Страница:
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Окно". Л., "Советский писатель", 1981.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
1
В большой полынье справа от моста с достоинством плавали дикие утки. Со
знанием дела они вылавливали из воды хлеб, который поступал туда в
изрядном количестве с набережной, где собралась толпа. По краям полыньи
мрачно сидели грязные голуби. На той стороне, над деревьями Летнего сада,
висел самолет. Двухплоскостной, допотопный, он почти не двигался и
выглядел нелепо. Не вполне обыкновенным можно было считать этот
неподвижный самолет, и присутствие в центре города диких уток, и, пожалуй,
румяную старуху в тренировочных штанах и ослепительно оранжевой куртке,
лихо съезжающую с моста на гоночном велосипеде, и себя самого,
слоняющегося в рабочее время по улицам. Все было странно, неправильно,
сулило какие-то события. Что-то, казалось Мокшину, сегодня обязательно
должно произойти. Может быть - начаться. Или, напротив, кончиться. Или
просто повернуть в самом неожиданном, невозможном направлении.
Такие предчувствия уже бывали у него раньше и почти никогда не
обманывали. Воскресным летним утром десять лет назад он неизвестно с чего
вдруг ощутил необходимость встать ни свет ни заря и выйти из дому. А
выйдя, устремиться не куда-нибудь, а на Московский вокзал, где радио
играло "Гимн великому городу" и на трех языках сообщало о прибытии
московского экспресса.
Стоя в то утро у входа на платформу, Мокшин с одобрением наблюдал, как
подкатила "Стрела" и как, обходя носильщиков с их тележками, по перрону
неторопливо и надменно проследовали солидные мужчины в элегантных костюмах
и с большими портфелями. Однако "Стрела" здесь оказалась ни при чем: в
мятой толпе, вывалившейся из прибывшего на крайний путь довольно
замурзанного поезда, Мокшин увидел незнакомую женщину. А увидев, не
раздумывая, подошел к ней. И эта женщина была Варвара.
Миновав мост, Мокшин двигался теперь по набережной Фонтанки. Справа от
него все еще по колено вязнул в снегу Летний сад, впереди вставало здание
Инженерного замка, и, как всегда, казалось, будто оно освещено закатным
солнцем, хотя солнца не было и в помине.
Ощущение надвигающихся событий, заставившее Олега Николаевича Мокшина
внезапно покинуть свое рабочее место и при этом солгать, да, да, наврать
подчиненным, что он должен немедленно посетить патентную библиотеку,
находящуюся в Инженерном замке, это тревожное, но и праздничное ощущение
нахлынуло с новой остротой. Он прибавил шагу и миновал Инженерный замок.
По Фонтанке медленно двигались шершавые льдины, похожие на куски асфальта.
На одной из льдин лежал веник, чуть поодаль - черная кожаная перчатка.
Рядом аккуратно стояла бутылка из-под вермута.
Выйдя на Литейный, Мокшин увидел довольно странного типа в совершенно
мокрой, хотя дождя не было, фетровой шляпе с обвисшими полями. Разглядеть
его лицо оказалось невозможным - торчал только сизый объемистый нос, все
остальное было скрыто: лоб - полями упомянутой шляпы, надвинутой на глаза,
а подбородок и рот - грязным свалявшимся шарфом. Человек стоял в
безразличной позе, развязно прислонясь к стене дома неподалеку от
букинистического магазина. Когда Мокшин с ним поравнялся, он, не проронив
ни слова, шагнул наперерез, отвернул обтрепанную полу длиннющего пальто, и
Олег Николаевич увидел обложку и заголовок: "Какъ воспитать въ себе силу
духа".
2
Предчувствие и на этот раз не обмануло Мокшина: поздно ночью он чуть не
попал под трамвай.
Возвращаясь в третьем часу от Варвары, он пересекал совершенно пустой
Литейный, и тут из-за угла, от цирка, вылетел этот трамвай, вылетел, гремя
на повороте, и помчался как бешеный к Невскому. Олег Николаевич еле успел
отскочить и долго стоял с колотящимся сердцем, слушая удаляющийся лязг.
Отдышавшись, он понял, что трамвай был очень странный: во-первых,
совершенно темный, во-вторых, движение его почему-то напоминало бегство.
В-третьих, заднее стекло его было зачем-то крест-накрест заклеено
полосками бумаги. Точно во время войны.
Долго еще потом, шагая по тротуару, поднимаясь к себе на четвертый
этаж, выслушивая упреки матери, лежа в постели перед тем как заснуть,
Мокшин мысленно видел этот трамвай, колесящий, будто в паническом страхе,
по спящему городу.
3
Линия жизни уродливо коротка, обрывается почти на середине ладони, так
что, если относиться к этой процедуре всерьез, то, поскольку сегодня
Ларисе Николаевне под тридцать, - какие уж тут прогнозы и надежды на
счастливое будущее? Но, с другой стороны, как шарахнуть ей в лицо, что
никакой новой любви отнюдь не предвидится, и не почему-либо, а просто
отчетливо вырисовывается нечто более значительное и мрачное? Причем,
похоже, в самое ближайшее время, через месяц, через неделю, завтра. И
вообще, как это она ухитрилась дожить с такой линией до сегодняшнего дня?
Но женщины, все до единой, даже те, которые изображают из себя
интеллектуалок, верят этой чепухе безоговорочно. Так что пришлось Мокшину
льстиво восхищаться удивительным "бугром Венеры", мямлить про глубину
линии ума и даже про большие способности к... торговле.
Лариса ушла обиженная, она какие-то дополнительные надежды явно
возлагала на этот сеанс, а Мокшин с облегчением принялся за чертеж тарного
цеха, выполненный конструктором третьей категории Майей Зотовой. Обычно
Майя делала работу так, что во избежание строгого выговора для себя лично
Мокшину, ее непосредственному начальнику, приходилось изучать чертеж чуть
не в лупу, чтобы углядеть и исправить все ошибки, изобретательно и
прихотливо разбросанные ею в самых неожиданных местах. Вот и тут... Нет,
сегодня же дать ей втык и пригрозить депремированием! Вот, полюбуйтесь,
еще! А здесь... ну, здесь ерунда, мелочь: не проставлены размеры. А тут
размеры, наоборот, есть: изнутри склад, оказывается, больше, чем снаружи.
Гнать. Ах, какие пустяки, я напутала, Олег Николаевич. А-а, напутали, ну
тогда-то что, тогда другое дело. Так. И тут наврала...
Олег поднял голову: в дверь входила она. Собственной персоной, на
высоких каблуках и с лицом трепетным и лучистым. Майя Ивановна Зотова.
Явилась.
- Олег Николаевич, - жалобным, как всегда, голоском сказала Майя, - вы
не принесли? Вы обещали.
Что такое? Ах, да. У нее что-то с сыном, кажется - Павликом, все время
болит живот... М-да...
- Записывайте: кора крушины - одна столовая ложка. Записали?
- ...Ложка.
- Так. Кукурузное рыльце - столовая ложка, теперь корень валерианы -
ложка с четвертью. Все смешать, залить тремя стаканами кипящей воды...
- Три стакана?
- Три. Накрыть крышкой и кипятить в течение двадцати минут. Но
непременно под крышкой. Запишите, это важно.
- Ага, Олег Николаевич.
- Затем охладить и дать настояться. Двенадцать часов. После чего
процедить через марлю и пить по столовой ложке три раза в день.
- Все?
А вот теперь не мешало бы поговорить о чертеже. Павлик - это конечно,
никто не спорит, но все же...
Газельи глаза смотрели на Мокшина с преданностью и обожанием.
- Огромное, огромное спасибо. А - до еды или после?
- Там не сказано. Наверно, все равно.
- Огромное спасибо, Олег Николаевич, вы такой... человечный. Так я
пойду?
...Нет, не будем мы сейчас говорить о чертеже, нет в этом смысла.
Работать эта дурочка все равно не будет: не сможет. Ей бы не конструктором
быть, а... ну, кем? Торговать цветами. Гвоздики и пионы, гиацинты.
Левкои... Нет. Проторгуется и сядет в тюрьму за растрату. Тяжелый
случай... Зачем это бабы лезут в технику?..
- Идите, Майя.
Ошибки... Успею - исправлю сам, а нет... В конце концов, найти ошибки
должен уметь и начальник отдела, даже бездарный. Незаменимых в этом
увлекательном деле нет. А вот в той дурацкой миссии, которую добровольно
взял на себя он, пока всего лишь руководитель группы, Мокшин Олег
Николаевич, в этой миссии его не заменит никто... Господи, ведь как им
важно, всем этим зачуханным, битым жизнью глупым бабешкам, чтобы кто-то
всерьез поговорил с ними об их делах, научил, как жить, дал рецепт травы
от желудка, разъяснил, какие они загадочные, темпераментные, глубокие,
поэтические, героические, пообещал, что, несмотря на бесчисленные
разочарования в прошлом, впереди Великая Любовь и Большое Человеческое
Счастье. И чтобы обещано все это было не просто так, "от балды", а на
строго научной основе: по линиям руки или значению снов, или по гороскопу,
или кофейной гуще, почерку, чертам божественным лица. Может быть, и не
всегда они верят предсказаниям и следуют советам, как, например, похудеть
и стать молодой и спортивной, но все же у них появляется стимул, а это уже
кое-что в нашей жизни.
Вот теперь вслед за Майей явилась Алевтина Яковлевна Зленко -
копировщица. Пришла по поводу лошадей.
Лошади эти, вздрагивая сытыми задами и отгоняя хвостами мух, паслись
якобы на какой-то неизвестной поляне, и было их, по мнению Зленко, целое
стадо.
- Табун, - уточнил Мокшин.
- А хоть и табун! Хоть бы и отара! Хоть целый полк! Мне без разницы.
Лошади, лошади и лошади. И все ржут.
Честно сказать, Мокшин терпеть не мог этой дамы, которая имела
обыкновение начать с просьбы, а закончить чем-нибудь вроде: "Все сидят,
дурью маются, а мне листов накидали, не продохнуть", и надо бы сказать ей,
чтобы отправлялась на свое рабочее место и перестала морочить голову.
Вчера она, видите ли, усмотрела во сне какие-то лестницы (что значит -
лесть), а сегодня вот - лошадей. Но Мокшин знал: если он ей не ответит,
Зленко разойдется и облает кого-нибудь из беззащитных, вон хоть Зотову, и
все оставшееся рабочее время та будет рыдать, а эта яриться.
- Лошади - вообще-то нехорошо: означают ложь, - сказал он.
- Опрэ-де-лен-но! - с каким-то ликованием закричала Зленко. - Именно
ложь. Несомненно! Ладно. Все врет, мерзавец, меня не проведешь, шестым
чувством вижу! Ну, теперь поглядим...
Она отшвырнула стул, полоснув по нему взглядом, точно именно он обманул
ее особенно гнусно и жестоко, и громко удалилась, каблуками вбивая в
сознание Мокшина свой сон о лошадях. И тут зазвонил телефон.
- Олег Николаевич? - бархатно осведомился мужской голос. - Гурьев
беспокоит, из отдела кадров. Олег Николаевич, дружище, тут, понимаете,
какое дело... тут... - непривычно мялся Гурьев.
"Вот и этому что-то нужно... "дружище"!" - усмехнулся Мокшин и
произнес:
- Слушаю, слушаю вас.
- Я насчет сына... сын тут...
- Какой сын? - не понял Мокшин.
- Да мой! Мой оболтус! Познакомился с девицей. Позавчера познакомились,
а сегодня нам с супругой - "женюсь". Собачья чушь, девятнадцать лет
дураку! Мы уж и так, и так - мол, подожди, проверь чувство, - куда! И
слушать не желает: будете вмешиваться, брошу институт, завербуюсь на
Север. И ведь сделает, к чертям собачьим. Моя ревет, ведь только им и
живем, все для поганца. В общем, голова кругом, надо какое-то решение...
Это не телефонный разговор, но, Олег Николаевич, выручайте, на вас
надежда.
...Так. А чертеж тарного цеха? Ну, сотруднички. Ладно бы женщины, но
этот... А он, пожалуй, и с самим директором так не разговаривает, голос аж
дрожит...
- ...Мы ведь в глаза ее не видали, девицу эту. Я тут принес записку,
она вчера оставила ему в почтовом ящике...
- Заходите, - согласился Мокшин.
Судя по почерку, девица обладала на редкость скандальным характером,
была вдобавок лжива и неряшлива и, как нарочно, еще имела железную волю.
Все это Мокшин скупо, но точно изложил несчастному отцу, но - сами
понимаете, лично он, Олег Николаевич, за эти сведения ответственности не
несет, он попытался всего лишь произвести графологический анализ. Вы
просили - я произвел, но, конечно, этого недостаточно в таком деле, как
выбор невест.
- Какая там ответственность! Да ты нас выручил... Да я его... Это же
телок, понимаешь? А у той - воля... Окрутила. Эх-ма... Спасибо, спасибо за
сигнал, я теперь твой должник и... м-м... поклонник таланта. Да. Еще и
неряха! Да моя просто умрет, это же в доме пойдет такая собачья
дрызготня...
Удрученный Гурьев вышел, а Мокший придвинул к себе чертеж.
В буфет Олег Николаевич обычно ходил после всех, в самом конце
официального обеда, так же поступил он и сегодня, но и это не помогло:
пришлось давать консультацию по, будь он проклят, гороскопу. Рыхлую тетку
из бухгалтерии сам бог велел послать подальше, чтобы не подстерегала
человека у дверей, а дала спокойно поесть, но она смотрела на Мокшина с
таким робким восторгом... и, давясь сарделькой, он объяснил ей, что если
верить всякой ерунде, то раз день ее рождения в конце июня, значит,
родилась она под созвездием Рака, а такие женщины бывают либо героинями,
либо истеричками. Довольная, поскольку подтвердились ее догадки, она
проблеяла Мокшину, что, ерунда не ерунда, а он, Олег Николаевич, самый
проницательный человек в коллективе, отсюда и такой авторитет,
заслуженный, поверьте, авторитет. После этого она навалилась на пирожки,
очевидно готовясь к какому-нибудь героическому подвигу, а проницательный
Мокшин, не допив кофе, отправился к себе на рабочее место.
Приближалась встреча с новым начальником, с товарищем Жуковым
Владимиром Анатольевичем, вчера еще почти приятелем, отнюдь не хватавшим
ниоткуда никаких звезд, а сегодня вот, пожалуйста, руководителем отдела.
Конечно, особенной трагедии в том, что назначили Жукова, а не его,
Мокшин не видел. Радость невелика: отвечай за весь отдел, за каждый лист,
за каждую цифру - это раз, все вопросы, связанные с графиком отпусков, с
повышениями, бюллетенями, опозданиями, - это два, а еще премии, колхоз...
И обязательно ведь кто-то будет недоволен. Начальник, как известно, всегда
злодей, а Мокшину вовсе не улыбалось ходить в злодеях.
Но сто шансов из ста, что, если бы начальники выбирались общим
голосованием, О.Н.Мокшин прошел бы единогласно: не зря же в шутливых
анкетах, ежегодно заполняемых по случаю Женского дня представительницами
прекрасного пола, его вот уже четыре года подряд неизменно называли
"мистером ГНИ - 76, 77, 78"... И с мужиками отношения тоже всегда
складывались как нельзя лучше. Ни одного врага, это уж точно. Все это,
конечно, непосредственно к повышению не относится, но что касается деловой
репутации, то тут уже давно и неколебимо: "Способный инженер, прекрасно
ладит с людьми, а вперед не лезет, что и ценно".
За последнюю неделю, лишь только пронесся слух о назначении Жукова, к
Мокшину один за другим подходили самые разные люди, чтобы выразить свое
возмущение недальновидностью высшего начальства.
Нет, завидовать Жукову - никакого смысла. Ровно никакого.
4
В четыре часа состоялся разговор: "Давайте продумаем вместе план
работы". - "Хорошо". - "Ну и великолепно, подготовьте ваши предложения. А
это (взгляд на чертеж тарного цеха) возьмите, поправьте". - "Хорошо". - "А
как вообще жизнь?" - "Хорошо".
В общем, весь букет, все, чтобы испортить настроение на пару суток. А в
остальном день прошел нормально.
В остальном день прошел, как и все предыдущие, - работа между
настырными посещениями самых разных людей с их вопросами, от которых не
отобьешься. Ибо никто, ни один человек, кроме Мокшина, не обладал столь
уникальными и разносторонними сведениями о том, например, что молодые
цыплята особенно вкусны сразу после убоя, но, с другой стороны, аромат
трюфелей - нестойкий и улетучивается очень быстро, тогда как достоинство
этих своеобразных грибов как раз и заключается в аромате, а отнюдь не во
вкусе; никто другой не мог дать исчерпывающей консультации по правилам
хорошего тона, или, допустим, определить характер по типу лица, или, если
нужно, пояснить, что улица Толмачева раньше носила название Караванной,
ввиду того что там квартировал караван слонов, подаренных иранским шахом
императрице Анне Иоанновне.
Но откуда, откуда же такая уникальная информированность во всех
животрепещущих вопросах? И почему наряду с кулинарией и лечением травами -
даже хиромантия, графология, астрология, чуть ли не черная магия? Да что
уж там, нынешний большой человек, начальник Жуков, всего два года назад
чуть ли не в ногах валялся, просил по фотографии любимой женщины объяснить
ее загадочную натуру и посоветовать, как себя с ней вести. И Мокшин
посоветовал, руководствуясь, честно говоря, не фотографией, а собственными
наблюдениями женских характеров. И выдал соображения, и Жуков, заметьте,
вскоре женился.
А все дело в том, что Олег Мокшин имеет так называемое хобби: собирает
редкие книги, которые содержат различные указания, конкретные руководства
по всевозможным вопросам, - от "Как быть мужчиной?" до "Оказания первой
помощи диким животным при преждевременных родах".
- Тратишь бешеные деньги - и на что? Добро бы ты сам был этим... йогом
или верил в гадание по руке! Чистейшая блажь! - так любит говорить матушка
Олега Николаевича Анна Герасимовна. - Чистейшая блажь. Кстати, Ольга
Максимовна просила узнать, она видела во сне мясо, к чему это?
- К болезни.
- Ах ты какая досада, бедняжка только что перенесла фолликулярную
ангину.
Итак, повторяем: Мокшин собирает редкие книги и не далее как вчера -
помните? - приобрел еще одну. Но вчерашний вечер сложился так, что даже
просмотреть новое свое приобретение Мокшин не смог. Сперва влип у Вари:
толковал сны ее любвеобильной подруге, потом, вернувшись домой, выслушивал
причитания матери, что, подумайте, дожил ведь байбак до тридцати пяти лет,
гуляет в холостяках, а мать за ним прибирай, корми да обстирывай, очень
удобно устроился, и добро бы еще невест вокруг не хватало, вон
Варвара-дурочка, десять лет ждет, ну, эта понапрасну старается, наш-то
жених - месяц ясный, все по сторонам глядит, подходящую принцессу никак не
найдет... и так далее... Олег, как всегда, промолчал и сразу лег спать.
А сейчас, стоя в битком набитом автобусе, притиснутый к толстой даме,
выжившей его с сиденья, он мечтал о новой книге, представлял себе, как
придет домой, пообедает, сядет в кресло и, не торопясь, раскроет ее...
5
На первой же странице сенсационно сообщалось, что человек, воспитавший
в себе силу духа, достигнет в жизни окончательных успехов главным образом
потому, что сильная личность обладает исключительной властью над другими
людьми. Мокшин с досадой перевернул страницу. Далее неизвестный автор
(фамилия нигде не была обозначена) доводил до сведения" "любезного
читателя", что власть и могущество во многом достигаются с помощью
невероятно "простаго средства: уменья говорить въ глаза людямъ то, что о
нихъ думаешь". Невзирая на лица значит. Однако указание, как добиться для
себя этого замечательного умения, даже привычного к черной магии и алхимии
Олега Николаевича заставило изумленно крякнуть и потереть ладонью лоб. На
полном серьезе, со ссылкой почему-то на графа Калиостро, автор предлагал
читателю сварить некий настой, испив чашку какового, жаждущий мгновенно
приобретает искомые свойства. Ничего себе залепуха! Мокшин пролистал книгу
до последней страницы и убедился, что кроме вышеназванных сентенций и еще
тягучих назиданий о том, что лучше быть сильным, нежели слабым, а также
исторических подтверждений этого парадокса ничего в книге нет.
Заснул он поздно и в неважном настроении и сразу увидел во сне лошадей.
Тучные и малоподвижные, они лениво паслись на огромной, очень яркой
поляне. Сон был цветной, и Мокшин видел ослепительно сочную траву,
сверкающее небо, блестящие от пота лошадиные бока. Одна лошадь была
Алевтиной Яковлевной Зленко.
- Все врешь, мерзавец?! - спросила она, глумливо подмигивая накрашенным
глазом. - Совсем изолгался? Ну, погоди...
Неспровоцированное нападение заставило Олега проснуться, он вообще
неважно спал, очень чутко, просыпаясь от малейшего пустяка. Некоторое
время он пролежал без сна, вспоминая пошлую книгу. Сила. Популярность.
Нет, никогда, чтобы их добиться, он не орудовал, как дубиной, этой так
называемой "правдой-маткой", никогда не лупил по людям горькими истинами,
а тем не менее слушались его почти всегда безоговорочно и добровольно.
Почти всегда... Почти... На той неделе Зленко устроила базар, когда он
предложил ей поработать в воскресенье, - был срочный проект. И эта
настырность, чуть ли не фамильярность... Мокшин, видишь ли, всеобщий
друг-приятель. И на должность назначают Жукова. А загадочный шарлатан
уверяет, что всем доступно. Он ведь там предлагает какой-то дурацкий
настой. Зелье какое-то. Чушь! А из чего зелье, не сказано. Какая только
дурь не лезет в башку по ночам!
Наутро случилось вот что: наутро Мокшин взял в руки книжку, чтобы
поставить ее на полку к другим экспонатам, и тут из книжки выпал маленький
желтый листок, подняв который, Олег Николаевич прочитал рецепт, написанный
выцветшими чернилами:
"Въ полночь круглый сосудъ наполни родниковой зимней водой до половины
и поставь на огонь. Какъ только вода закипитъ, брось туда листъ осиновый,
другой - березовый, а третий - артишоковый, добавь агатъ, горсть полыни и
пепелъ от пера живой (непременно!) вороны; перецъ - по вкусу. Грамотку сiю
сожги, пепел всыпь. Кипяти до рассвета, а лишь подымется солнце, сними
сосудъ съ огня и охлади. Зелье готово. Выпей полную чашу до дна. И ты
получишь ни съ чемъ не сравнимое удовольствие - способность говорить все,
что думаешь".
"Что за чертовщина, - подумал Мокшин, - какие-то перья... И откуда он
взялся, этот листок? Вчера, голову на отсечение, я все просмотрел... Бред
какой-то, нет, до такого я еще не докатился... И потом, где это, интересно
знать, я сейчас возьму ему родниковой воды и листьев? Особенно этот...
артишок. Агат, между прочим, имеется, запонки у меня с агатом, те, что
Варька к Новому году подарила... А сегодня как раз суббота, позвонить ей и
отправиться вместе в Саблино, там, помнится... да и она уже месяц просит
куда-нибудь съездить".
6
Следующая неделя ушла на сбор ингредиентов. Конечно, все это чушь, но
почему всегда - только пресный рационализм и "этого не может быть потому,
что не может быть никогда"? Колдовское зелье пусть обозначает Начало
Начал, не более того. Не мальчиком - но мужем. Да. Бидон, до краев
наполненный зимней родниковой водой из Саблина, уже стоял в холодильнике,
два прошлогодних листа, березовый и осиновый, чудом не облетевшие осенью,
дожидались своего часа в ящике письменного стола, в специально отведенном
пакете. В среду к ним присоединился и артишоковый лист, выпрошенный у
отзывчивого сотрудника Ботанического сада, принявшего за чистую монету
темпераментный рассказ Мокшина о некоем пари, которое он, Мокшин, должен
непременно выиграть, а это дело чести, вопрос жизни и смерти, вы
понимаете? Здесь же хранилась одна из агатовых запонок. Рядом лежала
коробка полыни, купленная в аптеке. Оставалось найти только перо, и тут
Мокшину долго не везло - вороны улетали, уходили, убегали, удалялись от
него скачками; перья, которые он изредка находил, могли принадлежать как
воронам, так в равной степени и голубям и даже, если уж на то пошло, диким
уткам.
И вдруг повезло. Выйдя утром в пятницу во двор, Мокшин стал свидетелем
драки большой и, видимо, очень злобной вороны с разъяренным помойным
котом. У кота дыбом стояла шерсть, у вороны - перья, кот шипел и, вроде
бы, ворона тоже. Схватка была короткой, но яростной, и, как говорят
комментаторы, "победила дружба" - ворона, долбанув кота клювом в темя и
получив от него по спине лапой, улетела, кот же, усевшись на мусорный бак,
принялся свирепо умываться. А на оставленном ими поле боя Мокшин увидел
два новеньких, добротных серых пера. Он тотчас подобрал их и воровато
сунул в карман пальто.
Итак, в субботу, предупредив мать, что собирается печатать на кухне
фотографии и потому настойчиво просит не входить, Олег Николаевич
скрупулезно проделал все, что было предписано: вскипятил в эмалированной
кастрюле воду, бросил туда означенные листья, всыпал с трудом растолченный
в ступке агат, добавил пепел от вороньего пера, полынь, щепоть черного
перца и, наконец, спалив "грамотку", кинул ее останки. Проделав все эти
операции, он закрыл "круглый сосуд", то бишь кастрюлю, крышкой, убавил
огонь, чтобы не выкипало, и сел на табуретку возле плиты. Сидеть
предстояло долго, до рассвета, но взялся за гуж... А Мокшин все дела
привык доводить до конца. Спать не хотелось, сперва было немного смешно:
сидит болван у плиты и варит зелье... Варит перья... Сидит Лукерья и варит
перья... Лукерьей звали няньку... Перед Новым годом, вот на этой самой
кухне она гадала вместе с какими-то своими подругами: жгли бумагу - смятые
комки газет - и рассматривали на стене тени от пепла. "Мужчина высокий на
костылях", - шептала нянька, и Олег отчетливо видел плечистого инвалида с
обветренным добрым лицом. "Ктой-то на коне", - говорила она. "Где? Где?" -
вскакивали старухи и ничего не могли разглядеть, а конь настоящий,
вороной, с развевающейся густой гривой скакал по стене, и на нем казак в
бурке мчался, подняв над головой шашку.
Было это тридцать лет тому назад.
Легкий пар поднимался над крышкой, в домах напротив одно за другим
гасли окна.
- Олег, ты скоро? Пора спать! - крикнула мать из своей комнаты.
- Спи, мама, спи. У меня еще много, - отозвался он.
...Зелье зельем, а сила духа силой духа. Пора. Тридцать пять лет - это
тот возраст, когда мужчине уважение нужнее, чем всеобщая любовь. Всю жизнь
в симпатягах - мало. Посмотрим, товарищ Жуков, поглядим...
В комнате матери раздраженно скрипнула кровать, потом резко щелкнул
выключатель. Тихо.
Наступило воскресенье, одиннадцатое марта, восход солнца, согласно
Авт.сб. "Окно". Л., "Советский писатель", 1981.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
1
В большой полынье справа от моста с достоинством плавали дикие утки. Со
знанием дела они вылавливали из воды хлеб, который поступал туда в
изрядном количестве с набережной, где собралась толпа. По краям полыньи
мрачно сидели грязные голуби. На той стороне, над деревьями Летнего сада,
висел самолет. Двухплоскостной, допотопный, он почти не двигался и
выглядел нелепо. Не вполне обыкновенным можно было считать этот
неподвижный самолет, и присутствие в центре города диких уток, и, пожалуй,
румяную старуху в тренировочных штанах и ослепительно оранжевой куртке,
лихо съезжающую с моста на гоночном велосипеде, и себя самого,
слоняющегося в рабочее время по улицам. Все было странно, неправильно,
сулило какие-то события. Что-то, казалось Мокшину, сегодня обязательно
должно произойти. Может быть - начаться. Или, напротив, кончиться. Или
просто повернуть в самом неожиданном, невозможном направлении.
Такие предчувствия уже бывали у него раньше и почти никогда не
обманывали. Воскресным летним утром десять лет назад он неизвестно с чего
вдруг ощутил необходимость встать ни свет ни заря и выйти из дому. А
выйдя, устремиться не куда-нибудь, а на Московский вокзал, где радио
играло "Гимн великому городу" и на трех языках сообщало о прибытии
московского экспресса.
Стоя в то утро у входа на платформу, Мокшин с одобрением наблюдал, как
подкатила "Стрела" и как, обходя носильщиков с их тележками, по перрону
неторопливо и надменно проследовали солидные мужчины в элегантных костюмах
и с большими портфелями. Однако "Стрела" здесь оказалась ни при чем: в
мятой толпе, вывалившейся из прибывшего на крайний путь довольно
замурзанного поезда, Мокшин увидел незнакомую женщину. А увидев, не
раздумывая, подошел к ней. И эта женщина была Варвара.
Миновав мост, Мокшин двигался теперь по набережной Фонтанки. Справа от
него все еще по колено вязнул в снегу Летний сад, впереди вставало здание
Инженерного замка, и, как всегда, казалось, будто оно освещено закатным
солнцем, хотя солнца не было и в помине.
Ощущение надвигающихся событий, заставившее Олега Николаевича Мокшина
внезапно покинуть свое рабочее место и при этом солгать, да, да, наврать
подчиненным, что он должен немедленно посетить патентную библиотеку,
находящуюся в Инженерном замке, это тревожное, но и праздничное ощущение
нахлынуло с новой остротой. Он прибавил шагу и миновал Инженерный замок.
По Фонтанке медленно двигались шершавые льдины, похожие на куски асфальта.
На одной из льдин лежал веник, чуть поодаль - черная кожаная перчатка.
Рядом аккуратно стояла бутылка из-под вермута.
Выйдя на Литейный, Мокшин увидел довольно странного типа в совершенно
мокрой, хотя дождя не было, фетровой шляпе с обвисшими полями. Разглядеть
его лицо оказалось невозможным - торчал только сизый объемистый нос, все
остальное было скрыто: лоб - полями упомянутой шляпы, надвинутой на глаза,
а подбородок и рот - грязным свалявшимся шарфом. Человек стоял в
безразличной позе, развязно прислонясь к стене дома неподалеку от
букинистического магазина. Когда Мокшин с ним поравнялся, он, не проронив
ни слова, шагнул наперерез, отвернул обтрепанную полу длиннющего пальто, и
Олег Николаевич увидел обложку и заголовок: "Какъ воспитать въ себе силу
духа".
2
Предчувствие и на этот раз не обмануло Мокшина: поздно ночью он чуть не
попал под трамвай.
Возвращаясь в третьем часу от Варвары, он пересекал совершенно пустой
Литейный, и тут из-за угла, от цирка, вылетел этот трамвай, вылетел, гремя
на повороте, и помчался как бешеный к Невскому. Олег Николаевич еле успел
отскочить и долго стоял с колотящимся сердцем, слушая удаляющийся лязг.
Отдышавшись, он понял, что трамвай был очень странный: во-первых,
совершенно темный, во-вторых, движение его почему-то напоминало бегство.
В-третьих, заднее стекло его было зачем-то крест-накрест заклеено
полосками бумаги. Точно во время войны.
Долго еще потом, шагая по тротуару, поднимаясь к себе на четвертый
этаж, выслушивая упреки матери, лежа в постели перед тем как заснуть,
Мокшин мысленно видел этот трамвай, колесящий, будто в паническом страхе,
по спящему городу.
3
Линия жизни уродливо коротка, обрывается почти на середине ладони, так
что, если относиться к этой процедуре всерьез, то, поскольку сегодня
Ларисе Николаевне под тридцать, - какие уж тут прогнозы и надежды на
счастливое будущее? Но, с другой стороны, как шарахнуть ей в лицо, что
никакой новой любви отнюдь не предвидится, и не почему-либо, а просто
отчетливо вырисовывается нечто более значительное и мрачное? Причем,
похоже, в самое ближайшее время, через месяц, через неделю, завтра. И
вообще, как это она ухитрилась дожить с такой линией до сегодняшнего дня?
Но женщины, все до единой, даже те, которые изображают из себя
интеллектуалок, верят этой чепухе безоговорочно. Так что пришлось Мокшину
льстиво восхищаться удивительным "бугром Венеры", мямлить про глубину
линии ума и даже про большие способности к... торговле.
Лариса ушла обиженная, она какие-то дополнительные надежды явно
возлагала на этот сеанс, а Мокшин с облегчением принялся за чертеж тарного
цеха, выполненный конструктором третьей категории Майей Зотовой. Обычно
Майя делала работу так, что во избежание строгого выговора для себя лично
Мокшину, ее непосредственному начальнику, приходилось изучать чертеж чуть
не в лупу, чтобы углядеть и исправить все ошибки, изобретательно и
прихотливо разбросанные ею в самых неожиданных местах. Вот и тут... Нет,
сегодня же дать ей втык и пригрозить депремированием! Вот, полюбуйтесь,
еще! А здесь... ну, здесь ерунда, мелочь: не проставлены размеры. А тут
размеры, наоборот, есть: изнутри склад, оказывается, больше, чем снаружи.
Гнать. Ах, какие пустяки, я напутала, Олег Николаевич. А-а, напутали, ну
тогда-то что, тогда другое дело. Так. И тут наврала...
Олег поднял голову: в дверь входила она. Собственной персоной, на
высоких каблуках и с лицом трепетным и лучистым. Майя Ивановна Зотова.
Явилась.
- Олег Николаевич, - жалобным, как всегда, голоском сказала Майя, - вы
не принесли? Вы обещали.
Что такое? Ах, да. У нее что-то с сыном, кажется - Павликом, все время
болит живот... М-да...
- Записывайте: кора крушины - одна столовая ложка. Записали?
- ...Ложка.
- Так. Кукурузное рыльце - столовая ложка, теперь корень валерианы -
ложка с четвертью. Все смешать, залить тремя стаканами кипящей воды...
- Три стакана?
- Три. Накрыть крышкой и кипятить в течение двадцати минут. Но
непременно под крышкой. Запишите, это важно.
- Ага, Олег Николаевич.
- Затем охладить и дать настояться. Двенадцать часов. После чего
процедить через марлю и пить по столовой ложке три раза в день.
- Все?
А вот теперь не мешало бы поговорить о чертеже. Павлик - это конечно,
никто не спорит, но все же...
Газельи глаза смотрели на Мокшина с преданностью и обожанием.
- Огромное, огромное спасибо. А - до еды или после?
- Там не сказано. Наверно, все равно.
- Огромное спасибо, Олег Николаевич, вы такой... человечный. Так я
пойду?
...Нет, не будем мы сейчас говорить о чертеже, нет в этом смысла.
Работать эта дурочка все равно не будет: не сможет. Ей бы не конструктором
быть, а... ну, кем? Торговать цветами. Гвоздики и пионы, гиацинты.
Левкои... Нет. Проторгуется и сядет в тюрьму за растрату. Тяжелый
случай... Зачем это бабы лезут в технику?..
- Идите, Майя.
Ошибки... Успею - исправлю сам, а нет... В конце концов, найти ошибки
должен уметь и начальник отдела, даже бездарный. Незаменимых в этом
увлекательном деле нет. А вот в той дурацкой миссии, которую добровольно
взял на себя он, пока всего лишь руководитель группы, Мокшин Олег
Николаевич, в этой миссии его не заменит никто... Господи, ведь как им
важно, всем этим зачуханным, битым жизнью глупым бабешкам, чтобы кто-то
всерьез поговорил с ними об их делах, научил, как жить, дал рецепт травы
от желудка, разъяснил, какие они загадочные, темпераментные, глубокие,
поэтические, героические, пообещал, что, несмотря на бесчисленные
разочарования в прошлом, впереди Великая Любовь и Большое Человеческое
Счастье. И чтобы обещано все это было не просто так, "от балды", а на
строго научной основе: по линиям руки или значению снов, или по гороскопу,
или кофейной гуще, почерку, чертам божественным лица. Может быть, и не
всегда они верят предсказаниям и следуют советам, как, например, похудеть
и стать молодой и спортивной, но все же у них появляется стимул, а это уже
кое-что в нашей жизни.
Вот теперь вслед за Майей явилась Алевтина Яковлевна Зленко -
копировщица. Пришла по поводу лошадей.
Лошади эти, вздрагивая сытыми задами и отгоняя хвостами мух, паслись
якобы на какой-то неизвестной поляне, и было их, по мнению Зленко, целое
стадо.
- Табун, - уточнил Мокшин.
- А хоть и табун! Хоть бы и отара! Хоть целый полк! Мне без разницы.
Лошади, лошади и лошади. И все ржут.
Честно сказать, Мокшин терпеть не мог этой дамы, которая имела
обыкновение начать с просьбы, а закончить чем-нибудь вроде: "Все сидят,
дурью маются, а мне листов накидали, не продохнуть", и надо бы сказать ей,
чтобы отправлялась на свое рабочее место и перестала морочить голову.
Вчера она, видите ли, усмотрела во сне какие-то лестницы (что значит -
лесть), а сегодня вот - лошадей. Но Мокшин знал: если он ей не ответит,
Зленко разойдется и облает кого-нибудь из беззащитных, вон хоть Зотову, и
все оставшееся рабочее время та будет рыдать, а эта яриться.
- Лошади - вообще-то нехорошо: означают ложь, - сказал он.
- Опрэ-де-лен-но! - с каким-то ликованием закричала Зленко. - Именно
ложь. Несомненно! Ладно. Все врет, мерзавец, меня не проведешь, шестым
чувством вижу! Ну, теперь поглядим...
Она отшвырнула стул, полоснув по нему взглядом, точно именно он обманул
ее особенно гнусно и жестоко, и громко удалилась, каблуками вбивая в
сознание Мокшина свой сон о лошадях. И тут зазвонил телефон.
- Олег Николаевич? - бархатно осведомился мужской голос. - Гурьев
беспокоит, из отдела кадров. Олег Николаевич, дружище, тут, понимаете,
какое дело... тут... - непривычно мялся Гурьев.
"Вот и этому что-то нужно... "дружище"!" - усмехнулся Мокшин и
произнес:
- Слушаю, слушаю вас.
- Я насчет сына... сын тут...
- Какой сын? - не понял Мокшин.
- Да мой! Мой оболтус! Познакомился с девицей. Позавчера познакомились,
а сегодня нам с супругой - "женюсь". Собачья чушь, девятнадцать лет
дураку! Мы уж и так, и так - мол, подожди, проверь чувство, - куда! И
слушать не желает: будете вмешиваться, брошу институт, завербуюсь на
Север. И ведь сделает, к чертям собачьим. Моя ревет, ведь только им и
живем, все для поганца. В общем, голова кругом, надо какое-то решение...
Это не телефонный разговор, но, Олег Николаевич, выручайте, на вас
надежда.
...Так. А чертеж тарного цеха? Ну, сотруднички. Ладно бы женщины, но
этот... А он, пожалуй, и с самим директором так не разговаривает, голос аж
дрожит...
- ...Мы ведь в глаза ее не видали, девицу эту. Я тут принес записку,
она вчера оставила ему в почтовом ящике...
- Заходите, - согласился Мокшин.
Судя по почерку, девица обладала на редкость скандальным характером,
была вдобавок лжива и неряшлива и, как нарочно, еще имела железную волю.
Все это Мокшин скупо, но точно изложил несчастному отцу, но - сами
понимаете, лично он, Олег Николаевич, за эти сведения ответственности не
несет, он попытался всего лишь произвести графологический анализ. Вы
просили - я произвел, но, конечно, этого недостаточно в таком деле, как
выбор невест.
- Какая там ответственность! Да ты нас выручил... Да я его... Это же
телок, понимаешь? А у той - воля... Окрутила. Эх-ма... Спасибо, спасибо за
сигнал, я теперь твой должник и... м-м... поклонник таланта. Да. Еще и
неряха! Да моя просто умрет, это же в доме пойдет такая собачья
дрызготня...
Удрученный Гурьев вышел, а Мокший придвинул к себе чертеж.
В буфет Олег Николаевич обычно ходил после всех, в самом конце
официального обеда, так же поступил он и сегодня, но и это не помогло:
пришлось давать консультацию по, будь он проклят, гороскопу. Рыхлую тетку
из бухгалтерии сам бог велел послать подальше, чтобы не подстерегала
человека у дверей, а дала спокойно поесть, но она смотрела на Мокшина с
таким робким восторгом... и, давясь сарделькой, он объяснил ей, что если
верить всякой ерунде, то раз день ее рождения в конце июня, значит,
родилась она под созвездием Рака, а такие женщины бывают либо героинями,
либо истеричками. Довольная, поскольку подтвердились ее догадки, она
проблеяла Мокшину, что, ерунда не ерунда, а он, Олег Николаевич, самый
проницательный человек в коллективе, отсюда и такой авторитет,
заслуженный, поверьте, авторитет. После этого она навалилась на пирожки,
очевидно готовясь к какому-нибудь героическому подвигу, а проницательный
Мокшин, не допив кофе, отправился к себе на рабочее место.
Приближалась встреча с новым начальником, с товарищем Жуковым
Владимиром Анатольевичем, вчера еще почти приятелем, отнюдь не хватавшим
ниоткуда никаких звезд, а сегодня вот, пожалуйста, руководителем отдела.
Конечно, особенной трагедии в том, что назначили Жукова, а не его,
Мокшин не видел. Радость невелика: отвечай за весь отдел, за каждый лист,
за каждую цифру - это раз, все вопросы, связанные с графиком отпусков, с
повышениями, бюллетенями, опозданиями, - это два, а еще премии, колхоз...
И обязательно ведь кто-то будет недоволен. Начальник, как известно, всегда
злодей, а Мокшину вовсе не улыбалось ходить в злодеях.
Но сто шансов из ста, что, если бы начальники выбирались общим
голосованием, О.Н.Мокшин прошел бы единогласно: не зря же в шутливых
анкетах, ежегодно заполняемых по случаю Женского дня представительницами
прекрасного пола, его вот уже четыре года подряд неизменно называли
"мистером ГНИ - 76, 77, 78"... И с мужиками отношения тоже всегда
складывались как нельзя лучше. Ни одного врага, это уж точно. Все это,
конечно, непосредственно к повышению не относится, но что касается деловой
репутации, то тут уже давно и неколебимо: "Способный инженер, прекрасно
ладит с людьми, а вперед не лезет, что и ценно".
За последнюю неделю, лишь только пронесся слух о назначении Жукова, к
Мокшину один за другим подходили самые разные люди, чтобы выразить свое
возмущение недальновидностью высшего начальства.
Нет, завидовать Жукову - никакого смысла. Ровно никакого.
4
В четыре часа состоялся разговор: "Давайте продумаем вместе план
работы". - "Хорошо". - "Ну и великолепно, подготовьте ваши предложения. А
это (взгляд на чертеж тарного цеха) возьмите, поправьте". - "Хорошо". - "А
как вообще жизнь?" - "Хорошо".
В общем, весь букет, все, чтобы испортить настроение на пару суток. А в
остальном день прошел нормально.
В остальном день прошел, как и все предыдущие, - работа между
настырными посещениями самых разных людей с их вопросами, от которых не
отобьешься. Ибо никто, ни один человек, кроме Мокшина, не обладал столь
уникальными и разносторонними сведениями о том, например, что молодые
цыплята особенно вкусны сразу после убоя, но, с другой стороны, аромат
трюфелей - нестойкий и улетучивается очень быстро, тогда как достоинство
этих своеобразных грибов как раз и заключается в аромате, а отнюдь не во
вкусе; никто другой не мог дать исчерпывающей консультации по правилам
хорошего тона, или, допустим, определить характер по типу лица, или, если
нужно, пояснить, что улица Толмачева раньше носила название Караванной,
ввиду того что там квартировал караван слонов, подаренных иранским шахом
императрице Анне Иоанновне.
Но откуда, откуда же такая уникальная информированность во всех
животрепещущих вопросах? И почему наряду с кулинарией и лечением травами -
даже хиромантия, графология, астрология, чуть ли не черная магия? Да что
уж там, нынешний большой человек, начальник Жуков, всего два года назад
чуть ли не в ногах валялся, просил по фотографии любимой женщины объяснить
ее загадочную натуру и посоветовать, как себя с ней вести. И Мокшин
посоветовал, руководствуясь, честно говоря, не фотографией, а собственными
наблюдениями женских характеров. И выдал соображения, и Жуков, заметьте,
вскоре женился.
А все дело в том, что Олег Мокшин имеет так называемое хобби: собирает
редкие книги, которые содержат различные указания, конкретные руководства
по всевозможным вопросам, - от "Как быть мужчиной?" до "Оказания первой
помощи диким животным при преждевременных родах".
- Тратишь бешеные деньги - и на что? Добро бы ты сам был этим... йогом
или верил в гадание по руке! Чистейшая блажь! - так любит говорить матушка
Олега Николаевича Анна Герасимовна. - Чистейшая блажь. Кстати, Ольга
Максимовна просила узнать, она видела во сне мясо, к чему это?
- К болезни.
- Ах ты какая досада, бедняжка только что перенесла фолликулярную
ангину.
Итак, повторяем: Мокшин собирает редкие книги и не далее как вчера -
помните? - приобрел еще одну. Но вчерашний вечер сложился так, что даже
просмотреть новое свое приобретение Мокшин не смог. Сперва влип у Вари:
толковал сны ее любвеобильной подруге, потом, вернувшись домой, выслушивал
причитания матери, что, подумайте, дожил ведь байбак до тридцати пяти лет,
гуляет в холостяках, а мать за ним прибирай, корми да обстирывай, очень
удобно устроился, и добро бы еще невест вокруг не хватало, вон
Варвара-дурочка, десять лет ждет, ну, эта понапрасну старается, наш-то
жених - месяц ясный, все по сторонам глядит, подходящую принцессу никак не
найдет... и так далее... Олег, как всегда, промолчал и сразу лег спать.
А сейчас, стоя в битком набитом автобусе, притиснутый к толстой даме,
выжившей его с сиденья, он мечтал о новой книге, представлял себе, как
придет домой, пообедает, сядет в кресло и, не торопясь, раскроет ее...
5
На первой же странице сенсационно сообщалось, что человек, воспитавший
в себе силу духа, достигнет в жизни окончательных успехов главным образом
потому, что сильная личность обладает исключительной властью над другими
людьми. Мокшин с досадой перевернул страницу. Далее неизвестный автор
(фамилия нигде не была обозначена) доводил до сведения" "любезного
читателя", что власть и могущество во многом достигаются с помощью
невероятно "простаго средства: уменья говорить въ глаза людямъ то, что о
нихъ думаешь". Невзирая на лица значит. Однако указание, как добиться для
себя этого замечательного умения, даже привычного к черной магии и алхимии
Олега Николаевича заставило изумленно крякнуть и потереть ладонью лоб. На
полном серьезе, со ссылкой почему-то на графа Калиостро, автор предлагал
читателю сварить некий настой, испив чашку какового, жаждущий мгновенно
приобретает искомые свойства. Ничего себе залепуха! Мокшин пролистал книгу
до последней страницы и убедился, что кроме вышеназванных сентенций и еще
тягучих назиданий о том, что лучше быть сильным, нежели слабым, а также
исторических подтверждений этого парадокса ничего в книге нет.
Заснул он поздно и в неважном настроении и сразу увидел во сне лошадей.
Тучные и малоподвижные, они лениво паслись на огромной, очень яркой
поляне. Сон был цветной, и Мокшин видел ослепительно сочную траву,
сверкающее небо, блестящие от пота лошадиные бока. Одна лошадь была
Алевтиной Яковлевной Зленко.
- Все врешь, мерзавец?! - спросила она, глумливо подмигивая накрашенным
глазом. - Совсем изолгался? Ну, погоди...
Неспровоцированное нападение заставило Олега проснуться, он вообще
неважно спал, очень чутко, просыпаясь от малейшего пустяка. Некоторое
время он пролежал без сна, вспоминая пошлую книгу. Сила. Популярность.
Нет, никогда, чтобы их добиться, он не орудовал, как дубиной, этой так
называемой "правдой-маткой", никогда не лупил по людям горькими истинами,
а тем не менее слушались его почти всегда безоговорочно и добровольно.
Почти всегда... Почти... На той неделе Зленко устроила базар, когда он
предложил ей поработать в воскресенье, - был срочный проект. И эта
настырность, чуть ли не фамильярность... Мокшин, видишь ли, всеобщий
друг-приятель. И на должность назначают Жукова. А загадочный шарлатан
уверяет, что всем доступно. Он ведь там предлагает какой-то дурацкий
настой. Зелье какое-то. Чушь! А из чего зелье, не сказано. Какая только
дурь не лезет в башку по ночам!
Наутро случилось вот что: наутро Мокшин взял в руки книжку, чтобы
поставить ее на полку к другим экспонатам, и тут из книжки выпал маленький
желтый листок, подняв который, Олег Николаевич прочитал рецепт, написанный
выцветшими чернилами:
"Въ полночь круглый сосудъ наполни родниковой зимней водой до половины
и поставь на огонь. Какъ только вода закипитъ, брось туда листъ осиновый,
другой - березовый, а третий - артишоковый, добавь агатъ, горсть полыни и
пепелъ от пера живой (непременно!) вороны; перецъ - по вкусу. Грамотку сiю
сожги, пепел всыпь. Кипяти до рассвета, а лишь подымется солнце, сними
сосудъ съ огня и охлади. Зелье готово. Выпей полную чашу до дна. И ты
получишь ни съ чемъ не сравнимое удовольствие - способность говорить все,
что думаешь".
"Что за чертовщина, - подумал Мокшин, - какие-то перья... И откуда он
взялся, этот листок? Вчера, голову на отсечение, я все просмотрел... Бред
какой-то, нет, до такого я еще не докатился... И потом, где это, интересно
знать, я сейчас возьму ему родниковой воды и листьев? Особенно этот...
артишок. Агат, между прочим, имеется, запонки у меня с агатом, те, что
Варька к Новому году подарила... А сегодня как раз суббота, позвонить ей и
отправиться вместе в Саблино, там, помнится... да и она уже месяц просит
куда-нибудь съездить".
6
Следующая неделя ушла на сбор ингредиентов. Конечно, все это чушь, но
почему всегда - только пресный рационализм и "этого не может быть потому,
что не может быть никогда"? Колдовское зелье пусть обозначает Начало
Начал, не более того. Не мальчиком - но мужем. Да. Бидон, до краев
наполненный зимней родниковой водой из Саблина, уже стоял в холодильнике,
два прошлогодних листа, березовый и осиновый, чудом не облетевшие осенью,
дожидались своего часа в ящике письменного стола, в специально отведенном
пакете. В среду к ним присоединился и артишоковый лист, выпрошенный у
отзывчивого сотрудника Ботанического сада, принявшего за чистую монету
темпераментный рассказ Мокшина о некоем пари, которое он, Мокшин, должен
непременно выиграть, а это дело чести, вопрос жизни и смерти, вы
понимаете? Здесь же хранилась одна из агатовых запонок. Рядом лежала
коробка полыни, купленная в аптеке. Оставалось найти только перо, и тут
Мокшину долго не везло - вороны улетали, уходили, убегали, удалялись от
него скачками; перья, которые он изредка находил, могли принадлежать как
воронам, так в равной степени и голубям и даже, если уж на то пошло, диким
уткам.
И вдруг повезло. Выйдя утром в пятницу во двор, Мокшин стал свидетелем
драки большой и, видимо, очень злобной вороны с разъяренным помойным
котом. У кота дыбом стояла шерсть, у вороны - перья, кот шипел и, вроде
бы, ворона тоже. Схватка была короткой, но яростной, и, как говорят
комментаторы, "победила дружба" - ворона, долбанув кота клювом в темя и
получив от него по спине лапой, улетела, кот же, усевшись на мусорный бак,
принялся свирепо умываться. А на оставленном ими поле боя Мокшин увидел
два новеньких, добротных серых пера. Он тотчас подобрал их и воровато
сунул в карман пальто.
Итак, в субботу, предупредив мать, что собирается печатать на кухне
фотографии и потому настойчиво просит не входить, Олег Николаевич
скрупулезно проделал все, что было предписано: вскипятил в эмалированной
кастрюле воду, бросил туда означенные листья, всыпал с трудом растолченный
в ступке агат, добавил пепел от вороньего пера, полынь, щепоть черного
перца и, наконец, спалив "грамотку", кинул ее останки. Проделав все эти
операции, он закрыл "круглый сосуд", то бишь кастрюлю, крышкой, убавил
огонь, чтобы не выкипало, и сел на табуретку возле плиты. Сидеть
предстояло долго, до рассвета, но взялся за гуж... А Мокшин все дела
привык доводить до конца. Спать не хотелось, сперва было немного смешно:
сидит болван у плиты и варит зелье... Варит перья... Сидит Лукерья и варит
перья... Лукерьей звали няньку... Перед Новым годом, вот на этой самой
кухне она гадала вместе с какими-то своими подругами: жгли бумагу - смятые
комки газет - и рассматривали на стене тени от пепла. "Мужчина высокий на
костылях", - шептала нянька, и Олег отчетливо видел плечистого инвалида с
обветренным добрым лицом. "Ктой-то на коне", - говорила она. "Где? Где?" -
вскакивали старухи и ничего не могли разглядеть, а конь настоящий,
вороной, с развевающейся густой гривой скакал по стене, и на нем казак в
бурке мчался, подняв над головой шашку.
Было это тридцать лет тому назад.
Легкий пар поднимался над крышкой, в домах напротив одно за другим
гасли окна.
- Олег, ты скоро? Пора спать! - крикнула мать из своей комнаты.
- Спи, мама, спи. У меня еще много, - отозвался он.
...Зелье зельем, а сила духа силой духа. Пора. Тридцать пять лет - это
тот возраст, когда мужчине уважение нужнее, чем всеобщая любовь. Всю жизнь
в симпатягах - мало. Посмотрим, товарищ Жуков, поглядим...
В комнате матери раздраженно скрипнула кровать, потом резко щелкнул
выключатель. Тихо.
Наступило воскресенье, одиннадцатое марта, восход солнца, согласно