Под звук аплодисментов красно-золотой занавес снова раздвинулся, и на сцену вышла блондинка в тунике из золотой парчи, перетянутой на поясе ремнём, на котором висели меч, выглядевший настоящим, и серебряный кинжал. Родри узнал рукоятку, как только на неё упал свет лампы, у него перехватило дыхание, в голове появилась странная тяжесть. Он заставил себя взглянуть ей в лицо. Каким-то образом он знал, что это она, что на сцене стоит Джилл и отсутствующе улыбается, а её пронзительные голубые глаза в отчаянии осматривают толпу. Она все улыбалась речам мага, когда тот играл с шарфами то одним способом, то другим. И вот она поворачивается и смотрит прямо на Родри….
   На мгновение улыбка застыла у неё на губах, когда она с трудом сдержала возглас, потом девушка отвернулась, продолжая улыбаться.
   Родри стало трясти. Он не в силах был остановить дрожь. Он не мог сказать, кто эта женщина и почему он её любит. И неважно, помнит он или нет, кто она такая. Его покрыло холодным потом, неприятные струйки одна за другой сбегали у него по спине. Дикие собрались вокруг, дружески хлопали его, гладили, их сморщенные маленькие личики выражали беспокойство. Родри осторожно соскользнул с угла стола и, шатаясь, отправился к окружающей сад стене. Там опустился на землю, надеясь, что здесь никто не увидит, как он дрожит. Он только-только начал брать себя в руки, когда вспышка света со сцены заставила его поднять голову. Криселло танцевал и кружил по сцене, воздев руки над головой, над ним взрывались шары цветного света, красные, золотые, пурпурные, небесно-голубые, летали молнии, световые полосы, и все сопровождалось серебряными искрами и слепящими белыми вспышками. Толпа смотрела, открыв рты. Зрители вскрикивали, как дети, в то время как Дикие проносились через сцену как раз вовремя, в соответствии с музыкой волшебника. А он исполнял заунывные песни на высокой частоте – военные песни эльфов.
   Хотя Родри снова начало трясти, он был очарован, он чувствовал, что превратился в камень, а его глаза навечно прикованы к этой крошечной сцене, где эльфийский двеомер наполняет мир искусственными звёздами и массивными радугами, простынями туманов белого цвета, где выстреливают миниатюрные молнии и грохочет гром. Родри услышал, как у него в голове кричит голос: «Это реально, все это – настоящий двеомер! Неужели эти дураки не знают, что они видят?» Очевидно, нет, потому что толпа смеялась и хлопала в ладоши, выкрикивала слова одобрения, и хохотала, пока волшебник плясал и творил чудеса.
   Теперь сцена превратилась в ад из иллюзорных языков пламени. Все они были или красными, или золотыми. В середине всего это стояла Джилл, не двигаясь, скрестив руки на груди. Улыбка сошла с её лица-, губы были сжаты в ярости, которую она сдерживала с трудом, когда смотрела через сад. На мгновение Родри увидел гигантского волка, появившегося рядом с ней, затем зверь исчез в бирюзовом дыму. Родри больше не мог на это смотреть. Он опустил голову на колени и просто дрожал, пока представление не закончилось под гром смеха и аплодисментов.
   Когда зрители прекратили хлопать в ладоши, Родри услышал раздражённые голоса, требующие вина. Нужно было вставать и обслуживать господ, но все, что он мог сделать, – это крепче обхватить руками колени и дрожать, дрожать… Родри в ужасе вспоминал другую ночь, когда точно так же сидел, в такой же позе, и дрожал. Родри знал, что тогда чуть не умер за Джилл, каким-то образом защищая её от оскорбления, после чего его чуть не повесили. Но он не мог вспомнить детали. Затем рядом с собой он услышал женский голос, в котором звучало беспокойство.
   – Алейна, иди сюда! – это, нависая над ним, говорила Маллина. – Твой лакей заболел. Мальчик, скажи мне, где болит. Живот?
   Мысль о том, что у него болит живот, показалась такой нелепой, что все очарование развеялось. Родри чувствовал, как у него по щекам и шее стекает холодный пот. Он с трудом поднял голову и посмотреть на неё.
   – Я не заболел, госпожа Маллина, – в горле у него пересохло, и он хрипло выдохнул слова. – Разве вы не видите. Это же настоящая магия. Это все настоящее.
   – О, персты Баки! – какой-то мужчина рассмеялся. – Да бедный парень напуган до смерти! Он подумал, что один из варваров показывал на сцене подлинную магию. Не беспокойся, парень. Мы не позволим ему сжечь тебя на колдовском огне.
   Когда все засмеялись, Родри попытался подняться, но Маллина толкнула его назад удивительно сильной рукой.
   – Не надо смеяться над парнем, Тралино! Он никогда не преодолеет страх, если вы все будете над ним смеяться. Вон там Принна. Принна, ты меня слышишь? Иди сюда и разливай вино, девочка. Гости ждут. А теперь, Родри, послушай меня. Ничего такого, как настоящая магия, не существует, поэтому ты в полной безопасности.
   – Да, глупенький, – это уже говорила Алейна, которая улыбалась, глядя на него сверху вниз и держа в руке кубок с вином. – Отдохни немного. В любом случае мы вскоре пойдём домой. Тут нет никакой опасности.
   – Дорогие гости, пожалуйста, выпейте вина и отведайте десерт, – голос Маллины звучал, как приказ. После того, как гости разошлись, она повернулась к Алейне и прошептала: – Бедный парень! Интересно, чем это вызвано? С ним никогда не случалось ничего подобного?
   – Ничего. Я…
   Лёгкий ветер принёс запах благовоний и духов, послышался шорох длинных шёлковых одежд, и волшебник Криселло оказался в их кругу. Его бледное лицо светилось от пота.
   – Мои дорогие дамы! – он улыбался и кланялся. – Вы выглядите тревожно. Словно вас что-то сильно беспокоит. Что случилось? А, я вижу человека из Дэверри, и бедняга выглядит испуганным. Он просто в ужасе! Он узнал настоящую магию, когда её увидел.
   – О, богини! – рявкнула Маллина. – Не надо снова начинать, пожалуйста! Пожалуйста, скажите ему, что вы просто показывали фокусы!
   – Госпожа, я сделаю ещё лучше.
   Когда волшебник склонился рядом с Родри, тот посмотрел ему в глаза и спросил по-дэверрийски:
   – Это ты забрал у меня Джилл?
   – Ага – произнёс маг на том же языке. – Значит, кое-что ты все-таки помнишь. Нет, это был не я. Клянусь тебе богами своих людей, что я – только друг Джилл и ничего больше. А теперь ты на какое-то время забудешь о Джилл. Забудешь до того, как завтра увидишь солнце. Затем ты вспомнишь все. Все.
   С туманной улыбкой на устах Криселло положил одну руку с длинными пальцами на лоб Родри. Родри почувствовал тепло, ощутимое сильное тепло, которое, казалось, проникало ему в сознание сквозь лоб, затем распространялось, текло вниз по шее, позвоночнику и по плечам. Дрожь прекратилась, и он улыбнулся, размышляя, что же могло его так сильно расстроить. Удовлетворённый, Криселло снял руку.
   – Хозяйка, простите меня, – пробормотал Родри. – Не знаю, что на меня нашло.
   – Ужас, мальчик, и предрассудки, – Маллина улыбнулась ему так, как мать улыбается сыну. – Если ты во что-то долго и искренне веришь, это становится для тебя реальностью. Несомненно, твоя мать набила твою бедную голову рассказами о ведьмах и колдунах. В твоей дикой стране они, вероятно, казались вполне реальными. Алейна, мне в самом деле нужно идти проверять, что десерт правильно подан.
   И она быстро ушла – несомненно, чтобы не позволять себе думать о том, как это вышло, что фальшивый колдун смог так быстро и магически успокоить раба. Однако Алейна осталась, крепко сжимая кубок с вином обеими руками. Криселло поклонился ей, шёлк зашелестел.
   – Госпожа, как мне сообщили, вы очень хотите, чтобы вам предсказали судьбу. Мне прийти к вам завтра утром?
   – Да, – Алейна говорила обычным голосом, в нем даже звучали весёлые нотки, словно ей было забавно, хотя это совсем не вязалось с благоговейным трепетом в глазах – За два часа до полудня будет прекрасно, если это вам удобно.
   – Госпожа, выполнить простой женский каприз такой женщины, как вы, – для меня наивысшее удобство, – Криселло снова поклонился, затем повернулся, чтобы скрыться в толпе.
   Мгновение Алейна смотрела ему вслед, затем повернулась к Родри:
   – Ты теперь можешь идти?
   – Думаю, да, хозяйка. Мне на самом деле очень жаль…
   – Не нужно извиняться. – В голосе больше не было ничего от тона утончённой светской дамы. – Я сама испугалась. Я верю тебе, Родри. Я тоже думаю, что это настоящая магия. Мне просто нужно было притворяться перед Маллиной.
   От удивления Родри поднялся на ноги. Тогда он понял, что лечение колдуна прекрасно сработало – он не чувствовал никакой усталости, не было и следов ужаса. И тогда он ещё более уверился в том, что магия этого человека – истинная.
   – Ты определённо оказался в моей жизни неким странным кораблём, появляющимся из тумана, – продолжала Алейна. – Кораблём, который ведёт за собой разнообразные ещё более странные вещи. – Она огляделась вокруг, удостоверилась, что остальные гости перебрались в другую часть сада, словно ведомые неким подводным течением, как это часто случается во время многолюдных вечеринок, потянулась к его губам и поцеловала. – Я хочу домой.
   Когда она поцеловала его во второй раз, его голод и сильное возбуждение оказались пугающими.
   – Как хотите, хозяйка. Конечно. Мне пойти приготовить паланкин?
   – Да. А когда вернёмся домой, не очень долго задерживайся. Сразу же приходи ко мне в комнату.
   – Пожалуйста, не говорите таких вещей здесь.
   – Не будь занудой! – Она дала ему пощёчину. – Готовь паланкин. Я встречусь с тобой у ворот.
   К тому времени, как они добрались до её дома, не спал только сонный привратник, который их дожидался. Родри отправил его в постель, затем сам запер мальчиков – носильщиков, убрал в шкаф в кухне эбеновый посох и кнут. Мгновение он стоял в погруженной в тишину кухне, наблюдал за тусклым мерцанием потушенной плиты и наслаждался минутным спокойствием перед тем, как медленно и неохотно отправиться в комнату хозяйки.
   Но её вид развеял дурное настроение, и всякая неохота пропала. На ней была только тонкая сорочка из белого шелка, почти прозрачная. Алейна примостилась на краю кровати, расчёсывая свои локоны гребнем из слоновой кости. В свете масляных ламп её медная кожа блестела, как сам огонь. Когда Родри закрыл дверь, Алейна подняла глаза, улыбнулась и бросила гребень на пол.
   – Как ты считаешь, Родри, я красивая?
   – Конечно. – Он чувствовал себя, как человек, участвующий в ритуале. Каждый раз, когда они занимались любовью, она спрашивала его одно и тоже. – Я никогда не видел такой красивой женщины, как вы.
   Он сел рядом с ней, взял её лицо обеими ладонями и поцеловал в губы. Алейна сплела руки у него на шее, медленно поцеловала его, затем немного отодвинулась, чтобы разглядеть получше его лицо. Родри мог поклясться: она напугана чем-то, что увидела в его глазах.
   – Что-то не так, хозяйка?
   – Ничего, нет, ничего. – Тем не менее она колебалась, глядя то в одну, то в другую сторону, перед тем, как заговорить вновь. Это был поток слов, который Алейна выпалила на одном дыхании. – Родри, ты мне очень нужен. Мне было так одиноко. Я тоже беспокоюсь о том, что может с нами случиться, но ты мне так нужен…
   Родри понял, что наконец видит не её тщательно отполированную маску, представляемую окружающим, а настоящую женщину
   – Ну, я здесь, – пробормотал он.
   На этот раз, когда он поцеловал её, вся неохота исчезла. В его объятиях Алейна превратилась в маленького жадного зверька, она дразнила его, притворялась, что борется с ним, в то время как он смеялся и целовал её и, наконец, поймал её.
   Затем они заснули в объятиях друг друга. Родри проснулся, как раз тогда, когда в лампах заканчивалось масло, и понял, что до рассвета осталось не больше часа. Хотя все в доме знали об их связи, он не хотел оказаться в кровати хозяйки, когда с утра зайдёт Диена. Родри осторожно и медленно высвободился из объятий Алейны, вылез из кровати, подхватил свою одежду и подобно вору выскользнул в коридор одеваться.
   К этому времени он полностью проснулся, и его что-то подспудно сильно беспокоило, но это не имело никакого отношения к опасной любовной связи. Родри неслышно прошёл босиком в кухню, взял там тяжёлый посох и выскользнул на улицу, чтобы осмотреть прилегающую к дому территорию. В сером свете ничто в саду не двигалось, если не считать лёгкого дрожания прохладного ветерка в листьях серебристого эвкалипта. На улице было совершенно тихо. Тем не менее, когда Родри подошёл к воротам, появились Дикие. Они стали трясти его за подол туники, таращась снизу вверх обеспокоено.
   – Снаружи какая-то опасность?
   Когда они утвердительно кивнули, Родри забросил посох на плоскую крышу будки привратника, прыгнул на украшенную орнаментом декоративную цветочную кадку и стал взбираться наверх. Будка была достаточно высокой, чтобы с неё он мог дотянуться до верха толстой наружной стены. Через улицу, в тени пары деревьев стоял человек, завёрнутый в лёгкий плащ, и наблюдал за домом. Родри был теперь настолько уверен в своём статусе в доме, что крикнул, предварительно не задумавшись:
   – Эй ты! Что ты там делаешь?
   Мужчина развернулся и бросился бегом вниз по улице, затем нырнул в переулок и исчез. Первым импульсом Родри было начать кричать и поднять тревогу, но это приведёт к дому людей архонта, поэтому он решил вначале разбудить Порто и спросить его совета. Кроме того, Родри показалось, что в незнакомце было что-то знакомое…. Гвин? Гвин, боги! Родри похолодел и поблагодарил свою удачу. Какое счастье, что он не открыл ворота и не бросился в погоню!
   Он спрыгнул вниз и побежал в дом будить Порто. Родри рассказал ему, что случилось, не произнося только имени Гвина, хотя почему – не смог бы выразить словами. Старый человек долго зевал и тянулся, после чего медленно встал и с минуту стоял в раздумьях.
   – Ну, кто бы это ни был, он, вероятно, уже далеко, – наконец сказал Порто. – Да и люди архонта сейчас как раз снимаются с дежурства. Я схожу к ним сегодня и сообщу начальнику караула, чтобы следующей ночью они отправляли сюда патрульных через равные промежутки времени. Давай посмотрим, что нам предстоит сегодня утром. Какие-нибудь посетители?
   – Волшебник с рыночной площади. Придёт предсказывать судьбу нашей хозяйке за два часа до полудня. Она вчера сама пригласила его во время вечеринки.
   Порто застонал от неудовольствия.
   – Это её деньги, но почему она просто не выбросит их в канаву, если уж так хочет потерять? Я отправлюсь к архонту, когда придёт этот фигляр. Не выношу подобной чуши. А ты оставайся под рукой все время, пока он здесь. Не хочу обнаружить, что что-то из серебра исчезло вместе с ним.
   – Я буду стоять у двери и не сводить с него глаз.
   – Хорошо. Ну, светает. Иди колоть дрова для Винсимы, а я разбужу остальных.
   Родри отправился наружу через кухню. Как только он вышел из двери, поднимающееся солнце омыло светом его лицо. Родри заморгал, выругался, повернулся спиной и вспомнил. Джилл. Он видел её на вечеринке. Женщина, которую он любит. Женщина, которую он каким-то образом потерял, очень давно, в Дэверри – в Кергонни. Она досталась этому жалкому убогому благородному господину, этой свинье, лорду Перрину, когда они оба сражались из-за кровной вражды какого-то господина. Родри тогда был серебряным кинжалом и оказался в осаде. Вначале Джилл приехала с армией, которая сняла осаду; потом они разделились. Как? Почему он оставил её в дане тьерина Греймина? Потому что прибывал вестник от короля! Родри поехал вместе со своим нанимателем, лордом Недом, встретить вестника, а когда они приехали назад, Джилл не было, её украли. Так ему сказали. Украл проклятый уродливый кузен Неда. Тряхнув головой, Родри рассмеялся вслух, а потом прошёл несколько шагов в танце, прямо у навеса с дровами. Он также вспомнил, как нашёл Перрина, и ту радость, которую испытал, когда избил его до потери чувств. Затем он… а затем он… Туман у него в сознании снова поднялся и закрыл все воспоминания о том, что случилось после того, как он оставил истекающего кровью Перрина на земле у стены коровника. Родри не смог ничего вспомнить о том, что случилось до того, как они с Джилл в один солнечный день подъехали к разрушающемуся дому лорда Неда. Как давно это было? Об этом Родри не имел ни малейшего представления.
   – Родри! – послышался крик Винсимы, врываясь в его сознание. – Где дрова? Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?
   – Тысяча извинений! Сейчас иду!
   Работая, он продолжал размышлять о том, что только что всплыло из глубин его памяти. Что-то особенно важное было связано с королевским вестником, но как он ни пытался, Родри не мог вспомнить, что это было, и, в конце концов, отказался от попыток. Он снова и снова проходил по драгоценным новым воспоминаниям, чтобы зафиксировать их. И тут новая мысль уколола его. А почему он вспомнил о Джилл именно сейчас? И только тогда на ум пришли слова волшебника Криселло, который объявил, что он вспомнит «все», когда снова увидит солнце.
   – О, боги, я вспомнил!
   Дикие материализовались вокруг него, два коричнево-пурпурных гнома, нежно-розовый с острыми, как иголки зубками и серый, которого он видел на рыночной площади.
   – Гном Джилл!
   Маленькое существо подпрыгнуло, протанцевало несколько победных па, а затем исчезло, забрав с собой товарищей. Родри охватила дрожь. Внезапно он ощутил освобождение, и теперь, после того, как он увидел Джилл, свобода опять имела для него значение. Тогда он понял, что каким-то образом его личность умерла вместе с воспоминаниями. То, что мы называем характером человека, – это немного больше, чем сумма его личных воспоминаний. От этой мысли Родри похолодел, он оказался на грани паники и отпрыгнул от неё подобно лошади, которая замечает на дороге гадюку.
 
   Человек, который пользовался именем Пирралло, был невысоким, бледным и тучным, с толстой шеей, пухлыми щеками, которые с возрастом раздуются и обвиснут, от чего он станет похожим на жабу. На лице у него имелось много прыщей, которые со временем оставят шрамы и тёмные пятна, подобно бородавкам на коже жабы. Человек, известный как Гвин, удивился тому, насколько он ненавидит Пирралло. В конце концов, за свои тридцать два года он видел много гораздо более отвратительных существ. Возможно, ненависть возникла потому, что он знал: Пирралло не только партнёр, но ещё и шпион. Понимать, что кто-то следит за каждым твоим шагом и, используя магию, докладывает о них Главному Ястребу, – это привело бы в ужас многих посвящённых в ястребы. Гвина же это только раздражало, потому что его не беспокоило, будет он жить или умрёт. В последние дни его даже поражало, как мало его волнует собственная жизнь. Хотя он в любое время мог совершить самоубийство, усилие казалось слишком большим за сомнительную награду быть мёртвым, точно так же, как сомнительные радости быть живым являлись слишком малым побудительным мотивом, чтобы подлизываться к человеку, которого отправили судить о его надёжности. Гвин был даже готов признаться в том, что попросту провалил задание в деревне Деблис. Пусть это признание и будет иметь фатальные последствия, – лучше уж так, чем скулить и искать оправдания, как сделали бы большинство ястребов. Но только если бы он признался в этом самому Главному Ястребу, а не жабе Пирралло. Гвин считал это вопросом гордости – той небольшой гордости, которая была единственным, что у него ещё оставалось в жизни.
   Заметив Родри, Гвин покинул город и отправился на север, где присоединился к своим сообщникам примерно через три часа после рассвета. Он обнаружил, что жаба ещё спит. Они стояли лагерем примерно в двенадцати милях от городских стен Вилинта вместе с небольшим караваном, который служил их прикрытием во время путешествия по островам. Хотя Пирралло иногда представлялся работорговцем, держать рабов было бы слишком рискованно. У рабов есть глаза, чтобы видеть происходящее, и языки, чтобы разболтать об увиденном. Вместо этого они вели с собой двадцать лошадей для продажи или обмена и двух конюхов, которые на самом деле являлись посвящёнными в ястребы, но занимали более низкое положение. Как предполагалось, Гвин был собственностью Пирралло – просто потому, что владение одним варваром давало жабе основания спрашивать о покупке ещё одного. Эта хитрость мучила Гвина, как и клеймо рождения в рабстве. Клеймо не отлипало от него, куда бы он ни отправился, даже когда он находился среди тех, кто следовал по тёмным тропам. До предыдущего лета Гвин принимал этот факт как должное, или забывал о нем, когда мог, а то испытывал извращённую гордость, когда не мог, но короткое путешествие по Дэверри совершенно перевернуло его взгляды на жизнь и себя самого. Гвин провёл много времени, думая об этой перемене в себе, и решил, что её просто-напросто вызвало проживание среди свободных людей. Конечно, над ним поработали куда более глубокие уровни души и памяти, и перемены произошли гораздо более серьёзные, чем он мог знать. Хотя Гвин не считался истинным варваром – его отец был из Бардека, а мать из Дэверри – он каким-то странным образом чувствовал, что Дэверри – это его дом, и он всю жизнь провёл в капкане, не зная этого, в ссылке, в чужой стране. И эта проклятая ссылка продолжится без надежды на освобождение.
   Его единственным утешением в эти дни было понимание того, что двое других ястребов ненавидят Пирралло так же сильно, как и он сам. В конце концов, Бринонно и Вандар тоже должны умереть, если эта жаба – шпион настроит Главного Ястреба против них. В это утро они втроём сидели у погасшего костра, ели чёрствый хлеб и оставшиеся с прошлого вечера овощи, в то время как Пирралло храпел у себя в шатре с другой стороны лагеря. Вандар даже высказал вслух то, что они все думали: он надеется, что жирный дурак сделает какую-нибудь глупость и его убьют или арестуют, когда они доберутся до Вилинта.
   – К сожалению, маловероятно, – вздохнул Гвин. – Он все-таки знает своё дело.
   – Ты не думаешь, что он прямо сейчас за нами подсматривает? – резко дёрнулся Бринонно. – И слушает, о чем мы говорим?
   – Очень сомневаюсь, – Гвин позволил себе кисло улыбнуться. – Знаете, каков его самый большой недостаток? Он так сильно любит себя, что ему даже не приходит в голову, как это другие могут его ненавидеть.
   – Готов поспорить, у него в любом случае недостаточно силы для дальновидения, – вставил Вандар. – Да, он постоянно хвастает, но тогда почему мы тут странствуем, устраивая этот сложный розыгрыш, если он на самом деле может увидеть Родри на расстоянии? Я знаю, что он лично никогда не встречался с варваром, но ты-то встречался, а настоящий мастер может работать через глаза другого человека.
   – Только если этот другой готов позволить ему проникнуть в свою волю, – Гвин почувствовал, как его тон становится резким. – Клянусь самими Когтистыми, если он только попытается положить свою жабью лапу мне на шею сзади, я так его пну, что он полпути пролетит до ада, и, думаю, он это знает. – Гвин издевательски рассмеялся. – Но учтите, его сдерживает не страх передо мной. Нет, когда он прибыл, он объявил, что от Главного Ястреба получены новые приказы. У него были основания думать, что опасно пользоваться дальновидением слишком часто или вообще использовать много двеомера. Пирралло не объяснил мне, почему.
   – Вероятно, хозяин не сказал ему, – заметил Бринонно.
   – Может, и нет, – Вандар встал и потянулся. – Но маленький ублюдок, вероятно, также лгал. Ну, я собираюсь поить лошадей. Похоже, будет тёплый день, после того, как прошли дожди.
   Когда эти двое ушли, Гвин остался сидеть у костра и думать о них. Несомненно, они доложат Главному Ястребу все, что он сказал, в особенности, если это в дальнейшем спасёт их шкуры, но он был уверен: они ничего не донесут Пирралло. Поскольку Гвин умел правильно оценивать людей, он всегда узнавал искреннюю ненависть, когда её видел.
 
   – Саламандр, – обратилась к своему спутнику Джилл, – а ты на самом деле умеешь предсказывать судьбу?
   – Умею, но не стану использовать настоящий двеомер для этой глупой игры.
   – Именно это меня и интересовало.
   – Плитки, которыми играют женщины Бардека, только помогают им фокусировать интуицию. Я буду цветисто болтать, вызывая приятное возбуждение и принося удовлетворение, и мои трактовки расклада в большей или меньшей степени подойдут госпоже Алейне – после того, как я интуитивно разберусь, чего она ждёт от меня. Я сварю приправленное специями жаркое, в которое подброшу все кусочки информации, которые собрал о ней во время вечеринки.
   – Подбросишь кусочки в жаркое?
   – Ну, на самом деле это, конечно, не лучшая фраза, – Саламандр вяло отмахнулся от неудачно составленного предложения. – Я совсем не собираюсь предсказывать судьбу, только это – идеальный способ пробраться к ней в дом. С моей стороны было бы крайне грубо просто прийти к её воротам и спросить, не продаст ли она мне своего экзотического раба. Вначале я завоюю её доверие, затем очень умело и хитро приведу разговор к настоятельной необходимости заполучить ещё одного варвара для нашего представления.
   – Ну, тогда хорошо. Пока ты во всем оказывался прав.
   – Я всегда прав, – Саламандр откинулся на подушки и поднял кубок, приветствуя Джилл. – Но какой именно случай моей правоты заслужил твою похвалу?
   – Конечно, то, как ты обнаружил Родри. Я должна перед тобой извиниться. Я думала, что глупо останавливаться в лучшей гостинице города и потакать богатым женщинам. Но ты оказался абсолютно прав.
   – А кто ещё мог бы себе позволить такую диковину, как Родри, кроме богачей?