Казанцев Александр Петрович. Внуки Марса

   Алеша, держа отвертку в руках, выпрямился, посмотрел на Илью Юрьевича. Тот встретился с ним взглядом.
   Добров с укоризной взглянул на Алешу, потом показал на разобранный аппарат.
   Крик повторился снова, переливающийся, призывный.
   Алеша решительно положил отвертку.
   — Что? — сердито спросил Добров. — Теперь уже не Соловей-разбойник, а сирена?
   — Я боюсь подумать о том… как она выглядит, — взволнованно сказал Алеша.
   Добров презрительно хмыкнул:
   — «Она»!… Ящерица или женщина?
   — Тише! — поднял руку Алеша. — Слышите? Она зовет…
   — Ящерица, вонючая, отвратительная гадина, вот кто зовет. Неужели еще непонятно, что здесь нет и не может быть никого, кроме гадов, пресмыкающихся с холодной кровью, венерозавров, ползающих или летающих…
   — Это почему же? — вызывающе спросил Алеша.
   Добров укоризненно посмотрел на него:
   — Какую эру мы застали на Венере?
   — Очевидно, каменноугольный период, — нерешительно ответил Алеша.
   Добров демонстративно сложил инструменты, объявляя перерыв. Он стал говорить скрипучим голосом:
   — Да. Более раннюю, чем на Земле, эру развития. И животный мир здесь более ранний — типичные представители ящеров. А человек? Разумное существо? Это высшее млекопитающее! Его организм должен быть построен на высшей энергетике млекопитающего, он должен обладать теплой, горячей кровью! Слышишь? И у него должны быть свободные от ходьбы конечности, способные к труду, который и делает существо разумным. Оно должно ходить вертикально, имея наибольший обзор местности, иметь стереоскопические органы зрения и слуха в непосредственной близости от мощного мозгового образования, оно должно обладать, короче говоря, человеческой головой, а не головой диплодока!… Уважайте Дарвина! Вы же биолог! -Добров перешел с понуро слушавшим его Алешей на «вы». — Представьте себе лестницу эволюции на Венере. Она не будет отличаться от земной… Здесь не хватает бесчисленных ступенек от ящера до человека…
   — Кстати, — вставил Богатырев, — вы никогда не задумывались, друзья, над тем, что на Земле тоже нет одной очень важной ступеньки? Нет промежуточного звена между человеком и животным Земли.
   — Да, эта ступенька пока не найдена, — согласился Добров. — Она затерялась… но она была.
   — Вы уверены? — лукаво спросил Илья Юрьевич.
   Добров удивленно посмотрел на него и пожал плечами:
   — Надеюсь, вы не сомневаетесь, что человек произошел от обезьяны?
   — Вопрос лишь в том: от какой? — ответил Богатырев.
   — Во всяком случае, на Венере даже подобия таких обезьян еще не было. Человеческий род в процессе эволюции животного мира мог бы появиться здесь спустя сотню миллионов лет.
   — Это верно, — согласился Богатырев.
   — На Венере пока что не хватает не одной какой-нибудь ступеньки, а целого марша лестницы эволюции. Станете ли вы, биолог, — обратился Добров к Алеше, — утверждать, что разумные существа могут появиться в эру ящеров?
   Алеша, смущенный, прижатый к стене, вынужден был ответить:
   — Не стану, конечно…
   Добров торжествовал.
   — Биолога я победил! — удовлетворенно возвестил он.
   — Но остался еще поэт, — рассмеялся Илья Юрьевич.
   Алеша прислушался. Где-то совсем близко прозвучал все тот же таинственный голос. Казалось, стоит сделать лишь несколько шагов — и столкнешься с обладательницей этого голоса лицом к лицу.
   — Иди, иди! — усмехнулся Добров. — Ищи местный венец творенья. Аппарат я сейчас закончу.
   Алеша с бьющимся сердцем шагнул в туман.
   — Не отходи далеко! — крикнул ему вслед Илья Юрьевич. — И не снимай шлема!
   Алеша помахал ему рукой.
   Туман доходил ему до пояса. Поднимаясь в гору, Алеша выходил из тумана, как из молочной реки. Лес был окутан полупрозрачной дымкой.
   Алеша увидел незнакомые растения. Он сначала принял их за разновидность лиан, но на них были цветы, огромные, поразительной красоты цветы, напоминающие земные орхидеи, увеличенные в сотню раз. Первый цветок на чужой планете! Вот он какой, необычный, удивительный!…
   Неужели мелодичный голос исходил от цветка? Поющий цветок, зовущий к себе? Как неповторима природа! Земные цветы привлекают насекомых дурманящим запахом, сладчайшим нектаром, лишь бы разнесли они их пыльцу, а здесь… здесь цветок зовет, как сирена.
   Алеша почувствовал дуновение ветра, туман заколебался прозрачными языками перед ним.
   Так вот какова прекрасная обитательница планеты, красавица, призывавшая его мелодичным голосом!… Она раскрыла объятия нежных лепестков, быть может дурманя ароматом, который не чувствуешь из-за шлема.
   Ну что ж, можно помочь диковинному растению перенести его животворящую пыльцу…
   Алеша подошел вплотную к цветку и не заметил, как запутался в лианах. Досадливо освобождаясь, он заметил, что мягкие наконечники стеблей, похожие на резиновые подушечки, прилипли к его костюму. Он стал раздраженно отрывать эти отвратительные щупальца, но понял, что ему скорее удастся порвать крепчайшую ткань скафандра, чем избавиться от проклятых присосков.
   Он не считал положение безвыходным и не хотел звать на помощь. Впрочем, вездеход был в двух шагах. Слышно, как Добров орудует отверткой.
   Вынув из— за пояса большой нож, Алеша стал отрубать присосавшиеся щупальца. Да, именно щупальца! Он уже не считал их стеблями лиан… Слишком они походили на расчетливо движущиеся пальцы хищника…

   Ему удалось перерубить несколько сочащихся стеблей, но другие стебли опутали ему руку, затрудняя ее движение. Он тяжело дышал, силясь вырваться.
   Над головой скользнули крылья и совсем рядом опустился кто-то крылатый…
   Алеша вздрогнул от омерзения. Перед ним, всего лишь в нескольких метрах, вращал выпуклыми яйцеобразными глазами птеродактиль, маленький летающий ящер. «Местный стервятник, — подумал Алеша. — Уже прилетел!…»
   Однако крылатому ящеру было не до добычи. Лианы уже опутали его, как и Алешу.
   В ужасе видел Алеша, как бился ящер и как растительные щупальца неуклонно подтягивали его к раскрывшемуся во всей красоте великолепному цветку.
   Мгновение — и ящер оказался на огромном пульсирующем венчике. Мясистые влажные лепестки захлопнулись, как жадные губы. Извивающийся хвост ящера остался снаружи.
   Алеша похолодел. Он вспомнил земные хищные растения, которые точно так же ловят насекомых, чтобы высосать их кровь.
   Алеша понял, как работал механизм цветка. Решение пришло мгновенно. Но, увы, Алеша был самим собой. Ложное самолюбие удерживало его от крика о помощи. Он хотел выкрутиться сам, считал, что сможет это сделать. С трудом дотянулся он руками до шлема и снял его.
   Всей грудью вдохнул он влажный воздух. От страшного цветка шел нежный дурманящий запах.
   — Подожди, росянка-венерянка, сейчас я тебя перехитрю! — пробормотал Алеша, размахнулся и бросил тяжелый шлем на венчик…
   «Живой механизм» хищника должен сработать. Как только он почувствует на венчике тяжесть жертвы, лепестки закроются, а присосавшиеся щупальца ослабнут.
   И действительно, едва коснулся шлем венчика, тяжелые влажные лепестки, словно причмокнув, закрылись, скрыв шлем звездолетчика.
   Расчет Алеши оправдался, но… только наполовину. Присосавшиеся лианы не ослабли, продолжая цепко держать его. Более того: присоски потянулись к его обнаженной шее и впились в нее, а щупальца обвились вокруг шеи.
   Алеша попытался крикнуть, но из сдавленного щупальцами горла вырвался лишь хриплый звук.
   И вдруг совсем не со стороны цветка, а из тумана, почти от вездехода, скрытого туманом, прозвучал знакомый Алеше переливчатый голос.
   Алеша задыхался, щупальца душили его, к тому же он вдыхал пьянящие ядовитые испарения. Он терял сознание.
   Голос, в котором звучали и призыв и ужас, услышали и Богатырев с Добровым. Это так напомнило им крик человека, что они, не проронив ни слова, бросились в туман, куда скрылся Алеша.
   Они сразу же наткнулись на изнемогавшего в борьбе Алешу.
   Поняв все, Богатырев и Добров стали рубить большими ножами обвившие Алешу лианы.,
   Добров хотел было оторвать присосавшиеся к шее Алеши щупальца, но безрезультатно.
   Алеша слабо и благодарно улыбался.
   — Зачем снял шлем? — с горечью спросил Илья Юрьевич.
   Алеша смог только глазами показать на закрывшийся цветок. Могучими ударами Богатырев разрубил хищного красавца. Нож стукнул о металлическую часть шлемофона.
   Вот почему Алеша не мог вызвать помощь по радио! Наконец шлем был освобожден.
   Богатырев взял Алешу на руки и легко понес, как ребенка.
   — Соли! — скомандовал он Доброву. — Втирай ему поваренную соль в шею… Щупальца осьминогов только так можно оторвать.
   Соль помогла. Щупальца отваливались одно за другим, оставляя после себя багровые синяки.
   — Кто же кричал, Илья? Кто? — тихо спросил Добров.
   Богатырев пожал плечами.
   Алеша медленно приходил в себя.
 

Глава четвертая. ВЕНЕРЯНКА

   Алеша лежал на сиденье вездехода. Его знобило. Ему казалось: если сбросить шлем, сразу станет хорошо, согреешься, дышать будет легче.
   Туман давил.
   Сквозь дымку показалась безобразная голова чудовища. Алеше хотелось закричать, но он рассмотрел знакомую бороду и глаза, смотревшие на него с тревогой и участием.
   Потом туман еще больше сгустился и заполнил собой все.
   Алеше казалось даже, что сырая мгла проникает ему в сознание.
   И он метался на подушках сиденья.
   … Потом Богатырев и Добров исчезли совсем…
   Или Алеше так показалось… Он перестал их слышать.
   Временами он ощущал, что теряет вес, иногда становилось тяжело в груди. Голова гудела.
   Их нет… значит, можно снять давящий шлем… Все пройдет, станет хорошо…
   Дрожащими пальцами Алеша нажал на груди кнопку. Шлем отделился от магнитного воротника.
   Алеша приподнялся на локтях, тряхнул волосами. Шлема не было.
   Алеша жадно вдыхал пьянящий воздух, напоенный острыми ароматами. Кружилась голова, становилось радостно, хотелось петь.
   И Алеша, подчиняясь непосредственному чувству, запел, взял высокую, сильную, озорную ноту и даже сам заслушался. Так бывало, когда он кончал под аплодисменты любимую арию.
   И вдруг из тумана прозвучала ответная нота, светлая, звенящая, переливчатая…
   Алеша сел, всматриваясь в туман. Он различал стволы папоротников, между ними гигантские распустившиеся цветы, яркие, багровые, золотистые и эмалево-синие…
   Алеша словно обрел дар видеть в тумане. Что это? Болезнь или воздух планеты так обострили органы его чувств?
   Он отчетливо различал прогалину возле вездехода. Но нигде не было ни Доброва, ни Богатырева.
   А что это движется меж исполинских цветов? Фигура, словно одетая в туман, легкая, почти прозрачная, могущая взлететь при первом порыве ветра…
   Ветер дует здесь всегда. Алеша чувствовал, как ерошит он его волосы.
   И туманная фигура приподнялась над цветами, взлетела, расправив руки-крылья…
   Легко и неслышно опустилась она около Алеши.
   И Алеша услышал знакомый голос, тихий, обращенный сейчас только к нему.
   Он понял, что это была она!…
   Он видел лес и цветы за ее спиной, но не мог разобрать лица.
   У нее не было крыльев. Плащ цвета тумана ниспадал широкими складками. Его полы становились крыльями, когда она разбрасывала руки.
   Руки… тонкие, нежные… Алеша не только видел, он ощущал их прикосновение.
   И еще он увидел глаза… глаза венерянки, глубокие, искрящиеся… Они волновали его, звали, что-то говорили, объясняли…
   А потом снова прозвучал ее голос. Она заговорила. Он не понимал ее слов, но глаза словно переводили, проникая Алеше и в ум и в душу. Он слышал незнакомые звуки, но знал, что она говорит.
   — Откуда ты? — спросила она.
   Алеша посмотрел наверх.
   Она поняла.
   Он сказал:
   — Тебя не может здесь быть. Здесь ящеры. Разумные существа не успели еще появиться…
   Она улыбнулась:
   — Ты же ведь появился.
   Она сказала это так просто, так понятно! Она не могла и не должна была сказать ничего другого.
   И Алеша снова понял ее.
   — Я другое дело, — возразил он. — Мы прилетели… Прилетели с другой дочери Солнца, которого ты никогда не видишь.
   Она закинула руки за голову, плащ сполз на плечи. Обнаженные руки были золотистыми.
   — Я слышала о нем, — сказала она. — Оно ярче всех молний. Оно светит без грома, оно летает без крыльев, оно греет без дыма.
   — Откуда ты знаешь? Ты поднималась выше туч?
   Она отрицательно покачала головой, пристально смотря на Алешу:
   — Его видели те, кто дал жизнь всему моему племени.
   — Как зовут твое племя? Как зовут тебя?
   — Эоэлла, — сказала она.
   Алеше хотелось сказать, что она прекрасна, как и ее имя, но голос перестал повиноваться ему.
   Она протянула к нему руку и сказала:
   — Ты болен. Я исцелю тебя.
   На ней были браслеты из колючих лиан. Она коснулась обнаженной шеи Алеши, и он, почувствовав укол, дернулся.
   — Ничего, ничего, — прозвучал над самым ухом гулкий бас Ильи Юрьевича.
   Алеша хотел вскочить, чтобы видеть ее.
   — Прости, пришлось снять твой шлем, чтобы сделать укол, — говорил Илья Юрьевич. — Хиноциллин… должен подействовать.
   Алеша упал на подушки, зажмурился.
   Он не хотел ничего слышать, он боялся открыть глаза, боялся, что не увидит ее.
   Какое же у нее лицо? Неясные черты ускользали… Она улыбалась, а руки ее были ласковыми…
   Алеша открыл глаза.
   Илья Юрьевич надевал на него шлем. Добров в скафандре стоял на том месте, где только что была она…
   — Туман густой, но все же поедем, — предложил Добров. — Включим инфракрасный прожектор. В ночные очки дорогу разгляжу.
   — Где она? — спросил Алеша.
   — Кто? — обернулся Добров.
   — Эоэлла.
   — Как? — переспросил Илья Юрьевич.
   — Венерянка.
   — Ах, венерянка? — повторил Богатырев. — Надеюсь, теперь она пройдет.
   Алеша заметался на подушках.
   — Не надо! Не надо! — твердил он.
   Богатырев склонился над ним.
   — Не надо, чтобы она уходила, — просил Алексей.
   — Ну, знаешь ли, — услышал через шлемофон Алеша. — Лучше прогоним эту «венерянку». Ты придумал этой местной лихорадке удачное название. Хиноциллин — прекрасное средство. Я закатил тебе двойную дозу.
   Алеше стало так горько, что он готов был зарыдать.
   Ее не было! Это был всего лишь лихорадочный бред!…
   Эоэлла!
   Где он мог это слышать?
   И вдруг он вспомнил.
   Так звучал странный крик из тумана.
   Обессиленный Алеша упал на сиденье.
   Богатырев посмотрел на него через стекло шлема.
   — Испарина, — сказал он. — Это хорошо.
   Алеша спал и сквозь сон чувствовал, как колеблется вездеход, как круто меняет направление, проваливается, кренится на подъемах.
   Пришел в себя Алеша сразу. Голова была светлой, ясной.
   Вездеход шел по ручью, вернее над его водой, повторяя все причудливые его изгибы.
   — Ну как, добрый молодец? Справился с венерянкой? — сказал Илья Юрьевич, заметив его пробуждение.
   Алеша почему-то покраснел.
   — Как американцы? — вместо ответа спросил он.
   Илья Юрьевич сразу помрачнел:
   — Плохо, Алеша. Худые известия от Маши с «Просперити». Сообщила в последний раз… голос у бедняжки перехватило… Потеряли радиолокаторы робота… Исчез он…
   — Исчез? — поразился Алеша.
   — Кто знает, что с ними случилось. Ведь без шлемов они, наверное, как и ты был у цветка… А туман здесь зловредный, с миазмами…
   — А мы много проехали?
   — Порядочно. Ты ведь долго спал. Вот Роман твое место у радиоприемника занял, а я — у руля. Может быть, передачу их шлемофонов засечем.
   Алеша вспыхнул. Пока он спал и слушал Эоэллу, его место у радиоприемника занял другой.
   Добров, отчужденный, сосредоточенный, ловил что-то, лишь ему одному слышное.
   Вдруг выражение лица его изменилось, он поднял руку.
   Алеша болезненно поморщился.
   — А ну-ка, попробуй отстроиться получше, — предложил Алеше Добров, заметив его состояние.
   Алеша радостно придвинулся к радиоприемнику, подключил шлемофоны.
   — Слышишь? — поднял палец Добров. Привычными движениями Алеша стал вращать верньер.
   Хуже, лучше… чуть хуже… еще… Поймал!…
   Алеша передернул плечами, как при ознобе, посмотрел прямо в глаза Доброву.
   Они слышали человеческую речь, но голос был неприятный, скрипучий. Теперь можно было разобрать слова:
   — …на случай повторного дождя можно было бы сделать крытый переход до места стоянки русской ракеты. Здешние деревья могли бы послужить сырьем для лесопильного предприятия с примерным объемом производства в шесть миллионов долларов годовых…
   — Робот! — объявил Добров. Илья! Мы слышим робота! Он несет какую-то чушь.
   — Худо, — отозвался Богатырев, делая крутой поворот по петле ручья. — Видимо, машина не контролируется людьми.
   — Я сейчас попробую связаться с ним по радио, — предложил Роман Васильевич. — Алеша, давай передачу на его волне. Эй вы, Железный Джон или как тебя там… Слышишь меня? Черт бы побрал эту стервозную атмосферу! Треск, шум, шабаш на Лысой горе. Дьявольщина!
   Робот, вероятно, принял радиограмму с вездехода, но… его создатель инженер Томас Керн рассчитал свою удивительную машину лишь на вежливое обращение. Может быть, услышав слова раздраженного Доброва, робот просто замолчал.
   — Хэлло! — надрывался Добров, перенеся свою злость на замолчавшую машину. — Чертова железная кукла! Проклятый автомат! Требую ответа! Перехожу на прием.
   Робот молчал.
   — Слушай, Роман, — сказал Богатырев, снова поворачивая вездеход, — а ты поспокойнее, повежливее…
   — Что ты, смеешься? Атмосфера или машина способны обидеться?
   — Ну, не машина… а тот же Аллан Керн, который тоже может тебя слышать.
   — Ну хорошо. Хэлло! Хэлло, уважаемый Железный Джон, вы слышите меня? Прошу вас ответить.
   Алеша услышал в шлемофоне:
   — Слышимость сорок шесть и пять десятых процента. Мешают грозовые разряды, — безучастно ответил робот.
   — Где американцы? Где Керн и Вуд? Где ваши хозяева?
   — Хозяева неизвестны. Рабовладение запрещено американской конституцией. Я свободная мыслящая машина, — проскрежетал в ответ робот.
   — Черт возьми! — вскипел Добров. — Ответите мне или нет?
   Робот молчал.
   — Хэлло, Джон, — взял себя в руки Добров. — Очень прошу вас, информируйте, пожалуйста, о положении ваших спутников.
   — Положение горизонтальное, — ответил робот.
   — Где вы находитесь?
   — Под каменным сводом.
   — Все ясно! — воскликнул Добров. — Они в пещере. Вот почему локатор Маши потерял робота. Хэлло, уважаемый Джон, что говорят ваши спутники?
   — О диких потомках, которые выживут на Венере.
   — На американцах есть шлемы?
   — Нет,
   — Венерянка! Илья! Они так же бредят, как и Алеша.
   — Плохо, — нахмурился Богатырев. — Сумеет ли робот сделать укол? Дай-ка я сяду на связь.
   Добров и Алеша уступили место Илье Юрьевичу у радиоприемника. Добров сел за руль.
   — Слушайте, Джон, приятель, — сказал Богатырев, — у ваших спутников лихорадка.
   — Лихорадка, малярия, инфлуэнца, грипп, — произнес робот.
   — Нужен укол хиноциллина.
   — Укол, шприц, продезинфицировать кожу…
   — Верно, верно, Джон, старина! Молодчина! Прошу вас, возьмите в вашей походной аптечке хиноциллин.
   Слова Богатырева прозвучали в устройстве электронной машины, бездеятельно стоявшей под каменным сводом, и робот ожил. Он получил программу действия. Теперь уже все выводы электронного устройства становились безукоризненными, задания исполнительным механизмам — четкими, движения электромагнитных мускулов — уверенными.
   Робот нашел и открыл походную аптечку, которую носил за плечами, отыскал по номеру хиноциллин и шприц, склонился над Алланом Керном, продезинфицировал ему шею — единственное открытое и доступное место — и артистически сделал укол.
   Затем он перешел к Гарри Буду.
   Молодой человек метался, перекатываясь по камням пещеры. Робот гонялся за ним с нацеленным шприцем, но Вуд словно нарочно увертывался. Кончилось тем, что Робот сделал укол в пятку Гарри, защищенную толстой подошвой и каблуком, и едва не сломал шприц.
   Действие хиноциллина оказалось мгновенным. Аллан Керн пришел в себя и сразу оценил положение:
   — Лихорадка… испарения… хиноциллин! О Томас! Любимый брат мой! Вы создали чудо! Ваш Джон поставил диагноз, он лечит… Клянусь, это даже больше, чем нужно для управления государствами…
   Аллан Керн для надежности отобрал у робота шприц и сделал Буду укол сам.
   Потом он надел на себя и на Гарри шлемы и снова упал на камни.
   Но теперь это был освежающий, живительный сон.
   Керн и Вуд спали так крепко, что не слышали тщетных радиовызовов Доброва.
 

Глава пятая. ТРИНАДЦАТЬ БАЛЛОВ

   Вездеход плавно скользил по спокойной речке, в которую, раздвинув берега, превратился ручей.
   Заросли кончились сразу, и исследователи оказались на морском берегу.
   До самого горизонта простиралось ревущее море поразительного цвета — серебро с чернью.
   Перед путниками словно клокотал расплавленный металл. Гигантские валы обрушивались на прибрежные утесы, сотрясая их ударами титанических молотов.
   Добров подвел вездеход к берегу, машина легко выбралась на камни и остановилась. Трое молча вскарабкались на утес.
   Бушующий океан был разлинован белой пеной и темными полосами. Бешеный ветер загибал гребни волн, вытягивал вперед их белые гривы. Они кружевными карнизами перекрывали на огромной высоте провалы между волнами.
   Илья Юрьевич поднес к глазам бинокль. Ветер трепал его седеющие волосы, завладел оправленной в серебро бородой. На берегу путники стояли без шлемов, радостно захлебываясь плотным бодрящим воздухом, совсем иным, чем в болотной чаще.
   — Сколько же баллов шторм, Илья Юрьевич? — спросил Алеша.
   — Баллов одиннадцать.
   — По двенадцатибалльной земной шкале, — усмехнулся Добров. — На нашей скорлупе такое море не переплыть.
   — Назад предлагаешь повернуть? — нахмурился Богатырев.
   — А что здесь можно предложить? — резко повернулся к нему Добров.
   — Что предложить? — вспыхнул Алеша. — Я не предлагать буду, а просить… Я прошу, Илья Юрьевич, разрешить мне одному переплыть пролив и вернуться с американцами. Если через два дня нас не будет, добирайтесь пешком до ракеты и стартуйте на Землю без нас.
   Богатырев спрятал бинокль в футляр, положил руку на плечо Алеше и повернулся к Доброву:
   — Боишься, значит, что утонем?
   — Я страха не знаю, Илья, — нахмурился Добров. — Но уверен, что утонем.
   — Страха не знаешь — чужой боли не поймешь. Страх ведь, как и боль, человеку не зря природой дан. Боль сигнализирует о болезни, а страх предостерегает и бережет. Бояться нужно. Я, например, и не скрою, что боюсь такой бури. Но ведь храбрость не заменяет страха, а побеждает его. Проявляется она людьми ради людей…
   — Я тоже забочусь о людях, об удачном исходе великого научного опыта, — упрямо сказал Добров.
   — Наука, Роман, не злобное божество, жаждущее жертв. Наука гуманна. Ради нее нельзя оставить на гибель людей.
   — Если бы я верил в удачу, в то, что мы им поможем! — с горечью воскликнул Добров.
   — Люди в древности переплывали Тихий океан на плотах, а у нас амфибия…— вмешался Алеша.
   — Значит… — поднял вверх брови Добров, выжидательно смотря на Богатырева.
   — Плывем, друг Роман, плывем… — примирительно сказал Илья Юрьевич.
   — По-моему, двенадцать баллов, — как ни в чем не бывало заметил Добров, оценивающе глядя на море.
   — Пожалуй, — согласился Богатырев и взял за плечи обоих помощников.
   Крепко притянув их к себе, он сказал им одну только фразу…
   Добров хлопнул себя по лбу. Алеша заглянул ему в лицо:
   — А инструкция? — ехидно спросил он. Добров отмахнулся от него.
   Алеша был восхищен Ильей Юрьевичем. Как просто находил он всегда нужное решение! Как хотел бы он, Алеша, походить на Илью Юрьевича!…
   Илья Юрьевич еще в детстве, в войну, потерял родителей и стал сыном полка: воспитанником воинской части. После детдома, где он бережно хранил полученную им боевую медаль, он попал в экспедицию под начальство известного профессора-палеонтолога и знаменитого писателя-фантаста, который сумел привить ему любовь к знаниям и романтике. Он повидал в каменной пустыне Гоби величайшее кладбище динозавров и мечтал о звездах. Оставшись на Дальнем Востоке, он учился в мореходном училище, ходил матросом под парусами и на каботажных судах в Тихом океане, влюбившись в море, всегда изменчивое и прекрасное.
   Учился Илья, по настоянию своего шефа, в Московском университете, еще студентом отправился в двухгодичную палеонтологическую экспедицию и по возвращении вдруг поступил в Горный институт, который и закончил, мечтая о том, как будут прорывать глубочайшие шахты, открывающие сокровенные тайны Земли.
   Впоследствии горный инженер Богатырев был удостоен за палеонтологические открытия степени доктора биологических наук. Однако всеобщее признание он получил совершенно неожиданно, как геолог, заложив основы новой науки, возникшей на грани познания мертвой и живой природы. Он нашел новейшие методы открытия каменного угля, газа, нефти, торфа…
   Но поворотным в исследовательском пути профессора Богатырева был 1960 год, когда в Одесских катакомбах были обнаружены кости древних животных, ископаемых страусов, верблюдов и гиен, относящихся к эпохе верхнего плиоцена. Им насчитывалось миллион лет. Кости привлекли внимание ученых тем, что были… искусно обработаны в сыром состоянии!…