Кайл Дункан. Черный Камелот

   – Портье! – крикнул заместитель управляющего в готовности услужить Рашу. Он повернулся, чтобы взять ключ от номера, но его в ячейке не оказалось.
   – А где же ключ?
   – Какой-то джентльмен взял его. Герр фон дер Шу...
   – Он уже здесь? – удивился Раш.
   – Да.
   Раш провел несколько приятных минут в магазине отеля. В иммиграционной службе аэропорта ему выдали временные пайковые карточки, и он приобрел небольшую плитку шоколада и сигару. Попросив записать покупки на его счет, он проследовал за портье в свой номер.
   Портье, не имея ключа, был вынужден постучать. Едва дверь открылась, Раш размашисто шагнул в номер. За дверью стоял человек с дородной фигурой.
   – Дайте ему на чай! – приказал Раш. – У меня нет денег.
   Дождавшись в нетерпении, когда удалится портье, он сказал:
   – Кто вы такой и что все это значит?
   – Ваше присутствие здесь является прямым неисполнением всех приказов, – резко ответил человек. – Почему вы не вернулись в Германию, как вам было предписано?
   – Я не намерен подчиняться какому-то головорезу в плаще. Я получил указания сегодня утром в Берлине, – возразил Раш.
   – А также, без сомнения, в аэропорту от журналиста-коммуниста. И последние отменяют первые.
   – Это вам сообщил ваш головорез?
   Фон дер Шуленберг злобно взглянул на Раша:
   – Да вы знаете, кто я?
   – Могу себе представить, – отрезал Раш. – Единственно, кем вы можете быть, так это ефрейтором местного отдела гестапо.
   – Начальник, – уверенно произнес фон дер Шуленберг. – Я – начальник отдела гестапо в Швеции. А теперь послушайте меня. У меня приказ из Берлина, предписывающий вам вернуться...
   – Смирно! – вдруг рявкнул Раш.
   – Это перед вами-то?
   – Перед кавалером Рыцарского креста с дубовыми листьями. В соответствии с приказом фюрера.
   Фон дер Шуленберг сунул одну руку в карман и улыбнулся.
   – Вы будете их лишены. И всего остального. Именно так поступают с предателями.
   Раш заметил, как в руке фон дер Шуленберга, уже наполовину высунувшейся из кармана, тускло блеснула сталь автоматического пистолета. Он шагнул вперед, сделал резкое круговое движение своей тяжелой тростью, которую держал за спиной, и услышал хруст костей.
   В тот момент, когда фон дер Шуленберг падал, воя от жуткой боли в раздробленной кисти, раздался звонок. Раш, поначалу настроенный не реагировать на телефон, решил все же поступить иначе. Было интересно узнать, кто звонит шефу местного гестапо. А может быть, принимая во внимание обстоятельства – предателю Рашу!
   Звонившим оказался болтливый ирландец, который желал знать, готов ли Раш принять его приглашение на ужин. Отличный вопрос к человеку, которого разыскивает гестапо!
   Раш вплотную подошел к фон дер Шуленбергу, со всего размаха пнул его ногой в живот, перевернул на другой бок, поднял пистолет и обшарил карманы. Для верности он пнул корчащуюся на полу фигуру еще раз, взял свои вещи и вышел из номера.
   Он шел по коридору не спеша, почти лениво, однако уверенным шагом и с легкостью человека, хорошо владеющего своим телом. Выражение безучастности на его лице скрывало от посторонних борьбу, которую его сознание вело само с собой: в одной его половине кружился вихрь от полученного только что шока, другая половина пыталась навести порядок в мыслях. Встреча в аэропорту и бессмысленные указания возвращаться в «юнкерс» и лететь назад в Берлин вообще не трогали его. Человек из гестапо, однозначно, принадлежал к нижестоящим инстанциям, а бюрократическая неразбериха стала в последние месяцы нормой. Однако предъявленные ему фон дер Шуленбергом обвинения в предательстве в корне меняли дело. Сам Раш не придавал особого значения своим наградам, однако другие – придавали, в том числе фюрер, а фон дер Шуленберг, должно быть, имел очень серьезные основания для насмешек и угроз.
   Подойдя к лифту, Раш замер как вкопанный, вдруг со всей ясностью осознав истинный смысл произошедшего: ему некуда было деться – не только в гостинице, Стокгольме, Швеции или Германии. Ему некуда было деться во всем мире.
   Ирландец! Какой у него номер? Он же дал его... ну да – два, ноль, девять! Раш уже положил палец на кнопку вызова лифта, когда его осенила идея. Поднимаясь наверх по лестнице, он думал над словами фон дер Шуленберга о «журналисте-коммунисте» в аэропорту. Раш остановился на площадке между пролетами лестницы. Конуэй не похож на большевика. Однако местное гестапо, что бы оно из себя ни представляло и как бы там ни оценивало поступки Раша, было, как обычно, хорошо информированно. Итак, коммунист или нет, но больше ему некуда было деться.

Глава 4

   Услышав стук, Конуэй почему-то сразу догадался, кто это. Открыв дверь, он не выказал ни малейшего удивления. Ему показалось, что верзила немец дышит учащенно, да и вид у него был какой-то не такой, как прежде. Прежде чем Конуэй успел открыть рот, Раш оттолкнул его и быстро вошел в комнату.
   – Закройте дверь.
   Конуэй заколебался.
   – Быстрее!
   – Ладно. – Конуэй с опаской поглядывал на Раша. – У вас такой вид, как будто с вами приключилось нечто нехорошее, – помолчав, сказал он.
   Раш буркнул что-то неразборчивое. Он подошел к окну и посмотрел в сторону королевского дворца.
   – У меня тут есть бутылочка, – показал Конуэй. – Если хотите, можете выпить.
   Раш быстро подошел к столику, открыл бутылку и налил в стакан. Конуэй, весьма ревниво относившийся к тому, сколько спиртного наливают в стакан (особенно если за бутылку заплатил он сам), увидел, что немец налил чуть ли не до краев, а затем проглотил содержимое одним глотком.
   – Выпейте еще, если хотите.
   – Нет, хватит. – Раш вытер губы рукой. – Спасибо.
   – Что-нибудь еще я могу для вас сделать?
   Раш обернулся и посмотрел на Конуэя:
   – Можете одолжить мне немного денег?
   Конуэй усмехнулся:
   – Вот так и теряют друзей. Ответ на ваш вопрос отрицательный.
   Увидев ухмылку, с которой Конуэй, очевидно, давал от ворот поворот всяким пьянчужкам из бара, Раш вспылил, но тут же взял себя в руки, криво улыбнулся и пожал плечами:
   – Может быть, хоть поможете сориентироваться в городе?
   – Разумеется. Куда вам нужно?
   – Мне нужно...
   Раш не договорил. Он не знал, где находится дом графа Бернадотта, а назвать имя именитого шведа первому встречному не следовало.
   – Что, проблемы? – спросил Конуэй.
   Когда Раш так стремительно ворвался к нему в номер, Конуэй не на шутку испугался – вид у немца был довольно дикий. Теперь же ирландец почувствовал себя увереннее.
   – Никаких проблем.
   – Значит, я ошибся. У вас такой вид, будто вас кипятком ошпарили.
   – В каком смысле?
   – По-моему, вы вляпались в какую-то историю.
   Раш в упор посмотрел на ирландца, пытаясь угадать, что именно известно этому человеку.
   – Со мной все в порядке.
   – Вот и отлично. Если хотите еще выпить – угощайтесь.
   – Спасибо. Я выпил достаточно.
   – Еще бы, – буркнул Конуэй.
   По глазам Раша было видно, что он весь клокочет.
   – Дайте-ка попробую угадать, что с вами случилось, – сказал Конуэй. – Очевидно, тот маленький инцидент в аэропорту. Вы приехали в отель, и инцидент получил дальнейшее развитие.
   – Нет.
   – Что же вы тогда здесь делаете, у меня в номере? Вломились, как слон, весь на взводе, выпили махом полбутылки, требуете денег взаймы, а потом говорите, что с вами все в порядке. Знаете, я не вчера на свет родился.
   Раш кинул на него свирепый взгляд, потом отвернулся.
   – Я не понимаю, зачем нужна вся эта мелодрама, – продолжил ирландец. – У вас ведь есть собственный номер. Вот и сидели бы там. Зачем вы явились ко мне? Хотите куда-то отправиться, но не говорите куда.
   Мозг Раша лихорадочно работал. Мысли теснились, мешая друг другу. Ни до чего путного додуматься не удавалось. Он чувствовал себя брошенным, преданным, беспомощным. Случайно его взгляд упал на телефон.
   – Я могу отсюда позвонить в Берлин?
   – Конечно, – кивнул Конуэй. – После семи вечера льготный тариф.
   – Мне нужно позвонить сейчас.
   – Это стоит дороже.
   Раш снял трубку, но Конуэй взбунтовался:
   – Счет пришлют мне!
   – Я заплачу вам.
   – Попросите в долг еще у кого-нибудь? – грубо сказал Конуэй.
   Инстинктивное чувство, охватившее его в аэропорту, усилилось: кажется, из этого здоровенного фрица можно было вытрясти настоящую сенсацию. Нужно только подобрать к нему ключик. Чутье подсказывало Конуэю, что в данном случае таким ключиком мог стать напор. Конечно, рискованно, но способ проверенный. Надо только нажать посильнее, и будет результат.
   Раш раздраженно опустил трубку, порылся в кармане и вытащил маленький сверток. Развернул платок, и в его руке засияла бриллиантовая брошь.
   – Вот, смотрите.
   – Вполне возможно, что это дешевая бижутерия, – пожал плечами Конуэй.
   – Черт бы вас побрал!
   Ирландец решил, что можно немножко и уступить.
   – Ладно, так и быть, поверю. Вы ведь у нас офицер, джентльмен и все такое.
   – Сердечно благодарен, – наполовину искренне, наполовину с сарказмом произнес Раш. Схватил трубку и назвал оператору телефонный номер в Берлине.
   – Я чувствую, разговор будет личным. Не буду мешать, – деликатно сказал Конуэй и вышел в ванную.
   Раш подождал, пока стокгольмский оператор соединит его с берлинским телефонным узлом. Немецкая телефонистка повторила номер, потом в трубке раздались гудки.
   – Да? – послышался удивительно отчетливый голос Шелленберга.
   – Это Раш. Мне сказали, что поступил новый приказ.
   – Где вы находитесь?
   – В Стокгольме, где же еще?
   Шелленберг ровным голосом сказал:
   – Новый приказ поступил с Принц-Альбрехт-штрассе.
   У Раша внутри все похолодело. Выходит, никакой ошибки нет!
   – Вы повели себя преступно, нарушили присягу, – сказал Шелленберг. – Как вы могли связаться с предателями вроде Остера и фон Штауфенберга? Вы обязаны немедленно вернуться. Помните о клятве, которую давали. Все ясно?
   Щелчок – Шелленберг повесил трубку, прежде чем Раш успел что-то ответить. Немец невидящим взглядом смотрел на трубку. Сегодня утром Шелленберг лично пожал ему руку и пожелал удачи. Что же такое стряслось? Раш положил трубку; рука была тяжелой, словно налитой свинцом.
   В ванной Конуэй бесшумно положил на место трубку параллельного аппарата. От волнения у него пересохло во рту, а на лбу выступили градины пота. Он лихорадочно размышлял, обдумывая подслушанный разговор. Эх, если бы только знать, с кем говорил Раш!
   На Принц-Альбрехт-штрассе, как известно, находится штаб-квартира гестапо. Стало быть, приказ с Принц-Альбрехт-штрассе – это приказ гестапо. Фон Штауфенберг – это заговорщик, подложивший бомбу в ставке Гитлера в июле. Неужели Раш с ним связан? И что это за клятва? Клятвы ведь бывают разные. Каждый немецкий солдат приносит присягу фюреру. Клянется в личной преданности. Об этой присяге идет речь? Или имеется в виду клятва, которую дают члены СС: «Моя честь – верность». Голос из Берлина сказал, что данная Рашем клятва не оставляет для него выбора.
   Конуэй прислонился к стене и сглотнул два раза – только что во рту было сухо, теперь рот наполнился слюной. Раш опасен и находится в отчаянном положении. Надо побыстрее выбраться из ванной, из номера, выскочить в коридор и уносить ноги. Чем скорее, тем лучше. Если Раш догадается, что Конуэй подслушивал...
   Ирландец спустил воду в унитазе и тихо вышел в комнату. Раш лежал на кровати: глаза открыты, невидящий взгляд устремлен в потолок. Конуэй тихонечко подкрался к двери и вышел, ожидая, что фигура на кровати оживет, бросится на него, схватит, начнет душить. По спине Конуэя стекали струйки пота, ладони были мокрыми и холодными. Оказавшись в коридоре, ирландец облегченно вздохнул, поспешно дошел до лестницы и спустился в зал для прессы. Накануне он видел там Свена Борга из газеты «Дагспостен» – вот кто был ему сейчас нужен.
   Ирландец с надеждой огляделся по сторонам, но Свена Бор-га в зале не было. Настроение сразу испортилось. Но тут открылась дверь туалета и – о чудо! – появился тот, кого он разыскивал. Конуэй решительно направился к Боргу.
   «Дагспостен» была единственной нацистской газетой в Стокгольме. Влиянием это издание не пользовалось, но в Берлине газету читали весьма внимательно, чтобы при случае можно было процитировать мнение нейтральной шведской прессы. Немецкие газеты с удовольствием перепечатывали истерические статьи Борга, в которых он обрушивался на Рузвельта или Черчилля. Подобные корреспонденции получали заголовки вроде «Швеция осуждает Рузвельта» или «Швеция разоблачает наглую ложь Черчилля».
   Нацизм Свена Борга был еще неистовее, чем общий тон его газеты. Борг вел себя так, словно являлся шведским Йозефом Геббельсом. На лацкане его пиджака красовалась золотая свастика, а в разговоре Борг без конца с восхищением отзывался о Гитлере. Он был настоящим ходячим учебником по третьему рейху, к тому же неплохо разбирался в военных вопросах.
   – Здравствуйте, Свен, – приветливо поздоровался Конуэй.
   Швед слегка кивнул ему. Борг знал, что прочие представители прессы обращаются к нему лишь тогда, когда нужно получить какую-то справку. Вроде бы это и входило в его обязанности, но Борг не любил, когда его эксплуатировали.
   – Не знаю, сможете ли вы мне помочь, – начал Конуэй, – но мне тут попалось имя одного немецкого военного...
   Борг улыбнулся:
   – В Германии миллионы солдат.
   – Я знаю. Но это не совсем обычный солдат. Его зовут Раш.
   – Раш, – задумчиво повторил Борг. – Раш... Так-так...
   Конуэй не сводил с него глаз.
   – Франц Раш, – добавил он.
   Во взгляде Борга мелькнуло что-то неуловимое, но с ответом он не торопился. Очевидно, думал, не выдаст ли ирландцу секретную информацию.
   – Франц Раш, вы говорите? – в конце концов решился он. – Вспомнил. Это действительно человек необычный. Раш был вместе с Отто Скорцени в Гран-Сассо, когда доблестные десантники похитили Муссолини прямо из-под носа у союзников.
   – Не может быть! – с фальшивым восхищением воскликнул Конуэй.
   – Очень храбрый солдат, – просиял Борг. – Если я не ошибаюсь, он награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями.
   – А нет ли у вас каких-нибудь заметок или статей про него?
   – Может быть, и есть. – Борг подозрительно сощурился. – А зачем вам это?
   – Я пишу серию статей о героях войны.
   – Для кого?
   Борг ни за что не мог позволить, чтобы иностранная пресса глумилась над германскими героями.
   – Для Южной Америки. Одно пресс-агентство в Буэнос-Айресе заказало мне серию репортажей. Я слышал о Раше и подумал, что хватит писать о таких известных персонажах, как Галланд, Ханна Райтш или Скорцени. Надо найти кого-нибудь новенького.
   – Вам нужно заглянуть в «Сигнал», – сказал Борг. – По-моему, там была статья.
   «Сигнал», немецкий военный журнал, хранился в библиотеке пресс-зала. Борг подошел к полке и стал листать номера.
   – Дайте сообразить. Это было в сорок третьем году, так? В сентябре. Надо посмотреть в октябрьском номере... Вот оно!
   Конуэй посмотрел на фотографию. Бенито Муссолини, свергнутый итальянский диктатор, в черном пальто и черной шляпе, стоял, окруженный немецкими десантниками. Они высадились с самолета на парашютах на вершину горы, спустились и освободили арестованного правителя. На снимке Муссолини выглядел весьма довольным. Выпятив вперед челюсть, он пожимал Скорцени руку. Эсэсовец весь сиял от гордости. Слева от него, тоже улыбаясь, стоял Франц Раш – Конуэй сразу его узнал.
   – По-моему, Раш участвовал и в будапештском рейде. Я имею в виду нападение на дворец адмирала Хорти, – добавил Борг.
   Конуэй улыбнулся:
   – Спасибо, Свен. Вы мне очень помогли. Должно быть, Раш очень смелый человек.
   – О да! – с энтузиазмом подтвердил Борг. – И он не один такой.
   – Я знаю.
   – Если вам понадобится информация...
   – Я сразу обращусь к вам.
   Конуэй склонился над статьей. Разговор с Боргом был полезен и еще в одном смысле. Оказывается, нацист ничего не знал о несостоявшемся аресте Раша и о том, что Раш находится в Швеции. И это при том, что у гестапо от Борга секретов не было. Статья тоже оказалась интересной. Дочитав ее до конца, Конуэй откинулся на спинку кресла и стал думать о Франце Раше. Главный вопрос был такой: не слишком ли опасно будет вернуться в номер.
   В конце концов Конуэй решил не рисковать. Спустился в холл, показал ключ от номера телефонистке и спросил, были ли какие-нибудь звонки из его комнаты.
   Телефонистка смотрела на него с удивлением и не отвечала.
   – Да бросьте вы, ничего особенного. – Конуэй как бы случайно положил на стойку монету. – У меня там наверху друг. Если он куда-то звонил, то платить будет сам. Вот почему я спрашиваю.
   – Понятно. – Девушка посмотрела на список. – Из вашего номера звонили в Берлин. Один раз.
   – Это я знаю. А еще?
   – Был еще один звонок. Мужчина просил связать его с шведским Красным Крестом.
   Конуэй улыбнулся и поблагодарил. Потом вернулся в комнату для прессы, сел к пишущей машинке и, секунду поразмыслив, забарабанил по клавишам. Напечатав небольшой текст, спрятал листок в конверт и заклеил его. В регистратуре дежурила та же девушка, которая сдала ему номер.
   – Удобно устроились? – спросила она.
   – О да. Чувствую себя настоящим богачом. Послушайте, можете оказать мне услугу?
   – Попробую, – насторожилась девушка. В Стокгольме было множество холостых журналистов, и многие из них подкатывались к ней с нескромными предложениями.
   Конуэй передал ей конверт.
   – Как видите, письмо адресовано мне самому. Если во вторник я его у вас не заберу, передайте конверт, пожалуйста, Реджиналду Эрчу из газеты «Таймс». Хорошо?
   – Ах, как загадочно, мистер Конуэй! – просияла девушка. Она обожала всяческие тайны.
   – Вы еще обо мне услышите! Но запомните: никому, кроме Эрча, не отдавайте. Скорее всего я заберу конверт сам.
   – Хорошо, – кивнула она.
   Конуэй поблагодарил ее, зашел в телефон-автомат и позвонил к себе в номер. Долго никто не отвечал, и ирландец подумал, что Раш уже ушел. Но потом трубку сняли, и мужской голос спросил:
   – Алло?
   – Это господин Раш? – сладким голосом осведомился Конуэй.
   Ответом было молчание.
   – Это я, Конуэй. Может быть, мне следовало попросить гауптштурмфюрера Раша?
   Снова молчание. Конуэй слышал в трубке учащенное дыхание.
   – Я журналист. Выдавать вас не собираюсь. Во всяком случае, пока.
   Опять никакого ответа.
   – Может быть, я смогу вам помочь, – добавил Конуэй. – А вы, в свою очередь, поможете мне.
   Только тут Раш подал голос:
   – Каким образом?
   – Я же сказал вам, я репортер. Мне известно о вас практически все. Я знаю, кто вы, откуда вы, я подслушал ваш разговор с Берлином. Сейчас я поднимусь к вам в номер. Но учтите: если вы на меня нападете, вам конец. Это понятно?
   Пауза, потом, секунду спустя, щелчок.
   Конуэй пустился в дебаты с самим собой. Подниматься наверх было рискованно. Раш – профессиональный убийца, загнанный в угол. Он в два раза крупнее, сильнее, да еще, наверное, вооружен. Впрочем, для того чтобы расправиться с Конуэем, оружие ему не понадобится. Ирландец сглотнул слюну и все-таки направился к лифту. Возможно, Раш решил смыться и сейчас спускается по лестнице. Тогда истории конец. В глубине души такой исход Конуэя совсем не расстроил бы. Было бы совсем неплохо, чтобы Раш со своим скверным характером, эсэсовским воспитанием и опасным профессионализмом растаял в ночной тьме. Пусть его схватит шведская полиция, пусть девается куда хочет. Только бы не сидел в номере, поджидая, пока вернется хозяин! Несмотря на столь малодушные мысли, Конуэй вышел из лифта на своем этаже и зашагал вперед по коридору. Он чувствовал себя человеком, поднимающимся на эшафот.

* * *

   Примерно о том же думал и немец, находившийся по другую сторону закрытой двери. Раш чувствовал себя так, словно его со всей силы ударили поддых. Ломило ъсе тело, голова раскалывалась. Слова Конуэя потрясли Раша. Откуда журналист мог так быстро все о нем разузнать? Может быть, он никакой не журналист? Давно известно, что разведчики охотно используют в качестве прикрытия профессию репортера. Не исключено, что Конуэй – сотрудник шведской службы безопасности. Фон дер Шуленберг сказал, что Конуэй – агент большевиков. Ну и что с того, что он ирландец? Многие разведслужбы используют иностранных подданных в качестве шпионов. Это бывает очень удобно. Одним словом, кто такой этот Конуэй, непонятно. Уж не из гестапо ли он? Вряд ли, подумал Раш, но некоторое сомнение все же осталось.
   В первые секунды, повесив трубку, Раш и в самом деле намеревался немедленно сматываться. Выскочить в коридор, сбежать по лестнице, раствориться в темноте... Но что потом? Да и неизвестно, кто за ним следит. Фон дер Шуленберг, если он и вправду из гестапо, наверняка установил наружное наблюдение. Конечно, здесь не Германия, приходится придерживаться определенных правил, но агенты гестапо все равно не дремлют: сидят в машинах, прячутся за окнами, за развернутыми газетами. Раш огляделся по сторонам. Ему показалось, что стены номера смыкаются. Когда-то, в детстве, он читал страшный рассказ про опускающийся потолок. Куда податься? Ни друзей, ни денег. Только отчаяние и позор. В мозгу Раша возникло слово «самоубийство», но немец раздраженно встряхнул головой и изгнал недостойную идею прочь.
   Тут раздался стук в дверь. Зачем Конуэй стучит, если у него есть ключ? Боится, догадался Раш. По телефону голос у ирландца слегка дрожал.
   Раш открыл дверь. Все же ирландцу нельзя было отказать в определенном мужестве. Хоть все козыри и были у него на руках, он здорово рисковал.
   – Давайте сядем, – первым делом предложил Конуэй.
   – Не возражаю.
   Раш опустился на кровать, предоставив кресло Конуэю.
   – Итак ... – начал было ирландец, но Раш перебил его:
   – Вы сказали, что не намерены выдать меня. Пока. Что означает «пока»? Когда именно собираетесь вы меня выдавать? Что для этого должно произойти?
   Конуэй сидел в мягком кресле, прямой как палка. Лицо у него одеревенело, щеки застыли, словно покрытые гипсом.
   – Я не выдам вас до тех пор, пока наши интересы будут совпадать.
   – А они совпадают?
   – Зависит от нас.
   Раш разглядывал собеседника, нервно застывшего в кресле. Эсэсовец и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Виной тому был Конуэй, и Раш смотрел на него недобрым взглядом.
   – Сомневаюсь. По-моему, мистер Конуэй, у нас с вами нет ничего общего.
   Конуэй увидел надменное выражение, появившееся на лице немца. Как все они похожи друг на друга, подумал он.
   – Вы офицер СС, – сказал он.
   – Я офицер боевых частей СС, – поправил его Раш.
   Конуэй покачал головой:
   – Союзники не входят в подобные тонкости. Они объявили СС преступной организацией. И всех ее членов тоже.
   – Боевые части СС – это обычные солдаты, сражающиеся на фронте!
   Конуэй снисходительно улыбнулся.
   – Преступники, – пожал он плечами. Секунду выждал и с нажимом повторил: – Преступники. Для союзников разницы никакой нет.
   – Что вы имеете в виду?
   – Когда Германия потерпит поражение, преступникам воздадут по заслугам. Все члены СС, не важно, с фронта или из тыла, превратятся из сотрудников государственной машины в беглых преступников. Нацистское государство рухнет.
   Раш свирепо разглядывал ирландца. Примерно так кошка смотрела бы на мышку, осмелившуюся ее дразнить. Конуэй не отвел взгляда, но все время помнил: главное – не переборщить.
   – Но это не ваша проблема, – сказал он. – Во всяком случае, сейчас. Для вас главное – дожить до конца войны.
   – Я сдамся шведским властям, – заявил немец. – Это нейтральная страна, я военнослужащий. Меня интернируют.
   – А как только война закончится, передадут в руки союзников, – заметил Конуэй. – Шведы умеют держать нос по ветру.
   На самом деле он вовсе не был уверен, что шведы поступят именно таким образом. Эта нация отлично умеет защищать свою независимость и нейтралитет, но нужно было загнать Раша в угол. Только бы не пережать, не то громила сорвется с цепи, и будет худо. Нельзя было терять чувства меры.
   Но немец вовсе не собирался выходить из себя. Ледяным тоном он сказал:
   – Не пытайтесь запугать меня, мистер Конуэй. Лучше объясните, в чем могут совпасть наши интересы.
   – Вы можете дать мне материал.
   – Какой материал?
   – Человек из Берлина сказал, что вы были связаны с графом фон Штауфенбергом. Значит, вам многое известно о заговоре против Гитлера. Может получиться отличный репортаж.
   – Я не имею ни малейшего отношения к заговору, – с нажимом произнес Раш.
   – Как же, как же, – буркнул Конуэй. – Поэтому вас, очевидно, и возвращают в Берлин. Хотят вручить медаль за то, что вы не участвовали в заговоре. А в аэропорту вас встречал почетный караул... Насколько я понял, вас собирались арестовать, так?
   – Ни черта вы не понимаете, – снисходительно бросил Раш.
   От его высокомерного тона Конуэй чуть не заскрежетал зубами.
   – Нет, это вы ни черта не понимаете! – воскликнул ирландец. – По-моему, до вас еще не дошло, в каком дерьме вы сидите. Представьте себе, что Берлин обратится к шведскому правительству с официальным требованием о выдаче.
   – Швеция никогда не пойдет на это.
   – А присяга? – парировал Конуэй. – Вы ведь не обычный солдат и присягу давали не обычную. Представляете, что с вами будет, когда вас доставят в Германию? Гауптштурмфюрер, кавалер Креста с дубовыми листьями – ничто вас не спасет.