Страница:
показалось, что наш маленький любимец тебе не понравился. А вот ты, я
уверен, ему очень даже по вкусу пришелся.
Дерри проглотил слюну, стараясь сдержать подступавшую тошноту. Венцит
усмехнулся.
- Что, не нравится? А ты, Ридон, как думаешь?
- Мне кажется, сэр, мы можем лучше распорядиться его судьбой, - холодно
ответил Ридон. - Мне эта идея нравится не меньше, чем вам, но мы не должны
забывать, что Шон лорд Дерри знатного рода и благородной крови. Вряд ли
карадоту пристало есть такую пищу, вы согласны?
- Но эта тварь явно к нему неравнодушна, - произнес Венцит и с
довольным видом ухмыльнулся, когда Дерри отпрянул от него при этих словах. -
Впрочем, ты, несомненно, прав. Живой Шон лорд Дерри представляет для нас
сейчас гораздо большую ценность, чем мертвый, хотя сам он, возможно, еще не
раз об этом пожалеет. - Он скрестил руки на груди и зловеще смерил Дерри
взглядом.
- А теперь ты нам расскажешь все, что тебе известно о военных и о
магических силах Келсона. А когда закончишь, перейдем к твоему Моргану - ты
и о нем расскажешь нам все.
Дерри в негодовании выпрямился, в его голубых глазах сверкнул вызов.
- Да ни за что! Я не выдам...
- Хватит, - оборвал его Венцит и с угрожающим видом приблизился к нему.
На какое-то время Дерри встретился взглядом с его ужасными глазами, что
расплывались, казалось, как капли расплавленного сапфира. Потом он отвел
взгляд, отвернулся и крепко зажмурился в отчаянии: Венцит - он внезапно
догадался об этом - Венцит пытался читать его мысли. Выдержать этого он не
мог.
Дерри решился приоткрыть глаза и увидел, что Венцит выпрямился, немного
удивленный, нахмурив рыжеватые брови. Несколько секунд чародей не спускал с
него подозрительного взгляда, а затем повернулся, отошел к правой стене и
приподнял крышку обитого кожей сундука. Он долго копался в нем, прежде чем
нашел то, что искал. Когда он выпрямился, в руке у него был небольшой
пузырек с молочно-белой жидкостью. Он взял другой сосуд, глиняный, и добавил
из него в первый четыре золотых прозрачных капли. Белая жидкость сделалась
кроваво-красной, она сверкала и переливалась, когда Венцит поднес ее к
факелу. Он вернулся к своему пленнику, медленно перемешивая содержимое
сосуда плавными круговыми движениями. - Очень жаль, что ты не хочешь помочь
нам, мой юный друг, - сказал Венцит, облокотившись о спинку кресла и
рассматривая жидкость на свет, словно любуясь ею. - Но, мне кажется, у тебя
нет выбора, равно как и у меня. Они тебя неплохо вооружили, этот Морган со
своим выскочкой-принцем, однако, к сожалению, могущество, полученное от
Дерини, так же ограничено, как и силы самих Дерини. К сожалению для тебя,
конечно. Содержимое этого флакона лишит тебя всякой защиты.
Дерри судорожно сглотнул, в горле у него пересохло, он не отрывал глаз
от пузырька.
- Что это? - с трудом прошептал он.
- О, в тебе еще сохранилось любопытство? Откровенно говоря, если я и
скажу, то ты узнаешь что-то новое. Это - обычная мераша и еще кое-что... -
Он усмехнулся, увидев, как Дерри сжал зубы, полный тревожных предчувствий. -
О мераше ты, видимо, что-нибудь слышал? Ну не важно. Ридон, подержи его
голову.
Дерри испуганно дернулся, в попытке уклониться от рук другого Дерини,
но было слишком поздно. Ридон уже сжимал его голову словно в железных
тисках, крепко прижав ее к груди. Он знал, на какие точки нужно надавить,
чтобы Дерри, беспомощный, как младенец, открыл рот.
Багровая жидкость потекла ему в глотку, опалив язык. Он захлебывался,
пытался ее выплюнуть, но Ридон заставил его сделать глоток. И когда он
проглотил это зелье, в голове все помутилось; он глотал и глотал отраву,
хотя страшно не хотел этого делать, а потом его стал душить неистовый
кашель.
Язык у него онемел, он почувствовал металлический привкус во рту и
огонь в легких. Он кашлял и тряс головой, чтобы в ней прояснилось, и делал
тщетные попытки вызвать рвоту, но все было бесполезно. Когда кашель
прекратился и жжение пропало, он почувствовал, как у него все поплыло перед
глазами. В ушах гудело так, как будто ураганный ветер вырывал его из
пространства и времени. Цвета слились и померкли, в глазах у него потемнело.
Дерри попытался было поднять голову, но это оказалось ему не под силу. Он
попытался смотреть в одну точку, но и это не получилось. Голова его
бессильно склонилась к правому плечу. Он слышал, как ненавистный голос
бормочет какие-то знакомые слова, но понять их уже не мог.
А потом наступила тьма.
Месса подходила к торжественному завершению, и в соборе установилась
полная тишина. В эти мгновения Морган предпринимал отчаянные попытки прийти
в себя. Тьма, поглотившая Дерри, задела и его, хотя он так и не смог
определить ни источника, ни причины ее возникновения. Он только и понял: с
Дерри случилось что-то ужасное. Но больше ему ничего не удалось выяснить.
Морган с трудом вырвался из этого ужаса; приходя в себя, он пошатнулся над
молитвенным столиком, и Дункан, заметив, как дрогнул столик, украдкой
тревожно посмотрел на кузена, внешне оставаясь спокойным.
- Что с тобой, Аларик? - чуть, слышно спросил он, а в глазах его застыл
вопрос: "Ты притворяешься, или в самом деле так худо?"
Морган вздохнул и покачал головой. Он старался взбодриться, однако
недавние усилия и продолжительный пост сделали свое дело: он никак не мог
окончательно прийти в чувство. Он понимал, что ему нужно на это время, как
понимал и то, что не располагает им здесь, среди людей, которые только и
ждут от него подвоха.
Морган хотел было встать и бессильно оперся на руку Дункана, так как у
него вновь закружилась голова; он понял, что еще долго не сможет
выкарабкаться из этой мглы.
Дункан, заметив, что кое-кто из епископов подозрительно поглядывает в
их сторону, наклонился к самому уху Моргана.
- Аларик, на нас смотрят. Если тебе на самом деле нужна помощь, скажи.
Епископы... Ой-ой-ой, Кардиель остановил мессу. Он идет сюда!
- Держи меня, - прошептал Морган, закрыв глаза и покачнувшись. - Мне и
впрямь плохо, будь осторо...
С этими словами он вцепился в плечо Дункана и потерял сознание. Дункан
уложил кузена на пол, коснулся пальцами его лба и, подняв глаза, увидел
Кардиеля, Арилана и еще двух епископов, которые склонились над ними с весьма
озабоченным видом. Дункан понял, что должен как можно скорее рассеять их
подозрения.
- Это все голодание. Он к этому не привык, - проговорил Дункан,
склонившись над кузеном, лишившимся чувств, чтобы ослабить ему воротник. -
Кто-нибудь, пожалуйста, принесите вина. Нужно как-то подкрепить его силы.
Монаха послали за вином; в суматохе Дункан исхитрился заглянуть в
сознание Моргана, и теперь не оставалось никаких сомнений - тот
действительно был в обмороке. Лицо его побледнело, пульс был слабый и
прерывистый, дыхание поверхностное. Он мог бы прийти в себя сам, но не так
быстро, а Дункан не хотел, чтобы сцена эта слишком затягивалась. Над
Морганом склонился Кардиель и взял его руку, чтобы нащупать пульс.
Несколько местных баронов и военных, стоящих ближе к алтарю, покинув
свои места, тоже столпились вокруг Моргана. Вид у многих был зловещий,
кое-кто из них уже схватился за рукоятки мечей и кинжалов. Чтобы избежать
осложнений, необходимо было немедленно успокоить людей.
С озабоченным видом Дункан, а он действительно очень беспокоился, сжал
ладонями виски Моргана, всматриваясь в его лицо и произнося про себя
заклинание Дерини, снимающее утомление. Он почувствовал, что Морган приходит
в себя, задолго до того, как безжизненное тело шевельнулось. Затем Аларик
застонал и повернул голову, веки его затрепетали - сознание возвращалось к
нему. Монах возвратился с чашей вина. Дункан приподнял голову Моргана и
поднес чашу к его губам. Морган медленно открыл глаза.
- Выпей это, - приказал ему Дункан.
Морган смиренно кивнул и отпил несколько глотков, обхватив чашу с обеих
сторон поверх рук Дункана. Затем он провел рукой по глазам, словно прогоняя
тревожные воспоминания, а другой рукой незаметно сжал пальцы Дункана, и тот
понял, что опасность миновала. Морган уже вполне владел собой. Он сделал еще
глоток вина, подержал его во рту и, решив, что оно чересчур сладкое,
отставил чашу в сторону и сел. Епископы стояли над ними с обеих сторон,
взирая одновременно с беспокойством, негодованием и подозрением, а несколько
баронов столпились у самой ограды алтаря, чтобы послушать, чем же Морган
объяснит случившееся.
- Простите меня, господа, ничего страшного, - пробормотал он
прерывающимся от усталости голосом. - Боюсь, что я просто не выдержал
непривычного для меня поста.
Он произнес это с глубоким огорчением, тяжело вздохнул и опустил глаза.
Епископы дружно закивали - голодный обморок, все понятно. Можно было даже
предположить, что герцог Корвинский лишится чувств во время мессы. Кардиель
наклонился и утешительно похлопал Моргана по плечу, а затем направился
успокаивать баронов и военачальников, окаменевших в напряженном ожидании.
Арилан еще несколько секунд пристально смотрел на кузенов, снова
преклонивших колени, и только когда Кардиель поднялся на алтарь, тоже
вернулся на свое место. Морган и Дункан заметили его колебания и обменялись
тревожными взглядами.
Месса возобновилась и дальше шла своим чередом, без каких-либо
неожиданностей. Оба кающихся грешника получили причастие, отзвучали
последние молитвы, и наконец толпа священников и горожан покинула собор.
Только оба Дерини, Кардиель и Арилан задержались в ризнице.
Арилан вошел в ризницу в полном облачении. Дождавшись, когда остальные
священнослужители закончат свои дела и выйдут, он снял свою митру,
украшенную драгоценными камнями, не спеша подошел к двери и запер ее на
засов.
- Вы ничего не хотите мне сказать, герцог Корвинский? - холодно спросил
он, стоя у дверей и не поворачивая головы.
Морган взглянул на Дункана, потом на Кардиеля, который молча стоял в
стороне, и во всем его виде чувствовалась какая-то скованность.
- Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, - осторожно ответил Морган.
- А что, герцог Корвинский всегда имеет обыкновение падать в обморок во
время мессы? - повернулся Арилан и взглянул в лицо Моргану холодными
фиалковыми глазами.
- Я... Я уже говорил, милорд, я не привык поститься. В моем доме это не
принято. Вдобавок перед мессой мы три дня очень мало спали, очень мало
ели...
- Не разыгрывайте комедию, Аларик! - оборвал его Арилан, подходя к
Моргану и впиваясь в него взглядом. - Вы нарушили свое слово этой ночью. Вы
солгали нам. Вы пользовались магией Дерини прямо в соборе, хотя мы запретили
вам это, вам обоим! Надеюсь, вы сможете дать всему этому достойное
объяснение?
"Я расположусь станом вокруг тебя, стесню тебя стражею
наблюдательной"[13].
Морган, не дрогнув, выдержал взгляд Арилана и немного погодя медленно
кивнул.
- Да, этой ночью я пользовался своим могуществом. У меня не было
выбора.
- Не было выбора? - переспросил Арилан. - Вы осмелились нарушить
обещание, рискуя сорвать все наши усилия за несколько последних недель
только из-за своего своеволия, и вы говорите, что у вас не было выбора?
Он перевел взгляд на Дункана.
- А вы, Дункан. Вы же священник, и я считал, что ваше слово значит для
вас несколько больше. Я полагаю, у вас тоже не было выбора?
- Мы делали то, что должны были сделать, ваше преосвященство. Если бы
не было веских причин, мы никогда не осмелились бы нарушить наших обещаний.
- Если причины были столь уж серьезны, вы могли сообщить об этом мне.
Мы с Кардиелем взялись за это дело и должны иметь представление о том, что
происходит. Мы не можем позволить, чтобы вы вытворяли подобное, да еще без
нашего ведома.
Морган с трудом удержался от резкости.
- Вы бы обо всем узнали в свое время, милорд. Так уж вышло, что нам
пришлось действовать на свой страх и риск. Если бы вы были Дерини, вы бы нас
поняли!
- Если бы я?.. - шепотом переспросил Арилан и прикрыл глаза.
Он вдруг отвернулся и сцепил руки. Морган бросил взгляд на Дункана.
Потом он недоуменно посмотрел на Кардиеля, лицо которого стало белее
белоснежного стихаря; он не спускал глаз с Арилана. Прежде чем Морган успел
понять, чем вызвано такое смятение в епископах, Арилан снова повернулся,
сделал два крупных шага и встал перед герцогом, положив руки на пояс.
- Ну что ж, Аларик. Не думал я, что нам с вами придется говорить на эту
тему, но, очевидно, пришло время. Вы что же, думаете, что вы с Дунканом -
единственные Дерини на свете?
- Единственные... Кто? - Морган похолодел, неожиданно догадавшись,
почему Кардиель так странно смотрел на своего собрата. - Вы... вы... -
забормотал он.
Арилан кивнул.
- Верно. Я тоже Дерини. А теперь скажите, мог я не понять, что вы там
делали сегодня вечером?
Морган лишился дара речи. Недоверчиво качая головой, он сделал
несколько шагов назад, наткнулся на кресло и упал в него, не в силах отвести
взгляда от епископа-Дерини. Дункан смотрел на Арилана из противоположного
угла ризницы и слегка покачивал головой, словно изумляясь тому, как
сложились две части головоломки, которые давно уже не давали ему покоя, - а
он и не предполагал, что вместе они явят такую вот картину. Кардиель молчал.
Арилан отвернулся и, с едва заметной улыбкой, принялся снимать облачение,
посматривая на присутствующих краем глаза.
- Ну так что вы молчите? Дункан, вы наверняка о чем-то подозревали.
Что, хороший из меня актер?
Дункан покачал головой, стараясь говорить помягче:
- Один из лучших, которых я только видел, ваше преосвященство. Я на
собственном опыте знаю, как тяжело всю жизнь обманывать окружающих, как
тяжело хранить тайну. Но скажите, вас не мучило, что вы остаетесь
безучастным, когда вокруг страдают и умирают такие же, как вы? Вы были в
силах помочь им, Арилан. Но вы ничего не сделали.
Арилан потупил взгляд, потом снял епитрахиль к, прежде чем ответить,
прикоснулся к ней губами.
- Я сделал все, что мог, Дункан. Я бы сделал больше, но... вы-то
знаете, как это нелегко - быть одновременно и Дерини, и священником, я
уверен, вы поймете меня. Насколько я знаю, мы с вами - единственные за
несколько столетий Дерини, принявшие сан. Я не хотел рисковать тогда, я не
был уверен, что это принесет пользу. Вы можете это понять?
Дункан молчал, и Арилан примирительно положил руку ему на плечо.
- Я понимаю, как вам было тяжело, Дункан. Ничего, придут другие
времена.
- Не знаю, может быть, вы и правы.
Тяжело вздохнув, Арилан перевел взгляд на Моргана, который за все это
время так и не пошевелился. Пока священники вели этот разговор, к нему
окончательно вернулось самообладание, и теперь он смотрел на Арилана с
вызовом. Тот, поняв обуревавшие Моргана чувства, подошел к нему.
- Вы не можете довериться мне, Аларик? Я знаю, что ваш путь был не
легче; сострадание - удел не только священников.
- А почему я должен вам доверять? - спросил Морган. - Вы обманывали нас
раньше, так может быть и теперь, а? Чем вы докажете, что не предадите нас?
- Могу только поклясться, - устало улыбнулся Арилан. - Ах, нет, есть же
еще способ. Да, я могу позволить вам кое-что, после чего вы, несомненно,
поверите мне, Аларик. Я готов открыться перед вами с той, тайной стороны,
если вы не боитесь. Вас, думаю, весьма удивит то, что вы увидите.
- Вы... вы хотите проникнуть в мое сознание? - выдавил Морган через
силу.
- Нет, вы - в мое. Попробуйте.
Морган пришел в некоторое замешательство, но Арилан быстро опустился на
колени возле кресла, где он сидел, и положил руку на подлокотник. Их руки не
соприкасались, и Моргана это удивило - он всегда думал, что прочесть мысли
другого можно, только касаясь человека. Арилан, похоже, считал, что это не
обязательно. Морган сделал первую попытку - и необыкновенно легко вошел в
сознание епископа, без труда пробираясь через вереницу образов, рожденных
рассудочным, упорядоченным интеллектом. Перед ним промелькнул
Арилан-семинарист, Арилан, получивший первый приход, Арилан на мартовском
заседании Курии, выступающий против отлучения. Там действительно было много
такого, чего он никак не ожидал!
Когда Морган вернулся из этого странного путешествия, Арилан, взглянув
на него снизу вверх, встал и молча продолжил переодевание. Облачившись
наконец в привычную пурпурную мантию и плащ, он еще раз посмотрел Моргану в
глаза, на этот раз спокойно и сухо, как будто ничего не произошло.
- Ну пойдемте? - непринужденно спросил он, подходя к двери и отодвигая
засов.
Морган растерянно кивнул и поднялся. Дункан и Кардиель, ни слова не
говоря, последовали за ним к двери.
- А теперь можете рассказать нам на ходу, что случилось в соборе
сегодня ночью, - предложил Арилан, простирая руки и заключая обоих в
дружеские объятия. - Ко всему прочему, я думаю, мы все нуждаемся в отдыхе.
На рассвете нам нужно выезжать, если мы не хотим заставить Келсона ждать.
Через два дня оба мятежных епископа засвидетельствовали свое почтение
Келсону в Дол Шайе. Король тоже получил формальное отпущение грехов,
освобождающее его от тени, павшей на него из-за отлучения и обвинения в
ереси.
Еще через два дня они уже были у ворот Корота.
Как это ни удивительно, но Келсон, кажется, довольно спокойно воспринял
известие о том, что Арилан тоже Дерини. И он был уверен с того самого
момента, как встретился с Морганом, Дунканом и обоими епископами, что
произошли какие-то важные перемены. Кроме Кардиеля, никто из епископов не
знал об Арилане то, что было известно ему, и тем не менее, они словно
почувствовали исходящую от него силу и поняли, что с ним нужно считаться,
почти как с самим Кардиелем.
Келсон, вполне владевший искусством различать тонкие оттенки в речи и в
движениях, заметил тоже, что Морган и Дункан воспринимают Арилана
по-другому, и этого он, несмотря на длительное общение с обоими, объяснить
для себя не смог. Но вскоре Арилан открылся Келсону в том, что он Дерини, но
так, как будто это было всем давно известно, и Келсон принял сообщение
весьма спокойно.
К полудню следующего дня, когда королевская армия подошла к Короту
настолько близко, что были видны его стены, вели ее уже четверо Дерини, а
это - немалая сила. Келсон был спокоен и собран, когда, натянув поводья,
остановил коня на вершине холма, наблюдая, как его армия занимает позиции
вокруг захваченной врагами столицы Моргана.
Передовые отряды спугнули по дороге несколько банд одетых в серое
мятежников, так что когда войско подошло к Короту, там уже знали о его
приближении.
Долина, простирающаяся перед Коротом, была пуста и безлюдна; полуденный
ветерок колыхал травы, гнал мягкие волны этого бледно-зеленого моря. А
вдалеке открывалась даль настоящего океана - серебристо-зеленая, подернутая
дымкой послеполуденного солнца. В воздухе стоял острый запах соли и гниющих
водорослей, смешивающийся с вонью мусорных куч под стенами замка.
Келсон долго и пристально осматривал глухие стены замка, пустынную
равнину, песчаные дюны. Дюны оживали на глазах - его отряды подходили один
за другим. Далеко на северо-западе виднелись фиолетовые знамена пехоты
Кардиеля. Сначала показались боевые знамена, потом - длинные копья, а затем
из-за холма вышли и пешие солдаты с высокими щитами в форме ромбов.
Ближе к левому флангу знаменитые халдейнские лучники принца Нигеля
заняли удобную позицию на вершинах песчаных дюн. Полковые барабанщики,
великолепные в ярких одеждах жителей долины, в зеленую и фиолетовую полоску,
выбивали быструю витиеватую походную дробь, высоко поднимая над головой
палочки и выкрикивая что-то. Каждого стрелка сопровождал пеший воин с копьем
и щитом, в задачу которого входило защищать лучника от града вражеских
стрел. На боевых шлемах стрелков сияли золотисто-фиолетовые значки
Халдейнского корпуса лучников.
За спиной у Келсона ждал своего часа цвет Гвинеддской конницы: рыцари и
кавалеры, пажи и оруженосцы. Знамена лордов Хортнеса и Вариана, Линдестарка
и Рорау, Бетенара и Пелагога развевались над головами королевских рыцарей.
Это были вожди известнейших родов Гвинедда, потомки семей, верных короне на
протяжении всей славной его истории, с самого возникновения одиннадцати
королевств. Справа было видно знамя с грифоном - там Морган обсуждал
какие-то стратегические детали со своими офицерами. Вот подоспел и Дункан.
Кавалер нес за ним знамя Мак-Лайнов: спящий лев и роза. На нем были и три
красных стрелки, говорившие о том, что Дункан стал еще и наследником Кассана
и Кирни после смерти старшего брата Кевина. На Дункане, подъехавшем к
Келсону, было военное снаряжение, и только серебряный наперсный крест,
выделявшийся на фоне пледа цветов рода Мак-Лайнов и боевых доспехов, выдавал
в нем священнослужителя. Он приветливо кивнул Келсону и, повернувшись,
увидел Моргана, спешащего к ним. Знамя с грифоном присоединилось к льву и
розе, к Гвинеддскому льву и епископским знаменам Ремута и Дхассы. Вскоре к
ним присоединилось знамя Нигеля со львом в полумесяце.
- Ну что вы скажете, Морган? - спросил Келсон, сняв шлем и взъерошив
влажные иссиня-черные волосы рукой в перчатке. - Вы лучше нас знаете мощь
вашей собственной твердыни - можно ее взять?
Морган вздохнул и ссутулился, скрестив руки на тисненой луке седла.
- Мне ненавистна сама мысль о том, что мы будем брать Корот силой,
государь. Конечно, любая стена рухнет, дайте только срок и необходимые
орудия. Но я бы предпочел, чтобы мой город не пострадал, хотя сознаю, что
это, наверное, невозможно. У нас нет времени.
Арилан многозначительно взглянул на заходящее солнце, чуть видное уже в
сгущающемся тумане, и повернулся к Келсону. От его движения скрипнула кожа
седла, и епископская риза ярко вспыхнула в меркнущем солнечном свете. Они с
Кардиелем оба были вооружены и одеты в кольчуги под епископскими мантиями -
оба были готовы к праведному бою за Воинство Христово. Его проницательные
глаза встретились с глазами Келсона.
- Государь, уже темнеет. Если вы не хотите начать ночной штурм, то
пора, пожалуй, разбивать лагерь.
- Да, вы правы. Слишком поздно, остановимся здесь, - Келсон отогнал
муху от уха своего коня. - Честно говоря, я хотел бы еще вступить в
переговоры с епископами. Есть небольшая, хотя и призрачная, надежда, что мы
придем к соглашению, не обнажая мечей.
- Надежда сия невелика, мой принц, - возразил Дункан. - Во всяком
случае, Варину нам сказать нечего. Вряд ли нам удастся его переубедить.
- Я знаю, - нахмурился Келсон. - Но мы в любом случае должны
попробовать. Кардиель, попросите остальных епископов, чтобы они следовали за
нами в первых рядах. А вас, Морган, и вас, отец Дункан, я прошу оповестить
всех, что мы разбиваем здесь лагерь на ночь. И пусть выставят часовых.
Неизвестно, что дадут нам переговоры, а я не хочу, чтобы ночью нас тревожили
вылазки мятежников.
- Да, мой принц.
С высокого крепостного вала за движением королевской армии наблюдали
другие глаза. Варин де Грей и несколько его лейтенантов обозревали равнину,
укрывшись за зубцами замковой стены недалеко от решетки крепостных ворот. От
глаз Варина де Грея не ускользнули знамена знатных лордов, собравшихся в
долине, и он про себя подсчитывал силы противника, разбивающего лагерь под
стенами замка.
Внешне этот невысокий человек с коротко подстриженными волосами не был
похож на предводителя мятежников, поставившего на колени половину Корота. На
нем были серые куртка и шапка, серым был и его плащ, которым он плотно
укутал свои узкие плечи. Только черный сокол на белом фоне - эмблема,
нашитая на его кожаную куртку, - нарушал однообразие этого сумеречного
ровного серого цвета. Сталь поблескивала на его шее и запястьях, прикрывала
икры ног, но и она была тусклая, неяркая. Только глаза выдавали в нем
необыкновенного человека, человека, которого знали как лорда Варина, - глаза
фанатика, пророка и, как говорили, святого.
Взгляд Варина, по словам его сподвижников, насквозь пронизывал душу.
Вдобавок Варин де Грей мог исцелять, как древние праведники и святые.
Он пришел с Севера, этот человек, суливший скорый конец племени Дерини
и призывавший к священной войне, которая избавит наконец людей от этого
проклятия - Дерини.
И еще говорили, что Варин послан Богом - во всяком случае, сам он верил
в это, принимая свое предводительство как божественный дар, что само по себе
вызывало в простонародье благоговейный трепет.
Даже епископы Гвинеддской Курии склонились на его сторону; впрочем,
архиепископ Лорис, примас Гвинедда, и сам был принципиальным врагом всех
Дерини.
И теперь вооруженные мятежники и войско Курии плечом к плечу стояли за
стенами Корота, готовые вести бой против законного владельца города и своего
короля. Замок удалось занять благодаря измене нескольких ключников. Гордый
Корот был взят без потерь и разрушений. Самых верных приверженцев Моргана
бросили в темницу глубоко под главной башней: они не остались без ухода и
пищи, но тем не менее были пленниками религиозных фанатиков, захвативших их
при взятии города.
Обаяние Варина покорило даже многих жителей Корота, пересилив их
извечную преданность королю и своему герцогу. И вот, стоя на стене крепости,
Варин наблюдал, как армия Келсона располагается лагерем совсем неподалеку.
Один из его помощников прочистил горло:
уверен, ему очень даже по вкусу пришелся.
Дерри проглотил слюну, стараясь сдержать подступавшую тошноту. Венцит
усмехнулся.
- Что, не нравится? А ты, Ридон, как думаешь?
- Мне кажется, сэр, мы можем лучше распорядиться его судьбой, - холодно
ответил Ридон. - Мне эта идея нравится не меньше, чем вам, но мы не должны
забывать, что Шон лорд Дерри знатного рода и благородной крови. Вряд ли
карадоту пристало есть такую пищу, вы согласны?
- Но эта тварь явно к нему неравнодушна, - произнес Венцит и с
довольным видом ухмыльнулся, когда Дерри отпрянул от него при этих словах. -
Впрочем, ты, несомненно, прав. Живой Шон лорд Дерри представляет для нас
сейчас гораздо большую ценность, чем мертвый, хотя сам он, возможно, еще не
раз об этом пожалеет. - Он скрестил руки на груди и зловеще смерил Дерри
взглядом.
- А теперь ты нам расскажешь все, что тебе известно о военных и о
магических силах Келсона. А когда закончишь, перейдем к твоему Моргану - ты
и о нем расскажешь нам все.
Дерри в негодовании выпрямился, в его голубых глазах сверкнул вызов.
- Да ни за что! Я не выдам...
- Хватит, - оборвал его Венцит и с угрожающим видом приблизился к нему.
На какое-то время Дерри встретился взглядом с его ужасными глазами, что
расплывались, казалось, как капли расплавленного сапфира. Потом он отвел
взгляд, отвернулся и крепко зажмурился в отчаянии: Венцит - он внезапно
догадался об этом - Венцит пытался читать его мысли. Выдержать этого он не
мог.
Дерри решился приоткрыть глаза и увидел, что Венцит выпрямился, немного
удивленный, нахмурив рыжеватые брови. Несколько секунд чародей не спускал с
него подозрительного взгляда, а затем повернулся, отошел к правой стене и
приподнял крышку обитого кожей сундука. Он долго копался в нем, прежде чем
нашел то, что искал. Когда он выпрямился, в руке у него был небольшой
пузырек с молочно-белой жидкостью. Он взял другой сосуд, глиняный, и добавил
из него в первый четыре золотых прозрачных капли. Белая жидкость сделалась
кроваво-красной, она сверкала и переливалась, когда Венцит поднес ее к
факелу. Он вернулся к своему пленнику, медленно перемешивая содержимое
сосуда плавными круговыми движениями. - Очень жаль, что ты не хочешь помочь
нам, мой юный друг, - сказал Венцит, облокотившись о спинку кресла и
рассматривая жидкость на свет, словно любуясь ею. - Но, мне кажется, у тебя
нет выбора, равно как и у меня. Они тебя неплохо вооружили, этот Морган со
своим выскочкой-принцем, однако, к сожалению, могущество, полученное от
Дерини, так же ограничено, как и силы самих Дерини. К сожалению для тебя,
конечно. Содержимое этого флакона лишит тебя всякой защиты.
Дерри судорожно сглотнул, в горле у него пересохло, он не отрывал глаз
от пузырька.
- Что это? - с трудом прошептал он.
- О, в тебе еще сохранилось любопытство? Откровенно говоря, если я и
скажу, то ты узнаешь что-то новое. Это - обычная мераша и еще кое-что... -
Он усмехнулся, увидев, как Дерри сжал зубы, полный тревожных предчувствий. -
О мераше ты, видимо, что-нибудь слышал? Ну не важно. Ридон, подержи его
голову.
Дерри испуганно дернулся, в попытке уклониться от рук другого Дерини,
но было слишком поздно. Ридон уже сжимал его голову словно в железных
тисках, крепко прижав ее к груди. Он знал, на какие точки нужно надавить,
чтобы Дерри, беспомощный, как младенец, открыл рот.
Багровая жидкость потекла ему в глотку, опалив язык. Он захлебывался,
пытался ее выплюнуть, но Ридон заставил его сделать глоток. И когда он
проглотил это зелье, в голове все помутилось; он глотал и глотал отраву,
хотя страшно не хотел этого делать, а потом его стал душить неистовый
кашель.
Язык у него онемел, он почувствовал металлический привкус во рту и
огонь в легких. Он кашлял и тряс головой, чтобы в ней прояснилось, и делал
тщетные попытки вызвать рвоту, но все было бесполезно. Когда кашель
прекратился и жжение пропало, он почувствовал, как у него все поплыло перед
глазами. В ушах гудело так, как будто ураганный ветер вырывал его из
пространства и времени. Цвета слились и померкли, в глазах у него потемнело.
Дерри попытался было поднять голову, но это оказалось ему не под силу. Он
попытался смотреть в одну точку, но и это не получилось. Голова его
бессильно склонилась к правому плечу. Он слышал, как ненавистный голос
бормочет какие-то знакомые слова, но понять их уже не мог.
А потом наступила тьма.
Месса подходила к торжественному завершению, и в соборе установилась
полная тишина. В эти мгновения Морган предпринимал отчаянные попытки прийти
в себя. Тьма, поглотившая Дерри, задела и его, хотя он так и не смог
определить ни источника, ни причины ее возникновения. Он только и понял: с
Дерри случилось что-то ужасное. Но больше ему ничего не удалось выяснить.
Морган с трудом вырвался из этого ужаса; приходя в себя, он пошатнулся над
молитвенным столиком, и Дункан, заметив, как дрогнул столик, украдкой
тревожно посмотрел на кузена, внешне оставаясь спокойным.
- Что с тобой, Аларик? - чуть, слышно спросил он, а в глазах его застыл
вопрос: "Ты притворяешься, или в самом деле так худо?"
Морган вздохнул и покачал головой. Он старался взбодриться, однако
недавние усилия и продолжительный пост сделали свое дело: он никак не мог
окончательно прийти в чувство. Он понимал, что ему нужно на это время, как
понимал и то, что не располагает им здесь, среди людей, которые только и
ждут от него подвоха.
Морган хотел было встать и бессильно оперся на руку Дункана, так как у
него вновь закружилась голова; он понял, что еще долго не сможет
выкарабкаться из этой мглы.
Дункан, заметив, что кое-кто из епископов подозрительно поглядывает в
их сторону, наклонился к самому уху Моргана.
- Аларик, на нас смотрят. Если тебе на самом деле нужна помощь, скажи.
Епископы... Ой-ой-ой, Кардиель остановил мессу. Он идет сюда!
- Держи меня, - прошептал Морган, закрыв глаза и покачнувшись. - Мне и
впрямь плохо, будь осторо...
С этими словами он вцепился в плечо Дункана и потерял сознание. Дункан
уложил кузена на пол, коснулся пальцами его лба и, подняв глаза, увидел
Кардиеля, Арилана и еще двух епископов, которые склонились над ними с весьма
озабоченным видом. Дункан понял, что должен как можно скорее рассеять их
подозрения.
- Это все голодание. Он к этому не привык, - проговорил Дункан,
склонившись над кузеном, лишившимся чувств, чтобы ослабить ему воротник. -
Кто-нибудь, пожалуйста, принесите вина. Нужно как-то подкрепить его силы.
Монаха послали за вином; в суматохе Дункан исхитрился заглянуть в
сознание Моргана, и теперь не оставалось никаких сомнений - тот
действительно был в обмороке. Лицо его побледнело, пульс был слабый и
прерывистый, дыхание поверхностное. Он мог бы прийти в себя сам, но не так
быстро, а Дункан не хотел, чтобы сцена эта слишком затягивалась. Над
Морганом склонился Кардиель и взял его руку, чтобы нащупать пульс.
Несколько местных баронов и военных, стоящих ближе к алтарю, покинув
свои места, тоже столпились вокруг Моргана. Вид у многих был зловещий,
кое-кто из них уже схватился за рукоятки мечей и кинжалов. Чтобы избежать
осложнений, необходимо было немедленно успокоить людей.
С озабоченным видом Дункан, а он действительно очень беспокоился, сжал
ладонями виски Моргана, всматриваясь в его лицо и произнося про себя
заклинание Дерини, снимающее утомление. Он почувствовал, что Морган приходит
в себя, задолго до того, как безжизненное тело шевельнулось. Затем Аларик
застонал и повернул голову, веки его затрепетали - сознание возвращалось к
нему. Монах возвратился с чашей вина. Дункан приподнял голову Моргана и
поднес чашу к его губам. Морган медленно открыл глаза.
- Выпей это, - приказал ему Дункан.
Морган смиренно кивнул и отпил несколько глотков, обхватив чашу с обеих
сторон поверх рук Дункана. Затем он провел рукой по глазам, словно прогоняя
тревожные воспоминания, а другой рукой незаметно сжал пальцы Дункана, и тот
понял, что опасность миновала. Морган уже вполне владел собой. Он сделал еще
глоток вина, подержал его во рту и, решив, что оно чересчур сладкое,
отставил чашу в сторону и сел. Епископы стояли над ними с обеих сторон,
взирая одновременно с беспокойством, негодованием и подозрением, а несколько
баронов столпились у самой ограды алтаря, чтобы послушать, чем же Морган
объяснит случившееся.
- Простите меня, господа, ничего страшного, - пробормотал он
прерывающимся от усталости голосом. - Боюсь, что я просто не выдержал
непривычного для меня поста.
Он произнес это с глубоким огорчением, тяжело вздохнул и опустил глаза.
Епископы дружно закивали - голодный обморок, все понятно. Можно было даже
предположить, что герцог Корвинский лишится чувств во время мессы. Кардиель
наклонился и утешительно похлопал Моргана по плечу, а затем направился
успокаивать баронов и военачальников, окаменевших в напряженном ожидании.
Арилан еще несколько секунд пристально смотрел на кузенов, снова
преклонивших колени, и только когда Кардиель поднялся на алтарь, тоже
вернулся на свое место. Морган и Дункан заметили его колебания и обменялись
тревожными взглядами.
Месса возобновилась и дальше шла своим чередом, без каких-либо
неожиданностей. Оба кающихся грешника получили причастие, отзвучали
последние молитвы, и наконец толпа священников и горожан покинула собор.
Только оба Дерини, Кардиель и Арилан задержались в ризнице.
Арилан вошел в ризницу в полном облачении. Дождавшись, когда остальные
священнослужители закончат свои дела и выйдут, он снял свою митру,
украшенную драгоценными камнями, не спеша подошел к двери и запер ее на
засов.
- Вы ничего не хотите мне сказать, герцог Корвинский? - холодно спросил
он, стоя у дверей и не поворачивая головы.
Морган взглянул на Дункана, потом на Кардиеля, который молча стоял в
стороне, и во всем его виде чувствовалась какая-то скованность.
- Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, - осторожно ответил Морган.
- А что, герцог Корвинский всегда имеет обыкновение падать в обморок во
время мессы? - повернулся Арилан и взглянул в лицо Моргану холодными
фиалковыми глазами.
- Я... Я уже говорил, милорд, я не привык поститься. В моем доме это не
принято. Вдобавок перед мессой мы три дня очень мало спали, очень мало
ели...
- Не разыгрывайте комедию, Аларик! - оборвал его Арилан, подходя к
Моргану и впиваясь в него взглядом. - Вы нарушили свое слово этой ночью. Вы
солгали нам. Вы пользовались магией Дерини прямо в соборе, хотя мы запретили
вам это, вам обоим! Надеюсь, вы сможете дать всему этому достойное
объяснение?
"Я расположусь станом вокруг тебя, стесню тебя стражею
наблюдательной"[13].
Морган, не дрогнув, выдержал взгляд Арилана и немного погодя медленно
кивнул.
- Да, этой ночью я пользовался своим могуществом. У меня не было
выбора.
- Не было выбора? - переспросил Арилан. - Вы осмелились нарушить
обещание, рискуя сорвать все наши усилия за несколько последних недель
только из-за своего своеволия, и вы говорите, что у вас не было выбора?
Он перевел взгляд на Дункана.
- А вы, Дункан. Вы же священник, и я считал, что ваше слово значит для
вас несколько больше. Я полагаю, у вас тоже не было выбора?
- Мы делали то, что должны были сделать, ваше преосвященство. Если бы
не было веских причин, мы никогда не осмелились бы нарушить наших обещаний.
- Если причины были столь уж серьезны, вы могли сообщить об этом мне.
Мы с Кардиелем взялись за это дело и должны иметь представление о том, что
происходит. Мы не можем позволить, чтобы вы вытворяли подобное, да еще без
нашего ведома.
Морган с трудом удержался от резкости.
- Вы бы обо всем узнали в свое время, милорд. Так уж вышло, что нам
пришлось действовать на свой страх и риск. Если бы вы были Дерини, вы бы нас
поняли!
- Если бы я?.. - шепотом переспросил Арилан и прикрыл глаза.
Он вдруг отвернулся и сцепил руки. Морган бросил взгляд на Дункана.
Потом он недоуменно посмотрел на Кардиеля, лицо которого стало белее
белоснежного стихаря; он не спускал глаз с Арилана. Прежде чем Морган успел
понять, чем вызвано такое смятение в епископах, Арилан снова повернулся,
сделал два крупных шага и встал перед герцогом, положив руки на пояс.
- Ну что ж, Аларик. Не думал я, что нам с вами придется говорить на эту
тему, но, очевидно, пришло время. Вы что же, думаете, что вы с Дунканом -
единственные Дерини на свете?
- Единственные... Кто? - Морган похолодел, неожиданно догадавшись,
почему Кардиель так странно смотрел на своего собрата. - Вы... вы... -
забормотал он.
Арилан кивнул.
- Верно. Я тоже Дерини. А теперь скажите, мог я не понять, что вы там
делали сегодня вечером?
Морган лишился дара речи. Недоверчиво качая головой, он сделал
несколько шагов назад, наткнулся на кресло и упал в него, не в силах отвести
взгляда от епископа-Дерини. Дункан смотрел на Арилана из противоположного
угла ризницы и слегка покачивал головой, словно изумляясь тому, как
сложились две части головоломки, которые давно уже не давали ему покоя, - а
он и не предполагал, что вместе они явят такую вот картину. Кардиель молчал.
Арилан отвернулся и, с едва заметной улыбкой, принялся снимать облачение,
посматривая на присутствующих краем глаза.
- Ну так что вы молчите? Дункан, вы наверняка о чем-то подозревали.
Что, хороший из меня актер?
Дункан покачал головой, стараясь говорить помягче:
- Один из лучших, которых я только видел, ваше преосвященство. Я на
собственном опыте знаю, как тяжело всю жизнь обманывать окружающих, как
тяжело хранить тайну. Но скажите, вас не мучило, что вы остаетесь
безучастным, когда вокруг страдают и умирают такие же, как вы? Вы были в
силах помочь им, Арилан. Но вы ничего не сделали.
Арилан потупил взгляд, потом снял епитрахиль к, прежде чем ответить,
прикоснулся к ней губами.
- Я сделал все, что мог, Дункан. Я бы сделал больше, но... вы-то
знаете, как это нелегко - быть одновременно и Дерини, и священником, я
уверен, вы поймете меня. Насколько я знаю, мы с вами - единственные за
несколько столетий Дерини, принявшие сан. Я не хотел рисковать тогда, я не
был уверен, что это принесет пользу. Вы можете это понять?
Дункан молчал, и Арилан примирительно положил руку ему на плечо.
- Я понимаю, как вам было тяжело, Дункан. Ничего, придут другие
времена.
- Не знаю, может быть, вы и правы.
Тяжело вздохнув, Арилан перевел взгляд на Моргана, который за все это
время так и не пошевелился. Пока священники вели этот разговор, к нему
окончательно вернулось самообладание, и теперь он смотрел на Арилана с
вызовом. Тот, поняв обуревавшие Моргана чувства, подошел к нему.
- Вы не можете довериться мне, Аларик? Я знаю, что ваш путь был не
легче; сострадание - удел не только священников.
- А почему я должен вам доверять? - спросил Морган. - Вы обманывали нас
раньше, так может быть и теперь, а? Чем вы докажете, что не предадите нас?
- Могу только поклясться, - устало улыбнулся Арилан. - Ах, нет, есть же
еще способ. Да, я могу позволить вам кое-что, после чего вы, несомненно,
поверите мне, Аларик. Я готов открыться перед вами с той, тайной стороны,
если вы не боитесь. Вас, думаю, весьма удивит то, что вы увидите.
- Вы... вы хотите проникнуть в мое сознание? - выдавил Морган через
силу.
- Нет, вы - в мое. Попробуйте.
Морган пришел в некоторое замешательство, но Арилан быстро опустился на
колени возле кресла, где он сидел, и положил руку на подлокотник. Их руки не
соприкасались, и Моргана это удивило - он всегда думал, что прочесть мысли
другого можно, только касаясь человека. Арилан, похоже, считал, что это не
обязательно. Морган сделал первую попытку - и необыкновенно легко вошел в
сознание епископа, без труда пробираясь через вереницу образов, рожденных
рассудочным, упорядоченным интеллектом. Перед ним промелькнул
Арилан-семинарист, Арилан, получивший первый приход, Арилан на мартовском
заседании Курии, выступающий против отлучения. Там действительно было много
такого, чего он никак не ожидал!
Когда Морган вернулся из этого странного путешествия, Арилан, взглянув
на него снизу вверх, встал и молча продолжил переодевание. Облачившись
наконец в привычную пурпурную мантию и плащ, он еще раз посмотрел Моргану в
глаза, на этот раз спокойно и сухо, как будто ничего не произошло.
- Ну пойдемте? - непринужденно спросил он, подходя к двери и отодвигая
засов.
Морган растерянно кивнул и поднялся. Дункан и Кардиель, ни слова не
говоря, последовали за ним к двери.
- А теперь можете рассказать нам на ходу, что случилось в соборе
сегодня ночью, - предложил Арилан, простирая руки и заключая обоих в
дружеские объятия. - Ко всему прочему, я думаю, мы все нуждаемся в отдыхе.
На рассвете нам нужно выезжать, если мы не хотим заставить Келсона ждать.
Через два дня оба мятежных епископа засвидетельствовали свое почтение
Келсону в Дол Шайе. Король тоже получил формальное отпущение грехов,
освобождающее его от тени, павшей на него из-за отлучения и обвинения в
ереси.
Еще через два дня они уже были у ворот Корота.
Как это ни удивительно, но Келсон, кажется, довольно спокойно воспринял
известие о том, что Арилан тоже Дерини. И он был уверен с того самого
момента, как встретился с Морганом, Дунканом и обоими епископами, что
произошли какие-то важные перемены. Кроме Кардиеля, никто из епископов не
знал об Арилане то, что было известно ему, и тем не менее, они словно
почувствовали исходящую от него силу и поняли, что с ним нужно считаться,
почти как с самим Кардиелем.
Келсон, вполне владевший искусством различать тонкие оттенки в речи и в
движениях, заметил тоже, что Морган и Дункан воспринимают Арилана
по-другому, и этого он, несмотря на длительное общение с обоими, объяснить
для себя не смог. Но вскоре Арилан открылся Келсону в том, что он Дерини, но
так, как будто это было всем давно известно, и Келсон принял сообщение
весьма спокойно.
К полудню следующего дня, когда королевская армия подошла к Короту
настолько близко, что были видны его стены, вели ее уже четверо Дерини, а
это - немалая сила. Келсон был спокоен и собран, когда, натянув поводья,
остановил коня на вершине холма, наблюдая, как его армия занимает позиции
вокруг захваченной врагами столицы Моргана.
Передовые отряды спугнули по дороге несколько банд одетых в серое
мятежников, так что когда войско подошло к Короту, там уже знали о его
приближении.
Долина, простирающаяся перед Коротом, была пуста и безлюдна; полуденный
ветерок колыхал травы, гнал мягкие волны этого бледно-зеленого моря. А
вдалеке открывалась даль настоящего океана - серебристо-зеленая, подернутая
дымкой послеполуденного солнца. В воздухе стоял острый запах соли и гниющих
водорослей, смешивающийся с вонью мусорных куч под стенами замка.
Келсон долго и пристально осматривал глухие стены замка, пустынную
равнину, песчаные дюны. Дюны оживали на глазах - его отряды подходили один
за другим. Далеко на северо-западе виднелись фиолетовые знамена пехоты
Кардиеля. Сначала показались боевые знамена, потом - длинные копья, а затем
из-за холма вышли и пешие солдаты с высокими щитами в форме ромбов.
Ближе к левому флангу знаменитые халдейнские лучники принца Нигеля
заняли удобную позицию на вершинах песчаных дюн. Полковые барабанщики,
великолепные в ярких одеждах жителей долины, в зеленую и фиолетовую полоску,
выбивали быструю витиеватую походную дробь, высоко поднимая над головой
палочки и выкрикивая что-то. Каждого стрелка сопровождал пеший воин с копьем
и щитом, в задачу которого входило защищать лучника от града вражеских
стрел. На боевых шлемах стрелков сияли золотисто-фиолетовые значки
Халдейнского корпуса лучников.
За спиной у Келсона ждал своего часа цвет Гвинеддской конницы: рыцари и
кавалеры, пажи и оруженосцы. Знамена лордов Хортнеса и Вариана, Линдестарка
и Рорау, Бетенара и Пелагога развевались над головами королевских рыцарей.
Это были вожди известнейших родов Гвинедда, потомки семей, верных короне на
протяжении всей славной его истории, с самого возникновения одиннадцати
королевств. Справа было видно знамя с грифоном - там Морган обсуждал
какие-то стратегические детали со своими офицерами. Вот подоспел и Дункан.
Кавалер нес за ним знамя Мак-Лайнов: спящий лев и роза. На нем были и три
красных стрелки, говорившие о том, что Дункан стал еще и наследником Кассана
и Кирни после смерти старшего брата Кевина. На Дункане, подъехавшем к
Келсону, было военное снаряжение, и только серебряный наперсный крест,
выделявшийся на фоне пледа цветов рода Мак-Лайнов и боевых доспехов, выдавал
в нем священнослужителя. Он приветливо кивнул Келсону и, повернувшись,
увидел Моргана, спешащего к ним. Знамя с грифоном присоединилось к льву и
розе, к Гвинеддскому льву и епископским знаменам Ремута и Дхассы. Вскоре к
ним присоединилось знамя Нигеля со львом в полумесяце.
- Ну что вы скажете, Морган? - спросил Келсон, сняв шлем и взъерошив
влажные иссиня-черные волосы рукой в перчатке. - Вы лучше нас знаете мощь
вашей собственной твердыни - можно ее взять?
Морган вздохнул и ссутулился, скрестив руки на тисненой луке седла.
- Мне ненавистна сама мысль о том, что мы будем брать Корот силой,
государь. Конечно, любая стена рухнет, дайте только срок и необходимые
орудия. Но я бы предпочел, чтобы мой город не пострадал, хотя сознаю, что
это, наверное, невозможно. У нас нет времени.
Арилан многозначительно взглянул на заходящее солнце, чуть видное уже в
сгущающемся тумане, и повернулся к Келсону. От его движения скрипнула кожа
седла, и епископская риза ярко вспыхнула в меркнущем солнечном свете. Они с
Кардиелем оба были вооружены и одеты в кольчуги под епископскими мантиями -
оба были готовы к праведному бою за Воинство Христово. Его проницательные
глаза встретились с глазами Келсона.
- Государь, уже темнеет. Если вы не хотите начать ночной штурм, то
пора, пожалуй, разбивать лагерь.
- Да, вы правы. Слишком поздно, остановимся здесь, - Келсон отогнал
муху от уха своего коня. - Честно говоря, я хотел бы еще вступить в
переговоры с епископами. Есть небольшая, хотя и призрачная, надежда, что мы
придем к соглашению, не обнажая мечей.
- Надежда сия невелика, мой принц, - возразил Дункан. - Во всяком
случае, Варину нам сказать нечего. Вряд ли нам удастся его переубедить.
- Я знаю, - нахмурился Келсон. - Но мы в любом случае должны
попробовать. Кардиель, попросите остальных епископов, чтобы они следовали за
нами в первых рядах. А вас, Морган, и вас, отец Дункан, я прошу оповестить
всех, что мы разбиваем здесь лагерь на ночь. И пусть выставят часовых.
Неизвестно, что дадут нам переговоры, а я не хочу, чтобы ночью нас тревожили
вылазки мятежников.
- Да, мой принц.
С высокого крепостного вала за движением королевской армии наблюдали
другие глаза. Варин де Грей и несколько его лейтенантов обозревали равнину,
укрывшись за зубцами замковой стены недалеко от решетки крепостных ворот. От
глаз Варина де Грея не ускользнули знамена знатных лордов, собравшихся в
долине, и он про себя подсчитывал силы противника, разбивающего лагерь под
стенами замка.
Внешне этот невысокий человек с коротко подстриженными волосами не был
похож на предводителя мятежников, поставившего на колени половину Корота. На
нем были серые куртка и шапка, серым был и его плащ, которым он плотно
укутал свои узкие плечи. Только черный сокол на белом фоне - эмблема,
нашитая на его кожаную куртку, - нарушал однообразие этого сумеречного
ровного серого цвета. Сталь поблескивала на его шее и запястьях, прикрывала
икры ног, но и она была тусклая, неяркая. Только глаза выдавали в нем
необыкновенного человека, человека, которого знали как лорда Варина, - глаза
фанатика, пророка и, как говорили, святого.
Взгляд Варина, по словам его сподвижников, насквозь пронизывал душу.
Вдобавок Варин де Грей мог исцелять, как древние праведники и святые.
Он пришел с Севера, этот человек, суливший скорый конец племени Дерини
и призывавший к священной войне, которая избавит наконец людей от этого
проклятия - Дерини.
И еще говорили, что Варин послан Богом - во всяком случае, сам он верил
в это, принимая свое предводительство как божественный дар, что само по себе
вызывало в простонародье благоговейный трепет.
Даже епископы Гвинеддской Курии склонились на его сторону; впрочем,
архиепископ Лорис, примас Гвинедда, и сам был принципиальным врагом всех
Дерини.
И теперь вооруженные мятежники и войско Курии плечом к плечу стояли за
стенами Корота, готовые вести бой против законного владельца города и своего
короля. Замок удалось занять благодаря измене нескольких ключников. Гордый
Корот был взят без потерь и разрушений. Самых верных приверженцев Моргана
бросили в темницу глубоко под главной башней: они не остались без ухода и
пищи, но тем не менее были пленниками религиозных фанатиков, захвативших их
при взятии города.
Обаяние Варина покорило даже многих жителей Корота, пересилив их
извечную преданность королю и своему герцогу. И вот, стоя на стене крепости,
Варин наблюдал, как армия Келсона располагается лагерем совсем неподалеку.
Один из его помощников прочистил горло: