мы перебирались с «Альгамбры» на «Каприкорн»… — Дана выдавила слабую улыбку. — Ну да, правильно! Помню, что вдруг сообразила: нет косметички. И вернулась к вертолету, чтобы посмотреть, не обронила ли там случайно. Так и оказалось. Она была зажата между двумя соседними креслами, такими, знаете, складывающимися… Я тогда попыталась высвободить косметичку… А потом что-то со мной произошло, я вдруг потеряла сознание. И упала, судя по всему. А когда падала, шарахнулась головой обо что-то.
   — Потеряла сознание? А вы уверены, что потеряли сознание… — Питт оборвал себя, посчитав свой вопрос ненужным, и вместо этого спросил Дану: — Скажите, а прежде, чем потерять сознание, что вы видели в самую последнюю секунду, не смогли бы вы сейчас припомнить?
   Дана сделала такое лицо, как если бы всматривалась в некую даль времен. На фоне бледной кожи лица глаза ее казались темно-кофейного цвета и очень большими, вдобавок.
   Сэндекер тактично похлопал ее по руке.
   — Чуть побыстрее вспоминайте, пожалуйста. У всех очень мало времени, тогда как у вас очень уж большие паузы.
   — Ботинки, — сказала Дана. — Последнее, что я видела, были ботинки… да, теперь я вспомнила. Точнее даже — сапоги.
   — Еще раз?! — потребовал Питт.
   — Сапоги. Пара сапог, — сказала Дана и улыбнулась, довольная, что смогла вспомнить что-то конкретное. — Абсолютно точно помню, это были остроносые сапоги, такие, как у ковбоев в кино. Не только в кино, разумеется…
   — Ковбойские сапоги? — спросил Ганн, по лицу которого было видно, что он решительно ничего не понимает.
   Дана утвердительно кивнула головой.
   — Да, я как раз пыталась вытащить косметичку, смотрела вниз. Дергаю косметичку, и тут… Я даже не знаю… Вдруг откуда-то эти самые сапоги. Такое впечатление, что они там и прежде были, просто я не сразу обратила внимание… — Дана замолчала.
   — А какого цвета они были, — потребовал Питт.
   — Желтоватого. Точнее, светло-желтого.
   — А лица вы не заметили? Лица того человека, который носил эти самые ковбойские сапоги?
   Она собиралась отрицательно покачать головой, однако при первом же движении сморщилась от боли.
   — Нет. Все вокруг сразу сделалось черным… Только это и помню… — Голос ее сорвался, выдавая общую слабость.
   Питт уже пришел к выводу, что далее задавать вопросы миссис Сигрем бессмысленно. Большего от нее едва ли удастся добиться. Он посмотрел на Дану, а, встретившись с ней взглядом, улыбнулся ей. Она в свою очередь улыбнулась Питту, однако то была неуверенная улыбка женщины, которая хочет заручиться сторонней поддержкой.
   — С вашего позволения, мужчины займутся своими делами, миссис Сигрем. А вы пока отдохните, придите немного в себя… — сказал Питт. — Если вам что-нибудь понадобится, только дайте знать. Тут поблизости всегда кто-нибудь будет.
   Сэндекер пошел вслед за Питтом к двери, ведущей на центральный трап.
   — Ну, что скажешь? — поинтересовался Сэндекер. — Если все это правда, тогда какой смысл кому-то калечить миссис Сигрем?
   — А какой, в таком случае, был смысл убивать Генри Манка?
   — Думаешь, кто-то из советских агентов…
   — Скорее всего. Думаю, что Дане не повезло. Оказалась не вовремя, да еще плюс ко всему не там, где следовало. Вот и получила.
   — Только вот раненой бабы на нашу шею не хватало, — Сэндекер тяжело вздохнул. — Можем считать, что теперь — полный комплект. Как, позволь узнать, я буду теперь объяснять Джену Сигрему, почему его супруга вдруг оказалась на «Титанике»? А ведь я уже и радиограмму передал.
   — Прошу прощения, сэр, но учитывая обстоятельства дела, я взял на себя смелость и приказал Ганну не передавать ваше послание Сигрему. Я бы не хотел в последнюю минуту усложнять и без того не простую ситуацию. Ведь известно, что там, где появляется женщина, мужчины склонны совершать непростительные ошибки. Когда речь идет о том, чтобы пожертвовать жизнями дюжины мужчин, мы не задумываемся, но как только вместо дюжины мужчин оказывается одна-единственная женщина, мы готовы сто раз подумать, прежде чем принимаем какое-либо решение. Когда женщине грозит опасность, мужчина совершенно меняется, как правило. А до тех самых пор, пока сам Сигрем, а также адмирал Кемпер, Президент да и все прочие в Вашингтоне не узнали, что Дана тут сейчас, у нас, они и нам не будут нервы трепать. Так что, хоть двенадцать часов наши.
   — В общем, я чувствую, что на этом судне мое слово уже ничего для некоторых не значит, так ведь, насколько я понимаю, получается? — ядовито уточнил адмирал Сэндекер. — Может, вы еще что-нибудь не сочли нужным доложить, Питт? Скажем, у меня возникло такое ощущение, будто некий владелец желтых ковбойских сапог вам известен. Или нет?
   — Тут и гадать нечего. Это Бен Драммер.
   — Ни разу не видел у него сапог. Ты-то, собственно, откуда взял?
   — Обыскивал его каюту на «Каприкорне», и нашел их под койкой. Точно такие, как Дана сказала.
   — А… Так, стало быть, ко всем прочим твоим достоинствам ты, оказывается, еще и по каютам шаришь?! — сказал Сэндекер.
   — Не у одного только Драммера, если уж на то пошло. Мы с Джиордино за последний месяц осматривали личные вещи всех без исключения членов команды.
   — Нашли что-нибудь?
   — Ничего особенного.
   — Кто, по-твоему, ударил Дану?
   — Не знаю. Только не Драммер. В этом я совершенно уверен. У него надежное алиби и десяток свидетелей, включая вас и меня. И все могут утверждать с полным на то основанием, что Драммер со вчерашнего дня находится на «Титанике». Так что физически он бы не смог нанести повреждение Дане, которая была совершенно на Другом судне, за пятьдесят миль отсюда.
   В этот самый момент к ним приблизился Вудсон и осторожно ухватил Питта повыше локтя.
   — Прошу прощения, начальник, что прервал ваш разговор. Только что поступило срочное сообщение с борта «Жюно». Боюсь, плохие известия.
   — Выкладывай, — сказал Сэндекер устало. — И без того все у нас до такой степени паршиво, что хуже уже быть не может. Так что, выкладывай смелее.
   — Боюсь, сэр, вы не совсем правы, — позволил себе не согласиться Вудсон. — Сообщение это передал капитан ракетного крейсера. Вот что здесь сказано… Принял сигнал бедствия от грузового судна «Лагуна Стар». Его координаты ноль пять градусов, сто десять миль к северу от вас. Должен отвечать. Повторяю, должен ему отвечать. Принял решение идти на выручку. Извините, что приходится оставить вас. Удачи, «Титаник», Вот такая вот информация.
   — Удачи, «Титаник», — словно эхо, повторил Сэндекер. Голос его сделался безжизненным и деревянным. — В общем, настало время нам вывесить на мачте флажки: «Добро пожаловать, ворье и пираты всех мастей. Мы с нетерпением ожидаем вас».
   «Ну, вот и начинается…» — подумал Питт. Вслух однако ничего не сказал. Единственное, что он почувствовал в этот момент, так это непреодолимую потребность отправиться в ванную.

Глава 61

   Воздух в кабинете Джозефа Кемпера в Пентагоне представлял чудовищную смесь табачного дыма и запахов недоеденной пищи. Эмоциональное напряжение достигло такого накала, что удивительным казалось отсутствие искровых разрядов.
   Кемпер вместе с Дженом Сигремом, чуть не животами улегшись на адмиральский стол, негромко беседовали. Мел Доннер сидел на диване рядом с директором ЦРУ Уорреном Николсоном: тот и другой положили ноги на соседний журнальный столик и преспокойно дремали. Но едва в кабинете прозвучал долгий сигнал красного телефона, нарушивший относительную тишину, как Доннер и Николсон дружно открыли глаза и спустили w столика ноги. Кемпер послушал, неопределенно хмыкнул в трубку и положил ее на место.
   — Звонили с поста дежурного. Президент поднимается сюда на лифте.
   Доннер и Николсон посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, встали с дивана. И едва только они успели смахнуть крошки и мусор с журнального столика, подтянуть узлы галстуков и оправить пиджаки, как дверь распахнулась и Президент в сопровождении Маршалла Коллинза, своего советника по делам Советского Союза и стран Восточной Европы, вошел в кабинет.
   Выйдя из-за своего стола, Кемпер обменялся с Президентом рукопожатием.
   — Здравствуйте, господин Президент. Прошу вас, располагайтесь, где вам будет удобнее. Может быть, хотите чего-нибудь?
   Президент посмотрел на свои часы и ухмыльнулся.
   — Еще остается часа три до закрытия баров. Я бы предложил всем по глотку «Кровавой Мэри».
   Кемпер понятливо улыбнулся и сделал едва заметный жест помощнику.
   — Капитан Кейт, — поинтересовался Кемпер, — на вашу долю?..
   Кейт утвердительно кивнул.
   — Порцию «Кровавой Мэри» я, пожалуй, выпил бы.
   — Надеюсь, я не помешаю вашей работе, джентльмены, — тактично спросил Президент. — Решил, что будет лучше приехать сюда, к вам. Если, еще раз говорю, я не помешаю.
   — Ни в коем случае, сэр, — за всех ответил Николсон. — Мы всегда очень рады видеть вас.
   — Какие на данную минуту новости?
   Адмирал Кемпер, не торопясь, и вместе с тем быстро и толково обрисовал Президенту ситуацию на данный момент: объяснил специфику урагана Аманда, показал на большой карте региона точное расположение кораблей, объяснил вкратце, как именно производится буксировка «Титаника».
   — Скажите, а была ли в действительности необходимость для «Жюно» менять свое местоположение? — поинтересовался Президент.
   — Видите ли, на морях считается, что просьба о помощи — это просьба о помощи, — с достоинством ответил Кемпер. — На такой сигнал принято незамедлительно откликаться, каковы бы ни были привходящие обстоятельства.
   — И потом, нам приходится всякий раз подыгрывать противникам, хотя бы лишь отчасти, — сказал Николсон. — Иначе игра оказывается невозможной.
   — Скажите, адмирал Кемпер, каково ваше мнение, сумеет ли «Титаник» выдержать этот ураган?
   — До тех пор, пока буксировщики тянут его и пока не лопнул трос, без сомнения. И ураган выдержит, и в Нью-Йорк благополучно доберется, я ни секунды в том не сомневаюсь, господин Президент.
   — А что, если «Титаник» начнет разворачиваться против волн и буксировщикам не удастся вывернуть его? Тогда что?
   На этот вопрос Президента Кемпер ответил неопределенным пожатием плеч. В глаза Президенту при этом он старался не смотреть.
   — На все воля Божья, — в конце концов негромко ответил адмирал.
   — И ничего в этом случае нельзя будет сделать, вы хотите сказать?
   — Боюсь, что так, сэр. Если какой-нибудь корабль попадает в лапы урагана, то практически ничего с этим не поделаешь. Тут можно полагаться лишь на удачу. Так испокон века было, так это и сейчас.
   — Так, стало быть…
   Раздался отчетливый стук в дверь, после чего в кабинет вошел офицер, положил на стол Кемперу два листа с каким-то текстом и спокойно, без излишней суеты удалился.
   Кемпер быстро прочитал оба сообщения, и лицо его сделалось еще более жестким.
   — Это передали с «Каприкорна», — пояснил он. — Сообщаю, господин Сигрем, что ваша супруга пропала без вести. Они организовали поисковую партию, ребята облазали все закутки, и нигде ее не обнаружили. Существует предположение, что миссис Сигрем могла оказаться за бортом. Примите мои самые искренние соболезнования…
   При этих словах Сигрем впился пальцами в руку Коллинза. Глаза Сигрема расширились от ужаса.
   — Бог мой… — на вдохе сказал Сигрем, и возглас этот был похож на всхлип. — Да как же… Боже… Как же я буду… Дана!..
   Доннер поспешил на помощь коллеге.
   — Ну… ну, Джен! — он ловко положил Сигрема на диван, приподнял тому голову, тогда как Коллинз уже подкладывал ему подушку.
   Кемпер жестом просил внимания. Обращаясь к Президенту, он сказал:
   — Тут у меня еще одна информация, сэр. С борта «Самуэла Р. Уоллеса», одного из буксировщиков, который тащит «Титаник». С буксировщика передают… Я лучше почитаю вам: «Трос лопнул. „Титаник“ дрейфует в эпицентре урагана».
 
   Трос болтался с кормы «Уоллеса», как дохлая змея. Оборванный конец волочился в четверти мили позади буксировщика.
   Капитан Бутера уставился на электролебедку не в силах поверить собственным глазам.
   — Но каким образом, — заорал он вдруг в ухо Энсину Келли. — Каким образом трос мог порваться, если он был рассчитан на значительно большие нагрузки.
   — Сам не понимаю, — проорал в ответ, стараясь, перекрыть грохот шторма, Келли. — Я обратил внимание, что в тот именно момент, когда порвался буксировочный трос, не было ни рывка, ни какой-нибудь особенной нагрузки… Трос просто так вот — раз…
   — Подтаскивай конец, будем смотреть. Тут явно что-то не то.
   Младший лейтенант Келли кивнул и тотчас же отдал распоряжение. Фиксатор был снят, и большое колесо начало вращаться, наматывая на барабан мокрый трос. Вокруг барабана стоял буквально столб водяных брызг, и каждый, оказавшийся хоть ненадолго на корме, был вынужден принимать этот душ. Болтавшийся за кормой, подобно гигантскому хвосту, трос затруднял движение буксировщика, выполняя роль якоря. И потому всякий раз, когда на корму «Уоллеса» набегала очередная волна, корабль вместо того, чтобы взмыть на гребне, почти Целиком оказывался на считанные секунды под водой. От ударов волн буксировщик крупно сотрясался всем корпусом.
   Наконец весь трос был накручен на барабан, и появилась возможность взглянуть на место разрыва. Бутера и Келли, согнувшись, рассматривали протершиеся до разрыва волокна. Бутера первым поднял голову. На лице его было выражение совершеннейшего изумления. Он коснулся волокон, которые были явно перерезаны горелкой, и затем посмотрел на младшего лейтенанта.
   Келли оказался догадливее на сей раз.