Кастанеда Карлос Сезар Арана. Отделенная реальность

   Я не знал, как долго я находился у канавы. Дон Хуан не прерывал меня. Я был погружен в зеленое свечение ряби. Я чувствовал, что оно все вокруг меня. Оно успокаивало меня. У меня не было ни мыслей, ни чувств. Все, что у меня было, это спокойное знание, знание о сверкающей, успокаивающей зелени.
   Чрезвычайный холод и сырость было следующей вещью, которую я стал осознавать. Постепенно я осознал, что я был погружен в канаву. В этот момент вода попала мне в нос, и я закашлялся, проглотив ее. У меня в носу был раздражающий зуд, и я несколько раз чихнул. Я встал и так сильно и звучно зачихал, что даже пукнул. Дон Хуан захлопал руками и расхохотался.
   Если тело пукает, то оно живое, - сказал он.
   Он показал мне следовать за ним, и мы пошли к его дому.
   Я думал о сохранении покоя. В некотором отношении я ожидал, что я буду в особом и мрачном настроении, но, в действительности, я не чувствовал усталости или меланхолии. Я чувствовал, скорее, жизнерадостность, и очень быстро сменил свою одежду. Я стал насвистывать. Дон Хуан любопытно посмотрел на меня и притворился удивленным; он открыл рот и выпучил глаза. Его фигура была очень забавной, и я смеялся немного дольше, чем требовалось.
   - Ты шутишь, - сказал он и засмеялся очень сильно сам.
   Я объяснил ему, что я не хотел привыкать к мрачному чувству после употребления его курительной смеси. Я сказал ему, что после того, как он вытаскивал меня из канавы во время моих попыток встретить стража, я стал убежден, что я мог "видеть", если я пристально смотрел вокруг меня достаточно долго.
   - В и д е н ь е - это не смотрение и не сохранение покоя, - сказал он. - в и д е н ь е - это техника, которую нужно изучать. Или, может быть, это техника, которую некоторые из нас уже знают.
   Он всматривается в меня как будто, чтобы намекнуть, что я был одним из тех, кто уже знал технику.
   - Ты достаточно сильный, чтобы прогуляться? - спросил он.
   Я сказал, что чувстсвовал себя прекрасно и что могу. Я не был голоден, хотя я не ел весь день. Дон Хуан положил хлеб и несколько кусков сушеного мяса в рюкзак, вручил его мне и показал мне головой следовать за ним.
   - Куда мы идем? - спросил я.
   Он указал слабым движением головы по направлению к холмам. Мы направлялись к тому же каньону, где было водное место, но не вошли в него. Дон Хуан влез на скалы справа от нас, у самого устья каньона. Мы поднялись на холм. Солнце было почти на горизонте. Был умеренный день, но мне было жарко и я задыхался. Я едва мог дышать.
   Дон Хуан намного опередил меня и был вынужден остановиться, чтобы позволить мне догнать его. Он сказал, что я был в ужасном физическом состоянии и что, возможно, было неблагоразумно вообще идти дальше. Он позволил мне отдохнуть около часа. Он выбрал гладкий, почти круглый валун и велел мне лечь там. Он расположил мое тело на камне. Он велел мне выиянуть руки и ноги и опустить их свободно. Моя спина слегка изогнулась и шея расслабла, так что моя голова также свободно повисла. Он оставил меня в этом положении примерно на пятнадцать минут. Затем он велел мне открыть живот. Он заботливо отобрал какие-то ветки и листья и наложил их на мой голый живот. Я почувствовал мгновенную теплоту во всем моем теле. Дон Хуан затем взял меня за ногу и поворачивал меня до тех пор, пока моя голова не оказалась к юго-востоку.
   - Теперь давай позовем того духа водного места, сказал он.
   Я попытался повернуть свою голову, чтобы посмотреть на него. Он с силой удержал меня за волосы и сказал, что я был в очень уязвимом положении и в ужасно слабом физическом состоянии и должен оставаться спокойным и неподвижным. Он положил все эти особые ветки на мой живот, чтобы защитить меня, и собрался оставаться рядом со мной на случай, если я не позабочусь о себе.
   Он стоял у макушки моей головы, и, если я поворачивал свои глаза, я мог видеть его. Он взял свой шнурок и натянул его, но затем понял, что я смотрел на него, повернув мои глаза ко лбу. Он легко стукнул меня по голове своими пальцами и приказал мне смотреть на небо, не закрывать глаз и концентрироваться на звуке. Он добавил, как бы подумав, чтобы я не стеснялся выкрикнуть слово, которому он научил меня, если я почувствую, что что-то нападает на меня.
   Дон Хуан и его "ловитель духов" начали с низконатянутого звука. Он медленно увеличивал натяжение, и я начал слышать такое же отражение, и затем ясное эхо, которое исходило из юго-восточного направления. Натяжение увеличилось. Дон Хуан и его "ловитель духов" совершенно соответствовали друг другу. Шнурок издавал низкую ноту, и дон Хуан увеличивал ее, усиливая его натяжение до тех пор, пока нота не становилась проникающим внутрь звуком, воющим зовом. Вершиной был жуткий визг, непостижимый с точки зрения моего собственного опыта.
   Звук отражался в горах и отдавался эхом назад к нам. Я представил себе, что он приходил прямо ко мне. Я поувствовал, что он, должно быть, что-то сделал с температурой моего тела. Перед тем, как дон Хуан начал свои зовы, мне было очень тепло и удобно, но во время высшей точки его зовов я стал замерзать; мои зубы непроизвольно стучали, и у меня действительно было ощущение, что что-то нападает на меня. В один момент я заметил, что небо стало очень темным. Я не сознавал неба, хотя я смотрел на него. У меня был момент сильной паники, и я выкрикнул слово, которому дон Хуан научил меня.
   Дон Хуан медленно начал понижать напряжение своих жутких зовов, но это не принесло мне никакого облегчения.
   - Закрой свои глаза, - повелительно пробормотал дон Хуан.
   Я закрыл их руками. Через несколько минут дон Хуан совсем остановился и подошел ко мне сбоку. После того, как он убрал ветки и листья с моего живота, он помог мне встать и бережно положил их на камень, где я лежал. Он зажег их и, когда они загорелись, растер мой живот другими листьями из своей сумки.
   Он положил свою руку на мой рот, когда я хотел рассказать ему, что у меня была ужасная головная боль.
   Мы оставались там, пока все листья не сгорели. К тому времени стало совершенно темно. Мы спустились с холма, и я дал волю своему желудку.
   Когда мы шли вдоль канавы, дон Хуан сказал, что я сделал достаточно и не должен останавливаться. Я попросил его объяснить, каким был дух водного места, но он жестом показал мне молчать. Он сказал, что мы поговорим об этом в другое время, затем он умышленно сменил тему и дал мне долгое объяснение о в и д е н и и . Я сказал, что было прискорбно, что я не мог сосредоточиться в темноте. Он, казалось, был очень рад, и сказал, что большую часть времени я не уделяю внимания тому, что он говорит, потому что я принял решение записывать все.
   Он говорил о в и д е н и и , как о процессе, не зависящем от олли и от техники магии. Маг - это человек, который мог командовать олли и, таким образом, манипулировать силой олли себе на пользу, но тот факт, что он командовал олли, не означал, что он мог в и д е т ь . Я напомнил ему, что он говорил мне раньше, что невозможно "видеть", если не имеешь олли. Дон Хуан очень спокойно заметил, что он пришел к убеждению, что возможно было "видеть" и все же не командовать олли. Он чувствовал, что нет причины, почему бы не так; так как "виденье" не имеет ничего общего с манипуляционной техникой магии, которая служит только для того, чтобы воздействовать на окружающих нас людей. Техника "виденья", с другой стороны, не имеет воздействия на людей.
   Мои мысли были ясными. Я не испытывал усталости или сонливости и не имел больше неприятного чувства в своем желудке, когда мы шли с доном Хуаном. Я был ужасно голоден, и когда мы добрались до его дома, я объелся.
   Потом я попросил его рассказать мне больше о технике "виденья". Он широко улыбнулся мне и сказал, что я был снова собой.
   - Как это так, - сказал я, - что техника "виденья" не имеет воздействия на окружающих нас людей?
   - Я уже говорил тебе, сказал он. - "виденье" - это не магия. И все же, их легко спутать, потому что человек, который "видит", может научиться, совсем моментально, управлять олли и может стать магом. С другой стороны, человек может научиться определенной технике для того, чтобы командовать олли и таким образом стать магом, и, тем не менее, он может никогда не научиться "видеть".
   Кроме того, "виденье" противоположно магии. "Виденье" заставляет понять незначительность всего этого.
   - Незначительность чего, дон Хуан?
   - Незначительность всего.
   Мы не говорили ничего больше. Я чувствовал себя очень расслабленным и не хотел говорить ничего больше. Я лежал на спине на соломенной циновке. Мне служила подушкой моя непродувная куртка. Я чувствовал себя удобно и счастливо и писал мои заметки в течение часов при свете керосиновой лампы.
   Внезапно дон Хуан снова заговорил.
   - Сегодня ты сделал очень хорошо, - сказал он. - ты очень хорошо сделал с водой. Духу водного места ты нравишься, и он помогал тебе всю дорогу.
   Тогда я понял, что я забыл рассказать ему мое переживание. Я начал описывать способ, которым я воспринимал воду. Он не дал мне продолжать. Он сказал, что он знал, что я воспринимаю густой зеленый туман.
   Я почувствовал потребность спросить:
   - Как ты узнал это, дон Хуан?
   - Я в и д е л тебя.
   - Что я делал?
   - Ничего, ты сидел здесь и пристально смотрел на воду, и, наконец, ты ощутил зеленый туман.
   - Это было в и д е н ь е ?
   - Нет. Но это было очень близко. Ты приближаешься.
   Я стал очень взволнован. Я хотел знать больше об этом. Он засмеялся и пошутил над моим рвением. Он сказал, что всякий мог ощутить зеленый туман, потому что это было подобно стражу, что-то, что было неизбежно там, поэтому, в ощущении этого не было большого достижения.
   - Когда я сказал тебе, что ты сделал хорошо, я имел в виду, что ты не буспокоился, - сказал он, - так как тогда, когда ты имел дело со стражем. Если бы ты стал беспокоиться, я должен был бы встряхнуть твою голову и привести тебя назад. Когда человек идет в зеленый туман, его бенефактор должен находиться при нем на случай, если тот начнет заманивать его. Ты можешь выскочить из пределов досягаемости стража сам, но ты не можешь сам избежать когтей зеленого тумана. По крайней мере, не в начале. Позже ты сможешь научиться способу делать это. Теперь мы пытаемся узнать нечто другое.
   - Что же мы пытаемся узнать?
   - Можешь ли ты в и д е т ь воду.
   - Как же я узнаю, что я в и д е л ее, или что я в и ж у ее?
   - Ты узнаешь. Ты путаешься, только когда ты говоришь.
   Глава д в е н а д ц а т а я
   Работая над своими заметками, я натолкнулся на различные вопросы.
   - Есть ли зеленый туман, как и страж, нечто, что необходимо победить для того, чтобы в и д е т ь ? спросил я дона Хуана, как только мы сели под его рамада 8 августа 1969 года.
   - Да. Нужно побеждать все.
   - Как я могу победить зеленый туман?
   - Тем же способом, каким ты победил стража, - позволить ему обратиться в ничто.
   - Что же я должен сделать?
   - Ничего. Для тебя зеленый туман намного легче, чем страж. Духу водного места ты нравишься в то время, как, конечно, не с твоим темпераментом иметь дело со стражем. Ты никогда реально не в и д е л стража.
   - Может быть, это было потому, что он не нравился мне? Что, если бы я встретил стража, который мне понравился? Должно быть, некоторые люди могут посчитать стража, которого я встретил, красивым существом. Победили бы они его, потому что он понравился им?
   - Нет! Ты все же не понимаешь. Не имеет значения, нравится ли тебе или не нравится страж. Если ты имеешь чувство к нему, страж останется тем же самым, чудовищным, прекрасным или любым другим. Если у тебя нет чувства к нему, с другой стороны, страж станет ничем и будет все же там перед тобой.
   Мысль, что нечто, такое громадное, как страж, могло стать ничем и все же быть перед моими глазами, была абсолютно бессмысленной. Я чувствовал, что это было одной из алогичных предпосылок знания дона Хуана. Однако, я также чувствовал, что, если бы он захотел, он мог бы объяснить это мне. Я настаивал, спрашивая его о том, что он имел в виду под этим.
   - Ты думаешь, что страж был чем-то, что ты знал, - это то, что я имею в виду.
   - Но я не думал, что это было что-то, что я знал.
   - Ты думал, что он был безобразным. Его размеры были потрясающими. Это было чудовище. Ты знал эти все вещи. Поэтому, страж был всегда чем-то, что ты знал, и пока он был чем-то, что ты знал, та не в и д е л его. Я говорил тебе уже, что страж должен стать ничем, и, все же, он должен оставаться перед тобой. Он должен быть там, и он, в то же самое время должен быть ничем.
   - Как же это может быть, дон Хуан? Ты говоришь абсурд.
   - Да. Но это и есть в и д е н ь е . В действительности, бесполезно говорить об этом. "Виденье", как я говорил прежде, узнается посредством "виденья".
   - Очевидно, у тебя нет проблем с водой. Ты почти "видел" ее на днях. Вода - это твой "кардинальный пункт". Все, что теперь нужно тебе, это совершенствовать свою технику "виденья". Ты имеешь сильного помощника в духе водного места.
   - Это другой мой жгучий вопрос, дон Хуан.
   - Ты можешь иметь все жгучие вопросы, какие хочешь, но мы не можем говорить о духе водного места в его районе. В действительноти, лучше не думать об этом совсем. Не думать совсем. В противном случае дух заманит тебя, и, если это случается, нет ничего, что живой человек может сделать, чтобы помочь тебе. Поэтому, держи свой рот закрытым, и удерживай свои мысли на чем-нибудь еще.
   Около десяти часов на следующее утро дон Хуан вынул свою трубку из футляра, наполнил ее курительной смесью, затем вручил ее мне и велел мне отнести ее на берег ручья. Держа трубку двумя руками, я сумел расстегнуть свою рубашку, положить трубку внутрь и крепко держать ее. Дон Хуан принес два соломенных мата и небольшой поднос с углями. Был теплый день. Мы сели на циновки в тени небольшой рощи деревьев б р е а у самого края воды. Дон Хуан положил уголь в чашку трубки и велел мне курить. У меня не было никакого опасения или какого-нибудь чувства приподнятого настроения. Я вспомнил, что во время моей второй попытки "видеть" стража, после того, как дон Хуан объяснил его природу, у меня было особое ощущение удивления и благоговения. На этот раз, однако, хотя дон Хуан предупредил меня о возможности действительного "виденья" воды, у меня не было эмоционального увлечения - у меня было только любопытство.
   Дон Хуан заставил меня курить дважды во время предыдущих попыток. В данный момент он наклонился и прошептал в мое правое ухо, что он собирается научить меня, как использовать воду для того, чтобы двигаться. Я чувствовал его лицо очень близко, как будто он приставил свой рот к моему уху. Он сказал мне, чтобы я не смотрел пристально на воду, а сфокусировал свои глаза на поверхности и внимательно смотрел до тех пор, пока вода не превратится в зеленый густой туман. Он повторил еще и еще, что я должен сосредоточить свое внимание на тумане до тех пор, пока не обнаружу чего-нибудь еще.
   - Смотри на воду перед собой, - слышал я его голос, но не позволяй ее звуку унести тебя куда-нибудь. Если ты позволишь звуку воды унести тебя, я не смогу никогда найти тебя и привести обратно. Теперь войди в зеленый туман и прислушайся к моему голосу.
   Я слушал и понимал его с чрезвычайной ясностью. Я начал внимательно смотреть на воду и имел очень необычное ощущение физического удовольствия - зуд, неопредеденное счастье. Я долгое время пристально смотрел, но не обнаруживал зеленого тумана. Я чувствовал, что мои глаза выходили из фокуса, и я должен был бороться, чтобы удерживать свой взгляд на воде; наконец, я больше не смог контролировать свои глаза и был вынужден закрыть их, или мигнуть, или, возможно, я просто потерял свою способность фокусироваться; во всяком случае, в этот самый момент вода остановилась, она перестала двигаться. Она, казалось, стала картиной. Рябь была неподвижной. Затем вода начала слабо шипеть, как будто в ней были частички карбоната, которые сразу взрывались. Через мгновение я увидел, что шипение медленно расширилось в зеленое вещество. Это был безмолвный взрыв; вода взорвалась сверкающим зеленым туманом, который распространялся до тех пор, пока не охватил меня.
   Я оставался взвешенным в нем до тех пор, пока острый, непрерывный резкий шум не потряс все; туман, казалось, застыл в обычные черты водной поверхности. Резкий шум был выкриком дона Хуана около моего уха: "хейййй!" Он велел мне прислушиваться к его голосу и вернуться назад в туман и ждать там до тех пор, пока он не позовет меня. Я сказал: "оъкей", по-английски, и услышал гогочущий шум его смеха.
   - Пожалуйста, не разговаривай, - сказал он. - Не выдавай мне больше никаких "оъкей".
   Я мог слышать его очень хорошо. Звук его голоса был мелодичным и, главным образом, дружественным. Я знал это, не думая; это было убеждение, которое пришло мне в голову, а затем прошло.
   Голос дона Хуана приказал мне сосредоточить все мое внимание на тумане, но не предаваться ему. Он повторно сказал, что воин не должен предавать себя ничему, даже своей смерти. Я погрузился в туман снова и заметил, что это был совсем не туман или, по крайней мере, это не было тем, что, как я был убежден, было подобно туману. Туманоподобный феномен состоял из крошечных пузырьков, круглых предметов, которые входили в область "зрения" и удалялись из нее, уплывая. Я некоторое время наблюдал их движение, а затем громкий, отдаленный шум встряхнул мое внимание, и я потерял способность сосредоточиваться и не мог больше воспринимать крошечные пузырьки. Все, что я сознавал затем, это зеленый, аморфный, туманоподобный свет. Я услышал громкий шум снова, и его встряска сразу разогнала туман, и я обнаружил, что смотрел на воду в оросительной канаве. Затем я услышал его снова, много ближе, - это был голос дона Хуана. Он говорил мне, чтобы я обратил внимание на него, потому что его голос был единственным проводником для меня. Он приказал мне смотреть на берег и на растительность прямо перед собой. Я видел тростник и пространство, которое было свободно от тростника. Это была маленькая бухточка в береге, место, куда дон Хуан приходил опускать ведро и наполнять его водой. Через некоторое время дон Хуан приказал мне вернуться вновь к туману и снова попросил меня обращать внимание на его голос, потому что он собирался руководить мной так, чтобы я мог научиться , каким образом двигаться; он сказал, что раз я увидел пузырьки, я должен взять один из них и позволить ему унести меня.
   Я повиновался ему и был сразу окружен зеленым туманом, а затем я увидел крошечные пузырьки. Я снова услышал голос дона Хуана, как очень необычное и пугающее грохотание. Сразу же за этим я начал терять свою способность воспринимать пузырьки.
   - Взберись на один из этих пузырьков, - услышал я его голос.
   Я старался удержать свое восприятие зеленых пузырьков и в то же время слушать его голос. Я не знал, как долго я старался делать это, когда внезапно я осознал, что я мог слышать его и все же сохранять вид пузырьков, которые продолжали проходить, медленно уплывая из моего поля восприятия. Голос дона Хуана побуждал меня следовать за одним из них и взобраться на него.
   Я удивился, как я предполагал сделать это, и автоматически произнес слово "как". Я почувствовал, что слово было очень глубоко внутри меня и, когда оно вышло, оно понесло меня к поверхности. Слово было подобно бую, который вышел из моей глубины. Я слышал, что я сказал "как", и я издал звук, подобно воющей собаке. Дон Хуан тоже завыл, так же как собака, а затем он издал несколько звуков койота и засмеялся. Я подумал, что это очень забавно, и действительно засмеялся.
   Дон Хуан сказал мне очень спокойно, чтобы я позволил себе прикрепиться к пузырьку и следовать за ним.
   - Вернись снова, - сказал он. - Войди в туман! В туман!
   Я вернулся и заметил, что движение пузырьков замедлилось, и они стали больше, как баскетбольные мячи. В действительности, они были такими большими и медленными, что я мог рассмотреть каждый из них во всех подробностях. Это были не пузырьки, в действительности, и не были подобны ни парящему пузырю, ни воздушному шару, ни любому другому сферическому контейнеру. Они не были сосудами, и, все же, они были сосудами. Не были они и круглыми, хотя, когда я впервые воспринял их, я мог бы поклясться, что они были круглыми, и образ, который пришел мне на ум, был "пузырьки". Я рассматривал их, как будто смотрел сквозь стекло; то есть как бы рама окна не позволяла мне следовать за ними, но только наблюдать за их приходом и уходом из сферы моего восприятия.
   Когда я перестал рассматривать их, как пузырьки, однако, я был способен следовать за ними; следуя за ними, я прикрепился к одному из них и поплыл с ним. Я действительно чувствовал, что я двигался. Я, фактически, б ы л пузырьком или той вещью, которая походила на него.
   Затем я услышал настойчивый звук голоса дона Хуана. Это встряхнуло меня и я потерял свое чувство быть "им". Звук был чрезвычайно испуганный; это был отдаленный голос, очень металлический, как будто он говорил через громкоговоритель. Я разобрал некоторые из слов.
   - Посмотри на берег, - говорил он.
   Я увидел очень большую массу воды. Вода неслась. Я мог слышать шум ее движения.
   - Посмотри на берег, - снова приказал мне дон Хуан.
   Я увидел бетонную стену.
   Звук воды стал ужасно громким; звук воды поглощал меня. Затем он мгновенно перестал, как будто был обрезан. У меня было ощущение темноты, сна.
   Я стал сознавать, что я погружен в оросительную канаву. Дон Хуан плескал водой мне в лицо и говорил. Затем он погрузил меня в канаву. Он вытянул мою голову вверх, над поверхностью, и позволил мне положить ее на берег, держа меня сзади за воротник рубашки. В моих руках и ногах было очень приятное ощущение. Я вытянул их. Мои глаза устали и зудели; я поднял свою правую руку, чтобы потереть их. Это было трудным движением. Моя рука, казалось, была тяжелой. Я мог едва вынуть ее из воды, но, когда я сделал это, моя рука вышла покрытой самой удивительной массой зеленого тумана. Я держал свою руку перед глазами. Я мог видеть ее контур, как темнеющую массу зелени, окруженную очень интенсивным зеленоватым туманом. Я в спешке добрался до ног и встал в средине течения и посмотрел на свое тело: моя грудь, руки и ноги были зелеными, густо-зелеными. Цвет был таким интенсивным, что мне передалось чувство вязкого вещества. Я выглядел подобно статуэтке, которую дон Хуан сделал мне несколько лет назад из корня дурмана.
   Дон Хуан велел мне выйти. Я заметил настойчивость в его голосе.
   - Я зеленый, - сказал я.
   - Брось это, - сказал он повелительно. - У тебя нет времени. Вылезай оттуда. Вода заманивает тебя. Вылезай из нее! Вылезай! Вылезай!
   Я выскочил в панике.
   - На этот раз ты должен рассказать мне все, что происходило, - сказал он на самом деле, как только мы сели лицом друг к другу в его комнате.
   Он не интересовался последовательностью моего переживания, он хотел знать только то, с чем я встретился, когда он велел мне посмотреть на берег. Он интересовался подробностью моего переживания, он хотел знать только то, с чем я встретился, когда он велел мне посмотреть на берег. Он интересовался подробностями. Я описал стену, которую я видел.
   - Была ли стена справа или слева? - спросил он.
   Я сказал ему, что стена была в действительности передо мной. Но он настаивал, что она должна была быть или справа, или слева.
   - Когда ты впервые увидел ее, где она была? Закрой свои глаза и не открывай их, пока не вспомнишь.
   Он встал и поворачивал мое тело, когда я закрыл глаза, до тех пор, пока не повернул меня лицом на восток - в том направлении, в котором я был, когда сидел перед течением. Он спросил меня, в каком направлении я двигался.
   Я сказал, что я имел движение вперед, впереди передо мной. Он настаивал, что я должен вспомнить и сосредоточиться на времени, когда я все еще видел воду, как пузырьки.
   - Каким путем они текли? - спросил он.
   Дон Хуан убеждал меня вспомнить, и, наконец, я признался, что пузырьки, казалось, должны были двигаться ко мне справа. Однако, я не был совершенно уверен, как он хотел. Под его расследованием я начал осознавать, что я не был способен классифицировать свое восприятие. Пузырьки двигались ко мне справа, когда я впервые видел их, но когда они стали больше, они текли всюду. Некоторые из них, казалось, шли прямо на меня, другие, казалось, двигались во всех возможных направлениях. Были пузырьки, которые двигались выше и ниже меня. Фактически, они были везде вокруг меня. Я вспомнил, что слышал их шипение, поэтому я должен был воспринимать их своими ушами так же, как и глазами.
   Когда пузырьки стали такими большими, что я смог "взобраться" на один из них, я "увидел", что они терлись друг о друга подобно воздушным шарам.
   Мое возбуждение усилилось, когда я вспомнил подробности моего восприятия. Дон Хуан, однако, совершенно не интересовался этим. Я сказал ему, что видел шипящие пузырьки. Это не был чисто слуховой или чисто визуальный эффект, но это было что-то неразличимое, кристально ясное пузырьки терлись друг о друга. Я не видел и не слышал их движения - я чувствовал его; я был частью звука и движения.