Страница:
Около восьми часов наша карета подъехала к таверне в Хэмпстеде, самом модном районе Лондона, который находился на вершине продуваемого ветрами плато. В «Кит-Кэте», одном из самых знаменитых лондонских клубов, собирались горячие сторонники вигов. Среди его членов были такие видные писатели, как мистер Свифт, мистер Аддисон, мистер Стил, мистер Драйден, мистер Конгрив, а также мистер Ванбург, мистер Неллер, лорд Эшли и тот самый лорд Моэн, который прикончил актера Уильяма Маунтфорда, а позднее убил на дуэли герцога Гамильтона. В клубе сияли яркие огни и было уже довольно шумно, так что мне стало понятно, почему это заведение находится именно здесь, а не в Сити: некоторые из его молодых членов имели репутацию ужасных шалопаев и нередко разводили костры на Хит-стрит, где сжигали изображение Папы.
В течение четверти часа мы с моим наставником сидели в карете и ждали появления отвратительного Титуса Отса. Я уже начал тревожиться, что он не придет.
– Возможно, он что-то заподозрил, – предположил я.
– С чего бы это? – спросил Ньютон, который с повязкой на глазу выглядел устрашающе.– Заговорщики уверены, что их шифр невозможно разгадать. Он придет. Я уверен.
Не успел он произнести эти слова, как мистер Холл, игравший роль нашего форейтора, увидел высокую фигуру на вершине холма и предупредил, что появился человек, которого мы ждем, так что мы получили несколько минут, чтобы приготовиться к разговору с этим псом.
– Помните, – сказал Ньютон, – вы член парламента и будущий граф Шафтсбери. Вам не нужно объяснять свои действия. В основном ваш разговор будет сводиться к уточнению того, что он скажет. Я постараюсь вам помогать, но мне нельзя много говорить, поскольку это вызовет подозрения. Нам следует действовать очень осторожно.
Когда Отс подошел к карете, Холл соскочил на землю и распахнул дверцу кареты, и Отс, еще не успевший восстановить дыхание после долгой ходьбы, поклонился.
– Я имею честь обращаться к лорду Эшли? – напыщенно спросил он звучным голосом, напомнившим мне моего школьного хормейстера.
– Это его светлость, – сказал Ньютон.– Если вы доктор Отс, то садитесь в карету, сэр.
При этих словах Отс отпрянул назад и с сомнением посмотрел на Ньютона, словно собираясь уйти.
– Что-то не так, доктор Отс? – спросил Ньютон.
– Только то, что я больше не пользуюсь своим прежним именем, сэр, – сказал Отс.– По предложению его светлости.
– Если желаете, мы будем называть вас доктор Дэвис, – предложил Ньютон.– Но вам не следует тревожиться. Его светлость полностью доверяет мне в данном вопросе. Впрочем, как и во всех остальных.
Отс кивнул, забрался в карету и с видимым облегчением опустился на сиденье. Холл закрыл за ним дверь, и я сразу же обратил внимание на неприятный запах, исходивший от Отса. Дождавшись, пока Холл займет свое место, я постучал по крыше кареты тростью, показывая, что мы можем возвращаться в Лондон. Кучер щелкнул хлыстом, и мы поехали на юг по Хит-стрит, в сторону Сити.
– Для меня это огромная честь, милорд, – елейно повторил Отс.– Я никогда не встречал вашего деда, но он, вне всякого сомнения, был великим человеком.
Я нарочито зевнул, прикрыв рот платочком, как это делал лорд Галифакс, когда мы посещали казначейство.
– И я счастлив вам служить, как когда-то служил вашему деду, – продолжал Отс.– Нет, не просто счастлив. Чрезвычайно рад и почту за честь.
– Faсon, faсo36 , – сказал я, демонстрируя легкое нетерпение.– Давайте перейдем к делу. И умоляю, не говорите, что вы мне служите, доктор Отс, поскольку речь идет с слишком серьезных вещах, чтобы относить их только на мой счет. Откровенно говоря, меня тревожит сложность нашего замысла. Настолько, что мне пришлось прибыть в Хэмпстед. Но сейчас я хочу услышать от вас, что все готово. И вовсе не угрызения совести заставили меня написать вам письмо, сэр, но желание получить уверенность в успехе нашего предприятия. Клянусь, я хочу, чтобы все католики отправились в ад, однако я испытываю ужасную досаду, поскольку беспокоюсь из-за некоторых деталей. Впрочем, для вас все это не новость, доктор Отс. Вы наш Ахиллес, а поскольку я так chagrin37 в последние несколько дней, то и хочу воспользоваться вашим советом. Вот почему я вызвал вас для личной встречи, сэр.
– Вы можете быть спокойны, милорд, – сказал Отс.– Все идет, как мы и планировали. Памфлет мистера Дефо, который должен вызвать гнев всех добрых протестантов, уже напечатан, его можно начать распространять в любой момент.
– Я бы хотел прочитать этот памфлет, – сказал я и, повернувшись к Ньютону, спросил: – Почему я до сих пор его не видел, Джон?
– Вы его не видели, милорд? – удивился Отс.– Мне сообщили, что лорд Лукас вам его показывал.
Я покачал головой.
– Возможно, он мне что-то показывал, – признал я, – но боюсь, я его потерял.
– У меня дома есть еще несколько экземпляров, – сказал Отс.– Так что, если пожелаете, я могу его вам дать.
– Да, конечно, – сказал я.– Карета отвезет нас к вашему дому, доктор Отс, и вы принесете мне этот ваш памфлет.
Ньютон высунулся в окошко и объяснил кучеру, что после того, как мы въедем в Лондон, следует свернуть на Экс-Ярд.
– Но сейчас меня гораздо больше беспокоит горячность наших сторонников, доктор Отс, – сказал я.– Лорд Лукас бахвалится, что все гвардейцы Управления артиллерийского снабжения ему верны. Но многие из них французишки. А как насчет добрых англичан? Когда я в последний раз его видел, то сказал ему a d'autre, a d'autre38 . Говорите это кому угодно, милорд, только не мне. Я вижу лишь гримасы и слышу громкие слова, однако его объяснения меня не убеждают. Но мне говорили, что вы, доктор Отс, человек проницательный. Мой дед считал вас именно таковым. Вот почему я решил увидеться с вами a la derobee, иными словами, без лишних свидетелей. Я хочу сказать, что лорд Лукас ничего не знает о нашей встрече. Впрочем, это тайна и для всех остальных, и я бы хотел, чтобы так все и осталось.
– Ваша светлость оказывает мне огромную честь, – заявил Отс, склоняя голову и пытаясь скрыть довольную улыбку, появившуюся на его огромном подбородке, занимавшем половину лица.
– Проницательность и прямота, доктор Отс. Вы человек, который называет вещи своими именами.
– Ваша светлость так добры ко мне, – самодовольно ухмыльнулся Отс.
– Я бы хотел знать, каково наше истинное положение, а не то, что считает нужным рассказывать мне лорд Лукас. И каковы наши шансы на успех.
– Нас не так уж много, – сказал Отс.– Но мы справимся.
– Ну вот, доктор, теперь вы тоже говорите, как Лукас. Не нужно проявлять излишнюю скромность, в противном случае я буду считать, что ваш план – это чистые фантазии. Мудрый человек не станет строить дом на песке – он выберет скалу. Я должен знать, на кого могу положиться, но как можно верить людям, не имеющим имен?
Отс прищурился и выглянул в окно кареты. Мы уже покинули Хэмпстед и теперь проезжали мимо многочисленных сыроварен, снабжавших Лондон молоком и сыром. Мне вдруг показалось, что Отс что-то заподозрил, и я положил руку на пистолет, спрятанный в меховой муфте, лежавшей, точно спящий спаниель, у меня на коленях. Однако Отс задумчиво кивнул.
– Милорд, – просительным тоном сказал он, – вам будет безопаснее ничего не знать. Тем не менее я не совсем понимаю, почему лорд Лукас все от вас скрывает. Это очень странно.
– Лукаса нельзя назвать серьезным человеком, – заявил я.– Признаюсь, я не испытываю к нему симпатии.
– Да, он слишком нетерпелив и склонен к злоупотреблению спиртными напитками, это так, – согласился Титус Отс.– Что ж, тогда я расскажу вам все, что мне известно. В Тауэре мы можем рассчитывать на самого Лукаса, капитана Лакоста, капитана Мартена, сержанта Роэна и нескольких людей из гарнизона: Кузена, Дюреля, Ласко, Дево и Гаролда. Ну а на Монетном дворе это мистер Фокье, заместитель директора; мистер Коллинз, один из мастеров по пробам золота, который ведет свой род от Колиньи, великого адмирала-гугенота, убитого французскими католиками во время Варфоломеевской ночи; Валлери, плавильщик, мистер Сильвестр, кузнец, и мистер Питер Бейль, поставщик продовольствия. Итого в Тауэре тринадцать человек. Вне Тауэра нас поддерживает почти сотня англичан в казармах Уайтхолла и в Сомерсет-Хаусе. Среди них есть несколько гугенотов: полковник Кеналь, майор Лорен, майор Сарразен, капитан Хесс, капитан Попарт, лейтенант Делафонс и сержант Барре. Среди гражданских лиц еще около ста человек, включая меня самого: сэр Джон Хублон из Английского банка, сэр Джон Пейтон, месье Пуазе, пастор Савоя; месье Примроуз, Ла Мот, Шарден и Моро, которые составляют grande comite francais39 . В Сохо нас поддерживают месье Гизар, чей отец был сожжен как еретик, и месье Пейфери, а также несколько дюжин шляпных мастеров, галантерейщиков, ткачей, торговцев, аптекарей и изготовителей париков в Сити – их по меньшей мере шесть или семь дюжин. Наконец, есть еще мистер Дефо, автор памфлетов, мистер Вудворд, издатель, и мистер Даунинг, печатник; не говоря уже о нескольких поджигателях, которые помогут мне устроить пожар в Уайтхолле, в том числе мистер Тонг, специалист по поджогам. И все они добрые протестанты, милорд, – продолжал Отс.– Вот почему можно не сомневаться, что шансы на успех у нас очень велики.
– Ну, в поджоге, несомненно, обвинят папистов, – заметил Ньютон.
– Да, – кивнул Отс, – ведь они именно так и поступили бы, если бы у них появилась возможность.
– Кто же в этом усомнится после заговора Эйлсбери? – заметил Ньютон.– Или мятежа сэра Джона Фенвика?
– И все же, – вмешался я, – за последний год арестовали так много якобитов, что остальные постарались спрятаться понадежнее, и нам будет трудно найти папистов. К тому же, если я не ошибаюсь, в феврале всех папистов выслали за десять миль от Лондона?
– Да, милорд, – сказал Отс.– Но уже через месяц они получили серьезные послабления, и те, кто был вынужден покинуть Лондон, очень скоро вернулись, как крысы после Великого пожара.
– Тогда прошу вас, доктор Отс, скажите, насколько точны списки тех, кого следует убить? Мы не хотим, чтобы хоть кто-то из папистов унес ноги.
– Уверяю вас, милорд, никто не спасется, – с фанатичной ухмылкой сообщил Отс, и я вдруг понял, что он получает удовольствие, предвкушая, сколько крови прольется.– Мы начнем с дома испанского посла на Уайлд-стрит, в Ковент-Гардене, ведь именно он придает католический дух целому району Лондона. Я очень рассчитываю, что там мы найдем бумаги, составленные для католической миссии во Фландрии, где будет указано общее число католиков в Англии и Уэльсе, а также их имена. Не думаю, что мы убьем меньше католиков, чем удалось прикончить гугенотов в Париже во время Варфоломеевской ночи, милорд.
– Что ж, это только справедливо, – пробормотал Ньютон.– Но когда же все это свершится?
– Глупец, – вмешался я, делая вид, что мне это известно. Я побоялся, что у Отса возникнут сомнения, если мы покажем ему полное незнание ситуации.– Ведь я уже не раз ему говорил, но этот упрямец не умеет слушать. Скажите ему, доктор.
– Естественно, после возвращения короля из Фландрии, – ответил Отс.– Какой же католический заговор, связанный с покушением на короля, может обойтись без короля? Все откроется после убийства Исаака Ньютона, в котором обвинят католиков, и тогда все узнают об их подлом заговоре.
– А как он будет убит? – поинтересовался я.– Я слышал, что он человек умный, этот Исаак Ньютон. Он может вас перехитрить.
– Подробности мне неизвестны. Но за ним следят, и мы знаем, где он бывает. Он будет убит на улице, а вину за это преступление возложат на известного католика, работающего в Тауэре.
– Значит, это произойдет после заключения мира, – спокойно сказал Ньютон, словно речь шла об убийстве совершенно постороннего человека.
– Ну а чего еще нам ждать? – осведомился я.– Как ты мне надоел, Джон, ты настоящий осел. Позор тебе. Конечно, все это произойдет после заключения мира, ведь как иначе король может вернуться? – Я посмотрел на Титуса Отса и устало покачал головой.– Иногда я и сам не понимаю, почему продолжаю держать его у себя на службе, доктор: одним своим присутствием он наносит оскорбление здравому смыслу.
Так и продолжался наш разговор. Постепенно, проявив немалую ловкость, мы выведали планы заговорщиков, и к тому моменту, когда карета подъехала к Экс-Ярду, который находится между Кинг-стрит и Ареной для петушиных боев в парке Сент-Джеймс, мы уже частично знали содержимое памфлета. Тем не менее я заявил, что хочу его прочитать.
– Сейчас принесу, – обещал Отс, открывая дверцу кареты и выбираясь на улицу.
– Какой отвратительный тип, – заметил Ньютон, когда Отс скрылся в доме.
– Совершенно отвратительный, – согласился я.– Un eto– urdie bete, вне всякого сомнения.
– Да, жестокий зверь, вы совершенно правы.– Ньютон улыбнулся.– А вы, сэр, прошли мимо своего признания. Из вас получился бы прекрасный актер, мой юный друг. Как хорош ваш английский с французским акцентом, как он аристократичен! Bien tourne40 , если можно так выразиться. Я поистине потрясен.
– Благодарю вас, сэр. А теперь мы узнаем, что написал мистер Дефо.
– Еще один негодяй, – выразил свое мнение Ньютон.– Ненавижу тех, кто под прикрытием анонимности пишет то, что не осмеливается произнести вслух. Это самая настоящая трусость.
Когда Отс вернулся к карете с памфлетом в руке, я дал ему гинею, и этот жалкий, презренный тип рассыпался в благодарностях, не преминув покрутить монету в своих почерневших пальцах. Я порадовался, что дал ему настоящую монету, а не одну из фальшивых.
– Вам не следует рассказывать лорду Лукасу о нашей встрече, – предупредил я.– Иначе он может подумать, что я намерен действовать у него за спиной. А он человек ужасно надоедливый, и мне совсем не хочется пускаться в долгие объяснения. Клянусь, он производит впечатление человека, которого все постоянно обижают.
– Я редко встречался с его светлостью, – сказал Отс.– Но если верить сержанту Роэну, он именно таков, как вы его описали. Ваше превосходительство может не сомневаться: я никому не скажу о нашем разговоре. И я очень рассчитываю на продолжение знакомства с вашей светлостью уже после того, как Англия станет гораздо более приятным местом для жизни.
– Вы имеете в виду, без папистов.
Отс поклонился в знак подтверждения.
– Аминь, – сказал он.
Ньютон захлопнул дверцу кареты, и мы поехали прочь, испытывая ужас от услышанного и напуганные сведениями, которые попали к нам в руки.
Ньютон часто возвращался к истории про нечестивый пир Валтасара и про тайное послание, расшифрованное Даниилом. Книга пророка Даниила, в которой имеются разные числовые пророчества, вообще была одной из самых его любимых в Библии. Ньютон удивлялся, почему мудрецы Валтасара не смогли прочитать слова «Мене, мене, текел, упарсин» – «сосчитан, взвешен и разделен». Возможно, они опасались сообщить царю плохую новость, в то время как Даниил боялся только Бога. Ньютон однажды сказал мне, что на арамейском языке этими словами обозначаются также монеты: золотая мина, серебряный текел (арамейский эквивалент шекеля) и медный перес, который стоил половину мины. Так что первая записанная острота была каламбуром, связанным с этими тремя монетами, и можно себе представить, как Даниил говорит Валтасару, что его царство не стоит и трех пенсов. А почему оно не стоит трех пенсов? Потому что Валтасар был настолько глуп, что пил вино во славу богов золота, серебра и бронзы, используя золотые и серебряные кубки, которые его отец Навуходоносор вынес из храма Иерусалимского, святилища Бога.
Этот анекдот хорошо характеризует Ньютона: он показывает его интерес к нумизматике, стимулированный работой на Монетном дворе. Но еще более существенным мне кажется значение самих слов «сосчитан, взвешен и разделен», в которых содержится краткое изложение философии Ньютона и его вклад в мировую науку. Если подумать, то всю жизнь Ньютона можно сравнить с этой отделенной от тела рукой, чьи писания так изумили всех пророков и мудрецов царя Валтасара, поскольку Ньютон так мало интересовался своим телом, что оно и вовсе могло бы не существовать.
Как и пророк Даниил, Ньютон был невысокого мнения о пророках и мудрецах. Особенно уничижительно он отозвался о памфлете мистера Дефо, который делал далеко идущие выводы из предсказания французского астролога Мишеля де Нострадамуса (чья слава широко распространилась по всей Европе, хотя он был мертв уже более ста лет) о том, что будет заговор против короля Вильгельма.
– Ни одному человеку не дано предсказывать будущее, – сказал Ньютон по возвращении на Монетный двор, после того как он вслух прочитал памфлет в карете.– Только Бог может открывать тайны мироздания через людей, ставших его избранными инструментами. Только он, создатель мира, знает, что будет. Человеку же дано понимать Божий мир лишь при помощи научных изысканий и наблюдений, а не дурацких гороскопов и никчемной магии. Однако простые люди чересчур легковерны из-за своего невежества и охотно слушают всякую чепуху. Вот почему одна из задач науки состоит в том, чтобы изгнать миры, где обитают демоны, и принести свет туда, где правят суеверия. А до тех пор человек будет жертвой собственной глупости, жертвой типов, подобных Нострадамусу, чьи пророчества кажутся точными только из-за туманного стиля и двусмысленного содержания. Так что я не вижу ничего странного в появлении лжесвидетелей и преступников вроде Титуса Отса и мистера Дефо, пользующихся откровениями французских шарлатанов. Гороскопы – весьма подходящий инструмент для лжецов и самозванцев. Но наш мистер Дефо – человек умный, – признал Ньютон.– И весьма искусный манипулятор. Он обвиняет ювелиров-католиков в нехватке денег, утверждая, будто они прячут огромные суммы. То же самое происходило в Париже в тысяча пятьсот семьдесят втором году: монеты обесценились, и гугенотов обвинили в том, что они прячут деньги, поскольку всем была известна их деловая репутация. Мистер Дефо также заявляет, что герцог Барвик пришел из Франции вместе с армией ирландских якобитов, и это непременно вызовет панику. Ирландская угроза всегда пробуждала у англичан негативные чувства. И если Уайтхолл сгорит, когда его памфлет будет иметь хождение, то неизвестно, какие преступления будут совершены во имя торжества протестантизма. В особенности если толпу вооружить. Мы должны помешать распространению памфлета и предупредить лорда Галифакса.
Ранним утром следующего дня Ньютон, мистер Холл и я в сопровождении нескольких полицейских отправились на площадь Варфоломея, что возле рынка Смитфилд. С ордером на обыск мы вошли в здание, где жили мистер Вудворд и мистер Даунинг – печатник и издатель, принимавшие участие в заговоре, – и, опираясь на постановление парламента, изъяли печатный станок на том основании, что на нем будто бы чеканились фальшивые монеты. Вудворд и Даунинг отчаянно протестовали, они утверждали, что станок используется только для печати памфлетов, и это дало Ньютону повод для конфискации всей печатной продукции, якобы в качестве доказательства того факта, что печатный станок не использовался для чеканки монет. Возможно, мы действовали не вполне честно, однако тянуть дольше было нельзя, так как несколько дюжин экземпляров памфлета уже ходили по Лондону.
На следующий день мы отправились с визитом к лорду Галифаксу.
Так состоялся мой первый разговор с его светлостью, хотя я уже видел его в казначействе и Уайтхолле. Ньютон попросил меня сопровождать его из-за важности того, что он намеревался сообщить его светлости. Он опасался, что ему одному лорд Галифакс может не поверить, настолько необычной выглядела история, которую мы собирались рассказать.
Чарльзу Монтегю, графу Галифаксу, было около тридцати пяти лет. Некоторое время он учился в Тринити-колледже в Кембридже, и именно там они с Ньютоном подружились, несмотря на разницу в возрасте. Галифакс являлся одним из тех, кто поддержал претензии принца Оранского на английский трон; кроме того, он никогда не сочувствовал папистам. Лорд был красивым мужчиной, а его особняк в Апскорте показался мне роскошным. Я сразу же проникся симпатией к лорду Галифаксу, поскольку он повел себя весьма учтиво и сказал, что одно из его имен Эллис, а значит, мы, возможно, приходимся друг другу родственниками. Он совершенно меня очаровал.
Лорд Галифакс очень внимательно выслушал рассказ Ньютона, а когда тот закончил, сам разлил по бокалам белое вино.
– Чудовищно, что подобные вещи замышляются в Англии и в наше время, – заметил он.
– Действительно чудовищно, – откликнулся Ньютон.
– Они забыли, что Францию проклинали во всей Европе за безжалостное уничтожение несчастных гугенотов. Если история, как утверждает Дионисий, есть философия, состоящая из примеров, то данный пример слишком легко забыт, а урок не извлечен.
– Вы весьма удачно сформулировали свою мысль, ваша светлость, – сказал Ньютон.– Я позволил себе составить список людей, которые, по нашему мнению, являются участниками заговора.
Лорд Галифакс взглянул на список и, едва успев прочитать два первых имени, стал очень серьезным.
– Я вижу, что нам следует действовать чрезвычайно осторожно, – сказал он.– Лорд Эшли и лорд Лукас люди могущественные и, несомненно, будут все отрицать. Их слово будет иметь вес даже против вашего, доктор. Кажется, вы сказали, что у нас еще есть немного времени?
– До тех пор, пока не будет подписан мир и король не вернется домой, – ответил Ньютон.– Вряд ли они начнут действовать раньше.
– Тогда мы должны терпеливо ждать и готовиться, – сказал лорд Галифакс.– Я поговорю с милордами Сомерсом, Уортоном и Расселлом. Мне бы хотелось, чтобы правительство выступило единым фронтом, поскольку ситуация складывается весьма деликатная. На данном этапе вы можете предоставить решение всех проблем мне, джентльмены. А пока, доктор Ньютон, вам следует соблюдать максимальную осторожность, ведь все наши планы борьбы с заговорщиками пойдут насмарку, если будет причинен какой-либо вред дядюшке прелестной мисс Бартон.
Слова лорда Галифакса меня удивили: я и не знал, что он знаком с этой леди.
– Я всегда рядом с доктором Ньютоном, – сказал я.– И я вооружен шпагой и пистолетами. Как и мистер Холл.
– Вот видите, – сказал Ньютон.– Меня хорошо защищают.
– Это замечательно, – кивнул лорд Галифакс.– Тем не менее, доктор, я бы хотел, чтобы вы держались подальше от Монетного двора, пока все это не будет закончено. Если Тауэр полон опасных людей, то вам нельзя рисковать. В Лондоне всегда плохо относились к католикам, и ваше убийство, доктор, вызовет гнев у населения. Достаточно будет кому-нибудь выйти вперед и поклясться, что мистер Амброуз и мистер Ретье занимались подготовкой покушения на короля, и это станет искрой, из которой возникнет нечто пострашнее Великого лондонского пожара. Вот почему, доктор Ньютон, держитесь подальше от Монетного двора и предоставьте остальное мне. Я навещу вас на Джермин-стрит, когда мне потребуется переговорить с вами.
– Если вы считаете, что это необходимо, – сказал Ньютон с изящным поклоном, – то мы именно так и поступим.
О заключении Рисвикского мира «Лондон газет» сообщила шестнадцатого сентября, а подписан он был двенадцатого. В течение месяца, предшествующего подписанию договора, и месяца после подписания напряженность на Монетном дворе уменьшилась, поскольку финансовый кризис, связанный с недостатком денег для выплат армии, потерял свою остроту.
Теперь мне приходилось гораздо чаще бывать на Джермин-стрит по делам Монетного двора, и я получил возможность вновь регулярно видеть мисс Бартон. Несмотря на слова Ньютона, мне не удавалось заметить в ее поведении никаких признаков влюбленности. Она обращалась со мной вежливо, но холодно. Впрочем, Ньютон не ощущал изменений в наших отношениях – его вообще мало занимали подобные вещи. Кроме того, мисс Бартон часто отсутствовала. Я не знал, куда она уходила, так как ни она, ни миссис Роджерс, ни сам Ньютон не считали нужным что-либо мне объяснять. Но несколько раз Ньютон и мисс Бартон были гостями лорда Галифакса, в то время как я оставался на Джерминстрит в обществе миссис Роджерс. Несмотря на равнодушие ко мне мисс Бартон, она по-прежнему занимала все мои мысли, хотя это ни в коей мере не оправдывает того, что я совсем забыл об опасности, угрожающей жизни Ньютона, из-за чего его едва не убили.
В один из теплых не по сезону дней мы с моим наставником решили немного пройтись по улице, вместо того чтобы сесть в карету, где было бы куда безопаснее; так или иначе, но мы перестали соблюдать прежнюю осторожность. Мы вышли из Уайтхолла после допроса мистера Бредли, клерка из офиса лорда Фицхардинга, и мистера Мэрриота, который признался в мошенничестве с казначейскими векселями, и как раз направлялись в «Ногу», таверну на Кинг-стрит, чтобы обсудить полученные показания, когда двое головорезов, вооруженных шпагами, вышли из «Свиной головы» и решительно направились в нашу сторону.
В течение четверти часа мы с моим наставником сидели в карете и ждали появления отвратительного Титуса Отса. Я уже начал тревожиться, что он не придет.
– Возможно, он что-то заподозрил, – предположил я.
– С чего бы это? – спросил Ньютон, который с повязкой на глазу выглядел устрашающе.– Заговорщики уверены, что их шифр невозможно разгадать. Он придет. Я уверен.
Не успел он произнести эти слова, как мистер Холл, игравший роль нашего форейтора, увидел высокую фигуру на вершине холма и предупредил, что появился человек, которого мы ждем, так что мы получили несколько минут, чтобы приготовиться к разговору с этим псом.
– Помните, – сказал Ньютон, – вы член парламента и будущий граф Шафтсбери. Вам не нужно объяснять свои действия. В основном ваш разговор будет сводиться к уточнению того, что он скажет. Я постараюсь вам помогать, но мне нельзя много говорить, поскольку это вызовет подозрения. Нам следует действовать очень осторожно.
Когда Отс подошел к карете, Холл соскочил на землю и распахнул дверцу кареты, и Отс, еще не успевший восстановить дыхание после долгой ходьбы, поклонился.
– Я имею честь обращаться к лорду Эшли? – напыщенно спросил он звучным голосом, напомнившим мне моего школьного хормейстера.
– Это его светлость, – сказал Ньютон.– Если вы доктор Отс, то садитесь в карету, сэр.
При этих словах Отс отпрянул назад и с сомнением посмотрел на Ньютона, словно собираясь уйти.
– Что-то не так, доктор Отс? – спросил Ньютон.
– Только то, что я больше не пользуюсь своим прежним именем, сэр, – сказал Отс.– По предложению его светлости.
– Если желаете, мы будем называть вас доктор Дэвис, – предложил Ньютон.– Но вам не следует тревожиться. Его светлость полностью доверяет мне в данном вопросе. Впрочем, как и во всех остальных.
Отс кивнул, забрался в карету и с видимым облегчением опустился на сиденье. Холл закрыл за ним дверь, и я сразу же обратил внимание на неприятный запах, исходивший от Отса. Дождавшись, пока Холл займет свое место, я постучал по крыше кареты тростью, показывая, что мы можем возвращаться в Лондон. Кучер щелкнул хлыстом, и мы поехали на юг по Хит-стрит, в сторону Сити.
– Для меня это огромная честь, милорд, – елейно повторил Отс.– Я никогда не встречал вашего деда, но он, вне всякого сомнения, был великим человеком.
Я нарочито зевнул, прикрыв рот платочком, как это делал лорд Галифакс, когда мы посещали казначейство.
– И я счастлив вам служить, как когда-то служил вашему деду, – продолжал Отс.– Нет, не просто счастлив. Чрезвычайно рад и почту за честь.
– Faсon, faсo36 , – сказал я, демонстрируя легкое нетерпение.– Давайте перейдем к делу. И умоляю, не говорите, что вы мне служите, доктор Отс, поскольку речь идет с слишком серьезных вещах, чтобы относить их только на мой счет. Откровенно говоря, меня тревожит сложность нашего замысла. Настолько, что мне пришлось прибыть в Хэмпстед. Но сейчас я хочу услышать от вас, что все готово. И вовсе не угрызения совести заставили меня написать вам письмо, сэр, но желание получить уверенность в успехе нашего предприятия. Клянусь, я хочу, чтобы все католики отправились в ад, однако я испытываю ужасную досаду, поскольку беспокоюсь из-за некоторых деталей. Впрочем, для вас все это не новость, доктор Отс. Вы наш Ахиллес, а поскольку я так chagrin37 в последние несколько дней, то и хочу воспользоваться вашим советом. Вот почему я вызвал вас для личной встречи, сэр.
– Вы можете быть спокойны, милорд, – сказал Отс.– Все идет, как мы и планировали. Памфлет мистера Дефо, который должен вызвать гнев всех добрых протестантов, уже напечатан, его можно начать распространять в любой момент.
– Я бы хотел прочитать этот памфлет, – сказал я и, повернувшись к Ньютону, спросил: – Почему я до сих пор его не видел, Джон?
– Вы его не видели, милорд? – удивился Отс.– Мне сообщили, что лорд Лукас вам его показывал.
Я покачал головой.
– Возможно, он мне что-то показывал, – признал я, – но боюсь, я его потерял.
– У меня дома есть еще несколько экземпляров, – сказал Отс.– Так что, если пожелаете, я могу его вам дать.
– Да, конечно, – сказал я.– Карета отвезет нас к вашему дому, доктор Отс, и вы принесете мне этот ваш памфлет.
Ньютон высунулся в окошко и объяснил кучеру, что после того, как мы въедем в Лондон, следует свернуть на Экс-Ярд.
– Но сейчас меня гораздо больше беспокоит горячность наших сторонников, доктор Отс, – сказал я.– Лорд Лукас бахвалится, что все гвардейцы Управления артиллерийского снабжения ему верны. Но многие из них французишки. А как насчет добрых англичан? Когда я в последний раз его видел, то сказал ему a d'autre, a d'autre38 . Говорите это кому угодно, милорд, только не мне. Я вижу лишь гримасы и слышу громкие слова, однако его объяснения меня не убеждают. Но мне говорили, что вы, доктор Отс, человек проницательный. Мой дед считал вас именно таковым. Вот почему я решил увидеться с вами a la derobee, иными словами, без лишних свидетелей. Я хочу сказать, что лорд Лукас ничего не знает о нашей встрече. Впрочем, это тайна и для всех остальных, и я бы хотел, чтобы так все и осталось.
– Ваша светлость оказывает мне огромную честь, – заявил Отс, склоняя голову и пытаясь скрыть довольную улыбку, появившуюся на его огромном подбородке, занимавшем половину лица.
– Проницательность и прямота, доктор Отс. Вы человек, который называет вещи своими именами.
– Ваша светлость так добры ко мне, – самодовольно ухмыльнулся Отс.
– Я бы хотел знать, каково наше истинное положение, а не то, что считает нужным рассказывать мне лорд Лукас. И каковы наши шансы на успех.
– Нас не так уж много, – сказал Отс.– Но мы справимся.
– Ну вот, доктор, теперь вы тоже говорите, как Лукас. Не нужно проявлять излишнюю скромность, в противном случае я буду считать, что ваш план – это чистые фантазии. Мудрый человек не станет строить дом на песке – он выберет скалу. Я должен знать, на кого могу положиться, но как можно верить людям, не имеющим имен?
Отс прищурился и выглянул в окно кареты. Мы уже покинули Хэмпстед и теперь проезжали мимо многочисленных сыроварен, снабжавших Лондон молоком и сыром. Мне вдруг показалось, что Отс что-то заподозрил, и я положил руку на пистолет, спрятанный в меховой муфте, лежавшей, точно спящий спаниель, у меня на коленях. Однако Отс задумчиво кивнул.
– Милорд, – просительным тоном сказал он, – вам будет безопаснее ничего не знать. Тем не менее я не совсем понимаю, почему лорд Лукас все от вас скрывает. Это очень странно.
– Лукаса нельзя назвать серьезным человеком, – заявил я.– Признаюсь, я не испытываю к нему симпатии.
– Да, он слишком нетерпелив и склонен к злоупотреблению спиртными напитками, это так, – согласился Титус Отс.– Что ж, тогда я расскажу вам все, что мне известно. В Тауэре мы можем рассчитывать на самого Лукаса, капитана Лакоста, капитана Мартена, сержанта Роэна и нескольких людей из гарнизона: Кузена, Дюреля, Ласко, Дево и Гаролда. Ну а на Монетном дворе это мистер Фокье, заместитель директора; мистер Коллинз, один из мастеров по пробам золота, который ведет свой род от Колиньи, великого адмирала-гугенота, убитого французскими католиками во время Варфоломеевской ночи; Валлери, плавильщик, мистер Сильвестр, кузнец, и мистер Питер Бейль, поставщик продовольствия. Итого в Тауэре тринадцать человек. Вне Тауэра нас поддерживает почти сотня англичан в казармах Уайтхолла и в Сомерсет-Хаусе. Среди них есть несколько гугенотов: полковник Кеналь, майор Лорен, майор Сарразен, капитан Хесс, капитан Попарт, лейтенант Делафонс и сержант Барре. Среди гражданских лиц еще около ста человек, включая меня самого: сэр Джон Хублон из Английского банка, сэр Джон Пейтон, месье Пуазе, пастор Савоя; месье Примроуз, Ла Мот, Шарден и Моро, которые составляют grande comite francais39 . В Сохо нас поддерживают месье Гизар, чей отец был сожжен как еретик, и месье Пейфери, а также несколько дюжин шляпных мастеров, галантерейщиков, ткачей, торговцев, аптекарей и изготовителей париков в Сити – их по меньшей мере шесть или семь дюжин. Наконец, есть еще мистер Дефо, автор памфлетов, мистер Вудворд, издатель, и мистер Даунинг, печатник; не говоря уже о нескольких поджигателях, которые помогут мне устроить пожар в Уайтхолле, в том числе мистер Тонг, специалист по поджогам. И все они добрые протестанты, милорд, – продолжал Отс.– Вот почему можно не сомневаться, что шансы на успех у нас очень велики.
– Ну, в поджоге, несомненно, обвинят папистов, – заметил Ньютон.
– Да, – кивнул Отс, – ведь они именно так и поступили бы, если бы у них появилась возможность.
– Кто же в этом усомнится после заговора Эйлсбери? – заметил Ньютон.– Или мятежа сэра Джона Фенвика?
– И все же, – вмешался я, – за последний год арестовали так много якобитов, что остальные постарались спрятаться понадежнее, и нам будет трудно найти папистов. К тому же, если я не ошибаюсь, в феврале всех папистов выслали за десять миль от Лондона?
– Да, милорд, – сказал Отс.– Но уже через месяц они получили серьезные послабления, и те, кто был вынужден покинуть Лондон, очень скоро вернулись, как крысы после Великого пожара.
– Тогда прошу вас, доктор Отс, скажите, насколько точны списки тех, кого следует убить? Мы не хотим, чтобы хоть кто-то из папистов унес ноги.
– Уверяю вас, милорд, никто не спасется, – с фанатичной ухмылкой сообщил Отс, и я вдруг понял, что он получает удовольствие, предвкушая, сколько крови прольется.– Мы начнем с дома испанского посла на Уайлд-стрит, в Ковент-Гардене, ведь именно он придает католический дух целому району Лондона. Я очень рассчитываю, что там мы найдем бумаги, составленные для католической миссии во Фландрии, где будет указано общее число католиков в Англии и Уэльсе, а также их имена. Не думаю, что мы убьем меньше католиков, чем удалось прикончить гугенотов в Париже во время Варфоломеевской ночи, милорд.
– Что ж, это только справедливо, – пробормотал Ньютон.– Но когда же все это свершится?
– Глупец, – вмешался я, делая вид, что мне это известно. Я побоялся, что у Отса возникнут сомнения, если мы покажем ему полное незнание ситуации.– Ведь я уже не раз ему говорил, но этот упрямец не умеет слушать. Скажите ему, доктор.
– Естественно, после возвращения короля из Фландрии, – ответил Отс.– Какой же католический заговор, связанный с покушением на короля, может обойтись без короля? Все откроется после убийства Исаака Ньютона, в котором обвинят католиков, и тогда все узнают об их подлом заговоре.
– А как он будет убит? – поинтересовался я.– Я слышал, что он человек умный, этот Исаак Ньютон. Он может вас перехитрить.
– Подробности мне неизвестны. Но за ним следят, и мы знаем, где он бывает. Он будет убит на улице, а вину за это преступление возложат на известного католика, работающего в Тауэре.
– Значит, это произойдет после заключения мира, – спокойно сказал Ньютон, словно речь шла об убийстве совершенно постороннего человека.
– Ну а чего еще нам ждать? – осведомился я.– Как ты мне надоел, Джон, ты настоящий осел. Позор тебе. Конечно, все это произойдет после заключения мира, ведь как иначе король может вернуться? – Я посмотрел на Титуса Отса и устало покачал головой.– Иногда я и сам не понимаю, почему продолжаю держать его у себя на службе, доктор: одним своим присутствием он наносит оскорбление здравому смыслу.
Так и продолжался наш разговор. Постепенно, проявив немалую ловкость, мы выведали планы заговорщиков, и к тому моменту, когда карета подъехала к Экс-Ярду, который находится между Кинг-стрит и Ареной для петушиных боев в парке Сент-Джеймс, мы уже частично знали содержимое памфлета. Тем не менее я заявил, что хочу его прочитать.
– Сейчас принесу, – обещал Отс, открывая дверцу кареты и выбираясь на улицу.
– Какой отвратительный тип, – заметил Ньютон, когда Отс скрылся в доме.
– Совершенно отвратительный, – согласился я.– Un eto– urdie bete, вне всякого сомнения.
– Да, жестокий зверь, вы совершенно правы.– Ньютон улыбнулся.– А вы, сэр, прошли мимо своего признания. Из вас получился бы прекрасный актер, мой юный друг. Как хорош ваш английский с французским акцентом, как он аристократичен! Bien tourne40 , если можно так выразиться. Я поистине потрясен.
– Благодарю вас, сэр. А теперь мы узнаем, что написал мистер Дефо.
– Еще один негодяй, – выразил свое мнение Ньютон.– Ненавижу тех, кто под прикрытием анонимности пишет то, что не осмеливается произнести вслух. Это самая настоящая трусость.
Когда Отс вернулся к карете с памфлетом в руке, я дал ему гинею, и этот жалкий, презренный тип рассыпался в благодарностях, не преминув покрутить монету в своих почерневших пальцах. Я порадовался, что дал ему настоящую монету, а не одну из фальшивых.
– Вам не следует рассказывать лорду Лукасу о нашей встрече, – предупредил я.– Иначе он может подумать, что я намерен действовать у него за спиной. А он человек ужасно надоедливый, и мне совсем не хочется пускаться в долгие объяснения. Клянусь, он производит впечатление человека, которого все постоянно обижают.
– Я редко встречался с его светлостью, – сказал Отс.– Но если верить сержанту Роэну, он именно таков, как вы его описали. Ваше превосходительство может не сомневаться: я никому не скажу о нашем разговоре. И я очень рассчитываю на продолжение знакомства с вашей светлостью уже после того, как Англия станет гораздо более приятным местом для жизни.
– Вы имеете в виду, без папистов.
Отс поклонился в знак подтверждения.
– Аминь, – сказал он.
Ньютон захлопнул дверцу кареты, и мы поехали прочь, испытывая ужас от услышанного и напуганные сведениями, которые попали к нам в руки.
Ньютон часто возвращался к истории про нечестивый пир Валтасара и про тайное послание, расшифрованное Даниилом. Книга пророка Даниила, в которой имеются разные числовые пророчества, вообще была одной из самых его любимых в Библии. Ньютон удивлялся, почему мудрецы Валтасара не смогли прочитать слова «Мене, мене, текел, упарсин» – «сосчитан, взвешен и разделен». Возможно, они опасались сообщить царю плохую новость, в то время как Даниил боялся только Бога. Ньютон однажды сказал мне, что на арамейском языке этими словами обозначаются также монеты: золотая мина, серебряный текел (арамейский эквивалент шекеля) и медный перес, который стоил половину мины. Так что первая записанная острота была каламбуром, связанным с этими тремя монетами, и можно себе представить, как Даниил говорит Валтасару, что его царство не стоит и трех пенсов. А почему оно не стоит трех пенсов? Потому что Валтасар был настолько глуп, что пил вино во славу богов золота, серебра и бронзы, используя золотые и серебряные кубки, которые его отец Навуходоносор вынес из храма Иерусалимского, святилища Бога.
Этот анекдот хорошо характеризует Ньютона: он показывает его интерес к нумизматике, стимулированный работой на Монетном дворе. Но еще более существенным мне кажется значение самих слов «сосчитан, взвешен и разделен», в которых содержится краткое изложение философии Ньютона и его вклад в мировую науку. Если подумать, то всю жизнь Ньютона можно сравнить с этой отделенной от тела рукой, чьи писания так изумили всех пророков и мудрецов царя Валтасара, поскольку Ньютон так мало интересовался своим телом, что оно и вовсе могло бы не существовать.
Как и пророк Даниил, Ньютон был невысокого мнения о пророках и мудрецах. Особенно уничижительно он отозвался о памфлете мистера Дефо, который делал далеко идущие выводы из предсказания французского астролога Мишеля де Нострадамуса (чья слава широко распространилась по всей Европе, хотя он был мертв уже более ста лет) о том, что будет заговор против короля Вильгельма.
– Ни одному человеку не дано предсказывать будущее, – сказал Ньютон по возвращении на Монетный двор, после того как он вслух прочитал памфлет в карете.– Только Бог может открывать тайны мироздания через людей, ставших его избранными инструментами. Только он, создатель мира, знает, что будет. Человеку же дано понимать Божий мир лишь при помощи научных изысканий и наблюдений, а не дурацких гороскопов и никчемной магии. Однако простые люди чересчур легковерны из-за своего невежества и охотно слушают всякую чепуху. Вот почему одна из задач науки состоит в том, чтобы изгнать миры, где обитают демоны, и принести свет туда, где правят суеверия. А до тех пор человек будет жертвой собственной глупости, жертвой типов, подобных Нострадамусу, чьи пророчества кажутся точными только из-за туманного стиля и двусмысленного содержания. Так что я не вижу ничего странного в появлении лжесвидетелей и преступников вроде Титуса Отса и мистера Дефо, пользующихся откровениями французских шарлатанов. Гороскопы – весьма подходящий инструмент для лжецов и самозванцев. Но наш мистер Дефо – человек умный, – признал Ньютон.– И весьма искусный манипулятор. Он обвиняет ювелиров-католиков в нехватке денег, утверждая, будто они прячут огромные суммы. То же самое происходило в Париже в тысяча пятьсот семьдесят втором году: монеты обесценились, и гугенотов обвинили в том, что они прячут деньги, поскольку всем была известна их деловая репутация. Мистер Дефо также заявляет, что герцог Барвик пришел из Франции вместе с армией ирландских якобитов, и это непременно вызовет панику. Ирландская угроза всегда пробуждала у англичан негативные чувства. И если Уайтхолл сгорит, когда его памфлет будет иметь хождение, то неизвестно, какие преступления будут совершены во имя торжества протестантизма. В особенности если толпу вооружить. Мы должны помешать распространению памфлета и предупредить лорда Галифакса.
Ранним утром следующего дня Ньютон, мистер Холл и я в сопровождении нескольких полицейских отправились на площадь Варфоломея, что возле рынка Смитфилд. С ордером на обыск мы вошли в здание, где жили мистер Вудворд и мистер Даунинг – печатник и издатель, принимавшие участие в заговоре, – и, опираясь на постановление парламента, изъяли печатный станок на том основании, что на нем будто бы чеканились фальшивые монеты. Вудворд и Даунинг отчаянно протестовали, они утверждали, что станок используется только для печати памфлетов, и это дало Ньютону повод для конфискации всей печатной продукции, якобы в качестве доказательства того факта, что печатный станок не использовался для чеканки монет. Возможно, мы действовали не вполне честно, однако тянуть дольше было нельзя, так как несколько дюжин экземпляров памфлета уже ходили по Лондону.
На следующий день мы отправились с визитом к лорду Галифаксу.
Так состоялся мой первый разговор с его светлостью, хотя я уже видел его в казначействе и Уайтхолле. Ньютон попросил меня сопровождать его из-за важности того, что он намеревался сообщить его светлости. Он опасался, что ему одному лорд Галифакс может не поверить, настолько необычной выглядела история, которую мы собирались рассказать.
Чарльзу Монтегю, графу Галифаксу, было около тридцати пяти лет. Некоторое время он учился в Тринити-колледже в Кембридже, и именно там они с Ньютоном подружились, несмотря на разницу в возрасте. Галифакс являлся одним из тех, кто поддержал претензии принца Оранского на английский трон; кроме того, он никогда не сочувствовал папистам. Лорд был красивым мужчиной, а его особняк в Апскорте показался мне роскошным. Я сразу же проникся симпатией к лорду Галифаксу, поскольку он повел себя весьма учтиво и сказал, что одно из его имен Эллис, а значит, мы, возможно, приходимся друг другу родственниками. Он совершенно меня очаровал.
Лорд Галифакс очень внимательно выслушал рассказ Ньютона, а когда тот закончил, сам разлил по бокалам белое вино.
– Чудовищно, что подобные вещи замышляются в Англии и в наше время, – заметил он.
– Действительно чудовищно, – откликнулся Ньютон.
– Они забыли, что Францию проклинали во всей Европе за безжалостное уничтожение несчастных гугенотов. Если история, как утверждает Дионисий, есть философия, состоящая из примеров, то данный пример слишком легко забыт, а урок не извлечен.
– Вы весьма удачно сформулировали свою мысль, ваша светлость, – сказал Ньютон.– Я позволил себе составить список людей, которые, по нашему мнению, являются участниками заговора.
Лорд Галифакс взглянул на список и, едва успев прочитать два первых имени, стал очень серьезным.
– Я вижу, что нам следует действовать чрезвычайно осторожно, – сказал он.– Лорд Эшли и лорд Лукас люди могущественные и, несомненно, будут все отрицать. Их слово будет иметь вес даже против вашего, доктор. Кажется, вы сказали, что у нас еще есть немного времени?
– До тех пор, пока не будет подписан мир и король не вернется домой, – ответил Ньютон.– Вряд ли они начнут действовать раньше.
– Тогда мы должны терпеливо ждать и готовиться, – сказал лорд Галифакс.– Я поговорю с милордами Сомерсом, Уортоном и Расселлом. Мне бы хотелось, чтобы правительство выступило единым фронтом, поскольку ситуация складывается весьма деликатная. На данном этапе вы можете предоставить решение всех проблем мне, джентльмены. А пока, доктор Ньютон, вам следует соблюдать максимальную осторожность, ведь все наши планы борьбы с заговорщиками пойдут насмарку, если будет причинен какой-либо вред дядюшке прелестной мисс Бартон.
Слова лорда Галифакса меня удивили: я и не знал, что он знаком с этой леди.
– Я всегда рядом с доктором Ньютоном, – сказал я.– И я вооружен шпагой и пистолетами. Как и мистер Холл.
– Вот видите, – сказал Ньютон.– Меня хорошо защищают.
– Это замечательно, – кивнул лорд Галифакс.– Тем не менее, доктор, я бы хотел, чтобы вы держались подальше от Монетного двора, пока все это не будет закончено. Если Тауэр полон опасных людей, то вам нельзя рисковать. В Лондоне всегда плохо относились к католикам, и ваше убийство, доктор, вызовет гнев у населения. Достаточно будет кому-нибудь выйти вперед и поклясться, что мистер Амброуз и мистер Ретье занимались подготовкой покушения на короля, и это станет искрой, из которой возникнет нечто пострашнее Великого лондонского пожара. Вот почему, доктор Ньютон, держитесь подальше от Монетного двора и предоставьте остальное мне. Я навещу вас на Джермин-стрит, когда мне потребуется переговорить с вами.
– Если вы считаете, что это необходимо, – сказал Ньютон с изящным поклоном, – то мы именно так и поступим.
О заключении Рисвикского мира «Лондон газет» сообщила шестнадцатого сентября, а подписан он был двенадцатого. В течение месяца, предшествующего подписанию договора, и месяца после подписания напряженность на Монетном дворе уменьшилась, поскольку финансовый кризис, связанный с недостатком денег для выплат армии, потерял свою остроту.
Теперь мне приходилось гораздо чаще бывать на Джермин-стрит по делам Монетного двора, и я получил возможность вновь регулярно видеть мисс Бартон. Несмотря на слова Ньютона, мне не удавалось заметить в ее поведении никаких признаков влюбленности. Она обращалась со мной вежливо, но холодно. Впрочем, Ньютон не ощущал изменений в наших отношениях – его вообще мало занимали подобные вещи. Кроме того, мисс Бартон часто отсутствовала. Я не знал, куда она уходила, так как ни она, ни миссис Роджерс, ни сам Ньютон не считали нужным что-либо мне объяснять. Но несколько раз Ньютон и мисс Бартон были гостями лорда Галифакса, в то время как я оставался на Джерминстрит в обществе миссис Роджерс. Несмотря на равнодушие ко мне мисс Бартон, она по-прежнему занимала все мои мысли, хотя это ни в коей мере не оправдывает того, что я совсем забыл об опасности, угрожающей жизни Ньютона, из-за чего его едва не убили.
В один из теплых не по сезону дней мы с моим наставником решили немного пройтись по улице, вместо того чтобы сесть в карету, где было бы куда безопаснее; так или иначе, но мы перестали соблюдать прежнюю осторожность. Мы вышли из Уайтхолла после допроса мистера Бредли, клерка из офиса лорда Фицхардинга, и мистера Мэрриота, который признался в мошенничестве с казначейскими векселями, и как раз направлялись в «Ногу», таверну на Кинг-стрит, чтобы обсудить полученные показания, когда двое головорезов, вооруженных шпагами, вышли из «Свиной головы» и решительно направились в нашу сторону.