Керуак Джек. Ангелы опустошения. Книга 1

   "Я обнаружу и дам тебе знать — опа-ля, еще одна — значит обнаружу и дам тебе знать, а-ау, как оно все," говорит Пэт по радио стоя у своего пожароискателя отмечая крестиками те места куда по его разумению бьет молния, он говорит «Опа-ля» каждые 4 секунды, я соображаю как на самом деле он смешон со своими «опа-ля» типа как мы с Ирвином с нашим "Капитаном Оп-ля" который был Капитаном Чокнутого Корабля по трапу которого в день отхода строем поднимались на борт всевозможные вампиры, зомби, таинственные путешественники и переодетые клоуны-арлекины, а когда ан рут сюр ле вояж, ^[1]судно достигает края света и уже готово плюхнуться через него, Капитан говорит «Оп-ля»

 
пузырь, тень —
опа-ля —
Вспышка молнии
 

   "Опа-ля," говорят люди проливая суп — Это действительно ужасно, но тот-кто-движется-проездом-через-всё должен в самом деле чувствовать себя хорошо по поводу всего что происходит, счастливый жизнерадостный сволочуга — (рак жизнерадостен) — поэтому если разряд молнии испепелит Джека Дулуоза в его Опустошении, улыбайтесь, Старина Татхагата насладится этим как оргазмом и это даже еще не все.

28

   Хисс, хисс, шипит ветер принося пыль и молнию все ближе — Тик, говорит громоотвод принимая прядь электричества от удара в Пик Скагит, великая сила молчаливо и ненавязчиво соскальзывает сквозь мои защитные стержни и кабели и исчезает в землю опустошения — Никаких раскатов грома, только смерть — Хисс, тик, и у себя в постельке я чувствую как шевелится земля — В пятнадцати милях к югу чуть восточнее Рубиновой Горы и где-то поблизости от Ручья Пантеры я догадываюсь неистовствует крупный пожар, громадное оранжевое пятно, в 10 часов электричество притянутое к жару бьет в него снова и там все вспыхивает катастрофически, далекое бедствие от которого я непроизвольно вскрикиваю "Оу уау" — Кто же выжигает себе глаза плача там?
   Гром в горах -
   утюг
   материнской любви
   И в сгущенном электрическом воздухе я чувствую воспоминание о Лэйквью-Авеню около Льюпайн-Роуд где я родился, одной бурной ночью летом 1922 года с копотью оседающей на влажную мостовую, трамвайные рельсы наэлектрилизованы и сияют, мокрые леса за ними, моя апоклоптатическая паратоманотическая детсколяска йиюркирует на крылечке блюза, мокрая, под фруктовым светошаром как весь Татхагата поет в горизоновой вспышке и грум брум гром с самого дна чрева. Замок в ночи -
   Около полуночи я так пристально выглядывал в темное окно что мне везде начали мерещиться пожары и вблизи тоже, целых три в самом Ручье Молнии, фосфоресцируюшие оранжевые елеразличимые вертикали призрачного пламени которые вспыхивают и гаснут в моих роящихся наэлектрифицированных глазницах — Буря продолжает их убаюкивать проносясь где-то в пустоте и вновь ударяясь о мою гору, поэтому в конце концов я засыпаю — Просыпаюсь под стук дождя, серо, с надеждой серебристых дыр в небесах к югу от меня — там на 177°16 где я видел большой пожар теперь вижу странную бурую заплату среди всеобщих заснеженных скал показывающую где пожар бушевал и плевался во всенощном дожде — Вокруг Молнии и Коричного никаких признаков вчерашних пожаров-призраков — Туман сочится, дождь падает, день захватывающ и волнующ и наконец в полдень я чувствую грубую белую зиму Севера мчащуюся ветром с Хозомина, ощущение Снега в воздухе, железно-серые и стально-голубые везде скалы — "Ух, ну она дала!" ору я без передыха моя посуду после хорошего после восхитительного завтрака из блинчиков с черным кофе.

 
Дни идут —
не могут остаться —
Я не осознаю
 

   Я думаю это пока обвожу кружочком 15 августа в календаре и смотрю, уже 11:30 на часах а значит день наполовину кончился — Мокрой тряпкой на дворе я стираю летнюю пыль со своих загубленных башмаков, и хожу и думаю — Дверная петля уборной разболталась, труба сбита набекрень, мне придется ждать еще целый месяц чтобы порядочно вымыться, а мне плевать — Возвращается дождь, все пожары растратят свой порох — Во сне мне снится что я оспаривал какое-то желание жены Коди Эвелин касательно их дочери, на какой-то солнечной барже с домиком в солнечном Фриско, и она одаряет меня мерзейшим взглядом в истории ненависти и посылает мне электрический разряд который волной шока сотрясает мне все нутро но я полон решимости не бояться ее и держусь за свои соображения и продолжаю спокойно говорить не вылезая из кресла — Это та же самая баржа где моя мать развлекала Адмиралов в одном старом сне — Бедная Эвелин, она слышит как я соглашаюсь с Коди что было глупо с ее стороны отдавать единственный торшер епископу, над немытыми тарелками сердце у нее колотится — Бедные человеческие сердца колотятся везде.

29

   В тот дождливый день, согласно обещанию которое я дал себе в память о чудесном рисе по-китайски который Джарри приготовил в апреле для нас в хижине долины Милл-Вэлли, я сделал на горячей печке сумасшедший китайский кисло-сладкий соус, состоящий из зелени репы, кислой капусты, меда, патоки, красного винного уксуса, свекольного маринада, соусного концентрата (очень темного и горького) и пока он закипает на плите а котелок с рисом застявляет крышку плясать я расхаживаю по двору и говорю "Китайська обед всигда осень холосо!" и вспоминаю с налету своего отца и Чина Ли в Лоуэлле, вижу краснокирпичную стену за стеклями кабинок ресторана, душистый дождь, дождь красного кирпича и китайских обедов на Сан-Франциско через одинокие дожди равнин и гор, вспоминаю плащи и улыбающиеся зубы, это обширное неизбежное видение с бедной обманутой рукой — тумана — тротуаров, или же города, сигарного дыма и уплаты у стойки, того как Китайские Повара всегда зачерпывают круглый черпак риса который подается вам прямо в кабинку вместе с теми безумно ароматными — "Китайська обед всигда осень холосо" — и я вижу поколения дождя, поколения белого риса, поколения краснокирпичных стен со старомодными красными неоновыми вывесками мигающими на них как теплый компост пламени кирпичной пыли, ах сладкий неописуемый зеленеющий рай бледных попугайчиков и тявкающих дворняжек и старых Дзэнских Психов с посохами, и фламинго Катая, которых видишь на изумительных Минских Вазах и других более скучных династий — Рис, дымящийся, запах его так богат и лесист, вид его так же чист как несущиеся облака озерной долины в такой же денек как вот этот день китайська обеда когда ветер подталкивает их струиться и роиться над позициями молодых елей, к грубой мокрой скале -

30

   Мне снятся женщины, женщины в узеньких трусиках и небрежном неглиже, одна сидит рядом со мной и застенчиво убирает мою вялую руку со своего места на мягком валике плоти но даже тогда я не делаю ни малейшего усилия так или иначе рука остается там, остальные женщины и даже тетушки наблюдают — Наступает миг когда эта жуткая заносчивая стерва которая была моей женою отходит от меня в туалет, высокомерно, говоря что-то гадкое, я смотрю на ее стройный зад — я регулярный придурок в бледных домах порабощенный похотью к женщинам которые меня ненавидят, они разлатывают свою продажную плоть по всем диванам, это все один мясной котел — все это безумие, мне следует отречься и выдать им всем по первое число и рвануть дальше по чистым рельсам — Я просыпаюсь радостным оттого что спасен в глухомани гор — За этот горбатый валик плоти с сочной дыркой я бы просидел вечности ужаса в серых комнатах освещенных серым солнцем, с фараонами и алиментщиками, у дверей а за ними тюрьма? — Это кровоточащая комедь — Великие Мудрые Стадии жалостного понимания что характеризует Величайшую Религию ускользают от меня когда дело доходит до гаремов — Гарем-скарем, это все уже на небесах — благослови их все их блеющие сердца — Некоторые агнцы женского полу, у некоторых ангелов крылья женщин, все это в конце концов матери и простите мне мою сардонию — извините меня за мою течку.
   (Хо хо хо)

31

   22 августа такая смешная дата в моей жизни, то был (на протяжении нескольких лет) кульминационный (почему-то) день в который проводились самые мои крупные гандикапы и дерби в Торфе которые я проводил ребенком в Лоуэлле, скаковые мраморные шарики — К тому же это был августпрохладный конец лета, когда деревья звездных ночей шелестели с особым богатством за моим открытым окном с летней рамой и когда береговой песок становился прохладным на ощупь и маленькие раковинки поблескивали в нем и поперек лунного лика проносилась Тень Доктора Сакса — Ипподром Могикан-Спрингз был особым кондовым туманным скаковым кругом на западе Массачусеттса с более дешевыми призами и пожилыми завсегдатаями и жокеями и выдержанными лошадьми и конюхами из Восточного Техаса и Вайоминга и старого Арканзаса — Весной там проводились Могиканские Дерби обычно для кляч-трехлеток, но большой Августовский Гандикап был поистине народным событием на которое стекалось самое лучшее общество Бостона и Нью-Йорка и вот тогда-то Ах когда лето кончалось, у результатов скачек, у имени победителя, появлялся осенний аромат словно аромат яблок уже собранных в корзины Долины и аромат сидра и трагической конечности, а солнце заходит за старые конюшни Могикана последним теплым вечером и вот луна уже светит печальноликая сквозь первые железные и массированные концентраты Осенней тучи и скоро станет холодно и все сделано -
   Пацанячьи сны, и весь этот мир не более чем один большой сон сделанный из вновь разбуженного материала (чтобы вскоре пробудиться еще раз) — Что может быть прекраснее -
   Чтобы завершить, увенчать и драматизировать мое 22 августа, именно того числа, в день когда в 1944 году был освобожден Париж, меня выпустиди из тюрьмы на 10 часов чтобы я смог жениться на своей первой жене жарким нью-йоркским полднем в окрестностях Чэмберс-Стрит, вместе со свидетелем-детективом с револьвером в кобуре — как далек этот крик от грустно-задумчивого Ти Пуссе с его головными болями, его аккуратно заполненными формами для Могикан-Спрингз, его невинной комнаткой, до заматеревшего злого на вид моряка на буксире у полицейского который женится в кабинете у судьи (поскольку районный прокурор посчитал что невеста беременна) — Далекий крик, я так деградировал по уровню в то время, в тот август месяц, мой отец даже не желал со мною разговаривать, не говоря уже о том чтобы брать меня под залог — Нынче августовская луна сияет сквозь драные новые тучи которые не августпрохладны а августхолодны, и Осень в самом внешнем виде елей когда они вырисовываются на фоне далеко-нижнего озера в послесумеречье, небо все снежно-серебристое и ледяное и дышит туманом мороза, это скоро закончится — Осень в Долине Скатит, но как же мне забыть еще более безумную Осень в Долине Мерримак где она бывало хлестала серебряную стонавшую луну слюнями холодного тумана, пахла садами, и дегтярными крышами чернильно-ночных цветов которые пахли так же богато как и ладан, древесный дым, дым листвы, речной дождь запах холода в твоих штанишках до колен, запах отворяемых дверей, двери в Лето открылись и впустили ненадолго ликующую осень с ее яблочной улыбочкой, а за нею ковыляет старая искристая зима — Невообразимая потаенность закоулков между домами в Лоуэлле в первые Осенние ночи, как будто амини падали подле сестер там — Индейцы в зевах дерев, индейцы в подошвах земли, индейцы в корнях деревьев, индейцы в глиноземе, индейцы там — Что-то стрелой проносится мимо, не птица — Шлепки каноэ, озеро в лунном свете, волк на холме, цветок утрата — Поленница, амбар, лошадь, коновязь, изгородь, мальчик, земля — масляная лампа, кухня, ферма, яблоки, груши, дома с привидениями, сосны, ветер, полночь, старые одеяла, чердак, пыль — Изгородь, трава, ствол дерева, тропинка, старые увядшие цветы, старая кукурузная шелуха, луна, расцвеченные сгустки облаков, огни, магазины, дорога, ноги, башмаки, голоса, витрины лавок, двери открываются и закрываются, одежда, жар, конфетка, озноб, восторг, тайна -

32

   Насколько я вижу и насколько меня это касается, эта так называемая Лесная Служба не более чем фасад, с одной стороны смутная Тоталитарная правительственная попытка ограничить использование леса людьми, говоря им что нельзя разбивать лагерь тут или ссать там, что незаконно делать вот это а разрешается делать вон то, в Незапамятной Глухомани Дао и в Золотом Веке и в Тысячелетиях Человека — во-вторых это фасад для лесодобывающих интересов, чистые результаты всего этого таковы, что Косметическая Бумага Скотта и подобные ей компании валят эти леса за годом год при «содействии» Лесной Службы которая так гордо хвастается количеством погонных футов доски на весь Лес (как будто я владею хоть дюймом этой доски хоть не могу здесь ни поссать ни палатку поставить) результат, чистый, таков что люди по всему миру подтирают себе зад прекрасными деревьями — Что же касается молнии и пожаров, кто, какая американская личность теряет, когда сгорает лес, и что по этому поводу делала сама Природа миллион лет до сегодняшнего дня? — И в таком вот настроении я лежу на своей койке лунной ночью на животе и созерцаю бездонный ужас мира, с этого наихудшего из всех мест в мире, набор улиц Ричмонд-Хилла за Ямайка-Авеню сразу на северо-запад от Ричмондхиллского Центра я полагаю куда как-то жарким летним вечером когда Ма (1953) навещала Нин на юге я шел как вдруг поскольку был совершенно подавлен чуть ли не до степени подавленности той прогулки которая у меня была ночью перед тем как умер мой отец, и будучи в тех улицах однажды зимней ночью я позвонил Мадлен Уотсон чтоб назначить ей свиданье и узнать не выйдет ли она за меня замуж, какой-то приступ безумия которым я подвержен, я на самом деле "безумец бродяга и ангел" — осознавая что на земле нет места где бы этот бездонный ужас мог быть рассеян (Мадлен удивилась, испугалась, сказала что у нее есть постоянный парень, должно быть до сих пор недоумевает все эти годы спустя зачем я позвонил или что это со мной такое было) (или может быть тайно меня любит) (мне только что было видение ее лица в постели рядом со мной, те трагические прекрасные темные итальянские черты ее лица столь изборождаемого слезами, столь целовабельного, крепкого, милого, как я думаю) — думая если бы я даже жил в Нью-Йорке, бездонный ужас бледнолицых рябых телевизионных актеров на шведских буфетах в узких серебристых галстучках и полнейшая гнетушесть всех продуваемых ветром квартир Риверсайд-Драйва и Восьмидесятых улиц где они всегда живут или холодной январской зари на Пятой Авеню с помойными баками аккуратно выровненными перед мусоросжигателями во дворе, холодная безнадежная фактически злобно настроенная роза в небесах над когтистыми деревьями Центрального Парка, нет места отдохнуть или согреться потому что не миллионер а если б даже и был им то всем было бы плевать — Бездонный ужас луны освещающей Озеро Росс, елей которые не могут тебе помочь — Бездонный ужас Мехико в соснах больничной территории и индейских детишек за рыночными прилавками работающих допоздна в субботу вечером ужасно поздно — Бездонный ужас Лоуэлла с цыганами в пустых лавчонках на Миддлсекс-Стрит и безнадега простершаяся над ними до центральной железнодорожной линии «Би-энд-Эм» разрезанная Принстон-Бульваром где деревья которым наплевать на тебя растут у реки безучастности — Бездонный ужас Фриско, улиц Норт-Бича туманным утром в понедельник и равнодушных итальянцев покупающих сигары на углу или просто глазеющих по сторонам или пожилых негров-параноиков которые думают что ты их оскорбляешь или даже свихнувшихся интеллектуалов принимающих тебя за агента ФБР и сторонящихся тебя на страшнейшем ветру — белые дома с большими пустыми окнами, телефоны лицемеров — Бездонный ужас Северной Каролины, краснокирпичных переулочков после кино зимней ночью, крохотных городков Юга в январе — фу, в июне — Джун Эванс умершая в иронии прожив на виду у всех, права, ее неведомая могилка щерится мне в лунном свете говоря что все правильно, правильно проклято, правильно избавлено — Бездонный ужас Китайского квартала на рассвете когда с лязгом захлопываются крышки мусорных баков а ты проходишь пьяный и тебе отвратительно и стыдно — Бездонный ужас повсюду, я почти могу вообразить себе Париж, Пужадисты мочатся с набережной — Печальное понимание вот что означает состраданье — Я отказываюсь от попытки быть счастливым. Все равно все это дискриминация, оцениваешь это и обесцениваешь то и поднимаешься и опускаешься но если б ты был как пустота то лишь неподвижно смотрел бы в пространство и в том пространстве хоть и видел бы высокомерных людей в их любимых разнообразных выставочных мехах и доспехах фыркающих и надувшихся на лавках того же самого парома везущего всех нас на другой берег но все равно смотрел бы в пространство ибо форма есть пустота, а пустота есть форма — О золотая вечность, эти жеманные самодовольные олухи в твоем проявлении вещей, возьми их и поработи своею истиной которая навечно истинна навсегда — прости мне мои человеческие промашки — я мыслю следовательно умираю — я мыслю следовательно рождаюсь — позволь мне быть неподвижным как пустота — Как счастливый ребенок заблудившийся в неожиданной грезе и когда дружок обращается к нему он не слышит, дружок пихает его он не шевелится; в конце концов видя чистоту и истинность его транса дружок лишь наблюдает в изумлении — никогда не сможешь снова стать таким чистым, и выпрыгиваешь из таких трансов со счастливым блеском любви, побывав во сне ангелом.

33

   Легкий базар по радио между наблюдателями однажды утром вызывает смех и воспоминание — чистый ранний солнечный свет, 7 утра, и слышишь такое: "30 десять-восемь на сегодня.