Страница:
Этот свой опыт он попытался повторить, но она оттолкнула его от себя с такой силой, что и без того нетвердо держащийся на ногах Тони потерял равновесие и чуть не растянулся перед ней на дорожке. В конце концов не растянулся он лишь потому, что помешала машина, которая задержала его падение, и Морсби ухватился за нее, ища опоры.
Не испытывая ни малейших угрызений совести, Каприсия повернулась, взбежала по ступеням и схватилась за массивную дверную ручку. К счастью, дверь незамедлительно распахнулась. Оказавшись внутри, она первым делом ощупью, так как в холле было темно, закрыла дверь на цепочку и двинулась к лестнице, спеша подняться в свою комнату.
Когда она поднялась по лестнице, на галерее со стороны апартаментов Ричарда Винтертона показалась темная фигура, которая небрежно кивнула ей. Это и был сам Винтертон. Проходя мимо нее, он мельком бросил взгляд на ее вечернее шелковое платье.
— Приятно провели время? Жаль только, что ваши кавалеры так легко теряют голову. Вам стоит научиться приводить их в чувство хорошим ударом в ухо, а не просто хлопать по щекам или швырять на автомобиль. Такие привлекательные девушки, как вы, рано или поздно оказываются в подобных ситуациях, и тут ничего так не помогает, как пара приемов дзюдо.
Каприсия почувствовала, как краснеет от удивления и неловкости. Несмотря на полумрак галереи, она разглядела, что его глаза смотрят на нее откровенно насмешливо. И уже в который раз она подумала, какие они у него неприятные.
— Вы… подсматривали за мной из окна! — воскликнула она, пораженная тем, что такой взрослый человек, как он, мог опуститься до подобной низости. — Вы шпионили за мной!
— Ночь такая лунная…
Он сделал паузу и продолжил, будто дразня ее:
— Я люблю глядеть на звезды. Могу часами разглядывать их, если у меня нет другого занятия. А сегодня как раз выдался свободный вечер, и я изучал звездное небо.
— Предпочитаю, когда называют вещи своими именами. Признайтесь лучше, вы услышали, как подъехала машина, и стали смотреть из окна.
— Ну и что из того? — Он прислонился плечом к резной дубовой балюстраде. — Разве смотреть из окон запрещено законом?
— Но это мои окна, — вырвалось у нее. Она просто кипела от возмущения. Подумать только, он подглядывал за ней!
— Истинная правда.
Он достал из кармана халата пачку сигарет, вынул одну и закурил.
— И чтобы несколько успокоить вас в вашем справедливом гневе, хочу сообщить нечто приятное. В самом ближайшем будущем я не буду смотреть ни в одно из ваших окон. Окно, из которого я стану смотреть, будет принадлежать только мне.
Каприсия начала понемногу остывать.
— Вы хотите сказать что… уезжаете?
— И очень скоро.
— Когда?
— Через неделю, самое большое — через две.
— Это точно, что вы уезжаете?
— Абсолютно точно.
Возмущение ее утихло, взамен пришло странное чувство растерянности.
— Что ж, я рада, — произнесла она.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Не думаю, чтобы вы и дальше захотели остаться в доме, который вам не принадлежит.
— Вы напоминаете мне об этом при каждой нашей встрече. — Он не торопясь затянулся сигаретой. Полумрак не помешал ей увидеть, с каким презрением он смотрит на нее.
— Сознание того, что дом этот ваш, вас, видимо, очень радует? — небрежно осведомился он.
— У меня еще не было времени этому порадоваться.
— Зато у вас нашлось время близко познакомиться с Тони Морсби, — отметил он холодно. — Но вам бы лучше поискать себе более надежного приятеля. Тони небогат, и для него вы — олицетворенная мечта, которая манит каждого обездоленного.
— По-моему, это низко с вашей стороны говорить подобные вещи, — заявила она.
— Зато вы услышали правду.
Он сделал движение, словно собираясь уйти, но вновь повернулся к ней. На его губах появилась странная улыбка.
— Все равно ведь вы не хотите, чтобы он продолжал в том же духе? Берегитесь, в следующий раз Морсби может проявить большую настойчивость. Если вам понадобится человек, способный охладить его пыл, дайте мне знать. Мне, разумеется, известно, что вы вовсе не считаете меня кем-то вроде сэра Галахэда, но с этой работой я справлюсь.
Голос его звучал по-прежнему спокойно и холодновато, но в глазах блеснул огонек.
— Мне никогда не нравился Тони Морсби, — закончил он, как бы ставя точку.
Каприсию его слова удивили и вместе с тем заинтриговали. Но вскоре она им нашла, как ей показалось, правильное истолкование. Тони Морсби часто посещал конюшни, принадлежащие Салли Кэрфакс, а Салли Кэрфакс и Ричард Винтертон были большими друзьями. Видимо, Винтертон все-таки влюблен в нее… насколько он вообще способен на подлинное чувство. Или просто считает ее своей собственностью и не терпит, когда к ней проявляют интерес другие мужчины. А Морсби, несомненно, проявлял к Салли интерес. Каприсия могла бы с уверенностью утверждать, что он был влюблен в нее. Но, подумала она, Салли скорее всего вовсе не отвечает ему взаимностью.
Глава 8
Не испытывая ни малейших угрызений совести, Каприсия повернулась, взбежала по ступеням и схватилась за массивную дверную ручку. К счастью, дверь незамедлительно распахнулась. Оказавшись внутри, она первым делом ощупью, так как в холле было темно, закрыла дверь на цепочку и двинулась к лестнице, спеша подняться в свою комнату.
Когда она поднялась по лестнице, на галерее со стороны апартаментов Ричарда Винтертона показалась темная фигура, которая небрежно кивнула ей. Это и был сам Винтертон. Проходя мимо нее, он мельком бросил взгляд на ее вечернее шелковое платье.
— Приятно провели время? Жаль только, что ваши кавалеры так легко теряют голову. Вам стоит научиться приводить их в чувство хорошим ударом в ухо, а не просто хлопать по щекам или швырять на автомобиль. Такие привлекательные девушки, как вы, рано или поздно оказываются в подобных ситуациях, и тут ничего так не помогает, как пара приемов дзюдо.
Каприсия почувствовала, как краснеет от удивления и неловкости. Несмотря на полумрак галереи, она разглядела, что его глаза смотрят на нее откровенно насмешливо. И уже в который раз она подумала, какие они у него неприятные.
— Вы… подсматривали за мной из окна! — воскликнула она, пораженная тем, что такой взрослый человек, как он, мог опуститься до подобной низости. — Вы шпионили за мной!
— Ночь такая лунная…
Он сделал паузу и продолжил, будто дразня ее:
— Я люблю глядеть на звезды. Могу часами разглядывать их, если у меня нет другого занятия. А сегодня как раз выдался свободный вечер, и я изучал звездное небо.
— Предпочитаю, когда называют вещи своими именами. Признайтесь лучше, вы услышали, как подъехала машина, и стали смотреть из окна.
— Ну и что из того? — Он прислонился плечом к резной дубовой балюстраде. — Разве смотреть из окон запрещено законом?
— Но это мои окна, — вырвалось у нее. Она просто кипела от возмущения. Подумать только, он подглядывал за ней!
— Истинная правда.
Он достал из кармана халата пачку сигарет, вынул одну и закурил.
— И чтобы несколько успокоить вас в вашем справедливом гневе, хочу сообщить нечто приятное. В самом ближайшем будущем я не буду смотреть ни в одно из ваших окон. Окно, из которого я стану смотреть, будет принадлежать только мне.
Каприсия начала понемногу остывать.
— Вы хотите сказать что… уезжаете?
— И очень скоро.
— Когда?
— Через неделю, самое большое — через две.
— Это точно, что вы уезжаете?
— Абсолютно точно.
Возмущение ее утихло, взамен пришло странное чувство растерянности.
— Что ж, я рада, — произнесла она.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Не думаю, чтобы вы и дальше захотели остаться в доме, который вам не принадлежит.
— Вы напоминаете мне об этом при каждой нашей встрече. — Он не торопясь затянулся сигаретой. Полумрак не помешал ей увидеть, с каким презрением он смотрит на нее.
— Сознание того, что дом этот ваш, вас, видимо, очень радует? — небрежно осведомился он.
— У меня еще не было времени этому порадоваться.
— Зато у вас нашлось время близко познакомиться с Тони Морсби, — отметил он холодно. — Но вам бы лучше поискать себе более надежного приятеля. Тони небогат, и для него вы — олицетворенная мечта, которая манит каждого обездоленного.
— По-моему, это низко с вашей стороны говорить подобные вещи, — заявила она.
— Зато вы услышали правду.
Он сделал движение, словно собираясь уйти, но вновь повернулся к ней. На его губах появилась странная улыбка.
— Все равно ведь вы не хотите, чтобы он продолжал в том же духе? Берегитесь, в следующий раз Морсби может проявить большую настойчивость. Если вам понадобится человек, способный охладить его пыл, дайте мне знать. Мне, разумеется, известно, что вы вовсе не считаете меня кем-то вроде сэра Галахэда, но с этой работой я справлюсь.
Голос его звучал по-прежнему спокойно и холодновато, но в глазах блеснул огонек.
— Мне никогда не нравился Тони Морсби, — закончил он, как бы ставя точку.
Каприсию его слова удивили и вместе с тем заинтриговали. Но вскоре она им нашла, как ей показалось, правильное истолкование. Тони Морсби часто посещал конюшни, принадлежащие Салли Кэрфакс, а Салли Кэрфакс и Ричард Винтертон были большими друзьями. Видимо, Винтертон все-таки влюблен в нее… насколько он вообще способен на подлинное чувство. Или просто считает ее своей собственностью и не терпит, когда к ней проявляют интерес другие мужчины. А Морсби, несомненно, проявлял к Салли интерес. Каприсия могла бы с уверенностью утверждать, что он был влюблен в нее. Но, подумала она, Салли скорее всего вовсе не отвечает ему взаимностью.
Глава 8
Прошла неделя, в течение которой Каприсия усиленно пыталась приспособиться к своей новой жизни. Одновременно она раздумывала над тем, как поступить с домом, когда новизна жизни в нем поблекнет и он станет для нее самым обычным жилищем.
Конечно же, она не могла оставаться жить в таком громадных размеров поместье одна, без родных и знакомых. В Англии у нее не было никого, даже традиционной незамужней тетки. Настоящих друзей она так и не приобрела. Самые последние знакомства, разумеется, не в счет. Разве эти люди могли ей помочь перестать чувствовать себя здесь иностранкой? Иностранкой с кучей денег (это еще хуже) и владелицей большого поместья, нуждавшегося в умелом управлении, что теперь выглядело ее долгом, а в скором времени могло стать обузой.
Она выбралась наконец в Лондон и обратилась за советом к своему поверенному. Но он мало чем сумел помочь ей.
— Моя дорогая леди, — начал он вежливо. Разговор происходил в уютном кабинете, пол которого устилали персидские ковры, а стены покрывали деревянные панели. Они были вывезены, очевидно, из разваливающегося загородного дома, чтобы украсить повседневную деловую жизнь солидного юриста, представителя старинной нотариальной конторы, ведущей дела множества известных английских семей.
— Милая моя леди, мне не вполне понятно, что именно вас так расстраивает. Проблема с пребыванием в доме мистера Винтертона, конечно, есть, это я понимаю… Но вы сказали мне, будто в ближайшем будущем он предпримет определенные шаги и, таким образом, не будет причинять вам беспокойства. Что касается прочего…
— Почему мой двоюродный дедушка позволял мистеру Винтертону жить в своем доме, но ничего не завещал ему? — напрямую спросила Каприсия, так как этот вопрос не переставал волновать ее.
Поверенный тонко улыбнулся.
— Мисс Воган, — ответил он мягко и вкрадчиво, — вы задаете мне вопрос, на который мое положение не позволяет дать ответ. Я могу лишь высказать предположение, что упоминать мистера Винтертона в завещании не было необходимости… Во всяком случае то, что ваш двоюродный дедушка действительно не упомянул о нем ни словом, может служить косвенным подтверждением сказанному мной.
— Но ведь он должен был испытывать привязанность к этому человеку, раз позволял ему так долго жить в своем доме, — продолжала настаивать Каприсия.
Нотариус предложил ей сигарету в резном портсигаре из кедрового дерева.
— Возможно.
Затем обошел вокруг стола и чиркнул зажигалкой.
— Но этот вопрос уже не входит в нашу компетенцию.
И он улыбнулся любезной, но непроницаемой улыбкой.
Такое благодушие вызвало у Каприсии только раздражение. Поверенный не должен был позволять вселяться в дом, отданный ей по завещанию целиком, со всем имуществом, пока в нем жил Винтертон.
— На вашем месте я не стал бы ломать голову над вещами, не имеющими к вам никакого отношения, — посоветовал ей нотариус. — Радуйтесь вашему наследству. Используйте наилучшим образом то, что вам послала судьба.
Он проводил ее к выходу. В результате Каприсия так и ушла ни с чем, не сумев даже удовлетворить любопытство по поводу Ричарда Винтертона и чувствуя себя разочарованной.
Этот человек преследовал ее, словно призрак, — как она ни старалась, ей не удавалось выкинуть его из головы, наверное, потому, что он по-прежнему представлял для нее главную проблему. Хотя Винтертон объявил о своем скором отъезде из Ферринфилда, оставалась вероятность того, что дата отъезда может быть отложена, и в конце концов она так и не сумеет от него избавиться.
Покинув контору, она решила сделать несколько покупок и поехала для этого в район Вест-Энда. Оставив машину на стоянке, Каприсия начала обход. К этому времени она успела почти полностью обновить гардероб, но магазины, особенно лондонские, продолжали оставаться для нее чрезвычайно привлекательными. Они просто очаровали ее, ведь раньше мисс Воган не приходилось видеть ничего подобного, разве что в Париже, где она и купила самые шикарные свои вещи.
Теперь, когда денег было достаточно, чтобы удовлетворить любую прихоть, она получала от походов по магазинам особенное удовольствие. Вот и в этот раз наша героиня самозабвенно сорила деньгами направо и налево, пока не наступило время обедать.
Каприсия пообедала в одном из больших универмагов, затем прошлась пешком по Пикадилли, подставляя лицо ласковому октябрьскому солнцу. Вдруг впереди промелькнул силуэт Ричарда Винтертона, который, как ей показалось, входил в один из известных лондонских клубов.
Конечно, она могла легко ошибиться. Возможно, ей просто почудилось, потому что этот человек весь день не шел у нее из головы. Тем более, насколько ей было известно, он оставался в Ферринфилде и вовсе не собирался сегодня в Лондон.
Но человек, расплатившийся с таксистом и легко взбежавший по ступеням клуба, так необыкновенно напоминал Винтертона, что она даже остановилась от неожиданности. То, что одет он был чрезвычайно изысканно, лишь сбивало с толку, поскольку Винтертон до сих пор вовсе не казался ей элегантным, и это было главной причиной, почему она решила, что глаза ее все-таки обманывают. В то же время надменно поднятый подбородок, своеобразная упругость походки, погруженность в себя — все это заставляло думать, что Ричард Винтертон не только приехал вслед за ней в Лондон, но и дерзко попался ей на пути, подобно тому, как постоянно делал это в Ферринфилде.
Только позавчера вечером, направляясь в свою спальню, она столкнулась с ним на галерее. Он следил за Каприсией из окна своей комнаты, что показалось ей нестерпимой наглостью.
А теперь перед ним — если это действительно был он — швейцар почтительно распахивал дверь одного из старинных клубов и даже, казалось, был весьма рад увидеть его, во всяком случае уважительно посторонился, давая дорогу. И тот уже готов был исчезнуть за высокой стеклянной дверью, но вдруг другой человек, как раз выходивший из клуба, чуть было не столкнулся с ним и тоже выразил свое удовольствие от встречи.
Каприсия не стала дожидаться, чтобы увидеть, не откажется ли выходящий от своего первоначального намерения, и не вернется ли назад в клуб с человеком, который наверняка был Винтертоном. Но, торопливо проходя мимо подъезда, она краем глаза успела заметить, как они все-таки вошли в дверь вместе. А это означало, что Ричард Винтертон, если это все же был он, пользовался популярностью и у членов клуба, и у тех, в чьи обязанности входит заботиться об удобствах последних.
Перед возвращением домой Каприсия забежала в кафетерий выпить чаю, затем взяла машину со стоянки и сосредоточилась на предстоящей дороге. Прошлую ночь она провела в небольшой тихой гостинице, которую ей порекомендовала одна пассажирка, с которой они вместе плыли пароходом из Австралии. Утром Каприсия посетила одну-две достопримечательности Лондона, встретилась с поверенным, вдоволь насладилась путешествием по магазинам и теперь, к некоторому своему удивлению, обнаружила, что весьма рада возвращению в Ферринфилд, где твердо намеревалась как можно скорее осуществить задуманные перемены. У нее в голове постепенно созревал план превращения поместья в гостиницу или загородный клуб, но все эти размышления были пока еще очень и очень неопределенными. Прежде всего предстояло сделать дом пригодным для жилья. Она решила сохранить большинство его архитектурных особенностей, добавить комфорта внутреннему убранству и уже горела нетерпением как можно быстрее приступить к работе. Она раздобыла адреса нескольких агентств, которые могли помочь в ее замыслах, и собиралась немедленно по возвращении обзвонить их одно за другим.
Кроме того, ей необычайно нравились типично английские пейзажи, окружавшие Ферринфилд, и она чувствовала, что в будущем ей тяжело будет расставаться со своим домом даже на короткое время.
Она всей душой хотела пустить здесь корни, обжиться, упрочить свое положение. Одинокой молодой женщине все это не так легко, а у нее не было намерения выходить замуж, возможно вообще, тем более в скором времени. До сих пор Каприсии еще не доводилось встретить человека, с которым ей хотелось бы пройти вместе по жизни, вот почему ее отношение к браку было легко объяснимо.
Втайне она немного побаивалась мужчин. Австралийцы казались ей грубоватыми здоровяками. В Англии не прошло и двух недель, как ее поцеловали двое мужчин, и каждый поцелуй вызвал чувство отвращения, что ее слегка встревожило. Если всякий раз, когда мужчина захочет ее поцеловать, она станет испытывать подобное чувство, придется признать — мисс Воган просто не создана для брака.
Но брак означал детей, надежность, защищенность и многое другое, о чем наша австралийка частенько думала и что мечтала когда-нибудь получить. Каприсия была — она надеялась на это — нормальной молодой женщиной, а для нормальных молодых женщин неестественно стремление отгородиться от людей и жить уединенно. Обитая в домах, подобных Ферринфилду, они предпочитают, если имеют возможность выбирать, не оставаться в одиночестве.
Все эти рассуждения внезапно снова привели ее к Ричарду Винтертону. Каждый раз, как она начинала думать о Ферринфилде, она думала и об этом господине. Такое постоянство наводило на мысль о состоянии ее рассудка и не могло не беспокоить мисс Воган.
Да, он ей не нравился, не нравился чрезвычайно, должно быть, говорила она себе, как и ее дедушке Джошуа, иначе тот упомянул бы о Винтертоне в завещании. Тогда почему каждый раз, когда она сталкивалась с ним лицом к лицу, эти встречи приводили ее в смятение?
С самой первой их встречи у нее были все основания для того, чтобы невзлюбить Ричарда Винтертона. Потом его отношение к ней несколько смягчилось, но он никогда не пытался скрыть своего презрения. Вне всякого сомнения, мистер Винтертон платил ей взаимной неприязнью, ведь своим появлением она разрушила его прежний, привычный образ жизни.
Все это еще можно понять… но она не могла объяснить себе его злости, скрывающейся за напускной вежливостью и равнодушием манер. Он был, как выяснилось, вполне обеспеченным человеком, тогда зачем ему держаться за этот полуразвалившийся дом? Если Винтертон и вправду так богат, как говорят про него, он мог бы купить себе другой дом и уж, конечно, устроиться гораздо уютнее, чем в Ферринфилде. Супруги Билль видели в нем своего настоящего хозяина, и он мог взять их с собой.
Сколько она ни раздумывала, смысл того, почему Винтертон противится необходимости покинуть Ферринфилд, оставался неясным. Каприсия желала изгнать его из своих мыслей чуть ли не больше, чем выселить из дома. Но хотя ей и удавалось забыть о нем на какое-то время, неизменно, подобно тому, как некогда все дороги вели в Рим, любая внезапно возникшая мысль приводила ее — по простой случайности или из-за того, что он, словно болезнь, вошел в подсознание, — к Винтертону. Он привиделся ей даже в Лондоне! Не успела она развернуть машину в сторону дома, как начала загадывать, собирает ли он уже свои пожитки и не объявит ли о немедленном отъезде по ее возвращении.
Едва лишь Каприсия покинула Лондон и проехала по шоссе миль двадцать, как у нее начал барахлить мотор, а это опять заставило ее вспомнить о Винтертоне, о том, как он ядовито осмеял ее покупку, когда она сообщила, что приобрела автомобиль у Тони Морсби.
В Хертфордшире она остановилась у гаража, но механик, осмотревший автомобиль, успокоил ее, уверив, что ничего серьезного нет, и оставшийся путь она наверняка одолеет, если только будет достаточно аккуратна. Он залил полный бак бензина, и она тронулась дальше уже в сумерках, которые надвинулись довольно неожиданно. У Каприсии не было под рукой карты, чтобы удостовериться, едет ли она в правильном направлении. Кроме того, фары светили плохо, и по этому поводу пришлось обратиться в следующий встретившийся по дороге гараж, где их починили. Это было очень кстати, потому что дальше дорога шла через вересковую долину — унылое, пустынное место, где жилье не встречалось на протяжении многих миль. Нужно было как можно скорее пересечь пустошь и добраться до города, там она собиралась остановиться на ночлег.
Каприсия заранее решила, что переночует в гостинице, и поэтому не особенно гнала машину. Так ей рекомендовали в гараже, и она строго придерживалась этого совета.
К счастью, пустынные места обычно не нагоняли на нее страх, ведь она родилась и выросла на уединенной ферме в австралийской степи. Каприсия привыкла проезжать милю за милей, не встречая ни признака жилья, ни автомобилей или пешеходов. Она не терялась, если даже ночь заставала ее в дороге. Так случалось не однажды, и ей приходилось сиживать на обочине, дожидаясь рассвета, одной, в бескрайней степи, и слушать заставлявшие вздрагивать резкие крики ночных птиц. Но она знала, надо просто подождать до утра, на дороге появятся другие автомобили, и будет уже не так одиноко.
Но то была Австралия, где автомобили встречаются редко. В Англии дороги не пустуют в любое время суток, и волноваться вряд ли есть о чем.
Так по крайней мере она успокаивала себя, пока не оказалась в самой безлюдной части равнины. Внезапно в двигателе снова застучало, и в довершение ко всему бензобак дал течь.
Столько неприятностей одновременно вряд ли когда-нибудь случалось у обычно умеющей держать себя в руках молодой женщины, путешествующей из Лондона на север страны. Они могли бы произойти по очереди, но не все сразу!
К тому же на нее ополчилась и природа: Каприсия неожиданно въехала в облако густого тумана, которое никак не кончалось, вернее, дорога никак не могла выйти из него, — и вот тогда она испытала первый приступ паники.
В тумане не слышалось ни единого звука, не просматривался ни один предмет. Зато посторонний шум в моторе явно нарастал.
Внезапно дорога круто пошла в гору, видимо, начался подъем на очередной холм, машина тревожно взревела и… остановилась, так и не въехав на кручу. Мотор, не в силах дольше выручать ее в этой затруднительной ситуации, замолчал, и Каприсию окутала полная тишина. Более того, жуткая тишина.
Помимо прочего, сильно похолодало, а на девушке был всего лишь костюм из тонкой шерсти. Она взяла лежавший на заднем сиденье плащ, завернулась в него, после чего отворила дверцу машины и выбралась наружу. Со всех сторон ее, словно одеялом, окутал туман. Боясь отойти от автомобиля, она всматривалась в непроницаемую серую пелену, и тут наконец осознала, что не представляет себе, как быть дальше.
Не было смысла открывать капот и копаться в моторе — в чем бы ни заключалась поломка, она все равно не сумеет ее устранить. Все, на что она была способна, это сменить покрышку, а покрышки-то как раз были новенькие.
Все равно что-то же нужно делать, и она откинула крышку капота. Результат едва ли был утешительным… Затем Каприсия проверила уровень бензина и убедилась, что его не осталось ни капли. Бензобак протекал так сильно, что был совершенно сухим, а запасной канистры у нее с собой не было. Мысль о запасной канистре с бензином в свое время ей почему-то даже не пришла в голову, и теперь приходилось мириться с фактом.
Мало того, Каприсия обнаружила, что съехала с шоссе. Должно быть, отклонилась от дороги в сгущающемся тумане. Это открытие принесло ей новое беспокойство. Пока она еще не окончательно потеряла присутствие духа, но чувствовала, что стоит обнаружить что-нибудь новенькое в том же роде, и оно станет для нее последней соломинкой.
Продолжать в бездействии стоять возле автомобиля было глупо, и Каприсия снова залезла внутрь, сжавшись в комок на сиденье. Несмотря на то что на ней был плащ, она успела вымокнуть, и вся дрожала, пытаясь согреться. Теперь она жалела, что ей не пришло в голову положить в машину плед. Конечно, если станет еще холоднее, можно будет достать новый зимний халат, который она сегодня приобрела в Лондоне. Но вслед за этой мыслью пришло оцепенение, не было ни сил, ни желания двигаться, она могла лишь сидеть и ждать, когда по дороге проедет чей-нибудь автомобиль, и ей окажут помощь.
Тишина действовала угнетающе, давила, лишала воли. Так продолжалось довольно долго, прежде чем Каприсия услышала первый звук, нарушивший мертвое молчание, — блеяние овцы. Несколько мгновений она не могла понять, что это, и похолодела от страха. Но наконец здравый смысл пришел на выручку: овца… бедная овечка, она тоже потерялась в тумане, и это ее жалобное блеяние нарушило безмолвие угрюмой, бесчувственной ночи.
Каприсия так замерзла, что снова выбралась из машины и принялась ходить взад и вперед, чтобы размять окоченевшие ноги. Ей пришло в голову, что она сейчас, должно быть, где-то на вершине большого холма, вот почему здесь такой страшный холод.
Если бы кто-нибудь проехал мимо! Если бы жуткую туманную темень разорвал яркий свет фар…
Передние фары ее собственной машины еле-еле светились, а габаритные огни вовсе погасли. Сделка с Тони Морсби обернулась удачей для одного Тони. Она твердила себе, не переставая трястись от холода и тщетно пытаясь унять противную дрожь, что он, должно быть, уже понял, она ему вовсе не пара — слишком глупа для дельца его масштаба. Это относилось и к Салли Кэрфакс. Уже наверняка они немало повеселились с Тони — и, может, как раз в этот самый момент смеются от души, вспоминая серьезную маленькую австралийку, вся деловитость которой существовала только в ее собственном воображении. Должно быть, они вдвоем уже наметили, что следующим номером сбудут ей в ближайшем будущем другие машины, новых лошадей, мебель, советы декораторов и модных архитекторов. Они сами оценят предметы и услуги, Каприсии останется только подписывать чек за чеком. Салли и Тони потребуют щедрых комиссионных, и так будет продолжаться до тех пор, пока глупенькую австралийку не обдерут как липку и она не начнет понимать, что представляют собой люди, с которыми ее столкнула судьба. Но, к счастью для нее и ее банковского счета, она поняла это уже сейчас.
Однако в данный момент эта мысль принесла Каприсии мало утешения.
Внезапно ей послышался шум мотора. Одновременно сзади что-то ткнулось в ноги, и с ее губ уже готов был сорваться крик ужаса, но тут Каприсия увидела всего лишь овцу. Жалобно заблеяв, животное двинулось дальше и немедленно кануло в туманную пропасть ночи.
Не успела Каприсия прийти в себя от пережитого испуга, только зачастивший пульс начал успокаиваться, как вновь послышался звук автомобильного мотора. Если это действительно автомобиль, его фары совсем не видны в тумане, она стоит в стороне от дороги, значит, машина может проехать мимо и водитель ничего не заметит! Вот это ее добьет — каково знать, что ты потеряна на бескрайней равнине, никто из проезжающих не сможет тебя найти, помочь тебе, и ты обречена оставаться на этом месте до восхода солнца, превратившаяся в ледышку, с заиндевевшими волосами.
Каприсия напряженно вслушивалась в становившийся все более отчетливым шум приближавшегося автомобиля, который нарушал гнетущую тишину, давившую на нее со всех сторон. Она не осмеливалась сделать и шагу в сторону от своей машины, боясь потерять ее из виду — на расстоянии фута видимость уже кончалась. Если бы это случилось, ее положение стало бы совсем невыносимым.
Так она стояла в неподвижности и ждала, затаив дыхание, пока непроглядный мрак, окружавший ее, не разорвали два расплывчатых желтоватых пятна, напоминающих сливки на молоке. Когда эта неясная желтизна превратилась в яркие оранжевые круги, Каприсия испытала такое облегчение, что окончательно лишилась сил и не могла бы промолвить ни слова, даже если бы от этого зависело все на свете.
Автомобиль — к этому моменту стало понятно, что он был большим и мощным, — медленно подъезжал к ней, словно водитель разыскивал кого-то в этой пустыне. Но, видимо, он просто принимал меры предосторожности в таком густом тумане. Ноги Каприсии приросли к земле, и, стоя в теплом оранжевом свете фар, она готова была плакать от радости.
Когда машина остановилась рядом и водитель окликнул ее, выглянув в окно, она почувствовала такое громадное облегчение, какое ей еще не доводилось испытывать прежде. Он же, казалось, вовсе не удивился, найдя ее здесь.
Конечно же, она не могла оставаться жить в таком громадных размеров поместье одна, без родных и знакомых. В Англии у нее не было никого, даже традиционной незамужней тетки. Настоящих друзей она так и не приобрела. Самые последние знакомства, разумеется, не в счет. Разве эти люди могли ей помочь перестать чувствовать себя здесь иностранкой? Иностранкой с кучей денег (это еще хуже) и владелицей большого поместья, нуждавшегося в умелом управлении, что теперь выглядело ее долгом, а в скором времени могло стать обузой.
Она выбралась наконец в Лондон и обратилась за советом к своему поверенному. Но он мало чем сумел помочь ей.
— Моя дорогая леди, — начал он вежливо. Разговор происходил в уютном кабинете, пол которого устилали персидские ковры, а стены покрывали деревянные панели. Они были вывезены, очевидно, из разваливающегося загородного дома, чтобы украсить повседневную деловую жизнь солидного юриста, представителя старинной нотариальной конторы, ведущей дела множества известных английских семей.
— Милая моя леди, мне не вполне понятно, что именно вас так расстраивает. Проблема с пребыванием в доме мистера Винтертона, конечно, есть, это я понимаю… Но вы сказали мне, будто в ближайшем будущем он предпримет определенные шаги и, таким образом, не будет причинять вам беспокойства. Что касается прочего…
— Почему мой двоюродный дедушка позволял мистеру Винтертону жить в своем доме, но ничего не завещал ему? — напрямую спросила Каприсия, так как этот вопрос не переставал волновать ее.
Поверенный тонко улыбнулся.
— Мисс Воган, — ответил он мягко и вкрадчиво, — вы задаете мне вопрос, на который мое положение не позволяет дать ответ. Я могу лишь высказать предположение, что упоминать мистера Винтертона в завещании не было необходимости… Во всяком случае то, что ваш двоюродный дедушка действительно не упомянул о нем ни словом, может служить косвенным подтверждением сказанному мной.
— Но ведь он должен был испытывать привязанность к этому человеку, раз позволял ему так долго жить в своем доме, — продолжала настаивать Каприсия.
Нотариус предложил ей сигарету в резном портсигаре из кедрового дерева.
— Возможно.
Затем обошел вокруг стола и чиркнул зажигалкой.
— Но этот вопрос уже не входит в нашу компетенцию.
И он улыбнулся любезной, но непроницаемой улыбкой.
Такое благодушие вызвало у Каприсии только раздражение. Поверенный не должен был позволять вселяться в дом, отданный ей по завещанию целиком, со всем имуществом, пока в нем жил Винтертон.
— На вашем месте я не стал бы ломать голову над вещами, не имеющими к вам никакого отношения, — посоветовал ей нотариус. — Радуйтесь вашему наследству. Используйте наилучшим образом то, что вам послала судьба.
Он проводил ее к выходу. В результате Каприсия так и ушла ни с чем, не сумев даже удовлетворить любопытство по поводу Ричарда Винтертона и чувствуя себя разочарованной.
Этот человек преследовал ее, словно призрак, — как она ни старалась, ей не удавалось выкинуть его из головы, наверное, потому, что он по-прежнему представлял для нее главную проблему. Хотя Винтертон объявил о своем скором отъезде из Ферринфилда, оставалась вероятность того, что дата отъезда может быть отложена, и в конце концов она так и не сумеет от него избавиться.
Покинув контору, она решила сделать несколько покупок и поехала для этого в район Вест-Энда. Оставив машину на стоянке, Каприсия начала обход. К этому времени она успела почти полностью обновить гардероб, но магазины, особенно лондонские, продолжали оставаться для нее чрезвычайно привлекательными. Они просто очаровали ее, ведь раньше мисс Воган не приходилось видеть ничего подобного, разве что в Париже, где она и купила самые шикарные свои вещи.
Теперь, когда денег было достаточно, чтобы удовлетворить любую прихоть, она получала от походов по магазинам особенное удовольствие. Вот и в этот раз наша героиня самозабвенно сорила деньгами направо и налево, пока не наступило время обедать.
Каприсия пообедала в одном из больших универмагов, затем прошлась пешком по Пикадилли, подставляя лицо ласковому октябрьскому солнцу. Вдруг впереди промелькнул силуэт Ричарда Винтертона, который, как ей показалось, входил в один из известных лондонских клубов.
Конечно, она могла легко ошибиться. Возможно, ей просто почудилось, потому что этот человек весь день не шел у нее из головы. Тем более, насколько ей было известно, он оставался в Ферринфилде и вовсе не собирался сегодня в Лондон.
Но человек, расплатившийся с таксистом и легко взбежавший по ступеням клуба, так необыкновенно напоминал Винтертона, что она даже остановилась от неожиданности. То, что одет он был чрезвычайно изысканно, лишь сбивало с толку, поскольку Винтертон до сих пор вовсе не казался ей элегантным, и это было главной причиной, почему она решила, что глаза ее все-таки обманывают. В то же время надменно поднятый подбородок, своеобразная упругость походки, погруженность в себя — все это заставляло думать, что Ричард Винтертон не только приехал вслед за ней в Лондон, но и дерзко попался ей на пути, подобно тому, как постоянно делал это в Ферринфилде.
Только позавчера вечером, направляясь в свою спальню, она столкнулась с ним на галерее. Он следил за Каприсией из окна своей комнаты, что показалось ей нестерпимой наглостью.
А теперь перед ним — если это действительно был он — швейцар почтительно распахивал дверь одного из старинных клубов и даже, казалось, был весьма рад увидеть его, во всяком случае уважительно посторонился, давая дорогу. И тот уже готов был исчезнуть за высокой стеклянной дверью, но вдруг другой человек, как раз выходивший из клуба, чуть было не столкнулся с ним и тоже выразил свое удовольствие от встречи.
Каприсия не стала дожидаться, чтобы увидеть, не откажется ли выходящий от своего первоначального намерения, и не вернется ли назад в клуб с человеком, который наверняка был Винтертоном. Но, торопливо проходя мимо подъезда, она краем глаза успела заметить, как они все-таки вошли в дверь вместе. А это означало, что Ричард Винтертон, если это все же был он, пользовался популярностью и у членов клуба, и у тех, в чьи обязанности входит заботиться об удобствах последних.
Перед возвращением домой Каприсия забежала в кафетерий выпить чаю, затем взяла машину со стоянки и сосредоточилась на предстоящей дороге. Прошлую ночь она провела в небольшой тихой гостинице, которую ей порекомендовала одна пассажирка, с которой они вместе плыли пароходом из Австралии. Утром Каприсия посетила одну-две достопримечательности Лондона, встретилась с поверенным, вдоволь насладилась путешествием по магазинам и теперь, к некоторому своему удивлению, обнаружила, что весьма рада возвращению в Ферринфилд, где твердо намеревалась как можно скорее осуществить задуманные перемены. У нее в голове постепенно созревал план превращения поместья в гостиницу или загородный клуб, но все эти размышления были пока еще очень и очень неопределенными. Прежде всего предстояло сделать дом пригодным для жилья. Она решила сохранить большинство его архитектурных особенностей, добавить комфорта внутреннему убранству и уже горела нетерпением как можно быстрее приступить к работе. Она раздобыла адреса нескольких агентств, которые могли помочь в ее замыслах, и собиралась немедленно по возвращении обзвонить их одно за другим.
Кроме того, ей необычайно нравились типично английские пейзажи, окружавшие Ферринфилд, и она чувствовала, что в будущем ей тяжело будет расставаться со своим домом даже на короткое время.
Она всей душой хотела пустить здесь корни, обжиться, упрочить свое положение. Одинокой молодой женщине все это не так легко, а у нее не было намерения выходить замуж, возможно вообще, тем более в скором времени. До сих пор Каприсии еще не доводилось встретить человека, с которым ей хотелось бы пройти вместе по жизни, вот почему ее отношение к браку было легко объяснимо.
Втайне она немного побаивалась мужчин. Австралийцы казались ей грубоватыми здоровяками. В Англии не прошло и двух недель, как ее поцеловали двое мужчин, и каждый поцелуй вызвал чувство отвращения, что ее слегка встревожило. Если всякий раз, когда мужчина захочет ее поцеловать, она станет испытывать подобное чувство, придется признать — мисс Воган просто не создана для брака.
Но брак означал детей, надежность, защищенность и многое другое, о чем наша австралийка частенько думала и что мечтала когда-нибудь получить. Каприсия была — она надеялась на это — нормальной молодой женщиной, а для нормальных молодых женщин неестественно стремление отгородиться от людей и жить уединенно. Обитая в домах, подобных Ферринфилду, они предпочитают, если имеют возможность выбирать, не оставаться в одиночестве.
Все эти рассуждения внезапно снова привели ее к Ричарду Винтертону. Каждый раз, как она начинала думать о Ферринфилде, она думала и об этом господине. Такое постоянство наводило на мысль о состоянии ее рассудка и не могло не беспокоить мисс Воган.
Да, он ей не нравился, не нравился чрезвычайно, должно быть, говорила она себе, как и ее дедушке Джошуа, иначе тот упомянул бы о Винтертоне в завещании. Тогда почему каждый раз, когда она сталкивалась с ним лицом к лицу, эти встречи приводили ее в смятение?
С самой первой их встречи у нее были все основания для того, чтобы невзлюбить Ричарда Винтертона. Потом его отношение к ней несколько смягчилось, но он никогда не пытался скрыть своего презрения. Вне всякого сомнения, мистер Винтертон платил ей взаимной неприязнью, ведь своим появлением она разрушила его прежний, привычный образ жизни.
Все это еще можно понять… но она не могла объяснить себе его злости, скрывающейся за напускной вежливостью и равнодушием манер. Он был, как выяснилось, вполне обеспеченным человеком, тогда зачем ему держаться за этот полуразвалившийся дом? Если Винтертон и вправду так богат, как говорят про него, он мог бы купить себе другой дом и уж, конечно, устроиться гораздо уютнее, чем в Ферринфилде. Супруги Билль видели в нем своего настоящего хозяина, и он мог взять их с собой.
Сколько она ни раздумывала, смысл того, почему Винтертон противится необходимости покинуть Ферринфилд, оставался неясным. Каприсия желала изгнать его из своих мыслей чуть ли не больше, чем выселить из дома. Но хотя ей и удавалось забыть о нем на какое-то время, неизменно, подобно тому, как некогда все дороги вели в Рим, любая внезапно возникшая мысль приводила ее — по простой случайности или из-за того, что он, словно болезнь, вошел в подсознание, — к Винтертону. Он привиделся ей даже в Лондоне! Не успела она развернуть машину в сторону дома, как начала загадывать, собирает ли он уже свои пожитки и не объявит ли о немедленном отъезде по ее возвращении.
Едва лишь Каприсия покинула Лондон и проехала по шоссе миль двадцать, как у нее начал барахлить мотор, а это опять заставило ее вспомнить о Винтертоне, о том, как он ядовито осмеял ее покупку, когда она сообщила, что приобрела автомобиль у Тони Морсби.
В Хертфордшире она остановилась у гаража, но механик, осмотревший автомобиль, успокоил ее, уверив, что ничего серьезного нет, и оставшийся путь она наверняка одолеет, если только будет достаточно аккуратна. Он залил полный бак бензина, и она тронулась дальше уже в сумерках, которые надвинулись довольно неожиданно. У Каприсии не было под рукой карты, чтобы удостовериться, едет ли она в правильном направлении. Кроме того, фары светили плохо, и по этому поводу пришлось обратиться в следующий встретившийся по дороге гараж, где их починили. Это было очень кстати, потому что дальше дорога шла через вересковую долину — унылое, пустынное место, где жилье не встречалось на протяжении многих миль. Нужно было как можно скорее пересечь пустошь и добраться до города, там она собиралась остановиться на ночлег.
Каприсия заранее решила, что переночует в гостинице, и поэтому не особенно гнала машину. Так ей рекомендовали в гараже, и она строго придерживалась этого совета.
К счастью, пустынные места обычно не нагоняли на нее страх, ведь она родилась и выросла на уединенной ферме в австралийской степи. Каприсия привыкла проезжать милю за милей, не встречая ни признака жилья, ни автомобилей или пешеходов. Она не терялась, если даже ночь заставала ее в дороге. Так случалось не однажды, и ей приходилось сиживать на обочине, дожидаясь рассвета, одной, в бескрайней степи, и слушать заставлявшие вздрагивать резкие крики ночных птиц. Но она знала, надо просто подождать до утра, на дороге появятся другие автомобили, и будет уже не так одиноко.
Но то была Австралия, где автомобили встречаются редко. В Англии дороги не пустуют в любое время суток, и волноваться вряд ли есть о чем.
Так по крайней мере она успокаивала себя, пока не оказалась в самой безлюдной части равнины. Внезапно в двигателе снова застучало, и в довершение ко всему бензобак дал течь.
Столько неприятностей одновременно вряд ли когда-нибудь случалось у обычно умеющей держать себя в руках молодой женщины, путешествующей из Лондона на север страны. Они могли бы произойти по очереди, но не все сразу!
К тому же на нее ополчилась и природа: Каприсия неожиданно въехала в облако густого тумана, которое никак не кончалось, вернее, дорога никак не могла выйти из него, — и вот тогда она испытала первый приступ паники.
В тумане не слышалось ни единого звука, не просматривался ни один предмет. Зато посторонний шум в моторе явно нарастал.
Внезапно дорога круто пошла в гору, видимо, начался подъем на очередной холм, машина тревожно взревела и… остановилась, так и не въехав на кручу. Мотор, не в силах дольше выручать ее в этой затруднительной ситуации, замолчал, и Каприсию окутала полная тишина. Более того, жуткая тишина.
Помимо прочего, сильно похолодало, а на девушке был всего лишь костюм из тонкой шерсти. Она взяла лежавший на заднем сиденье плащ, завернулась в него, после чего отворила дверцу машины и выбралась наружу. Со всех сторон ее, словно одеялом, окутал туман. Боясь отойти от автомобиля, она всматривалась в непроницаемую серую пелену, и тут наконец осознала, что не представляет себе, как быть дальше.
Не было смысла открывать капот и копаться в моторе — в чем бы ни заключалась поломка, она все равно не сумеет ее устранить. Все, на что она была способна, это сменить покрышку, а покрышки-то как раз были новенькие.
Все равно что-то же нужно делать, и она откинула крышку капота. Результат едва ли был утешительным… Затем Каприсия проверила уровень бензина и убедилась, что его не осталось ни капли. Бензобак протекал так сильно, что был совершенно сухим, а запасной канистры у нее с собой не было. Мысль о запасной канистре с бензином в свое время ей почему-то даже не пришла в голову, и теперь приходилось мириться с фактом.
Мало того, Каприсия обнаружила, что съехала с шоссе. Должно быть, отклонилась от дороги в сгущающемся тумане. Это открытие принесло ей новое беспокойство. Пока она еще не окончательно потеряла присутствие духа, но чувствовала, что стоит обнаружить что-нибудь новенькое в том же роде, и оно станет для нее последней соломинкой.
Продолжать в бездействии стоять возле автомобиля было глупо, и Каприсия снова залезла внутрь, сжавшись в комок на сиденье. Несмотря на то что на ней был плащ, она успела вымокнуть, и вся дрожала, пытаясь согреться. Теперь она жалела, что ей не пришло в голову положить в машину плед. Конечно, если станет еще холоднее, можно будет достать новый зимний халат, который она сегодня приобрела в Лондоне. Но вслед за этой мыслью пришло оцепенение, не было ни сил, ни желания двигаться, она могла лишь сидеть и ждать, когда по дороге проедет чей-нибудь автомобиль, и ей окажут помощь.
Тишина действовала угнетающе, давила, лишала воли. Так продолжалось довольно долго, прежде чем Каприсия услышала первый звук, нарушивший мертвое молчание, — блеяние овцы. Несколько мгновений она не могла понять, что это, и похолодела от страха. Но наконец здравый смысл пришел на выручку: овца… бедная овечка, она тоже потерялась в тумане, и это ее жалобное блеяние нарушило безмолвие угрюмой, бесчувственной ночи.
Каприсия так замерзла, что снова выбралась из машины и принялась ходить взад и вперед, чтобы размять окоченевшие ноги. Ей пришло в голову, что она сейчас, должно быть, где-то на вершине большого холма, вот почему здесь такой страшный холод.
Если бы кто-нибудь проехал мимо! Если бы жуткую туманную темень разорвал яркий свет фар…
Передние фары ее собственной машины еле-еле светились, а габаритные огни вовсе погасли. Сделка с Тони Морсби обернулась удачей для одного Тони. Она твердила себе, не переставая трястись от холода и тщетно пытаясь унять противную дрожь, что он, должно быть, уже понял, она ему вовсе не пара — слишком глупа для дельца его масштаба. Это относилось и к Салли Кэрфакс. Уже наверняка они немало повеселились с Тони — и, может, как раз в этот самый момент смеются от души, вспоминая серьезную маленькую австралийку, вся деловитость которой существовала только в ее собственном воображении. Должно быть, они вдвоем уже наметили, что следующим номером сбудут ей в ближайшем будущем другие машины, новых лошадей, мебель, советы декораторов и модных архитекторов. Они сами оценят предметы и услуги, Каприсии останется только подписывать чек за чеком. Салли и Тони потребуют щедрых комиссионных, и так будет продолжаться до тех пор, пока глупенькую австралийку не обдерут как липку и она не начнет понимать, что представляют собой люди, с которыми ее столкнула судьба. Но, к счастью для нее и ее банковского счета, она поняла это уже сейчас.
Однако в данный момент эта мысль принесла Каприсии мало утешения.
Внезапно ей послышался шум мотора. Одновременно сзади что-то ткнулось в ноги, и с ее губ уже готов был сорваться крик ужаса, но тут Каприсия увидела всего лишь овцу. Жалобно заблеяв, животное двинулось дальше и немедленно кануло в туманную пропасть ночи.
Не успела Каприсия прийти в себя от пережитого испуга, только зачастивший пульс начал успокаиваться, как вновь послышался звук автомобильного мотора. Если это действительно автомобиль, его фары совсем не видны в тумане, она стоит в стороне от дороги, значит, машина может проехать мимо и водитель ничего не заметит! Вот это ее добьет — каково знать, что ты потеряна на бескрайней равнине, никто из проезжающих не сможет тебя найти, помочь тебе, и ты обречена оставаться на этом месте до восхода солнца, превратившаяся в ледышку, с заиндевевшими волосами.
Каприсия напряженно вслушивалась в становившийся все более отчетливым шум приближавшегося автомобиля, который нарушал гнетущую тишину, давившую на нее со всех сторон. Она не осмеливалась сделать и шагу в сторону от своей машины, боясь потерять ее из виду — на расстоянии фута видимость уже кончалась. Если бы это случилось, ее положение стало бы совсем невыносимым.
Так она стояла в неподвижности и ждала, затаив дыхание, пока непроглядный мрак, окружавший ее, не разорвали два расплывчатых желтоватых пятна, напоминающих сливки на молоке. Когда эта неясная желтизна превратилась в яркие оранжевые круги, Каприсия испытала такое облегчение, что окончательно лишилась сил и не могла бы промолвить ни слова, даже если бы от этого зависело все на свете.
Автомобиль — к этому моменту стало понятно, что он был большим и мощным, — медленно подъезжал к ней, словно водитель разыскивал кого-то в этой пустыне. Но, видимо, он просто принимал меры предосторожности в таком густом тумане. Ноги Каприсии приросли к земле, и, стоя в теплом оранжевом свете фар, она готова была плакать от радости.
Когда машина остановилась рядом и водитель окликнул ее, выглянув в окно, она почувствовала такое громадное облегчение, какое ей еще не доводилось испытывать прежде. Он же, казалось, вовсе не удивился, найдя ее здесь.