Значит, подарок мог сделать только Тальберт.
   Спускаясь вниз, Мег чувствовала рукой прохладу мраморных перил. Неужели Тальберт действительно хотел поставить ее в неловкое положение в глазах гостей? Наверное, он просто не предполагал, что ее невежественные гости примут кимоно за нижнее белье. Но все равно, они знакомы менее трех дней, и отношения между ними сложились отнюдь не самые хорошие.
   После того как он помог ей похоронить птичек, так трогательно успокаивал ее, она опрометчиво решила, что его неприязнь постепенно проходит. И зря!
   – Роберт, ты не видел сегодня капитана Тальберта? – спросила она попавшегося ей навстречу дворецкого.
   – Полагаю, вы найдете его в бальном зале, мисс Метан.
   – Что он там делает? – спросила она, удивленно вскинув брови.
   – Не берусь утверждать, – с какой-то заминкой проговорил Роберт, поглаживая рукой и так безукоризненно завязанный галстук, – но похоже, это какой-то вид гимнастических упражнений. – Он определенно был обескуражен этим, поскольку не любил, когда в его владениях происходило нечто, чего он не мог объяснить.
   Она ничего не поняла. Но, надо сказать, она любила загадки.
   Заинтригованная, Мег поспешила к бальному залу. У запертой двери она остановилась и прислушалась; Из зала доносились приглушенные звуки, как будто кто-то с силой топал по твердому полу. Ее любопытство возросло.
   Рука девушки потянулась к украшенной завитушками медной ручке. Пальцы дрожали, потому что Мег понимала, что поступает некрасиво, – надо было хотя бы постучаться или другим способом обозначить свое присутствие. Но тогда он прекратит свои занятия и она упустит возможность раскрыть какие-то тайны Тальберта.
   Да и что может быть хуже того, что она сотворила – ворвалась к нему в баню? Ведь не прыгает же он сейчас голым в бальном зале?
   Он действительно не был нагим – только полуобнаженным, что она смогла заметить сквозь узкую щелку, когда чуть-чуть приоткрыла дверь.
   На нем были широкие штаны, черные, как и его распущенные волосы. Ноги были босы.
   Меган с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть. С мечом в руке Тальберт двигался по комнате с таким самозабвением, что даже не заметил, что у него появился зритель. Он явно находился здесь уже давно. Мокрые и блестящие от пота волосы слиплись, пот покрывал и тело, собираясь в капельки и тонкие ручейки, которые стекали на пол. Но казалось, что эти упражнения ему нисколько не трудны – с такой бешеной скоростью и необыкновенной легкостью он обращался со стальным катаной.
   В полутьме бани, когда он расслабленно лежал в чане с водой, его широкая грудь и плоский живот говорили о его силе, но Мег не могла себе представить, насколько отличается отдыхающее тело от работающего.
   Каждый мускул жил своей жизнью, упруго перекатываясь под кожей. Яркий свет, который был бы убийственным дня самолюбия большинства не столь совершенно сложенных мужчин, лился из высоких окон и играл на всех выпуклостях и впадинах его тела. Несколько тонких белых шрамов пересекали его грудь и плечи, в разных направлениях, привнося особый налет мужественности их обладателю.
   Тальберт сделал глубокий выпад. Катана просвистел, разрубая воздух. При гибком движении ног на штанах около талии мелькнуло что-то светлое. Не совсем цвета слоновой кости, но… О Боже!
   Мег широко раскрыла глаза.
   Это белая кожа, контрастирующая с загорелыми местами на его теле. Мешковатые штаны Джейка имели необычный покрой: по бокам шли разрезы длиной примерно с ладонь, а поверх них на талии находились завязки, с помощью которых штаны крепились на бедрах. Даже полуслепая старуха догадалась бы, что под штанами не было ничего… кроме физических достоинств, которыми его наградил Бог. Меган стала лихорадочно двигать руками в поисках веера, чтобы охладить горящие щеки. Она прикусила губу, чтобы избавиться от внезапно возникшей дурноты.
   Хотя Меган была воспитана в строгих правилах, сейчас она не могла отвести взгляд от полуодетого молодого мужчины – недопустимое поведение для приличной девицы. Во всяком случае, скромницы, к которым испытывает симпатию Тальберт, в лучшем случае лишились бы чувств от такого удара по их слабым нервам.
   А вот Меган никто и никогда не мог бы назвать кисейной барышней. И капитану будет хорошим уроком, если она рассмотрит его поближе – этим она отплатит ему за то, что он посчитал ее недостойной японских женщин. Да и потом, когда у нее еще будет возможность утолить свою страсть ко всему прекрасному, понаблюдать за живой скульптурой в движении… понаблюдать за ним?
   Она еще немного приоткрыла дверь. Тальберт казался настолько погруженным в свой собственный мир, что не обратил внимания на легкое движение, идущее от двери.
   Он напоминал ей горный поток – то покрытый пеной от бурного течения, то прозрачно-гладкий, как кристалл, но постоянно переменчивый. Иногда Джейк действовал, катаной, как настоящим оружием, крепко сжимая его в руках, рубя им сплеча. Иногда же он работал с ним, как жонглер, вращая рукоятку вокруг руки, перехватывал ее, на мгновение заставляя меч повисать в воздухе, и тут же резко менял направление удара.
   Мег была зачарована мастерством, мощью и смелостью этого никогда не виданного танца.
   Тальберт же вовсе не выглядел удовлетворенным своими действиями. Его лицо со сдвинутыми бровями и сжатыми губами являло удивительный контраст с мягко-гуттаперчевым телом. Суровый взгляд серых глаз словно пронзал воображаемого неприятеля.
   Мег почувствовала дрожь. Теперь она видела уже не упражнения, не тренировку. Это был поединок, это было возмездие. Гнев растекался вокруг него мощными валами.
   Кто мог пробудить в нем такую ярость? Тот человек, который когда-то, много лет назад, похитил его мечи? Или она сама – за то, что потребовала стать телохранителем в качестве платы за возвращение его клинков?
   Тальберт кружился на месте, вращая меч с таком скоростью, что клинок потерял четкие очертания. Потом он вдруг схватил катану так, что его острие оказалось направленным вниз, упал на одно холено и. вонзил меч в пол. Дерево треснуло со звуком, похожим на пистолетный выстрел.
   Мег отпрыгнула и прижала руки к груди. Она видела, как он обеими руками взялся за рукоятку и склонился над мечом. Его влажная кожа сверкала в лучах солнца, ребра ходили ходуном под кожей, когда он жадно глотал воздух.
   Мгновением позже он откинул голову назад. Черные волосы каскадом рассыпались по спине, как грива дикого животного. Толстые сухожилия обрамляли колонну его шеи.
   Раздался стон, глубокий, полный боли. Казалось, с этим стоном из груди рвалась его душа.
   Мег отпрянула и прижалась спиной к стене. Ее сердце бухало в груди, отдаваясь стуком в ушах, кровь шумела, как волны прибоя, ударявшие о берег.
   Шок сменился странным возбуждением. Она почувствовала себя возрожденной, полной энергии. Теперь Тальберт перестал быть для нее загадкой.
   Она-то думала, что он холодный, грубый мужчина не желающий видеть уродливых и страшных черт окружающей жизни. Что он черств и не способен ничего и никого любить.
   Совершенно незнакомый человек оказался теперь перед ней – человек, разрываемый на части горем и болью, спрятавший свои чувства за маской равнодушия так глубоко, что никто вокруг не смог разглядеть даже малейшего движения его души.
   Этого нового для нее человека до сих пор знал только Акира. Теперь ей стали понятными грустное выражение на лице японца, сочувствие в его голосе, когда он говорил о своем друге Такеру-сан.
   Это она была черствой и бездушной, думая, что знает все о Джейкобе Тальберте. На самом деле она ничего о нем не знала. Такой стон, больше похожий на звериный вой, могла исторгнуть только страдающая душа.
   Что же случилось с Джейком, что заставило его носить неподъемный камень в своей душе?

Глава 10

   Лед в расщелине скалы этим утром начинает таять – струи воды потекут, как реки в берегах из мха.
Сайгё (XII в.)

   Мег понимала, что нужно как можно скорее исчезнуть, притвориться, будто она не видела этой душераздирающей сцены в бальном зале. Нужно избавить Джейка и саму себя от чувства неловкости, которое оба испытали бы, узнай он о ее невольном проникновении в его тайну.
   Но она не ушла. И не могла заставить себя не думать о Джейке, о его боли, о его одиночестве. Стена равнодушия рухнула, и из-под ее обломков вырвалась и охватила ее душу такая жгучая потребность сочувствия, что у нее не было сил ей сопротивляться.
   Кто, как не она, знает, что такое одиночество?!
   Мег обхватила коробку обеими руками и прижала ее к груди. Обещание вернуть кимоно вело ее вперед, как морковка перед мордой мула, давало ей прекрасный повод войти в зал.
   Сделав глубокий вдох, придавший ей сил, но не унявший дрожи в руках, Мег настежь распахнула дверь.
   Джейк уже поднялся на ноги и направлялся к стулу, на котором лежала его одежда. Он спокойно вытирал полотенцем грудь, словно ничего не произошло, словно не он вонзал с размаха свой меч в деревянный пол, словно мгновение назад не кипели здесь страсти, не уступающие по мощи фонтанам вулканической лавы.
   Увидев ее, он замер с полотенцем, прижатым к шее. На мгновение на его сумрачном лице отразилось удивление, и он не сумел скрыть мелькнувшие в глазах огоньки.
   Но тут же все вновь скрылось под маской полного равнодушия.
   В этом ему трудно было найти равных.
   Подходя, она крепче прижала к себе коробку, чтобы он не увидел, как часто вздымается ее грудь. От Джейка исходил терпкий запах мужского пота, выступившего на чистом и сильном теле.
   – Похоже, я испортил вам пол, – нарушил он напряженную тишину. В его тоне обезоруживающе слились вызов и покорность.
   – Господи, что здесь произошло? – с притворным изумлением воскликнула Мег, сдерживая улыбку. – Вы перестарались в ваших… ну, в том, чем вы здесь занимались? Пробили доску ногой?
   – Не совсем, – пробормотал он, хмуря брови. – Разумеется, я оплачу ремонт.
   – О, это не к спеху. Бальный зал используется только в дни приемов, а я не собираюсь развлекаться в ближайшее время.
   – Вы искали меня? – Его взгляд упал на коробку в ее руках, и губы плотно сжались.
   – Да, я….
   Слушая ее, он поднял руки и начал вытирать голову. Мег запнулась, но глазами продолжала внимательно следить за ним, жадно ловя мельчайшие движения.
   Выпуклые мускулы играли на поднятых руках. Бицепсы превратились в шары, катавшиеся под более бледной и мягкой, как бархат, кожей внутренней стороны руки… Она была не в силах оторвать глаз от мощной груди и плоского твердого живота. Все его тело работало в могучей и совершенной гармонии.
   – Я… э-э… – кашлянула Мег, – я должна вернуть вам кимоно, – закончила она почти шепотом.
   – Почему? – Легким движением кисти он перебросил полотенце через плечо.
   – И вы, и я знаем, что папа не покупал его.
   – Это правда, – сказал он после некоторого колебания. – Это от меня ко дню вашего рождения. Считайте, что так я расплатился за беспокойство, причиненное вам сбежавшей игуаной.
   – Как бы то ни было, но я не могу принять его. – И она протянула коробку.
   – Для меня всегда было делом чести возвращать долга, – сказал он, словно не замечая ее движения.
   – Ho это глупо. Вы ничем мне не обязаны; Игуана сбежала не по вашей вине.
   – Я не приму кимоно обратно. Это подарок, и я его сделал от души.
   – Но это неприлично. Я едва знаю вас. Вы должны забрать его! – По мере того как она говорила, вверх по рукам от кончиков пальцев побежали мурашки. Она сбивалась с мысли, не могла сосредоточиться – перед ее глазами была только его широкая грудь. Такая близкая. Стоило ей разжать пальцы, держащие коробку, и вытянуть их, как они погрузились бы в его курчавые волоски.
   – Как, вы хотите вынудить меня взять подарок обратно? – Джейк поднял брови в своей обычной ироничной манере; от этого движения у нее всегда закипала кровь.
   Ей вдруг захотелось со всего размаху ударить этой коробкой его по голове.
   – Я велю слуге отнести кимоно в вашу комнату.
   – А я сам, без посторонней помощи, верну его в вашу спальню, – ответил он, делая шаг вперед.
   – Вы не посмеете! – Она перевела дыхание, а потом в притворном ужасе закатила глаза. – Что я говорю? Вы, конечно, посмеете. Вы пойдете на все, грубое чудовище! – Вскинув подбородок, она продолжала: – Но учтите, капитан, я не менее упряма, чем вы. Я буду возвращать вам кимоно, пока вам эта игра не надоест.
   Джейк неожиданно схватил ее за плечи и привлек к себе, так что коробка оказалась зажатой между их телами, хотя и не смялась.
   – Я не считаю это игрой, Меган. Кимоно ваше. В мире нет женщины, которая выглядела бы в нем лучше вас. Если вы попытаетесь вернуть его мне, вы вскоре вновь найдете его на своей кровати – безразлично, будет она пустой или на ней будет кто-то лежать.
   В сказанных тихим, хрипловатым голосом словах слышалась не угроза, а обещание соблазнителя. Темные стороны души Джейка все еще таили недобрые тайны, но открытия этого утра побуждали ее проникнуть, в сокровенную глубину его чувств, столь тщательно скрываемых.
   Руки, державшие коробку, ослабли, и она начала выскальзывать из пальцев.
   В это время из коридора послышался шум голосов.
   Джейк мгновенно отпустил Мег. Они отскочили друг от друга и постарались придать лицам отсутствующее выражение.
   Пятясь, в зал проскользнул Роберт. Его лицо выражало крайнюю степень расстройства. Да и было отчего. Его теснила толпа женщин, человек девять, и среди них Тиффани. Все яростно препирались, не слыша слов протестующего Роберта, который пытался убедить их подождать в гостиной.
   Спор моментально прекратился, едва женщины увидели Джейка.
   – Меган! – воскликнула Элизабет Уайли. – Что ты делаешь здесь, в обществе полуодетого мужчины?
   – Разве ты не заметила, Лиззи, что мы здесь все находимся в обществе полуодетого мужчины? – сухо возразила Мег.
   – Мы пришли, чтобы познакомиться, с содержимым сундука капитана Тальберта, – выпалила Камилла Смит-Джонс, даже не пытаясь притвориться скромницей. Тряхнув рыжими волосами, она вышла вперед. – Я имею виду тот сундук, в котором хранятся кимоно. – Ее пухлые тубы сложились в соблазнительную улыбку, а глаза внимательно ощупывали фигуру Джейка, не пропуская ни сантиметра его развитых мускулов.
   По лицу и груди Джейка растекся жар, отчего его загорелая кожа стала еще темнее. Мег уставилась на него, изумленная столь необычной реакцией. Джейк Тальберт… умеет краснеть?
   Но удовольствия от этого, очередного за этот день, открытия Мег не получила. Напротив, она была уязвлена. Он ведь не краснел, когда она глядела на его обнаженную грудь. А почему? Неужели она стоит слишком низко в табели о рангах его предпочтений? Или того хуже – от такого предположения у нее сжало горло и в глазах замелькали мушки, – поцеловав ее раз, он нашел ее слишком простенькой и непривлекательной?
   Все девять женщин глазели сейчас на него – с той или иной степенью заинтересованности. Ярость вспыхнула в ее груди, словно там ожил огнедышащий дракон.
   Какого черта они на него уставились! Она вдруг ощутила сумасбродное желание встать перед Джейком и закрыть его от жадных женских глаз. Вот бы схватить этих женщин за плечи, запустить ногти в их дурацкие физиономии – особенно ей хотелось причинить боль Камилле – и побыстрее вытолкать их из зала!
   Она уже было приготовилась осуществить свое кровожадное желание, как вдруг ужасная мысль остановила ее. Неужели она испытывает ревность? Обжигающее чувство от покушения на ее собственность?
   Внутри у нее все сжалось. Этого не может быть! Ведь ревность предполагает, что… О Боже, значит, это правда. Она увлеклась Джейком Тальбертом! Вот ужас! Она никак не предполагала, что с ней может случиться подобное. Ока не хотела этого. Вовсе не хотела.
   Джейк надел просторную полотняную рубаху.
   По толпе женщин пронесся общий вздох. Мег сжала зубы.
   – Дорогие дамы, давайте перейдем в гостиную. Капитан Тальберт присоединится к нам через несколько минут и принесет кимоно.
   Подхватив коробку под мышку, Мег стала теснить гостей к выходу, словно стайку гусей. Хорошо еще, что Джейк не повернулся к ним боком и они не видели голой кожи на его бедрах.
   – Прости, Меган, что мы пришли в столь ранний час, – тараторила Тиффани. – Но мы все хотим получить лучший экземпляр из коллекции капитана Тальберта.
   – Но, дорогая, это же так просто, – скучающим тоном заметила Камилла. – Кто дороже заплатит, тот и имеет право выбирать первым.
   – Это решать капитану Тальберту. – Мег одной фразой оборвала готовый возобновиться спор. Проходя мимо Роберта, ока сунула ему в руки коробку и попросила отнести ее в свою спальню. Хотя она не отказалась от решения вернуть кимоно Джейку, ей была невыносима мысль, что его наденет не она, а кто-то из этих женщин.
   Подхватив под руку Тиффани, она шепнула ей:
   – Когда мы придем в гостиную, я собираюсь предложить всем больше не пользоваться украшениями из колибри. Ведь это так жестоко. Ты поддержишь меня?
   – О да. Конечно, если ты начнешь этот разговор, – ответила девушка, уставившись на Мег расширившимися глазами. – Я сама никогда на это не решусь.
 
   – Что значит «она исчезла»? – вскричал Чэнь Ли. Разъяренный, он ткнул кулаком в сторону Юн Лянь, которая, по несчастью, стояла, слишком близко, и выбил у нее из рук поднос с чайным сервизом. Поднос взлетел в воздух и обрушился на пол рядом с каймой красного ковра. Девушка в ужасе вскрикнула. Посуда разлетелась на мелкие осколки, а зеленый чай потек в щели между покрытыми лаком досками.
   Лянь стояла вся дрожа, боясь шевельнуться. Чэнь никогда не бил ее из опасения повредить девушке лицо. Но она все равно боялась его, часто видя, как он бьет других служанок. Лянь считала красоту своим проклятием, потому что именно благодаря этому Чэнь обратил на нее внимание, но в то же время красота была для девушки защитой от ранней отправки в публичный дом.
   Чэнь брезгливо посмотрел на созданный им же самим беспорядок.
   – Убери, – бросил он и отвернулся.
   Лянь почувствовала такое облегчение, что у нее едва не подогнулись колени. Гнев Чэня теперь обратился на двух китайцев, с опущенными от стыда лицами стоявших у двери.
   Ее взгляд тайком скользнул по Сун Куаню. Он стоял на своем месте у красной портьеры, закрывавшей стену. Возможно, положение Куаня как самого доверенного телохранителя Чэня до сих пор уберегало его от подозрений хозяина. Но если Чзнь узнает об их любви, он тут же разлучит их самым жестоким и беспощадным образом.
   Он не станет рисковать своей жемчужиной, никогда не допустит, чтобы драгоценный цветок ее девственности сорвал простой слуга, подумала Лянь с горечью и вновь вспомнила визит черноволосого моряка. Сочувствие в его глазах заставило ее задуматься о своей участи вечной узницы.
   Куань уже готов был броситься к ней, но осторожность взяла верх и он замер, понимая, что выдаст себя и ее, если хотя бы намеком покажет, что жалеет девушку.
   Дорогой, любимый Куань! Они ловили редкие моменты, когда могли переброситься несколькими словами, но уже многие годы он был для нее единственным мужчиной, которому принадлежало ее сердце. Не имея и малейшей надежды, она все равно хотела, чтобы он стая первым ее любовником… единственным ее любовником… ее мужем. Но судьба и тело ей не принадлежат.
   Слезы заволокли взор Лянь, когда она, опустившись на колени, старалась салфеткой вытереть лужицы чая на полу.
   Она поправила поднос и стала складывать на него осколки посуды.
   – Объясните мне, – шипел Чэнь двоим мужчинам, – как вы упустили Цао Пин?
   У Лянь перехватило дыхание. Эти двое только вчера увезли отсюда Цао Пин. Девушке едва исполнилось четырнадцать, Вспоминая рыдания и жалобный лепет Пин, когда ту волокли из дома, где она три года выполняла самую черную работу, у Лянь от волнения свело желудок. А Чэнь был невозмутим, когда он равнодушно ударил несчастную по щеке, чтобы прекратить шум.
   Содрогаясь, Лянь пыталась представить себе, хватит ли у нее выдержки не потерять лицо, когда придет ее срок.
   Чэнь обещал добыть для нее богатого хозяина, и она будет служить только ему, избежав общей участи – удовлетворятьпохоть табуна диких животных в борделе. Но она уже сейчас испытывала приступы тошноты при одной мысли о том, что должна разделить постель с кем-либо, кроме Куаня.
   – Это случилось прошлой ночью. Я следил за ней, но она все равно улизнула, – жалобно оправдывался по-китайски один из мужчин.
   – Но куда она могла деться? Никто в городе не посмеет приютить ее.
   До Лянь донесся поток новой порции объяснений, и в скороговорке мужчин она уловила имя Мэри Ламберт. Подбородок Чэня дернулся вверх.
   – Опять эта женщина из миссии! – прорычал он.
   Пин нашла место, где сумела спрятаться; там длинные руки Чэня ее не достанут! Несмотря на то что сердце Лянь бешено колотилось, она вела себя тихо как мышка, складывала черепки посуды на поднос без единого звука, чтобы ничего не пропустить из негромкого разговора мужчин. Она молилась только об одном: чтобы хозяин не вспомнил о ее присутствии.
   В ее душе снова забрезжил лучик надежды, ока почувствовала себя чуть более уверенной, как тогда, когда ей на мгновение показалось, что она увидела обещание помощи на сосредоточенном лице того капитана. В нем чувствовались осторожность и храбрость тигра. Но он испугал ее своими сильными грубыми руками и жестким взглядом серых глаз.
   Тогда ей не хватило духа решиться. Что, если сейчас судьба дарит ей новый шанс?
   – Лянь! – крикнул Чэнь.
   От неожиданности она со звоном уронила на поднос осколок чайника.
   – Почему ты все еще здесь? – проворчал он, недовольный ее медлительностью.
   Неужели он догадался, что она подслушивала? Она испытывала самые противоречивые чувства в отношении того страшного и сладкого мира свободы, который существует за пределами Китайского квартала, и знала, что Чэнь будет во сто крат зорче следить за ней, если заподозрит ее интерес к побегу Пин.
   Страх вцепился ей в горло своей когтистой лапой. Не говоря ни слова, она указала на поднос.
   – Убирайся! – завопил Чэнь. – Здесь наведет порядок кто-нибудь другой.
   Она выбежала из комнаты, поспешно кивнув, перед тем как скрыться за портьерой. Тело ее сковывал ужас, смешанный с надеждой.
   Единственный взгляд, брошенный на Куаня, сказал ей, что он все слышал. Она никогда не видела, чтобы его черные глаза горели такой страстью.
   Куань найдет ту женщину, Мэри Ламберт. Найдет ради нее.
   Чэнь угрюмо усмехнулся, когда девушка с искаженным, от страха лицом исчезла за портьерой. Ему не доставляло особого удовольствия лишний раз пугать Лянь, этот бриллиант чистой воды, но страх помогал ему держать девушку в рабской покорности, а это как раз и требовалось для осуществления его планов.
   – Эта Ламберт – чертополох, который необходимо выполоть, – повернулся он к мужчинам, скривив губы в жесткой ухмылке. – У девчонок не должно быть подобного приюта. Эта женщина должна исчезнуть, как и ее дом. Вы возьметесь за это. И немедленно.
   Оба недоумка, пятясь, убрались, продолжая на ходу извиняться, клясться в преданности и обещать выполнить его приказ. Скука навалилась на Чэня, как огромная каменная глыба. Если они на этот раз не оправдают его ожиданий, их настигнет смерть.
   В проеме все еще открытой двери появился слуга и, часто кланяясь, сообщил Чэню еще об одном посетителе. Услышав его имя, Чэнь в удивлении поднял свои тонкие брови.
   – Приведи его ко мне.
   Слуга вновь принялся кланяться и исчез, вернувшись через мгновение с высокого роста, изысканно одетым джентльменом.
   Карл Эдвардс при входе поклонился. Его пшеничные волосы и светлая кожа казались совершенно неуместными в этом восточном жилище.
   – Добрый день, Чэнь Ли.
   – Я не собираюсь брать еще одну ссуду в вашем банке, мистер Эдвардс.
   – Я здесь не по делам банка, Чэнь. Это, скорее… частная проблема. Мне бы хотелось обсудить одно дело, которое может принести выгоду нам обоим. – Его губы зазмеились в холодной улыбке, которая сразу возбудила в расчетливом Чэне Живой интерес.
   Сунув руку во внутренний карман сюртука, Эдвардс достал сложенный лист бумага. Он развернул его, показав грубый набросок чертежа, выполненный чернилами.
   – Это карта городского особняка Дугласа Маклаури и той его части, с которой я знаком. Это должно вас заинтересовать, Чэнь Ли.
   – С какой стати? – спросил Чэнь, скрывая охватившее его смутное волнение. Этот план давал ему в руки возможности, о которых он не мог и мечтать. До сих пор Чэнь не решался посылать своих людей для нападения на Дугласа Маклаури в его собственном доме, в недоступном для него сердце мира белых людей, далеко за пределами, куда простиралась власть Чэня. Скрытность и быстрота – вот что могло принести успех. Но ничего не получится, если убийцам придется в поисках жертвы плутать по огромному незнакомому дому. Но вот имея план… его люди сумеют спокойно проникнуть в дом, а выполнив задуманное, скрыться до появления полиции. И не останется ни единой улики, которая укажет на причастность к преступлению Чэня Ли.