Страница:
– Саламандр! – крикнула она. – Что-то не так!
В сопровождении группы священников прибежал Саламандр. Он увидел Гвина, поднял голову и выругался самым неблагочестивым образом. Брат Меррано определённо разделял его понимание ситуации, хотя и не одобрял его вкус в подборе выражений.
– Клянусь вёслами Отца Волн! Интересно, из-за чего же возникла проблема? Это твой раб?
– Нет, свободный человек. Он получил отметину… ну, скажем, в плохой компании, которую водил в молодости. Так я предполагаю. – Саламандр очень многозначительно смотрел на Меррано. – Он исправился. Я поклянусь тебе в этом на алтаре, если хочешь.
– В этом нет необходимости. Вопрос в том, как завести его внутрь.
Гвин внезапно резко отвернулся и, хотя его лицо ничего не выдало, Джилл могла догадаться, что он борется со слезами.
– Мы едва ли можем провести ритуал прямо здесь на улице, по которой ходят люди, – продолжал Меррано.
– Почему нет? – внезапно Саламандр улыбнулся. – Мы откажемся от вздымающихся вверх благовоний, пения, прекрасных льняных ряс, и гудящих гонгов, но тем не менее проведём ритуал. Иди сюда, дикая голубка, и возьми меня за правую руку. Хорошо. Теперь положи левую на плечо Гвина, просто положи, словно ты собираешься сказать ему что-то. Теперь я кладу свою левую руку на его другую руку, таким же образом – и вот мы готовы!
Как только Саламандр замкнул круг, дотронувшись до Гвина, Джилл почувствовала прилив силы, которая плыла вокруг них. Волосы встали дыбом у неё на затылке и на руках, появились Дикие и вплыли в поток силы, как пловцы в реку. Гвин откинул голову назад и громко, резко вдохнул воздух. На этот раз, когда Джилл подняла голову, она смогла увидеть охранный знак. Это была мерцающая сфера, которая шапкой сидела над территорией храма, вся помеченная странными сигилами и горящими пентаграммами.
– Ага, вот в чем проблема, – пробормотал Саламандр. – Проклятые ублюдки повредили его ауру!
Когда Джилл снова посмотрела на Гвина, то увидела перевёрнутую пентаграмму, плавающую в воздухе у него головой. В этой черноватой, мрачной и угрюмой отметине было что-то такое губительное и раздражающее, Джилл могла поклясться: она ощущает отвратительный запах. Внезапно отметина загорелась. Она горела, сжимаясь, а густой чёрный дым поднимался от неё вверх. Потом он улетел прочь.
– Вот, – объявил Саламандр. – Очень хорошо, Гвин. Теперь посмотрим, что произойдёт.
Как только Джилл отпустила его руку и отошла назад, охранные знаки исчезли из поля её зрения, и все Дикие разбежались, разочарованные. Гвин взял лошадей за удила и повёл их к воротам. Он приостановился, сделал глубокий вдох и… прошёл внутрь. Брат Меррано позволил себе небольшую овацию. На мгновение Гвин расплакался, но потом быстро и яростно вытер глаза тыльной стороной ладони.
– Спасибо, – сказал он Саламандру. – Я твой должник до конца жизни.
– Я предпочёл бы, чтобы ты служил самому себе, но в случае необходимости я к тебе обращусь. Брат Меррано, теперь, после того, как мы все здесь, возможно, лучше запереть ворота. У меня для твоего начальства есть очень странная, экзотическая, зловещая и, в общем, своеобразная история.
– Ну, все твои рассказы обычно таковы, – заметил Меррано и улыбнулся. – Именно поэтому мы все так рады снова видеть тебя.
Как только Родри вошёл на территорию храма, то почувствовал, что плохое настроение исчезает так же ощутимо, как если бы кто-то снял с его плеч мокрый плащ. Даже когда он оглянулся назад и увидел, как Джилл держит за руку Саламандра и тихо говорит что-то, склонившись к Гвину, он не подумал ничего плохого. Они явно пытаются решить, что делать с двумя десятками лошадей, которых его брат привёл с собой. Когда круг разомкнулся, Родри обратился Саламандру:
– Мы их всех стреножили и привязали. Пока сойдёт. Саламандр помахал ему и, продолжая беседовать с Гвином, широкими шагами прошёл внутрь; за ними следовала Джилл. Родри был обеспокоен тем, какой усталой она выглядит, с тёмными кругами под глазами, и как её шатает при ходьбе. Молодой священник, который представился братом Квинтанно, тоже заметил её состояние.
– Женщина с вами? Она больна?
– Просто очень устала. Мы очень долго ехали верхом, перебираясь через горы.
– Тогда давай отведём её в дом для гостей, где вы все остановитесь, чтобы она поспала. Эван поговорит за всех, он это умеет.
Родри потребовалось мгновение, чтобы понять: Эваном он называет Саламандра. Родри также с некоторым раздражением подумал, что ему на самом деле следовало вспомнить это имя брата раньше.
Хотя Джилл пыталась убеждать их, что с ней все в порядке, и она совсем не устала, она не очень долго возражала и позволила Родри обнять себя и поддерживать всю дорогу, когда они следовали за священником по лабиринту зданий и хижин, разбросанных на огромной территории. Гостевой дом оказался приятным деревянным зданием, побелённым внутри и снаружи, с тремя комнатами и набором кроватей, стульев и низких столиков. В центральной комнате даже имелась полка с десятью пергаментами и аналоем.
– В это время года дом будет в вашем полном распоряжении, – сообщил Квинтанно. – Летом у нас здесь много гостей, а зимой в основном приезжают советоваться по юридическим вопросам. – Он отправился к комоду и стал копаться внутри. – Тут достаточно чистых одеял. Берите что хотите. Позднее можете сходить в нашу баню, если возникнет желание.
– Я хочу этого больше всего на свете, – сказал Родри. – Джилл, а тебе лучше вначале поспать.
– Я разве спорю с тобой, любовь моя? – Она села на край кровати, зевнула и потёрла лицо обеими руками. – Одного одеяла достаточно, спасибо.
Квинтанно проводил Родри до одного из больших домов, заметных с улицы, в типичную бардекианскую комнату для приёмов. Её стены были расписаны сценами с участием богоподобных сущностей, которые основывали города и протягивали пергаменты с законами простирающимся ниц людям. На возвышении из красных и синих плиток, скрестив ноги, сидели Саламандр и Гвин и разговаривали – вернее, говорил один Саламандр. Его собеседником был пожилой человек в длинной красной рясе. Он был очень старым, с совершенно белыми вьющимися волосами, изрезанным морщинами тёмным лицом, но держался он прямо, и его чёрные глаза смотрели властно.
– Это его преосвященство Такитон, – прошептал Квинтанно. – Поклонись, когда приблизишься.
Родри с радостью изобразил самый низкий поклон, на какой только был способен, и был награждён улыбкой. Морщинистая рука махнула, призывая его на возвышение. Родри сел немного позади Саламандра и рядом с Гвином. Тот выглядел, как человек, который намерен не показывать своего ужаса.
– А, Родри, – произнёс Такитон. – Твой брат рассказал мне твою грустную историю.
Поскольку они с Саламандром обсуждали этот рассказ во время путешествия, Родри заранее знал все, что должен говорить.
– Я униженно надеюсь, что у вас найдётся достаточно великодушия, чтобы простить меня за нарушение священных законов ваших островов.
– Прекрасно сказано, но ты не первый, и, несомненно, не последний молодой человек, который готов попытаться получить назад свою свободу. Что беспокоит меня, так это поддельная купчая. – Такитон поднял к этому времени уже значительно потрескавшийся документ из дубильной коры на свет, который падал из высоких окон. – Эван, позднее нам с тобой следует поговорить об этом с глазу на глаз. Но мы можем начать юридическую процедуру освобождения твоего брата из твоего владения прямо сегодня.
– Спасибо, ваше преосвященство, – сказал Саламандр. – Как много времени все это займёт?
– Несколько дней – наиболее вероятно. Архонт все делает по заранее составленному графику. Сейчас все ещё продолжается подготовка к нескольким народным фестивалям, а он должен ими заниматься лично.
Когда Родри посмотрел на Саламандра, то увидел, как брат согласно кивнул и вежливо улыбнулся, но Гвин напрягся ещё сильнее, чем прежде и даже сжал кулаки на коленях так, что побелели костяшки. Родри и сам ощутил холодок: враги совсем близко, а они застряли здесь и вынуждены сидеть в этом храме и ждать, когда их настигнут.
День за днём, ночь за ночью ветер двеомера дул ровно и постоянно. В симфонии поскрипывающих канатов и стонущих парусов «Надёжный доход» шёл прямо и уверенно, как банкир за долгом, пересекая Южное море по направлению к порту Сурат. Через несколько дней моряки, и воины Невина, которых он взял из Аберуина, перестали шутить насчёт своей удачи и сделались неестественно тихими. Они занимались своей работой, почти не разговаривая, однако шептались друг с другом, когда полагали, что их никто не видит. Время от времени Невин замечал, как кто-то из них смотрит в его сторону с выражением благоговения и ужаса. Он всегда мягко улыбался в ответ и игнорировал то, как люди знаками пытались оградить себя от колдовства всякий раз, когда он сталкивался с ними лицом к лицу. Поскольку судно было относительно небольшим и узким, и встречались они с Невином часто, то у моряков и воинов, вероятно, уже болели пальцы, которые они все время держали скрещёнными. Что касается Перрина, то он вообще не заметил странного ветра и просто лежал в трюме и стонал между короткими периодами сна.
К концу второй недели Невин проснулся однажды утром и услышал, как над кораблём кричат чайки: С обоих бортов проплывали ошмётки бурых водорослей. На носу Элейно и первый помощник смотрели прямо вперёд и обсуждали, что делать, когда они доберутся до порта. При виде Невина первый помощник вытянулся по стойке смирно и слегка побледнел.
– Предполагаю, этот ветер слишком силён для того, чтобы войти в гавань, – сказал Невин.
– Да, – кивнул Элейно. – Хотя не сомневаюсь, в нужный момент он ослабнет. Мы увидим землю примерно через полчаса и ещё через полчаса должны заходить в порт.
– В таком случае я займусь делом.
Пробормотав себе под нос извинения, первый помощник убежал.
– Тебе ещё когда-нибудь удастся собрать экипаж? – спросил Невин. – Я имею в виду – после того, как рассказ о колдовском ветре распространится по портам?
– Хороший вопрос. Я неплохо плачу и всегда был известен как справедливый человек с широкими взглядами, а это что-нибудь да значит. А ты уверен, что хочешь причалить в Сурате? Это один из самых ходовых портов на островах и наиболее вероятно, что наши враги за ним наблюдают.
– Может и так, а может, и нет. Они бы на моем месте украдкой пробрались в какой-нибудь маленький порт, и не исключено, что мы их обманем, войдя в крупный, причём уверенно и не скрываясь. На самом деле, это ничего не значит. Они в любом случае вскоре узнают о моем появлении на островах, что бы я ни предпринимал.
К полудню Невин мог видеть белые скалы Суртинны, которые резко и чётко выделялись в ярком свете. Он сел на ящик на носу, представил горящую пентаграмму и призвал Королей Стихии Воздуха. Они прибыли с порывом ветра, проявили благородство и заметили, что он ещё раз может заставить ветер служить своим целям, когда захочет вернуть Дракона Аберуина домой. Невин поблагодарил их от чистого сердца, как один принц других. Спустя несколько мгновений ток воздуха ослаб, и тёмная полоса порывистого ветра, внутри которой они следовали много дней, исчезла. Когда они обогнули мыс и направились в порт, их подгонял обычный морской бриз, приятный и свежий. Сурат растянулся за широким и мелким заливом и лежал, как изумруд на белом золоте песчаного пляжа. При виде его моряки принялись орать от радости и облегчения.
Невин встал и направился в центр судна, где нашёл поджидающего его Амира. Молодой воин улыбался так широко, что его лицо едва не трескалось от улыбки.
– Кажется, ты, парень, рад ступить на берег, – заметил Невин.
– Мы все рады, мой господин, и я могу повторить это дважды. Мы все упаковали. Я хотел спросить вас: хотите ли вы, чтобы пленника привели из трюма?
– Кого? О, Перрина! Да. Спасибо. И проверь, пожалуйста, чтобы он переоделся в чистую рубашку, ладно? Я сейчас сам спущусь вниз переодеться. Не забывай: теперь я – лорд Галрион, а вы с парнями – почётная стража очень важного человека. Если мы хотим вызволить лорда Родри, то должны научиться врать, как воры.
– Хорошо, лорд Галрион, – Амир поклонился ему, как следовало кланяться важному господину. – Мне послать одного из слуг заняться вашим багажом?
– Вот так и надо, парень! А если подумать, то немного помощи не помешает. Регентша нагрузила меня множеством всякого барахла и безделушек.
Среди этого барахла и безделушек имелись красивая одежда и знаки занимаемого положения: рубашка, вышитая драконами Аберуина, пара штанов в клетку рана, новый синий плащ, который застёгивался на брошь в форме кольца, с драгоценными камнями и драконами. В двух украшенных гравировкой серебряных тубусах для посланий Невин вёз письма от регентши, а в отделанном бархатом кожаном кошеле – все те монеты, что Ловиан смогла собрать для него за такое короткое время. Также имелись два небольших деревянных ящичка, в которых находились второй по качеству в Аберуине набор серебряных кубков, и самая лучшая серебряная супница – их взяли с собой в качестве подарков архонтам. Невин переоделся, повесил кошель с монетами на шею, проверил остальное и поручил все, включая свою обычную одежду и мешки с травами и медикаментами человеку, которого Амир отрядил для этой работы.
Когда Невин вернулся назад на палубу, Элейно показательно его не узнавал, и все моряки с открытыми ртами уставились на капитана, который посмел подшучивать над человеком, способным управлять ветром.
– Лорд Галрион, не так ли? – спросил Элейно и поклонился. – Ну, мой господин, мы почти у берега. Ваша почётная стража и укрощённый горностай уже собрались на корме.
– Спасибо, капитан, – Невин улыбался. – Где мы проходим таможенный контроль? Прошло довольно много времени после моего последнего визита в Сурат.
– Полагаю, что таможня едет к нам сама. Посмотрите вон туда. Разве это не они?
И действительно, то оказалась узкая маленькая галера со спущенным парусом, на вёслах сидели гребцы. На носу расположился седовласый человек с медной кожей, на одной его щеке были нарисованы два красных треугольника – знак его официального статуса в Сурате. Когда галера встала у борта «Надёжного дохода», люди Элейно сбросили вниз швартовочные концы, и, после ловкого исполнения нескольких небезопасных манёвров, галеру пришвартовали к торговому судну. Несмотря на свои седые волосы, чиновник оказался подвижным человеком, он правильно оценил расстояние и перепрыгнул с одной палубы на другую с грациозностью человека, который всю свою жизнь провёл на кораблях. Элейно поклонился, Невин поклонился, и чиновник поклонился всем.
– Судя по вашему флагу, вы из Аберуина, уважаемые господа. Как, клянусь самими Священными Звёздами, вам удалось пересечь море?
– Удача, – сказал Элейно. – И настоятельная необходимость служить гвербрету. Можем ли мы встать к причалу?
– Конечно, – чиновник прищурился и смотрел вверх на главную мачту, где на ветру трепетал флаг с серебряным и голубым драконом. – Я было подумал, когда увидел этот флаг: у меня что-то со зрением. Ну, капитан, мы всю зиму сможем наслаждаться этой историей.
Поскольку к тому времени, как корабль встал у причала, и путешественники уплатили все портовые сборы, было поздно наносить официальный визит архонту, Невин, Перрин и почётная стража отправились в великолепную гостиницу в качестве официальных гостей города Сурата. Как только Перрин, покачиваясь, сошёл с мостика на твёрдый причал, он начал оживать. Пока они добирались до гостиницы, пока их провожали в огромный номер, пленник выражал откровенную радость. По собственной инициативе он взял на себя роль камердинера Невина, отобрав багаж советника у воинов – те с готовностью расстались с ношей – и принялся раскладывать вещи по шкафам и комодам. Владелец гостиницы, неистово жестикулируя и потоком выдавая свои двадцать дэверрийских слов, которыми располагал, показал ему спальню.
– Похоже, ваш несчастный слуга очень страдал во время морского путешествия, – заметил владелец гостиницы Невину на бардекианском.
– Очень. Море ужасно в это время года.
Хозяин гостиницы колебался: он сгорал от любопытства, но был слишком опытен в своём ремесле, чтобы зазвать бестактные вопросы. Поэтому он просто сказал:
– Я пришлю вам графины с вином, лорд Галрион. А что насчёт вашей стражи? Вино на них никак не повлияет?
– Я проверю, чтобы ваша собственность никак не пострадала, уважаемый.
Владелец гостиницы поклонился так низко, что едва не коснулся рукой пальцев ног, затем поспешил прочь.
Во время вечерней трапезы в общем зале прочие постояльцы, скрывая жгучее любопытство, вежливо задавали вопросы о великолепном морском путешествии. Специально ради того, чтобы встретиться с ними, появилось и несколько местных купцов. Для города, который жил морской торговлей, путешествие лорда Галриона смахивало на легенду, на героический подвиг. К счастью, Невин мог ссылаться на своё искреннее незнание морского дела, чтобы отделаться от ненужных расспросов.
– Когда мы наняли нашего капитана, нам сказали: он – лучший в Орисинне. Очевидно, так оно и есть. Были моменты, когда я был уверен в том, что мы обречены, но он всегда нас спасал. Именно ему вы должны бы покупать вино, господа, и ему задавать вопросы.
Невин не сомневался в том, что завтра, когда Элейно спустится на берег, местные купцы именно так и поступят. Он также был уверен, что капитан корабля сумеет врать достаточно умело и убедит их, что путешествие прошло нормально, – насколько нормальным может быть такое жуткое плавание по штормовому морю.
Когда Невин вернулся в номер, он нашёл Перрина сидящим на краю обычного для гостиной возвышения. При свете масляных ламп его только что вымытые рыжие волосы блестели.
– У них тут великолепные бани. Слуга показал мне, где они. Так приятно смыть с себя вонь этого проклятого корабля, – Перрин с укором посмотрел на мастера двеомера. – Но… э-э… вы могли бы мне сказать, что мы отправляемся, черт побери, в Бардек.
– Разве я забыл сказать тебе об этом? Ну, наверное, забыл. Прости, парень. В эти дни у меня столько забот.
– Э, ну, по крайней мере, Каллин тут до меня не сможет добраться, и это все, что имеет для меня значение. – Перрин вздохнул и пустым взглядом уставился на выложенный голубыми и белыми плитками фонтан, играющий в центре комнаты. – Джилл находится на северо-востоке.
– Ты уверен в этом?
– Да. Я, это… ну… это на самом деле как зуд. – Он встал и медленно повернулся, как стрелка компаса. – Когда я стою таким образом, возникает зуд, а Амир сказал мне, что направление, в котором я смотрю, – это северо-восток.
– Да. Отлично, парень! Ты говорил в Аберуине об искуплении. Это – великолепный способ расплатиться за твои прегрешения. Если мы сможем найти Джилл без использования дальновидения, то это должно очень сильно спутать карты наших врагов.
– Врагов?
– О, я, кажется, забыл упомянуть и об этом. Наверное, старею. Понимаешь ли, боюсь, что нас и Джилл с Родри пытаются разыскать специалисты по чёрному двеомеру. Мы должны остановить их, потому что они – злобные убийцы.
Перрин посмотрел на него, собрался что-то сказать, но потерял сознание. Невин вздохнул и приказал себе с этой минуты следить за своим языком. Затем он отправился за Амиром, чтобы тот помог перенести Перрина на кровать.
Через несколько часов после полуночи, когда изменились астральные потоки, Старец отправился в свой Храм Времени и обнаружил то, чего давно ждал: статуя Невина ожила. Холодный серый каменный истукан трансформировался в образ из тёплой плоти, а когда Старец вошёл в комнату, пронзительные голубые глаза, казалось, повернулись в его сторону.
– Очень хорошо, враг мой, – произнёс Старец мысленно. – Вскоре между нами произойдёт последнее сражение. Только между тобой и мной.
Однако вначале ему требовалось заняться кое-чем другим. На протяжении последних нескольких дней Старец использовал различные приспособления и ритуалы для занятия дальновидением, от геомантии до фактического астрального путешествия, пытаясь раскрыть, кто же его враги в Тёмном Совете. Он ничего не нашёл. Поскольку он был гораздо более опытен в добывании информации, чем любой отдельный член Братства, и умел её прятать, Старец мог только предположить, что несколько членов объединили усилия против него. Он также потерял Баруму. Каждый раз, пытаясь связаться со своим учеником, он получал только смутное впечатление о его сознании, которое находилось в капкане, связанное сильным заговором. Хотя Старец, вероятно, мог бы прорваться сквозь заговор и просмотреть разум Барумы, он предпочёл сперва выяснить, кто его враг.
В мёртвое время той ночи, когда все астральные силы отступают и затихают под предводительством самой Земли, Старец проводил ритуал в потайной комнате, глубоко спрятанной у него в усадьбе. Он поднял одного из домашних рабов и заставил испуганного парня принести ему двух толстых кроликов, связанных, но все ещё живых, из клеток в конюшне, после чего отправил парня назад спать. С кроликами в одной руке и лампой в другой Старец, тяжело дыша, ковылял по маленькой лестнице. Он открыл потайную дверь и вошёл в комнату, погруженную во тьму. Стены, потолок, пол – все было выкрашено в чёрный цвет, как и алтарь, который стоял с северной стороны, под шпалерой с перевёрнутой пентаграммой.
Когда Старец бросил кроликов на алтарь, они стали подпрыгивать и верещать – зверьков привела в ужас сама комната, но Старец взял ритуальный нож с длинным лезвием, перевернул его и ударил зверьков рукояткой по головам. Она была тяжёлой, украшенной драгоценными камнями. Он бил кроликов, пока они не затихли. Позднее они умрут, а сейчас ему требовалась тишина, чтобы сконцентрироваться. Старец двинулся по комнате, придерживаясь направления против часовой стрелки, чтобы зажечь чёрные свечи в нишах в стенах. При этом он напевал себе под нос песню зла, более старую, чем Времена Рассвета, остаток известного и ненавидимого мастерства, развившегося до того, как предки бардекианцев и дэверрийцев покинули таинственную родину предков. Старец призвал Сета Рогатого, чтобы открыть врата Другой Земли и освободить дух, с которым хотел поговорить.
После того, как свечи загорелись, Старец задул лампу. Её дым смешался с дымом свечей – в комнате отсутствовали окна, хотя немного свежего воздуха проникало из-под двери – и загустел. Все ещё напевая, Старец снова приблизился к алтарю, взял нож и начал призывать сотню злых сущностей, сил и символов в свой разум и в эту проклятую комнату.
Наконец он замер в неподвижности, потом высоко поднял нож и резко опустил вниз. Старец перерезал горло кроликов, затем вскрыл их животы и позволил их крови разливаться по алтарю и капать на пол. Своим тренированным взглядом он видел вытекание крови, как освобождение магнетизма, выброс и подъем тумана чистой жизненной силы, цель и единственную причину этой жестокости.
Поддерживаемая дымом свечей и потоками магнетизма, которые высвободил ритуал, над алтарём возникла и загустела некая эфирная сущность. Привлечённые, как голодные собаки к мясу, прибыли духи всех сортов. Они собрались вокруг, бросаясь на еду, скуля и мяукая, когда Старец отгонял их прочь мощными проклятиями и взмахами ритуального ножа. Наконец над туманом сформировалось лицо – худое, с узкими глазами, которые блестели под заострёнными бровями, жестокий рот существа оскалился.
– Дай мне попить, Тондало, – прошептала сущность.
– О, с радостью, учитель, – Старец улыбнулся ему, его слова и выражение лица были пародией на услужливость. – Разве ты не рад, что так хорошо обучил меня чёрному мастерству?
Дух рявкнул на него и бросился вперёд, но его отогнало назад мелькнувшее лезвие.
– Обещай мне, что ответишь на мои вопросы, затем я дам тебе попить.
– Обещаю, ты, неблагодарное порождение ада.
Старец отвёл нож назад и позволил духу подпитаться жизненной силой. По мере того, как туман редел, образ густел, пока не показалось, что старый учитель грязных дел стоит на алтаре и утирает рот тыльной стороной ладони после трапезы.
– А теперь к делу, – сказал Старец. – У меня есть враг.
– Правда? Какой сюрприз!
– Кто-то работает против меня. Ты помнишь вопрос, по которому я с тобой советовался? Смерть Мастера Эфира?
– Не помню ничего, кроме боли.
– Это не имеет значения. Кто-то работает против меня. Кто-то блокирует все мои попытки увидеть его при помощи дальновидения. Он должен тянуть энергию из мест, где ты обитаешь. Кто это?
– Никто не работает против меня в Темноте Тьмы, по крайней мере, не в том жалком зловонном углу, где ты поймал меня в капкан.
– Ты врёшь!
– Я не могу врать.
Это, конечно, было абсолютной правдой – в определённых границах.
– Нет, но ты можешь исказить правду. Ты видел, как кто-то работает где-то ещё, не так ли? Кто он и где?
Дух оскалил зубы в беззвучном рычании.
– Я его не узнаю, – наконец признался дух. – Он, вероятно, пришёл к власти после моего времени на земле. То, как он работает, указывает, что это один из Главных Ястребов, но я не могу знать, из какой гильдии. Что касается того, где он работает, то почему бы не посмотреть в обычных местах, вместо троп мастерства? Ты все ещё временами показываешь себя слишком большим глупцом, Тондало.
В сопровождении группы священников прибежал Саламандр. Он увидел Гвина, поднял голову и выругался самым неблагочестивым образом. Брат Меррано определённо разделял его понимание ситуации, хотя и не одобрял его вкус в подборе выражений.
– Клянусь вёслами Отца Волн! Интересно, из-за чего же возникла проблема? Это твой раб?
– Нет, свободный человек. Он получил отметину… ну, скажем, в плохой компании, которую водил в молодости. Так я предполагаю. – Саламандр очень многозначительно смотрел на Меррано. – Он исправился. Я поклянусь тебе в этом на алтаре, если хочешь.
– В этом нет необходимости. Вопрос в том, как завести его внутрь.
Гвин внезапно резко отвернулся и, хотя его лицо ничего не выдало, Джилл могла догадаться, что он борется со слезами.
– Мы едва ли можем провести ритуал прямо здесь на улице, по которой ходят люди, – продолжал Меррано.
– Почему нет? – внезапно Саламандр улыбнулся. – Мы откажемся от вздымающихся вверх благовоний, пения, прекрасных льняных ряс, и гудящих гонгов, но тем не менее проведём ритуал. Иди сюда, дикая голубка, и возьми меня за правую руку. Хорошо. Теперь положи левую на плечо Гвина, просто положи, словно ты собираешься сказать ему что-то. Теперь я кладу свою левую руку на его другую руку, таким же образом – и вот мы готовы!
Как только Саламандр замкнул круг, дотронувшись до Гвина, Джилл почувствовала прилив силы, которая плыла вокруг них. Волосы встали дыбом у неё на затылке и на руках, появились Дикие и вплыли в поток силы, как пловцы в реку. Гвин откинул голову назад и громко, резко вдохнул воздух. На этот раз, когда Джилл подняла голову, она смогла увидеть охранный знак. Это была мерцающая сфера, которая шапкой сидела над территорией храма, вся помеченная странными сигилами и горящими пентаграммами.
– Ага, вот в чем проблема, – пробормотал Саламандр. – Проклятые ублюдки повредили его ауру!
Когда Джилл снова посмотрела на Гвина, то увидела перевёрнутую пентаграмму, плавающую в воздухе у него головой. В этой черноватой, мрачной и угрюмой отметине было что-то такое губительное и раздражающее, Джилл могла поклясться: она ощущает отвратительный запах. Внезапно отметина загорелась. Она горела, сжимаясь, а густой чёрный дым поднимался от неё вверх. Потом он улетел прочь.
– Вот, – объявил Саламандр. – Очень хорошо, Гвин. Теперь посмотрим, что произойдёт.
Как только Джилл отпустила его руку и отошла назад, охранные знаки исчезли из поля её зрения, и все Дикие разбежались, разочарованные. Гвин взял лошадей за удила и повёл их к воротам. Он приостановился, сделал глубокий вдох и… прошёл внутрь. Брат Меррано позволил себе небольшую овацию. На мгновение Гвин расплакался, но потом быстро и яростно вытер глаза тыльной стороной ладони.
– Спасибо, – сказал он Саламандру. – Я твой должник до конца жизни.
– Я предпочёл бы, чтобы ты служил самому себе, но в случае необходимости я к тебе обращусь. Брат Меррано, теперь, после того, как мы все здесь, возможно, лучше запереть ворота. У меня для твоего начальства есть очень странная, экзотическая, зловещая и, в общем, своеобразная история.
– Ну, все твои рассказы обычно таковы, – заметил Меррано и улыбнулся. – Именно поэтому мы все так рады снова видеть тебя.
Как только Родри вошёл на территорию храма, то почувствовал, что плохое настроение исчезает так же ощутимо, как если бы кто-то снял с его плеч мокрый плащ. Даже когда он оглянулся назад и увидел, как Джилл держит за руку Саламандра и тихо говорит что-то, склонившись к Гвину, он не подумал ничего плохого. Они явно пытаются решить, что делать с двумя десятками лошадей, которых его брат привёл с собой. Когда круг разомкнулся, Родри обратился Саламандру:
– Мы их всех стреножили и привязали. Пока сойдёт. Саламандр помахал ему и, продолжая беседовать с Гвином, широкими шагами прошёл внутрь; за ними следовала Джилл. Родри был обеспокоен тем, какой усталой она выглядит, с тёмными кругами под глазами, и как её шатает при ходьбе. Молодой священник, который представился братом Квинтанно, тоже заметил её состояние.
– Женщина с вами? Она больна?
– Просто очень устала. Мы очень долго ехали верхом, перебираясь через горы.
– Тогда давай отведём её в дом для гостей, где вы все остановитесь, чтобы она поспала. Эван поговорит за всех, он это умеет.
Родри потребовалось мгновение, чтобы понять: Эваном он называет Саламандра. Родри также с некоторым раздражением подумал, что ему на самом деле следовало вспомнить это имя брата раньше.
Хотя Джилл пыталась убеждать их, что с ней все в порядке, и она совсем не устала, она не очень долго возражала и позволила Родри обнять себя и поддерживать всю дорогу, когда они следовали за священником по лабиринту зданий и хижин, разбросанных на огромной территории. Гостевой дом оказался приятным деревянным зданием, побелённым внутри и снаружи, с тремя комнатами и набором кроватей, стульев и низких столиков. В центральной комнате даже имелась полка с десятью пергаментами и аналоем.
– В это время года дом будет в вашем полном распоряжении, – сообщил Квинтанно. – Летом у нас здесь много гостей, а зимой в основном приезжают советоваться по юридическим вопросам. – Он отправился к комоду и стал копаться внутри. – Тут достаточно чистых одеял. Берите что хотите. Позднее можете сходить в нашу баню, если возникнет желание.
– Я хочу этого больше всего на свете, – сказал Родри. – Джилл, а тебе лучше вначале поспать.
– Я разве спорю с тобой, любовь моя? – Она села на край кровати, зевнула и потёрла лицо обеими руками. – Одного одеяла достаточно, спасибо.
Квинтанно проводил Родри до одного из больших домов, заметных с улицы, в типичную бардекианскую комнату для приёмов. Её стены были расписаны сценами с участием богоподобных сущностей, которые основывали города и протягивали пергаменты с законами простирающимся ниц людям. На возвышении из красных и синих плиток, скрестив ноги, сидели Саламандр и Гвин и разговаривали – вернее, говорил один Саламандр. Его собеседником был пожилой человек в длинной красной рясе. Он был очень старым, с совершенно белыми вьющимися волосами, изрезанным морщинами тёмным лицом, но держался он прямо, и его чёрные глаза смотрели властно.
– Это его преосвященство Такитон, – прошептал Квинтанно. – Поклонись, когда приблизишься.
Родри с радостью изобразил самый низкий поклон, на какой только был способен, и был награждён улыбкой. Морщинистая рука махнула, призывая его на возвышение. Родри сел немного позади Саламандра и рядом с Гвином. Тот выглядел, как человек, который намерен не показывать своего ужаса.
– А, Родри, – произнёс Такитон. – Твой брат рассказал мне твою грустную историю.
Поскольку они с Саламандром обсуждали этот рассказ во время путешествия, Родри заранее знал все, что должен говорить.
– Я униженно надеюсь, что у вас найдётся достаточно великодушия, чтобы простить меня за нарушение священных законов ваших островов.
– Прекрасно сказано, но ты не первый, и, несомненно, не последний молодой человек, который готов попытаться получить назад свою свободу. Что беспокоит меня, так это поддельная купчая. – Такитон поднял к этому времени уже значительно потрескавшийся документ из дубильной коры на свет, который падал из высоких окон. – Эван, позднее нам с тобой следует поговорить об этом с глазу на глаз. Но мы можем начать юридическую процедуру освобождения твоего брата из твоего владения прямо сегодня.
– Спасибо, ваше преосвященство, – сказал Саламандр. – Как много времени все это займёт?
– Несколько дней – наиболее вероятно. Архонт все делает по заранее составленному графику. Сейчас все ещё продолжается подготовка к нескольким народным фестивалям, а он должен ими заниматься лично.
Когда Родри посмотрел на Саламандра, то увидел, как брат согласно кивнул и вежливо улыбнулся, но Гвин напрягся ещё сильнее, чем прежде и даже сжал кулаки на коленях так, что побелели костяшки. Родри и сам ощутил холодок: враги совсем близко, а они застряли здесь и вынуждены сидеть в этом храме и ждать, когда их настигнут.
День за днём, ночь за ночью ветер двеомера дул ровно и постоянно. В симфонии поскрипывающих канатов и стонущих парусов «Надёжный доход» шёл прямо и уверенно, как банкир за долгом, пересекая Южное море по направлению к порту Сурат. Через несколько дней моряки, и воины Невина, которых он взял из Аберуина, перестали шутить насчёт своей удачи и сделались неестественно тихими. Они занимались своей работой, почти не разговаривая, однако шептались друг с другом, когда полагали, что их никто не видит. Время от времени Невин замечал, как кто-то из них смотрит в его сторону с выражением благоговения и ужаса. Он всегда мягко улыбался в ответ и игнорировал то, как люди знаками пытались оградить себя от колдовства всякий раз, когда он сталкивался с ними лицом к лицу. Поскольку судно было относительно небольшим и узким, и встречались они с Невином часто, то у моряков и воинов, вероятно, уже болели пальцы, которые они все время держали скрещёнными. Что касается Перрина, то он вообще не заметил странного ветра и просто лежал в трюме и стонал между короткими периодами сна.
К концу второй недели Невин проснулся однажды утром и услышал, как над кораблём кричат чайки: С обоих бортов проплывали ошмётки бурых водорослей. На носу Элейно и первый помощник смотрели прямо вперёд и обсуждали, что делать, когда они доберутся до порта. При виде Невина первый помощник вытянулся по стойке смирно и слегка побледнел.
– Предполагаю, этот ветер слишком силён для того, чтобы войти в гавань, – сказал Невин.
– Да, – кивнул Элейно. – Хотя не сомневаюсь, в нужный момент он ослабнет. Мы увидим землю примерно через полчаса и ещё через полчаса должны заходить в порт.
– В таком случае я займусь делом.
Пробормотав себе под нос извинения, первый помощник убежал.
– Тебе ещё когда-нибудь удастся собрать экипаж? – спросил Невин. – Я имею в виду – после того, как рассказ о колдовском ветре распространится по портам?
– Хороший вопрос. Я неплохо плачу и всегда был известен как справедливый человек с широкими взглядами, а это что-нибудь да значит. А ты уверен, что хочешь причалить в Сурате? Это один из самых ходовых портов на островах и наиболее вероятно, что наши враги за ним наблюдают.
– Может и так, а может, и нет. Они бы на моем месте украдкой пробрались в какой-нибудь маленький порт, и не исключено, что мы их обманем, войдя в крупный, причём уверенно и не скрываясь. На самом деле, это ничего не значит. Они в любом случае вскоре узнают о моем появлении на островах, что бы я ни предпринимал.
К полудню Невин мог видеть белые скалы Суртинны, которые резко и чётко выделялись в ярком свете. Он сел на ящик на носу, представил горящую пентаграмму и призвал Королей Стихии Воздуха. Они прибыли с порывом ветра, проявили благородство и заметили, что он ещё раз может заставить ветер служить своим целям, когда захочет вернуть Дракона Аберуина домой. Невин поблагодарил их от чистого сердца, как один принц других. Спустя несколько мгновений ток воздуха ослаб, и тёмная полоса порывистого ветра, внутри которой они следовали много дней, исчезла. Когда они обогнули мыс и направились в порт, их подгонял обычный морской бриз, приятный и свежий. Сурат растянулся за широким и мелким заливом и лежал, как изумруд на белом золоте песчаного пляжа. При виде его моряки принялись орать от радости и облегчения.
Невин встал и направился в центр судна, где нашёл поджидающего его Амира. Молодой воин улыбался так широко, что его лицо едва не трескалось от улыбки.
– Кажется, ты, парень, рад ступить на берег, – заметил Невин.
– Мы все рады, мой господин, и я могу повторить это дважды. Мы все упаковали. Я хотел спросить вас: хотите ли вы, чтобы пленника привели из трюма?
– Кого? О, Перрина! Да. Спасибо. И проверь, пожалуйста, чтобы он переоделся в чистую рубашку, ладно? Я сейчас сам спущусь вниз переодеться. Не забывай: теперь я – лорд Галрион, а вы с парнями – почётная стража очень важного человека. Если мы хотим вызволить лорда Родри, то должны научиться врать, как воры.
– Хорошо, лорд Галрион, – Амир поклонился ему, как следовало кланяться важному господину. – Мне послать одного из слуг заняться вашим багажом?
– Вот так и надо, парень! А если подумать, то немного помощи не помешает. Регентша нагрузила меня множеством всякого барахла и безделушек.
Среди этого барахла и безделушек имелись красивая одежда и знаки занимаемого положения: рубашка, вышитая драконами Аберуина, пара штанов в клетку рана, новый синий плащ, который застёгивался на брошь в форме кольца, с драгоценными камнями и драконами. В двух украшенных гравировкой серебряных тубусах для посланий Невин вёз письма от регентши, а в отделанном бархатом кожаном кошеле – все те монеты, что Ловиан смогла собрать для него за такое короткое время. Также имелись два небольших деревянных ящичка, в которых находились второй по качеству в Аберуине набор серебряных кубков, и самая лучшая серебряная супница – их взяли с собой в качестве подарков архонтам. Невин переоделся, повесил кошель с монетами на шею, проверил остальное и поручил все, включая свою обычную одежду и мешки с травами и медикаментами человеку, которого Амир отрядил для этой работы.
Когда Невин вернулся назад на палубу, Элейно показательно его не узнавал, и все моряки с открытыми ртами уставились на капитана, который посмел подшучивать над человеком, способным управлять ветром.
– Лорд Галрион, не так ли? – спросил Элейно и поклонился. – Ну, мой господин, мы почти у берега. Ваша почётная стража и укрощённый горностай уже собрались на корме.
– Спасибо, капитан, – Невин улыбался. – Где мы проходим таможенный контроль? Прошло довольно много времени после моего последнего визита в Сурат.
– Полагаю, что таможня едет к нам сама. Посмотрите вон туда. Разве это не они?
И действительно, то оказалась узкая маленькая галера со спущенным парусом, на вёслах сидели гребцы. На носу расположился седовласый человек с медной кожей, на одной его щеке были нарисованы два красных треугольника – знак его официального статуса в Сурате. Когда галера встала у борта «Надёжного дохода», люди Элейно сбросили вниз швартовочные концы, и, после ловкого исполнения нескольких небезопасных манёвров, галеру пришвартовали к торговому судну. Несмотря на свои седые волосы, чиновник оказался подвижным человеком, он правильно оценил расстояние и перепрыгнул с одной палубы на другую с грациозностью человека, который всю свою жизнь провёл на кораблях. Элейно поклонился, Невин поклонился, и чиновник поклонился всем.
– Судя по вашему флагу, вы из Аберуина, уважаемые господа. Как, клянусь самими Священными Звёздами, вам удалось пересечь море?
– Удача, – сказал Элейно. – И настоятельная необходимость служить гвербрету. Можем ли мы встать к причалу?
– Конечно, – чиновник прищурился и смотрел вверх на главную мачту, где на ветру трепетал флаг с серебряным и голубым драконом. – Я было подумал, когда увидел этот флаг: у меня что-то со зрением. Ну, капитан, мы всю зиму сможем наслаждаться этой историей.
Поскольку к тому времени, как корабль встал у причала, и путешественники уплатили все портовые сборы, было поздно наносить официальный визит архонту, Невин, Перрин и почётная стража отправились в великолепную гостиницу в качестве официальных гостей города Сурата. Как только Перрин, покачиваясь, сошёл с мостика на твёрдый причал, он начал оживать. Пока они добирались до гостиницы, пока их провожали в огромный номер, пленник выражал откровенную радость. По собственной инициативе он взял на себя роль камердинера Невина, отобрав багаж советника у воинов – те с готовностью расстались с ношей – и принялся раскладывать вещи по шкафам и комодам. Владелец гостиницы, неистово жестикулируя и потоком выдавая свои двадцать дэверрийских слов, которыми располагал, показал ему спальню.
– Похоже, ваш несчастный слуга очень страдал во время морского путешествия, – заметил владелец гостиницы Невину на бардекианском.
– Очень. Море ужасно в это время года.
Хозяин гостиницы колебался: он сгорал от любопытства, но был слишком опытен в своём ремесле, чтобы зазвать бестактные вопросы. Поэтому он просто сказал:
– Я пришлю вам графины с вином, лорд Галрион. А что насчёт вашей стражи? Вино на них никак не повлияет?
– Я проверю, чтобы ваша собственность никак не пострадала, уважаемый.
Владелец гостиницы поклонился так низко, что едва не коснулся рукой пальцев ног, затем поспешил прочь.
Во время вечерней трапезы в общем зале прочие постояльцы, скрывая жгучее любопытство, вежливо задавали вопросы о великолепном морском путешествии. Специально ради того, чтобы встретиться с ними, появилось и несколько местных купцов. Для города, который жил морской торговлей, путешествие лорда Галриона смахивало на легенду, на героический подвиг. К счастью, Невин мог ссылаться на своё искреннее незнание морского дела, чтобы отделаться от ненужных расспросов.
– Когда мы наняли нашего капитана, нам сказали: он – лучший в Орисинне. Очевидно, так оно и есть. Были моменты, когда я был уверен в том, что мы обречены, но он всегда нас спасал. Именно ему вы должны бы покупать вино, господа, и ему задавать вопросы.
Невин не сомневался в том, что завтра, когда Элейно спустится на берег, местные купцы именно так и поступят. Он также был уверен, что капитан корабля сумеет врать достаточно умело и убедит их, что путешествие прошло нормально, – насколько нормальным может быть такое жуткое плавание по штормовому морю.
Когда Невин вернулся в номер, он нашёл Перрина сидящим на краю обычного для гостиной возвышения. При свете масляных ламп его только что вымытые рыжие волосы блестели.
– У них тут великолепные бани. Слуга показал мне, где они. Так приятно смыть с себя вонь этого проклятого корабля, – Перрин с укором посмотрел на мастера двеомера. – Но… э-э… вы могли бы мне сказать, что мы отправляемся, черт побери, в Бардек.
– Разве я забыл сказать тебе об этом? Ну, наверное, забыл. Прости, парень. В эти дни у меня столько забот.
– Э, ну, по крайней мере, Каллин тут до меня не сможет добраться, и это все, что имеет для меня значение. – Перрин вздохнул и пустым взглядом уставился на выложенный голубыми и белыми плитками фонтан, играющий в центре комнаты. – Джилл находится на северо-востоке.
– Ты уверен в этом?
– Да. Я, это… ну… это на самом деле как зуд. – Он встал и медленно повернулся, как стрелка компаса. – Когда я стою таким образом, возникает зуд, а Амир сказал мне, что направление, в котором я смотрю, – это северо-восток.
– Да. Отлично, парень! Ты говорил в Аберуине об искуплении. Это – великолепный способ расплатиться за твои прегрешения. Если мы сможем найти Джилл без использования дальновидения, то это должно очень сильно спутать карты наших врагов.
– Врагов?
– О, я, кажется, забыл упомянуть и об этом. Наверное, старею. Понимаешь ли, боюсь, что нас и Джилл с Родри пытаются разыскать специалисты по чёрному двеомеру. Мы должны остановить их, потому что они – злобные убийцы.
Перрин посмотрел на него, собрался что-то сказать, но потерял сознание. Невин вздохнул и приказал себе с этой минуты следить за своим языком. Затем он отправился за Амиром, чтобы тот помог перенести Перрина на кровать.
Через несколько часов после полуночи, когда изменились астральные потоки, Старец отправился в свой Храм Времени и обнаружил то, чего давно ждал: статуя Невина ожила. Холодный серый каменный истукан трансформировался в образ из тёплой плоти, а когда Старец вошёл в комнату, пронзительные голубые глаза, казалось, повернулись в его сторону.
– Очень хорошо, враг мой, – произнёс Старец мысленно. – Вскоре между нами произойдёт последнее сражение. Только между тобой и мной.
Однако вначале ему требовалось заняться кое-чем другим. На протяжении последних нескольких дней Старец использовал различные приспособления и ритуалы для занятия дальновидением, от геомантии до фактического астрального путешествия, пытаясь раскрыть, кто же его враги в Тёмном Совете. Он ничего не нашёл. Поскольку он был гораздо более опытен в добывании информации, чем любой отдельный член Братства, и умел её прятать, Старец мог только предположить, что несколько членов объединили усилия против него. Он также потерял Баруму. Каждый раз, пытаясь связаться со своим учеником, он получал только смутное впечатление о его сознании, которое находилось в капкане, связанное сильным заговором. Хотя Старец, вероятно, мог бы прорваться сквозь заговор и просмотреть разум Барумы, он предпочёл сперва выяснить, кто его враг.
В мёртвое время той ночи, когда все астральные силы отступают и затихают под предводительством самой Земли, Старец проводил ритуал в потайной комнате, глубоко спрятанной у него в усадьбе. Он поднял одного из домашних рабов и заставил испуганного парня принести ему двух толстых кроликов, связанных, но все ещё живых, из клеток в конюшне, после чего отправил парня назад спать. С кроликами в одной руке и лампой в другой Старец, тяжело дыша, ковылял по маленькой лестнице. Он открыл потайную дверь и вошёл в комнату, погруженную во тьму. Стены, потолок, пол – все было выкрашено в чёрный цвет, как и алтарь, который стоял с северной стороны, под шпалерой с перевёрнутой пентаграммой.
Когда Старец бросил кроликов на алтарь, они стали подпрыгивать и верещать – зверьков привела в ужас сама комната, но Старец взял ритуальный нож с длинным лезвием, перевернул его и ударил зверьков рукояткой по головам. Она была тяжёлой, украшенной драгоценными камнями. Он бил кроликов, пока они не затихли. Позднее они умрут, а сейчас ему требовалась тишина, чтобы сконцентрироваться. Старец двинулся по комнате, придерживаясь направления против часовой стрелки, чтобы зажечь чёрные свечи в нишах в стенах. При этом он напевал себе под нос песню зла, более старую, чем Времена Рассвета, остаток известного и ненавидимого мастерства, развившегося до того, как предки бардекианцев и дэверрийцев покинули таинственную родину предков. Старец призвал Сета Рогатого, чтобы открыть врата Другой Земли и освободить дух, с которым хотел поговорить.
После того, как свечи загорелись, Старец задул лампу. Её дым смешался с дымом свечей – в комнате отсутствовали окна, хотя немного свежего воздуха проникало из-под двери – и загустел. Все ещё напевая, Старец снова приблизился к алтарю, взял нож и начал призывать сотню злых сущностей, сил и символов в свой разум и в эту проклятую комнату.
Наконец он замер в неподвижности, потом высоко поднял нож и резко опустил вниз. Старец перерезал горло кроликов, затем вскрыл их животы и позволил их крови разливаться по алтарю и капать на пол. Своим тренированным взглядом он видел вытекание крови, как освобождение магнетизма, выброс и подъем тумана чистой жизненной силы, цель и единственную причину этой жестокости.
Поддерживаемая дымом свечей и потоками магнетизма, которые высвободил ритуал, над алтарём возникла и загустела некая эфирная сущность. Привлечённые, как голодные собаки к мясу, прибыли духи всех сортов. Они собрались вокруг, бросаясь на еду, скуля и мяукая, когда Старец отгонял их прочь мощными проклятиями и взмахами ритуального ножа. Наконец над туманом сформировалось лицо – худое, с узкими глазами, которые блестели под заострёнными бровями, жестокий рот существа оскалился.
– Дай мне попить, Тондало, – прошептала сущность.
– О, с радостью, учитель, – Старец улыбнулся ему, его слова и выражение лица были пародией на услужливость. – Разве ты не рад, что так хорошо обучил меня чёрному мастерству?
Дух рявкнул на него и бросился вперёд, но его отогнало назад мелькнувшее лезвие.
– Обещай мне, что ответишь на мои вопросы, затем я дам тебе попить.
– Обещаю, ты, неблагодарное порождение ада.
Старец отвёл нож назад и позволил духу подпитаться жизненной силой. По мере того, как туман редел, образ густел, пока не показалось, что старый учитель грязных дел стоит на алтаре и утирает рот тыльной стороной ладони после трапезы.
– А теперь к делу, – сказал Старец. – У меня есть враг.
– Правда? Какой сюрприз!
– Кто-то работает против меня. Ты помнишь вопрос, по которому я с тобой советовался? Смерть Мастера Эфира?
– Не помню ничего, кроме боли.
– Это не имеет значения. Кто-то работает против меня. Кто-то блокирует все мои попытки увидеть его при помощи дальновидения. Он должен тянуть энергию из мест, где ты обитаешь. Кто это?
– Никто не работает против меня в Темноте Тьмы, по крайней мере, не в том жалком зловонном углу, где ты поймал меня в капкан.
– Ты врёшь!
– Я не могу врать.
Это, конечно, было абсолютной правдой – в определённых границах.
– Нет, но ты можешь исказить правду. Ты видел, как кто-то работает где-то ещё, не так ли? Кто он и где?
Дух оскалил зубы в беззвучном рычании.
– Я его не узнаю, – наконец признался дух. – Он, вероятно, пришёл к власти после моего времени на земле. То, как он работает, указывает, что это один из Главных Ястребов, но я не могу знать, из какой гильдии. Что касается того, где он работает, то почему бы не посмотреть в обычных местах, вместо троп мастерства? Ты все ещё временами показываешь себя слишком большим глупцом, Тондало.