Каттнер Генри. Маска Цирцеи

   - Мой господин благоволит подождать верховного жреца Аполлиона в его покоях, - сказала она мне. - Мой господин войдет?
   Говоря это, она вытянула вперед руку, украшенную серебряными браслетами и... разогнала темноту.
   Это был туман, который, однако, сворачивался от прикосновения невольницы, словно полоса ткани. Нет, не от прикосновения. Для верности я пригляделся получше. Казалось, туман отступал перед рукой девушки, словно жест ее был приказом, заставляющим туман расходиться. Я шагнул вперед, в открывшуюся под рукой нубийки щель в темноте.
   По другую сторону горел мягкий свет. Я остановился на пороге.
   Комната передо мной тоже имела греческий декор, однако с некоторыми отличиями. Ее окружало кольцо белых колонн, между которыми царила темнота, как в портале, через который я только что прошел. Вверху плавали облака, слегка розоватые, словно тронутые первыми лучами рассвета или заката. Они медленно двигались, а между ними я видел голубой мозаичный потолок, на котором подобно звездам сверкали яркие точки.
   Пол был из какого-то зеленого мха и слегка подавался под ногами. На нем стояли лежанки и низкие столы, а также сундуки и ящики, украшенные рельефами сцен из различных мифов, большей частью знакомых мне. В самом центре пола стоял бронзовый тигель, распространявший свежий, ароматный запах.
   "Этот жрец Аполлиона вовсю ублажает себя", - подумал я и повернулся, чтобы поискать взглядом молодых невольниц, которые меня привели. Но я был один и даже не смог бы с полной уверенностью сказать, какой из погруженных в темноту промежутков между колоннами пропустил меня.
   Внезапно зазвучала музыка. При звуке невидимых струн я внимательно осмотрелся по сторонам и заметил, как темнота расступается и из нее появляется знакомая рогатая голова, скалящая зубы в улыбке.
   Смущенно уставившись на него, я заметил, что один желтый глаз медленно закрывается и открывается, насмешливо подмигивая мне. Потом фавн рассмеялся, оглянулся через плечо и крикнул:
   - Вот тот человек. По крайней мере тот, кого Цирцея назвала Язоном.
   - Хорошо, - откликнулся другой, басовитый голос. - Она-то должна знать. Значит, это - Язон!
   Через проход в темноте вошел Панир, а сразу за ним - высокий золотоволосый мужчина, словно перенесенный из какого-то античного мифа. Он выглядел настоящим полубогом - высокий, мощного сложения, с мускулами, перекатывающимися под тонкой золотистой туникой, и голубыми глазами, в которых было что-то беспокоящее. Его оливковую кожу окружало, подобно ореолу, слабое мерцание. Мне показалось, что сам солнечный бог Аполлион предстал передо мною.
   - Это Фронтис, - сказал фавн. - Оставляю вас наедине, по крайней мере на время. - Он быстро направился к колоннам - темнота расступилась и поглотила его.
   Фронтис медленно подошел к ложу, опустился на него и кивнул мне на соседнее. Пока я усаживался, он внимательно разглядывал меня.
   - Ты Язон, - произнес он, цедя слова, - и значит, мы с тобой враги. Во всяком случае, наши боги враждуют. Есть в этом какой-то смысл или нет, не мне решать. Но сейчас в этой комнате нет никаких богов... по крайней мере я надеюсь на это. Так что выпьем. - Он вынул из-за кушетки хрустальный потир, наполненный желтым вином, сделал небольшой глоток и подал мне. Я пил долго и жадно, потом отставил сосуд в сторону и перевел дух.
   - Я не говорил, что я Язон, - заметил я. Он пожал плечами.
   - Я слишком молод для жреца, - обезоруживающе признался он. - Это чистая случайность, что я так много знаю. Есть вещи, которые мне неизвестны, и это может оказаться выгодным для тебя. Зато Офион... именно он настоящий жрец Аполлиона и представляет для тебя большую опасность. Потому, что верит в богов.
   - А ты... нет?
   - Ну, разумеется, верю, - ответил он и улыбнулся. - Но не думаю, чтобы это были боги: уж больно они похожи на людей, разве что чуть поумнее нас. Осталось еще вино? Прекрасно... - Он выпил. - А сейчас, Язон, поговорим как разумные люди. Офиона мучают суеверия, и его можно понять. Я прошел обучение, и хотя есть вещи, которых не могу объяснить - например, корабль-призрак, - однако падаю ниц перед Аполлионом только во время службы в храме. Здесь, в этих покоях, мы можем разговаривать свободно и задавать друг другу любые вопросы. Например, почему ты не бежал, когда тебе дали возможность?
   - Невежда подобен слепцу, - ответил я. - А слепец не бежит, если подозревает, что может встретить пропасть на пути.
   Фронтис внимательно разглядывал меня.
   - Корабль-призрак прошел сегодня мимо Гелиополиса, и две наши галеры отправились в погоню, - произнес он. - Одна из них привезла тебя сюда. Существуют всевозможные пророчества, легенды и предупреждения... слишком много всякого! Говорят, что когда вернется Язон, проклятие будет либо снято, либо еще усугубится. Все это таинственно, слишком таинственно. Но если человек вопрошает богов, он рискует получить в ответ молнию, и это наилучшим образом отучает от любопытства. - Фронтис кашлянул и вновь пожал плечами. - Здесь не святой храм и не святилище алтаря... Ты носишь странную одежду. Много поколений прошло со времен первого Язона. Я знаю, что ты - не он. Но кто же ты?
   Как я мог ему это объяснить? Я молча смотрел на него, а он улыбнулся и вновь предложил вина.
   - Я изучаю и точные науки, и теологию, - сказал он. - Позволь, я попытаюсь угадать. Где-то во времени и пространстве существует иной мир, из которого ты прибыл. Ты из рода Язона и обладаешь его памятью, подобно тому, как душа первой Цирцеи живет в Маске и заявляет о себе, когда новая Цирцея приходит служить богине в храме на Эе.
   - Тебе это известно? - опросил я. - В таком случае, ты первый из встреченных мною, являющий хотя бы видимость цивилизованного человека. Мне кажется, что ты прав. Но я по-прежнему остаюсь слепцом. Я даже не знаю, где нахожусь.
   - Природа стремится к норме, - сказал он. - Это моя личная теория, и она, пожалуй, верна. Твой мир вполне нормален по его собственным критериям. Назовем его положительным полюсом потока времени. В твоем мире случаются отклонения от нормы, однако они продолжаются недолго. Рождаются мутанты, происходят чудеса, но не часто, и все это быстро проходит. Ибо все это является нормой этого мира - отрицательного полюса потока времени. Если же задаться вопросом, каким образом оба эти мира соединяются между собой, то чтобы на него ответить, нам пришлось бы понять измерения, находящиеся вне нашей досягаемости. Возможно, время вашего мира напоминает извивающуюся реку, тогда как наше идет прямо, словно канал. И порой два эти потока пересекаются. Одно такое пересечение - это я знаю наверняка по нашему времени произошло много поколений назад. А по вашему?
   - Язон жил три тысячи лет назад.
   - Так же, как и в нашем мире, - продолжал Фронтис. - Три тысячи лет назад оба мира встретились, когда пересеклись потоки времени. У нас существует легенда о походе аргонавтов; похоже, поход этот состоялся в обоих наших мирах, в твоем и моем. Они тогда временно проникали друг в друга. А теперь - внимание. Я сказал, что твой мир - положительная норма. Всегда, когда набирается слишком много отрицательных явлений и потоки времени пересекаются, происходит обмен. Ваши... мутанты переходят в наш мир, так же как наши положительные явления попадают в ваш. Для сохранения равновесия. Понимаешь?
   В голове у меня начало проясняться: принцип простого магнита. Положительные заряды собираются на одном полюсе, пока полярность не поменяется. Да, мне казалось, что я понял суть дела. Идея была не проста, но я мог представить себе эти космические качели... с пересадкой каждый раз, когда похожие миры пересекутся в космическом потоке времени.
   Фронтис продолжал:
   - Боги опасны, но... просто-напросто они обладают не-положительной силой, менее ограниченной в этом мире, чем в твоем, из которого, возможно, происходят. - Он глянул в сторону колонн. - Я слышу, что идет Офион. Его все еще считают верховным жрецом, хотя большую часть его обязанностей исполняю я, ибо Аполлион требует от своих жрецов абсолютной точности. Офион недавно получил рану. Слушай, Язон, который не Язон. Офион будет говорить с тобой. Помни, что он очень долго служил богу и стал суеверен. Поступай, как подскажет тебе твой разум. Я хотел поговорить с тобой первым, ведь скоро мне самому предстоит стать верховным жрецом, а я предпочитаю науку теологии. Офион верит, что огненные молнии решат все его проблемы, у меня же взгляды другие. Мы с тобой разумные люди, поэтому помни, что я тебе сказал.
   Он улыбнулся и встал, когда темнота между двумя колоннами разошлась, и в комнату, прихрамывая, вошел какой-то человек.
   Гефест-Вулкан! Гефест, сброшенный с Олимпа своим отцом Зевсом и потому охромевший. Этот человек выглядел божественным... и в то же время павшим.
   Он, как и Фронтис, лучился золотой, сияющей изысканностью, но в его случае это было сияние красоты, пробивающейся сквозь раскрошенный мрамор, напоминая о прежнем великолепии, разрушенном временем.
   Однако не только время наложило отпечаток на облик Офиона. Мне показалось, что основное давление шло изнутри. Если же говорить о внешнем виде, то он мог быть братом Фронтиса, причем братом не только старшим, но и более печальным, даже, пожалуй, боязливым.
   6. ЭХО ПРОШЛОГО
   Офион остановился в проходе, слегка горбясь, его плечи заметно склонялись вперед. Глаза у него были голубые, как у Фронтиса, но темные, как-вечернее небо, тогда как у Фронтиса напоминали утреннее. В их глубине таилось знание, которым Фронтис, несмотря на всю свою скептическую мудрость, не обладал.
   - Ты не мог подождать меня, Фронтис? - ровным голосом спросил он.
   - Я избавил тебя от хлопот, - ответил Фронтис. - Тебе не нужно терять время на предварительные расспросы. Язон знает все, что нам нужно.
   - Это Язон?
   - Так утверждает Панир. - Фронтис махнул рукой в сторону колонн.
   Офион обратился ко мне; голос его был бесстрастен, словно он повторял заученный текст.
   - Тоща слушай, - сказал он. - Между Аполлионом и богиней тьмы Гекатой идет извечная война. В далеком прошлом Язон украл Золотое Руно, любимое сокровище Аполлиона, и бежал под защиту Гекаты на Эю. Цирцея любила Язона и помогла ему. Потом Язон умер, бежал или пропал, а война продолжалась. Существует пророчество, что Язон вернется вновь и будет словно меч Аполлиона в руке Гекаты. Поэтому... мы хотим сломать этот меч.
   Говоря, он внимательно разглядывал меня.
   - Есть еще проблема Цирцеи. Она - рука Гекаты, подобно тому, как ты должен был стать ее мечом. Геката будет сильна до тех пор, пока Цирцея не умрет, а Маска не будет разломана. Однако в войне между Гекатой и Аполлионом никогда не должно возникнуть ситуации, когда Аполлиону придется сражаться с богиней мрака на ее собственной территории. Никогда... - Он понизил голос. - Всего один раз Аполлион обратил к земле свой темный лик. Он повелитель затмения, а также владыка солнечного сияния. Но, говорят, однажды он спустился в Гелиополис во время затмения - в тот самый Гелиополис, на руинах которого построили мы новый город.
   Вскоре начнется затмение солнца, и ты должен умереть до него. Однако твоя смерть - это еще не все. Язон тоже когда-то умер, а теперь вернулся. Должна погибнуть и рука Гекаты. Маска и Цирцея должны быть уничтожены навсегда, чтобы наступил мир под дланью Аполлиона.
   В комнате повисла тишина, которую нарушил Фронтис:
   - Ты еще не сказал Язону, что он должен сделать. Офион внезапно задрожал всем телом. Его необыкновенно темные глаза смотрели то на Фронтиса, то на меня. На этот раз молчание прервал я:
   - Почему я должен был бежать от ваших солдат? Офион продолжал молчать, зато Фронтис спросил:
   - Зачем скрывать это от него? Он далеко не глупец. Может, мы с ним договоримся?
   Офион словно язык проглотил, зато молодого жреца явно осенила некая идея.
   - Ну что же, Язон, вот ответ на твой вопрос. Мы хотели, чтобы ты бежал, ибо при этом ты мог привести нас к молодой Цирцее. Ты и сейчас можешь это сделать. Если ты поможешь нам, то не умрешь. Правда, Офион?
   - Правда... - буркнул жрец. Мне показалось, что на мгновение лицо Фронтиса озарила улыбка.
   - Итак, Язон, заключим сделку. Что ни говори, а жизнь лучше, чем смерть. Разве нет?
   - Может, да, а может, и нет, - ответил я. - Мне ничего не известно о молодой Цирцее. Почему бы вам не поискать ее на Эе?
   - Жрица с Эи - это старая Цирцея, - сказал Фронтис. - Она уже давно не служила богине, и сейчас очень слаба. Понимаешь, когда Цирцея умирает. Маску передают очередной жрице - следующей Цирцее. И вместе с Маской переходит сила Гекаты. Поскольку Цирцея с Эи очень слаба, а столкновение между достойным Аполлионом и богиней мрака неизбежно, богине понадобится сильная рука и новая, молодая жрица. Эта жрица и есть новая Цирцея, очередная наследница Маски. Она была здесь, в Гелиополисе.
   - Я слышал об этом. Вы убили ее, - выпалил я.
   - Нет, не убили, - ответил Фронтис. - Она бежала. Девушка не могла покинуть город - у нас превосходные стражники на стенах. Таким образом, поскольку сеть предназначения слагается в определенный узор и поскольку вернулся Язон, мы должны найти молодую Цирцею и убить ее. Если она выживет и наденет Маску, то с ее и с твоей помощью Геката сможет вести войну с Аполлионом, а момент затмения слишком близок, чтобы сидеть сложа руки. Лучше бы тебе договориться с нами, Язон. Кто может сражаться с богами? Он старался убедить меня, но его голос выдавал лицемерие. Все время он украдкой посматривал на дремлющего Офиона.
   - Я не могу привести вас к этой вашей Цирцее. Если уж вы не знаете, где она, то откуда знать мне.
   Фронтис внимательно посмотрел на меня и усмехнулся.
   - Есть некто, и он знает наверняка, - сказал он. - В таком храме, как наш, сплетня бежит быстрее крылатого Гермеса. Я уверен, что известие о прибытии Язона уже передается из уст в уста. Достаточно просто подождать. Рано или поздно - скорее, рано, насколько я знаю Гелиополис, - ты получишь сообщение о том, что нужно делать. И куда идти. Вот тогда... - Он умолк и многозначительно поднял брови.
   Я ничего не ответил, и Фронтис продолжал:
   - Тогда ты придешь ко мне. Или дашь знать. Ты поселишься здесь, в храме, где-нибудь на краю, чтобы посланцы могли легко добраться до тебя. Очень приятное жилище, друг мой. Ты не будешь страдать от одиночества - у нас есть талантливые невольницы, которые...
   - Которые превосходно шпионят, - закончил я. - Ну ладно, допустим, я согласен. Допустим, я найду для тебя эту девушку. Что тогда?
   Голубые глаза жреца недоуменно взглянули на меня, но я отчетливо прочел в них ответ - острый кинжал или стрела в спину. Одно можно было сказать наверняка: он был гораздо ближе к моей цивилизации, чем кто-либо другой в этом чужом мире.
   Однако сказал он только:
   - Награда, которую стоит заслужить, если ты имел в виду именно это. Чего ты хочешь больше всего, Язон?
   - Правды! - воскликнул я с внезапной злостью. - Меня тошнит от всех этих уверток и полуправд, от лжи, которой ты меня кормишь, с такой легкостью обещая награду. Я знаю, какая награда меня ждет!
   Фронтис рассмеялся.
   - Да, Язон всегда умел торговаться. Хорошо, раз уж правда настолько... Признаться, убить тебя легче всего было бы, когда молодая Цирцея попадет в наши руки. Разумеется, я сразу подумал об этом. Но ты сообразительнее других, и я, чтобы избавить тебя от сомнений, пожалуй, должен дать клятву, которую не посмею нарушить. Итак, чего ты требуешь от нас, кроме правды?
   Я на секунду прищурился, испытывая неодолимое желание выбраться из этой западни. Стать свободным, вернуться к собственной жизни, избавиться от хаотических воспоминаний, всплывших в моем разуме после слишком глубокого психического зондирования. Вот чего я хотел больше всего избавиться от воспоминаний Язона!
   Об этом я и сказал им.
   - И тогда, если смогу, - добавил я, - я найду для вас эту девушку, пусть даже мне придется разрушить город голыми руками. Ты сможешь освободить мой разум?
   Фронтис поджал губы и пристально глянул на меня, прищурив глаза. Потом медленно кивнул, и мне показалось, что в его мозгу рождаются и другие идеи - изощренные и коварные.
   - Да, если ты об этом просишь, - ответил он. - Клянусь алтарем самого Аполлиона, и да затопчет меня Агнец огненными копытами, если я тебя обману. Как только ты освободишься от Язона, исчезнет повод плохо относиться к тебе. Ты станешь безопасен для нас. Клянусь, ты получишь свободу, когда представишь нам девушку.
   Офион проснулся и вопросительно посмотрел на нас. Я заметил, что они с Фронтисом понимающе переглянулись. Офион не знал о том, что я не Язон, но разве Фронтис не скажет ему об этом?
   Впрочем, меня это мало заботило. Я глубоко вздохнул. Возможно, я поступил плохо, давая такое обещание, ведь девушка не сделала мне ничего дурного. И все же я не чувствовал себя ничем обязанным ни ей, ни Гекате, ни кому-либо еще в этом чуждом мире. Меня затащили сюда помимо моей воли, швырнули головой вперед в свару, причиной которой был вовсе не я, швыряли во все стороны как камень между воюющими людьми и воюющими богами. Я был Джеем Сивардом, свободным человеком, а не пешкой, которую шевелит всяк, кому не лень.
   - Итак, я найду ее и доставлю вашим людям, - сказал я. - Не буду клясться никакими богами, поскольку это не принято в моей стране. Но мое слово у вас есть, можете на него положиться.
   Фронтис кивнул и встал.
   - Я верю тебе, - сказал он. - Я могу определить, когда человек говорит правду. Выполни свое обещание, и я выполню свое. Мне нужно посоветоваться по этому вопросу с оракулом Аполлиона, а когда я вернусь, мы обговорим детали. Ты подождешь меня?
   Я кивнул. Он поклонился на прощание и повернулся в том направлении, откуда пришел. Офион заколебался на секунду, угрюмо глядя на меня. Он уже набрал воздуха в легкие, словно желая заговорить, однако запер во рту невысказанные слова и поспешил за Фронтисом, который придержал для него завесу тьмы.
   Когда черный туман сомкнулся за ними, музыка стихла. Я прилег на ложе и стал смотреть на темноту между колоннами, гадая, что же мне теперь делать. Возможных вариантов было не так уж и много. Под потолком комнаты медленно клубились розовые облака, бесформенные и хаотические, как мои мысли.
   Мог ли я верить Фронтису? Когда он клялся помочь мне, в глазах его таилась фальшь, и могло оказаться, что вместо освобождения я получу нечто совершенно иное. А эта девушка, молодая Цирцея... Я чувствовал угрызения совести, когда думал о ней. Я не был Язоном и не имел перед ней - в Маске или без - никаких обязательств. И все-таки...
   "Язон... Язон из Иолка... любимый, ты слышишь меня?" Слова эти были настолько отчетливы, словно прозвучали в комнате, хотя я и знал, что это не так. Это лишь эхо звучало в населенных призраками уголках моего мозга. Я вновь задрожал, облился холодным потом и... стал Язоном.
   Я ясно видел знакомое зеленоглазое лицо Маски-Волшебницы, склоняющейся над пламенем Гекаты. Я хорошо знал это лицо, я любил его когда-то, а сейчас видел ненависть и беззащитность в бледных чертах, вырезанных из живого алебастра. Любовь и ненависть, перемешанные между собой? Почему? Зачем? Даже я не знал, а ведь я был Язоном, сыном Эзона, любовником множества женщин, хотя среди них не было Цирцеи, и господином утраченного "Арго". Сердце мое сжалось, когда я подумал о корабле. "Арго", мой резвый и прекрасный "Арго"!
   "Язон, вернись ко мне, - звал далекий голос в моем мозгу. - Язон, любимый, ты не можешь предать меня".
   Теперь я видел это чудесное бледное лицо очень четко и рядом со своим. Приоткрытые пурпурные губы, нечеловечески гладкие шеки, лоб, лучащиеся невероятной красотой; глаза, горящие зеленым огнем. Я хорошо помнил его.
   "Язон, клятвопреступник и вор, моя мать Геката властвует надо мной, и я тебя ненавижу! И все же, Язон, посмотри на меня. Кто ты, Язон? Когда тебя охватывает безумие, и другой человек смотрит из твоих глаз... Язон, кто этот человек?"
   Кто же еще, если не я, Язон из Иолка?
   "Цирцея, Волшебница, прелестная и любимая, почему ты не признаешь меня? Почему требуешь ответа, которого я не могу дать? Забудь о своих видениях и больше не прогоняй меня. Здесь нет никого, кроме Язона, а он жаждет тебя".
   "Язон, кто тот человек, которого я вижу в минуту твоего безумия, когда ты перестаешь быть собой?"
   Я вновь почувствовал ярость, хватающее за горло бешенство, с помощью которого хотела оттолкнуть неотразимого аргонавта единственная женщина, которую я жаждал, потому что она никогда не обнимала меня, как другие женщины, а только отталкивала и раз за разом выкрикивала свой вопрос, на который я не знал ответа. Не было еще на свете такой женщины, живой или мертвой, которой я бы не оттолкнул, чтобы бежать за своим кораблем, своим "Арго", моей прекрасной галерой. Но Цирцея, которая меня не хотела, должна научиться не отталкивать Язона из Иолка!
   Безумие? О каком таком безумии она говорила? Откуда знала о призраке, который время от времени скользил по помутившемуся разуму героя Язона, о минутах, когда мозг раздувался в голове и воспоминания иного человека путались с моими собственными?
   Щелк! Моя память разлетелась с грохотом, похожим на удар грома. Боль затанцевала в моей голове, на секунду заставив тело задрожать, и я понял.
   Я был Язоном и был Джеем Сивардом! Я был обоими этими мужчинами одновременно! Одно страшное мгновение смотрел я сквозь мысли умершего три тысячи лет назад Язона, сквозь тень его безумия, сквозь трещину во времени.
   И видел, как в зеркале, свое собственное лицо!
   Потом трещина закрылась, воспоминание затерлось. Язон исчез, оставив меня наполовину опустошенным и удрученным слабостью моего разума. Но теперь я знал больше, и]Мне стало легче.
   Значит, Язона, как и меня, мучили тайны раздвоенного сознания. В его голове, как и в моей, перемешались двойные воспоминания, но я не знал, как и почему. Возможно, мне никогда не суждено было узнать это. Одни из сотен поколений, лишь двое из всех бесчисленных разделявших нас жизней, мы занимали одно звено цепи памяти. Он этого не понимал, да и как мог понять? Мысли из моей далекой эпохи должны были казаться чистейшим безумием. Мне имена Язона и Цирцеи хоть что-то говорили. Но он... Ничего удивительного, что он впал в бешенство и ужас, когда обнаружил непрошеные воспоминания.
   А Цирцея знала. Цирцея с ее волшебной властью над разумом... возможно, она одна понимала путаницу в тайниках души мужчины, который ее желал, но которого она ненавидела, и не без причины. Но мужчину, который несколько раз смотрел на нее глазами другого, она не имела причин ненавидеть. К нему она вообще не испытывала никаких чувств!
   Я вспомнил слова Панира: "Что-то странное произошло между вами. Почему она воспылала к тебе таким чувством? Почему потом возненавидела так же горячо, как до этого любила?"
   Возможно ли, чтобы чародейка, жившая три тысячи лет назад, глядя сквозь глаза Язона, словно сквозь линзы, встретила мои и... Нет! Я никак не мог закончить своей мысли: "... и полюбила меня". Но не было ли это единственным объяснением? Не разрешало ли это проблему, перед которой я оказался в этом мире? По какой еще причине Цирцея звала меня обратно к себе?
   Она могла звать только через Язона. Только через свою Маску и жриц Маски.
   7. ПРОСЬБА НЕВОЛЬНИЦЫ
   Прозвучала негромкая, пискливая мелодия, я пришел в себя и оторопел: я оказался в другом месте. Вместе с Язоном стоял я во дворце Цирцеи, обнимая ее роскошное тело и напрасно пытаясь избежать пристального взгляда волшебницы. Я вновь был в храме Гекаты на Эе и слушал сладкий голос, зовущий меня: "Язон, любимый!"
   Однако если мои подозрения были верны, ей нужен был вовсе не Язон. Она не пользовалась никаким иным именем, однако человека, которого она призывала, звали...
   Услышав чье-то дыхание, я повернулся и увидел, что темнота между двумя колоннами разошлась, и из щели выглядывает черное лицо девушки с серебряным кольцом на шее. Это была молодая нубийская невольница. Я видел, как бегают ее глаза, осматривая комнату. Потом она проскользнула между колоннами и подбежала ко мне, мягко ступая по меховому ковру.
   - Я все слышала, - сказала она. - И слышала твое обещание, господин.
   Странное дело, девушка изменилась. В ее голосе уже не было услужливости, а лицо утратило выражение дерзкой невинности. На этот раз я внимательно разглядел ее и увидел мягкие черты, изящный нос и маленькие губы. Это было прекрасное лицо, и трудно было поверить, что оно принадлежит рабыне.
   Впрочем, времени на долгие раздумья у меня не было, потому что девушка отпрянула, встали на цыпочки и подняла руку, украшенную серебряными браслетами. А потом закатила мне пощечину.
   Звук ее эхом прокатился по темной комнате. Потеряв равновесие, я упал на ложе и сидел, таращась на девушку в полном остолбенении. В эту минуту в голове моей кружилась хаотическая масса мыслей и догадок.
   "Это посланница людей Цирцеи, - говорил я себе. - Она услышала, как я даю обещание... С их стороны разумно действовать быстро. Фронтис не ждет вестей от них, пока меня не разместят в храме. Теперь их ход - быстро, пока он ничего не подозревает. Только с какой целью?"
   Щека моя горела. Я опустил руку, которой машинально коснулся больного места, и тут разум мой совершенно отказался работать, потому что я увидел ладонь девушки.
   Двигаясь как автомат, я вновь коснулся своей щеки и увидел оставшуюся на пальцах темную краску.
   Я посмотрел на девушку - она с ужасом вглядывалась в мое лицо Потом повернула ладонь, которой меня ударила, и оба мы уставились на розовую кожу в том месте, где пот со стиснутой ладони размазал черный пигмент.