Страница:
МОРСКИЕ ДУМЫ
Итак, на все остальное можно было бы не обращать внимания, но Рокуэлл не таков. Однажды после долгого разглядывания неудачной фотографии, где он похож на идиота, Рокуэлл заявил:
- Папа, я хотел бы в какой-нибудь день надеть парадный костюм и причесаться. Я хочу узнать, правда ли у меня такой вид, как на этой карточке.
Рокуэллу нравится быть красивым, и наряжаться - для него истинное наслаждение. Но именно поэтому, да еще зная его природную аккуратность, я ничуть не забочусь о том, чтобы наряжать его. Он регулярно чистит зубы, и притом с охотой. По утрам мы поднимаемся вместе и делаем гимнастику по системе д-ра Сэрджента, энергично упражняясь, затем голышом выходим из дому. Период лязганья зубами давно позади. Какая бы ни была погода, мы спокойно выходим, ложимся в сугроб и глядим в небо, а потом быстро растираемся снегом. Это лучшая в мире ванна.
Сегодня не то дождь, не то снег. На ровных участках земли слой снега в три фута. У наших окон он выше подоконника. В Сьюарде - не писал ли я уже об этом? - его так много, что не видно другой стороны улицы. Такого глубокого снега и таких морозов, как в это последнее похолодание, я еще не видел и не слыхал о них ни в одну зиму. Термометр показывал намного ниже нуля. Значит, мы таки испытали настоящую зиму, нас это очень радует.
Восемнадцатое февраля, вторник
Такая теплынь! Печка еле топится, а в доме жарко. Сегодня понемногу шел и дождь, и снег, а в общем день был очень приятный. Любой день мне кажется приятным, если спорится работа. Я исправил две непутевые картины, и теперь они в числе отборных. Вечером с запада появился пароход долгожданный "Кюрасао". Он, по-видимому, уже побывал здесь дня два или три назад и потом заходил в Селдовию. Он прополз по воде с невероятной медлительностью. Каких только старых калош не используют для обслуживания Аляски!
ТЮРЕМНАЯ РЕШЕТКА
Материнское отношение Рокуэлла ко всем вещам сегодня дошло до абсурда. Он подбросил в огонь два поленца после того, как я решил прекратить топку. Я вытащил их, когда они уже полыхали вовсю.
- Не трогай! - закричал Рокуэлл совершенно серьезно.
- Огонь обидится!
Сегодня Рокуэлл разгреб снег вокруг лодки. Следующая задача - откопать ее, завтра нужно будет привести в порядок мотор. Мы должны найти дыру в баке для бензина и запаять ее, а затем заставить мотор работать. На такую-то работу и уходят впустую прекрасные дни.
Рокуэлл любит каждую пядь на этом клочке земли. Только что он говорил о красоте озера, о его крутых лесистых берегах, чистом каменистом пляже, и о той открытой и ровной низинке, с которой мы спускаемся к воде. Он собирался летом проводить у озера все дни голышом, играя то в воде, то на берегу или плавая по озеру на каком-нибудь плоту или лодке. Да и я подумывал о том, чтобы поставить палатку где-нибудь во мшистой лощинке у озера и предоставить Рокуэллу возможность ночевать там одному, чтобы уже в детстве он познакомился с чудесами отшельнической жизни. Но ничего этого не будет!
Девятнадцатое февраля, среда
Дождь и буря. Но мы сегодня починили мотор и, как только прояснится, готовы отплыть в Сьюард. Над всем преобладает одна мысль, что пребывание на этом полюбившемся нам острове близится к концу. Чем же он так одинаково дорог сердцу мужчины под сорок лет и девятилетнему мальчику? Ведь наши жизненные кругозоры так далеки друг от друга. Может быть, Аляска как раз где-то на середине наших жизненных путей, и я, повернув назад из тесного мира, который, с тех пор как я хорошо узнал его, только отпугивает, встретил Рокуэлла, идущего от неведения вперед к этому самому миру. Если так, значит, мы лишь на какой-то момент сошлись в столь полном и абсолютном единении душ. Может быть, с этой минуты его привязанность к этому краю начнет проходить, а моя, оставаясь неудовлетворенной, затаится в глубине. Но мне кажется, дело обстоит иначе. Просто мы, случайно вырвавшись из толпы, свернув с избитой дороги, очутились лицом к лицу с огромным и непостижимым, с тем, что мы называем дикой природой, и нашли САМИХ СЕБЯ, ибо в этом и заключается главная суть природы. Она своего рода живое зеркало, в котором отражается все на свете. Но это "все" лишь вносится нашим воображением. Дикая природа такова, какой мы ее себе представляем.
Вот где оказались мы двое. И если мы не содрогнулись перед открывшейся нам бездной, не убежали от одиночества, то лишь благодаря богатству, заключенному в наших собственных душах. Мы заполнили эту пустоту своей фантазией, согрели ее и дали ей язык и понимание. Из просторов дикого края мы создали мир ребенка и мир мужчины.
Я не знаю ничего более прекрасного, чем эта безграничная вера Рокуэлла в подлинность здешнего рая. Развиваясь беспрепятственно, его фантазия зажгла своим огнем каждую деталь вокруг, так что теперь он часами может бродить по лесу, по берегу моря, вдоль озера в полном удовлетворении, потому что все это настоящая волшебная страна.
Вот "Королевская дорога", "Тропа великанов", где находится смолистое "дерево десяти фунтов масла" и живут все великаны, с которыми приходится сражаться сэру Ланселоту. Дальше могила сорочонка с крестом, пещера выдры, чудесный замерзший водопад; здесь и странное дикое племя трипов, которые изредка наезжают в эти края охотиться на белых людей. Они снимают с белых кожу за то, что те убивают их любимых зверей.
Тут же дождевые медведи и дикие кошкоеды - звери, которые будто бы живут в темном лесу и дружат с Рокуэллом. Каждое бревно и гнилой пень, сучковатые деревья с "маслом" и без "масла", каждый холмик и каждая тропинка, каждая скала и каждый ручеек - все это особые существа и вместе со сверхжизнерадостными козами, пестрыми сороками, милыми замарашками-воробьями, славными и добродетельными дикобразами, черными-пречерными воронами, величественным и благородным орлом, редкими пауками и еще более редкими мухами и чудесными гладкими и сильными выдрами, которые играют в снегу и катаются с гор, они составляют романтический мир, потрясший мальчика до самой глубины души. Жить здесь, собирать вокруг себя все больше и больше зверей и брать их под свою защиту, жить вечно или, если это невозможно, хотя бы до старости, до глубокой-глубокой старости, жениться, но только не на девушке из Сьюарда, а на какой-нибудь замечательной красавице - на индианке, вот на ком! - вырастить большую семью и здесь же умереть. Это теперешний идеал маленького Рокуэлла. И если мы, остальные члены семьи, хотим, чтобы он признавал нас, мы должны приехать к нему сюда, где он будет заботиться о нас с пышностью и достоинством патриарха.
Двадцатое февраля, четверг
Весь день мы провели на воздухе. Утром совершили очередное путешествие на мыс, разделяющий обе бухты. Это скалистый выступ с большим нагромождением валунов у основания, по которым приходится карабкаться. Они обычно мокрые и скользкие, что доставляет мало удовольствия. Тем не менее мы прекрасно обогнули мыс, после чего я установил холст и взялся за работу. Рокуэлл в это время лазил по всем углублениям и трещинам, изображая какого-то дикого зверя. Когда я кончил писать, поднялся ветер. Мне стоило больших трудов нести мокрый холст так, чтобы не попортить его. После обеда начал еще две картины с натуры. Над ними я буду работать до самого отъезда. Завтра, если позволит погода, отправимся в Сьюард. Лодка откопана из-под снега, вещи упакованы, мотор дрожит от нетерпения. Я что-то устал сегодня, и уже пора спать.
Двадцать третье февраля, воскресенье
В пятницу было тихо. Мы выехали с острова около одиннадцати, провозившись, как обычно, несколько часов с мотором. По дороге пришлось заехать к Хоггу на его рыболовную базу за черпаком, потому что лодка дала течь и набралось много воды. В доме ни души. Я стащил в сарае какую-то миску, и мы двинулись дальше. Солнце освещало вход в залив, в то время как остров, наш остров, был скрыт облаками. Ту же картину мы наблюдали позже из Сьюарда.
БЕГУЩАЯ ВОДА
Климатические условия в этих двух местах сильно различаются. У нас теплее и гораздо больше влаги. Официально установленное для Сьюарда количество осадков, а до недавнего времени их было, по-видимому, крайне мало, совершенно не подходит для Лисьего острова. Записи Олсона в прошлое лето свидетельствуют о преобладании дождливой погоды, а в Сьюарде в это время наслаждались редкостно солнечными днями! И теперь в течение трех дней, проведенных нами в Сьюарде, стояла прекрасная погода, тогда как Лисий остров все время прятался за густыми облаками. Даже когда вокруг Сьюарда море абсолютно спокойно, там, на острове, часто бушует ветер.
Итак, в пятницу мы с распущенными знаменами достигли Сьюарда, втащили на берег лодку, убрали мотор в избушку Олсона и опять вступили на стезю цивилизации. Встретили нас очень приветливо.
В первый же вечер Рокуэлл ужинал в одном доме, а ночевал в другом с кучей ребят. Что они подумали о его белье! Я остался без ужина, вместо этого писал письма, а потом играл на флейте у почтмейстера. Назавтра ранним утром прибыл пароход, и весь день прошел под потрясающим впечатлением от полученных писем.
Двадцать шестое февраля, среда
Вчера вернулись домой! Мы отплыли из Сьюарда с очень небольшим грузом на борту. В заливе дул пронизывающий северный ветер. Мы еще не успели добраться до Каиновой Головы, как поднялась роскошная белогривая зыбь, которая понесла нас с собой. Мотор смог выдержать ее лишь до середины пролива. В нашей лодке винт установлен слишком высоко, и при таких волнах, как вчера, он почти все время оказывался над водой, бешено вращаясь вхолостую. Потом, разумеется, лодка потеряла управление, и мы сильно отклонились от намеченного курса. Но все равно это было очень здорово. Выруливая против волн, мы ни на шаг не могли продвинуться, зато по волнам наша лодка неслась так, что ничто в мире нас бы не остановило. А мотор продолжал работать, но, как обычно, без конца выходил из строя.
В эту пятницу маховик сползал шесть раз, глушитель - четыре, а пружина клапана отвалилась совсем. В целом обратный путь совершался благополучно, пока мы не попали в самое бурное течение. Тут-то и отвалился глушитель. Не рискуя при таком волнении останавливать мотор, я половину пути простоял на коленях, держа в одной руке румпель, а в другой - гайку глушителя и плоскогубцы. Рокуэлл непрерывно вычерпывал воду. Лодка течет, как решето.
ПРИЧАСТНОСТЬ
До чего же приятно вернуться домой! И часу не прошло, как мы уже сидели за обедом в своей теплой избушке. Рокуэлл сказал, что не может вспомнить, кто только что ездил в Сьюард, мы или мистер Олсон. Я привез в подарок Олсону набор электрических батареек. Он был очень доволен. Но больше всего его обрадовала почта. Я глядел, как, нацепив очки, он изучал полученные письма. Они для него редкость. На этот раз пришли открытка и письмо от мамы Рокуэлла.
Кончился день, и наступил вечер. В нашей бухте показалась моторная лодка с кабиной. На берег сошли двое молодых парней, и мы все собрались поболтать в домике Олсона. У одного в лодке осталась жена. Парни рассказали, что ищут сорвавшуюся с причала лодку, но позже Олсон сообщил мне драматическим шепотом, что они, без сомнения, собираются где-то вылавливать ящики с виски. Здесь в заливе потопили массу виски. В свое время владельцы приметили места и теперь по мере надобности выуживают, что им требуется. Это вроде кладов, зарытых в пиратские времена. Я не сомневаюсь, что существует много карт, на которых отмечено местоположение жидкого сокровища.
Сегодня опять пасмурно, но тепло и тихо. Удивительный все-таки климат. Рокуэлл старается извлечь из этих последних дней как можно больше. Сегодня утром он лазил на вершину холма к востоку от нас, а после обеда забрался высоко по склону горы. Теперь он надумал остаться здесь и жить дикарем. Я ни минуты не сомневаюсь, что он страстно хочет и полностью готов к тому, чтобы, уезжая, я оставил его на острове.
ГЛАВА XI
СУМЕРКИ
Первое марта! Хоть бы рассеялась эта хмурая погода, я бы мог побольше сделать в последние дни. Пятнадцать новехоньких холстов висят в ожидании, что я украшу их картинами. Нынешний день был единственным, когда вопрос о работе под открытым небом даже не стоял. Вовсю идет снег. В прошлый вторник мы с Рокуэллом начали принимать утренние ванны в заливе, так как снег чересчур затвердел. И теперь ровно в семь пятнадцать в сером утреннем свете мы, надев резиновые тапочки, со всех ног мчимся по берегу вниз и кидаемся в воду. Бррр! Холодно, но замечательно хорошо. У Олсона, несколько раз предсказывавшего плохой конец нашим утренним спектаклям, все-таки пробудилось любопытство. Он даже заставлял себя вылезть из постели, чтобы поглядеть на нас, но до сих пор ему не удавалось подняться достаточно рано.
Дни прибавляются быстро. Сейчас больше шести часов вечера, а мы еще не зажигали лампы!
Прошлый раз Олсон купил в Сьюарде массу обрезков багета на рамки. И теперь с моей помощью все небольшие вещицы, какие мы ему давали, помещены в пышные рамы. Для маленькой картины, где я изобразил его самого, он сделал, по его определению, "камуфляжную" рамку: все четыре стороны у нее из разного багета. Олсон чрезвычайно гордится этими картинами. Он искренне восхищается нашей работой. В Сьюарде рассказывали, что старик только о нас и говорит. В свою очередь многие недоумевают, как я сумел поладить со старым "сумасбродом". А я полагаю, что этим-то сумасбродством все и объясняется. С ужасом представляю себе совместную жизнь здесь с одним из тех превосходных, стойких, смекалистых, честных, стерильно здоровых американцев, которыми любят гордиться в нашей стране.
Я сказал Олсону о том, что Кэтлин развеселила бесцеремонная фраза, которой он оборвал свое письмо: "Хотите ответьте, хотите нет, мне все равно".
- Что ж,- сказал он,- так принято у нас на Аляске: если кому кто не по нраву, то пусть сам убирается к черту!
Мне рассказывали забавную историю, которая приключилась с Олсоном и его козами во время небольшой сельскохозяйственной выставки в Сьюарде. Двух коз Олсона, которые тоже были представлены на выставке, предварительно посадили в тесные упаковочные ящики, чтобы они не пачкали пол помещения. Появляется Олсон и, увидев затруднительное положение своих любимцев, приходит в ярость. Он вытаскивает коз, швыряет ящики на улицу и публично обвиняет администрацию выставки в плохом обращении с животными. И хотя скандал поднялся невообразимый, хозяин коз вышел победителем и с торжеством наблюдал за тем, как его подопечным предоставили почетную свободу в особом загончике, с занавеской и надписью: "Разрешение посмотреть коз - десять центов". Эту надпись Олсон полностью игнорировал, впуская бесплатно всех и каждого, тем более что желающих была целая толпа.
Третье марта, понедельник
День вступления на пост нового президента (Видимо, речь идет о вступлении в должность на второй срок президента Вудро Вильсона (1856-1924) Рокуэлл Кент иронизирует по поводу того, что такое знаменательное событие для них не имело никакого значения.) здесь остался незамеченным. В идеальной общине Лисьего острова законы настолько мало касаются жителей (единственный закон, который имеет к нам отношение, мы с наслаждением нарушаем), что только дивишься, как далеко может зайти такое "бесправительственное" состояние. Размышляя над этим, невольно возвращаешься к первичным законам жизни, наделяешь человека его неотъемлемыми естественными правами или по крайней мере желаниями, и тогда остается лишь удивляться, сколько любви к порядку заложено в самой человеческой натуре. Тот факт, что значительная часть человечества живет и умирает с весьма приблизительным представлением об установленных в обществе законах и, как правило, не приходит в столкновение с ними, ясно показывает, что большинство статей уголовного кодекса лишь письменное закрепление того, что рядовому человеку свойственно желать или чего он избегает. Существует резкое различие между этими "обычными" правами и исключительными законами, которые бьют по индивидуальной свободе человека, законами, касающимися морали, трезвенности или посылающими людей против их желания на войну. Во всех законах есть элемент тирании, но именно в этих она особенно дает себя знать.
Чтобы обрести настоящую свободу, человек должен убежать от всего этого. Если бы только все подобные души могли стянуться к какому-то общему центру и построить новое общество, которое руководствовалось бы лишь свойственными его природе законами и порядком! Но... в том-то и загвоздка. Государство, действительно заинтересованное в прогрессе, несомненно, отвело бы часть своей земли под такой эксперимент. Но любое государство заинтересовано в выгодах только для одного класса, что означает угнетение всех остальных. Нынче как насмешка звучат такие старомодные лозунги, как "Жизнь, свобода и стремление к счастью", "Управление только с согласия управляемых" (Это лозунги из "Декларации независимости США", принятой в 1776 году.) и т. п. Но их придется принимать во внимание, пока последний большевик не будет превращен в преуспевающего дельца и пока не умрет последний идеалист.
А теперь вернемся к Лисьему острову. Погода стоит серая и унылая, лишь вчера под вечер, за час до заката, тучи внезапно рассеялись и солнце светило и грело, как в самый пригожий летний день. Я, конечно, устроился на свежем воздухе и писал картину под звон капели таявшего вокруг льда и снега. По утрам холодно, и кажется, еще вдвое холоднее, когда в рассветной полутьме, а порой в метель, мы голышом сбегаем вниз по длинной полосе пляжа и кидаемся в воды залива.
Я работаю без передышки. Время мчится с бешеной скоростью, и день отъезда уже близок.
Четвертое марта, вторник
Этот дождливый и снежный день мы провели в доме. Рокуэлл изо всех сил трудился над картой своего "Какбудтошного острова" - прекрасной фантастической страны, где обитают выдуманные им удивительные звери, а я занимался стиркой и починкой. Мой матросский мешок, пострадавший в пути на Аляску в пароходном трюме, теперь приведен в порядок, а на колене моего синего комбинезона красуется белая холщовая заплата.
Олсон провел у нас почти весь день. Он перечитал письмо, полученное от Кэтлин, и в восхищении от него. Теперь он чувствует себя уполномоченным задержать меня здесь подольше и не жалеет трудов, чтобы убедить меня в этом. Он очень ценит картинку, которую ему прислала маленькая Кэтлин. Подобные вещицы, письма и всякие мелочи, которые мы ему дарили, будут храниться в не слишком наполненной коробке с его сокровищами среди нескольких старых писем и фотографий леди и джентльменов из числа старожилов в парадных костюмах, какие носили тридцать лет тому назад. Эти скудные богатства - воспоминание о такой одинокой жизни! Он показал мне сегодня фотографию Тома Крэйна, старого своего товарища из Айдахо, и двух крупных, пышущих здоровьем женщин - жены Крэйна и ее сестры. Во время их короткого путешествия жена замерзла насмерть, а Крэйн потерял обе ступни. Олсон руководил спасательной экспедицией, которая с большим трудом доставила уже погибшую женщину, а потом выхаживал товарища в течение долгой мучительной болезни, пока тот не встал на ноги, хотя и калекой.
Шестое марта, четверг
Ох и трудно же это - писать картины под нажимом. Устал так, что не способен дать на этой страничке больше, чем самый краткий отчет о наших занятиях за последние два дня.
ВИДЕНИЕ
Вчера было пасмурно. К вечеру тучи рассеялись, представив нашим взорам зрелище самого красивого в мире заката. Солнце опускалось за пурпуровые снежные горы, направив лучи вверх, в кипящую массу раскаленных докрасна облаков. Почти всю вторую половину дня я провел за мольбертом на открытом воздухе.
Сегодня мы купались на рассвете. Было свежо, морозно и ясно. Море отхлынуло так далеко, что я, не замочив ног, пробежал обутый вдоль северного края бухты до места, откуда видна вся внешняя часть залива. Олсон не знал, что это возможно. Вернувшись, мы с Рокуэллом спустили на воду лодку Олсона и погрузились в нее с моим художническим оборудованием. Причалили к месту, куда я только что ходил пешком. Рокуэлл прыгнул на берег, держа в руках конец, но не рассчитал расстояние, поскользнулся и во весь рост свалился в пену набежавшей волны, чуть было не под самую лодку. Я расхохотался, и это привело его в страшную ярость. Почти два часа он катался один в лодке по бухте, но потом все-таки подъехал, чтобы отвезти меня домой. После обеда мы повторили экскурсию (кроме кувырканья в воду), подплыв на сей раз с южной стороны бухты. Рокуэлл - превосходный гребец, а главное, можно положиться на то, что он все сделает, как ему сказано,- во взрослых это недостаток, в детях - достоинство.
Седьмое марта, пятница
Неважно, что нынешний день начался с туч и снега,- закончился он с блеском. Олсон, Рокуэлл и я всю вторую половину дня до вечера провели далеко в заливе, покачиваясь в лодке на синих летних волнах и нежась в тепле летнего солнца. Посвятили несколько часов обследованию западного берега острова, объезжая беспорядочно разбросанные вокруг рифы, проникая по узким опасным проливам туда, где вода бешено крутилась и бурлила, врываясь в какое-нибудь изрезанное уступами ущелье. Ах это наслаждение риском! Игра с опасностью, когда ты от нее достаточно огражден, но в то же время так близок, вплотную близок к смерти.
НЕПРЕХОДЯЩЕЕ
Мы высадились на берегу Солнечной бухты, нашли в темной чаще гниющие обломки старого лисьего питомника, вокруг которого, наводя ужас, белели кости сожранных трупов. Потом мы двое ринулись вверх по отвесному, покрытому снегом склону восточного хребта, ринулись на всех четырех, зарываясь ногами в снег и цепляясь руками за выступы. Когда мы добрались до вершины, то с высоты двухсот или трехсот футов увидели самые отдаленные горы в заливе Воскресения, дальше остров Бэруэла и океан.
Еще бы раз увидеть этот далекий горизонт, скитаться по всему свету, где хочешь, видеть из каждой долины новые холмы, приглашающие взобраться, с вершины каждой горы - далекие пики, влекущие к себе. Дальние края всегда кажутся самыми чудесными. Ты превращаешься в странника, не ведающего покоя, которому никогда не достичь родного дома, никогда, пока в один прекрасный день он не запнется на последней вершине у края океана Вечности, где кончаются все пути.
Клинообразный утес, на котором мы стояли, круто спускался прямо в зеленые воды океана. У его подножия бешено бурлили волны прибоя, разбиваясь в белую пену и образуя водовороты. На фоне черных туч сверкали белизной горные пики на той стороне залива, и какие пики! Огромные и острые, точно зубы волка Фенриса (Волк Фенрис - мифологическое чудовище из скандинавского эпоса.).
Мы поспешили назад к Олсону, ожидавшему в лодке. Та сторона с бухтой и более привычными горами на западе была наполовину скрыта быстро рассеивающимся туманом. Спуск превратился в настоящую забаву. Мы просто сели на снег и съехали вниз с бешеной скоростью, как на салазках. Бедный Олсон, застыв от ужаса, наблюдал за нами снизу. На берегу я нашел длинную и толстую бамбуковую палку, несомненно, принесенную сюда с востока японским течением. Страшно хотелось отправиться на ту сторону, к Медвежьему леднику, который нам был теперь виден - широкая покатая безукоризненно белая равнина, окруженная крутыми высоченными горами. Но было уже слишком поздно, и мы вернулись домой. Чтобы познакомиться со всеми чудесами этого края, хотя бы одного залива, понадобились бы годы.
Десятое марта, понедельник
Восьмого весь день продолжался сильный снегопад и каждый из нас занимался своим делом в доме. Девятого наступил холодный и ясный рассвет со свежим ветром. Ветер был чересчур силен для намечавшейся нами поездки по заливу, но все же погода не настолько обманывала ожидания, чтобы заставить нас отказаться от экскурсии. Собрав в мешок все необходимое, мы отправились к восточному хребту.
В лесу было чудесно! Свежевыпавший снег еще лежал на сучьях, солнце пока что касалось лишь верхушек деревьев. Временами ветер шевелил стволы и ветви, и тогда получался настоящий снегопад. Выйдя из леса на самой вершине хребта, мы оказались севернее, чем когда-либо, и отсюда нам опять открылся широкий простор океана. Нет ничего прекраснее, чем выбраться из таких вот густых зарослей и внезапно увидеть подобное зрелище! Прямо на вершине мы разложили костер под выгнутыми корнями большого дерева. Я принялся за один из принесенных холстов, а Рокуэлл играл и поддерживал костер.
Хлоп! Банка с бобами, зарытая в золу, подскочила кверху, давая знать, что обед готов. Подсев к костру, мы принялись за вкусные бобы с хлебом и арахисовым маслом и за шоколад, при этом спины наши поджаривались, а животы леденил ветер. Нам было хорошо, и Рокуэлл предложил провести так дня три-четыре. Затем, поработав еще над картиной и поиграв в снегу, мы вернулись домой.
В хорошую погоду мне нельзя терять времени. Около часа или немного больше я писал на озере, а потом еще, на этот раз - великолепный закат. После ужина надо печь хлеб и уже совсем без сил поскорее уснуть в нашей большой, жесткой, удобной кровати. Олсон отправился бы в Сьюард сегодня, если б не ветер, который свирепо дул с севера и продолжает дуть сейчас. Я весь день был занят упаковкой, и теперь мои ящики уложены почти доверху.
Итак, на все остальное можно было бы не обращать внимания, но Рокуэлл не таков. Однажды после долгого разглядывания неудачной фотографии, где он похож на идиота, Рокуэлл заявил:
- Папа, я хотел бы в какой-нибудь день надеть парадный костюм и причесаться. Я хочу узнать, правда ли у меня такой вид, как на этой карточке.
Рокуэллу нравится быть красивым, и наряжаться - для него истинное наслаждение. Но именно поэтому, да еще зная его природную аккуратность, я ничуть не забочусь о том, чтобы наряжать его. Он регулярно чистит зубы, и притом с охотой. По утрам мы поднимаемся вместе и делаем гимнастику по системе д-ра Сэрджента, энергично упражняясь, затем голышом выходим из дому. Период лязганья зубами давно позади. Какая бы ни была погода, мы спокойно выходим, ложимся в сугроб и глядим в небо, а потом быстро растираемся снегом. Это лучшая в мире ванна.
Сегодня не то дождь, не то снег. На ровных участках земли слой снега в три фута. У наших окон он выше подоконника. В Сьюарде - не писал ли я уже об этом? - его так много, что не видно другой стороны улицы. Такого глубокого снега и таких морозов, как в это последнее похолодание, я еще не видел и не слыхал о них ни в одну зиму. Термометр показывал намного ниже нуля. Значит, мы таки испытали настоящую зиму, нас это очень радует.
Восемнадцатое февраля, вторник
Такая теплынь! Печка еле топится, а в доме жарко. Сегодня понемногу шел и дождь, и снег, а в общем день был очень приятный. Любой день мне кажется приятным, если спорится работа. Я исправил две непутевые картины, и теперь они в числе отборных. Вечером с запада появился пароход долгожданный "Кюрасао". Он, по-видимому, уже побывал здесь дня два или три назад и потом заходил в Селдовию. Он прополз по воде с невероятной медлительностью. Каких только старых калош не используют для обслуживания Аляски!
ТЮРЕМНАЯ РЕШЕТКА
Материнское отношение Рокуэлла ко всем вещам сегодня дошло до абсурда. Он подбросил в огонь два поленца после того, как я решил прекратить топку. Я вытащил их, когда они уже полыхали вовсю.
- Не трогай! - закричал Рокуэлл совершенно серьезно.
- Огонь обидится!
Сегодня Рокуэлл разгреб снег вокруг лодки. Следующая задача - откопать ее, завтра нужно будет привести в порядок мотор. Мы должны найти дыру в баке для бензина и запаять ее, а затем заставить мотор работать. На такую-то работу и уходят впустую прекрасные дни.
Рокуэлл любит каждую пядь на этом клочке земли. Только что он говорил о красоте озера, о его крутых лесистых берегах, чистом каменистом пляже, и о той открытой и ровной низинке, с которой мы спускаемся к воде. Он собирался летом проводить у озера все дни голышом, играя то в воде, то на берегу или плавая по озеру на каком-нибудь плоту или лодке. Да и я подумывал о том, чтобы поставить палатку где-нибудь во мшистой лощинке у озера и предоставить Рокуэллу возможность ночевать там одному, чтобы уже в детстве он познакомился с чудесами отшельнической жизни. Но ничего этого не будет!
Девятнадцатое февраля, среда
Дождь и буря. Но мы сегодня починили мотор и, как только прояснится, готовы отплыть в Сьюард. Над всем преобладает одна мысль, что пребывание на этом полюбившемся нам острове близится к концу. Чем же он так одинаково дорог сердцу мужчины под сорок лет и девятилетнему мальчику? Ведь наши жизненные кругозоры так далеки друг от друга. Может быть, Аляска как раз где-то на середине наших жизненных путей, и я, повернув назад из тесного мира, который, с тех пор как я хорошо узнал его, только отпугивает, встретил Рокуэлла, идущего от неведения вперед к этому самому миру. Если так, значит, мы лишь на какой-то момент сошлись в столь полном и абсолютном единении душ. Может быть, с этой минуты его привязанность к этому краю начнет проходить, а моя, оставаясь неудовлетворенной, затаится в глубине. Но мне кажется, дело обстоит иначе. Просто мы, случайно вырвавшись из толпы, свернув с избитой дороги, очутились лицом к лицу с огромным и непостижимым, с тем, что мы называем дикой природой, и нашли САМИХ СЕБЯ, ибо в этом и заключается главная суть природы. Она своего рода живое зеркало, в котором отражается все на свете. Но это "все" лишь вносится нашим воображением. Дикая природа такова, какой мы ее себе представляем.
Вот где оказались мы двое. И если мы не содрогнулись перед открывшейся нам бездной, не убежали от одиночества, то лишь благодаря богатству, заключенному в наших собственных душах. Мы заполнили эту пустоту своей фантазией, согрели ее и дали ей язык и понимание. Из просторов дикого края мы создали мир ребенка и мир мужчины.
Я не знаю ничего более прекрасного, чем эта безграничная вера Рокуэлла в подлинность здешнего рая. Развиваясь беспрепятственно, его фантазия зажгла своим огнем каждую деталь вокруг, так что теперь он часами может бродить по лесу, по берегу моря, вдоль озера в полном удовлетворении, потому что все это настоящая волшебная страна.
Вот "Королевская дорога", "Тропа великанов", где находится смолистое "дерево десяти фунтов масла" и живут все великаны, с которыми приходится сражаться сэру Ланселоту. Дальше могила сорочонка с крестом, пещера выдры, чудесный замерзший водопад; здесь и странное дикое племя трипов, которые изредка наезжают в эти края охотиться на белых людей. Они снимают с белых кожу за то, что те убивают их любимых зверей.
Тут же дождевые медведи и дикие кошкоеды - звери, которые будто бы живут в темном лесу и дружат с Рокуэллом. Каждое бревно и гнилой пень, сучковатые деревья с "маслом" и без "масла", каждый холмик и каждая тропинка, каждая скала и каждый ручеек - все это особые существа и вместе со сверхжизнерадостными козами, пестрыми сороками, милыми замарашками-воробьями, славными и добродетельными дикобразами, черными-пречерными воронами, величественным и благородным орлом, редкими пауками и еще более редкими мухами и чудесными гладкими и сильными выдрами, которые играют в снегу и катаются с гор, они составляют романтический мир, потрясший мальчика до самой глубины души. Жить здесь, собирать вокруг себя все больше и больше зверей и брать их под свою защиту, жить вечно или, если это невозможно, хотя бы до старости, до глубокой-глубокой старости, жениться, но только не на девушке из Сьюарда, а на какой-нибудь замечательной красавице - на индианке, вот на ком! - вырастить большую семью и здесь же умереть. Это теперешний идеал маленького Рокуэлла. И если мы, остальные члены семьи, хотим, чтобы он признавал нас, мы должны приехать к нему сюда, где он будет заботиться о нас с пышностью и достоинством патриарха.
Двадцатое февраля, четверг
Весь день мы провели на воздухе. Утром совершили очередное путешествие на мыс, разделяющий обе бухты. Это скалистый выступ с большим нагромождением валунов у основания, по которым приходится карабкаться. Они обычно мокрые и скользкие, что доставляет мало удовольствия. Тем не менее мы прекрасно обогнули мыс, после чего я установил холст и взялся за работу. Рокуэлл в это время лазил по всем углублениям и трещинам, изображая какого-то дикого зверя. Когда я кончил писать, поднялся ветер. Мне стоило больших трудов нести мокрый холст так, чтобы не попортить его. После обеда начал еще две картины с натуры. Над ними я буду работать до самого отъезда. Завтра, если позволит погода, отправимся в Сьюард. Лодка откопана из-под снега, вещи упакованы, мотор дрожит от нетерпения. Я что-то устал сегодня, и уже пора спать.
Двадцать третье февраля, воскресенье
В пятницу было тихо. Мы выехали с острова около одиннадцати, провозившись, как обычно, несколько часов с мотором. По дороге пришлось заехать к Хоггу на его рыболовную базу за черпаком, потому что лодка дала течь и набралось много воды. В доме ни души. Я стащил в сарае какую-то миску, и мы двинулись дальше. Солнце освещало вход в залив, в то время как остров, наш остров, был скрыт облаками. Ту же картину мы наблюдали позже из Сьюарда.
БЕГУЩАЯ ВОДА
Климатические условия в этих двух местах сильно различаются. У нас теплее и гораздо больше влаги. Официально установленное для Сьюарда количество осадков, а до недавнего времени их было, по-видимому, крайне мало, совершенно не подходит для Лисьего острова. Записи Олсона в прошлое лето свидетельствуют о преобладании дождливой погоды, а в Сьюарде в это время наслаждались редкостно солнечными днями! И теперь в течение трех дней, проведенных нами в Сьюарде, стояла прекрасная погода, тогда как Лисий остров все время прятался за густыми облаками. Даже когда вокруг Сьюарда море абсолютно спокойно, там, на острове, часто бушует ветер.
Итак, в пятницу мы с распущенными знаменами достигли Сьюарда, втащили на берег лодку, убрали мотор в избушку Олсона и опять вступили на стезю цивилизации. Встретили нас очень приветливо.
В первый же вечер Рокуэлл ужинал в одном доме, а ночевал в другом с кучей ребят. Что они подумали о его белье! Я остался без ужина, вместо этого писал письма, а потом играл на флейте у почтмейстера. Назавтра ранним утром прибыл пароход, и весь день прошел под потрясающим впечатлением от полученных писем.
Двадцать шестое февраля, среда
Вчера вернулись домой! Мы отплыли из Сьюарда с очень небольшим грузом на борту. В заливе дул пронизывающий северный ветер. Мы еще не успели добраться до Каиновой Головы, как поднялась роскошная белогривая зыбь, которая понесла нас с собой. Мотор смог выдержать ее лишь до середины пролива. В нашей лодке винт установлен слишком высоко, и при таких волнах, как вчера, он почти все время оказывался над водой, бешено вращаясь вхолостую. Потом, разумеется, лодка потеряла управление, и мы сильно отклонились от намеченного курса. Но все равно это было очень здорово. Выруливая против волн, мы ни на шаг не могли продвинуться, зато по волнам наша лодка неслась так, что ничто в мире нас бы не остановило. А мотор продолжал работать, но, как обычно, без конца выходил из строя.
В эту пятницу маховик сползал шесть раз, глушитель - четыре, а пружина клапана отвалилась совсем. В целом обратный путь совершался благополучно, пока мы не попали в самое бурное течение. Тут-то и отвалился глушитель. Не рискуя при таком волнении останавливать мотор, я половину пути простоял на коленях, держа в одной руке румпель, а в другой - гайку глушителя и плоскогубцы. Рокуэлл непрерывно вычерпывал воду. Лодка течет, как решето.
ПРИЧАСТНОСТЬ
До чего же приятно вернуться домой! И часу не прошло, как мы уже сидели за обедом в своей теплой избушке. Рокуэлл сказал, что не может вспомнить, кто только что ездил в Сьюард, мы или мистер Олсон. Я привез в подарок Олсону набор электрических батареек. Он был очень доволен. Но больше всего его обрадовала почта. Я глядел, как, нацепив очки, он изучал полученные письма. Они для него редкость. На этот раз пришли открытка и письмо от мамы Рокуэлла.
Кончился день, и наступил вечер. В нашей бухте показалась моторная лодка с кабиной. На берег сошли двое молодых парней, и мы все собрались поболтать в домике Олсона. У одного в лодке осталась жена. Парни рассказали, что ищут сорвавшуюся с причала лодку, но позже Олсон сообщил мне драматическим шепотом, что они, без сомнения, собираются где-то вылавливать ящики с виски. Здесь в заливе потопили массу виски. В свое время владельцы приметили места и теперь по мере надобности выуживают, что им требуется. Это вроде кладов, зарытых в пиратские времена. Я не сомневаюсь, что существует много карт, на которых отмечено местоположение жидкого сокровища.
Сегодня опять пасмурно, но тепло и тихо. Удивительный все-таки климат. Рокуэлл старается извлечь из этих последних дней как можно больше. Сегодня утром он лазил на вершину холма к востоку от нас, а после обеда забрался высоко по склону горы. Теперь он надумал остаться здесь и жить дикарем. Я ни минуты не сомневаюсь, что он страстно хочет и полностью готов к тому, чтобы, уезжая, я оставил его на острове.
ГЛАВА XI
СУМЕРКИ
Первое марта! Хоть бы рассеялась эта хмурая погода, я бы мог побольше сделать в последние дни. Пятнадцать новехоньких холстов висят в ожидании, что я украшу их картинами. Нынешний день был единственным, когда вопрос о работе под открытым небом даже не стоял. Вовсю идет снег. В прошлый вторник мы с Рокуэллом начали принимать утренние ванны в заливе, так как снег чересчур затвердел. И теперь ровно в семь пятнадцать в сером утреннем свете мы, надев резиновые тапочки, со всех ног мчимся по берегу вниз и кидаемся в воду. Бррр! Холодно, но замечательно хорошо. У Олсона, несколько раз предсказывавшего плохой конец нашим утренним спектаклям, все-таки пробудилось любопытство. Он даже заставлял себя вылезть из постели, чтобы поглядеть на нас, но до сих пор ему не удавалось подняться достаточно рано.
Дни прибавляются быстро. Сейчас больше шести часов вечера, а мы еще не зажигали лампы!
Прошлый раз Олсон купил в Сьюарде массу обрезков багета на рамки. И теперь с моей помощью все небольшие вещицы, какие мы ему давали, помещены в пышные рамы. Для маленькой картины, где я изобразил его самого, он сделал, по его определению, "камуфляжную" рамку: все четыре стороны у нее из разного багета. Олсон чрезвычайно гордится этими картинами. Он искренне восхищается нашей работой. В Сьюарде рассказывали, что старик только о нас и говорит. В свою очередь многие недоумевают, как я сумел поладить со старым "сумасбродом". А я полагаю, что этим-то сумасбродством все и объясняется. С ужасом представляю себе совместную жизнь здесь с одним из тех превосходных, стойких, смекалистых, честных, стерильно здоровых американцев, которыми любят гордиться в нашей стране.
Я сказал Олсону о том, что Кэтлин развеселила бесцеремонная фраза, которой он оборвал свое письмо: "Хотите ответьте, хотите нет, мне все равно".
- Что ж,- сказал он,- так принято у нас на Аляске: если кому кто не по нраву, то пусть сам убирается к черту!
Мне рассказывали забавную историю, которая приключилась с Олсоном и его козами во время небольшой сельскохозяйственной выставки в Сьюарде. Двух коз Олсона, которые тоже были представлены на выставке, предварительно посадили в тесные упаковочные ящики, чтобы они не пачкали пол помещения. Появляется Олсон и, увидев затруднительное положение своих любимцев, приходит в ярость. Он вытаскивает коз, швыряет ящики на улицу и публично обвиняет администрацию выставки в плохом обращении с животными. И хотя скандал поднялся невообразимый, хозяин коз вышел победителем и с торжеством наблюдал за тем, как его подопечным предоставили почетную свободу в особом загончике, с занавеской и надписью: "Разрешение посмотреть коз - десять центов". Эту надпись Олсон полностью игнорировал, впуская бесплатно всех и каждого, тем более что желающих была целая толпа.
Третье марта, понедельник
День вступления на пост нового президента (Видимо, речь идет о вступлении в должность на второй срок президента Вудро Вильсона (1856-1924) Рокуэлл Кент иронизирует по поводу того, что такое знаменательное событие для них не имело никакого значения.) здесь остался незамеченным. В идеальной общине Лисьего острова законы настолько мало касаются жителей (единственный закон, который имеет к нам отношение, мы с наслаждением нарушаем), что только дивишься, как далеко может зайти такое "бесправительственное" состояние. Размышляя над этим, невольно возвращаешься к первичным законам жизни, наделяешь человека его неотъемлемыми естественными правами или по крайней мере желаниями, и тогда остается лишь удивляться, сколько любви к порядку заложено в самой человеческой натуре. Тот факт, что значительная часть человечества живет и умирает с весьма приблизительным представлением об установленных в обществе законах и, как правило, не приходит в столкновение с ними, ясно показывает, что большинство статей уголовного кодекса лишь письменное закрепление того, что рядовому человеку свойственно желать или чего он избегает. Существует резкое различие между этими "обычными" правами и исключительными законами, которые бьют по индивидуальной свободе человека, законами, касающимися морали, трезвенности или посылающими людей против их желания на войну. Во всех законах есть элемент тирании, но именно в этих она особенно дает себя знать.
Чтобы обрести настоящую свободу, человек должен убежать от всего этого. Если бы только все подобные души могли стянуться к какому-то общему центру и построить новое общество, которое руководствовалось бы лишь свойственными его природе законами и порядком! Но... в том-то и загвоздка. Государство, действительно заинтересованное в прогрессе, несомненно, отвело бы часть своей земли под такой эксперимент. Но любое государство заинтересовано в выгодах только для одного класса, что означает угнетение всех остальных. Нынче как насмешка звучат такие старомодные лозунги, как "Жизнь, свобода и стремление к счастью", "Управление только с согласия управляемых" (Это лозунги из "Декларации независимости США", принятой в 1776 году.) и т. п. Но их придется принимать во внимание, пока последний большевик не будет превращен в преуспевающего дельца и пока не умрет последний идеалист.
А теперь вернемся к Лисьему острову. Погода стоит серая и унылая, лишь вчера под вечер, за час до заката, тучи внезапно рассеялись и солнце светило и грело, как в самый пригожий летний день. Я, конечно, устроился на свежем воздухе и писал картину под звон капели таявшего вокруг льда и снега. По утрам холодно, и кажется, еще вдвое холоднее, когда в рассветной полутьме, а порой в метель, мы голышом сбегаем вниз по длинной полосе пляжа и кидаемся в воды залива.
Я работаю без передышки. Время мчится с бешеной скоростью, и день отъезда уже близок.
Четвертое марта, вторник
Этот дождливый и снежный день мы провели в доме. Рокуэлл изо всех сил трудился над картой своего "Какбудтошного острова" - прекрасной фантастической страны, где обитают выдуманные им удивительные звери, а я занимался стиркой и починкой. Мой матросский мешок, пострадавший в пути на Аляску в пароходном трюме, теперь приведен в порядок, а на колене моего синего комбинезона красуется белая холщовая заплата.
Олсон провел у нас почти весь день. Он перечитал письмо, полученное от Кэтлин, и в восхищении от него. Теперь он чувствует себя уполномоченным задержать меня здесь подольше и не жалеет трудов, чтобы убедить меня в этом. Он очень ценит картинку, которую ему прислала маленькая Кэтлин. Подобные вещицы, письма и всякие мелочи, которые мы ему дарили, будут храниться в не слишком наполненной коробке с его сокровищами среди нескольких старых писем и фотографий леди и джентльменов из числа старожилов в парадных костюмах, какие носили тридцать лет тому назад. Эти скудные богатства - воспоминание о такой одинокой жизни! Он показал мне сегодня фотографию Тома Крэйна, старого своего товарища из Айдахо, и двух крупных, пышущих здоровьем женщин - жены Крэйна и ее сестры. Во время их короткого путешествия жена замерзла насмерть, а Крэйн потерял обе ступни. Олсон руководил спасательной экспедицией, которая с большим трудом доставила уже погибшую женщину, а потом выхаживал товарища в течение долгой мучительной болезни, пока тот не встал на ноги, хотя и калекой.
Шестое марта, четверг
Ох и трудно же это - писать картины под нажимом. Устал так, что не способен дать на этой страничке больше, чем самый краткий отчет о наших занятиях за последние два дня.
ВИДЕНИЕ
Вчера было пасмурно. К вечеру тучи рассеялись, представив нашим взорам зрелище самого красивого в мире заката. Солнце опускалось за пурпуровые снежные горы, направив лучи вверх, в кипящую массу раскаленных докрасна облаков. Почти всю вторую половину дня я провел за мольбертом на открытом воздухе.
Сегодня мы купались на рассвете. Было свежо, морозно и ясно. Море отхлынуло так далеко, что я, не замочив ног, пробежал обутый вдоль северного края бухты до места, откуда видна вся внешняя часть залива. Олсон не знал, что это возможно. Вернувшись, мы с Рокуэллом спустили на воду лодку Олсона и погрузились в нее с моим художническим оборудованием. Причалили к месту, куда я только что ходил пешком. Рокуэлл прыгнул на берег, держа в руках конец, но не рассчитал расстояние, поскользнулся и во весь рост свалился в пену набежавшей волны, чуть было не под самую лодку. Я расхохотался, и это привело его в страшную ярость. Почти два часа он катался один в лодке по бухте, но потом все-таки подъехал, чтобы отвезти меня домой. После обеда мы повторили экскурсию (кроме кувырканья в воду), подплыв на сей раз с южной стороны бухты. Рокуэлл - превосходный гребец, а главное, можно положиться на то, что он все сделает, как ему сказано,- во взрослых это недостаток, в детях - достоинство.
Седьмое марта, пятница
Неважно, что нынешний день начался с туч и снега,- закончился он с блеском. Олсон, Рокуэлл и я всю вторую половину дня до вечера провели далеко в заливе, покачиваясь в лодке на синих летних волнах и нежась в тепле летнего солнца. Посвятили несколько часов обследованию западного берега острова, объезжая беспорядочно разбросанные вокруг рифы, проникая по узким опасным проливам туда, где вода бешено крутилась и бурлила, врываясь в какое-нибудь изрезанное уступами ущелье. Ах это наслаждение риском! Игра с опасностью, когда ты от нее достаточно огражден, но в то же время так близок, вплотную близок к смерти.
НЕПРЕХОДЯЩЕЕ
Мы высадились на берегу Солнечной бухты, нашли в темной чаще гниющие обломки старого лисьего питомника, вокруг которого, наводя ужас, белели кости сожранных трупов. Потом мы двое ринулись вверх по отвесному, покрытому снегом склону восточного хребта, ринулись на всех четырех, зарываясь ногами в снег и цепляясь руками за выступы. Когда мы добрались до вершины, то с высоты двухсот или трехсот футов увидели самые отдаленные горы в заливе Воскресения, дальше остров Бэруэла и океан.
Еще бы раз увидеть этот далекий горизонт, скитаться по всему свету, где хочешь, видеть из каждой долины новые холмы, приглашающие взобраться, с вершины каждой горы - далекие пики, влекущие к себе. Дальние края всегда кажутся самыми чудесными. Ты превращаешься в странника, не ведающего покоя, которому никогда не достичь родного дома, никогда, пока в один прекрасный день он не запнется на последней вершине у края океана Вечности, где кончаются все пути.
Клинообразный утес, на котором мы стояли, круто спускался прямо в зеленые воды океана. У его подножия бешено бурлили волны прибоя, разбиваясь в белую пену и образуя водовороты. На фоне черных туч сверкали белизной горные пики на той стороне залива, и какие пики! Огромные и острые, точно зубы волка Фенриса (Волк Фенрис - мифологическое чудовище из скандинавского эпоса.).
Мы поспешили назад к Олсону, ожидавшему в лодке. Та сторона с бухтой и более привычными горами на западе была наполовину скрыта быстро рассеивающимся туманом. Спуск превратился в настоящую забаву. Мы просто сели на снег и съехали вниз с бешеной скоростью, как на салазках. Бедный Олсон, застыв от ужаса, наблюдал за нами снизу. На берегу я нашел длинную и толстую бамбуковую палку, несомненно, принесенную сюда с востока японским течением. Страшно хотелось отправиться на ту сторону, к Медвежьему леднику, который нам был теперь виден - широкая покатая безукоризненно белая равнина, окруженная крутыми высоченными горами. Но было уже слишком поздно, и мы вернулись домой. Чтобы познакомиться со всеми чудесами этого края, хотя бы одного залива, понадобились бы годы.
Десятое марта, понедельник
Восьмого весь день продолжался сильный снегопад и каждый из нас занимался своим делом в доме. Девятого наступил холодный и ясный рассвет со свежим ветром. Ветер был чересчур силен для намечавшейся нами поездки по заливу, но все же погода не настолько обманывала ожидания, чтобы заставить нас отказаться от экскурсии. Собрав в мешок все необходимое, мы отправились к восточному хребту.
В лесу было чудесно! Свежевыпавший снег еще лежал на сучьях, солнце пока что касалось лишь верхушек деревьев. Временами ветер шевелил стволы и ветви, и тогда получался настоящий снегопад. Выйдя из леса на самой вершине хребта, мы оказались севернее, чем когда-либо, и отсюда нам опять открылся широкий простор океана. Нет ничего прекраснее, чем выбраться из таких вот густых зарослей и внезапно увидеть подобное зрелище! Прямо на вершине мы разложили костер под выгнутыми корнями большого дерева. Я принялся за один из принесенных холстов, а Рокуэлл играл и поддерживал костер.
Хлоп! Банка с бобами, зарытая в золу, подскочила кверху, давая знать, что обед готов. Подсев к костру, мы принялись за вкусные бобы с хлебом и арахисовым маслом и за шоколад, при этом спины наши поджаривались, а животы леденил ветер. Нам было хорошо, и Рокуэлл предложил провести так дня три-четыре. Затем, поработав еще над картиной и поиграв в снегу, мы вернулись домой.
В хорошую погоду мне нельзя терять времени. Около часа или немного больше я писал на озере, а потом еще, на этот раз - великолепный закат. После ужина надо печь хлеб и уже совсем без сил поскорее уснуть в нашей большой, жесткой, удобной кровати. Олсон отправился бы в Сьюард сегодня, если б не ветер, который свирепо дул с севера и продолжает дуть сейчас. Я весь день был занят упаковкой, и теперь мои ящики уложены почти доверху.