Страница:
— Значит — сбрасывать?
Олег поднял на собеседника взгляд, прикусил губу, словно опомнившись:
— Или — покупай. Сейчас купить можно дешево.
— Слушай, я побегу.
Олег пьяно кивнул, налил очередную рюмку. Молодой человек скрылся в дверях. Олег поглядел ему вслед. Взгляд у него был лукавый и абсолютно трезвый.
Вечер. Гринев сидел в кресле откинувшись и улыбался, словно сытый кот, щурясь на экран монитора.
— Олег, я зайду?
— Валяй, Том.
Лицо у Тома было растерянное.
— Акции пошли вниз. И не только те, что из списка. Все, — произнес он упавшим голосом.
— О чем и мечталось. Твой прогноз?
— Сегодня начали сбрасывать конторы. Если мы не подхватим, завтра начнут сбрасывать мелкие держатели и процесс станет лавинным. Неуправляемым.
— Том, да ты стал просто поэтом.
— Олег, извини, но... что мы делаем?
— Кидаем рынок.
— Разорятся десятки предприятий. Сотни.
— Еще не вечер, Том. Через два-три дня картина битвы будет ясна.
— Она и теперь.,. Акции российских предприятий не будут стоить ни полушки.
И мы... мы не сможем их толкануть вверх.
— У нас есть резерв «верховного главнокомандования».
— Да? — На лице Тома не отразилось никакого воодушевления. — Для того чтобы поднять рынок, нужно будет, — Том возвел глаза, — два-три миллиарда долларов. Это по минимуму.
— Разве страна оскудела деньгами, Том?
— Такие акции ни для кого не товар.
— Но и не воздух. Заводы стоят миллиарды долларов. Ты это знаешь. Я это знаю. Это знают те, кто обладает реальными деньгами. Но — ты прав. Они не выглядят как товар. Мы сделаем их товаром.
— Будем формировать спрос?
— Ажиотажный спрос, Том.
— Серьезные финансисты станут выжидать.
— Нет, Том! Кто не успел, тот опоздал! Это ты в Англии рос, а все наши будущие инвесторы — советские люди!
— Все равно, Олег... Использовать конъюнктуру возможного рынка в реальных комбинациях — это иллюзия.
— Финансисты рынок не используют. Они его создают.
Телефон стоял на отдельном столике. На нем не было никаких наборных панелей.
Только герб России. Чиновник только опустился было в кресло, как запиликали сразу несколько аппаратов на приставной тумбе. Глаза его были полны безумного беспокойства за собственную покойную будущность...
— Борис Михайлович, я никогда не был паникером...
— Я это знаю, Марк Моисеевич.
— Поэтому расцени мои слова правильно. Рынок... умер. И убил его — ты.
— Я?
— Ну твой Медведь, какая разница?! Все знают тебя. Здесь нужна была ювелирная работа, а он — грохнул. Знаешь, что будет дальше?
— Догадываюсь.
— Головы полетят по полной программе. Твоя — первая. Прокуратура, безопасность, кредиторы... Твоя компания — банкрот... И все наши тебя списали: ты же кинул всех на такие деньги, что подумать жутко... — Марк закрыл глаза, произнес тихо:
— Я рискую, встречаясь с тобой.
— Марк...
— Погоди, Борис. Помнишь, когда несколько лет назад коллективно решили меня подставить... Вступился ты один. Почему, Борис?
— Не люблю, когда людей бьют, особенно шоблой.
— Именно это сейчас собираются проделать с тобой. — Марк вздохнул. — Тебе нужно сваливать, Борис. С концами.
— Считаешь, это единственный выход?
— Это единственный разумный выход.
— Спасибо, Марк. Я подумаю.
— Похоже, обвал рынка приобрел неуправляемый характер. Стал лавинным. Все держатели избавляются от акций.
— Похоже или приобрел?
— Приобрел. Остановить падение может разве что Господь Бог.
— С этим игроком мы не играем. Я хочу знать о реальных опасностях.
— Забеспокоились владельцы промышленных гигантов Урала, Сибири, средней полосы.
— Им что за дело?
— Дрогнули и их курсы: мелкие заказы они размещали по всей России на тех предприятиях, что сейчас сыплются. Да и общая конъюнктура такова.
— Они могут вступить в игру?
— На повышение? Нет. Для серьезного подъема нужно... пять-шесть миллиардов свободных денег.
— У них наберется и поболее.
— Но не в России и не сейчас. Да и... эти господа не привыкли рисковать своими деньгами.
— Когда процесс дойдет до нижней точки?
— Этого наверняка теперь не скажет никто.
— Мы сможем законсервировать кризис?
— Да. Если не будет существенных финансовых вливаний, ситуация замрет.
Останется добавить горсточку пепла: присыпать прах нашего уважаемого...
— А вот этого имени не стоит произносить нигде. И ни при каких обстоятельствах, — шелестяще сказал мужчина за столом.
Человек напротив помялся, поднял взгляд на босса:
— Что теперь будем делать с нашим Медвежонком? Ему пора покидать грешную землю: нельзя быть настолько не от мира сего.
— Рано. Безвременная смерть финансиста хороша лишь тогда, когда имеет воспитательное значение. Для оставшихся в живых. Пусть сначала спалит всю сумму.
— Он не финансист. Он игрок.
— Не важно. А важно, что такова любая смерть. — Мужчина развел губы в оскале, означающем улыбку:
— Оттого и люблю античные трагедии. Тогда люди помнили о смерти и знали толк в жизни.
— И смысл?
— А вот смысл этой жизни каждый выдумывает себе сам.
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Олег поднял на собеседника взгляд, прикусил губу, словно опомнившись:
— Или — покупай. Сейчас купить можно дешево.
— Слушай, я побегу.
Олег пьяно кивнул, налил очередную рюмку. Молодой человек скрылся в дверях. Олег поглядел ему вслед. Взгляд у него был лукавый и абсолютно трезвый.
Вечер. Гринев сидел в кресле откинувшись и улыбался, словно сытый кот, щурясь на экран монитора.
— Олег, я зайду?
— Валяй, Том.
Лицо у Тома было растерянное.
— Акции пошли вниз. И не только те, что из списка. Все, — произнес он упавшим голосом.
— О чем и мечталось. Твой прогноз?
— Сегодня начали сбрасывать конторы. Если мы не подхватим, завтра начнут сбрасывать мелкие держатели и процесс станет лавинным. Неуправляемым.
— Том, да ты стал просто поэтом.
— Олег, извини, но... что мы делаем?
— Кидаем рынок.
— Разорятся десятки предприятий. Сотни.
— Еще не вечер, Том. Через два-три дня картина битвы будет ясна.
— Она и теперь.,. Акции российских предприятий не будут стоить ни полушки.
И мы... мы не сможем их толкануть вверх.
— У нас есть резерв «верховного главнокомандования».
— Да? — На лице Тома не отразилось никакого воодушевления. — Для того чтобы поднять рынок, нужно будет, — Том возвел глаза, — два-три миллиарда долларов. Это по минимуму.
— Разве страна оскудела деньгами, Том?
— Такие акции ни для кого не товар.
— Но и не воздух. Заводы стоят миллиарды долларов. Ты это знаешь. Я это знаю. Это знают те, кто обладает реальными деньгами. Но — ты прав. Они не выглядят как товар. Мы сделаем их товаром.
— Будем формировать спрос?
— Ажиотажный спрос, Том.
— Серьезные финансисты станут выжидать.
— Нет, Том! Кто не успел, тот опоздал! Это ты в Англии рос, а все наши будущие инвесторы — советские люди!
— Все равно, Олег... Использовать конъюнктуру возможного рынка в реальных комбинациях — это иллюзия.
— Финансисты рынок не используют. Они его создают.
* * *
...Фондовая биржа была похожа на муравейник, в который закинули горящую головешку. Молодые люди сновали взад-вперед, лица у одних были озабоченные, у других — отчаявшиеся. У экранов мониторов с лихорадочным блеском в глазах застыли молодые люди: отблески цифр словно завораживали их, а мелодичные звонки импортных телефонных аппаратов звучали странной нездешней музыкой — словно звуки дудочки гамельнского чародея-крысолова, уводящего зачарованных детей в глубины земли, в бездну...* * *
...Кабинет высокого правительственного чиновника. Он стоя что-то отвечал по телефону, скомканным платком промакивая беспрестанно потеющий лоб. Положил трубку аккуратно, словно боясь оскорбить стуком абонента на том конце провода.Телефон стоял на отдельном столике. На нем не было никаких наборных панелей.
Только герб России. Чиновник только опустился было в кресло, как запиликали сразу несколько аппаратов на приставной тумбе. Глаза его были полны безумного беспокойства за собственную покойную будущность...
* * *
...Поздний вечер. Чернов с собеседником сидел в отдельном кабинете частного ресторана.— Борис Михайлович, я никогда не был паникером...
— Я это знаю, Марк Моисеевич.
— Поэтому расцени мои слова правильно. Рынок... умер. И убил его — ты.
— Я?
— Ну твой Медведь, какая разница?! Все знают тебя. Здесь нужна была ювелирная работа, а он — грохнул. Знаешь, что будет дальше?
— Догадываюсь.
— Головы полетят по полной программе. Твоя — первая. Прокуратура, безопасность, кредиторы... Твоя компания — банкрот... И все наши тебя списали: ты же кинул всех на такие деньги, что подумать жутко... — Марк закрыл глаза, произнес тихо:
— Я рискую, встречаясь с тобой.
— Марк...
— Погоди, Борис. Помнишь, когда несколько лет назад коллективно решили меня подставить... Вступился ты один. Почему, Борис?
— Не люблю, когда людей бьют, особенно шоблой.
— Именно это сейчас собираются проделать с тобой. — Марк вздохнул. — Тебе нужно сваливать, Борис. С концами.
— Считаешь, это единственный выход?
— Это единственный разумный выход.
— Спасибо, Марк. Я подумаю.
* * *
Человек сидит за столом. Кивает, слушая собеседника, но оттого — еще больше напоминает манекен.— Похоже, обвал рынка приобрел неуправляемый характер. Стал лавинным. Все держатели избавляются от акций.
— Похоже или приобрел?
— Приобрел. Остановить падение может разве что Господь Бог.
— С этим игроком мы не играем. Я хочу знать о реальных опасностях.
— Забеспокоились владельцы промышленных гигантов Урала, Сибири, средней полосы.
— Им что за дело?
— Дрогнули и их курсы: мелкие заказы они размещали по всей России на тех предприятиях, что сейчас сыплются. Да и общая конъюнктура такова.
— Они могут вступить в игру?
— На повышение? Нет. Для серьезного подъема нужно... пять-шесть миллиардов свободных денег.
— У них наберется и поболее.
— Но не в России и не сейчас. Да и... эти господа не привыкли рисковать своими деньгами.
— Когда процесс дойдет до нижней точки?
— Этого наверняка теперь не скажет никто.
— Мы сможем законсервировать кризис?
— Да. Если не будет существенных финансовых вливаний, ситуация замрет.
Останется добавить горсточку пепла: присыпать прах нашего уважаемого...
— А вот этого имени не стоит произносить нигде. И ни при каких обстоятельствах, — шелестяще сказал мужчина за столом.
Человек напротив помялся, поднял взгляд на босса:
— Что теперь будем делать с нашим Медвежонком? Ему пора покидать грешную землю: нельзя быть настолько не от мира сего.
— Рано. Безвременная смерть финансиста хороша лишь тогда, когда имеет воспитательное значение. Для оставшихся в живых. Пусть сначала спалит всю сумму.
— Он не финансист. Он игрок.
— Не важно. А важно, что такова любая смерть. — Мужчина развел губы в оскале, означающем улыбку:
— Оттого и люблю античные трагедии. Тогда люди помнили о смерти и знали толк в жизни.
— И смысл?
— А вот смысл этой жизни каждый выдумывает себе сам.
Глава 15
Поздний вечер. Олег устало застыл перед включенным монитором, закрыл глаза, и строки из «Бусидо сосинсю» пришли на память сами собой: «Тот, кто забывает о смерти, становится невнимательным, неосмотрительным и беспечным, ибо корень всех бед кроется в невнимании, изъяны и несовершенства завладевают воином, и тогда он беззащитен».
Гринев встряхнул головой и снова посмотрел на график-кривую на экране компьютера. Все нормально. А что тогда плохо? Что?
Телевизор был включен. Диктор считывал с суфлера текст хорошо поставленным баритоном:
«Беспрецедентное за последнее время падение курса акций российских предприятий на фондовом рынке не только вызвало озабоченность в деловых кругах, но и всколыхнуло общество. Мы взяли интервью у ряда известных политиков и парламентариев. Вот как прокомментировал происходящее член фракции „Новые регионы“ Василий Надыбин».
На экране — мясистое бритое лицо, кустистые брови: «говорящая голова», выдающая заданно-запрограммированные блоки раз и навсегда затверженных фраз.
«Американский империализьм все теснее затягивает удавку на шее трудового народа, а его прихвостни, демократы и банкиры, продолжают геноцид русских людей, чтобы завладеть нашим богатсвом. Мировые сионистские круги...»
Борис Михайлович Чернов даже не вошел, он буквально ворвался в кабинет. Он был взбешен. Взглянул на развалившегося в кресле Гринева, процедил сквозь зубы:
— Может, ты объяснишь мне, что происходит? Или — мне тебе объяснить?
— Игра. «Гусарская рулетка, опасная игра...» — напел Олег, добавил спокойно:
— Все идет по плану, Борис.
— По плану? По чьему плану?!
Гринев взвился с кресла, развернул монитор к Чернову:
— Да смотри же, Борис! Узнаешь фигуру? Это же «голова-плечи», перевернутая! Все будет вот так. — Олег жалом перьевой ручки показал завершение фигуры: ручка взлетела вверх, за край монитора.
— «Голова-плечи», говоришь? — Чернов едва сдерживал бешенство. Рука его прочерчивает неровную кривую вниз:
— Вот что будет дальше, Медведь! Ты понял?
Это — «собака Баскервилей»
, и она нас сожрет! — Закончил он жестко и твердо:
— Ты упал. Нужно вынимать деньги.
— Мы уже вломились на пять лимонов зелени. Есть смысл идти дальше.
— Я не самоубийца! А если тебе нравится играть в русскую рулетку, то это можно сделать проще и эффективнее! — Чернов приставил указательный палец к виску и щелкнул пальцами. Сел, прикрыл набрякшие веки, помассировал их подушечками пальцев, заговорил снова — холодно и спокойно:
— Ты не чувствуешь реальных финансовых потоков. Как ты говорил? «Мы слегка продавим рынок». Ты его не продавил. Ты его обрушил.
Олег сел за стол, произнес медленно и монотонно, глядя в глаза Чернову:
— Да. Обрушил. И сделал я это намеренно.
— Что?! — В лице Чернова смешались гнев, непонимание, недоумение, обида...
— Что ты сказал?
— Я убил рынок. Он будет падать еще дней пять. Ниже дна. Потом — станет подниматься. И тут мы ему должны помочь.
Чернов закрыл лицо руками:
— Ты хоть понимаешь, что ты нас слил? Себя, меня, контору? То, что ты кинул всех, — это бизнес; то, что ты кинул меня, — это что?
— Я тебя не кинул, Борис. Если я и ошибся в расчетах, то лишь в меньшую сторону. Когда мы подберем рынок, мы заработаем тысячу процентов.
Чернов смотрел теперь на Олега чуть склонив голову, с каким-то новым интересом. Продекламировал медленно, с расстановкой:
— Маленький мальчик нашел пулемет. Больше в деревне никто не живет. — Лицо его сделалось жестким, непроницаемым.
— Договорим завтра, партнер. Сегодня я слишком устал. Да и утро вечера мудренее.
Чернов остался в своем кабинет один. Некоторое время он невидяще смотрел на монитор, уголки рта опустились, как у обиженного ребенка. Чернов взял трубку телефона, набрал номер:
— Хакер у себя? Он мне нужен. Сейчас...
Автомобиль с Гриневым отъехал от конторы. Чернов увидел это из припаркованного недалеко от входа автомобиля с тонированными стеклами. За рулем был он сам. Рядом с ним сидел длинноволосый молодой человек в кожаной куртке. В ухе у него — подобие слухового аппарата.
— Он поехал к какой-то Марине. Думаю, задержится.
Чернов скривил губы:
— Может, задержится, а может... Нам следует спешить.
Длинноволосый пожал плечами, взялся за ручку дверцы.
— Я сказал — спешить, а не суетиться. Протокольные десять минут. — Хозяин — барин.
— А ты изменился. Или — это свет такой?
— Наверное, свет. В этом мире мало что меняется по существу.
— Нет, ты точно изменился.
— Дело делаю.
— Свое?
— Надеюсь.
Марина вдруг пригорюнилась, тряхнула волосами:
— Просто... ночью все другое. Или — кажется другим.
— Завтра переменится?
— Не знаю. Что может знать ветреная женщина про завтра?
— Ты — ветреная?
— Сегодня — да. Слово «ветер» прекрасно само по себе — в нем есть энергия, движение, воля. То, чего мне так не хватает в жизни. — Марина улыбнулась печально:
— Сегодня я ветреная. А ты... ты словно сияешь. И даже букет принес сиятельный, словно я — княжна. Глупость, а приятно.
Марина подошла к стереосистеме, поставила диск, закрыла глаза:
— Танцевать хочу. Жестокое танго. Танго с огнем. Музыка была огненной.
Страстной. Марина танцевала отрешенно, чуть склонив голову, ресницы — полуопущены. На скатерть упало несколько лепестков... Сквозь янтарную винную влагу мерцал огонек свечи... Мелодия лилась томно и влажно, словно в дальней амазонской ночи... А тени на стенах комнаты исполняли свой причудливый танец...
Все это Олег даже не замечал — чувствовал... Когда он засыпал, музыка еще продолжала звучать и комната была наполнена теплым светом догорающих свечей.
Девушка встала, прошла на кухню, закурила. Ее лицо то проявлялось в ночном черном стекле вместе с мерцающей оранжевой точкой, то — меркло.
— Если бы кто знал... — тихо произнесла Марина. — Если бы знал...
Лицо ее сделалось жалким, вымученная улыбка скривила губы. Марина встряхнула волосами, налила себе в большой фужер до краев водки, выпила единым духом, улыбка стала горькой. Марина подмигнула собственному мутному отражению:
— И кто поможет бедной девушке понять эту жизнь? Никто.
Гринев встряхнул головой и снова посмотрел на график-кривую на экране компьютера. Все нормально. А что тогда плохо? Что?
Телевизор был включен. Диктор считывал с суфлера текст хорошо поставленным баритоном:
«Беспрецедентное за последнее время падение курса акций российских предприятий на фондовом рынке не только вызвало озабоченность в деловых кругах, но и всколыхнуло общество. Мы взяли интервью у ряда известных политиков и парламентариев. Вот как прокомментировал происходящее член фракции „Новые регионы“ Василий Надыбин».
На экране — мясистое бритое лицо, кустистые брови: «говорящая голова», выдающая заданно-запрограммированные блоки раз и навсегда затверженных фраз.
«Американский империализьм все теснее затягивает удавку на шее трудового народа, а его прихвостни, демократы и банкиры, продолжают геноцид русских людей, чтобы завладеть нашим богатсвом. Мировые сионистские круги...»
Борис Михайлович Чернов даже не вошел, он буквально ворвался в кабинет. Он был взбешен. Взглянул на развалившегося в кресле Гринева, процедил сквозь зубы:
— Может, ты объяснишь мне, что происходит? Или — мне тебе объяснить?
— Игра. «Гусарская рулетка, опасная игра...» — напел Олег, добавил спокойно:
— Все идет по плану, Борис.
— По плану? По чьему плану?!
Гринев взвился с кресла, развернул монитор к Чернову:
— Да смотри же, Борис! Узнаешь фигуру? Это же «голова-плечи», перевернутая! Все будет вот так. — Олег жалом перьевой ручки показал завершение фигуры: ручка взлетела вверх, за край монитора.
— «Голова-плечи», говоришь? — Чернов едва сдерживал бешенство. Рука его прочерчивает неровную кривую вниз:
— Вот что будет дальше, Медведь! Ты понял?
Это — «собака Баскервилей»
, и она нас сожрет! — Закончил он жестко и твердо:
— Ты упал. Нужно вынимать деньги.
— Мы уже вломились на пять лимонов зелени. Есть смысл идти дальше.
— Я не самоубийца! А если тебе нравится играть в русскую рулетку, то это можно сделать проще и эффективнее! — Чернов приставил указательный палец к виску и щелкнул пальцами. Сел, прикрыл набрякшие веки, помассировал их подушечками пальцев, заговорил снова — холодно и спокойно:
— Ты не чувствуешь реальных финансовых потоков. Как ты говорил? «Мы слегка продавим рынок». Ты его не продавил. Ты его обрушил.
Олег сел за стол, произнес медленно и монотонно, глядя в глаза Чернову:
— Да. Обрушил. И сделал я это намеренно.
— Что?! — В лице Чернова смешались гнев, непонимание, недоумение, обида...
— Что ты сказал?
— Я убил рынок. Он будет падать еще дней пять. Ниже дна. Потом — станет подниматься. И тут мы ему должны помочь.
Чернов закрыл лицо руками:
— Ты хоть понимаешь, что ты нас слил? Себя, меня, контору? То, что ты кинул всех, — это бизнес; то, что ты кинул меня, — это что?
— Я тебя не кинул, Борис. Если я и ошибся в расчетах, то лишь в меньшую сторону. Когда мы подберем рынок, мы заработаем тысячу процентов.
Чернов смотрел теперь на Олега чуть склонив голову, с каким-то новым интересом. Продекламировал медленно, с расстановкой:
— Маленький мальчик нашел пулемет. Больше в деревне никто не живет. — Лицо его сделалось жестким, непроницаемым.
— Договорим завтра, партнер. Сегодня я слишком устал. Да и утро вечера мудренее.
Чернов остался в своем кабинет один. Некоторое время он невидяще смотрел на монитор, уголки рта опустились, как у обиженного ребенка. Чернов взял трубку телефона, набрал номер:
— Хакер у себя? Он мне нужен. Сейчас...
Автомобиль с Гриневым отъехал от конторы. Чернов увидел это из припаркованного недалеко от входа автомобиля с тонированными стеклами. За рулем был он сам. Рядом с ним сидел длинноволосый молодой человек в кожаной куртке. В ухе у него — подобие слухового аппарата.
— Он поехал к какой-то Марине. Думаю, задержится.
Чернов скривил губы:
— Может, задержится, а может... Нам следует спешить.
Длинноволосый пожал плечами, взялся за ручку дверцы.
— Я сказал — спешить, а не суетиться. Протокольные десять минут. — Хозяин — барин.
* * *
...Комнату Марины теперь укутывал вечерний свет: мягкий, теплый. Горели свечи. Олег принес огромный букет, Марина опустила его в вазу, полюбовалась, чуть отстранившись. Посмотрела на Гринева:— А ты изменился. Или — это свет такой?
— Наверное, свет. В этом мире мало что меняется по существу.
— Нет, ты точно изменился.
— Дело делаю.
— Свое?
— Надеюсь.
Марина вдруг пригорюнилась, тряхнула волосами:
— Просто... ночью все другое. Или — кажется другим.
— Завтра переменится?
— Не знаю. Что может знать ветреная женщина про завтра?
— Ты — ветреная?
— Сегодня — да. Слово «ветер» прекрасно само по себе — в нем есть энергия, движение, воля. То, чего мне так не хватает в жизни. — Марина улыбнулась печально:
— Сегодня я ветреная. А ты... ты словно сияешь. И даже букет принес сиятельный, словно я — княжна. Глупость, а приятно.
Марина подошла к стереосистеме, поставила диск, закрыла глаза:
— Танцевать хочу. Жестокое танго. Танго с огнем. Музыка была огненной.
Страстной. Марина танцевала отрешенно, чуть склонив голову, ресницы — полуопущены. На скатерть упало несколько лепестков... Сквозь янтарную винную влагу мерцал огонек свечи... Мелодия лилась томно и влажно, словно в дальней амазонской ночи... А тени на стенах комнаты исполняли свой причудливый танец...
Все это Олег даже не замечал — чувствовал... Когда он засыпал, музыка еще продолжала звучать и комната была наполнена теплым светом догорающих свечей.
Девушка встала, прошла на кухню, закурила. Ее лицо то проявлялось в ночном черном стекле вместе с мерцающей оранжевой точкой, то — меркло.
— Если бы кто знал... — тихо произнесла Марина. — Если бы знал...
Лицо ее сделалось жалким, вымученная улыбка скривила губы. Марина встряхнула волосами, налила себе в большой фужер до краев водки, выпила единым духом, улыбка стала горькой. Марина подмигнула собственному мутному отражению:
— И кто поможет бедной девушке понять эту жизнь? Никто.
Глава 16
— Пора, — отрывисто бросил Чернов.
Вместе с длинноволосым они вышли из машины, обогнули здание — Чернов открыл черный ход своим ключом, — поднялись по лестнице, посвечивая под ноги узеньким лучом фонарика. Офис был пуст.
В темноте замерцал экран компьютера.
— Что мы ищем? — поинтересовался длинноволосый.
— Ключ-код к банковскому счету.
Длинноволосый деловито кивнул, ухмыльнулся:
— Я бы держал его в голове.
— Мой друг слишком эмоционален. А эмоции сжигают цифры. Особенно с восемью нулями.
Хакер застыл перед экраном; отблески искусственного света заплясали на его лице; колонки цифр отражались в темных зрачках, и длинноволосый в эту минуту казался просто придатком машины.
Цифры закончили свою свистопляску, выстроились в ровную колонку; высветилось и кодовое слово. Длинноволосый откинулся на стуле:
— Все.
— Подождите меня в холле, — велел Чернов. Он сел за клавиатуру, застучал по клавишам, напевая чуть фальшиво:
— На земле весь род людской... чтит один кумир священный... он царит над всей вселенной... тот кумир — телец златой... На экране появилась надпись: «Трансфер завершен».
Борис Михайлович растянул губы в вымученной улыбке:
— Ну вот и вся коррида.
Уже в машине Чернов передал хакеру пачку долларов. Тот пошуршал новенькими купюрами, хищно втянул ноздрями воздух:
— А говорят — деньги не пахнут. Отчаянный аромат.
В свой кабинет Гринев прошел пружинисто, уверенно, мимоходом спросил у секретарши:
— Надя, Чернов приехал?
— Еще нет, Олег Федорович.
— Пригласи ко мне Тома. Через десять минут.
— Хорошо.
Олег бегло просмотрел почту, устроился за компьютером; на экране высветилась надпись: «Коррида». Следом — номер корпоративного счета и цифровой ключ-код. Потом — другая надпись: «Счет заблокирован».
Гринев тряхнул головой, произнес тихо:
— Не понял...
Ввел свой пароль, вошел в систему... Тянулась минута, другая, пока на экране не появились цифры: $ 18,95.
Олег сорвал телефонную трубку, набрал номер:
— Банк «Либерта кредит», операционный отдел, — ответили ему по-английски.
— Господина Шульца, пожалуйста.
— Вас слушают.
— Это Гринев. Проверьте, пожалуйста, счет номер 305748574, ключи и пароли введены.
— Да, мистер Гринев. На вашем счету восемнадцать долларов девяносто пять центов.
— Сколько?!
— Восемнадцать долларов...
— Подождите! Там должно быть девяносто пять миллионов долларов... Девяносто пять! Миллионов! Долларов!
— Минуту. Я соединю вас с начальником операционного отдела.
— Добрый день. Это Герберт Крайкофф, — ответил ровный мужской голос.
— Это Гринев. Что там за сбои со счетом? Там должно лежать девяносто пять миллионов долларов.
— Согласно платежному поручению, эти деньги переведены на указанный клиентом адрес.
— Клиентом? Каким клиентом?! Это корпоративный счет, и деньги могут быть переведены только с согласия двух клиентов, вы слышите, двух! — Внезапно он замолчал, спросил сдержанно:
— Простите, герр Крайкофф. Кто подписал платежное поручение?
.
— Господа Борис Чернов и Алек Гринев.
— Когда?
— Вчера, в двадцать три сорок восемь. — В трубке повисло молчание, потом голос произнес извиняющимся тоном:
— О, простите, мистер Гринев, действительно произошла ошибка.
— Ошибка...
— Да. К сожалению, мы не вычли за обслуживание. Ваш долг за обслуживание счета составляет сто двадцать четыре евро. Извините еще раз. Вы можете погасить долг в любое удобное для вас время.
— Да-да... Мы погасим долг... — произнес Олег машинально.
— У вас еще вопросы?
— Нет.
Олег положил трубку, застыл неподвижно, глядя в одну точку, и вдруг смел со стола все одним движением — папку с бумагами, карандаши, листки, сложенные стопкой на краю, телефонные аппараты, монитор... Кабинет словно взорвался грохотом, и — сразу стало тихо.
Олег одним движением оттолкнулся от пола и проехался на стуле к стене.
Закрыл лицо руками, потом встал, подошел к шкафу, открыл, взял матовую бутылку, зубами выдрал пробку, в три глотка прикончил коньяк и с маху запустил бутылкой в стену. Раздался глухой стук, бутылка не разбилась, — упала на пол и закрутилась волчком. Гринев следил за нею с интересом трехлетнего ребенка.
Вместе с длинноволосым они вышли из машины, обогнули здание — Чернов открыл черный ход своим ключом, — поднялись по лестнице, посвечивая под ноги узеньким лучом фонарика. Офис был пуст.
В темноте замерцал экран компьютера.
— Что мы ищем? — поинтересовался длинноволосый.
— Ключ-код к банковскому счету.
Длинноволосый деловито кивнул, ухмыльнулся:
— Я бы держал его в голове.
— Мой друг слишком эмоционален. А эмоции сжигают цифры. Особенно с восемью нулями.
Хакер застыл перед экраном; отблески искусственного света заплясали на его лице; колонки цифр отражались в темных зрачках, и длинноволосый в эту минуту казался просто придатком машины.
Цифры закончили свою свистопляску, выстроились в ровную колонку; высветилось и кодовое слово. Длинноволосый откинулся на стуле:
— Все.
— Подождите меня в холле, — велел Чернов. Он сел за клавиатуру, застучал по клавишам, напевая чуть фальшиво:
— На земле весь род людской... чтит один кумир священный... он царит над всей вселенной... тот кумир — телец златой... На экране появилась надпись: «Трансфер завершен».
Борис Михайлович растянул губы в вымученной улыбке:
— Ну вот и вся коррида.
Уже в машине Чернов передал хакеру пачку долларов. Тот пошуршал новенькими купюрами, хищно втянул ноздрями воздух:
— А говорят — деньги не пахнут. Отчаянный аромат.
* * *
Олег проснулся рано — Марина еще спала. Воспоминания минувшей ночи были яркими, как бредовые галлюцинации; Олегу даже подумалось, не приснилось ли ему все это... Он посмотрел на спящую девушку, черкнул на листочке несколько слов, беззвучно оделся и вышел.В свой кабинет Гринев прошел пружинисто, уверенно, мимоходом спросил у секретарши:
— Надя, Чернов приехал?
— Еще нет, Олег Федорович.
— Пригласи ко мне Тома. Через десять минут.
— Хорошо.
Олег бегло просмотрел почту, устроился за компьютером; на экране высветилась надпись: «Коррида». Следом — номер корпоративного счета и цифровой ключ-код. Потом — другая надпись: «Счет заблокирован».
Гринев тряхнул головой, произнес тихо:
— Не понял...
Ввел свой пароль, вошел в систему... Тянулась минута, другая, пока на экране не появились цифры: $ 18,95.
Олег сорвал телефонную трубку, набрал номер:
— Банк «Либерта кредит», операционный отдел, — ответили ему по-английски.
— Господина Шульца, пожалуйста.
— Вас слушают.
— Это Гринев. Проверьте, пожалуйста, счет номер 305748574, ключи и пароли введены.
— Да, мистер Гринев. На вашем счету восемнадцать долларов девяносто пять центов.
— Сколько?!
— Восемнадцать долларов...
— Подождите! Там должно быть девяносто пять миллионов долларов... Девяносто пять! Миллионов! Долларов!
— Минуту. Я соединю вас с начальником операционного отдела.
— Добрый день. Это Герберт Крайкофф, — ответил ровный мужской голос.
— Это Гринев. Что там за сбои со счетом? Там должно лежать девяносто пять миллионов долларов.
— Согласно платежному поручению, эти деньги переведены на указанный клиентом адрес.
— Клиентом? Каким клиентом?! Это корпоративный счет, и деньги могут быть переведены только с согласия двух клиентов, вы слышите, двух! — Внезапно он замолчал, спросил сдержанно:
— Простите, герр Крайкофф. Кто подписал платежное поручение?
.
— Господа Борис Чернов и Алек Гринев.
— Когда?
— Вчера, в двадцать три сорок восемь. — В трубке повисло молчание, потом голос произнес извиняющимся тоном:
— О, простите, мистер Гринев, действительно произошла ошибка.
— Ошибка...
— Да. К сожалению, мы не вычли за обслуживание. Ваш долг за обслуживание счета составляет сто двадцать четыре евро. Извините еще раз. Вы можете погасить долг в любое удобное для вас время.
— Да-да... Мы погасим долг... — произнес Олег машинально.
— У вас еще вопросы?
— Нет.
Олег положил трубку, застыл неподвижно, глядя в одну точку, и вдруг смел со стола все одним движением — папку с бумагами, карандаши, листки, сложенные стопкой на краю, телефонные аппараты, монитор... Кабинет словно взорвался грохотом, и — сразу стало тихо.
Олег одним движением оттолкнулся от пола и проехался на стуле к стене.
Закрыл лицо руками, потом встал, подошел к шкафу, открыл, взял матовую бутылку, зубами выдрал пробку, в три глотка прикончил коньяк и с маху запустил бутылкой в стену. Раздался глухой стук, бутылка не разбилась, — упала на пол и закрутилась волчком. Гринев следил за нею с интересом трехлетнего ребенка.
Глава 17
Послышался осторожный стук в дверь, следом показалась встревоженная физиономия Тома:
— Олег?
— Проходи, Том, располагайся, — сказал Олег, не отводя взгляда от импровизированного волчка. — У тебя что-то важное?
— Да нет, — вконец растерялся Том. — Все как обычно.
— Думаешь?
— Что мы сегодня делаем, Олег?
— Наблюдаем.
— А-а-а-а...
Наконец бутылка прекратила вращение. Гринев явно нехотя оторвал от нее взгляд, поднял голову, спросил спокойно и деловито:
— У тебя что-то срочное, Том?
Том обвел взглядом разгромленный кабинет:
— Да как сказать... Скорее — рабочие моменты.
— Слушаю.
— Телефон раскалился от звонков. Требуют Чернова. Или — тебя.
— Клиенты?
— Да. Что им говорить?
Олег пожал плечами:
— Обещай. От моего имени. Одним — миллион, другим — два миллиона. Мне это ничего не стоит, а людям приятно. Борзов Никита Николаевич не объявился?
— Нет.
— Отрадно. Но — странно.
— Он много вложил?
— Много — не то слово.
— Понятно. — Том помедлил. — А все-таки, Олег... Произошло что-то экстраординарное?
— Да. Работай, Том. До понедельника я разберусь.
Том понуро кивнул и вышел.
Олег вернулся к столу, упал в кресло, закурил. Произнес отчетливо:
— Коррида... Открыл сейф, выгреб всю наличность и документы, закрыл в «дипломат».
Подошел к окну, глянул вниз. К подъезду припарковался лимузин в сопровождении черного «хаммера».
— А вот и господин Борзов пожаловали... Только вас у нас и не хватало... Он стремительно вышел в коридор, улыбнулся секретарше:
— Надя, я там слегка насорил, карандаши чинил, то-се... Вы приберите, пожалуйста...
— Ну конечно, Олег Федорович.
Гринев распахнул дверь в комнату сотрудников:
— Том! Выйди!
— Что-то случилось? — Том появился в коридоре, закрыл за собой дверь.
— Никита Борзов на проводе.
— Телефон?
— Нет. Собственнолично. Разводить с ним разговоры у меня нет сейчас времени. Совсем. Пусть ждет Чернова.
— Я скажу.
— Это первое. Второе. Сотовыми махнемся не глядя? На звонки можешь не отвечать совсем.
Том пожал плечами и передал Олегу мобильный.
— И третье. Твой «жигуленок» на ходу?
— Да.
— Припаркован у конторы?
— Нет, на автостоянке. Ты знаешь.
— Разодолжись ключами.
— Держи.
— И ты держись, Том, ладно?
— Я постараюсь, Олег... Что все-таки произошло?
— «От многая знания — многая печали, и, умножая познания, умножаем скорбь». Что в переводе с Экклезиаста на русский: меньше знаешь — крепче спишь.
— Не доверяешь?
— Брось, Том. Просто не хочу загружать твою голову избыточной информацией.
— Избыточной?
— Это такая, за которую головы отрывают. Особенно если речь идет о суммах с восемью нулями.
— У нас проблемы, — произнес он тихо.
— Вот как? У нас? А не у вас?
— Я в том смысле...
— Ну, что вы стушевались, милейший? Излагайте вашу проблему.
— Пропал Чернов. Старший партнер Медведя.
— И — что?
— Он пропал вместе с деньгами.
— Сколько у них оставалось?
— Около ста миллионов долларов.
— Деньги непустячные, но проблема не в них?
— Именно. Если бы Гринев продолжал игру дальше...
— Я не люблю сослагательного лаклонения. Что мы имеем теперь?
— Банальную кражу. Чернов пропал с деньгами, следом за ним, судя по всему, исчез и Гринев.
— Подождите. Игра идет уже вторую неделю, почему Чернов подхватился только теперь?
— У них разделение труда. Борис Михайлович ищет клиентов, разговаривает, ну и все в том же духе. Гринев...
— ...Технически осуществляет проекты.
— Да. Чернов опытный финансист, но жестко партнера давно не контролировал, вы же знаете.
— Как трогательно. А что, если они просто-напросто в сговоре и решили кинуть клиента на соточку? Хорошая сумма, если это не финансы, а именно деньги.
Жить можно до конца дней.
— Но очень неспокойно.
— Кто теперь может позволить себе жить спокойно?
— Нет. Исключено. Не стал бы Медведь... Он же одержимый. Игрок.
— Да? Ну допустим. Чем все это грозит?
— Расследованием. В том числе — происхождения начальной суммы.
— Расследования в любом случае было не избежать.
— Тогда оно было бы нам на руку. Два жадных и не очень умных трейдера решили урвать куш и по куражу и глупости не только сами упали, но и рынок грохнули. А потом — пожгли деньги, пытаясь его приподнять. И — сгорели сами.
Схема железная. Виноватых нет. Особенно если оба покойники. А теперь...
— Не нужно мне говорить, что будет теперь. — Лицо человека за столом закаменело. — Найдите его. И его и Чернова.
— Живыми?
— Олег?
— Проходи, Том, располагайся, — сказал Олег, не отводя взгляда от импровизированного волчка. — У тебя что-то важное?
— Да нет, — вконец растерялся Том. — Все как обычно.
— Думаешь?
— Что мы сегодня делаем, Олег?
— Наблюдаем.
— А-а-а-а...
Наконец бутылка прекратила вращение. Гринев явно нехотя оторвал от нее взгляд, поднял голову, спросил спокойно и деловито:
— У тебя что-то срочное, Том?
Том обвел взглядом разгромленный кабинет:
— Да как сказать... Скорее — рабочие моменты.
— Слушаю.
— Телефон раскалился от звонков. Требуют Чернова. Или — тебя.
— Клиенты?
— Да. Что им говорить?
Олег пожал плечами:
— Обещай. От моего имени. Одним — миллион, другим — два миллиона. Мне это ничего не стоит, а людям приятно. Борзов Никита Николаевич не объявился?
— Нет.
— Отрадно. Но — странно.
— Он много вложил?
— Много — не то слово.
— Понятно. — Том помедлил. — А все-таки, Олег... Произошло что-то экстраординарное?
— Да. Работай, Том. До понедельника я разберусь.
Том понуро кивнул и вышел.
Олег вернулся к столу, упал в кресло, закурил. Произнес отчетливо:
— Коррида... Открыл сейф, выгреб всю наличность и документы, закрыл в «дипломат».
Подошел к окну, глянул вниз. К подъезду припарковался лимузин в сопровождении черного «хаммера».
— А вот и господин Борзов пожаловали... Только вас у нас и не хватало... Он стремительно вышел в коридор, улыбнулся секретарше:
— Надя, я там слегка насорил, карандаши чинил, то-се... Вы приберите, пожалуйста...
— Ну конечно, Олег Федорович.
Гринев распахнул дверь в комнату сотрудников:
— Том! Выйди!
— Что-то случилось? — Том появился в коридоре, закрыл за собой дверь.
— Никита Борзов на проводе.
— Телефон?
— Нет. Собственнолично. Разводить с ним разговоры у меня нет сейчас времени. Совсем. Пусть ждет Чернова.
— Я скажу.
— Это первое. Второе. Сотовыми махнемся не глядя? На звонки можешь не отвечать совсем.
Том пожал плечами и передал Олегу мобильный.
— И третье. Твой «жигуленок» на ходу?
— Да.
— Припаркован у конторы?
— Нет, на автостоянке. Ты знаешь.
— Разодолжись ключами.
— Держи.
— И ты держись, Том, ладно?
— Я постараюсь, Олег... Что все-таки произошло?
— «От многая знания — многая печали, и, умножая познания, умножаем скорбь». Что в переводе с Экклезиаста на русский: меньше знаешь — крепче спишь.
— Не доверяешь?
— Брось, Том. Просто не хочу загружать твою голову избыточной информацией.
— Избыточной?
— Это такая, за которую головы отрывают. Особенно если речь идет о суммах с восемью нулями.
* * *
Мужчина за столом оставался невозмутим. Его собеседник, напротив, испытывал нешуточное волнение.— У нас проблемы, — произнес он тихо.
— Вот как? У нас? А не у вас?
— Я в том смысле...
— Ну, что вы стушевались, милейший? Излагайте вашу проблему.
— Пропал Чернов. Старший партнер Медведя.
— И — что?
— Он пропал вместе с деньгами.
— Сколько у них оставалось?
— Около ста миллионов долларов.
— Деньги непустячные, но проблема не в них?
— Именно. Если бы Гринев продолжал игру дальше...
— Я не люблю сослагательного лаклонения. Что мы имеем теперь?
— Банальную кражу. Чернов пропал с деньгами, следом за ним, судя по всему, исчез и Гринев.
— Подождите. Игра идет уже вторую неделю, почему Чернов подхватился только теперь?
— У них разделение труда. Борис Михайлович ищет клиентов, разговаривает, ну и все в том же духе. Гринев...
— ...Технически осуществляет проекты.
— Да. Чернов опытный финансист, но жестко партнера давно не контролировал, вы же знаете.
— Как трогательно. А что, если они просто-напросто в сговоре и решили кинуть клиента на соточку? Хорошая сумма, если это не финансы, а именно деньги.
Жить можно до конца дней.
— Но очень неспокойно.
— Кто теперь может позволить себе жить спокойно?
— Нет. Исключено. Не стал бы Медведь... Он же одержимый. Игрок.
— Да? Ну допустим. Чем все это грозит?
— Расследованием. В том числе — происхождения начальной суммы.
— Расследования в любом случае было не избежать.
— Тогда оно было бы нам на руку. Два жадных и не очень умных трейдера решили урвать куш и по куражу и глупости не только сами упали, но и рынок грохнули. А потом — пожгли деньги, пытаясь его приподнять. И — сгорели сами.
Схема железная. Виноватых нет. Особенно если оба покойники. А теперь...
— Не нужно мне говорить, что будет теперь. — Лицо человека за столом закаменело. — Найдите его. И его и Чернова.
— Живыми?
Глава 18
Олег вышел через черный ход, спустился по узенькой лесенке, оказался позади здания, прошел с полквартала до автостоянки, разыскал серый ухоженный «жигуленок» Тома и через минуту уже мчался по проспекту.
Набрал номер на мобильном:
— Марк Захарович? Гринев. Вы знаете моего партнера? Да. Мне нужно все, что у вас есть на него. Сейчас.
Через сорок минут они уже сидели в небольшом открытом кафе в Чертанове. На лице Марка Захаровича было написано полнейшее безразличие. И только пальцы перебирали горсть монеток на столе, то складывая в стопочки, то раскладывая совершенно автоматически в ведомом только ему порядке.
— Так что у вас есть на Чернова? — начал Олег без долгих прелюдий.
— На Бориса Михайловича?
— Именно.
— А что вам нужно?
— Марк Захарович, время дорого, потому давайте без лишних церемониалов.
— Я в том смысле... Разве я могу знать больше, чем вы, милейший Олег Федорович? Это же ваш партнер, вы работаете столько лет вместе...
— Времена лукавы.
— Я вас умоляю... Бизнес есть бизнес, нет?
— Именно поэтому я к вам и обратился.
— Олег Федорович, я не занимаюсь биржей, это ваш кусок хлебушка с кусочком маслица. Что вы от меня хотите?
— Мне нужно знать, чем занимался Борис Михайлович в конце восьмидесятых — начале девяностых.
— Да боже ж мой! Чем он мог заниматься? Как все умные люди, создавал кооперативы.
— Старые грехи?
— Олег Федорович, грехи не бывают старыми или новыми. А когда речь идет о деньгах...
— Но папочку вы собрали?
— Почему нет? У людей, которые поднимаются в вашей среде выше среднего, растут и проблемы. Но они полагают, что старые грешки, как и старые вещи, ничего теперь не стоят.
— Хм... может, у вас и на меня собрано дельце?
— Ну что вы, Олег Федорович. Вы же с биржи ни ногой, а она прозрачна, нет?
— Сколько вы хотите за информацию?
— Десяточку.
— Сколько?!
— Разве это не разумная цена в нынешних обстоятельствах?
— Вы же не интересуетесь биржей...
— Не настолько, чтобы не знать очевидных вещей. Когда кто-то начинает выбрасывать на ветер миллионы, наблюдать это увлекательно. Если вам не нужны уже миллионы, что за сумма — десять тысяч? Особенно если вы желаете хорошо заработать?
— Биржа — опасная вещь. Можно заработать, а можно и сгореть.
— У каждого свой гешефт, нет? Восемь тысяч. Вы ведь у нас теперь, Олег Федорович, воротила. И делаете большие дела. — Что у вас есть на Чернова?
— Девяностый год. Немножко кооперативы, немножко баловство с перегоном нала в безнал и обратно... Кто этим не грешил? Все очень мило и почти законно, но... Да вы сами увидите, вы же финансист.
— Откуда материалы?
— Какая вам разница?
— Вы запрашиваете за них оч-ч-чень хорошие деньги.
— Деньги любые хороши, плохо лишь их отсутствие. Но вы правы: лучше больше, чем меньше. А материалы... Папочка из одной муниципальной архивной конторки. Там ведь тоже люди хотят кушать.
— Шесть тысяч.
— Семь.
— Ну хорошо.
— Деньги при вас?
— Да. Материалы?
— Вы мне не доверяете?
— Я хочу знать, что покупаю.
Марк Захарович передал Гриневу папку. Тот открыл, пролистал, внимательно вглядываясь в колонки цифр.
Набрал номер на мобильном:
— Марк Захарович? Гринев. Вы знаете моего партнера? Да. Мне нужно все, что у вас есть на него. Сейчас.
Через сорок минут они уже сидели в небольшом открытом кафе в Чертанове. На лице Марка Захаровича было написано полнейшее безразличие. И только пальцы перебирали горсть монеток на столе, то складывая в стопочки, то раскладывая совершенно автоматически в ведомом только ему порядке.
— Так что у вас есть на Чернова? — начал Олег без долгих прелюдий.
— На Бориса Михайловича?
— Именно.
— А что вам нужно?
— Марк Захарович, время дорого, потому давайте без лишних церемониалов.
— Я в том смысле... Разве я могу знать больше, чем вы, милейший Олег Федорович? Это же ваш партнер, вы работаете столько лет вместе...
— Времена лукавы.
— Я вас умоляю... Бизнес есть бизнес, нет?
— Именно поэтому я к вам и обратился.
— Олег Федорович, я не занимаюсь биржей, это ваш кусок хлебушка с кусочком маслица. Что вы от меня хотите?
— Мне нужно знать, чем занимался Борис Михайлович в конце восьмидесятых — начале девяностых.
— Да боже ж мой! Чем он мог заниматься? Как все умные люди, создавал кооперативы.
— Старые грехи?
— Олег Федорович, грехи не бывают старыми или новыми. А когда речь идет о деньгах...
— Но папочку вы собрали?
— Почему нет? У людей, которые поднимаются в вашей среде выше среднего, растут и проблемы. Но они полагают, что старые грешки, как и старые вещи, ничего теперь не стоят.
— Хм... может, у вас и на меня собрано дельце?
— Ну что вы, Олег Федорович. Вы же с биржи ни ногой, а она прозрачна, нет?
— Сколько вы хотите за информацию?
— Десяточку.
— Сколько?!
— Разве это не разумная цена в нынешних обстоятельствах?
— Вы же не интересуетесь биржей...
— Не настолько, чтобы не знать очевидных вещей. Когда кто-то начинает выбрасывать на ветер миллионы, наблюдать это увлекательно. Если вам не нужны уже миллионы, что за сумма — десять тысяч? Особенно если вы желаете хорошо заработать?
— Биржа — опасная вещь. Можно заработать, а можно и сгореть.
— У каждого свой гешефт, нет? Восемь тысяч. Вы ведь у нас теперь, Олег Федорович, воротила. И делаете большие дела. — Что у вас есть на Чернова?
— Девяностый год. Немножко кооперативы, немножко баловство с перегоном нала в безнал и обратно... Кто этим не грешил? Все очень мило и почти законно, но... Да вы сами увидите, вы же финансист.
— Откуда материалы?
— Какая вам разница?
— Вы запрашиваете за них оч-ч-чень хорошие деньги.
— Деньги любые хороши, плохо лишь их отсутствие. Но вы правы: лучше больше, чем меньше. А материалы... Папочка из одной муниципальной архивной конторки. Там ведь тоже люди хотят кушать.
— Шесть тысяч.
— Семь.
— Ну хорошо.
— Деньги при вас?
— Да. Материалы?
— Вы мне не доверяете?
— Я хочу знать, что покупаю.
Марк Захарович передал Гриневу папку. Тот открыл, пролистал, внимательно вглядываясь в колонки цифр.