– А твоя жена? – внезапно спросила Грейс.
   – Я обманул ее, обесчестил, предал и в конце концов убил.
   Грейс вздрогнула от этого неожиданного признания.
   – Как это случилось?
   – Конечно же, не я лишал ее жизни, но зато причастен к смерти. Если бы я не… – Но он не закончил.
   – Что? – спросила Грейс. – Что тогда случилось?
   – Я играл нашими судьбами, и в итоге мойры [5]наказали меня за это.
   Однако Грейс не удовлетворилась этой подробностью:
   – Как она умерла?
   – Обезумела, когда узнала, что я сделал с ней и что сделал Эрос… – Юлиан закрыл лицо руками. – Какой же я был дурак – поверил Эросу, когда он говорил, что сможет заставить ее полюбить меня.
   Грейс погладила его по руке, и он удивленно поднял на нее глаза. Боже, она так прекрасна! Ни одна женщина не смотрела на него так, даже Пенелопа, во взгляде которой всегда недоставало чего-то. Теперь он понял, чего – недоставало сердца. Грейс права: прежде никто не вкладывал душу в общение с ним. Разница эта была едва уловимая, но такая значительная! Ему всегда претила пустота в словах Пенелопы, отрешенность ее ласк.
   Неожиданно рядом с Селеной материализовался Купидон.
   – Простите, я забыл сказать еще кое-что.
   Юлиан бросил на него злобный взгляд:
   – Сдается мне, ты всегда забываешь что-то, и это «что-то» в итоге оказывается самым важным. Что ты забыл сказать на этот раз?
   Купидон отвел взгляд.
   – Часть проклятия заключается в том, что ты обязан ублажать ту, что вызвала тебя.
   Юлиан быстро посмотрел на Грейс.
   – Да, и что?
   – Надеюсь, ты понимаешь, что с каждым днем, проведенным рядом с ней, твой разум будет ослабевать? К концу месяца ты начнешь сходить с ума от желания уступить похоти. Если же ты не уступишь, физическая боль станет такой сильной, что страдания Прометея покажутся тебе прогулкой по Елисейским полям.
   Селена ахнула:
   – Ты о том самом Прометее, который, по легенде, подарил людям огонь?
   – Да, о нем.
   Грейс с беспокойством посмотрела на Юлиана:
   – Кажется, его приковали к скале, и каждое утро прилетавший к нему гриф склевывал его внутренности?
   – Именно. Ночью у него все отрастало заново, чтобы грифу было чем поживиться в следующий раз. – Юлиан поморщился. Боги определенно умели наказывать тех, кто разочаровывал их. – Как же я вас всех ненавижу! – гневно бросил он брату.
   Купидон кивнул:
   – Ненавидишь, и правильно делаешь. Жаль, что я не могу вернуть все назад и не умею снимать чары. Хочешь – верь, хочешь – нет, но мы с мамой действительно очень переживаем за тебя. – Купидон поставил на столе перед Юлианом небольшую коробку: – Если ты питаешь какие-либо иллюзии по поводу свободы, то это тебе пригодится.
   – «Бойтесь данайцев, дары приносящих», – процитировал Юлиан и открыл коробку. В ней на синем атласе лежали две пары серебряных наручников и ключи к ним.
   – Гефест постарался?
   Купидон кивнул.
   – Даже Зевс не сможет разомкнуть их. Как почувствуешь, что теряешь над, собой контроль, пристегнись к чему-нибудь покрепче и держись… – он кивнул в сторону Грейс, – держись от нее подальше.
   Юлиан тяжело вздохнул. Ему хотелось ответить с иронией, но это оказалось выше его сил. Увы, почти в каждом воплощении его приковывали к чему-нибудь.
   – Это просто бесчеловечно. – Грейс всхлипнула, но Купидон строго посмотрел на нее:
   – Поверь, если ты его не прикуешь, то потом очень об этом пожалеешь.
   – Сколько у меня времени?
   Купидон пожал плечами:
   – Не знаю. Вероятно, это зависит от тебя, от твоего самообладания. Впрочем, возможно, кандалы тебе и вовсе не пригодятся.
   Юлиан закрыл коробку. Разумеется, он верил в свои силы, но кто знает. Его оптимизм умер долгой и мучительной смертью с дюжину веков назад.
   Эрос хлопнул брата по спине:
   – Удачи, парень. – Он тут же растворился в воздухе, а Юлиан молча уставился в пространство.
   Если он чему и научился за столетия своей жизни, так это спокойствию, когда вверял мойрам свою судьбу. Глупо, даже и думать о том, что он сможет вырваться на свободу. Такова его доля, и он примет ее бестрепетно, даже если раб по-прежнему останется рабом.
   – Юлиан? – окликнула его Грейс.
   – К сожалению, из этой затеи ничего не получится. Лучше отвези меня к себе домой и позволь любить тебя. Давай будем веселиться, пока никто не пострадал.
   – Но это же уничтожит твой шанс стать свободным. Скорее всего, второго такого случая тебе не представится. Раньше тебя хоть раз призывала женщина Александра?
   – Нет.
   – Значит, на этот раз мы должны все довести до конца.
   – Ты ничего не понимаешь. – Он сжал зубы. – Если то, что сказал Эрос, правда, то к тому моменту, как мы соединимся с тобой, это буду уже не я.
   – И кем же ты станешь?
   – Чудовищем.
   Грейс недоверчиво посмотрела на него:
   – Не верю. Этого не будет, не может быть.
   Юлиан смерил ее холодным взглядом:
   – Ты даже понятия не имеешь, на что я способен. Когда на тебя опускается безумие богов, надежды нет и помощи ждать неоткуда. Лучше тебе вообще было не призывать меня. – Юлиан взял со стола стакан.
   – А ты никогда не думал, что так и должно было произойти? – неожиданно сказала Грейс. – Может, я призвала тебя потому, что так суждено и мое предназначение – освободить тебя.
   Тяжелый взгляд Юлиана упал на Селену.
   – Ты вызвала меня, потому что твоя подруга уговорила тебя. Все, чего она хотела, – позволить себе получить несколько дивных ночей наслаждения, чтобы после ты не боялась встречаться с мужиками.
   – Но ведь может…
   – Никаких «но». Ничего на самом деле не было предопределено, я в этом уверен.
   Взгляд Грейс упал на запястье Юлиана, и она стала внимательно рассматривать надпись на греческом языке, расположенную на внутренней стороне запястья.
   – Как красиво. Это татуировка?
   – Нет.
   – А что?
   – Это выжег Приап.
   Селена тоже присмотрелась к письменам.
   – Здесь говорится: «Проклят навеки».
   Грейс поспешно закрыла надпись рукой.
   – Даже представить не могу, через какие страдания тебе пришлось пройти. Это же надо, родной брат так с тобой обошелся!
   – Мне не следовало трогать его любимую девственницу.
   – Тогда зачем ты сделал это?
   – Потому что был глуп. И вообще я не желаю это обсуждать.
   Грейс отпустила его руку.
   – Юлиан, ты кого-нибудь когда-нибудь подпускал близко к своему сердцу? Наверное, ты из тех мужчин, которые предпочтут отрезать себе язык, нежели произнести комплимент. С Пенелопой ты был таким же?
   Юлиан пожал плечами. Его детство прошло в голоде и лишениях. А потом…
   – Да, – сказал он жестко. – Я всегда один.
   Грейс расстроенно покачала головой. Что ж, пусть так, она все равно найдет способ, как достучаться до него и избавить его от проклятия.

Глава 8

   Юлиан и Грейс помогли Селене собрать ее выставочное имущество и погрузить в джип, а затем отправились домой в гуще вечерних пробок.
   – О чем ты думаешь? – спросила Грейс, остановившись на светофоре. Ей казалось, что Юлиан выглядит потерянным и словно заблудившимся между фантазией и реальностью.
   – Сам не знаю, – ответил он после продолжительной паузы.
   – Тогда, что чувствуешь?
   – Ничего. Лучше расскажи, что такое сексопатолог.
   Грейс рассмеялась:
   – В каком-то смысле мы с тобой занимаемся одним делом – я помогаю людям, у которых трудности с личной жизнью, и прежде всего женщинам, которые боятся вступать во взаимоотношения с мужчинами или любят мужчин слишком уж навязчиво.
   – Нимфоманкам?
   Грейс кивнула.
   – Да, они мне тоже встречались. А как насчет мужчин?
   – С мужчинами все не так просто: они крайне неразговорчивы. Есть у меня несколько случаев боязни действия…
   – А что это такое?
   – Это то, чего у тебя и быть не может. Понимаешь, мужчины, которые боятся, что их партнерши станут смеяться над ними в постели.
   – А, вот оно что.
   – Есть еще парочка типов, которые любят хамить своим женам и подружкам. Еще двое хотят сменить пол…
   – Неужели это возможно? – На лице Юлиана отразилось удивление.
   – Да, конечно. – Грейс взмахнула рукой. – Приходится только удивляться, до каких высот дошла современная медицина.
   Машина свернула к дому, но Юлиан не произнес больше ни слова, так что Грейс уже хотела включить радио. И тут он неожиданно заговорил:
   – А почему ты помогаешь этим людям?
   – Не знаю, – чуть растерянно сказала Грейс. – Наверное, это как-то связано с моим детством, когда я чувствовала себя совсем беззащитной. Мой папа был профессором истории, мама домохозяйкой. Родители любили меня, но я не умела общаться с другими детьми.
   – Твоя мать была главной в доме?
   Грейс рассмеялась:
   – Нет, она просто сидела дома и выполняла женскую работу. На самом деле родители никогда не относились ко мне как к ребенку, так что когда я попадала в общество других детей, то не знала, как себя вести и что говорить. Мне становилось так страшно, что я начинала дрожать. В итоге папа отвел меня к психологу, и через какое-то время я пошла на поправку.
   – Но не с мужчинами?
   – Ну, это уже совсем другая история. – Грейс вздохнула. – Я была неуклюжим подростком, мальчишки в школе подходили ко мне только с одной целью – чтобы поиздеваться.
   – Поиздеваться? Почему?
   Грейс равнодушно пожала плечами. По крайней мере, теперь старые воспоминания не бередили ей душу и она уже давно успокоилась на этот счет.
   – Потому что сиськи у меня не торчали в отличие от ушей. А еще у меня были веснушки.
   – Что такое «сиськи»?
   – Грудь. – Грейс тут же почувствовала его долгий томный взгляд на своей груди. Юлиан смотрел на нее так, словно она вообще была без одежды.
   – У тебя вполне милая грудь.
   – Ну спасибо. – Этот сомнительный комплимент, как ни странно, заставил сильнее биться ее сердце. – А что у тебя?
   – У меня грудей нет.
   Грейс расхохоталась:
   – Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь. Каким ты был в детстве?
   – Я уже говорил тебе.
   Она бросила на него недовольный взгляд:
   – Я серьезно.
   – Ну, я дрался, ел, пил, занимался сексом и принимал ванны. Обычно все происходило именно в такой последовательности.
   – Надеюсь, мы по-прежнему придерживаемся договоренности насчет интимных отношений?
   Вместо ответа Юлиан с сомнением хмыкнул.
   – Ладно, расскажи мне лучше, как ты первый раз пошел в бой. Что ты тогда чувствовал?
   – Ровным счетом ничего.
   – И ты даже не боялся?
   – Чего?
   – Ну, смерти, увечий…
   – Нет.
   Искренность и простота этого признания поразили ее.
   – Но разве можно не бояться?
   – Зачем бояться смерти, когда нет причин, чтобы жить?
   Ошеломленная его словами, Грейс заставила себя переключить внимание на дорогу и заехать на стоянку перед домом. Решив отложить до лучших времен такую непростую, как выяснилось, беседу, она вышла из машины, открыла багажник и передала Юлиану извлеченные оттуда пакеты.
   Когда они поднялись наверх, Грейс выдвинула верхний ящик комода и достала оттуда двое джинсов, затем расчистила место на полке.
   – Итак. – Она засунула пустые пакеты в мусорную корзину рядом с чуланом. – Сегодня вечер пятницы. Чем бы нам заняться? Может, проведем тихий вечер дома или отправимся прогуляться по городу?
   Юлиан прошелся горячим взглядом по ее телу, и Грейс бросило в жар.
   – Ты знаешь ответ.
   – Итак, один голос за то, чтобы поваляться в постели с докторшей, и один голос против. Есть еще предложения?
   – Ну, тогда тихий вечер дома.
   – Ладно. – Грейс подошла к тумбочке, на которой стоял телефон. – Я проверю сообщения на автоответчике, а потом мы с тобой поужинаем.
   Юлиан стал укладывать в комод свои вещи, как вдруг услышал встревоженный голос Грейс:
   – А он не сказал, что ему нужно? – Зрачки Грейс слегка расширились, она крепко вцепилась побелевшими пальцами в трубку. – Зачем вы дали ему этот номер? Пациенты не должны звонить мне домой. Соедините меня, пожалуйста, со старшим смены.
   Юлиан подошел к ней и встал рядом.
   – Что-то случилось?
   Грейс прижала палец к губам.
   – Хорошо, – сказал она после длительной паузы. – Я сменю номер. Спасибо. – Она положила трубку, потом села и встревоженно сдвинула брови.
   – Ну, что ты молчишь?
   Грейс потерла шею и раздраженно фыркнула:
   – В службе сервиса приняли на работу новую служащую, и она дала мой домашний номер одному из пациентов. Это нарушение инструкции. И вообще он не совсем мой пациент – я бы такого никогда не взялась лечить. Доктор Дженкинз не такая разборчивая, но она уехала на прошлой неделе по своим личным делам, а нам с Бет пришлось поделить ее пациентов. И все равно я не хотела брать этого парня, но Бет по пятницам не работает, а он приходит только по средам и пятницам, потому что эти дни предусматривает его программа по досрочному освобождению. Сопровождающий офицер заверил меня, что никаких проблем не будет, так как этот пациент не представляет ни для кого угрозы, и все же…
   У Юлиана разболелась голова от обилия новой информации и той скорости, с которой Грейс ее сообщала.
   – Так в чем, собственно, проблема?
   – Мне страшно. – Руки Грейс внезапно задрожали. – Он преследовал людей до того, как его засадили в психиатрическую клинику.
   – Что значит «преследовал людей» и что такое «психиатрическая клиника»?
   После того как Грейс подробно объяснила Юлиану, о чем идет речь, он заметно напрягся.
   – Неужели вы позволяете таким людям находиться на свободе?
   – Ну, мы помогаем им.
   Юлиан был ошеломлен. Что это за мир такой, если люди в нем отказываются защищать своих женщин и детей от подобных типов?
   – Там, откуда я родом, мы не подпускали таких даже близко. И уж совершенно точно мы не позволяли им свободно бродить по улицам.
   – Что ж, добро пожаловать в двадцать первый век. – Грейс беспомощно развела руками, давая понять, что изменить что-либо не в ее власти. – Здесь у нас все немного иначе.
   Юлиан безнадежно вздохнул. Он никак не мог понять этих людей и то, как они живут.
   – Еще одно подтверждение того, что мне здесь не место, – сказал он мрачно.
   – Юлиан…
   – Нет, подожди. Допустим, мы разрушим проклятие, и что хорошего мне это принесет? Что, по-твоему, я буду здесь делать? Я не умею читать на вашем языке, не умею водить ваши машины и не умею работать. Здесь слишком много того, чего я не понимаю.
   Грейс покачала головой:
   – Ты просто подавлен всем этим, но потихоньку, шаг за шагом, мы справимся. Я научу тебя читать и водить машину, а что до работы… Ты ведь многое умеешь делать.
   – Например?
   – Ну, не знаю. Что ты делал в Македонии, кроме того, что воевал?
   – Я был командиром, Грейс. Все, что я умею, – это вести в бой древние армии. Это все.
   Грейс осторожно прикоснулась к лицу Юлиана и заглянула в его глаза:
   – Не смей сдаваться. Ты говорил, что не боялся идти в битву. Так чего же ты боишься сейчас?
   – Не знаю, но отчего-то мне страшно.
   Странно. Похоже, что-то случилось. Грейс задумалась и уже через мгновение поняла, что именно. Юлиан пустил ее внутрь, под скорлупу своей сущности. Еще не к самому сердцу, но она уже видела по его глазам, что теперь он уязвим и нуждается в поддержке.
   – Я тебе помогу.
   В его глазах тут же появилось сомнение.
   – Почему?
   – Разве мы не друзья? – Грейс погладила его щеку кончиками пальцев. – Ты сам сказал об этом Купидону.
   – А ты слышала, что он ответил. Нет у меня никаких друзей.
   – Теперь есть.
   Юлиан наклонился и поцеловал Грейс в лоб, потом притянул ее к себе. Она слышала, как бешено бьется его сердце, слышала напряженное отрывистое дыхание, чувствовала сандаловый аромат его кожи. Это нежное объятие тронуло ее до глубины души.
   – Хорошо, пусть так, – тихо сказал он. – Мы попробуем пройти через это. Только пообещай мне, что не позволишь мне сделать тебе больно. Если я пристегнусь наручниками к чему-нибудь, не освобождай меня ни под каким предлогом. Поклянись.
   Грейс нахмурилась:
   – Но…
   – Поклянись!
   – Ладно, если ты не можешь себя контролировать. Но и я хочу, чтобы ты тоже пообещал мне кое-что.
   Юлиан вопросительно взглянул на Грейс с высоты своего роста:
   – Что именно?
   Грейс положила руки поверх его напряженных бицепсов.
   – Пообещай, что ты не сдашься и обретешь свободу. Я хочу, чтобы ты бился до конца против проклятия.
   Юлиан кивнул:
   – Что ж, постараюсь.
   – И ты обязательно победишь.
   Он рассмеялся:
   – У тебя оптимизм ребенка.
   – Возможно, я немного похожа на Питера Пэна, [6]ну и что с того?
   – Что еще за Питер?
   – Пойдем со мной, мой македонский возлюбленный, я расскажу тебе сказку про Питера Пэна и его друзей.
 
   – Так этот парень так и не повзрослел? – Похоже, Юлиан был крайне удивлен.
   Грейс кивнула. Она была рада уже тому, что ее необычный гость без возражений принялся готовить салат по ее просьбе.
   – Он вернулся на остров вместе с Тинкер Белл.
   – Занятно.
   Грейс окунула ложку в соус, зачерпнула горячую густую массу, поднесла ложку ко рту, подставив снизу руку, чтобы не накапать, подула и передала Юлиану на пробу.
   – Ну, что скажешь? – Она с тревогой наблюдала за его реакцией.
   – Божественно.
   – Не пересолила?
   – Нет, все отлично. – Юлиан протянул ей кусочек сыра и вдруг, воспользовавшись ситуацией, нагнулся и поцеловал ее в губы.
   Боже, его язык надо бы отлить в бронзе! Чудеса, которые он им вытворяет, должны быть увековечены. А эти губы… Впрочем, Грейс решила не думать о губах, чтобы не лишиться чувств.
   Когда Юлиан крепко прижал ее к себе, Грейс почувствовала выпуклость у него на джинсах. Боже, как ей хотелось, чтобы он пустил в ход все свои таланты ради нее!
   Сможет ли она пережить эту сладкую ночь?
   Грейс чувствовала, как напряглось тело Юлиана, а дыхание стало прерывистым. Он уже завелся, и Грейс испугалась, смогут ли они остановиться.
   Как ни жаль ей было прерывать объятия, все же она высвободилась из его рук.
   – Ты должен вести себя прилично, не забывай об этом.
   Она видела, что Юлиан изо всех сил борется с собой.
   – Это совсем не просто, учитывая, как чертовски хорошо ты сегодня выглядишь.
   Грейс чуть не рассмеялась.
   – Прости, я не привыкла к комплиментам. Самое лучше, что я слышала от мужчин, – это фраза Рика Глисдейла, который заехал забрать меня на выпускной бал. Он сказал: «Черт возьми, детка, ты вырядилась даже лучше, чем я надеялся».
   Юлиан нахмурился:
   – Меня беспокоят мужчины вашего времени. Похоже, они все откровенные идиоты!
   Грейс поцеловала его в щеку и пошла доставать спагетти из духовки, но вспомнила о хлебе.
   – Посмотри, как там наши булочки.
   Юлиан подошел к плите и, присев на корточки, заглянул внутрь, а Грейс закусила губу, чтобы удержаться от соблазна наброситься на него прямо здесь.
   – Как бы они не подгорели.
   – Ладно, доставай их.
   Взяв со стола полотенце, Юлиан стал вытаскивать противень из духовки, и вдруг до Грейс донесся его крик.
   Оглянувшись, она увидела, что полотенце вспыхнуло.
   – Скорее сюда, брось полотенце в раковину!
   Ринувшись к раковине, Юлиан случайно задел горящим полотенцем пальцы Грейс, и ее кожа мгновенно покраснела.
   – О Боже, я тебя обжег!
   – Да уж, поджарил малость.
   Юлиан поспешно взял ее за руку и осмотрел ожог.
   – Прости, – сказал он и в следующее мгновение засунул ее пальцы себе в рот.
   Грейс не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, пока Юлиан ласкал языком чувствительную кожу. К ее удивлению, вместо того чтобы ощутить боль от ожога, она испытывала лишь приятные ощущения.
   – Ты всем так ожог лечишь? – прошептала она.
   Юлиан улыбнулся и, открыв кран с холодной водой, быстро сунул руку Грейс под струю, потом протянул руку к цветку алоэ, стоявшему на подоконнике, и оторвал листок.
   – Откуда ты знаешь про алоэ? – удивилась Грейс. Юлиан усмехнулся:
   – Целебные свойства алоэ были известны задолго до моего рождения.
   По спине Грейс побежали мурашки, когда он выдавил вязкий сок на обожженные пальцы.
   – Так лучше?
   Она кивнула.
   Юлиан не отрывал взгляда от ее губ, словно ему не терпелось попробовать их на вкус.
   – Пожалуй, лучше, если с плитой ты разберешься сама, – неуверенно сказал он.
   – Да, ты прав, так будет лучше.
   Грейс достала тарелки, после чего они с Юлианом перешли в гостиную, чтобы, сидя на полу рядом с диваном, посмотреть «Матрицу».
   – Обожаю этот фильм, – сказала она, когда Юлиан, поставив тарелку на кофейный столик, сел рядом с ней.
   – Ты всегда ешь на полу? – Он положил кусок хлеба в рот.
   Грейс не могла оторвать взгляда от симфонии его движений. Ей нравилось даже то, как он ел.
   Есть ли у него хоть одна некрасивая часть тела? Теперь она начала понимать, почему женщины, которые призывали его, обращались с ним так бесцеремонно.
   Мысль запереть Юлиана на месяц в спальне нравилась ей все больше и больше.
   К тому же у них и наручники есть…
   – Видишь ли, – протянула она, пытаясь отвлечься от навязчивого образа его загорелой кожи на простыне в ее спальне, – у меня, конечно, есть стол, но я привыкла есть перед телевизором.
   Юлиан накрутил спагетти на вилку.
   – За тобой глаз да глаз нужен, – сказал он и впился в спагетти зубами.
   Грейс пожала плечами:
   – Я и сама справлюсь.
   – Не скажи.
   Она нахмурилась. Ей показалось, что Юлиан недооценивает ее как женщину.
   – Каждому нужен тот, кто будет заботиться о нем, это верно, – прошептала она.
   Юлиан уставился в телевизор, но при этом ел так, словно его обучали манерам за королевским столом.
   – Покажи, как это у тебя получается, – попросила Грейс.
   Юлиан удивленно посмотрел на нее:
   – Ты о чем?
   – Ну то, что ты делаешь с вилкой. Меня с ума это сводит. Мне никогда не удается накрутить спагетти на вилку до последнего кончика, и они торчат во все стороны.
   Юлиан отпил вино из бокала и отставил его в сторону.
   – Проще показать. – Он протиснулся между ней и диваном.
   – Юлиан…
   – Я всего лишь хочу дать тебе то, что ты сама попросила.
   – Ну-ну, – протянула Грейс с сомнением в голосе.
   Чувствуя мощь его тела, она ничего не могла с собой поделать; а когда он обнял ее могучими руками, у нее и вовсе все поплыло перед глазами.
   Юлиан сел позади нее и вытянул вперед ноги. Когда он нагнулся, чтобы показать ей, что хотел, она почувствовала ягодицами его копье, и впервые это не испугало ее. Похоже, она начинала привыкать. Юлиан словно окутал ее своим сильным телом, и она почувствовала себя точно в защитном коконе, отчего на нее тут же нахлынули незнакомые эмоции, о существовании которых она раньше и не подозревала. Интересно, как он заставляет ее испытывать такое счастье и чувство безопасности? Если это и есть проклятие, то ему определенно нужно дать другое имя.
   – Итак, – прошептал Юлиан, заставив Грейс задрожать, – теперь мы будем делать все вместе.
   Он взял ее за руки, и вместе они подобрали с пола столовые приборы.
   Ему пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы сосредоточиться на поставленной задаче и забыть на какое-то время о том, как невыносимо сильно он хочет заняться с Грейс любовью.
   Их пальцы переплелись, и Юлиан почувствовал ее мягкую теплую кожу, отчего на него нахлынула новая волна отчаяния. Он хотел не только ее тело – ему надо было получить нечто большее.
   Но об этом он даже думать не смел. Грейс для него недосягаема – Юлиан чувствовал это сердцем и душой. Что бы он ни делал, одно останется неизменным – он не достоин этой женщины.
   Открыв глаза, он показал, как пользоваться ложкой, чтобы помочь себе накрутить спагетти на вилку.
   – Видишь, это просто.
   Грейс открыла рот, и Юлиан положил спагетти ей на язык, потом осторожно вытащил вилку. Его разум говорил, что нужно поскорее отодвинуться от нее, но он не мог. Как давно не было у него хорошей компании, не было друга…
   Он просто не мог отпустить ее сейчас, не знал как, и поэтому стал кормить Грейс, а она опустила руки и полностью отдалась на милость Юлиана. Проглотив очередную порцию спагетти, она протянула руку и взяла хлеб, а потом скормила маленький кусочек Юлиану.
   Он легонько укусил ее за пальцы, и Грейс улыбнулась, проводя ладонью по щеке Юлиана. Ей нравилось каждое движение его тела; каждая мышца была совершенством.
   Пока она пила вино, Юлиан принялся за ее спагетти.
   – Эй, это мое, – сказала она с притворным гневом.
   Его небесно-голубые глаза сияли, когда он положил в ее открытый рот очередную порцию.
   Грейс с наслаждением вонзила зубы в пропитанную соусом массу. Чтобы не терять времени даром, она подала Юлиану свой бокал с вином, и он стал пить из ее рук.
   Она не рассчитала и пролила немного на его подбородок.
   – Ой, прости! Я такая неуклюжая.
   Чувствуя, как легкая щетина царапает кожу, Грейс стала вытирать его подборок пальцами.
   Юлиан взял ее пальцы в ладонь и слизал с них вино.
   Грейс застонала: она испытала невероятное удовольствие, пока он один за другим облизывал ее пальцы. Закончив с этим занятием, Юлиан поцеловал ее в губы. Это не был требовательно-властный поцелуй, к которому Грейс уже привыкла, но тихий и нежный поцелуй. Его губы прикасались к ней словно перышки – они дразнили, щекотали…