Кэролин Крафт
На пороге легенды

1

   Еще не было шести часов и в окнах только-только забрезжил рассвет, когда и без того короткий сон Берти Рейн был жестоко нарушен. В комнату, невесть каким образом, попала муха. И толстая, судя по всему. До сей поры не подавала и признаков жизни, но вдруг принялась громко надоедливо зудеть и метаться между окном и кроватью. А самое удовольствие ей, видимо, доставляла возможность пробежаться по лицу и рукам Берти, пощекотать торопливо, но так, чтобы пробрало до самых нервов.
   Поначалу Берти еще пыталась смириться – вставать ей не хотелось, чтобы не сбить сон. Устав отмахиваться, укрылась с головой одеялом. Но духота не позволяла уснуть, да и отчаянное мушиное гудение все равно пробивалось – при полной тишине в доме и за окнами любой звук становился громоподобным. Даже плеск крови в висках.
   – И откуда ты взялась на мою голову?! – Берти в раздражении откинула одеяло. Вчера был трудный день, она поздно легла. А теперь – какой тут сон?
   Как и следовало ожидать, нарушительница почти сразу затихла, и невозможно было понять, из какого места ее басовитое гудение донеслось в последний раз. Берти снова взглянула на часы – подумать только, назойливая крылатая зараза отняла от сна целый час!
   Берти вздохнула и потянулась к выключателю торшера. Муха тут же прилетела на свет, и представилась отличная возможность ей отомстить. Но неожиданно раздался телефонный звонок.
   – Господи, кто это еще?!
   Она потянулась к стоявшему у изголовья телефону. Сняла трубку, но так неловко, что та упала на место.
   Ну вот, теперь думай-гадай, кто бы это мог позвонить мне среди ночи? – рассердилась на себя Берти.
   Что, если это мама или отец? Вдруг что-нибудь случилось с малышкой Ивонн? Вот уже полгода, как ей приходилось, когда наваливались дела, оставлять трехлетнюю дочь у родителей. Хотя Берти вчера вечером слышала ее милый тоненький голосок, казалось, она уже стала забывать, как выглядит дочь. Даже заехать некогда. Тоже мне, мать называется…
   Тут же проснулся ворох мыслей в свое оправдание – ведь я сейчас целиком отдаю себя работе, чтобы потом все было хорошо! Вот расправлюсь с делами… Надо лишь потерпеть!
   Что же, позвонить родителям? Но если это не они?
   Спят себе спокойно, а я их разбужу. Мало того, заставлю волноваться. Нет, лучше не стоит.
   Телефон молчал.
   Берти мысленно перебирала разные варианты. Конечно, вполне могло быть так, что кто-то ошибся номером. А если нет? Что, если это звонил профессор Вансберг? Но вроде бы вчера основная работа была закончена, и никаких особенных дел сегодня не предвиделось.
   К тому же я и так собиралась прийти на работу пораньше…
   А если это был Декстер… и он хотел попросить прощения? Это невероятная мысль, но что, если так?! Может быть, мне тогда перезвонить самой? Но в какое же глупое положение я попаду, если у Декстера даже и в мыслях не было повиниться?
   О том, как Декстер, ее коллега по работе и друг в одном лице, фактически подставил ее, Берти не могла вспоминать без стыда. Неделю назад она должна была сделать доклад на конференции. Но вдруг оказалось, что та информация, которую Декстер так благодушно предоставил ей, была попросту взята им у бывших коллег по Принстонскому университету. И только благодаря чуду Берти узнала об этом раньше, чем могла бы озвучить во всеуслышание свой доклад. Просто в коридоре столкнулась с Патриком Рэмзи, бывшим товарищем по альма-матер, работающим ныне в Принстоне. Он приехал на конференцию в качестве гостя и хвастовства ради обмолвился насчет свежих наработок своих коллег. Вот тогда Берти и поняла, что запросто могла сесть в лужу, – обвинения в присвоении чужих идей были бы неизбежны. А так – сослалась на сильную головную боль и ушла с заседания. И только потом излила гнев на Декстера. Как он мог, человек, которого она считала своим другом, так поступить с ней?
   – Да этот твой Рэмзи – напыщенный болван. Я с ними работал на равных правах и могу распоряжаться своими знаниями, как хочу. Они бы ничего не доказали, если бы ты выступила первой. Хоть в суд подавай – ничего бы не доказали!
   – Ты просто хотел самоутвердиться за мой счет!
   – Не волнуйся, малышка, я бы не дал тебя в обиду! – Вот и все, что Декстер смог ответить на ее обвинение.
   Неприятно расставаться с иллюзиями. Предатель! Чего он добивался? Поставить ее в дурацкое, унизительное положение? Но почему?! Неужели из-за желания подсидеть?
   Берти допускала, что это было случайностью, что Декстер просто не знал, что ответить, и что у него была своя правда. И этот вопрос: «предательство или так получилось?», оставшийся без ответа, не давал ей покоя. Иногда настигал днем во время работы. Перед сном и по дороге на службу. И вот сейчас – посреди ночи.
   Впрочем, уже было утро, хоть и раннее, и следовало заняться собой. Но Берти не могла побороть лень. Она посмотрела на телефон. Он по-прежнему молчал. И муха уже не гудела, а лениво ползала по торшеру, потирая лапы, – видимо, от удовольствия, что не дала Берти поспать.
   Через десять минут Роберте надоело лежать. К тому же в голову лезли нехорошие мысли. О предательстве Декстера. И о собственном предательстве – по отношению к дочери.
   С неохотой она встала и поплелась на кухню. Она знала, что выглядит плохо, и не было ни малейшего желания подходить к зеркалу. Разве что перекусить, да скорее на работу. Работа – это все! Работа – это жизнь! Дела помогут отвлечься. Лишь бы Декстер не попадался на глаза. Пока он не извинится, она будет считать его предателем…
   Загнав автомобиль на стоянку, Берти убедилась, что прибыла на работу раньше других сотрудников. Охранник у входа, приветствуя ее, многозначительно улыбнулся, из чего Берти заключила: этот мужлан в форме считает ее закоренелой и безнадежной трудоголичкой, на которую он и миллионы прочих «нормальных» мужчин никогда бы не клюнули. Что ж, если быть честной перед самой собой, так оно и есть. Когда счастье женщины только в работе – вряд ли можно назвать такую женщину счастливой.
   Воспользовавшись лифтом, Берти поднялась на свой этаж, прошла пустынными коридорами. Было еще рано, и кое-где пришлось включать свет. Голосами эти стены заполнятся еще только через час, и можно в спокойной обстановке заняться делами. Вот только тошно на душе и никакого предвкушения удовольствия от работы, как это бывало раньше.
   И вместо того, чтобы отдаться делам, Берти, включив компьютер, залезла в Интернет почитать свежую прессу. На глаза ей попалась заметка о метеорите, упавшем на юге Австралии. Вчера в их отделении только об этом и говорили. Университет должен направить на Зеленый континент двух специалистов, и Берти полагала, что уж кому-кому, а ей билет обеспечен! Такие командировки не были редкостью. Поехать должен и Декстер, но профессор что-то в последнее время с ним не в ладах. Но это и хорошо, если Декстер не поедет… Так ему и надо, предателю!.. Тогда кто? Впрочем, конкретного решения профессор еще не оглашал.
   Она посмотрела на стол с пробирками и анализаторами – ни стекляшки, ни приборы не вызывали ни малейшего желания работать. Закрыв поисковик, Берти запустила игру-головоломку и увлеченно принялась раскладывать сложную комбинацию.
   – Привет! – раздался вдруг голос за спиной.
   Берти не успела испугаться. Она сразу поняла, что это Клаудия – только она имела обыкновение появляться тихо и незаметно. И не определишь – нарочно или это у нее просто так получается?
   – Так вот ты чем занимаешься? – насмешливо произнесла Клаудия, поправляя свои длинные и шикарные каштановые волосы.
   Иногда Берти казалось, что Клаудия догадывается, что этот нехитрый жест (призванный производить впечатление больше на мужчин) для ее коллег-женщин – как ножом по сердцу. Дамы в их отделении в основном были дурнушками, и, по разумению Клаудии, глядя на нее, должны были умирать от зависти.
   Но Берти не считала себя красавицей и никакого дискомфорта по этому поводу не испытывала, так что жесты Клаудии должного эффекта на нее не оказывали.
   Она хотела возразить в том же язвительном тоне – мол, собственно, рабочий день еще не начался, чем хочу, тем и занимаюсь!.. Но на лице Клаудии застыла такая явственная насмешка, что Берти решила промолчать.
   – Говорят, в Сиднее сейчас отличная погода, – произнесла Клаудия, заняв кресло возле стола, заставленного колбами и мензурками. Закинула одну ногу на другую.
   На что она, интересно, намекает, говоря про Сидней? Это что, вопрос с подвохом? – недоумевала Берти.
   Меж тем Клаудия, заметив ее удивление, тоже вытянула физиономию и произнесла с явной озадаченностью:
   – А ты разве не в курсе?
   – В курсе чего?
   – Шеф летит в Австралию сам и берет меня с собой. Ведь это я его ассистент.
   Если бы в эту минуту выдержка изменила Берти, то какая-нибудь мензурка с красителем обязательно устряпала бы безупречный светло-серый костюм Клаудии.
   Но для чего они нужны, эти хорошая выдержка и воспитание, когда такая несправедливость?!
   Она едет вместо меня! – Только сейчас до Берти дошла вся чудовищность сказанного. Этого не могло быть! Но Клаудия не из тех, кто бросается словами.
   – Профессор Вансберг вчера сказал, что после того конфуза с докладом… ну ты понимаешь… ты и Декстер себя дискредитировали. На вас полагаться нельзя, – как бы виновато произнесла Клаудия, но Берти-то прекрасно знала, что никакой вины эта особа испытывать не может по определению.
   Она едет вместо меня! И это после того, как я целый месяц плохо спала ночами! После того как выполнила несколько испытаний по новым методикам профессора и он прилюдно хвалил меня и называл самым перспективным специалистом! А ведь мне так нужна эта поездка! Зачем были эти бессонные ночи?! И как я теперь буду смотреть в глаза дочери? А родителям?
   Теперь результатами изысканий воспользуются другие. И не кто-то, а Клаудия, которая, по определению Берти, относилась к категории «лизунов» – то есть тех особ, кто готов доказывать свою преданность начальству любыми, даже самыми сомнительными способами.
   И, что самое интересное, комар носа не подточит! Никто из директората никогда не обвинит профессора Вансберга в том, что он исповедует принцип личных симпатий. В их научном бюро не может быть собственных и независимых изысканий – здесь не частная лавочка, и пусть каждый сколь угодно мнит себя Эдисоном, он выполняет распоряжения начальства. А Декстер и Берти в самом деле оконфузились на конференции, доклад не представили, фактически подставили бюро. Так что формально шеф абсолютно прав…
   Так она думала, пока Клаудия, с блеском торжества в глазах, сидела напротив, не собираясь никуда уходить. Хотя испариться на ее месте было бы сейчас правильным решением. Выдержка выдержкой, но…
   И когда Клаудия, посмотрев на часы, поспешила к себе, Берти Рейн выскочила из кабинета, забежала в дамский туалет, где заперлась в кабинке и все-таки разрыдалась.
   Не сдерживая себя, ревела, как девчонка. Как школьница, провалившая все мыслимые экзамены. Бумажные платочки не справлялись с потоком слез.
   Щелкнул замок входной двери, раздались шаги, клацнул замок соседней кабинки, и Берти пришлось на десять минут (они показались бесконечными) затаиться, хотя позывы к рыданию никуда не исчезли. Она давилась слезами, меняла намокавшие платочки один за другим. Скопившееся за месяц напряжение, казалось, желало излиться в один момент. И когда опять послышались удаляющиеся шаги, затем щелчок и снова тишина – Берти громко заплакала, хотя уже и не так горестно, как в первую минуту.
   Уже несколько успокоившись, она не стала приводить себя в надлежащий вид – глаза красные, лицо опухшее, и ничего с этим не поделаешь. Все увидят – ну и пусть! Не отсиживаться же до вечера.
   Ей срочно хотелось поделиться с кем-нибудь переживаниями, не держать все в себе. Но с кем? Кроме Декстера другой кандидатуры не было. И она выложила ему все, как есть, даже не рассчитывая особо на поддержку, лишь бы только избавиться от разрывающей душу обиды. Как она и предполагала, Декстер отнесся к ее рассказу с присущей ему прохладцей.
   – Не волнуйся, переживем.
   До самого обеда, всякий раз, когда она проходила по коридору или заглядывала в общий зал лаборатории, Берти казалось, будто коллеги как-то странно смотрят на нее. Она видела в их глазах разные эмоции – то сожаление, то осуждение или насмешку. Так и до паранойи недалеко. Хотя вполне возможно, что здесь постаралась Клаудия. Поэтому следующую половину дня Берти старалась не высовываться из своего рабочего закутка.
   Вечером Берти стала собираться домой и выглянула из своего кабинета, проверить – не «рассосались» ли коллеги. И вдруг столкнулась с самим профессором Вансбергом. Пробормотав приветствие, она хотела вернуться к себе, но профессор сказал, что как раз шел за ней и что Декстер уже сидит в его кабинете.
   – У меня к вам серьезный разговор, – произнес шеф. – Пойдемте.
   Профессору Вансбергу было шестьдесят лет – не так уж много – и обычно его лицо не выглядело морщинистым и усталым. Но не сегодня.
   Берти не было его жалко. Вероятно, профессор намерен сказать о своем непростом решении лично, с глазу на глаз, но как-то так получилось, что Клаудия узнала обо всем первой и тут же поспешила выложить перед Берти козыри. Интересно, если рассказать старичку о нетактичном поведении ассистентки, это его расстроит? И в какой, хотелось бы знать, момент он шепнул Клаудии на ушко, что та едет в Австралию, – вчера вечером после работы или в более интимной обстановке?
   Декстер поджидал в профессорском кабинете и, по мнению Берти, выглядел чересчур уж спокойным, как будто уже смирился с заранее предугаданным решением начальства. Он посмотрел на Берти виновато, но тут же спрятал взгляд.
   Профессор Вансберг издалека заходить не стал и удивил сотрудников неожиданной откровенностью.
   – Тут у нас ходят слухи… – Он запнулся и кашлянул в кулак. – Слухи, будто я… как бы это сказать помягче… Будто я насаждаю фаворитизм. Не знаю, откуда они берутся, но лично мне это неприятно. Очень неприятно, – повторил профессор и почему-то странно посмотрел на Берти. – Когда я подбирал кандидатуры для поездки, мне было трудно принять решение. Я знаю, вы оба рассчитывали на поездку. Но после вашей выходки на конференции возник вопрос – поймет ли меня начальство? Но, опять же, учитывая слухи, о которых я уже говорил, я решил…
   Профессор Вансберг сделал многозначительную паузу.
   – В общем, в Австралию поедут Декстер и Клаудия.
   – Декстер?! – Берти даже подскочила.
   С одной стороны, она была рада за Декстера. С другой – недоумевала. Если шеф вдруг решился проявить милосердие, то почему бы не к обоим?
   Она посмотрела на Декстера, ища поддержки, но тот снова отвел взгляд.
   – Вы, видимо, плохо слышите, мисс Рейн, – улыбнулся профессор, но не понять – благодушно или с иронией. – А на будущее хочу сказать, что не потерплю людей, которые потворствуют распространению слухов насчет меня.
   – Но я… – Берти не успела даже ничего сказать, как профессор Вансберг остановил ее жестом.
   – Вы для меня очень ценный специалист, и мне хочется, чтобы вы не занимались ерундой, а работали.
   Берти казалось, что весь мир летит в тартарары. Как он мог подумать такое о ней? Никогда она не распространяла слухи. Единственное – пожаловалась Декстеру на Клаудию…
   Берти снова выжидающе посмотрела на Декстера. А тот по-прежнему делал вид, что не замечает ее взгляда и что внимает каждому слову шефа.
   Ах, вот оно что! – осенило ее. Декстер ведь уже сидел в кабинете, когда профессор пришел за ней. Значит, он все и выложил начальнику.
   – Вы поняли меня, мисс Рейн? – услышала она голос шефа.
   – Да, – ответила она, чувствуя комок в горле.
   Даже не заметила, как снова очутилась в коридоре. И Декстер был рядом.
   – Вот уж не думал, что шеф так на тебя попрет, – произнес он.
   – Не думал? – усмехнулась Берти. – Ты можешь мне объяснить, что происходит? Это ты рассказал ему о нашем разговоре?
   Декстер кивнул.
   – Я хотел только помочь тебе. Сделал, как лучше.
   Ну разве не гад? Каков подлец!
   – Ты всегда считаешь, что знаешь, как сделать лучше, но меня никогда не спросишь! – сказала она со злостью и направилась к себе, желая поскорее собраться и уйти домой.
   – Роберта!.. Берти!.. – окликнул Декстер, но она даже не обернулась.
   Казалось, ничто не могло вернуть ей хорошего настроения. Вечером, когда Берти была уже дома, лежала на своей кровати, укрывшись теплым пледом, и обдумывала свое положение, она неожиданно пришла к выводу, что раз уж поездка в Австралию накрылась, она теперь сможет заняться воспитанием дочери, как говорится, «вернуться в семью».
   Но благие мысли и соблазн подчас идут рука об руку – вечером по электронной почте она получила письмо, показавшееся любопытным. Не иначе, это был подарок судьбы.
   Года два назад она вступила в переписку с ребятами из клуба любителей астрономии при Дулутском отделении университета Миннесоты – они занимались самостоятельным поиском метеоритов и как-то обратились в их центр за помощью, после чего Берти не раз давала им полезные советы. Но на этот раз письмо было не от ребят, а за подписью некоей миссис Гофф из дирекции университета.
   Наспех, пропуская строчки, Берти прочитала письмо:
   «Уважаемая мисс Рейн! Обращаюсь к Вам по просьбе членов астрономического клуба при нашем университете. С некоторыми из ребят вы уже знакомы. Они поставили задачу найти упавший в древности метеорит, который упоминается в одной старинной индейской легенде. Когда-то, больше сорока лет назад, его искал один из основателей клуба, наш старый преподаватель Клайв Мелли. Но так и не нашел… И вот ребята-энтузиасты решили, что у них получится найти тот метеорит и разгадать тысячелетнюю загадку… Теперь «беглец из космоса» в их руках… Наш студент Итан Холдер, недавно избранный главой клуба, считает, что доверить изучение найденного метеорита лучше всего именно Вам… Если Вы сможете этим заняться, это будет очень большая удача для нас…»
   Итан Холдер – ну конечно! Это один из тех студентов, с которыми она переписывалась.
   Она задумалась.
   Почему бы не поехать?
   Это единственный реальный шанс сменить обстановку. Ну и что из того, что Дулут – глухая провинция? Работа есть работа – она поможет отвлечься от переживаний.
   Тем же вечером Берти позвонила профессору Вансбергу и попросила дать ей две недели на очень интересные изыскания (когда она произносила эти слова, то едва не расплакалась).
   И ничуть не удивилась тому, что шеф с легкостью согласился, да еще предложил обратить это в служебную командировку.

2

   Еще вчера, до того как она прочитала письмо, Берти хотела забрать малышку Ивонн домой – ночных бдений теперь уже точно не предвидится, и домой она возвращаться будет вовремя. Но поездка в Дулут заставляла отказаться от этих планов. Был еще один вариант – взять Ивонн с собой. Но эта идея страшила. Сумеет ли она одновременно уделять внимание и дочери, и работе? Отношение к делу может быть только серьезным – никакие личные обстоятельства не должны мешать. Этому принципу она следовала всю свою сознательную жизнь. Хотя в последний месяц-два в голову лезли разные мысли вроде того, что она поступает не как «настоящая» мать. Что нельзя приносить ребенка в жертву своей карьере и что это лишь кажется, будто нельзя совместить несовместимое – надо этому учиться, и тогда сложное покажется простым.
   Но ведь учиться – не означает кидаться сразу в омут… А что, если я не справлюсь? Оказаться плохой матерью и провалить работу – разве это выход? Так что пусть Ивонн еще немного поживет с бабушкой и дедушкой.
   Единственное, чего безумно хотела Берти, – повидать дочь. И потому решила заскочить к родителям перед дорогой. Позавтракав, она погрузила в машину вещи и выехала из гаража. Остановилась за оградой и, обернувшись, задержала взгляд на осиротевшем доме. Никогда она его не любила – он был слишком велик для двоих.
   Берти посмотрела на указатель топлива. Надо заправиться. Еще предстояло проехать больше сорока миль.
   При виде родительского дома Роберта Рейн всегда окуналась в воспоминания. Вот и сейчас, едва показался у дороги выложенный из песчаного камня забор и крыша дома за ним, она ощутила себя той Берти, которая с учебы возвращалась домой на каникулы. Дома ждали уют и спокойствие, любимая комната, где она могла оставаться в одиночестве сколь угодно долго – после бурной жизни в кампусе она первое время наслаждалась тишиной. Братья на тот момент давно обзавелись своими семьями – с Берти у них была слишком большая разница в возрасте. И неустанная любовь родителей, если так можно выразиться, легла на ее плечи. Не нужно было беспокоиться даже о том, где и чем перекусить, – мама так заботилась о ее питании, что обратно Берти возвращалась с обязательной прибавкой дюйма-другого в талии.
   Вспомнив об этом, она улыбнулась – как же она тогда переживала, едва фигура выбивалась из строгих рамок! До слез и клятвенных заверений заклеить рот пластырем, которые, правда, никогда не исполнялись. Ей тогда казалось, что от этого зависит все в этой жизни. А в понятие «все» входило, в том числе, и знакомство с потенциальным женихом. Но сейчас, особенно после рождения дочери, ее трудно назвать худышкой. Конечно, иногда Берти хотелось выглядеть так же великолепно, как девушки с обложек глянцевых журналов, но она давно рассталась с иллюзиями насчет своего тела.
   Но вот матери ее – миссис Рейн, несмотря на возраст, всегда удавалось держать себя в тонусе. Если в чем Берти и завидовала ей – так в этом уж точно. И потому, едва мама встретила ее на пороге, Берти не могла не заметить вслух, как хорошо та выглядит.
   – Кручусь как белка, разве тут поправишься? – улыбнулась миссис Рейн и поцеловала дочь.
   С лестницы донесся топот маленьких ножек, и в холл вбежала Ивонн. С замиранием сердца Берти заметила то, чего не замечала раньше, когда забирала малышку на выходные. Что дочка изменилась – немножко вытянулась, лицо уже совсем избавилось от младенческих черт. Волосы заплетены в две косички (с короткими волосами она больше походила на мальчика). Представить только, думала Берти, за последние недели я ничего этого словно и не замечала. Да что там недели – четыре месяца прошло с тех пор, как она первый раз на целую неделю оставила дочь у родителей.
   – Мамочка! – закричала Ивонн и прыгнула в ее объятия. – Ты пиехала заблать меня?!
   Внутри все перевернулось от этого восторженного вопля. Обнимая дочь и едва сдерживая себя, чтобы не расплакаться, Берти посмотрела на мать. Взгляд миссис Рейн был понимающим – ей не нужно было слов.
   – Иветт, крошка, не все так быстро, – сказала миссис Рейн. – Мы же договаривались о пяти месяцах, а прошло только четыре. У мамочки еще четыре недели в запасе. Или даже пять.
   – Мне уже скова будет цетыли! Ияз-два-тли-цетыли-пять!.. – пересчитала Ивонн по пальцам и словно забыла о своих переживаниях. – Мама, смотли, я ситать умею! – И она показала, как умеет считать до десяти.
   – Мы мамочке еще не то покажем, когда она снова приедет… – Миссис Рейн взяла внучку на руки.
   Берти с благодарностью посмотрела на мать. Теперь уже сомнений не было – она может со спокойной душой оставить малышку у родителей.
   И все же осадок в душе оставался. Подумать только – ей нужно всего две недели. Не месяц – не будет она ждать этого срока. Вернется за Ивонн сразу после поездки в Дулут. И вроде бы эти две недели ничего не могут решить. Но как тяжело осознавать себя предательницей.
   Они прошли в гостиную, сели на диван. Пользуясь тем, что Ивонн увлеклась привезенными игрушками, после двух часов за рулем, Берти наконец смогла вытянуть уставшие ноги.
   – Мам, это в последний раз. Я обещаю, – шепнула она.
   – Меня уже соседка, миссис Ковачек, спрашивала: а что, ваша дочь не собирается воспитывать своего ребенка? – передразнивая голос соседки, докладывала миссис Рейн. – А я ей сказала: правда ли, миссис Ковачек, что ваш сын лечится от наркомании у доктора Уоллеса? Она и заткнулась.
   – Лучше бы ты с ней не ссорилась, – вздохнула Берти, вспомнив несносный характер миссис Ковачек. – И чего она в чужую жизнь лезет?
   – Своей нет, вот и лезет.
   Берти только сейчас вдруг сообразила, что до сих пор не видела отца.
   – А, кстати, где папа?
   – Попросили подменить на дежурстве, так что ты его сегодня не увидишь.
   Мистер Рейн работал на местной электростанции, и ночные смены не были редкостью. Берти вспомнила, с каким нетерпением всякий раз ждала отца с дежурства, – как будто чего-то недоставало в доме. И всегда с радостью просыпалась поутру, когда его «форд», въезжая во двор, так осторожно шуршал покрышками и тихо урчал мотором, как будто не хотел никого разбудить в доме.
   Берти испытала укол совести. Ее-то родители всегда были рядом…
   – Ты уж его поцелуй за меня. – Она приникла к плечу матери, а та обняла ее, поцеловала в лоб.
   Заметив, что этот праздник любви может состояться без нее, малышка Ивонн бросила игрушки и, подбежав к дивану, полезла к взрослым. Ее крохотные коленки и локотки не знали пощады, но мама и бабушка с радостью приняли ее в свою компанию. А вскоре Ивонн уснула, и миссис Рейн смогла спокойно поговорить с дочерью. Она рассказала о том, как скучает по ней малышка, как переживает отец. Поведала обо всех домашних заботах. А потом огорошила неожиданным, без всякого перехода, вопросом: