Катасонова Елена. Алгоритм счастья

   "Так ведь они голодные! - наконец-то догадалась Екатерина Ивановна. Но почему? В магазинах теперь все есть! Может, у них нет денег?"
   - Садимся, садимся, - засуетилась она и вытащила из духовки, переложила на блюдо и поставила на стол мясо.
   Как набросились на него ребята! Молча, остервенело, ничего другого на столе, даже вина, не замечая.
   Они ели, ели и ели и уж потом, насытившись, выпили по бокалу вина. К этому моменту Екатерина Ивановна как раз и решилась.
   - А у меня остались от миланского гонорара деньги, - сказала она. Сам Бог велел отдать их вам, молодежи. У вас же, Олег, скоро защита, верно? Кажется, это большие траты...
   Олег густо покраснел, забормотал что-то невнятное: дескать, не такие уж большие траты и, к счастью, отменены банкеты, то есть не то чтобы отменены, но просто необязательны, хотя, конечно, реферат нужно перепечатать, и по стандарту, правила очень строгие, и вряд ли он сам...
   - А вы бы купили компьютер! - Счастливая мысль пришла Екатерине Ивановне в голову. - Говорят, очень удобно.
   Олег так и застыл с открытым ртом: она в самом деле, что ли, не понимает? А Рита залилась истерическим смехом.
   - Компьютер, - задыхалась она от смеха, и слезы блестели в ее глазах. - Ох, мама! Компьютер! Да нам не на что купить хлеба!
   Слезы выкатились из глаз, потекли по щекам, всхлипывания превратились в рыдания. Испуганная Екатерина Ивановна бросилась к дочери, но дочь ее оттолкнула:
   - Уйди, уйди!
   - Доченька, прости меня Христа ради! - пролепетала Екатерина Ивановна, заламывая руки, и Олег в который раз поразился их красоте. - Я так занята, постоянно в разъездах... Я, наверное, чего-то не понимаю... Радуюсь, что абсолютно все есть в магазинах.
   Вот - купила для вас икры. Когда болел папа, выпрашивала порции в ресторанах, с наценкой, а теперь...
   "Говорят, что певцы и певицы обычно не очень умные", - подумал Олег и устыдился собственной мысли.
   А Екатерина Ивановна уже бежала к холодильнику, вытаскивала оттуда все, все, все, доставала из пакета доллары, совала Рите; та бумажки отталкивала и все плакала, плакала...
   - Олег, прошу вас, возьмите! - Екатерина Ивановна бросилась к зятю. Ну мы же родные люди, а у меня сейчас как раз полоса удачи: сплошные гастроли - то в Милане, то, вот видите, здесь, у немцев...
   Бог знает, что она еще говорила, засовывая Олегу в карман куртки доллары, поднимая вверх "молнию".
   - Только не потеряйте!
   - Спасибо, - выдавил из себя Олег.
   - Детка, родная, икру не забудьте. И шпроты. И вот еще какая-то банка, что там, не знаю: этикетка оторвалась.
   Глава 2
   Защита прошла блестяще: ни одного черного шара!
   И поздравления, поздравления... Несмотря на дикую, фантастическую дороговизну, все равно были цветы, а Олег купил на тещины деньги две бутылки шампанского. И еще они сделали крохотные бутербродики с теми самыми, от матери, шпротами и с икрой. Вечером устроили домашний, локальный праздник для Вали и Геночки.
   Геночкой звали огромного мрачного парня, с которым "во грехе", не в законном браке, смирившись, четвертый год жила Валя. Лицо словно высечено топором - природа не мудрствовала лукаво, - широченные плечи, низко посаженная голова, стрижка "ежиком", взгляд исподлобья - вот он каков, Гена. Рядом с ним кругленькая, веселая, черноглазая Валя казалась изящной куколкой.
   - Здорово, ученый! - протянул он руку Олегу. - До тебя теперь не допрыгнуть!
   Когда-то был Гена баскетболистом, не последним в своей команде.
   - Поздравляю!
   Валя чмокнула Риту в щеку, вручила Олегу такой букет, что он не удержался от вздоха - "Не надо аплодисментов, лучше деньгами!" Позднее выяснилось, что так же подумала Рита: "Хоть беги на угол и продавай! Да только кто его купит, такую роскошь". На всякий случай шикарную оболочку целлофан с разводами и пришпиленный к нему бант - спрятали в ящик: авось пригодятся.
   Гена щелкнул замками, открыл атташе-кейс, вытащил оттуда плоскую бутылочку коньяка - "дамам" и бутылку водки - "а это нам". За ними появилась большущая коробка конфет.
   - Валечка, что у тебя за духи? - не удержалась Рита.
   - Это "Опиум".
   - Какой опиум? - не поняла Рита.
   - Духи такие. Самые модные. Эротические, - понизив голос и покосившись на мужчин, занятых откупориванием бутылок, похвасталась Валя. - Генка мой прямо звереет... А костюмчик - от "Никермана".
   - Какого Никермана?
   - Фирма такая. Геночка выписал, по размерам.
   - Как это?
   - Ну, Ритка, ты прямо как в прошлом, веке, как в советские времена! Сейчас все можно выписать - из Германии, Англии, даже Швейцарии. За валюту.
   - А, за валюту, - разочарованно вздохнула Рита.
   - Так ведь и здесь почти все можно купить - за рубли, - быстро взглянув на подругу, нашла для нее выход Валя. - На рынках очень даже недорого.
   - Почему на рынках? - удивилась Рита.
   - Привозят же "челноки" - из Турции, из Китая.
   Это слово Рита уже слышала, и оно ее оскорбляло: как можно живых людей называть "челноками"?
   Но она ничего не сказала, потому что так теперь говорили все и везде, даже у них на факультете.
   - Костюм потрясающий, - похвалила она Валин костюмчик, в самом деле прелестный. - И очень, очень тебе идет.
   - Дамы, к столу! - пригласил Олег.
   Выпили. Закусили. Выпили снова. Геночка вытащил сигареты - красные, с золотым обрезом.
   - Дамы не возражают?
   - Ого, "Мальборо", - уважительно протянул Олег и взял одну, хотя никогда не курил.
   Неумело попыхивая сигаретой, старательно пуская через нос синеватые струйки дыма, он сидел рядом с Геной в стареньком свитере - привез когда-то из Прибалтики, с практики, - истертых добела джинсах, худой, давно не стриженный (перед защитой Рита лишь чуть подправила его мягкие светлые волосы), и слушал истории о новой, сказочной жизни, которую они с Ритой не знали. В этой сказочной жизни были - а как же? - шикарные импортные машины, шикарные шмотки, ночные, пооткрывавшиеся всюду в Москве рестораны, был свет и не наше солнце - "В мае поедем на Кипр, если, конечно, Валюха не возражает..." Валя влюбленно смотрела на Геночку, а Рита вспомнила, как год назад она плакала и ей, Рите, завидовала.
   - Ты все еще в ателье? - не подумав, спросила Рита.
   Валины горячие глаза вспыхнули веселым смехом.
   - Ой, уморила! Какое еще ателье? Я рядом с Геночкой, на их фирме.
   - А что за фирма? - из вежливости спросил Олег. Он все вспоминал защиту и был рассеян.
   - Да мы с ребятами сколотили, - неопределенно ответил Гена. - Там один проложил дорожку в Германию. Он и немецкий знает, и связи у него давние: шпионил там помаленьку. Крутой парень! Мы все под ним ходим. У нас и склад уже есть. Хочешь, устрою тебе "Панасоник" по оптовой цене? Мы и офис отгрохали.
   - Построили? - постарался проявить хоть какую-то заинтересованность Олег. Тем более что Рита толкнула его под столом ногой.
   - Снимаем подъезд в одном доме. Приходите - похвастаемся.
   - И сколько ты получаешь? - выдумал Олег еще вопрос.
   Геночка как-то странно переглянулся с Валей.
   - На жизнь хватает, - помолчав, солидно ответил он, и Олег, покраснев, с запозданием сообразил, что теперь, в новые времена, такие вопросы, как видно, не задают.
   "Эх, простота", - снисходительно подумал Гена и обвел взглядом скромную комнату, в которой они сидели.
   - Сколько получаешь ты, не спрашиваю, - сказал добродушно. Водку выпил он, в общем, один, и теперь язык у него слегка заплетался. - Не спрашиваю, но представить могу, - продолжал он, и вдруг его осенило. - А хочешь к нам? Могу порекомендовать: мы пока расширяемся.
   - Вам разве нужны биологи? - усмехнулся Олег.
   Ответом был басовитый хохот, ему колокольчиком вторила Валя.
   - Биология твоя на фиг нам не нужна, - отсмеявшись, сообщил Гена. - Но ваш брат, интеллигент, похоже, скоро понадобится. Для понту и для раскрутки. Ты небось и язык какой знаешь?
   - Английский.
   - Ну вот! - возликовал Гена. - Витек наш, тот, кагэбэшный, шпарит, будь здоров, по-немецки, ты будешь обрабатывать косоглазых.
   - Китайцев? - уточнил Олег.
   - Не только... - многозначительно обронил Геночка и прищурился. - Мы, кореш, рвемся к "азиатским тиграм"...
   Какие такие тигры - ни Олег, ни Рита не знали, но спрашивать не хотелось. Геночка же, польщенный общим вниманием, остановиться не мог.
   - Немецкий, английский, наш, русский, и еще матерный. Посчитай! Четыре языка на одной фирме!
   А вот скажи, почему русский мат, е-мое, все понимают? - Гена снова расхохотался.
   - Ген, а Ген, - дернула его за рукав черного, с искоркой, пиджака Валя. - Поздно уже, пошли. Ребята небось устали: как-никак защита.
   - Защита? - икнул Гена. - Выпьем! Гулять - так гулять! - Он налил себе снова и выпил, не замечая, что пьет один. - Ну вот ты защитился, так?
   - Так.
   - И что это тебе даст? Вся эта бодяга?
   - Может, буду преподавать, - не очень уверенно сказал Олег. - Хотел вообще-то попроситься в Институт биотехнологии - интересные там разработки, - но, говорят, вот-вот закроется финансирование.
   - А преподавать-то тебя возьмут? - откинулся на спинку стула Гена и снова икнул. - Пардон, - помахал перед собой рукой.
   - Еще бы! - вспыхнула Рита. - Он же открыл у лягушки этот, как его, ну, словом, орган, которого считалось что не было!
   - Ну и что? - не понял Гена.
   - Как - что? - возмутилась Рита. - Ведь это связующее звено...
   - Ритик, оставь, - мягко улыбнулся Олег. - Нашим гостям это неинтересно.
   - Нет, ты скажи, - не отступал пьяный Гена, - кому это нужно? Есть этот орган или нет органа, - он хихикнул, - нам что до этого?
   - Ген, ты не прав, - вставила свое слово Валя. - Наука должна развиваться.
   - О, влезла, - оборвал ее Гена, и Валя умолкла, послушно и сразу. Наука... У лягушки, понимаешь, нашли новый орган... - Его почему-то это очень смешило. - У нас с тобой тоже имеются кое-какие органы, а, старуха? Гена наклонился к Вале, приподнял с ее колен пышную юбку, сунул под юбку грубую руку. - Мы же не хвастаемся!
   Олег с Ритой напряженно смотрели в сторону.
   - Да ну тебя! - Валя, покраснев, вытолкнула из-под юбки пьяную руку и встала. - Пошли, нам пора. Спасибо за приглашение. Ритик, я позвоню.
   Она обняла Риту, поцеловала в щеку, и Рите вдруг стало страшно жаль Валю, несмотря на эротические духи и великолепный костюм, а может быть, как раз поэтому.
   - Слава Богу, ушли! Иди ко мне, ласточка, - распахнул объятия Олег, когда закрылась за гостями дверь.
   - А посуда? - пробормотала Рита уже в кольце его рук.
   - Черт с ней, с посудой. Я так соскучился! Ты же не велела к тебе приставать накануне защиты.
   - Я хотела, чтобы ты выспался.
   - Дурочка... Ах ты, дурочка... Умираю, хочу тебя.
   - Это коньяк. И духи.
   - Какие духи?
   - Эротические. Валькины.
   - Не выдумывай.
   - Нет, духи.
   - Ну, пусть духи.
   Олег быстро снял джинсы, расстегнул "молнию" на Ритиной юбке. Рита села на край тахты, и он стал стягивать с ее ног колготки, целуя колени и щиколотки.
   - Осторожнее, не порви. Это последние.
   - Не волнуйся, я осторожно.
   Они прыгнули в постель в свитерах, потому что, несмотря на поглощенное ими спиртное, все равно было холодно.
   - Все-таки лифчик давай-ка снимем, - шепнул Олег и расстегнул ледяными пальцами лифчик.
   - А трусики? - лукаво спросила Рита.
   - И трусики, - нежно сказал Олег, и навстречу его рукам она приподняла бедра.
   Как же им было хорошо в эту ночь - в холодной комнате, где все еще пахло Валиными духами, на неубранном столе стояли пустые бутылки, были съедены все бутерброды, а в коробке не осталось ни одной, самой завалящей, конфеты! "Здорово, что есть хлеб и, кажется, молоко", - подумала, засыпая в объятиях мужа, Рита. И уже в полусне мелькнуло перед ней растерянное лицо Вали, когда как-то очень по-хозяйски цыкнул на нее Гена, и так ее стало жаль и за нее тревожно, что Рита решила сразу же, завтра, ей позвонить и честно сказать все, что по этому поводу думает.
   Глава 3
   - Думаешь, я сама не понимаю? - выслушав ее взволнованную тираду, тихо сказала Валя. - Но жить-то надо? А теперь мы еще и работаем вместе, и я у него в подчинении.
   - Но, Валя...
   - Молчи. Что ты знаешь о жизни? Я как взгляну на мамины руки...
   - Она еще работает?
   - Скажешь тоже! - фыркнула в трубке Валя. - От работы мы ее сразу освободили. Генка сказал: "Пусть мать отдыхает. Хватит с нее, напахалась". Не такой уж он, знаешь, плохой, грубый только. - Валя вздохнула.
   - А что отец? - осторожно спросила Рита.
   - А отца выперли к чертовой матери! - Валя явно повеселела. - Как пошли бабки, так он нам стал на фиг не нужен.
   - Ох, Валя...
   - Что - Валя?
   - Ты вполне прилично зарабатывала в ателье.
   - Да оно теперь в полном дерьме! - закричала Валя так громко, что Рита, сморщившись, чуть отодвинула от уха трубку. - Пораскинь мозгами: какой дурак нынче шьет в ателье, когда на рынках всего навалом, со всего, считай, света? А вот что будет с вами, не знаю. Ученые сейчас кому нужны?
   - Обществу, - сдержанно ответила Рита: она обиделась.
   - Да уж, - усомнилась Валя. - Общество прям спит и видит... То-то все рвут когти - в Германию да в Америку.
   - Не все, - из последних сил стараясь держаться, возразила Рита.
   - Ну, гляди, - снисходительно усмехнулась Валя.
   Или Рите только так показалось? - Если что, пусть Олежка валит к нам, пристроим. И сыты будете, и одеты, и все такое...
   "Ни за что!" - подумала Рита и, попрощавшись, повесила трубку. А дома ее ждал сюрприз.
   - Можно? - раздался певучий знакомый голос.
   Дверь отворилась, и вошла мама - в новой шубке из серебристой лисы, в кокетливой шляпке, с огромным пакетом в руке.
   - Мамочка, как ты прошла? - изумилась Рита. - У нас же пропускная система!
   - Глупости, - беспечно махнула рукой в лайковой длинной перчатке мама. - Попросила вахтера.
   Сказала: "Здесь живет моя дочка - замужем за аспирантом, - но меня в гости не приглашает". Он и пустил. "Вся молодежь, - говорит, - такая. Проходите, мадам, проходите". Так и сказал - "мадам".
   Слово "товарищ" уже не в моде, а другого еще не придумали.
   - Солоухин предлагает "сударыню", - вспомнила Рита статью из "Литературки".
   - "Сударыня" - слишком важно, степенно, - возразила мама. - Мы же все спешим, торопимся...
   Екатерина Ивановна засмеялась своим негромким мелодичным смехом. "Еще бы ее не пустить!" - с восхищением и какой-то странной досадой подумала Рита, откровенно любуясь матерью. А та одним движением сбросила на тахту легкую шубку, стянула как вторую кожу перчатки, сняла шляпку, тряхнув золотистыми волосами.
   - Ну, хозяйничай, - кивнула в сторону сумки. - Чаем напоишь? Где Олег?
   - У него семинар.
   - Снова учится? - подняла золотистые брови мама. Вне сцены она не признавала косметики.
   - Ну да уж! - возмутилась Рита. - Наоборот - учит. У него две группы, - с гордостью добавила она.
   - Вот как? - обрадовалась Екатерина Ивановна. - И ему что-то платят?
   - Он же на кафедре, - принялась объяснять Рита. - Это входит в его обязанности.
   "По-моему, я ей говорила, - думала она. - Но разве мама кого-нибудь, кроме своих партнеров по сцене, по-настоящему слушает?"
   - Ну да, ну да, - рассеянно кивала мама, и по глазам ее, и по согласным кивкам Рита видела, что мама выбирает минуту, чтобы сунуть ей, как всегда при встречах, деньги, может, даже и доллары, потому что рубли со страшной скоростью пожирала бешеная, фантастическая просто инфляция. - А ты? Как у тебя?
   - Готовлюсь к сессии. Постараюсь сдать на повышенную.
   - Стипендию? - уточнила мама. - Доченька, ты только не утомляйся. Я вот тут привезла... Видишь, лимоны, а это киви, говорят, очень полезно...
   Мама вынимала из необъятной сумки свертки и сверточки и все говорила и говорила, нерешительно поглядывая на дочь. "Похудела, побледнела, тревожилась она. - И эта ее невозможная гордость... А, не буду ничего говорить! - вдруг решила Екатерина Ивановна. -" - Просто оставлю на тумбочке".
   Эта мысль сразу ее успокоила: не нужно ничего объяснять, и Рита не станет сердиться, и у Олега, если придет, не будет таких жалких, растерянных глаз.
   Рита ушла на кухню ставить чайник.
   - Мам, порежь там что-нибудь, хорошо? - крикнула из коридора.
   - Ладно, - с радостью согласилась Екатерина Ивановна и принялась с удовольствием сервировать стол.
   Конверт с деньгами положила на тумбочку, придавив дешевой гипсовой статуэткой, чтобы его случайно не сдуло.
   - Ox, - только и сказала Рита, когда вошла с чайником и увидела роскошный стол.
   Чего только не притащила мама! И ветчину, и колбасу, какой-то невиданный, в маленьких бумажных стаканчиках сыр, салаты в прозрачных коробочках, банку с шоколадной пастой, которую Рита еще ни разу не пробовала, а только рассматривала в магазинах, а еще красную рыбу и шпроты.
   - А это - угорь! - радуясь вместе с дочерью, торжественно возвестила Екатерина Ивановна. - Копченый! Когда я еще училась в консерватории, мы бегали в Дом журналистов, чтобы его испробовать. Потом и там исчез, будто и не бывало. Мы так горевали: говорили, что теперь он - только на экспорт. А сейчас... Бери - не хочу.
   - Ну зачем ты, мамочка, - слабо сопротивлялась Рита. - Тащила такую тяжесть!
   - А я взяла такси - от дома до общежития.
   "Как у нее все просто, - думала Рита, уплетая за обе щеки и в самом деле безумно вкусного угря. - Вот уж кому новые времена на пользу". Мама сидела такая счастливая, такая собой довольная, а Рита старалась не думать о том, что завтра, ну послезавтра, опять будет нечего есть и опять она будет, скрывая страх, бродить по просторному магазину, бывшему "Универсаму", заваленному многими сортами сыра и колбасы, которая пахнет действительно мясом, диковинными заморскими фруктами (и это весной!), огромными красными помидорами, экзотическими напитками, легкими, воздушными пирожными - так, наверное, и тают во рту... Но все это - не для нее и, не для Олега, а для кого, неясно: покупателей в магазине-дворце почти что нет. А те, которые есть, тоже, скрывая страх, бродят с пустыми корзинками.
   - Да, я привезла вам кофе! - вспомнила мама и, нырнув рукой глубоко в сумку, достала из-под пустых пакетов большую коричневую, с золотом, банку. - Правда, он растворимый - я, например, такой не люблю, - но зато быстро и без хлопот, для молодежи как раз.
   - - Спасибо, - сдавленным голосом поблагодарила Рита.
   Мама что-то щебетала про Мюнхен - какой это красивый, зеленый город, какая прекрасная там архитектура и какая благодарная публика, - а Рита все думала, думала, с трудом оторвавшись от угря - "Надо, чтоб и Олег попробовал", - как им быть, что делать, каким образом, вообще говоря, жить.
   - Придется давать уроки, - сказал накануне Олег. - Завтра под копирку напишу объявления и расклеим.
   - Да кому нужна твоя биология? - отмахнулась от него Рита. - Вот если б английский... Все бросились его учить как оглашенные - чтобы уехать.
   - Английского я так не знаю, - испугался Олег. - Разве что школьникам? А что? Куплю учебники, потренируюсь...
   И таким он был жалким, в себе неуверенным, что Рита отвела глаза в сторону. Мужчина таким быть не должен. Он должен уметь зарабатывать! Все это выкрикнула она ему тем же вечером, в спасительной темноте, когда легли они спать и Олег положил руку ей на грудь и, робея, притянул Риту к себе.
   - Отстань! - вне себя крикнула Рита. - Ты б лучше подумал, на что мы будем существовать!
   Она кричала и плакала, а Олег, стиснув зубы, помертвев от унижения, молчал. Потом, так же молча, повернулся к Рите спиной и пролежал без сна до утра.
   Сейчас Рита жалела о вчерашней вспышке. Разве он виноват? Ведь он так много знает, ведь он действительно, по-настоящему молодой ученый, на кафедре прочат ему большое будущее, но платят гроши. Да и эти гроши каждый месяц задерживают - на неделю, на десять дней. Ходят слухи, что бухгалтерия отдает деньги в какой-то коммерческий банк, за проценты, на эту самую неделю, на десять дней. Так ведь не докажешь, за руку не поймаешь. Да и кто, скажите, будет ловить? Кому это надо? "Вот и отстояли мы демократию, думала Рита с горечью. - Мама спокойно наслаждалась "Лебединым озером", а мы мокли под дождем у Белого дома, оборону, видите ли, держали.
   Дураки, дураки..."
   - Победитель не получает ничего, - неожиданно подумала она вслух, и мама споткнулась на полуслове.
   - Ты что, детка?
   - Так, - буркнула в ответ Рита.
   Она уже заметила белый конверт под гипсовой статуэткой, но притворялась, что ничего не видит. Господи, как унизительно! Они, молодые, здоровые, берут. деньги у немолодой и не очень здоровой, да еще и одинокой, женщины.
   - А что Аркадий Семенович? - неожиданно спросила Рита. - Ты как-то о нем замолчала. Вы что, расстались?
   - Да Бог с ним, - махнула рукой мама. - Куда-то он вдруг исчез.
   - Исчез? - изумилась Рита.
   - Ну, не совсем. - Мама улыбнулась снисходительно и печально. По-моему, испугался.
   - Чего?
   - Меня... Ситуации... Она изменилась - я осталась одна, - и он испугался, что придется что-то решать. Раньше был благородный предлог - ты его терпеть не могла, а теперь...
   - Не правда, - нерешительно возразила Рита. - Только вначале... Потом смирилась.
   - Вот именно что смирилась, - мудро заметила Екатерина Ивановна. - Ну да ладно! Таким он мне и не нужен.
   - Каким?
   Рита села с ней рядом, обняла маму за плечи.
   - Нерешительным, - объяснила Екатерина Ивановна. - Очень литературное это слово - "презрение", но я правда его презираю. Как поняла, что испугался, такое почувствовала к нему презрение, что сама удивилась.
   - Предпочла остаться в гордом одиночестве? - осторожно спросила Рита. Маму стало невыносимо жалко, и показалась она Рите беззащитной и даже маленькой. - Может, не стоило...
   - Да что теперь говорить, - тряхнула золотистыми волосами Екатерина Ивановна. - Пусть! Меня и дома-то почти не бывает. Летом гастроли в Париже.
   Рита сняла руку с маминых плеч, Париж... Как они с Олегом мечтали, что теперь-то уж поедут куда хотят: не нужны ведь теперь никакие характеристики, не нужно стоять пред светлыми очами парткома, отвечать на идиотские, а иногда издевательские вопросы.
   Весь мир открыт перед ними, перед всеми открыт! А про деньги-то они и забыли. Привыкли, что на летнюю стипендию, например, запросто можно съездить к морю, а уж на две-то... Вот тебе и поехали... Открылся мир, да не всем.
   Глава 4
   Лето было, как все последние годы в Москве, каким-то диким: то лютая, удушающая жара, когда плавятся асфальт и мозги, умирают от духоты на работе, а там, где кондиционер, - сплошные ангины, а то налетает с севера ледяной ветер и холод такой, что хоть влезай в шубу.
   Но сейчас как раз стояла жара. Мама пела в Париже, в "Гранд Опера", а Олег с Ритой прозябали в Москве, ни в какой Свердловск, естественно, не поехали.
   - Поживи, мой родной, у меня, у нас, - уговаривала Риту перед отъездом мама. - Заодно и цветы будете поливать.
   Это была, конечно, хитрость. Какие цветы? Несчастные три горшочка? Так их можно отнести к соседке!
   Но Рита не стала сопротивляться: к лету ни на что уже не было сил. Они собрали свои вещички и отправились на другой конец города, в опустевшую квартиру, где - столько лет прожила Рита. Сердце у нее сжалось, когда представила она, как войдет сейчас в знакомый подъезд, поднимется на свой четвертый этаж, отворит дверь, перешагнет порог, распакует и разложит вещи и целых два месяца, до приезда мамы, будет жить в родном доме, где болел и умирал бедный папа, хохотал в общем-то симпатичный, хоть и предатель, Аркадий Семенович, звучала музыка, переливаясь под ловкими пальцами робеющего перед мамой аккомпаниатора, и редкий по красоте голос распевался к спектаклю. Какая это была совсем другая жизнь! Беззаботная и - да! счастливая, потому что все терзания, кроме смерти, ничто перед неотвязной мыслью: как. Господи, прокормиться, усмирить постоянное чувство голода, каким образом раздобыть денег на, например, мыло или самую дешевую, нашу-пренашу, никакую даже не болгарскую зубную пасту? Рита однажды дошла до того, что стащила кусочек мыла из общественного туалета, и Олег, кажется, догадался. Было стыдно, но зато продержались до ее стипендии.
   - Только бы у мамы тоже не отключили горячую воду, - хрипло сказала Рита, когда спустились они с Олегом в метро.
   В общежитии не давали горячую воду вот уже две недели, холодная, правда, была почти что комнатной из-за жары, но Рита все равно простудилась.
   - Везде не отключат! - бодро сказал Олег. - Отключают же по районам. Чтобы было к кому поехать.
   Он искоса взглянул на жену. Усталая, грустная, давно не мытые волосы небрежно подобраны шпильками. И о чем-то все думает, думает... Он знает о чем, и это знание убивает. "Нет денег..." Нет денег, а значит, он неудачник. "Но ведь это не правда, - кричит все в Олеге. - Я же не виноват, что такое время!" Но вслух не говорит ничего. Рита и так постоянно раздражена - сердится, плачет, придирается по пустякам.
   - Пошли на пляж?
   - Надоело.
   - Пошли!
   - Ну ладно.
   Стыдясь себя, стесняясь Риты, Олег набирает в большую пластмассовую бутыль воды - не на что им купить фанту или там пепси-колу, - режет хлеб, аккуратно намазывает его остатками масла - на булочки, которыми бойко торгуют на пляже, тоже нет денег, - и они молча плетутся на берег Москвы-реки. Бутыль, оставленную Геной, берегут как великую ценность, и когда однажды Олег налил сильно теплой, почти горячей воды, Рита так закричала, что он даже вздрогнул:
   - Она ж деформируется!
   Бутыль и впрямь искривилась, но, к счастью, не очень.
   - Я снова расклею объявления, - откликаясь на свои мысли, говорит Олег. - Кто-то же собирается поступать к нам, на биофак?
   Рита машинально кивает.
   - Может, попросить Валю?
   - О чем? - не понимает Олег.
   - Набрать объявление на компьютере.
   - Неудобно, - нерешительно возражает Олег.