Нестрашно. На крайний случай он присмотрел тут небольшой порожняк, чуть ли не сплошную руду. Много он на этом не заработает, но железо на орбите Марса тоже брали, пусть и задешево. По крайней мере, ходку оправдает.
   Но зонд надо найти.
   Михась начал накидывать параметры сканирования. Пусть дезертира ищут его собратья. Если запустить их недалеко, на сотню с небольшим километров, то сетка из его корабля и трех зондов вполне способна заново прочесать все близлежащее пространство. Если зонд волшебным образом не ускакал, допустим, в другое измерение или не пришел Мерлин и не забрал его с собой, то Михась найдет пропащего. Чудес не бывает.
* * *
   История первой экспедиции рассказывала о том, как трое шахтеров передрались на корабле и чуть было ни поубивали друг друга. Лишь то, что они сумели вовремя включить мозги, спасло их от греха. Они договорились спать строго по очереди, так, чтобы только один все время бодрствовал. Они видели друг друга, только когда один будил другого. Как им удалось убедить себя заснуть, не опасаясь быть задушенными во сне, история умалчивает. Но они дотянули до Земли (тогда на орбите Марса еще не было перевалочных баз). Дотянули, их спустили на поверхность, и они никогда больше не помышляли о поясе.
   А остальные шахтеры, подавляющее большинство, пусть и не все, стали летать в одиночку. Бывали исключения – друзья, уверенные друг в друге, или семейные пары (Михась знал лично одних молодоженов, занимающихся промыслом именно вдвоем). Ну и конечно, большая часть пересудов по радио была именно о том, какие богатые возможности для секса открываются у этих счастливчиков в невесомости. Хотя большинство склонялось к мнению, что это скорее проклятие – находиться в непрерывном контакте со своей половиной в замкнутом пространстве корабля. Без пауз, уходов утром на работу, поздних возвращений вечером, пьянок в чисто мужских компаниях и прочих возможностей любить жену на расстоянии.
   Зонды расходились медленно – Михась задал очень консервативный вариант разгона-торможения, чтобы не тратить даром топливо в их крохотных маневровых дюзах. Ему пришлось прождать несколько часов, прежде чем четыре точки на его карте вышли хотя бы примерно туда, куда он хотел. Теперь зонды составили маленький треугольник, превращающийся в пространстве в пирамиду, если взять в расчет сам корабль и поставить его на вершину.
   Михась запустил анализ сигналов, пытаясь обнаружить хоть что-то новое в этом секторе. Он даже уже и не знал, что именно, но хоть что-то, позволяющее ему понять, куда, собственно, запропастился его четвертый зонд.
   На этот раз ему повезло. Короткий разлет зондов позволял пренебречь затуханием сигнала, и его сила оказалась достаточно велика, чтобы обнаружить кое-что новенькое в окрестностях. Кое-что, сумевшее до этого успешно прятаться в закоулках пустоты, никак себя не обнаруживая. И, как мог надеяться Михась, прячущее его собственность.
   Астероид оказался некрупным, немногим более сотни метров в поперечнике, и очень плохо отражающим сигналы сканеров. Но сейчас, когда он точно знал, где искать этот естественный «стеллс», все стало проще. Михась во второй раз за вахту (своеобразный личный рекорд) разблокировал иллюминатор и посмотрел в ту сторону, где всего-то в паре сотен километров от него прятался таинственный незнакомец.
   Он и сейчас ничего бы не увидел, если бы не знал точно, куда смотреть. Астероид был темным, почти не отражал свет солнца и выглядел неяркой искоркой – далекой звездой, одной из многих.
   Но эта искорка, в отличие от настоящих звезд, двигалась. На самом деле, его собственный корабль летел с небольшой, но значимой скоростью относительно астероидов в поясе. И эта скорость становилась индикатором расстояния до объектов. Дальние астероиды, из тех, что покрупнее, тоже двигались, но слишком медленно. Приборы это движение улавливали, и этого было достаточно. Звезды выглядели статичной картинкой. А прячущийся неподалеку астероид выглядел как движущийся метеозонд на небе Земли, о котором Михась уже начинал понемногу скучать. О небе, не о зонде.
   Хотя свой зонд он тоже хотел бы отыскать. Он знал – чудес не бывает, и зонд должен находиться где-то здесь, около этого астероида. Просто не может быть, не бывает таких совпадений – чтобы зонд решил пропасть именно в то время и в том месте, где в пространстве крутился потайной булыжник. Не рядом с сотнями других – а именно здесь.
   На этот раз Михась не стал спешить задраивать иллюминатор. Впервые за долгое время. Случай выдался непростой, и логично было предположить, что ему еще понадобится визуально следить за объектом. Один зонд из-за этого астероида он уже потерял, поэтому зондировать незнакомца еще одним он не хотел. Шахтер оттолкнулся от стенки и подплыл к «рубке» – тому углу в его каюте, где сосредоточивалось оборудование для управления движением. Ему не нужна была скорость, он и так двигался примерно в нужную сторону. Но вот курс следовало слегка подправить и через пару часов готовиться к торможению, чтобы подойти к маленькому булыжнику тихо, как говорили в их среде – «не вспугнуть».
   Как только маневр был закончен, Михась вернулся к иллюминатору и уставился на крохотную искорку впереди, которая теперь снова перестала двигаться – что означало, что маневр был успешен. Он летел прямо к астероиду, и теперь эта искорка могла только расти, но не смещаться относительно других звезд.
   Терпение – главное качество шахтеров пояса, без которого здесь просто никуда. Кто-то умел заставить себя развлекаться даже в периоды напряженного ожидания. Шахматы с компьютером, для желающих – шахматы с другими шахтерами. Компьютерные игры, закупленные при последней стыковке на орбите Марса. Книги, иногда даже бумажные, хотя обычно в библиотеке шахтера было по одной-две, не больше. Зато – гигабайты электронных книг. Библиотеки, закупленные еще при постройке корабля за немаленькие деньги, хоть и не идущие ни в какое сравнение со стоимостью поднятия на орбиту пары бумажных книг. Одна книга, четверть килограмма, доставка до орбиты Марса – почти три тысячи евро. Скидки не предусмотрены.
   После этого закупка всей оцифрованной ленинской библиотеки (тут предоставлялись скидки, а уж для шахтеров в поясе – даже большие) за те же деньги казалась почти что милостыней. Потому что подъем на орбиту терабайта информации стоил около сотни баксов, это – если поднимать его на твердом носителе. И даже чуть меньше – если прокачивать данные через канал.
   Но две книги у каждого – это были правила, неписаные традиции. Хороший тон, которому должен был следовать любой шахтер, будь он вольным или работающим на корпорацию. Так же, как и шахматы, – были той самой игрой, в которую играли все, даже те, кто не переносил их на дух. Был даже чемпионат среди шахтеров, ежегодный, и были свои чемпионы. Михась, правда, всегда оказывался где-то в конце списка: в шахматах требовалось не только терпение. Но такова была традиция. Шахматы были понятным выбором для всех – походовая, пошаговая игра, позволяющая отправить очередной ход сопернику и спокойно ждать его ответа неопределенное количество времени.
   Хартия предполагала бесплатную трансляцию любого принятого сигнала дальше, поэтому если сигнал мог быть очищен от помех, распознан как шахтерский и идентифицирован, то модуль связи любого шахтерского корабля автоматически передавал его, не читая, лишь усиливая, во все стороны. С учетом количества поисковиков, постоянного дублирования сигнала всеми, до кого он дойдет, и простого протокола, позволяющего избежать паразитного трафика, но при этом повторить отсылку сигнала столько раз, сколько нужно для его безопасной передачи, процент потерь сообщений стремительно, с каждым годом, уменьшался.
   Этот параграф хартии шахтеров просто создавал простенький аналог Интернета в поясе. Пусть и не идеальный, зато недорогой и работающий вполне сносно. Михась мог смотреть даже передачи с Земли, и чаще всего ненамного позже естественной задержки прямого сигнала.
   В последнее время эта практика начала поощряться и правительством. При каждом рейде в пояс Михась в качестве нагрузки забирал с собой дополнительный буй, чтобы выбросить его где-нибудь в том районе Главного Пояса астероидов, там, где он собирался проводить изыскания.
   Буй включался и начинал в автоматическом режиме трансляцию сигналов шахтеров, делая их местную сеть еще более надежной. А заодно уж являлся дополнительным источником сигнала, позволяющего облегчить ориентацию в поясе и улучшить качество сканирования. Получить даже один такой буй неподалеку от места проведения разведки – почти то же самое, что иметь с собой один дополнительный зонд.
   А буев становилось все больше и больше.
   Правда, и Главный Пояс астероидов тоже не мог пожаловаться на маленький размер.
   Михась сидел, почти неотрывно глядя на медленно, лениво увеличивающуюся точку, отрывая от нее взгляд лишь изредка, чтобы снять напряжение с глаз и убедиться, что они вообще еще способны двигаться. Так же как и его шея.
   Невесомость способствовала его ленивой неподвижности, тело не затекало, не нужно было переворачиваться, шевелиться. Если забыться, то можно было вечно плавать у иллюминатора, лишь изредка удерживая себя от сползания в сторону из-за мелких, микроскопических сил, действующих внутри движущегося корабля.
   По крайней мере, Михась провел так несколько часов и даже не вспотел. А что главное – он не соскучился.
   Такое качество шахтеров – умение терпеть время. Умение занять свои мысли чем-то, что украдет их у этого времени и не позволит ему победить.
   Потом ему пришлось вернуться и задать маневр торможения, позволяющий кораблю плавно приблизиться к астероиду, подкрасться, не вспугнув и пылинки на его орбите.
   До его цели оставалось с десяток километров, и камень в иллюминаторе перестал быть искоркой или точкой, а вместо этого начал загораживать значимую часть звездной сферы.
   Астероид теперь занимал в сфере достаточный угол, чтобы безопасно выпускать пробы, не беспокоясь о том, что они могут проскочить мимо. Пробы были слишком малы, чтобы устанавливать на них маневровые двигатели. Они просто выбрасывались в направлении нужного астероида, и их двигатели срабатывали лишь во время касания, инициируя ударное бурение и позволяя провести анализ состава астероида на той глубине, до которой они сумеют добраться.
   Вполне возможно, что в каком-нибудь другом случае Михась просто пролетел бы мимо этого камня, если бы даже и обнаружил его во время зондирования. Тем более что спектрограф не показывал ничего примечательного. Скорее всего – лишь базальтовый булыжник. А пробы были одноразовые и тоже стоили денег, так что тратить их на каждый камушек никто бы не стал.
   Но шахтерские приметы что-то значили. Зонд потерялся где-то здесь, и он его еще даже не нашел. И только ради этого стоило истратить хотя бы одну пробу на то, чтобы убедиться, что приметы не всегда верны. Чаще всего, конечно, но все же не всегда.
   Проба летела быстрее, чем поисковик, но все же не слишком быстро. Она ударилась об астероид только минут через двадцать. Ударилась, Михась даже увидел крохотную вспышку на поверхности камня, когда проба запустила свой одноразовый двигатель и начала короткий путь в один конец – в глубь камня.
   Пыльное облачко, выброшенное пробой назад, на поверхность, состояло из крошечных частичек породы, но уже не с поверхности, а с некоторой глубины. Частички не улетели далеко – так и повисли над местом удара. Астероид был слишком мал, чтобы притянуть их обратно, но и силы толчка пробы оказалось недостаточно, чтобы взвесь разлетелась сразу. Поэтому маленький гейзер застыл прямо над мини-шахтой. Локальный спектрометр корабля, только и ждущий этой поживы, тут же звякнул, загружая полученные данные в компьютер.
   Малый свод шахтерских примет, в который вошли все приметы, кроме первых трех, говорил, что шахтеру нельзя спешить и смотреть на монитор, показывающий предварительные результаты. Когда проба уже в грунте – нельзя. Только когда пойдет первый отклик от самой пробы, данные корабельного спектрографа и прямого анализа из одноразовой лаборатории будут обработаны программой – только тогда на результаты, тоже предварительные, можно будет посмотреть.
   Посмотреть, не поверить, и все равно подождать еще несколько часов, пока проба закончит более длительные тесты, полностью отработает свой геологический ресурс и выключится, оставшись в астероиде лишь как крохотный маяк длительного действия – метка владельца.
   Михась мужественно продолжал смотреть в иллюминатор, следуя традициям. Сейчас то, что иллюминатор был открыт, только помогало – позволяло отвлечься от экрана, показывающего предварительные данные спектрограмм.
   Михась смотрел на астероид, в точку на нем, над которым застыло небольшое облачко пыли, туда, где проба продолжала бурение, уходя все ниже. Может, всего на метр, если порода окажется слишком неподатливой, а может, и пробурит астероид насквозь. Такие курьезы тоже бывали, поэтому на последних пробах начали выставлять максимальную глубину бурения, приравнивая ее обычно к радиусу астероида.
   Хотя до такой глубины пробы добирались не слишком часто.
   Его проба застыла неглубоко – в метре, может, в двух. Он давно уже навострился определять такие вещи даже по косвенным признакам. По тому, сколько породы выброшено назад, из шахты, по времени, проходящему от первого зуммера до второго, даже по внешнему виду астероида.
   Этот точно был не ледяной. И порода явно не выглядела рыхлой, так что проба просто не смогла бы уйти глубоко.
   Компьютер пискнул еще раз, вежливо уведомляя, что, несмотря на все приметы, Михасю все же придется посмотреть на результаты.
   Но даже после этого машине не сразу удалось привлечь внимание хозяина. Потому что Михась наконец-то нашел свой зонд.
   На любимца было жалко смотреть. От дорогущего аппарата остался лишь хлам – куча разбитых деталей, лежащих на поверхности, в тени, в небольшой впадине, лежащих так, что волей-неволей возникали мысли о намагниченности астероида. Но это было не так – иначе приборы давно бы это уже засекли. Значит – был намагничен только кусочек поверхности, какие-то вкрапления. И бедный зонд, раззява, пропустивший астероид, не успевший запустить маневр уклонения, не просто врезался в него, но еще и прилип, так и не выпустив праздничного конфетти.
   Теперь у Михася точно были кое-какие счеты к этому камню. И лучше бы анализы показали что-нибудь стоящее, иначе он за себя не ручался.

Глава 4
Т: минус 34. 2032 н. э. Райдер

   У шахтеров есть три Истории, которые они любят рассказывать друг другу, пусть все они знают их наизусть. Но История, рассказанная устно, всегда обрастает множеством подробностей, мелких, ничего не значащих деталей, которые и создают суть Истории. Придают ей неповторимый вкус, который невозможно перепутать ни с чем.
   Поспорьте с другом (если ему наконец-то исполнилось двадцать один, или восемнадцать, это уж кому где повезло родиться). Завяжите ему глаза, заткните нос, так, чтобы он ни за что не смог почувствовать ни малейшего запаха – это самое важное. И налейте ему несколько небольших рюмок разных сорокоградусных напитков. Дорогого коньяку, простецкой водки, виски. Очень немногие смогут почувствовать разницу между пятизвездочным коньяком (ну или его ХО родичем из Франции, если вы расщедритесь проводить эксперименты на нем) и обычной водкой. Потому что большинство этих напитков отличает лишь запах. Нюансы. Детали, которые легко улавливает нос, но не может уловить нёбо.
   Так же и с историями. Каждый рассказчик привносит в ту же самую историю что-то свое, что-то совершенно отличное от всех других. Поэтому такие истории можно слушать снова, и снова, и снова. Пусть те же герои и те же события. Но привкус от каждого нового рассказа остается иной.
   Михась больше всего любил, когда вторую Историю, Историю о Том Самом Астероиде, рассказывал его приятель-земляк Никула. Красиво у него получалось, протяжно так, зазывающее. Особенно та часть истории, когда знаменитый Тарас (тоже с Украины, кстати, и то была чистая правда – можно было проверить по хроникам) не торопясь взглянул на результаты анализа.
   Никула рассказывал так:
   «– И вот выплывает он из тренажера, знаешь. А у него еще близорукость небольшая, и чего там – не будешь же из-за этого по кораблю в очках шляться, чай, не до понтов. Поэтому он подтягивается почти к самому монитору и видит там сплошной фарт на все тридцать шесть дюймов…»
   В этот момент Никула обычно останавливался и ждал, не хочет ли его кто-нибудь поправить насчет параметров монитора. Обычно таких глупцов он не дожидался.
   «– Ну, а он же один. Так что он молчит. И правильно, чего кричать-то, только за идиота примут…»
   Тут Никула замолкал снова, ожидая, чтобы его поправили, подловили на логическом противоречии. Здесь ему иногда везло, бывало, кто-нибудь из молодежи все-таки решался указать на то, что за идиота вроде тоже принимать некому, ведь Тарас, как только что было сказано, абсолютно один.
   «– Ну да, один. А АI? Вот мой бортовой, я только голос повышу, так тут же пальцем у виска вертит. А может ведь и в контору с отчетом стукнуть. И спишут на берег – только поминай потом. Вот всегда вы так, молодежь, как подумать – так то не про вас, а как старшим перечить – так тут вы первые».
   Обычно этого хватало, и Никулу больше не перебивали, хотя дальше в его истории авторские домыслы громоздились один на другой.
   «– Молчит, смотрит на монитор. Подплыл к нему совсем вплотную, каждый элемент, каждую долю процента проверил. И как убедился, так же молча, спокойно так, не торопясь, достает заветную бутылочку, наливает себе полный колпачок, как полагается, ну и до дна. Только с бортовым чокнулся и до дна. Потом вторую, так же молча, снова чокнулся, и снова до дна. А компьютер тоже молчит, даже не визжит насчет превышения норм – потому что понимает, фарт пришел».
   История была правдивой. От и до. По крайней мере, Тарас был, и астероид был. Насчет молчаливого AI и тихого пьянства с компьютером, а самое главное – полных колпачков в невесомости – кто ж теперь проверит.
   Тарас был точно – все это знали, потому что он летал до сих пор. То ли надеясь на второй приз, но скорее всего, просто оказавшись из тех, для кого важен сам поиск, а не находки.
   Да и на астероид можно было даже посмотреть. Тридцать шесть тонн золота, смешанного с еще несколькими сотнями тонн медного колчедана и пустой породы. Весь астероид тогда же на торгах выкупила Австралия. Выкупила с хорошим дисконтом, но не стала заморачиваться по поводу доставки их нового национального резерва на Землю. Астероид так и болтался в поясе, лишь окруженный системами наблюдения, уберегающими богатства южного материка от теоретических злоумышленников. Найти таких здесь было сложно, но и золото в столь удобном слитке попадалось нечасто.
   Австралия благоразумно считала, что если не через год, так через десять орбитальные заводы Марса все же заработают, и золото на них понадобится и для микроэлектроники, и для напыления.
   Когда-нибудь, в недалеком будущем, по ближнему космосу начнут летать золотые корабли, а Австралия соберет все то, что ей за это причитается. А вот гонять астероид туда-сюда – пустая затея. На которую к тому же могло не хватить денег даже у целого континента.
   Пока шахтеры могли купить сувенир. Автоматический магазин у астероида умел (это было разрешено) откалывать, выламывать с поверхности золотые слитки, заливать их в красивые прозрачные пластиковые шары и продавать за тысячу евро каждый. Деньги шли национальному резервному банку все той же Австралии.
   Все шахтеры сходились во мнении, что это совершенно пустая трата средств, и, разговаривая между собой, лишь посмеивались над надписью, которую робот-продавец вытравливал на шаре, – «на удачу».
   Но кое-кто в Австралии, имеющий доступ к сведениям о приходах на специальные счета национального банка, а также случайно поинтересовавшийся количеством шахтеров в поясе, легко мог сравнить эти числа и предположить, что шары с золотыми слитками прятались в абсолютно каждом шахтерском судне. В каждом, без исключения.
   Удача, она такая, от лишней приманки, что позволит ее приворожить, еще никто из шахтеров не отказывался.
* * *
   Михась тоже молчал. Он мог предположить, что его лицо сейчас выглядело весьма придурковато, и, хотя полноценного AI на борту не было, как и других свидетелей, кричать ему не хотелось.
   Хотя выпить все же стоило. Традиции – они возникают не случайно. Пятьдесят грамм позволят ему успокоиться и вкусить победу в полной мере. Поэтому он налил себе колпачок и залпом выпил, на всякий случай чокнувшись колпачком с ободком монитора.
   После чего еще раз прочитал результаты, аккуратно отсортированные компьютером в порядке убывания процентного содержания руд.
   Седьмая строчка, иттрий – 3,7 %; девятая, самарий – 2,9 %; пятнадцатая, церий – 1,98 %. Компьютер услужливо подсвечивал все редкоземельные зеленым, поэтому дальше Михась перестал считать строчки, а смотрел лишь на цифры. Лантан – 1,6 %; тербий – 1,1 % и в самом конце списка – диспрозий в следовых количествах.
   Михасю хватило бы одного тербия. Да что там – ему бы хватило и одного лантана, пусть тот казался чуть ли не пустой породой по сравнению с тербием. Но шахтер пояса, геологоразведчик компании M. Belt Mining – человек выдержанный. Поэтому Михась закрепил бутылку обратно на ее место и задал компьютеру изысканный маневр, удерживающий корабль на круговой орбите вокруг новоявленного чуда. Раз уж пошла такая пьянка, нужно было запускать еще пробы, хоть все оставшиеся, чтобы убедиться, что это не всего лишь цепь случайностей – сначала прилипший зонд, потом сумасшедшая проба, выдающая фантастические результаты.
* * *
   Еще через три часа астероид был истыкан пробами. Михась действительно потратил их все, до единой, чтобы убедиться в результатах. Финальные результаты отличались от первых, но незначительно. Астероид был чудом, и на этот раз чудом, вокруг которого можно было задать круговую орбиту.
   Это был Тот Самый Астероид, но в отличие от Золотого Тараса редкоземельные металлы точно имели ярко выраженную практическую ценность. Вплоть до того, что само обнаружение даже единственного такого камешка могло в корне ускорить создание нескольких орбитальных заводов у Марса. Кардинально ускорить.
   Поэтому Михась честно выпил еще колпачок, переключил отработавшие пробы в автоматический режим маяков, так, что теперь они все хором заявляли о принадлежности этого астероида компании М.Belt Mining и лично ему, и лишь после этого заявил о своей находке на весь ближний космос.
   Ответа и поздравлений ждать было бессмысленно, так же как и крутиться вокруг своей находки целый цикл. Он, может быть, был и не настолько чокнутый, как Тарас, но тоже гнался не столько за длинным рублем, сколько за идеей. Редкоземельный самородок тащить к Марсу сейчас смысла не было никакого. А вот ту железную чушку, что он присмотрел на крайний случай ранее, вполне можно было успеть зацепить. Все-таки возвращаться к Марсу с пустыми руками было бы дурным тоном, даже для таких героев, как он.
* * *
   Поздравления начали приходить, когда он проснулся перед торможением.
   Его корабль, прижатый к астероиду, с выброшенными, прилипшими к его поверхности двигателями, вышел точно в нужную точку, безымянное место в пространстве, и сейчас пора было решать, что делать дальше.
   Сейчас он был наездником, оседлавшим тихую кобылку. У многих – любимая часть работы, райд. Доставка найденных камней к Марсу.
   По всем понятиям, ему нужно было вывести этот кусок руды на высокую орбиту Марса, замедлившись до нужной скорости. Но вот на какую именно, для этого сначала нужно было решить, кому из перекупщиков достанется его добыча.
   Михась подумал, проснувшись, что сейчас многие задерут цену даже на его почти пока бесполезный кусок руды, лишь для того, чтобы купить у Михася кусочек удачи. Хотя, скорее всего, астероид все-таки выкупит агентство.
   Потому что они покупали все. Нужно – не нужно, но их задачей было купить у шахтеров все, что те притащат из пояса, даже если бы это был кусок пустой породы, голая базальтовая глыба. Даже в этом случае они выкупили бы подтянутый на орбиту Марса астероид. И швырнули бы его вниз, на поверхность планеты, просто для того, чтобы расшевелить планету.
   Другой вопрос, по какой цене. Агентство всегда оставалось консервативным в предлагаемых на торгах ценах. Поэтому – все уникальные доставки скупались корпорациями, пусть и про запас, пусть и только для того, чтобы потом, чуть позже, перепродать их обратно правительствам или тому же Агентству. Все тривиальные булыжники автоматически выкупались только Агентством. Также, как и лед, из чего бы он ни состоял.
   Вместе с поздравлениями приходили и предложения не на тот астероид, который он райдил сейчас, а на тот, что оставил в поясе. Предложения пока предварительные, зондирующие, нацеленные скорее на получение дополнительной информации о редкой находке. Люди вряд ли могли надеяться на то, что Михась сбросит свои козырь без серьезного аукциона.
   Михась вообще-то больше рассчитывал, что и по аукциону ему поможет М. Belt Mining, представитель которой сидел на Деймосе только для того, чтобы блюсти интересы корпорации и участвовать в таких вот сложных сделках.