Страница:
Мы с ним устраиваем славные битвы, во время которых Рокуэлл нападает на меня со всей силой. Мне приходится из самозащиты возвращать ему удары. Еще мы развлекаемся во время мытья посуды, соревнуясь, кто кого перегонит: мойщик (это я) вытиральщика или наоборот. Рокуэлл доходит до того, что прямо падает от смеха. Но для полноты счастья ему еще требуется, чтобы я его отшлепал. Я хватаю отбивающееся существо и валю его на пол, стараясь одновременно придержать и руки, и ноги, чтобы беспрепятственно с ним расправиться. Делаю я это с некоторой силой, а иногда даже пользуюсь какой-нибудь хворостинкой. Чем больнее, тем больше нравится Рокуэллу, разумеется, до предела, который мы никогда не переступаем.
Таковы наши обычные развлечения. Что до работы, то моя сейчас проходит преимущественно за рисовальным столом. И вчера, и сегодня сделал удачные рисунки. Замыслы теснятся, обгоняя друг друга. Из всех домашних дел почему-то меньше всего хлопот доставляет еда.
Мы живем, как легко себе представить, настолько скромно, что уполномоченный Гувера, наверное, пришел бы в ужас.
(Герберт Кларк Гувер (род. 1874) - реакционный политический деятель республиканской партии США. В 1919 году возглавлял АРА ("Американская администрация помощи") - организацию, созданную якобы для оказания продовольственной и иной помощи странам, пострадавшим от первой мировой войны. Фактически же АРА занималась шпионско-подрывной деятельностью, боролась с революционным движением, укрепляя позиции американского империализма. Рокуэлл Кент иронизирует: их рацион питания на острове столь скромен, что необходима была помощь АРА.)
Вот наше меню:
ЗАВТРАК
(всегда один и тот же)
Овсяная каша
Какао
Хлеб с арахисовым маслом
ОБЕД
Бобы (того или другого сорта и в том или другом виде)
или Лисеостровское кукурузное суфле
или Макароны
или Горох
или Овощное рагу (ячмень, морковь, лук, картошка)
и Картошка или рис и (часто) Чернослив, абрикосы или яблоки (сушеные)
УЖИН
(всегда один и тот же)
Манная каша
Кукурузный хлеб с арахисовым маслом или повидлом
Чай для отца, молоко для сына
Иногда сладкое: тушеные сухофрукты, шоколад
или, когда нас угощает Олсон, сладкая творожная масса из
козьего молока.
Отметим кстати, что и по сей день ни у одного из нас не было ни малейших признаков какой-либо болезни - пребываем неизменно в цветущем здоровье и бодрости.
Восьмое октября, вторник
ДОЖДЬ! А нам все равно. Настроение хорошее. В доме тепло и сухо; много еды, но много и работы.
Лодка Олсона опять до половины полна водой, так что мы перевернули вверх дном и ее, и нашу. Я натягивал и грунтовал холсты и кончил читать "Путешествие вокруг света" Ансона - увлекательная книга. Под конец дня погода немного прояснилась; выглянуло солнце, и мы взялись было за пилу, но тут же ливень загнал нас опять в дом. Надеюсь на хорошую погоду завтра. Но...
Девятое октября, среда
Хорошей погоды по-прежнему нет и в помине, если только ветреный, хотя и пасмурный, исход дня и яркий закат не предвещают перемен. Олсон говорит, что лисицы вечером не хотели есть, а это верный признак перемены погоды к лучшему: будто бы в плохую погоду они едят, а в хорошую воздерживаются от пищи. Утром лил дождь, и мы работали в доме. После обеда общими усилиями оттащили бревна, лежавшие на берегу перед нашей избушкой, поближе к Олсону с единственной целью, чтобы лучше видеть море. Напилили еще немного дров и сложили все, что было заготовлено раньше, в поленницы на зиму. Получилось пятьдесят колодцев, то есть на полтора месяца. Перед вечером я писал и сделал два хороших наброска.
Ночи стали холодными. За последние два дня снег на ближних горах, тех, что напротив, распространился до середины склона. Более высокие дальние хребты побелели уже несколько недель назад. Издали они очень привлекательны, так и тянет взобраться и съехать по гладкому снежному полю. Но вблизи обнаруживаешь непроходимые скалы и трещины, завывание ветра и лютый холод. Рокуэлл сегодня справился со второй своей книжкой "Пещерные жители".
Полночная метеосводка: на безоблачном небе сверкают звезды!
Десятое октября, четверг
Идет дождь! Весь день небо затянуто тучами, но воздух чист и прозрачен. Сегодня все основательно потрудились. Расчищали лес между нашей избушкой и домом Олсона, перенесли большую кучу сучьев с площадки у нашего входа на берег, а вторую, еще более огромную, сожгли. Когда стемнело, костер представлял собой фантастическое зрелище. Толстые сучья горели сильным и ровным пламенем, освещая весь лес вокруг. Даже сейчас под проливным дождем костер еще не погас. Опять немного пилили, всякий раз при этом мы стараемся перекрыть текущий расход дров. Рокуэлл почти весь день работал и, усталый, лег рано. Я еще с часок почитал ему. Он любит слушать стихи.
Мы установили хитроумное приспособление, чтобы поймать сороку, но были посрамлены. Птица побродила вокруг ловушки, оглядывая все умудренным оком, потом сунулась внутрь ровно настолько, чтобы склюнуть приманку, и мгновенно улетела. Я сегодня писал, сделал небольшой хороший набросок, но, когда испробовал свой самодельный холст, оказалось, что нужно грунтовать еще. Работы! Работы!
Одиннадцатое октября, пятница
Сегодня хотели плыть в Сьюард. Было тихо, хотя по временам шел дождь. Олсон предложил отбуксировать нас до Каиновой Головы; но утром, едва мы собрались, дождь разыгрался, и пришлось переждать. Отправились в полдень, но не проехали и полумили, как что-то случилось с мотором. В результате бесславно вернулись на веслах домой. Я вез Олсона с его мотором, а Рокуэлл - нашу собственную лодку. Не будь так поздно, мы, наверное, опять пустились бы в путь.
Наконец поймали сорочонка. Заметив, как он заскочил в сарай Олсона, я мигом подбежал и захлопнул дверцу. Сейчас он сидит в клетке, установленной на специально прибитой к фронтону полочке.
Сорочонок болтлив и злобно клюется. Он еще молодой птенец, и мы надеемся выучить его произносить всякие забавные фразы. Олсон считает, что у этих птиц природная склонность к ругани. Итак, у Рокуэлла наконец появился питомец.
Только бы продержалась тихая погода! Ночь сегодня ясная и звездная, но здесь никогда нельзя рассчитывать на постоянство погоды. Во всяком случае у нас все наготове, чтобы утром отплыть.
Двенадцатое октября, суббота
На острове тихая и приятная погода, а в заливе северный бриз, при котором грести до Сьюарда было бы трудновато. Все же вещи собраны, и мы ждем первой счастливой возможности, чтобы отправиться. Этим утром Олсон очистил от сучьев деревья вокруг нашего дома до высоты десяти - двенадцати футов от земли. Теперь между нами и горным хребтом на той стороне залива только стройные гладкие стволы. Большую часть дня я писал. Холсты мои по-прежнему никуда не годятся, они шероховаты и впитывают краску. Мы сколотили для сорочонка клетку попросторнее, потому что в маленькой он очень метался. Сейчас он вполне доволен.
Рокуэлл сегодня заявил, что хотел бы жить здесь постоянно. Когда вырастет, он приедет со всеми своими детьми и со мной, если я еще буду жив, и поселится тут.
Не пишется и не работается из-за предстоящей поездки в Сьюард. Олсон говорит, что сегодня воскресенье. Я как-то пропустил день.
Тринадцатое октября, воскресенье
(Я придерживаюсь своей хронологии, пока мы не проверим ее в Сьюарде.) На редкость прекрасный день с бешеным северо-западным ветром. Я непременно должен как-нибудь почтить северо-западный ветер, изобразив его на большой картине как воплощение чистой, могучей, бьющей через край жизни, юношеской радости. Он несет на своих крыльях энергию и волю к победе. Мне при помнилось, как в Монхегане (Монхеган - маленький остров в Атлантическом океане штат Мэн, США, где Рокуэлл Кент некогда жил и работал.) в такой вот день, когда, казалось, всякая живая тварь покидает свой дом, нору или гнездо, чтобы упоенно вдыхать чистый воздух, когда с вершины холма человек может окинуть взглядом всю зеленую поверхность моря и очертания берегов и восхищенно погрузиться в созерцание бесчисленных деталей панорамы, различая далеко в море корабли и голубые острова, а на поверхности суши - сверкающие города и такие восхитительные леса и луга, что, несмотря на многие мили, душа переносится туда и с новым восторгом присваивает себе всю эту землю вплоть до самых дальних гор и еще дальше,- и вот в такой-то день выполз из своей берлоги художник и, недовольно поглядывая из-под руки на белый свет, простонал: "Ну как тут писать? Такая четкость, яркость. Ни таинственности, ни красоты". И он полез обратно, этот любитель тумана, дожидаться, когда землю охватит новый приступ болезни.
Сегодня утром сорочонок пел, а может, декламировал:
он издавал горлом странные, довольные звуки, и это в клетке! Все мы, остальные, работали как сумасшедшие, В половине шестого Олсон, остановившись наконец, сказал:
- Что ж, поработали изрядно.
И после этого я еще сделал набросок, спилил и очистил от веток три небольшие елки и потом, поскольку уже стемнело, сготовил ужин.
Но когда же мы поедем в Сьюард? Чемодан уложен. Каждое утро Олсон проверяет мотор. Со временем ведь должен ветер утихнуть. Мы видим, как он проносится мимо нашей бухты, заставляя воду мчаться, как по мельничному желобу. Сегодня он разыгрался и в самой бухте.
Рокуэлл ходил гулять в лес; во время своих экскурсий он наслаждается, обнаруживая козью шерсть на кустах, добираясь по следам дикобразов до их норок. А сегодня он выследил и самого дикобраза. Каждый раз Рокуэлл возвращается с каким-нибудь чудесным открытием и в восторге от своих исследований. Сегодня он упражнялся в письме. Он говорит, что если бы только умел писать, то записал бы удивительные истории, которые видит во сне. Боюсь, что получилось бы многотомное издание.
ВОСХОД
Пятнадцатое октября, вторник
Вчера мы уехали с острова. День был тихий, но облачный, по временам шел дождь. Олсон буксировал нас до Каиновой Головы. Оттуда мы добрались быстро, причем Рокуэлл действовал как заправский гребец, да теперь он и действительно заслуживает это звание. Мы остановились у рыбачьей хижины, где в августе оставили свой испорченный мотор, и забрали его вместе с выросшими здесь несколькими свеколинами и полдюжиной пучков превосходного салата.
К ночи начался сильный дождь с резким ветром с юго-востока. Вечер провели в доме почтмейстера, где я играл на флейте под аккомпанемент дочери хозяина. Дело шло великолепно, и мы до полуночи играли Бетховена, Баха, Гайдна, Глюка, Чайковского, пока нам не стало казаться, что мы у себя дома в добрые старые дни. Потом Рокуэлл в полусне выпил стакан молока с куском абрикосового пирога, и мы отправились домой, унося с собой две банки варенья из дикой смородины. Я перечитал полученные письма и улегся. Но шторм к этому времени так разошелся, что беспокойство за судьбу лодки мешало мне уснуть. В конце концов я встал, оделся и спустился к морю.
Лодка оказалась в целости на берегу, но слишком близко к воде. С большим трудом я подтащил ее повыше, где волны не могли достать ее.
Сегодня дождь не прекращается. Я купил кое-какие продукты и оформил получение денег. В довершение событий сегодня начал работать мотор, так что на обратном пути у нас будет механическая тяга. Я совершенно не разбираюсь в моторах, но у меня будет время кое-что выяснить на протяжении первых восьми миль, до того как начнется единственно опасный участок путешествия. Этот вечер мы с Рокуэллом провели в гостях у одного молодого человека, с которым у нас нашлось много общего и который вдобавок ко всему оказался другом симпатичного мне молодого механика-немца. Весь вечер пели вчетвером, сидя перед большим камином. Он живет в бревенчатом доме в стороне от города, на самом краю леса. Когда попадаешь в уголок вроде этого домика с его гостеприимным очагом, то обнаруживаешь, что даже такая коммерческая пустыня, как Сьюард, имеет свои оазисы.
Сейчас мы у себя. Рокуэлл спит. Уже за полночь. Я с любовью думаю о милых друзьях, оставшихся дома, и мысленно желаю им доброй ночи.
Семнадцатое октября, четверг
Вчерашний день в Сьюарде не отличался ничем особенным. Писали письма у себя в номере и ходили по магазинам. Погода была дождливая с юго-восточным ветром. Вечер мы провели у нашего немца. Мы с ним придумали план сигнализации между нами и Сьюардом, главным образом для того, чтобы он смог сообщить мне, когда окончится война. Если мне удастся в подзорную трубу различить свет сильной электрической лампы, которую он будет включать в доме, на самой высокой точке города, тогда при помощи азбуки Морзе (у меня есть ключ, а он ее знает наизусть) буду получать от него известия по условленным дням.
Сегодня вечером мы с Рокуэллом прошли с четверть мили вниз по берегу до того места, откуда через залив хорошо виден Сьюард, и разожгли там костер. Предполагаем, что Бем наблюдал за нами в подзорную трубу. В воскресную ночь, если будет ясно, выйдем смотреть на его сигналы. Главная трудность в том, чтобы отличить свет его лампы от остальных.
Из Сьюарда мы приехали сегодня утром без четверти десять почти с тысячью фунтами груза на борту, включая нас самих. Моторчик в три с половиной лошадиных силы работал превосходно и доставил нас к острову немногим больше, чем за два часа с четвертью. Поначалу погода была тихая, но, когда поравнялись с Каиновой Головой, северный ветер стал крепчать. На острове оказался гость. Вместе с ним приезжали еще двое, но те накануне вечером отправились в Сьюард. В понедельник из-за сильного волнения они были вынуждены отказаться от своей попытки обогнуть западный мыс. Старик, который задержался здесь, сегодня вечером сообщил мне, что за двадцать лет жизни на Аляске не припоминает такой погоды. Нечего сказать, приятная новость. Горы близ Сьюарда покрыты снегом на уровне всего лишь нескольких сот футов над городом. Устал, хватит на сегодня. Между прочим, как выяснилось в Сьюарде, моя датировка была правильна.
Да, чуть не забыл написать о нашей утрате. Бедного сорочонка мы обнаружили мертвым на дне клетки.
Я думаю, что его погубила буря, потому что Олсон не потрудился укрыть его. Рокуэлл, как только выпрыгнул на берег, сразу кинулся к клетке и сперва горько плакал, но потом утешился, устроив ему достойные похороны и водрузив на могиле деревянный крестик.
Восемнадцатое октября, пятница
Невообразимо прекрасная ночь. Залив утопает в лунном свете. От бледного сияния снежные горы кажутся белее самого снега. Луна стоит почти над головой, и свет от нее, проникая между кронами деревьев, мягко озаряет старые пни нашей вырубки. Зато лес вокруг черен, как пропасть.
Хотя уже почти десять, Рокуэлл еще не спит.
Мы решили сегодня устроить ему день рождения. Единственный подарок, который он получил,-дешевое издание для детей "Естественной истории" Вуда с картинками - наполнил голову Рокуэлла мечтами о его любимых диких животных. Я сегодня начал учить его петь. Мы попробовали, правда без особого успеха, "Колыбельную" Брамса, а потом "Спи, дитя, спи", что пошло уже лучше. Эти и многие другие немецкие песни с английским текстом есть в песеннике, который я ему купил.. Надеюсь, что у меня хватит терпения и времени, чтобы продвинуть Рокуэлла в этом роде занятий.
Те трое сейчас у Олсона в избушке, потому что уезжавшие в Сьюард вернулись. Эти оба помоложе, один из них, некто Эмсуайлер,-известный проводник по Аляске. Нынче вечером я довольно интересно провел часок в их компании. Между прочим, Олсон сообщил мне, что ему семьдесят один год.
ПРИКЛЮЧЕНИЕ
В нашем домике пахнет свежим хлебом, который я сегодня испек. Выпечка хлеба, пилка дров, починка носков, уборка дома, изготовление полки - эти и другие обычные домашние дела заполнили весь день; столь бесполезное времяпрепровождение давит на мою совесть. Порисую еще, а потом уж лягу.
Девятнадцатое октября, суббота
Сегодня то облачно и прохладно, то солнечно и тепло; с утра ветер, после обеда такой мертвый штиль, что холмы отражались в заливе. Гости уехали, чему я очень рад. Не то чтобы у меня были возражения против них самих, но для меня их присутствие каким-то образом нарушало покой этого места. Эмсуайлер по просьбе Олсона зарезал одну из коз, так что нас, коренных жителей острова, стало теперь меньше. Я срубил большое дерево и наточил пилу, чтобы потом распилить его. Солнце сегодня зашло во всем великолепии, оставив после себя след из пылающих, огненно-красных облаков на светло-зеленом небе. Уже недолго нам осталось смотреть на солнце, оно садится теперь прямо позади южного мыса нашей бухты.
Рокуэлл каждый день работает над своим альбомом диких животных. Чтобы подбирать абсолютно новые и оригинальные названия для своих странных созданий, он изобрел интересный метод. Закрывает глаза и печатными буквами пишет на бумаге новое название или, вернее, набор всевозможных букв. Естественно, что, открыв глаза, он сам бывает поражен результатом.
Двадцатое октября, воскресенье
Это был прекрасный, ясный, холодный, буйный день северо-западного ветра. Я все время писал на вольном воздухе, чередуя это занятие с колкой дров. В такую погоду хочется писать и писать, но из-за ледяного ветра нельзя долго оставаться без движения.
Только что, в восемь часов, мы с Рокуэллом вернулись с пляжа, куда ходили смотреть на сигналы из Сьюарда.
К сожалению, так ничего и не увидели, что могло бы касаться нас. Взошла луна и осветила верхушки гор, однако мы и вся наша бухта по-прежнему в глубокой ночной тьме. Весьма драматическое зрелище. Ели над нами сгущают мрак до полной черноты, тогда как выше ярко белеют каменные лики гор, а небо светлее, чем в иной день. Олсон принес нам на обед козьи отбивные. Их не отличить от бараньих.
В конце дня в заливе появилась маленькая моторка, пытавшаяся пробраться в Сьюард. Ей удалось немного продвинуться, но потом ветер быстро и неуклонно погнал ее назад. В последний момент, когда мы видели ее, она как будто пыталась укрыться близ нашего острова или одного из прочих островков в заливе, а тем временем ее продолжало относить в открытое море.
Людям в лодке придется провести в заливе бурную ночь, хотя на море сейчас, без сомнения, спокойно. Приключений такого рода нам следует остерегаться. Глядя через залив в сторону Медвежьего ледника, который скрыт от нас, можно наблюдать, как северный ветер мчится вдоль ледника и гонит к морю массы тумана. Этот туман не что иное, как мелкие капли взбитой ветром воды.
Двадцать первое октября, понедельник
Очень поздно, поэтому буду писать совсем кратко. Сегодня опять была прекрасная погода, настоящий золотой и синий день под властью северо-западного ветра. Я писал, пилил дрова и соорудил себе великолепные шестиногие козлы. Олсон считает, что я уже напилил достаточно дров на всю зиму, но, по-моему, до этого еще далеко. Рокуэлл большую часть дня провел над своим альбомом и нарисовал несколько странных и красивых птиц. Утром поверхность земли представляла замерзшую твердую корку, которая за день так и не оттаяла. А вечером опять очень холодно. Зима наконец пришла, долгая, долгая зима. А солнце с каждым днем отступает все дальше за горы. Наблюдая, как уходит солнце, я испытываю что-то вроде страха. Мы больше так и не видели лодки, которую прошлой ночью ветер заставил искать убежища. Думаем, что те люди находятся в другой бухте нашего острова.
ГЛАВА IV
ЗИМА
День за днем, бесконечно, записи повторяют монотонное уныние погоды: дождь и пасмурно, дождь и пасмурно. Кому еще приходилось жить в таком полном уединении, когда самыми живыми существами во всей вселенной казались ветер, дождь и снег? Где еще стихии господствовали над человеком и направляли всю его жизнь? Где, вставая и ложась спать, и еще много раз в течение дня или ночи ты беспомощно, как жалкий раб у своего господина, осведомлялся о воле и желаниях могущественных небесных сил? Забрезжил рассвет, и ты уже вскакиваешь с постели, останавливаешься босиком у порога, смотришь меж прямых стволов елей на светлеющий мир и с первого взгляда читаешь божью волю на один, еще один долгий день жизни: "О господи, опять дождь!" Усевшись на постель, устало натягиваешь тяжелые сапоги и в пасмурном настроении принимаешься за специфические дела дождливого дня. А может быть, увидев опять тучи, ты усмехнешься мрачному характеру властителя погоды или добродушно выругаешь его. Но так или иначе, а дела, которые неизбежно возникают в дождливую погоду, а также все прочие домашние работы должны быть выполнены, да еще в жаркой непромокаемой одежде. Такова судьба.
Надо отдать нам справедливость, самую плохую погоду чаще всего мы встречаем боевым кличем и с жаром набрасываемся на работу, после чего вознаграждаем себя за сырость и мрак снаружи усиленным комфортом внутри: в доме сухо, тепло, уютно, есть вкусная еда, множество занятий.
Можно считать, что мы уже вступили в позднюю осень. Небо зловеще хмурится. Тяжелое, мрачное, холодное, нависло оно над нами. По-видимому, зима вот-вот готова опуститься. Мы работаем, точно подгоняемые страхом. Живо, живо! Ну-ка, распили большие еловые чурбаки, откати их в сторону да сложи в штабель. Законопать получше паклей щели под- карнизом со стороны, открытой ветру, чтобы он не мог проникнуть внутрь и заморозить продукты на полках. А знаменитую печку с герметической дверцей поставь там, где тебе нужно, чтобы в постели было тепло ногам и грело спину, когда рисуешь. Залатай несчастную, истерзанную ветром толевую крышу (мы обнаружили две-три дыры, хотя были уверены, что протекает по крайней мере в двадцати местах). И наконец, обложи избушку ветками тсуги (Тсуга - род вечнозеленых деревьев из семейства сосновых.), густыми и теплыми, образующими зеленую завалинку высотой почти до карниза. Вот теперь у избушки уютный вид! Снаружи и внутри закончены последние приготовления для встречи с зимними трудностями. Как раз вовремя! Сейчас вечер, двадцать второе октября, впервые начал падать легкий, пушистый снег. Входит Олсон, притоптывая, чтобы отряхнуться.
- А ну, а ну, - кричит он, - что скажете? Как вам нравится наша зима?
Зима нам вполне нравится. В доме тепло. Рокуэлл уже улегся, и я читаю ему "Остров сокровищ".
- По какой части он у вас пойдет? - спросил Олсон про Рокуэлла в прошлый вечер. В тот момент я сыпал в кастрюлю бобы и, замедлив движение потока, стал ронять их поодиночке:
- Нищий, вор, богач, бедняк,
Адвокат, солдат, моряк.
Как можно предопределить будущую жизнь мальчика?
Рокуэлл лежал в постели и, может быть, видел во сне такой прекрасный мир, какого никогда не представит себе взрослый со своим скудным и робким воображением. Ребенок способен превратить землю в райскую обитель. Жизнь его так проста! Он безошибочно следует своим желаниям, сначала отбирая главные из них, а затем продвигается по сужающемуся пути, пока не достигнет настоящей цели. Но нельзя проповедовать красоту или обучить мудрости. Это извечные понятия, и они присутствуют в каждом из нас в правильной пропорции. Истина не имеет жрецов.
Мы с Рокуэллом живем одновременно в нескольких мирах. Это мир книг, которые мы читаем, мир, вечно меняющийся, - "Робинзон Крузо", "Остров сокровищ", фантастический мир Уильяма Блейка, времена древних саг, "Дети воды" и славное прошлое кельтов. Затем собственный фантастический мир Рокуэлла - царство зверей, мир, который он видит во сне и рисует наяву, и созданная моим воображением страна всесильных героев и жалких, скованных судьбой простых смертных - они реальны для меня в моих рисунках, как ничто другое. И наконец, весь этот обычный, повседневный окружающий нас островной мир, настолько удивительный сам по себе, что мы и вполовину не понимаем всей его прелести. Подумать только, что мы здесь одни, этот мальчик и я, на дальнем Севере, в дикой глуши острова, на внушающем страх берегу, а вокруг только море! Все именно так, как мы представляли себе год назад и раньше; да, сны сбываются.
А сейчас мягко падает снег. Зима приняла наш вызов - и уже тут.
Короткие записи в дневнике говорят о том, как быстро продвигается чтение "Острова сокровищ". Его сменяют "Дети воды". "Как раз по сердцу и Рокуэллу, и мне",- отметил я. Но Кингсли пришлось потерять своих друзей,это предостережение литературным снобам. До чего же нас утомляла и бесила его английская аристократическая спесь, пока мы не стали откровенно смеяться. "Наконец-то кончили книгу!" Это прямо событие. Когда Кингсли не задирает носа, он морализирует, и оба эти качества - религиозное ханжество и английский снобизм, несмотря на проявляющиеся у него по временам нежные чувства, делают его совершенно несносным. Итак, сегодня вечером мы читаем "Сказки" Андерсена, вечно прекрасные и правдивые.
У детей собственный тонкий литературный вкус, о котором мы очень мало знаем. Им нравятся описания реальных, достоверных событий и настоящие волшебные сказки. Но вымысел под личиной правды их не удовлетворяет, а фантастические истории, неубедительные в подробностях, кажутся им смешными. Им нужно действие, факт, а не рассуждения по этому поводу. Без сомнения, самая подходящая для них форма - безыскусственная и беспристрастная повесть, рисующая жизнь такой, какая она есть, простыми словами рассказывающая о доступных пониманию вещах, интересных событиях, или в другом случае - увлекательная фантазия. Подобная простота доставляет ребенку такое удовлетворение, что он прощает "Робинзону Крузо" остальную половину, а чопорному швейцарскому семейству - добрых три четверти книги ради заключенного внутри сладкого зерна приключения.
Таковы наши обычные развлечения. Что до работы, то моя сейчас проходит преимущественно за рисовальным столом. И вчера, и сегодня сделал удачные рисунки. Замыслы теснятся, обгоняя друг друга. Из всех домашних дел почему-то меньше всего хлопот доставляет еда.
Мы живем, как легко себе представить, настолько скромно, что уполномоченный Гувера, наверное, пришел бы в ужас.
(Герберт Кларк Гувер (род. 1874) - реакционный политический деятель республиканской партии США. В 1919 году возглавлял АРА ("Американская администрация помощи") - организацию, созданную якобы для оказания продовольственной и иной помощи странам, пострадавшим от первой мировой войны. Фактически же АРА занималась шпионско-подрывной деятельностью, боролась с революционным движением, укрепляя позиции американского империализма. Рокуэлл Кент иронизирует: их рацион питания на острове столь скромен, что необходима была помощь АРА.)
Вот наше меню:
ЗАВТРАК
(всегда один и тот же)
Овсяная каша
Какао
Хлеб с арахисовым маслом
ОБЕД
Бобы (того или другого сорта и в том или другом виде)
или Лисеостровское кукурузное суфле
или Макароны
или Горох
или Овощное рагу (ячмень, морковь, лук, картошка)
и Картошка или рис и (часто) Чернослив, абрикосы или яблоки (сушеные)
УЖИН
(всегда один и тот же)
Манная каша
Кукурузный хлеб с арахисовым маслом или повидлом
Чай для отца, молоко для сына
Иногда сладкое: тушеные сухофрукты, шоколад
или, когда нас угощает Олсон, сладкая творожная масса из
козьего молока.
Отметим кстати, что и по сей день ни у одного из нас не было ни малейших признаков какой-либо болезни - пребываем неизменно в цветущем здоровье и бодрости.
Восьмое октября, вторник
ДОЖДЬ! А нам все равно. Настроение хорошее. В доме тепло и сухо; много еды, но много и работы.
Лодка Олсона опять до половины полна водой, так что мы перевернули вверх дном и ее, и нашу. Я натягивал и грунтовал холсты и кончил читать "Путешествие вокруг света" Ансона - увлекательная книга. Под конец дня погода немного прояснилась; выглянуло солнце, и мы взялись было за пилу, но тут же ливень загнал нас опять в дом. Надеюсь на хорошую погоду завтра. Но...
Девятое октября, среда
Хорошей погоды по-прежнему нет и в помине, если только ветреный, хотя и пасмурный, исход дня и яркий закат не предвещают перемен. Олсон говорит, что лисицы вечером не хотели есть, а это верный признак перемены погоды к лучшему: будто бы в плохую погоду они едят, а в хорошую воздерживаются от пищи. Утром лил дождь, и мы работали в доме. После обеда общими усилиями оттащили бревна, лежавшие на берегу перед нашей избушкой, поближе к Олсону с единственной целью, чтобы лучше видеть море. Напилили еще немного дров и сложили все, что было заготовлено раньше, в поленницы на зиму. Получилось пятьдесят колодцев, то есть на полтора месяца. Перед вечером я писал и сделал два хороших наброска.
Ночи стали холодными. За последние два дня снег на ближних горах, тех, что напротив, распространился до середины склона. Более высокие дальние хребты побелели уже несколько недель назад. Издали они очень привлекательны, так и тянет взобраться и съехать по гладкому снежному полю. Но вблизи обнаруживаешь непроходимые скалы и трещины, завывание ветра и лютый холод. Рокуэлл сегодня справился со второй своей книжкой "Пещерные жители".
Полночная метеосводка: на безоблачном небе сверкают звезды!
Десятое октября, четверг
Идет дождь! Весь день небо затянуто тучами, но воздух чист и прозрачен. Сегодня все основательно потрудились. Расчищали лес между нашей избушкой и домом Олсона, перенесли большую кучу сучьев с площадки у нашего входа на берег, а вторую, еще более огромную, сожгли. Когда стемнело, костер представлял собой фантастическое зрелище. Толстые сучья горели сильным и ровным пламенем, освещая весь лес вокруг. Даже сейчас под проливным дождем костер еще не погас. Опять немного пилили, всякий раз при этом мы стараемся перекрыть текущий расход дров. Рокуэлл почти весь день работал и, усталый, лег рано. Я еще с часок почитал ему. Он любит слушать стихи.
Мы установили хитроумное приспособление, чтобы поймать сороку, но были посрамлены. Птица побродила вокруг ловушки, оглядывая все умудренным оком, потом сунулась внутрь ровно настолько, чтобы склюнуть приманку, и мгновенно улетела. Я сегодня писал, сделал небольшой хороший набросок, но, когда испробовал свой самодельный холст, оказалось, что нужно грунтовать еще. Работы! Работы!
Одиннадцатое октября, пятница
Сегодня хотели плыть в Сьюард. Было тихо, хотя по временам шел дождь. Олсон предложил отбуксировать нас до Каиновой Головы; но утром, едва мы собрались, дождь разыгрался, и пришлось переждать. Отправились в полдень, но не проехали и полумили, как что-то случилось с мотором. В результате бесславно вернулись на веслах домой. Я вез Олсона с его мотором, а Рокуэлл - нашу собственную лодку. Не будь так поздно, мы, наверное, опять пустились бы в путь.
Наконец поймали сорочонка. Заметив, как он заскочил в сарай Олсона, я мигом подбежал и захлопнул дверцу. Сейчас он сидит в клетке, установленной на специально прибитой к фронтону полочке.
Сорочонок болтлив и злобно клюется. Он еще молодой птенец, и мы надеемся выучить его произносить всякие забавные фразы. Олсон считает, что у этих птиц природная склонность к ругани. Итак, у Рокуэлла наконец появился питомец.
Только бы продержалась тихая погода! Ночь сегодня ясная и звездная, но здесь никогда нельзя рассчитывать на постоянство погоды. Во всяком случае у нас все наготове, чтобы утром отплыть.
Двенадцатое октября, суббота
На острове тихая и приятная погода, а в заливе северный бриз, при котором грести до Сьюарда было бы трудновато. Все же вещи собраны, и мы ждем первой счастливой возможности, чтобы отправиться. Этим утром Олсон очистил от сучьев деревья вокруг нашего дома до высоты десяти - двенадцати футов от земли. Теперь между нами и горным хребтом на той стороне залива только стройные гладкие стволы. Большую часть дня я писал. Холсты мои по-прежнему никуда не годятся, они шероховаты и впитывают краску. Мы сколотили для сорочонка клетку попросторнее, потому что в маленькой он очень метался. Сейчас он вполне доволен.
Рокуэлл сегодня заявил, что хотел бы жить здесь постоянно. Когда вырастет, он приедет со всеми своими детьми и со мной, если я еще буду жив, и поселится тут.
Не пишется и не работается из-за предстоящей поездки в Сьюард. Олсон говорит, что сегодня воскресенье. Я как-то пропустил день.
Тринадцатое октября, воскресенье
(Я придерживаюсь своей хронологии, пока мы не проверим ее в Сьюарде.) На редкость прекрасный день с бешеным северо-западным ветром. Я непременно должен как-нибудь почтить северо-западный ветер, изобразив его на большой картине как воплощение чистой, могучей, бьющей через край жизни, юношеской радости. Он несет на своих крыльях энергию и волю к победе. Мне при помнилось, как в Монхегане (Монхеган - маленький остров в Атлантическом океане штат Мэн, США, где Рокуэлл Кент некогда жил и работал.) в такой вот день, когда, казалось, всякая живая тварь покидает свой дом, нору или гнездо, чтобы упоенно вдыхать чистый воздух, когда с вершины холма человек может окинуть взглядом всю зеленую поверхность моря и очертания берегов и восхищенно погрузиться в созерцание бесчисленных деталей панорамы, различая далеко в море корабли и голубые острова, а на поверхности суши - сверкающие города и такие восхитительные леса и луга, что, несмотря на многие мили, душа переносится туда и с новым восторгом присваивает себе всю эту землю вплоть до самых дальних гор и еще дальше,- и вот в такой-то день выполз из своей берлоги художник и, недовольно поглядывая из-под руки на белый свет, простонал: "Ну как тут писать? Такая четкость, яркость. Ни таинственности, ни красоты". И он полез обратно, этот любитель тумана, дожидаться, когда землю охватит новый приступ болезни.
Сегодня утром сорочонок пел, а может, декламировал:
он издавал горлом странные, довольные звуки, и это в клетке! Все мы, остальные, работали как сумасшедшие, В половине шестого Олсон, остановившись наконец, сказал:
- Что ж, поработали изрядно.
И после этого я еще сделал набросок, спилил и очистил от веток три небольшие елки и потом, поскольку уже стемнело, сготовил ужин.
Но когда же мы поедем в Сьюард? Чемодан уложен. Каждое утро Олсон проверяет мотор. Со временем ведь должен ветер утихнуть. Мы видим, как он проносится мимо нашей бухты, заставляя воду мчаться, как по мельничному желобу. Сегодня он разыгрался и в самой бухте.
Рокуэлл ходил гулять в лес; во время своих экскурсий он наслаждается, обнаруживая козью шерсть на кустах, добираясь по следам дикобразов до их норок. А сегодня он выследил и самого дикобраза. Каждый раз Рокуэлл возвращается с каким-нибудь чудесным открытием и в восторге от своих исследований. Сегодня он упражнялся в письме. Он говорит, что если бы только умел писать, то записал бы удивительные истории, которые видит во сне. Боюсь, что получилось бы многотомное издание.
ВОСХОД
Пятнадцатое октября, вторник
Вчера мы уехали с острова. День был тихий, но облачный, по временам шел дождь. Олсон буксировал нас до Каиновой Головы. Оттуда мы добрались быстро, причем Рокуэлл действовал как заправский гребец, да теперь он и действительно заслуживает это звание. Мы остановились у рыбачьей хижины, где в августе оставили свой испорченный мотор, и забрали его вместе с выросшими здесь несколькими свеколинами и полдюжиной пучков превосходного салата.
К ночи начался сильный дождь с резким ветром с юго-востока. Вечер провели в доме почтмейстера, где я играл на флейте под аккомпанемент дочери хозяина. Дело шло великолепно, и мы до полуночи играли Бетховена, Баха, Гайдна, Глюка, Чайковского, пока нам не стало казаться, что мы у себя дома в добрые старые дни. Потом Рокуэлл в полусне выпил стакан молока с куском абрикосового пирога, и мы отправились домой, унося с собой две банки варенья из дикой смородины. Я перечитал полученные письма и улегся. Но шторм к этому времени так разошелся, что беспокойство за судьбу лодки мешало мне уснуть. В конце концов я встал, оделся и спустился к морю.
Лодка оказалась в целости на берегу, но слишком близко к воде. С большим трудом я подтащил ее повыше, где волны не могли достать ее.
Сегодня дождь не прекращается. Я купил кое-какие продукты и оформил получение денег. В довершение событий сегодня начал работать мотор, так что на обратном пути у нас будет механическая тяга. Я совершенно не разбираюсь в моторах, но у меня будет время кое-что выяснить на протяжении первых восьми миль, до того как начнется единственно опасный участок путешествия. Этот вечер мы с Рокуэллом провели в гостях у одного молодого человека, с которым у нас нашлось много общего и который вдобавок ко всему оказался другом симпатичного мне молодого механика-немца. Весь вечер пели вчетвером, сидя перед большим камином. Он живет в бревенчатом доме в стороне от города, на самом краю леса. Когда попадаешь в уголок вроде этого домика с его гостеприимным очагом, то обнаруживаешь, что даже такая коммерческая пустыня, как Сьюард, имеет свои оазисы.
Сейчас мы у себя. Рокуэлл спит. Уже за полночь. Я с любовью думаю о милых друзьях, оставшихся дома, и мысленно желаю им доброй ночи.
Семнадцатое октября, четверг
Вчерашний день в Сьюарде не отличался ничем особенным. Писали письма у себя в номере и ходили по магазинам. Погода была дождливая с юго-восточным ветром. Вечер мы провели у нашего немца. Мы с ним придумали план сигнализации между нами и Сьюардом, главным образом для того, чтобы он смог сообщить мне, когда окончится война. Если мне удастся в подзорную трубу различить свет сильной электрической лампы, которую он будет включать в доме, на самой высокой точке города, тогда при помощи азбуки Морзе (у меня есть ключ, а он ее знает наизусть) буду получать от него известия по условленным дням.
Сегодня вечером мы с Рокуэллом прошли с четверть мили вниз по берегу до того места, откуда через залив хорошо виден Сьюард, и разожгли там костер. Предполагаем, что Бем наблюдал за нами в подзорную трубу. В воскресную ночь, если будет ясно, выйдем смотреть на его сигналы. Главная трудность в том, чтобы отличить свет его лампы от остальных.
Из Сьюарда мы приехали сегодня утром без четверти десять почти с тысячью фунтами груза на борту, включая нас самих. Моторчик в три с половиной лошадиных силы работал превосходно и доставил нас к острову немногим больше, чем за два часа с четвертью. Поначалу погода была тихая, но, когда поравнялись с Каиновой Головой, северный ветер стал крепчать. На острове оказался гость. Вместе с ним приезжали еще двое, но те накануне вечером отправились в Сьюард. В понедельник из-за сильного волнения они были вынуждены отказаться от своей попытки обогнуть западный мыс. Старик, который задержался здесь, сегодня вечером сообщил мне, что за двадцать лет жизни на Аляске не припоминает такой погоды. Нечего сказать, приятная новость. Горы близ Сьюарда покрыты снегом на уровне всего лишь нескольких сот футов над городом. Устал, хватит на сегодня. Между прочим, как выяснилось в Сьюарде, моя датировка была правильна.
Да, чуть не забыл написать о нашей утрате. Бедного сорочонка мы обнаружили мертвым на дне клетки.
Я думаю, что его погубила буря, потому что Олсон не потрудился укрыть его. Рокуэлл, как только выпрыгнул на берег, сразу кинулся к клетке и сперва горько плакал, но потом утешился, устроив ему достойные похороны и водрузив на могиле деревянный крестик.
Восемнадцатое октября, пятница
Невообразимо прекрасная ночь. Залив утопает в лунном свете. От бледного сияния снежные горы кажутся белее самого снега. Луна стоит почти над головой, и свет от нее, проникая между кронами деревьев, мягко озаряет старые пни нашей вырубки. Зато лес вокруг черен, как пропасть.
Хотя уже почти десять, Рокуэлл еще не спит.
Мы решили сегодня устроить ему день рождения. Единственный подарок, который он получил,-дешевое издание для детей "Естественной истории" Вуда с картинками - наполнил голову Рокуэлла мечтами о его любимых диких животных. Я сегодня начал учить его петь. Мы попробовали, правда без особого успеха, "Колыбельную" Брамса, а потом "Спи, дитя, спи", что пошло уже лучше. Эти и многие другие немецкие песни с английским текстом есть в песеннике, который я ему купил.. Надеюсь, что у меня хватит терпения и времени, чтобы продвинуть Рокуэлла в этом роде занятий.
Те трое сейчас у Олсона в избушке, потому что уезжавшие в Сьюард вернулись. Эти оба помоложе, один из них, некто Эмсуайлер,-известный проводник по Аляске. Нынче вечером я довольно интересно провел часок в их компании. Между прочим, Олсон сообщил мне, что ему семьдесят один год.
ПРИКЛЮЧЕНИЕ
В нашем домике пахнет свежим хлебом, который я сегодня испек. Выпечка хлеба, пилка дров, починка носков, уборка дома, изготовление полки - эти и другие обычные домашние дела заполнили весь день; столь бесполезное времяпрепровождение давит на мою совесть. Порисую еще, а потом уж лягу.
Девятнадцатое октября, суббота
Сегодня то облачно и прохладно, то солнечно и тепло; с утра ветер, после обеда такой мертвый штиль, что холмы отражались в заливе. Гости уехали, чему я очень рад. Не то чтобы у меня были возражения против них самих, но для меня их присутствие каким-то образом нарушало покой этого места. Эмсуайлер по просьбе Олсона зарезал одну из коз, так что нас, коренных жителей острова, стало теперь меньше. Я срубил большое дерево и наточил пилу, чтобы потом распилить его. Солнце сегодня зашло во всем великолепии, оставив после себя след из пылающих, огненно-красных облаков на светло-зеленом небе. Уже недолго нам осталось смотреть на солнце, оно садится теперь прямо позади южного мыса нашей бухты.
Рокуэлл каждый день работает над своим альбомом диких животных. Чтобы подбирать абсолютно новые и оригинальные названия для своих странных созданий, он изобрел интересный метод. Закрывает глаза и печатными буквами пишет на бумаге новое название или, вернее, набор всевозможных букв. Естественно, что, открыв глаза, он сам бывает поражен результатом.
Двадцатое октября, воскресенье
Это был прекрасный, ясный, холодный, буйный день северо-западного ветра. Я все время писал на вольном воздухе, чередуя это занятие с колкой дров. В такую погоду хочется писать и писать, но из-за ледяного ветра нельзя долго оставаться без движения.
Только что, в восемь часов, мы с Рокуэллом вернулись с пляжа, куда ходили смотреть на сигналы из Сьюарда.
К сожалению, так ничего и не увидели, что могло бы касаться нас. Взошла луна и осветила верхушки гор, однако мы и вся наша бухта по-прежнему в глубокой ночной тьме. Весьма драматическое зрелище. Ели над нами сгущают мрак до полной черноты, тогда как выше ярко белеют каменные лики гор, а небо светлее, чем в иной день. Олсон принес нам на обед козьи отбивные. Их не отличить от бараньих.
В конце дня в заливе появилась маленькая моторка, пытавшаяся пробраться в Сьюард. Ей удалось немного продвинуться, но потом ветер быстро и неуклонно погнал ее назад. В последний момент, когда мы видели ее, она как будто пыталась укрыться близ нашего острова или одного из прочих островков в заливе, а тем временем ее продолжало относить в открытое море.
Людям в лодке придется провести в заливе бурную ночь, хотя на море сейчас, без сомнения, спокойно. Приключений такого рода нам следует остерегаться. Глядя через залив в сторону Медвежьего ледника, который скрыт от нас, можно наблюдать, как северный ветер мчится вдоль ледника и гонит к морю массы тумана. Этот туман не что иное, как мелкие капли взбитой ветром воды.
Двадцать первое октября, понедельник
Очень поздно, поэтому буду писать совсем кратко. Сегодня опять была прекрасная погода, настоящий золотой и синий день под властью северо-западного ветра. Я писал, пилил дрова и соорудил себе великолепные шестиногие козлы. Олсон считает, что я уже напилил достаточно дров на всю зиму, но, по-моему, до этого еще далеко. Рокуэлл большую часть дня провел над своим альбомом и нарисовал несколько странных и красивых птиц. Утром поверхность земли представляла замерзшую твердую корку, которая за день так и не оттаяла. А вечером опять очень холодно. Зима наконец пришла, долгая, долгая зима. А солнце с каждым днем отступает все дальше за горы. Наблюдая, как уходит солнце, я испытываю что-то вроде страха. Мы больше так и не видели лодки, которую прошлой ночью ветер заставил искать убежища. Думаем, что те люди находятся в другой бухте нашего острова.
ГЛАВА IV
ЗИМА
День за днем, бесконечно, записи повторяют монотонное уныние погоды: дождь и пасмурно, дождь и пасмурно. Кому еще приходилось жить в таком полном уединении, когда самыми живыми существами во всей вселенной казались ветер, дождь и снег? Где еще стихии господствовали над человеком и направляли всю его жизнь? Где, вставая и ложась спать, и еще много раз в течение дня или ночи ты беспомощно, как жалкий раб у своего господина, осведомлялся о воле и желаниях могущественных небесных сил? Забрезжил рассвет, и ты уже вскакиваешь с постели, останавливаешься босиком у порога, смотришь меж прямых стволов елей на светлеющий мир и с первого взгляда читаешь божью волю на один, еще один долгий день жизни: "О господи, опять дождь!" Усевшись на постель, устало натягиваешь тяжелые сапоги и в пасмурном настроении принимаешься за специфические дела дождливого дня. А может быть, увидев опять тучи, ты усмехнешься мрачному характеру властителя погоды или добродушно выругаешь его. Но так или иначе, а дела, которые неизбежно возникают в дождливую погоду, а также все прочие домашние работы должны быть выполнены, да еще в жаркой непромокаемой одежде. Такова судьба.
Надо отдать нам справедливость, самую плохую погоду чаще всего мы встречаем боевым кличем и с жаром набрасываемся на работу, после чего вознаграждаем себя за сырость и мрак снаружи усиленным комфортом внутри: в доме сухо, тепло, уютно, есть вкусная еда, множество занятий.
Можно считать, что мы уже вступили в позднюю осень. Небо зловеще хмурится. Тяжелое, мрачное, холодное, нависло оно над нами. По-видимому, зима вот-вот готова опуститься. Мы работаем, точно подгоняемые страхом. Живо, живо! Ну-ка, распили большие еловые чурбаки, откати их в сторону да сложи в штабель. Законопать получше паклей щели под- карнизом со стороны, открытой ветру, чтобы он не мог проникнуть внутрь и заморозить продукты на полках. А знаменитую печку с герметической дверцей поставь там, где тебе нужно, чтобы в постели было тепло ногам и грело спину, когда рисуешь. Залатай несчастную, истерзанную ветром толевую крышу (мы обнаружили две-три дыры, хотя были уверены, что протекает по крайней мере в двадцати местах). И наконец, обложи избушку ветками тсуги (Тсуга - род вечнозеленых деревьев из семейства сосновых.), густыми и теплыми, образующими зеленую завалинку высотой почти до карниза. Вот теперь у избушки уютный вид! Снаружи и внутри закончены последние приготовления для встречи с зимними трудностями. Как раз вовремя! Сейчас вечер, двадцать второе октября, впервые начал падать легкий, пушистый снег. Входит Олсон, притоптывая, чтобы отряхнуться.
- А ну, а ну, - кричит он, - что скажете? Как вам нравится наша зима?
Зима нам вполне нравится. В доме тепло. Рокуэлл уже улегся, и я читаю ему "Остров сокровищ".
- По какой части он у вас пойдет? - спросил Олсон про Рокуэлла в прошлый вечер. В тот момент я сыпал в кастрюлю бобы и, замедлив движение потока, стал ронять их поодиночке:
- Нищий, вор, богач, бедняк,
Адвокат, солдат, моряк.
Как можно предопределить будущую жизнь мальчика?
Рокуэлл лежал в постели и, может быть, видел во сне такой прекрасный мир, какого никогда не представит себе взрослый со своим скудным и робким воображением. Ребенок способен превратить землю в райскую обитель. Жизнь его так проста! Он безошибочно следует своим желаниям, сначала отбирая главные из них, а затем продвигается по сужающемуся пути, пока не достигнет настоящей цели. Но нельзя проповедовать красоту или обучить мудрости. Это извечные понятия, и они присутствуют в каждом из нас в правильной пропорции. Истина не имеет жрецов.
Мы с Рокуэллом живем одновременно в нескольких мирах. Это мир книг, которые мы читаем, мир, вечно меняющийся, - "Робинзон Крузо", "Остров сокровищ", фантастический мир Уильяма Блейка, времена древних саг, "Дети воды" и славное прошлое кельтов. Затем собственный фантастический мир Рокуэлла - царство зверей, мир, который он видит во сне и рисует наяву, и созданная моим воображением страна всесильных героев и жалких, скованных судьбой простых смертных - они реальны для меня в моих рисунках, как ничто другое. И наконец, весь этот обычный, повседневный окружающий нас островной мир, настолько удивительный сам по себе, что мы и вполовину не понимаем всей его прелести. Подумать только, что мы здесь одни, этот мальчик и я, на дальнем Севере, в дикой глуши острова, на внушающем страх берегу, а вокруг только море! Все именно так, как мы представляли себе год назад и раньше; да, сны сбываются.
А сейчас мягко падает снег. Зима приняла наш вызов - и уже тут.
Короткие записи в дневнике говорят о том, как быстро продвигается чтение "Острова сокровищ". Его сменяют "Дети воды". "Как раз по сердцу и Рокуэллу, и мне",- отметил я. Но Кингсли пришлось потерять своих друзей,это предостережение литературным снобам. До чего же нас утомляла и бесила его английская аристократическая спесь, пока мы не стали откровенно смеяться. "Наконец-то кончили книгу!" Это прямо событие. Когда Кингсли не задирает носа, он морализирует, и оба эти качества - религиозное ханжество и английский снобизм, несмотря на проявляющиеся у него по временам нежные чувства, делают его совершенно несносным. Итак, сегодня вечером мы читаем "Сказки" Андерсена, вечно прекрасные и правдивые.
У детей собственный тонкий литературный вкус, о котором мы очень мало знаем. Им нравятся описания реальных, достоверных событий и настоящие волшебные сказки. Но вымысел под личиной правды их не удовлетворяет, а фантастические истории, неубедительные в подробностях, кажутся им смешными. Им нужно действие, факт, а не рассуждения по этому поводу. Без сомнения, самая подходящая для них форма - безыскусственная и беспристрастная повесть, рисующая жизнь такой, какая она есть, простыми словами рассказывающая о доступных пониманию вещах, интересных событиях, или в другом случае - увлекательная фантазия. Подобная простота доставляет ребенку такое удовлетворение, что он прощает "Робинзону Крузо" остальную половину, а чопорному швейцарскому семейству - добрых три четверти книги ради заключенного внутри сладкого зерна приключения.