Каверин Вениамин. Сказочные повести

   - Да. И у меня еще есть бирюзовые сережки. А вот брошку никак не подберу. Вы не поверите, на днях обшарила все магазины. Нет и нет! Хоть плачь.
   - А это колечко вы тоже купили в комиссионном?
   - Купила? Зачем? Стащила.
   Они потрещали еще немного, а потом Сорока пригласила Таню к себе в Лихоборы.
   - Я живу у тети, - объяснила она. - Она будет очень рада. Лететь недалеко, всего сто километров.
   "Осторожно, Таня. Помни, что девочки быстро привыкают к тому, что они сороки, тем более что они вообще любят потрещать. Ты девочка, ты не сорока". Можно было подумать, что Старая Добрая Лошадь была тут как тут так ясно услышала Таня ее грустный предостерегающий голос. Но она устала и была голодна. В конце концов, что за беда, если она проведет денек с этой веселой Сорокой?
   - К сожалению, мне необходимо найти ЛекаряАптекаря, - сказала она. Он ушел и не вернулся. Я прождала его целую ночь.
   - Ну и что же! Тетя скажет вам, куда он ушел. Вы знаете, какие они умные, эти вороны.
   Таня задумалась.
   - Кракешак, - сказала она наконец.
   На чистейшем сорочьем языке это значило: "Я согласна".
   Пришлось сделать порядочный крюк, но, улетая из города, не могла же она не заглянуть домой хоть на минутку!
   Окно папиной комнаты было распахнуто настежь, он рисовал, лежа в постели, а мама сидела подле с книгой в руках. У нее было грустное лицо. Она, без сомнения, волновалась за Таню. Но почему-то ей стало легче, когда Сорока, приветливо кивая, пролетела мимо окна.
   ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ ПРОЩАЕТСЯ СО СВОЕЙ АПТЕКОЙ, А СТАРАЯ ДОБРАЯ ЛОШАДЬ НАДЕВАЕТ ОЧКИ
   Что же значила странная надпись на картоне, висевшем между голубыми шарами: "Хотите верьте, хотите нет - аптека закрыта"? Не стоит ломать себе голову над этой загадкой, тем более что нет ничего проще, как разгадать ее. Лекарь-Аптекарь испугался. А когда человек пугается, он бежит.
   "Нужно сделать вид, что меня нет, - подумал он, поговорив с Великим Завистником по телефону. - А когда человека нет, его нельзя уволить, потому что нельзя уволить того, кого нет. Прекрасная мысль! Но ведь очень трудно сделать вид, что меня нет, когда я тут как тут, в своей ермолке, в зеленом пиджаке, со своими порошками и микстурами, в которых никто не может разобраться, кроме меня. Значит, нужно удрать. Куда?"
   И он решил удрать к Ученому Садоводу, симпатичнейшему человеку, который, как об этом неоднократно сообщали газеты, прекрасно относился к цветам, вообще растениям и некоторым насекомым. Можно было рассчитывать, что столь же хорошо он относится к некоторым людям, таким, например, как Лекарь-Аптекарь. Итак, решено!
   Он собрался было вызвать такси, но именно в эту минуту - трах! - постучалась Старая Лошадь.
   - Вот кстати-то! - закричал он. - Здравствуй, Ниночка. Надеюсь, ты не очень занята и сможешь отвезти меня к Ученому Садоводу?
   - Конечно, могу! - с восторгом проржала Лошадь.
   Да, это был выезд, на который стоило посмотреть! Отправляясь в дорогу, Лекарь-Аптекарь надел пальто, тоже зеленое - у него была слабость к этому цвету, - и сменил ермолку на широкополую шляпу, и под которой грустно торчал его озабоченный нос. Через плечо он надел дорожную сумку, в которой звенели банки и склянки. Он уселся на передке, чтобы за спиной уютно плескалась вода, и все поглядывал по сторонам - не летит ли Сорока? Петька вскарабкался на бочку. Какой же мальчишка откажется прокатиться - если не на роллере, так на бочке с водой?
   Что касается Лошади... О, это был один из лучших дней ее жизни! Когда Лекарь-Аптекарь укладывался, она попросила его подарить ей очки. Конечно, если бы у него было время, он подобрал бы для нее очки по глазам. Но он очень торопился и нечаянно подарил очки, через которые весь мир кажется веселым, счастливым.
   Теперь она была в этих очках, выглядевших очень мило на ее бархатном добром носу. Первые два-три километра она шла осторожно, на цыпочках привыкала, но, как только город с его сверкающими автомобильными фарами, презрительно косившимися на водовозную клячу, остался позади, она пустилась вскачь, приплясывая и напевая.
   Как все искренние, простодушные люди, она пела обо всем, что встречалось по дороге. Но встречалось как раз не то, что она видела. Или, вернее сказать, видела она совсем не то, что встречалось. Каменщики в серых фартуках строили дом, а ей казалось, что они не в серых фартуках, а в голубых и что кирпичи сами летят им в руки; мальчишки плелись в школу, а ей казалось, что они бегут со всех ног, чтобы поспеть к началу занятий. Это было даже опасно, потому что на одной улице рабочие чинили мост, а ей показалось, что они его уже починили, и водовозная бочка с пассажирами едва не угодила в канаву.
   Ленивая Девчонка лежала на берегу этой канавы, подложив под голову учебник арифметики и выставив на солнце голые ноги.
   - Скажите, пожалуйста, как проехать к Ученому Садоводу? - спросил ее Лекарь-Аптекарь.
   - Не скажу.
   - Почему?
   - Лень.
   - Но ведь ты уже сказала целых три слова? - с интересом спросил Лекарь-Аптекарь.
   - Да. А адрес не скажу. Он длинный.
   - Редкий случай, - определил Лекарь-Аптекарь, любивший, как все врачи, редкие случаи и думавший, что, кроме него, никто с ними справиться не может. - Возьми, девочка.
   - Он протянул ей коробочку с порошками.
   - Принимай перед школой.
   - Не возьму.
   - Почему?
   - Лень.
   - Тебе лень принять лекарство от лени?
   - Да.
   - Понятно. Держи ее, Петя! - сказал рассердившись Лекарь-Аптекарь. Ну-ка. Вот так!
   И он всыпал в рот девочке три порошка сразу.
   Да, это было сильное средство! Достаточно сказать, что с этого момента никто больше не называл Ленивую Девчонку ленивой. Ее называли как угодно - злой, невежливой, глупой, неблагодарной, капризной, но ленивой - нет, никогда! Как встрепанная, вскочила она на ноги и прежде всего отбарабанила адрес Ученого Садовода:
   - Поселок Королей Свежего Воздуха, улица Заячья Капуста, дом семью девять - шестьдесят три, квартира восемью девять - семьдесят два.
   Конечно, она хотела сказать, что дом три, а квартира два, но ей не терпелось поскорее выучить таблицу умножения.
   - Спасибо, - сказал Лекарь-Аптекарь. - А как проехать в поселок Королей Свежего Воздуха?
   - До поворота - прямо, девятью девять - восемьдесят один, - ответила бывшая Ленивая, а теперь Прилежная Девчонка, - а потом налево, десятью десять - сто.
   И все-таки, если бы не Застенчивый Кролик, они не добрались бы до Ученого Садовода. Дело в том, что Старая Лошадь побежала к повороту не прямо, а криво (потому что в Волшебных Очках все кривое казалось ей прямым), а потом повернула не налево, а направо. Теперь понятно, почему они сбились с дороги?
   Вот тогда-то из грядок капустного поля и выглянул Кролик! Он выглянул и спрятался, а ушки остались торчать. Потом снова выглянул и спрятался, а ушки остались... Потом выглянул и спрятался в третий раз, а ушки... Но тут его окликнул ЛекарьАптекарь.
   Это был обыкновенный Кролик, отличавшийся от других, еще более обыкновенных, тем, что никак не мог сказать одной молоденькой, только что кончившей школу Крольчихе: "Будьте моей женой".
   Иногда он говорил: "Будьте...", иногда ему даже удавалось сказать: "моей", но тут он умолкал, краснея, и девушке оставалось только огорченно шевелить ушами.
   "Неизвестно, - думала она. - Может быть, он хочет сказать: "Будьте моей сестрой"?"
   Опустив глазки, Кролик стоял перед ЛекаремАптекарем и от смущения не мог выговорить ни слова.
   - Ага, понятно, - добродушно сказал ЛекарьАптекарь. - Ничего особенного. Сильнейшая застенчивость. Проходит с годами. Две капли на сахар два-три раза в день. Только не перебарщивать. У меня был случай, когда один застенчивый юноша, вроде вас, выпил сразу весь пузырек и превратился в нахала.
   И он протянул Кролику пузырек и пипетку. Что же должен был ответить Кролик? Ну конечно: "Благодарю вас, сахара у меня, к сожалению, нет. Нельзя ли принимать ваше лекарство с капустой?" А он только открыл и закрыл рот.
   - Дядя Аптекарь, - закричал Петька. - Что вы, честное слово! Откуда у него сахар? Он же кролик.
   - Пожалуй, - согласился Лекарь-Аптекарь. - Но это лекарство можно принимать и с водой. Сейчас мы это сделаем. Петя, нацеди стаканчик. Ну, братец Кролик, смелее.
   Кролик выпил лекарство.
   - Спасибо, - сказал он чуть слышно. - Вы заблудились, - добавил он немного погромче. - К Ученому Садоводу - не направо, а налево, - сказал он обыкновенным голосом, как самый обыкновенный незастенчивый кролик. Он живет в зеленом домике под черепичной крышей! - заорал он, по-видимому совершенно забыв, что минуту назад от смущения не мог выговорить ни слова. - Извините, я тороплюсь.
   И со всех ног он побежал искать Крольчиху, чтобы сказать ей: "Будьте моей женой".
   И все-таки они с большим трудом нашли дом Ученого Садовода. Дело в том, что дом был очень маленький и зеленый, а сад - очень большой и тоже зеленый. А найти зеленое в зеленом трудно, особенно если первое зеленое - маленькое, а второе - большое.
   Но еще труднее оказалось найти в этом большом зеленом самого Ученого Садовода. Петька обегал все дорожки, пока не наткнулся на худенького старичка в широкополой шляпе, который сидел на корточках и с озабоченным лицом прислушивался к разговору между Тюльпаном и Розой.
   - Невозможно, невозможно, - говорил Тюльпан. - Подумать только, за десять дней ни одного дождя! Ты побледнела.
   - В конце концов эта жара погубит нас, - отвечала Роза. - Ты просто не представляешь себе, как мне хочется пить.
   - Где же твоя роса?
   - Ее выпили пчелы.
   Да, стояла сильная жара. Анютины глазки вотвот готовы были закрыться навсегда, левкои лежали в обмороке, и только канны гордо подставляли солнцу свои огненно-красные крылья.
   Вот почему Ученый Садовод так обрадовался, увидев за калиткой Старую Лошадь, которая, повидимому, - он подпрыгнул от радости, - привезла целую бочку чистой прохладной воды. На передке сидел старичок в длинном зеленом пальто и широкополой шляпе.
   "Ага, понимаю, - подумал Ученый Садовод. - Это новая водовозная форма".
   - Добро пожаловать, - сказал он. - Вы приехали вовремя. Позвольте прежде всего поблагодарить вас от имени моего сада, который положительно умирает от жажды.
   ГУСЬ-ОБМАНЩИК
   "Нет, Лекарь-Аптекарь не решится приготовить лекарство для Таниного отца, - думал Великий Завистник. - Как-никак я все-таки часто называю его то старина, то собака. Бывают, конечно, подлецы! К ним относишься хорошо, а они возьмут и устроят гадость. Ну, этот-то нет! Полгода до пенсии. Да и поговорил я с ним как-то ловко: и пригрозил и приласкал. А что, если все-таки приготовит? Что, если этот Мазилка поправится? Страшно подумать!
   ...Бог с ним, с поясом, - думал он уныло. - Пропал и пропал. Пора мне уже отвыкать от него. Жизнь научила меня завидовать, а по природе-то я же добряк! Я готов все отдать первому встречному. Вот сейчас, например: последнюю рубашку готов снять с себя, только бы Мазилка скончался".
   С тех пор, как пояс пропал, он не читал газет. Зачем? Могут напечатать что-нибудь хорошее, а ему вредно волноваться. Могут напечатать, что награжден кто-нибудь, чего доброго, или что дела вообще идут хорошо. Нет уж, бог с ними! Но радио он иногда все-таки слушал.
   И вот однажды в последних известиях сообщили, что на днях в Большом Зале Мастеров открывается выставка. Это было бы еще полбеды. Но на этой выставке все картины принадлежали Таниному отцу. Вот это уже была настоящая подлость! Мало того, на выставке - Великий Завистник почувствовал, что ему нечем дышать, - будет присутствовать сам художник, выздоровевший после тяжелой болезни. Так и было сказано: "сам".
   Возможно, что Великий Завистник тут же свалился бы в сильнейшем сердечном припадке, если бы не раздался звонок. Кто-то пришел к нему, и, наскоро проглотив микстуру от зависти, Великий Завистник подошел к двери:
   - Кто там?
   - Га-га.
   Это был Гусь, тот самый, о котором говорили: "Хорош Гусь". Он был обманщик, но глупый, и ему удавалось обмануть только тех, кто был еще глупее, чем он. Великий Завистник посылал его разузнать, куда убежал Лекарь-Аптекарь.
   - Ах, это ты, старина? Как дела?
   - Дела га-га.
   - Выражайся яснее.
   - Я нашел их, - торжественно сказал Гусь. - Они скрываются в поселке Королей Свежего Воздуха, в доме Ученого Садовода.
   - Ах так! Отлично!
   - Отлично, да не совсем. Вы их там не найдете.
   - Почему?
   - Потому что вчера расцвели тополя.
   - Ну и что же?
   - А то, что он летает, га-га.
   - Кто - он?
   - Не кто, а что, - сказал Гусь. - Пух от тополей.
   - Не понимаю.
   - Каждая пушинка немедленно сообщит Лекарю-Аптекарю о вашем приближении. Так приказал Ученый Садовод, а его даже столетние дубы не смеют ослушаться, не то что какой-то там пух. У меня ведь тоже есть пух, так что в свое время я интересовался этим вопросом. Но у меня другой, так называемый гусиный. Тут нужна интрига, га-га. Например, я надену платочек и подойду к ним, знаете, вроде баба принесла им грибы. А вы спрячетесь под грибы. Вам ведь ничего не стоит. Они станут покупать, а вы - раз! И га-га!
   - А нос?
   - Ну и что же, у баб бывает такой нос. Или иначе: накинуть на домик сеть, чтобы они все попались, а потом вынимать по очереди ЛекаряАптекаря, Лошадь и Петьку.
   Великий Завистник поморщился: он не любил дураков.
   - Да, это мысль, - сказал он. - Но понимаешь, старина, возня. Уж если плести сеть, - она мне для других дел пригодится, почище. Кстати, ты не заметил случайно, не валяется ли там где-нибудь ремешок? Такой обыкновенный, потертый? Ну, просто такой старенький ремешок с пряжкой? Не видел?
   - Видел. Он на Петьке.
   - Что?!
   - То, что вы слышите. А зачем вам ремешок? Я лично предпочитаю подтяжки.
   - Конечно, конечно, - волнуясь, сказал Великий Завистник. - Я тоже. Значит, так: прежде всего нужно выбрать ветреный день. Пух легко уносится ветром. Если ветер дует, скажем, северный, а ты явишься тоже с севера, - они тебя не заметят. Во-вторых, надеть нужно не платочек, а бантик на шею - в бантике у тебя представительный вид. Стало быть, ты войдешь, вежливо поздороваешься и скажешь: "Не могу ли я видеть ЛекаряАптекаря из аптеки "Голубые Шары"?" Он спросит: "А что?" - "К вам едет знаменитый астроном". - "Зачем?" - "А затем, скажешь ты, что жена попала ему не в бровь, а в глаз, и теперь он не может отличить Большую Медведицу от Малой. Не будете ли вы добры принять его?" А вместо астронома приеду я. Понятно?
   - Понятно.
   - Эх, братец!
   А нужно вам сказать, что Лора была в соседней комнате и слышала этот разговор. Она сидела на Петькином стуле и читала Петькину книгу, ту самую, которую он не успел дочитать. На полях она рисовала чертиков, и чертики получались совсем как Петькины - с длинными хвостами, изогнутыми, как вопросительный знак. А чтение - нет, не получалось. Может быть, потому, что Петьке было интересно, что будет дальше, а ей все равно. Она обрадовалась, узнав, что Гусь знает, где Петька.
   Когда Гусь уходил, она догнала его на лестнице и попросила передать Петьке записку. Записка была коротенькая: "Берегись".
   Правда, она написала "биригись", но только потому, что очень волновалась: а вдруг Гусь не возьмет? Но Гусь взял. Может быть, если бы он умел читать, записка мигом оказалась бы в руках Великого Завистника. Он не умел. Ему и в голову не пришло, какую неприятность может причинить ему эта записка.
   ...И нужно же было, чтобы именно в этот день с Крайнего Севера прилетел Северный Ветер! Продрогший, с льдинками в усах, раздувая щеки, он принялся за работу - срывать крыши, ломать деревья, раскачивать дома, свистеть в дымоходах. Тополевый пух он в одно мгновение унес туда, где даже и не растут тополя. И Гусь, приодевшийся, в отглаженных брюках, в новеньких подтяжках, с черным бантиком на шее, никем не замеченный, пришел к Ученому Садоводу.
   Все были дома. Лекарь-Аптекарь, Ученый Садовод и Петька пили чай на открытой веранде, а Лошадь в очках бродила вокруг, пощипывая траву, которая казалась ей сладкой как сахар.
   - Здравствуйте, - вежливо сказал Гусь. - Приятно чаю попить.
   - Здравствуйте. Милости просим.
   - Благодарю вас, некогда. Дела.
   И Гусь рассказал Лекарю-Аптекарю о знаменитом астрономе, которому жена попала не в бровь, а в глаз. Кое-что он напутал, назвав Большую Медведицу просто га-га. Но Лекарь-Аптекарь все-таки понял.
   - Пусть приезжает, - сказал он. - Конечно, астроному нужны глаза. Почти так же, как аптекарю - нос.
   Еще не было случая, чтобы он отказал больному.
   - Благодарю вас, - сказал Гусь и откланялся, шаркнув лапками в отглаженных брюках.
   Но тут он вспомнил о записке, которую Лора просила передать Петьке.
   - Виноват, мне бы хотелось поговорить с мальчиком, - сказал он. - У меня к нему поручение. Так сказать, личное га-га.
   Петька соскочил с веранды, и они отошли в сторону.
   - Выкладывай! - сказал он.
   Гусь вытащил из-под крыла записку. Вот тут-то и произошла неприятность, о которой Гусь непременно догадался бы, будь он хоть немного умнее. Петька прочел записку и, пробормотав: "Ага, понятно", схватил его за горло.
   - Предательство! - закричал он Лекарю-Аптекарю. - Великий Завистник подослал к нам этого шпиона. Надо удирать. Значит, так: вы складываете вещи, а я запрягаю Лошадь.
   ТАНЯ ИЩЕТ ЛЕКАРЯ-АПТЕКАРЯ, И БЫВШИЙ ЗАСТЕНЧИВЫЙ КРОЛИК СОВЕТУЕТ ЕЙ ЗАГЛЯНУТЬ К УЧЕНОМУ САДОВОДУ
   К сожалению, Старая Лошадь была права: девочки быстро привыкают к мысли, что они сороки. Привыкла и Таня. По-сорочьи она говорила теперь лучше, чем по-человечьи. Вдруг она забывала, как сказать собака, корова, трава. Нельзя сказать, чтобы она так уж гордилась своим раздвоенным длинным хвостом, однако поглядывала на него не без удовольствия, распустив на солнце, чтобы каждое перышко отливало золотым блеском.
   Она жила у Белой Вороны, симпатичной и еще совсем недавно красивой женщины, к сожалению, сильно пополневшей под старость. Впрочем, она держалась мужественно.
   - Надо бороться, - говорила она и, полетав над Березовой рощей, спрашивала Таню: - Ну как, похудела?
   Как известно, самое верное средство, чтобы похудеть, - стоять на одной ноге после обеда. И она стояла, долго, с терпеливой, страдающей улыбкой, завидуя цаплям, которые полжизни стоят на одной ноге, не думая о том, как это трудно.
   Первое время все сороки казались Тане на одно лицо, и Белая Ворона посоветовала ей прежде всего научиться отличать себя от других.
   - Ну, а отличив себя от других, - говорила она назидательно, - не так уж и трудно научиться отличать других от себя.
   Действительно, оказалось, что это нетрудно. Одни ходили, покачивая хвостом, как дрозды, а другие - как трясогузки; одни любили душиться дубовым, а другие - березовым соком; одни красили ресницы пыльцой от бабочек, а другие - самой обыкновенной пылью, настоянной на воде. Зато трещали они все без исключения.
   - А вы знаете, что...
   Так начинался любой разговор, а потом следовала какая-нибудь новость - без новостей сороки жить не могли.
   - А вы знаете, что в соседнем лесу уже никто вообще не носит узеньких перьев?
   - Что вы говорите?
   - То, что вы слышите.
   Или:
   - А вы слышали, что на Туманную поляну прилетела испанская Голубая Сорока? Оперение - чудо!
   - Что вы говорите?
   - То, что вы слышите. Хлопает крыльями совершенно как мы, а слышится: не "хлоп", а "кликикиклюк". Заслушаешься! Ну, прелесть, прелесть!
   Профессор Пеночкин утверждает, что сороки питаются свежим швейцарским сыром, а не только земляными червями, как это утверждает профессор Мамлюгин. Но тот же профессор Пеночкин предполагает (впрочем, весьма осторожно), что в качестве приправы к швейцарскому сыру сороки питаются слухами и новостями.
   "Если это не так, - пишет он в своем труде "Сорока как сорока", - они бы, по-видимому, вообще не трещали. Ведь трещать-то надо о чем-нибудь, правда?"
   Это было убедительно, и Таня, проведя среди сорок несколько дней, должна была с ним согласиться. Та самая молодая сорока, с которой она познакомилась в Березовом саду, чуть не умерла от скуки только потому, что сидела на яйцах и, следовательно, не могла отлучиться из гнезда, чтобы узнать хоть какую-нибудь новость.
   Пришлось вызвать к ней "скорую помощь", и она пришла в себя лишь тогда, когда санитарка шепнула ей по секрету, что ее соседка лежит в обмороке, убедившись в том, что она высидела кукушку.
   Вот почему Белая Ворона пообещала Тане найти Лекаря-Аптекаря.
   - О человеке, который ходит в зеленой ермолке, - сказала она, - без сомнения, ходит множество сплетен и слухов. А если он еще к тому же и холост...
   - Он старенький. Полгода до пенсии.
   - Ну и что же? Тем более.
   И действительно, не прошло двух-трех дней, как сороки принесли на своих хвостах интересную новость: обыкновенный Кролик, отличавшийся от других, еще более обыкновенных, тем, что он не мог сказать одной молодой Крольчихе: "Будьте моей женой", - вдруг осмелел, сказал и женился. Кто же вылечил его от застенчивости? Маленький длинноносый человечек, но не в ермолке, а в шляпе.
   - Ну и что же! - радостно сказала Таня. - В дороге он сменил ермолку на шляпу.
   Она полетела к бывшему застенчивому Кролику, и он вышел к ней с женой и детьми - их было у него уже трое.
   - Застенчивость - это не что иное, как отсутствие воспитания, - сказал он. - Надеюсь, мы с женой сумеем внушить это детям. Да, Лекарь-Аптекарь спрашивал меня, как проехать к Ученому Садоводу. И я показал дорогу, хотя тогда был еще очень застенчив. Вы как, по воздуху или пешком? Лучше по воздуху, ближе и легче найти. Черепичная крыша. - Спасибо. До свидания. - Счастливого пути. Дети, что нужно сказать? - Счастливого пути, - хором сказали крольчата.
   ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ, ПЕТЬКА И СТАРАЯ ЛОШАДЬ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В МУХИН, А ЗА НИМИ, КАК ЭТО НИ СТРАННО, - САМА АПТЕКА "ГОЛУБЫЕ ШАРЫ"
   Между тем выезд, на который стоило посмотреть, превратился в выезд, на который невозможно было досыта насмотреться. Прощаясь, Ученый Садовод украсил Старую Лошадь розами, и теперь она стала похожа на пряничного доброго льва, которого хотелось съесть, - так она была мила и красива. В шляпе Лекаря-Аптекаря тоже торчала роза, но бледно-желтая, чайная, называющаяся так потому, что она была привезена из Китая. А китайский чай, как известно, так хорош, что его пьют без сахара - во всяком случае, сами китайцы. Петька, который, как все мальчишки, презирал цветы, все-таки обвил водовозную бочку цветущим голубым плющом и приколол к своей курточке несколько анютиных глазок. Словом, выезд утопал в цветах, и было бы очень хорошо, если бы пассажиры (или хотя бы Лошадь) знали, куда они едут. Гусь-предатель, которого они захватили с собой, даже спросил Петьку:
   - Скажите, пожалуйста, куда вы изволите ехать?
   Он стал очень вежлив после того, как этот мальчик чуть не свернул ему шею. Но, увы, хотя Петька и сказал отрывисто: "Куда надо", никто не мог ответить на этот вопрос.
   - Прямо или направо? - спросила Лошадь, когда они добрались до перекрестка, на котором скучал, повесив голову, длинный белый столб-указатель. "Мухин - 600 метров" - было написано на стрелке, показывающей прямо. "Немухин - тоже 600" - было написано на другой, показывающей направо.
   - Аида в Немухин! - закричал Петька.
   Лекарь-Аптекарь строго посмотрел на него и сказал Лошади:
   - Прямо.
   На ночлег пришлось остановиться в поле. Лекарь-Аптекарь завалился на боковую, а Петька стал рассматривать его банки и склянки. Одну, в которой что-то поблескивало, он откупорил, просто чтобы понюхать, - и Солнечные Зайчики стали выскакивать из бутылки, веселые, разноцветные, с отогнутыми разноцветными ушками. Одни скользнули в темное, ночное небо, другие побежали по дороге, а третьи, прыгая и кувыркаясь, спрятались в траве.
   На бутылке было написано: "Солнечные Зайчики. От плохого или даже неважного настроения. Выпускать по одному".
   Ну вот! По одному! А он небось выпустил сразу штук сорок. И Петька поскорее заткнул бутылочку - испугался, как бы ему не попало.
   Наутро они приехали в городок Мухин и сняли комнату у веселого Портного, который целыми днями сидел, поджав ноги, и шил пиджаки, жилеты и брюки. Вечерами, чтобы размять ноги, он катался - летом на роликах, а зимой на коньках. На роликах он катался лучше всех в Мухине, а на коньках едва ли не лучше всех в Советском Союзе. Если бы не музыка, он, может быть, стал бы даже чемпионом - так ловко он выписывал на льду имя девушки, на которой собирался жениться.
   - Не можете ли вы вылечить меня от любви к музыке? - попросил он Лекаря-Аптекаря. - Дело в том, что на катке каждый вечер играет оркестр, а я так люблю музыку, что забываю о своих фигурах. Однажды, например, я заслушался и вместо трех с половиной сальто в воздухе сделал только три. Ну, куда это годится!
   С такой удивительной болезнью Лекарь-Аптекарь встретился впервые. Любовь к деньгам, или так называемую скупость, он лечил. Любовь к спиртным напиткам - тоже. А вот любовь к музыке... Он обещал подумать.
   В общем, если бы не Гусь, который все время боялся, что его съедят, в Мухине жилось бы прекрасно. Гусь начинал ныть с утра:
   - А вы меня не съедите?
   - Не съедим, - отвечали ему. - Но только потому, что гусятина у тебя невкусная, старая. А то съели бы, потому что ты - предатель.
   - Ну и что же? Подумаешь! Ну и предатель! Тогда отпустите. Меня дома заждались.
   А домой нельзя.
   Почему?
   - Потому что ты скажешь Великому Завистнику, что мы в Мухине. И он такое с нами устроит, только держись!
   Гусь успокаивался, но наутро опять начиналось:
   - А вы меня не съедите?
   В общем, все было бы хорошо, если бы аптека не соскучилась по своему Аптекарю.
   Соскучились бутылки, большие, маленькие и самые маленькие, в которых едва могла поместиться слеза. Соскучились Голубые Шары, годами слушавшие бормотание своего хозяина, который разговаривал с ними, как с живыми людьми. Порошки пересохли и пожелтели. На микстурах появилась плесень. И, хотя многие врачи в настоящее время утверждают, что плесень тоже лекарство, никто еще не пробовал лечиться ею от зависти или лени. Единственный человек, побывавший в аптеке, был мухинский Портной, да и то лишь на несколько минут - в Москве у него были дела, и он торопился. Лекарь-Аптекарь дал ему ключи, чтобы он поискал лекарство от любви к музыке, мешавшей ему стать чемпионом.