Казанцев Александр Петрович. Внуки Марса

   Керн криво усмехнулся:
   — Вы уличили меня. Я действительно начинаю бредить.
   — На этот раз вы бредили, как ясновидец.
   — Что вы имеете в виду?
   — Запасной планер, сэр.
   — Ага! Значит, бредите все-таки вы…
   — Ничуть. Не думайте, что Мэри отдаст русским топливо на обратный рейс и полетит с ними.
   — Ах, вот зачем вам запасной планер!
   — Не планер, а Мэри, которая им воспользуется. На «Просперити» ее удерживал только долг, сэр. Если планер занес нас сюда, то почему другой планер не даст ей возможности найти нас?
   — Этого я не знаю, — мрачно сказал Керн. — У меня иные взгляды на людей и их чувства. Мы выживем с вами, если не передеремся. А передраться нам нельзя потому, что в одиночку не выжить. О'кэй! Считайте меня вождем нового племени венерианских дикарей! Обещаю вам полнейшую западную демократию. Мы будем выбирать меня каждые четыре года.
   — Шеф, я ценю, что вы пытаетесь подбодрить меня. Вы лучше, чем я о вас думал.
   — Наплевать мне на то, что вы обо мне думали! Не подбадриваю я вас, а убеждаю: надо выжить, черт возьми! Целый год с нами будет Железный Джон! А пещеру мы найдем и поуютнее этой.
   Робот глубокомысленно прореагировал на последние слова:
   — Уют пропорционален пещере, помноженной на корень квадратный из минус единицы.
   — И здесь мнимая величина! — мрачно констатировал Вуд. — Впрочем, здесь ваша чертова машина права.
   — Она всегда права! И она не сказала, что жизнь на Венере — мнимая величина, — торжествующе сказал Керн. — Черт с ним, с уютом, комфортом и цивилизацией! Лучше стать пещерным человеком, чем подохнуть… И мы приспособимся, пусть без университетских знаний, но приспособимся, Вуд. Отныне вы будете называться не Вуд, что означает на последнем земном и первом венерианском языке «дерево», вы будете называться Дубина. А я уже не Керн, что означало «инструмент, оставляющий при ударе отметину», а Удар. Итак: Дубина и Удар! Неплохо для первых старейшин племени. Черт возьми, даже неплохо было бы, если бы спустилась ваша Мэри. Мэри Стрем… Мы назвали бы ее Стремя! Вождю племени будут нужны охотники и воины.
   Глаза Керна лихорадочно блестели. Он вскочил и стал хлопать Железного Джона по плечу:
   — Клянусь памятью Томаса, ты неплохой парень, Джон! Целый год ты будешь равноправным членом нашего племени, последним остатком ненужной здесь цивилизации… пока не разрядишься. А потом… потом цивилизацией здесь будут Дубинка и Удар!
   Керн нервно захохотал и повалился на каменный пол.
   Вуд лежал без движения, он с тоской смотрел на Керна, словно хотел что-то сказать ему.
   Обоих било в лихорадке.
   А они… хотели выжить! Хотели, не веря в людей…
 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗАКОН КОСМОСА

Глава первая. УДАР ДУБИНОЙ

   В багровых зарослях шел дождь.
   Косые струи гнули деревья, отламывали ветви. Болото бурлило и вздувалось.
   Сверкали звездоподобные молнии. Гром прокатывался волнами, как косо набегающий на берег морской прибой, усиленный в сотню раз.
   Не обращая внимания на ливень, по лесу, крадучись, пробирались двое. Их мокрые косматые плечи переходили в могучую шею, слипшиеся волосы скрывали крутой лоб с выпуклыми надбровными дугами. Маленькие и острые глазки настороженно смотрели из-под лохматых бровей с густо заросшего лица. Длинные бугристые руки раздвигали колючие лианы, не боясь шипов.
   С волосатых плеч спускались чешуйчатые шкуры, скорее напоминающие панцири, чем одежду.
   У каждого было по огромной узловатой дубине.
   Ящерицы с недоразвитыми крыльями бросались врассыпную при их появлении. Но мелкие твари не интересовали охотников, уже видевших желанную добычу.
   Большой ящер на выгнутых суставами наружу лапах, с пилообразным хребтом, переходящим в хвост с бивнем на конце, нежился в дождевых струях, довольно пофыркивал и прикрывал глаза пленками.
   Перед ним лежала мокрая груда объедков, среди которых еще трепыхалась пара раненых ящериц.
   Сытый ящер равнодушно наблюдал, как один из них, опираясь на хвост, заковылял по луже на задних лапах и скрылся за сетью лиан. Он не преследовал его…
   Охотники набросились на ящера с разных сторон. Две дубины, рассекая дождевые струи, почти одновременно опустились на оба глаза чудовища.
   Взметнув фонтан воды, ослепший ящер повернулся. Его хвост наугад ударил острым бивнем невидимого врага. Бивень с размаху вонзился в топкую почву.
   Охотники ждали этого и бросились к завязшему концу хвоста, накинули на него петлю из лиан.
   Взбешенный ящер неистовствовал. Он не мог вырвать хвост и не видел врагов.
   Один из них бросил в развернутую зубастую пасть моток колючих лиан. Зверь в ярости проглотил моток и стал бросаться из стороны в сторону. От боли, страха и бешенства ящер взвивался на привязанном хвосте, огромное его тело отделялось от болота, и все четыре когтистые лапы рассекали воздух.
   Все тот же охотник, с ловкостью тореадора увертываясь от ударов, стоял прямо перед щелкающей зловонной пастью, выбирая момент.
   Другой спокойно наблюдал в стороне, готовый заменить товарища при неудаче.
   Ящер плюхнулся брюхом в воду. Голова его с бугром на темени оказалась как раз напротив охотника. Тот взмахнул дубиной и, крякнув, опустил ее на бугор.
   Ящер повалился на бок, как падает на бойне оглушенный бык.
   Ящер был еще жив, шея его то вздувалась, то опадала, но охотники, подойдя к нему вплотную, засунули дубины в щели между пластинами, прикрывавшими шею, и отодрали их.
   Под пластиной дрожала нежная мякоть. Охотники хорошо знали, где проходит важная артерия.
   Через минуту огромный ящер был мертв.
   — Мы могли бы убивать даже летающих, — гордо сказал один из охотников.
   — Ты опять о топорах из звонкой шкуры Чуда?
   — Для этого надо опустить дубины на головы стариков.
   — Они скоро умрут сами.
   — Умирают только охотники. Старики не охотятся и все время живут.
   — Они мудрые.
   — Мы сильнее их. Я опущу дубину на их головы и получу звонкую шкуру Чуда.
   Нагруженные добычей охотники добрались до скал.
   Из пещеры шел дым.
   Отблески огня играли на каменном своде.
   Косматые охотники отнесли добычу в глубь пещеры.
   Иссохшая старуха подбрасывала корни в костер и монотонно говорила.
   Несколько грязных волосатых детей, сидя на корточках, слушали ее.
   Охотники, грубо отпихнув детей, подсели к огню.
   — Старые прилетели из-за туч, — рассказывала старуха. — Они видели небо.
   Один из мальчишек толкнул другого в бок, тот захихикал.
   Охотник наградил обоих тумаками, дети притихли.
   — Они видели, — продолжала старуха, — рассыпанные по небу горящие угли и Великий Костер, который разгорается по утрам, даря нам день, и гаснет к ночи.
   Охотник усмехнулся.
   — Старые, живя на небе, знали великую мудрость, — рассказывала старуха. — У них был ящер со звонкой шкурой, который изрыгал огонь костра и летел сам, как выброшенная из костра искра.
   — Чего ж старые не летают, — спросил охотник, — а только жрут мясо?…
   — Для этого нужно много звонкой шкуры, которой нет в наших лесах, — возразила старуха.
   — Зато она есть там, — зловеще кивнул головой охотник в глубину пещеры.
   — Я знаю, о чем ты говоришь, Хам, — прошамкала старуха. — Почему ты не захотел учиться мудрости, когда я еще только начинала подбрасывать сучья в Вечный Костер племени?
   — Зачем слушать про выдуманный мир? Разве охотники устраивают из камней пещеры одну над другой? Разве увидишь вверху рассыпанные угли? Они упали бы вниз. Надо добывать мясо. В этом мудрость. А старые глупы.
   Старуха уничтожающе посмотрела на Хама и отвернулась к детям:
   — Старые прилетели на двух крылатых. Сначала мужчины, потом женщина, от которой пошло все наше племя.
   — Лучше скажи, старуха, про Чудо в звонкой шкуре. Из нее можно сделать много топоров и ножей получше каменных.
   — Молчи, презренный! Чудо в звонкой шкуре может заговорить. Один только раз. Последний. В нем сосредоточена мудрость другого мира. Только старейшины могут заставить его говорить.
   — Мне не нужен голос Чуда, мне нужна его звонкая шкура, — сказал Хам вставая.
   — Может быть, подождем? — спросил его младший спутник.
   Но Хам пнул его ногой, и тот вскочил.
   Взяв в руки дубины, они пошли в глубь пещеры.
   Им встречались женщины, почти не покрытые шерстью, с перевязанными лианами волосами. Они испуганно уступали дорогу, волоча за руку маленьких детей.
   У пещеры было много переходов, они привели в конце концов к полутемному гроту, из которого был второй выход в лес.
   — Кто тут тревожит старейшин? — спросил дребезжащий старческий голос.
   — Это я, Хам. И мой брат со мной. Мы принесли мясо, — нерешительно сказал охотник.
   — Мясо отдай сидящим у Вечного Костра племени. Что тебе нужно здесь?
   — Мне нужна звонкая шкура Чуда. Мы сделаем из нее топоры и ножи для всего племени.
   — Вы слышите, Вуд, что говорит ваш отпрыск? Стоило для них хранить аккумуляторы электронного мозга!… — закричал старик другому.
   Второй из старейшин застонал в углу.
   — Я не понимаю, что ты говоришь, старый, которого звали Ударом, — сказал Хам наступая. — Мне нужна звонкая шкура Чуда. В прошлый раз ты отдал нам его руку, теперь мне нужна вся шкура.
   — Удались, пещерный! — закричал старейшина.
   Но охотники топтались на месте. Потом Хам взмахнул дубиной.
   — Я решил опустить дубину на ваши головы. Вы только жрете мясо и бормочете про пустую мудрость. Мы возьмем звонкую шкуру.
   Два худых седобородых человека, почти голых, в каких-то невероятных отрепьях, вскочили на ноги и стали отступать в темноту грота.
   Но охотники прекрасно видели в темноте, их глаза никогда не знали солнечного света. Они наступали, размахивая дубинами.
   — Отойди, дикий! Да включайте же наконец, Вуд!… Включайте! Или вы тоже одичали! — кричал старик другому.
   — Я не могу, шеф… Меня лихорадит, как в тот первый день.
   — Да включайте, включайте, черт вас возьми! Видите, они размахивают дубинами, ваши дикие потомки!… Включили? Уважаемый Джон, прошу вас…
   В углу что-то щелкнуло, там замерцал красноватый свет.
   Охотники отступили на шаг.
   — Ты разжигаешь костер внутри Чуда. Я не боюсь костров.
   — Ты великий охотник, Хам, — заговорил старик. — Ты услышишь голос, который молчал больше времени, чем ты живешь. Кроме нас, старейшин, только он, Чудо, может сказать о Великой Мудрости.
   — Ты лжешь, старик, которого звали Ударом! Ты заслужил удар. Я опущу дубину на твою голову и послушаю, как ты будешь болтать.
   — Отойди!… Дай Чуду разогреться… Уважаемый Джон, прошу вас… Неужели он совсем разрядился?
   В углу снова щелкнуло, и оттуда раздался безучастный скрипучий голос:
   — Да, сэр.
   — Уважаемый Джон, прошу вас, скажите… скажите что-нибудь!
   Железный голос произнес:
   — Можно осушить заболоченное пространство. Для этой цели понадобится прорыть траншеи с общим объемом земляных работ в шестьдесят семь миллионов кубических футов.
   — Ты не испугаешь Хама голосом. Ящер тоже бормочет, прежде чем я убиваю его. Ты заслужил свое, старик.
   Хам взмахнул дубиной и, крякнув, опустил ее на голову старейшины.
   Худой, изможденный старик повалился на каменный пол пещеры.
   Другой старик спрятался за одноруким железным изваянием, чуть уступавшим по размерам размахивавшему дубиной охотнику.
   — Джон, прошу вас!… Спасите меня, спасите!…
   — Аккумуляторы почти полностью разряжены, — безучастно сообщил робот. — Работает только электронная память. Спасение было в достижении русской ракеты, которую отделяло от пещеры шестьдесят девять миль.
   Два охотника подскочили к роботу с двух сторон и с привычной сноровкой обрушили на его светящиеся глаза дубины.
   В роботе что-то звякнуло, свет в нем погас, он покачнулся и, громыхая, покатился по каменному полу.
   Уцелевший старик бросился к выходу, но путь ему преградил Хам. Он толкнул мохнатой рукой старейшину в грудь, и тот упал.
   Старик видел занесенную над ним окровавленную дубину и зажмурился.
   Слышалось, как со свода пещеры падали капли в лужу на ее полу. Невнятно бормотал, очевидно лежа на камнях, робот:
   — До русской ракеты можно доехать в автомобиле за тридцать семь и две десятых минуты, если воспользоваться бетонным шоссе.
   Дубина не опускалась.
   Гарри Вуд открыл глаза.
   Он увидел каменный свод пещеры, стволы гигантских папоротников, лужу на полу, недвижно лежащего Керна в скафандре.
   Керн убит… убит ударом дубины дикого потомка, дикаря из выжившего на Венере племени людей…
   Сзади слышался размеренный голос робота:

   — Для постройки бетонной дороги понадобится пятьдесят семь миллионов долларов, считая по объявленной фирмой Смит стоимости. Превосходно, выгодно, прославлено.
   Вуд сел.
   Никакой дубины над ним не было.
   Робот не лежал, а стоял у входа в пещеру и бубнил.
   Керн перевернулся на другой бок, застонал и произнес сквозь зубы:
   — Мы должны выжить, должны… Хотя бы пришлось ждать сто лет.
   Вуд потер виски. Голова пылала.
   — Бред! — прошептал он. — Бред… Но действительность не лучше.
   Вуд опустился сначала на локоть, потом упал на пол. Щека его ощутила мокрый камень.
   «Русские, — подумал Вуд, — если бы они знали… Неужели?…»
   Мысль ускользала, проваливалась во мрак.
   Венерианские микробы сделали свое дело.
 

Глава вторая. СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК

   Из зарослей гигантских папоротников доносился звенящий визг.
   Внезапно он оборвался, и из чащи на болото выплыла странная машина. Она напоминала лодку или автомобиль-амфибию, но лишена была колес.
   Диски циркульных пил, которыми разрезались лианы, еще вертелись.
   Когда машина появилась над кочками болота, из-под ее корпуса взвились фонтаны воды.
   Могучие воздушные струи, бившие вниз, выгоняли воду из луж, создавая под корпусом машины воздушную подушку, которая и удерживала ее над поверхностью.
   Небольшой реактивный двигатель обеспечивал вездеходу значительную скорость по любой дороге, вернее без дороги, в лесу, по болоту, даже над водой.
   В вездеходе сидели три человека в скафандрах. Но только один был в шлеме, остальные, приноравливая свое дыхание к новым условиям, были без шлемов.
   За рулем сидел инженер Добров. На его бритом черепе выступили капельки пота. Он смотрел вперед острым взглядом.
   Лицо Алеши было мокро от пота, дышал он тяжело, но глаза его были веселы. Он жадно впитывал в себя все, что видел: башнеподобные деревья с распадающимися вершинами, похожими на струи фонтана, густой, душный, всегда туманный воздух, неясные тени разбегающихся живых существ, отпугнутых воем дисковых пил.
   Алеша никак не мог освоиться с тем, что он на Венере, минута за минутой проходили в его памяти часы, проведенные на чужой планете.
   Планер американцев пронесся над ракетой «Знание» и исчез.
   Каждые полтора часа, когда «Просперити» пролетал над районом посадки «Знания», Мэри Стрем все тревожнее сообщала, что не может нащупать радиолокатором планер.
   В последний раз она вызвала к микрофону командора и умоляла не считать Вуда и Керна погибшими…
   Илья Юрьевич хорошо понимал ее состояние, говорил с ней тепло, подбадривал, но после разговора с ней становился суров и молчалив, строго потребовал от помощников ускоренного выполнения всей программы исследований, не позволял в то же время отходить далеко от ракеты. Сам он собрал интереснейшую коллекцию минералов и попутно передал Алеше для гербария несколько любопытных образцов растений. Гербарий Алеши выглядел странным. Слишком крупным было все найденное им в мире без трав и цветов.
   Добров спустил из ракеты вездеход, который предназначался для коротких путешествий. Рассчитанный на двух наблюдателей, он представлял собой передвижную исследовательскую станцию, был снабжен разнообразной аппаратурой и даже вооружен скорострельной пушкой.
   Между собой исследователи говорили о силе магнитного поля, много превосходившей земную, об обнаруженной здесь древней геологической эре, о воздушных потоках, которые, очевидно, позволяют летать даже очень крупным животным, об обнаруженном в лесу сильном радиоактивном фоне, а думали… об американцах.
   Надежда была только на Мэри Стрем.
   Всякий раз, устанавливая связь с «Просперити», Алеша подключал к радиоприемнику свой шлемофон, чтобы голос Мэри был слышен во всех скафандрах.
   На этот раз сквозь треск атмосферных разрядов прозвучал тонкий, радостный голос Мэри. Счастливая, она повторяла без конца, что обнаружила движущуюся металлическую точку. Это мог быть только робот!
   — Вот здорово, Машенька! — крикнул Алеша и побежал к люку, чтобы спуститься к Богатыреву и Доброву.
   — Сколько по прямой до робота? — спросил Богатырев. — Она сказала — семьдесят километров?
   — Только семьдесят… Совсем пустяки… Мы мигом домчимся на вездеходе! — говорил Алеша, спрыгивая с лестницы на камни.
   Богатырев шел к вездеходу, около которого возился Добров.
   — Шоссейных дорог здесь нет, — напомнил Добров. — Путь через джунгли, через морской пролив, по склону вулкана.
   — Вот именно! — подхватил Алеша. — Пешком им не дойти.
   — Вездеход рассчитан на двоих, — напомнил Добров.
   — Я поеду на нем один. Вернемся втроем. Снимем кое-какую аппаратуру.
   — Один? — с иронией спросил Илья Юрьевич, кладя Алеше на плечо руку. — Ты, Алеша, умнее всех местных ящеров.
   — Разлучаться нельзя, — подтвердил Добров.
   — А поэтому нужно соединиться, — твердо сказал Илья Юрьевич. — Вездеход разгрузить, взять только самое необходимое, снять пушку.
   Добров молча покачал головой.
   — Много места занимает кислород, — оживился Алеша. — Мы соережем его, если по крайней мере половину времени проведем без шлемов.
   Тщательно изучив состав атмосферы и поведение собаки Пульки, они уже пробовали дышать венерианским воздухом.
   Вездеход разгрузили, взяли только самое необходимое. Когда снимали скорострельную пушку, Добров был особенно мрачен.
   Взяли два гранатных ружья и автомат. Алеша вооружился… кинокамерой.
   Приподнявшись на воздушной подушке, вездеход двинулся в чащу.
   Алеша в последний раз посмотрел на ракету. Она показалась ему такой земной и родной, что у него защемило сердце. Он представил, как воет сейчас оставленная в ракете Пулька…
   В зарослях было так темно, что Добров включил прожекторы. В их лучах поблескивали мокрые корни.
   Дисковые пилы резали колючие заграждения. Лианы мертвыми змеями падали на влажную почву.
   И вот вездеход вырвался на простор болота. Здесь можно было двигаться быстрее.
   Сквозь туманную дымку виднелись конические горы вулканов. Их вершины были скрыты тучами, и нельзя было решить, действуют ли они.
   Вездеход мерно скользил над болотом. Богатырев, сидя на носу, держал в руках ружье. Алеша то и дело брал кинокамеру и жадно снимал все, что видел на пути.
   Вдруг сзади, откуда-то из пройденной чащи, раздался пронизывающий звук, свистящий, скребущий по коже, взвивающийся на самые высокие ноты и не исчезающий, а словно продолжающий звучать, непонятным образом действуя не только на органы слуха, но и на нервные центры.
   Алеша почувствовал, что у него мутится сознание. Он посмотрел на Илью Юрьевича, увидел за стеклом шлема его спокойное лицо, и ему стало стыдно за себя. Оглянулся на Доброва, встретился с. ним глазами и понял, что ему тоже не по себе.
   Алеша вспомнил, что он уже слышал этот звук в первую проведенную в ракете ночь, но он звучал тогда через микрофон, который, очевидно, не мог воспроизвести все его совершенно невероятные обертоны.
   Ветер дул порывами, пронося над вездеходом клочья тумана и сорванные ветви.
   Невероятный звук усилился. Вездеход вильнул, накренился и осел.
   Богатырев удивленно оглянулся.
   Добров сник, опустив голову на грудь.
   Алеша выронил из рук кинокамеру и скатился на дно вездехода.
   Богатырев бросился поднимать его и почувствовал, что нарастающий звук разрывает ему голову, туманит сознание. Руки и ноги цепенели. Усилием воли сжав челюсти, он пересилил себя и поднял обмякшего Алешу, привалил его спиной к борту.
   Алеша запрокинул голову, и вдруг глаза его стали совсем круглыми.
   Илья Юрьевич взглянул наверх. В воздухе летел дракон… каким рисуют его китайские художники, с телом змеи, с перепончатыми крыльями…
   Богатырев поднял ружье. Он не думал, Змей Горыныч ли перед ним или своеобразной формы птеродактиль. Он защищался.
   Но в дракона не требовалось стрелять. Он камнем упал в болото, взвиваясь гибким телом, трепеща прикрывшими кочки крыльями.
   Богатырев все понял.
   По кочкам от леса к дракону быстро двигалось какое-то существо, гигантская ящерица с отвратительным роговым гребнем и отталкивающей злобной мордой.
   Это страшилище не могло летать, но обладало способностью сбивать летающие жертвы парализующим свистом.
   Богатырев взял на мушку нового врага.
   Тот сделал последний прыжок и обрушился на превосходившего его по размерам змеевидного дракона. Затрепетал гибкий хвост жертвы, попытались двинуться крылья. Свистящий ящер рвал лапами чешую на горле дракона, спешил впиться в него пилообразными челюстями.
   Богатырев выпустил гранату в «Соловья-разбойника», как мысленно назвал он ящера.
   Граната взорвалась на панцире ящера и не причинила ему никакого вреда, только разъярила его. Очевидно, его шкура была подобна броне.
   Увидев противника, ящер изогнулся дугой, готовясь к прыжку. Богатырев видел, как стали раздуваться его бока. Над болотом забился, как в конвульсиях, ужасающий звук. Если бы миллионом ножей одновременно провести по миллиону тарелок, если бы отвратительно скрипнули миллион резиновых мячей, если бы визг пилы смешался с визгом поросенка, если бы все эти звуки слились воедино и перешли за пределы слышимого в область ультразвука, лишь тогда можно было бы получить представление о том, что услышал Богатырев. Встрепенувшиеся было во время паузы Алеша и Добров вновь свалились, парализованные. Богатырев, защищенный шлемом, борясь с помутнением сознания, выстрелил в диковинного зверя второй гранатой, но также безрезультатно. Тот уже прыгнул к вездеходу, уверенный, что новая жертва от него не уйдет.
   «Пуля не берет Соловья-разбойника, значит, как и в сказании, надо бить его в глаз», — подумал Богатырев и сменил ружье на автомат.
   У ящера глаза были в виде двух узких, ядовито-желтого цвета вертикальных щелей.
   Богатырев подождал, пока ящер приготовился к последнему прыжку, и выпустил точную очередь.
   Раздался истошный, визжащий крик, перешедший в клокотание. Ящер катался по болотным кочкам, извиваясь и содрогаясь в последней агонии. Раздутое тело постепенно опадало. Скрежещущий визг замирал.
   Богатырев потрогал рукой спасший его шлем, словно боясь, что он таки раскололся.
   Вдали над озером парили на распростертых крыльях неведомые существа. Буря усиливалась. Она несла через болото гигантские растения с раскоряченными корнями. Богатырев принял было их за хищников и снова готов был стрелять в них, но эти растения упали на болото, зацепились корнями за кочки и застряли.
   Лишь два из них, подхваченные ветром, вновь поднялись на воздух и унеслись.
   Богатырев сидел, тяжело дыша. Алеша и Добров медленно приходили в себя. Богатырев дал им понюхать остро пахнущей жидкости из пузырька.
   Поверженный дракон пришел в себя без посторонней помощи. Он зашевелил крыльями, заметался между кочками, стараясь отползти подальше от страшного, лежащего сейчас недвижно врага. Потом, поставив крылья под углом к шквальному ветру, дракон подпрыгнул и поднялся над болотом. Он летел, набирая высоту, и его змеевидное тело волнообразно извивалось.
   Алеша смотрел на него и протирал глаза:
   — Что это? Народные сказки?
   — Пожалуй, — усмехнулся Богатырев. — И дракон летит… и от соловьиного свиста все мертвы лежат.
   — Как же могли эти образы перекочевать на другую планету, жить в народных сказаниях? — поражался Алеша.
   Богатырев многозначительно улыбнулся.
   — Наденьте для надежности шлемы, — сказал он.
   — Без специального оружия ехать дальше нельзя, — решительно заявил Добров, выбираясь из вездехода.
   — Что надумал? — нахмурился Илья Юрьевич.
   — Это был ультразвук, — сказал Добров. — У них на планете он действует лучше пушек. В дьявольском аккорде были неслышные, но парализующие обертоны.
   — Ах, вот ты о чем, Роман! Аппарат ультразвуковой разведки мы не сняли?
   — Не поедем дальше, пока не приспособим его для кругового обстрела.
   — Вот это правильно, Роман! — сказал Илья Юрьевич.
 

Глава третья. ХИЩНАЯ КРАСОТА

   Вездеход спрятался среди исполинских папоротников. Илья Юрьевич не позволил оставаться на открытом болоте.
   Роман Васильевич и Алеша разобрали прибор.
   Илья Юрьевич стоял около них с гранатным ружьем в руках и остро поглядывал в чащу.
   С болота полз туман. С почвы под деревьями струйками поднимался пар.
   Туманные колеблющиеся струи из-за цвета папоротников казались красноватыми. Они тоже походили на стволы, только какой-то неведомой, сказочной растительности, живой, движущейся.
   И вдруг из тумана донесся крик.