Я мечтаю спрятаться где-нибудь и плакать на руках у Эвелин, но в конце концов оказываюсь в объятиях Билли, и вновь она, второй вечер, продолжает излагать свои теории о духовном – «Ну а Перри? Что он такое И кто этот странный генерал? Кто вы все такие, шайка коммунистов?»
30
Я понимаю смысл того странного дня, когда в конце концов один Бен Фаган пришел навестить меня, принес вино, курил трубку и говорил: «Джек, тебе надо поспать, это кресло, ты говорил, что сидишь в нем целыми днями, ты заметил, что уже сидение продавлено?» – «Ежедневно, ожидая возвращения Билли и разговаривая целыми днями с Перри и всеми остальными… Господи, давай выйдем и посидим в парке», добавляю я – В тумане дней проявился и МакЛиар, в тот забытый уже день, когда всего лишь из-за случайно оброненной им фразы о том, что я, может быть, мог бы помочь опубликовать его книгу в Париже, я вскакиваю и набираю по междугороднему номер в Париже и звоню Клоду Галлимарду, но натыкаюсь, кажется, всего лишь на его дворецкого в каком-то парижском пригороде и слышу безумное хихиканье на другом конце провода – «Это дом, c' est le chez eux de Monsieur Gallimard?» – Хихиканье – «Ou est monsieur Gallimard?» – Хихиканье – Весьма странный телефонный разговор – МакЛиар ждет в надежде опубликовать свою «Темно-коричневую» – Так что в припадке бешенства я звоню в Лондон, чтобы переговорить со своим старым приятелем Лайонеллом без всякого, правда, на то повода и в конце концов застаю его дома, и он спрашивает на том конце провода: «Ты из Сан-Франциско звонишь? А что такое?» – На что я могу ответить только хихиканьем, вроде того дворецкого (и чтобы безумие стало еще более очевидным: почему междугородний звонок в Париж к издателю заканчивается вдруг хихиканьем и междугородним звонком к старинному приятелю в Лондон и сворачиванием другу крыши?) – Так что Фаган теперь понимает, что я тону в пучине безумия и нуждаюсь в хорошем сне – «Сейчас бутылочку откупорим!», кричу я – Но в конечном итоге он сидит в парке на траве, покуривая трубку, с полудня до шести вечера, а я, изнуренный пьянством, сплю на траве, бутылку так и не открыл, только изредка просыпаюсь и пытаюсь понять, где я, и ей-богу я в Раю вместе с Беном Фаганом, который присматривает тут за людьми и мной.
И проснувшись в шесть вечера в надвигающихся сумерках, я говорю Бену: ««О Бен, прости, я весь наш день пустил коту под хвост, заснув вот так», а он отвечает: «Тебе надо было поспать, я же говорил» – «И ты хочешь сказать, что весь день вот так просидел?» – «Наблюдая неожиданные вещи», говорит он, «например, там в кустах словно бы вакхическая песня зазвучала», и я гляжу туда и слышу, как дети кричат и вопят в укромных кустах парка – «Что они делают?» – «Не знаю: и еще многие странные люди тут проходили» – «Как долго я спал?» – «Вечность» – «Прости» – «К чему извиняться, я ведь все равно тебя люблю» – «Я храпел?» – «Ты храпел весь день, а я сидел тут весь день» – «Какой прекрасный день!» – «Да, день был прекрасный» – «Как странно!» – «Да, странно, хотя не так уж странно, просто ты устал» – «Что ты думаешь о Билли?» – Он посмеивается, не выпуская из зубов трубку: «Что ты хочешь от меня услышать? Что тебя лягушка за ногу укусила?» – «Почему у тебя во лбу алмаз?» – «Нет у меня никакого во лбу алмаза, черт возьми, и перестань порождать произвольные концепции!», рычит он – «Но что я делаю?» – «Перестанешь ты рефлексировать относительно себя или нет, просто плыви вместе с миром» – «А мир плыл по парку?» – «Весь день, на это стоило поглядеть, я выкурил целую пачку «Эджвуда», очень странный был день» – «И тебе грустно, что я не поговорил с тобой?» – «Вовсе нет, я даже рад: нам бы лучше возвращаться», добавляет он, «Билли уже скоро вернется с работы» – «О Бен, о Подсолнух» – «О дерьмо», говорит он – «Странно» – «Кто спорит» – «Не понимаю» – «Да не беспокойся ты» – «Гм, священное место, грустное место, жизнь это грустное место» – «Все кто могут чувствовать, понимают это», говорит он сурово – На самом деле Бенджамин мой настоящий «Учитель» в области дзена, в гораздо большей степени чем все наши Джорджи и Артуры – «Бен, мне кажется, я схожу с ума» – «Ты уже говорил мне это в 1955» – «Да, но мои мозги все больше размягчаются от пьянства и пьянства и пьянства» – «Что тебе нужно, так это чашка чаю, сказал бы я, если бы не знал, что ты слишком сумасшедший, чтобы понять, насколько ты сумасшедший» – «Но почему? Что происходит?» – «Ты проехал три тысячи миль, чтобы это выяснить?» – «Три тысячи миль откуда в конце концов? От прежнего пьяного меня же» – «Верно, все возможно, даже Ницше это знал» – «А со стариной Ницше все было в порядке?» – «Кроме того только, что он тоже рехнулся» – «По-твоему, я рехнулся?» – «Хо хо хо» (от души смеется) – «Что это значит, ты надо мной смеешься?!» – «Никто над тобой не смеется, не волнуйся» – «Чем теперь займемся?» – «Давай сходим в тот музей» – Напротив через парк стоит какой-то музей, так что я, шатаясь, встаю и иду со стариной Беном по печальной траве, в какой-то момент опускаю руку ему на плечо и опираюсь на него – «Ты вампир?», спрашиваю – «Разумеется, почему нет?» – «Я люблю вампиров, которые усыпляют меня?» – «Дулуоз, тебе в каком-то смысле пьянство даже на пользу, поскольку ты жутко язвителен по отношению к себе, когда трезвый» – «Говоришь, как Джульен» – «С Джульеном не знаком, но я понимаю, что Билли на него похожа, ты все повторял это, пока не уснул» – «Что было, пока я спал?» – «О, люди ходили мимо, туда и обратно, и солнце заходило и зашло наконец, и теперь его почти не видно, как ты можешь убедиться, чего же ты хочешь, только скажи и получишь это» – «Я хочу сладостного спасения» – «Почему ты думаешь, что оно «сладостное», может оно кислое» – «Это во рту у меня кисло» – «Может, рот у тебя слишком большой, или слишком маленький, спасение это для маленьких котят, но только ненадолго» – «Ты видел сегодня хоть одного?» – «Конечно, сотни приходили навестить тебя, пока ты спал» – «Правда?» – «Конечно, разве ты не знаешь, что ты спасен?» – «Продолжай!» – «Один из них был просто огромен и рычал, как лев, а мордочка была мокрая, и он поцеловал тебя, и ты сказал: «Ах»» – «Что это за музей?» – «Пойдем и узнаем» – Вот таков Бен, он тоже не знает в чем дело, но по крайней мере, кажется, стремится узнать – А музей закрыт – Мы стоим там на ступенях, уставившись на запертую дверь – «Эй», говорю я, «Зaмок-то закрыт».
Так что внезапно мы с Беном Фаганом, взявшись за руки, медленно печально спускаемся по широким ступеням в пылающем закате, как два монаха по эспланаде в Киото (по крайней мере я так себе представляю Киото) и вдруг оба начинаем улыбаться от счастья – Мне хорошо, потому что я выспался, но главное, потому что старина Бен (мой сверстник) благословил меня, просидев весь день надо мною спящим, и теперь этими немногими глупыми словами. – Рука в руке мы медленно молча нисходим по ступеням – Это был мой единственный спокойный день в Калифорнии, кроме только уединения в лесу, о котором я ему рассказываю, а он: «Так, а кто сказал, что сейчас ты был не один?», заставляя осознать призрачность существования, хотя своими руками я ощущаю его большое выпуклое тело и говорю: «Ну конечно, ты некий патетический призрак со всей эфемерной настойчивостью стремящийся высосать жизнь» – «Я ничего не говорил», смеется он – «Что бы я ни сказал, Бен, не обращай внимания, я просто дурак» – «В 1957 в траве, напившись виски, ты заявил, что ты величайший мыслитель в мире» – «Прежде чем заснуть и проснуться: теперь я понимаю, что вовсе не так хорош и от этого чувствую себя свободным» – «Ты не более свободен, будучи плохим, лучше прекрати думать, вот и все» – «Я рад, что ты навестил меня сегодня. Я думал, что наверное умру» – «Это ты загнул» – «Что нам делать с нашими жизнями?» – «О», говорит он, «не знаю, думаю, просто смотреть» – «Ты ненавидишь меня?.. ладно, я тебе нравлюсь?.. ладно, как вообще все?» – «Провинциалы в порядке» – «Тебя кто-то заколдовал…?» – «Да, с помощью картонных игрушек?» – «Картонных игрушек?», переспрашиваю я – «Ну знаешь, делаешь картонные домики и поселяешь туда людей, и люди тоже картонные, и колдун заставляет дергаться мертвое тело, и подносишь воду к луне, а у луны странное ухо, и все такое, так что со мной все в порядке, Дурачок».
«О'кей».
И проснувшись в шесть вечера в надвигающихся сумерках, я говорю Бену: ««О Бен, прости, я весь наш день пустил коту под хвост, заснув вот так», а он отвечает: «Тебе надо было поспать, я же говорил» – «И ты хочешь сказать, что весь день вот так просидел?» – «Наблюдая неожиданные вещи», говорит он, «например, там в кустах словно бы вакхическая песня зазвучала», и я гляжу туда и слышу, как дети кричат и вопят в укромных кустах парка – «Что они делают?» – «Не знаю: и еще многие странные люди тут проходили» – «Как долго я спал?» – «Вечность» – «Прости» – «К чему извиняться, я ведь все равно тебя люблю» – «Я храпел?» – «Ты храпел весь день, а я сидел тут весь день» – «Какой прекрасный день!» – «Да, день был прекрасный» – «Как странно!» – «Да, странно, хотя не так уж странно, просто ты устал» – «Что ты думаешь о Билли?» – Он посмеивается, не выпуская из зубов трубку: «Что ты хочешь от меня услышать? Что тебя лягушка за ногу укусила?» – «Почему у тебя во лбу алмаз?» – «Нет у меня никакого во лбу алмаза, черт возьми, и перестань порождать произвольные концепции!», рычит он – «Но что я делаю?» – «Перестанешь ты рефлексировать относительно себя или нет, просто плыви вместе с миром» – «А мир плыл по парку?» – «Весь день, на это стоило поглядеть, я выкурил целую пачку «Эджвуда», очень странный был день» – «И тебе грустно, что я не поговорил с тобой?» – «Вовсе нет, я даже рад: нам бы лучше возвращаться», добавляет он, «Билли уже скоро вернется с работы» – «О Бен, о Подсолнух» – «О дерьмо», говорит он – «Странно» – «Кто спорит» – «Не понимаю» – «Да не беспокойся ты» – «Гм, священное место, грустное место, жизнь это грустное место» – «Все кто могут чувствовать, понимают это», говорит он сурово – На самом деле Бенджамин мой настоящий «Учитель» в области дзена, в гораздо большей степени чем все наши Джорджи и Артуры – «Бен, мне кажется, я схожу с ума» – «Ты уже говорил мне это в 1955» – «Да, но мои мозги все больше размягчаются от пьянства и пьянства и пьянства» – «Что тебе нужно, так это чашка чаю, сказал бы я, если бы не знал, что ты слишком сумасшедший, чтобы понять, насколько ты сумасшедший» – «Но почему? Что происходит?» – «Ты проехал три тысячи миль, чтобы это выяснить?» – «Три тысячи миль откуда в конце концов? От прежнего пьяного меня же» – «Верно, все возможно, даже Ницше это знал» – «А со стариной Ницше все было в порядке?» – «Кроме того только, что он тоже рехнулся» – «По-твоему, я рехнулся?» – «Хо хо хо» (от души смеется) – «Что это значит, ты надо мной смеешься?!» – «Никто над тобой не смеется, не волнуйся» – «Чем теперь займемся?» – «Давай сходим в тот музей» – Напротив через парк стоит какой-то музей, так что я, шатаясь, встаю и иду со стариной Беном по печальной траве, в какой-то момент опускаю руку ему на плечо и опираюсь на него – «Ты вампир?», спрашиваю – «Разумеется, почему нет?» – «Я люблю вампиров, которые усыпляют меня?» – «Дулуоз, тебе в каком-то смысле пьянство даже на пользу, поскольку ты жутко язвителен по отношению к себе, когда трезвый» – «Говоришь, как Джульен» – «С Джульеном не знаком, но я понимаю, что Билли на него похожа, ты все повторял это, пока не уснул» – «Что было, пока я спал?» – «О, люди ходили мимо, туда и обратно, и солнце заходило и зашло наконец, и теперь его почти не видно, как ты можешь убедиться, чего же ты хочешь, только скажи и получишь это» – «Я хочу сладостного спасения» – «Почему ты думаешь, что оно «сладостное», может оно кислое» – «Это во рту у меня кисло» – «Может, рот у тебя слишком большой, или слишком маленький, спасение это для маленьких котят, но только ненадолго» – «Ты видел сегодня хоть одного?» – «Конечно, сотни приходили навестить тебя, пока ты спал» – «Правда?» – «Конечно, разве ты не знаешь, что ты спасен?» – «Продолжай!» – «Один из них был просто огромен и рычал, как лев, а мордочка была мокрая, и он поцеловал тебя, и ты сказал: «Ах»» – «Что это за музей?» – «Пойдем и узнаем» – Вот таков Бен, он тоже не знает в чем дело, но по крайней мере, кажется, стремится узнать – А музей закрыт – Мы стоим там на ступенях, уставившись на запертую дверь – «Эй», говорю я, «Зaмок-то закрыт».
Так что внезапно мы с Беном Фаганом, взявшись за руки, медленно печально спускаемся по широким ступеням в пылающем закате, как два монаха по эспланаде в Киото (по крайней мере я так себе представляю Киото) и вдруг оба начинаем улыбаться от счастья – Мне хорошо, потому что я выспался, но главное, потому что старина Бен (мой сверстник) благословил меня, просидев весь день надо мною спящим, и теперь этими немногими глупыми словами. – Рука в руке мы медленно молча нисходим по ступеням – Это был мой единственный спокойный день в Калифорнии, кроме только уединения в лесу, о котором я ему рассказываю, а он: «Так, а кто сказал, что сейчас ты был не один?», заставляя осознать призрачность существования, хотя своими руками я ощущаю его большое выпуклое тело и говорю: «Ну конечно, ты некий патетический призрак со всей эфемерной настойчивостью стремящийся высосать жизнь» – «Я ничего не говорил», смеется он – «Что бы я ни сказал, Бен, не обращай внимания, я просто дурак» – «В 1957 в траве, напившись виски, ты заявил, что ты величайший мыслитель в мире» – «Прежде чем заснуть и проснуться: теперь я понимаю, что вовсе не так хорош и от этого чувствую себя свободным» – «Ты не более свободен, будучи плохим, лучше прекрати думать, вот и все» – «Я рад, что ты навестил меня сегодня. Я думал, что наверное умру» – «Это ты загнул» – «Что нам делать с нашими жизнями?» – «О», говорит он, «не знаю, думаю, просто смотреть» – «Ты ненавидишь меня?.. ладно, я тебе нравлюсь?.. ладно, как вообще все?» – «Провинциалы в порядке» – «Тебя кто-то заколдовал…?» – «Да, с помощью картонных игрушек?» – «Картонных игрушек?», переспрашиваю я – «Ну знаешь, делаешь картонные домики и поселяешь туда людей, и люди тоже картонные, и колдун заставляет дергаться мертвое тело, и подносишь воду к луне, а у луны странное ухо, и все такое, так что со мной все в порядке, Дурачок».
«О'кей».
31
И вот я стою в наступающих сумерках, положив одну руку на оконную занавеску и глядя вниз на улицу, где в сторону автобусной остановки на углу уходит Бен Фаган, на его широкие мешковатые вельветовые штаны и простенькую «секондхендовскую» рабочую куртку, он идет домой к пенящейся ванне и знаменитой поэме, ничуть не встревоженный, или по крайней мере не встревоженный тем, чем встревожен я, хотя, полагаю, и он носит в себе то мучительное чувство вины и беспомощных сожалений о том, что халтурщик-время не позволило осуществиться его былым первозданным рассветам над соснами Орегона – Я цепляюсь за портьеры, как прятался под маской «фантом оперы», жду Билли и вспоминаю, как бывало вот так же стоял у окон в детстве и смотрел на сумеречные улицы, и думаю о том, как «величествен» я был в этом своем развитии, а все говорили, я должен был быть «своей жизнью» и «их жизнями» – Не то чтобы я был пьяницей и поэтому испытывал чувство вины, просто остальные, те кто вместе со мной занял этот уровень «жизни на земле», совершенно ее не ощущают – Бесчестные судьи улыбаются и бреются по утрам, предваряя этим свое отвратительное профессиональное безразличие, респектабельные генералы по телефону приказывают солдатам идти умирать или быть убитыми, воры-карманники, дремлют в камерах и утверждают: «Я никому не делаю больно», «Вот что я могу сказать, да, сэр», женщины считающие себя спасительницами мужчин, а на деле просто воруют их сущность, они ведь считают, что заслуживают этого со своими лебедино-роскошными шеями (хотя на каждую утраченную тобой лебедино-роскошную шею приходятся еще десять, ожидающих тебя, и каждая готова to lay for a lemon), ужасные большелицые монстры-мужчины только потому, что их рубашки чисты, снисходят до того, чтобы контролировать жизнь работяг, прорываясь во Власть со словами: «В моих руках ваши налоги будут использованы как подобает», «Вам следует осознать мою ценность и необходимость для вас, и что бы вы были без меня, никем не руководимые?» – И далее вперед к большому рисованному человеческому мультфильму, где мужчина с сильными плечами и плугом у ног стоит, глядя на восходящее солнце; увязанный галстуком начальник собирается пахать, пока солнце еще высоко —? – Я ощущаю вину за саму принадлежность к человечеству – Да, пьяница, да, и помимо того один из самых больших идиотов в мире – На самом деле не столько даже пьяница, просто дурень – Но я стою там, положив руку на занавеску, высматривая Билли, которая опаздывает, Ах я, я вспоминаю те страшные слова Миларепы, не те, увещевающие, которые я вспоминал в сладостном одиночестве хижины в Биг Сюре, а: «Когда свет медитации позволит родиться различным вариантам опыта, не гордись и не старайся рассказать об этом другим, иначе доставишь неприятность Богиням и Матерям”, и вот он я, совершенно идиотский американский писатель, занимаюсь этим не просто для того, чтобы как-то жить (меня всегда могли прокормить железная дорога, корабли и собственные руки, смиренно перетаскивающие кули и доски), но если бы я не писал, что бы я увидел на этой несчастной планете, которая вращается вокруг моего мертвого черепа, полагаю, я был бы зря послан сюда бедным Богом – Хотя будучи «фантомом оперы”, что ж я из-за этого тревожусь? – В юности, склоняя чело над пишущей машинкой, любопытствуя, почему это Бог был всегда? – Или кусая губы в коричневом сумраке кресла в гостиной, в котором умер отец, и все мы умирали миллионы раз – Только Фаган в состоянии это понять, и сейчас он сел на свой автобус – И когда возвращаются Билли с Эллиотом, я улыбаюсь и сажусь в кресло, а оно совершенно разваливается подо мною, бамс, и я в изумлении растягиваюсь на полу, конец креслу.
«Как это случилось?”, спрашивает Билли, и в тот же самый момент мы вместе смотрим на аквариум, а обе золотые рыбки вверх брюхом плавают на поверхности мертвые.
Я всю неделю сидел в этом кресле, пил, курил и разговаривал, а теперь мертва золотая рыбка.
«Почему они погибли?” – «Не знаю” – «Может это я, я ведь дал им немного хлопьев «Келлогз”?” – «Может быть, странно, что ты давал им что-то, кроме рыбьего корма” – «Но я подумал, что они голодны, и дал им немного раскрошившихся хлопьев” – «Ну я не знаю, отчего они погибли” – «Но почему это никто не знает? что случилось? почему они так? Каланы и мыши и все, черт возьми, умирают вокруг, Билли, я не вынесу этого, и каждый раз это моя проклятая вина!” – «Кто сказал, что это твоя вина, дорогой?” – «Дорогой? Ты называешь меня «дорогой”? зачем ты называешь меня «дорогой”?” – «Ах, позволь мне любить тебя (целует меня) просто потому, что ты этого не заслуживаешь” – (Пристыженно): «Почему это не заслуживаю” – «Потому что говоришь все это…” – «Так что там с рыбками” – «Не знаю, правда” – «Это потому что я сидел всю неделю в этом ветхом кресле, обдувая воду табачным дымом, и все остальные курили и разговаривали?” – Но малютка Эллиот карабкается к маме на колени и начинает спрашивать: «Билли”, зовет он ее, «Билли, Билли, Билли”, касаясь ее лица, я почти с ума схожу от того, как все это печально – «Чем ты занимался весь день?” – «Я был с Беном Фаганом и спал в парке… Билли, что нам делать?” «Вечно ты одно и то же говоришь, поженимся и полетим в Мехико с Перри и Эллиотом” – «Я боюсь Перри и я боюсь Эллиота” – «Он всего лишь маленький мальчик” – «Билли, я не хочу жениться. Я боюсь…” – «Боишься?” – «Я хочу вернуться домой и умереть с моим котом”. Я мог бы быть красивым стройным молодым президентом в костюме и сидеть в старомодном кресле-качалке, но нет, вместо этого я «фантом оперы” и стою у портьеры между мертвыми рыбами и разбитым креслом – Может наплевать тому, кто меня создавал, или зачем все это вообще? – «Джек, в чем дело, о чем ты?”, но внезапно, видя то, как она готовит ужин, а бедный малютка Эллиот ждет его, зажав в кулачке ложку, я понимаю, что это просто семейная домашняя сценка, а я просто сумасшедший и мне здесь не место – А Билли начинает: «Джек, нам следует пожениться, и будут такие вот мирные ужины с Эллиотом, что-то должно очистить тебя навсегда, я убеждена”.
«Что я не так сделал?” – «А то, что ты удерживаешь себя от любви с такой женщиной, как я, и с предыдущими женщинами, и с будущими женщинами, такими, как я – Представь, как здорово было бы, если бы мы поженились, укладывали бы Эллиота спать, отправлялись бы джаз послушать, или даже вдруг на самолете в Париж, и все, чему бы я учила тебя и ты бы меня учил – вместо этого все, что ты делаешь, это грустно просиживаешь жизнь, выдумывая, куда бы пойти, а все здесь, все время у тебя под носом” – «Предположим, я не хочу этого” – «Ты просто рисуешься, когда говоришь, что не хочешь, разумеется ты хочешь…” – «Но я не хочу, я странный парень с изломанной душой, которого ты даже не знаешь” – («Изоманный”? что такое «изоманный”? Билли? Что такое «изоманный”?”, спрашивает бедный маленький Эллиот) – Тем временем на минутку заскакивает Перри, и я резко заявляю ему: «Я тебя, Перри, не понимаю, я люблю тебя, ты меня прикалываешь, ты сумасшедший, но что это за дела с похищением маленьких девочек?”, только вдруг, спрашивая, вижу слезы у него на глазах и понимаю, что он влюблен в Билли и всегда был влюблен, уау – Я даже говорю: «Ты в Билли влюблен, так что ли? Прости, я выхожу из игры” – «О чем ты говоришь, парень?” – А потом этот великий аргумент о том, что они с Билли просто друзья, так что я затягиваю «Просто друзья”, как Синатра, «Друзья, но не такие, как прежде…”, а Перри, видя, как я пою, мчится вниз по лестнице за бутылкой для меня – Но рыба все-таки мертва и кресло сломано.
На самом деле Перри трагический юноша с огромным потенциалом, он позволяет себе оттягиваться и «плыть”, я думаю, в ад, если с ним не случится чего-нибудь еще в ближайшее время, я смотрю на него и понимаю, что помимо тайной и искренней влюбленности в Билли он должно быть не меньше моего любит старика Коди и весь остальной мир, еще побольше, чем я, хотя он из тех, кого вечно прячут за решеткой – Сильный, с печатью скорби, он вечно сидит там, и его черные волосы всегда спадают на брови, на черные глаза, его железные руки беспомощно висят, как у могучего идиота в дурдоме, и красота потерянности – Кто он? На самом-то деле? – И почему белокурая Билли, которая моет там домашнюю посуду, не догадывается о его любви? – В финале мы с Перри оба сидим, повесив головы, и Билли возвращается в гостиную и видит нас такими, как два раскаивающихся кататоника в аду – Приходит некий негр и говорит, что если я дам ему несколько долларов, он достанет травки, но как только я даю ему пять, он вдруг заявляет: «Не собираюсь я ничего доставать” – «Получил пять долларов – вали и принеси” – «Не уверен, что я хоть что-нибудь достану” – Он мне совсем не нравится – Я вдруг осознаю, что могу схватить его и повалить на пол и отобрать пять долларов, но мне наплевать на деньги, просто меня бесит, как он себя ведет – «Кто этот парень?” – Я понимаю, что если наброшусь на него, у него есть нож, и кроме того мы разнесем Билли всю гостиную – Но тут появляется другой негр, и все превращается вдруг в милейшие «гости” с разговорами о джазе и братскими чувствами, и они все уходят, а мы с Билли остаемся одни, чтобы удивляться дальше.
Вся эта мускулистая резина секса такая скукотища, но все-таки у нас с Билли получается фантастическая секс-вечеринка, поэтому мы можем так философствовать и соглашаться и вместе смеяться в сладостной наготе: «О крошка, мы оба сумасшедшие, мы могли бы жить в старой бревенчатой хижине в холмах и годами не разговаривать, в смысле мы бы встречались” – Она говорит всякое в то время, как идея начинает озарять меня: «Я понял, Билли, давай бросим Сити и возьмем с собой Эллиота и поедем в хижину Монсанто в леса на пару недель и забудем обо всем” – «Хорошо, я могу прямо сейчас позвонить шефу и выпросить пару недель, о Джек, давай так и сделаем” – «И для Эллиота будет неплохо побыть подальше от всех этих твоих зловещих друзей, Боже мой” – «Перри не зловещий”.
«Мы поженимся и уедем и поселимся в хижине в горах Адирондак, по вечерам будем простенько ужинать с Эллиотом при свете лампы” – «Я всегда буду заниматься с тобой любовью” – «Тебе даже не придется, поскольку мы же оба понимаем, что мы сумасшедшие… наша хижина вся будет расписана истиной, и хоть бы весь мир пятнал ее черной ненавистью и ложью, мы будем веселиться мертвецки пьяные в истине” – «Выпей кофе” «Мои руки будут коченеть, и я не смогу даже взяться за топор, и все-таки я буду человеком истины… Я буду спать ночью у оконной занавески, слушая бормотанье мира, и пересказывать тебе” – «Но Джек, я люблю тебя не только поэтому, не ужели ты не видишь, чтo мы значили друг для друга с самого начала, не ужели ты не понял этого, когда вошел с Коди и начал называть меня Джульен из-за этой ерунды, о которой рассказывал, о том, что я похожа на какого-то старого приятеля, твоего знакомого по Нью-Йорку” – «Который ненавидит характер Коди, и которого Коди ненавидит” – «Но неужели ты не понимаешь, какая это ерунда?” «А Коди? Ты хочешь за меня замуж, а любишь Коди, а Перри любит тебя?” «Конечно, но что тут такого или во всем этом? Эта прекрасная любовь навечно нас связывает, никаких сомнений, но у нас ведь только два тела” – (странное заявление) – Я стою у окна, глядя на блистающую ночь Сан-Франциско с его волшебными картонными домиками и говорю: «Но у тебя Эллиот, который меня не любит, да я и сам себе не нравлюсь, как с этим быть?” (Билли ничего на это не отвечает, только прячет гнев, который выплывет позже) – «Но мы можем позвонить Дейву Вейну, и он отвезет нас в хижину в Биг Сюр и в ней мы по крайней мере сможем побыть одни” – «Говорю тебе, это то, чего я хочу!” – «Звони ему!” – Я называю ей номер, и она набирает его, как секретарша: «О печальная музыка всего этого, все это я делал, все это я видел, все и со всеми”, говорю я с трубкой в руке, «мир надвигается, как вузовская жажда второкурсника учиться тому, что он называет «новым для себя”, скажу тебе, опять эта протяжная грустная песня об истине смерти, но ведь причина того, что я так много кричу о смерти, в том, что в действительности я выкрикиваю жизнь, ведь если ты не живешь, нельзя и умереть, алло Дейв? Это ты? Знаешь, по какому я делу? Слушай, приятель… хватай эту большую брюнетку Роману, эту румынскую безумицу, и запихивай ее в «Вилли” и едь сюда к Билли и забирай нас, пока ты в дороге, мы упакуемся, милая моя готова, и все вместе поедем навстречу двухнедельному счастью в хижине Монсанто” – «Монсанто согласен?” – «Я сейчас позвоню ему и спрошу, он точно согласится” – «Ну я-то планировал покрасить завтра Романе стену, но может и напился бы за этим занятием, в любом случае: ты уверен, что хочешь сейчас все это затеять?” – «Да да да, ну, давай” – «И я могу взять Роману?” – «Да, а почему нет?” – «А какова цель всего этого?” – «Ах папаша, ну может, просто снова с тобой повидаться захотелось, а о целях можно будет поговорить потом: или ты хочешь продолжить свой лекционный тур по университетам Юты и Брауна и распинаться перед отменно заросшими подростками?” – «Заросшими чем?” – «Заросшими безнадежным превосходством пионерско-пуританской надежды, которая оставляет за собой лишь дохлых голубей?” – «Хорошо, сейчас выхожу… сначала нужно заправить «Вилли”, да и масло сменить” – «Я оплачу, когда ты сюда доберешься” – «Я слышал, вы с Билли сбежали” – «Кто тебе сказал?” – «В газетах пишут” – «Так вот, мы стартуем вновь на «Вилли”, и не бери с собой Рона Блейка, будем двумя парами, врубаешься?” – «Да – и слушай, я захвачу с собой мой спиннинг и буду там рыбу ловить” – «Будем оттягиваться – и слушай Дейв, я благодарен тебе за то, что ты свободен и хочешь отвезти нас туда, у мня во рту лажа, я неделю тут сидел и пил, и кресло сломалось, и рыба умерла, и я снова весь на пределе” – «Не следует тебе все время пить эту сладкую дрянь, да еще ты не закусываешь никогда”– «Да беда не в этом” – «Ладно, потом решим, в чем беда” – «Точно” – «Я-то думаю, проблема в тех голубях” – «Почему?” – «Не знаю, я помню, когда мы с Джорджем были в восточном Сен-Луисе и, Джек, ты сказал, что полюбил бы танцующих красавиц, если бы знал, что они ВЕЧНО будут такими красивыми?” – «Но это всего лишь цитата из Будды” – «Да, только девушки такого не ожидали” – «Как ты, Дейв? Что Фаган поделывает этим вечером?” – «Сидит в своей комнате и что-то пишет, называется это «КНИГА ИДИОТА”, там еще большие сумасшедшие картинки, а Лекс Паскаль опять пьян, и музыка играет, и мне по-настоящему грустно, и я рад, что ты позвонил” – «Ты хорошо ко мне относишься, Дейв?” – «А что мне еще остается, парень” – «Но тебе ведь еще остается что-то, правда?” – «Слушай, не обращай внимания, я сейчас буду, ты звони Монсанто прямо сейчас, хотя бы потому, что нам надо взять у него ключи от коралловых ворот” – «Я рад, что знаком с тобой, Дейв” – «Я тоже, Джек” – «Почему?” – «Может, я хотел бы встать на голову в снег, чтобы доказать тебе, но это так, я рад, и буду рад, потом нам ведь действительно ничего другого не остается, кроме как решать эти чертовы проблемы, и прямо сейчас одна у меня в штанах, для Романы” – «Но это так тошно и тоскливо называть жизнь проблемой, которую можно решить” – «Да, но я всего лишь повторяю то, что прочел в учебниках мертвых голубей” – «Но Дейв, я люблю тебя” – «О кей, скоро буду”.
«Как это случилось?”, спрашивает Билли, и в тот же самый момент мы вместе смотрим на аквариум, а обе золотые рыбки вверх брюхом плавают на поверхности мертвые.
Я всю неделю сидел в этом кресле, пил, курил и разговаривал, а теперь мертва золотая рыбка.
«Почему они погибли?” – «Не знаю” – «Может это я, я ведь дал им немного хлопьев «Келлогз”?” – «Может быть, странно, что ты давал им что-то, кроме рыбьего корма” – «Но я подумал, что они голодны, и дал им немного раскрошившихся хлопьев” – «Ну я не знаю, отчего они погибли” – «Но почему это никто не знает? что случилось? почему они так? Каланы и мыши и все, черт возьми, умирают вокруг, Билли, я не вынесу этого, и каждый раз это моя проклятая вина!” – «Кто сказал, что это твоя вина, дорогой?” – «Дорогой? Ты называешь меня «дорогой”? зачем ты называешь меня «дорогой”?” – «Ах, позволь мне любить тебя (целует меня) просто потому, что ты этого не заслуживаешь” – (Пристыженно): «Почему это не заслуживаю” – «Потому что говоришь все это…” – «Так что там с рыбками” – «Не знаю, правда” – «Это потому что я сидел всю неделю в этом ветхом кресле, обдувая воду табачным дымом, и все остальные курили и разговаривали?” – Но малютка Эллиот карабкается к маме на колени и начинает спрашивать: «Билли”, зовет он ее, «Билли, Билли, Билли”, касаясь ее лица, я почти с ума схожу от того, как все это печально – «Чем ты занимался весь день?” – «Я был с Беном Фаганом и спал в парке… Билли, что нам делать?” «Вечно ты одно и то же говоришь, поженимся и полетим в Мехико с Перри и Эллиотом” – «Я боюсь Перри и я боюсь Эллиота” – «Он всего лишь маленький мальчик” – «Билли, я не хочу жениться. Я боюсь…” – «Боишься?” – «Я хочу вернуться домой и умереть с моим котом”. Я мог бы быть красивым стройным молодым президентом в костюме и сидеть в старомодном кресле-качалке, но нет, вместо этого я «фантом оперы” и стою у портьеры между мертвыми рыбами и разбитым креслом – Может наплевать тому, кто меня создавал, или зачем все это вообще? – «Джек, в чем дело, о чем ты?”, но внезапно, видя то, как она готовит ужин, а бедный малютка Эллиот ждет его, зажав в кулачке ложку, я понимаю, что это просто семейная домашняя сценка, а я просто сумасшедший и мне здесь не место – А Билли начинает: «Джек, нам следует пожениться, и будут такие вот мирные ужины с Эллиотом, что-то должно очистить тебя навсегда, я убеждена”.
«Что я не так сделал?” – «А то, что ты удерживаешь себя от любви с такой женщиной, как я, и с предыдущими женщинами, и с будущими женщинами, такими, как я – Представь, как здорово было бы, если бы мы поженились, укладывали бы Эллиота спать, отправлялись бы джаз послушать, или даже вдруг на самолете в Париж, и все, чему бы я учила тебя и ты бы меня учил – вместо этого все, что ты делаешь, это грустно просиживаешь жизнь, выдумывая, куда бы пойти, а все здесь, все время у тебя под носом” – «Предположим, я не хочу этого” – «Ты просто рисуешься, когда говоришь, что не хочешь, разумеется ты хочешь…” – «Но я не хочу, я странный парень с изломанной душой, которого ты даже не знаешь” – («Изоманный”? что такое «изоманный”? Билли? Что такое «изоманный”?”, спрашивает бедный маленький Эллиот) – Тем временем на минутку заскакивает Перри, и я резко заявляю ему: «Я тебя, Перри, не понимаю, я люблю тебя, ты меня прикалываешь, ты сумасшедший, но что это за дела с похищением маленьких девочек?”, только вдруг, спрашивая, вижу слезы у него на глазах и понимаю, что он влюблен в Билли и всегда был влюблен, уау – Я даже говорю: «Ты в Билли влюблен, так что ли? Прости, я выхожу из игры” – «О чем ты говоришь, парень?” – А потом этот великий аргумент о том, что они с Билли просто друзья, так что я затягиваю «Просто друзья”, как Синатра, «Друзья, но не такие, как прежде…”, а Перри, видя, как я пою, мчится вниз по лестнице за бутылкой для меня – Но рыба все-таки мертва и кресло сломано.
На самом деле Перри трагический юноша с огромным потенциалом, он позволяет себе оттягиваться и «плыть”, я думаю, в ад, если с ним не случится чего-нибудь еще в ближайшее время, я смотрю на него и понимаю, что помимо тайной и искренней влюбленности в Билли он должно быть не меньше моего любит старика Коди и весь остальной мир, еще побольше, чем я, хотя он из тех, кого вечно прячут за решеткой – Сильный, с печатью скорби, он вечно сидит там, и его черные волосы всегда спадают на брови, на черные глаза, его железные руки беспомощно висят, как у могучего идиота в дурдоме, и красота потерянности – Кто он? На самом-то деле? – И почему белокурая Билли, которая моет там домашнюю посуду, не догадывается о его любви? – В финале мы с Перри оба сидим, повесив головы, и Билли возвращается в гостиную и видит нас такими, как два раскаивающихся кататоника в аду – Приходит некий негр и говорит, что если я дам ему несколько долларов, он достанет травки, но как только я даю ему пять, он вдруг заявляет: «Не собираюсь я ничего доставать” – «Получил пять долларов – вали и принеси” – «Не уверен, что я хоть что-нибудь достану” – Он мне совсем не нравится – Я вдруг осознаю, что могу схватить его и повалить на пол и отобрать пять долларов, но мне наплевать на деньги, просто меня бесит, как он себя ведет – «Кто этот парень?” – Я понимаю, что если наброшусь на него, у него есть нож, и кроме того мы разнесем Билли всю гостиную – Но тут появляется другой негр, и все превращается вдруг в милейшие «гости” с разговорами о джазе и братскими чувствами, и они все уходят, а мы с Билли остаемся одни, чтобы удивляться дальше.
Вся эта мускулистая резина секса такая скукотища, но все-таки у нас с Билли получается фантастическая секс-вечеринка, поэтому мы можем так философствовать и соглашаться и вместе смеяться в сладостной наготе: «О крошка, мы оба сумасшедшие, мы могли бы жить в старой бревенчатой хижине в холмах и годами не разговаривать, в смысле мы бы встречались” – Она говорит всякое в то время, как идея начинает озарять меня: «Я понял, Билли, давай бросим Сити и возьмем с собой Эллиота и поедем в хижину Монсанто в леса на пару недель и забудем обо всем” – «Хорошо, я могу прямо сейчас позвонить шефу и выпросить пару недель, о Джек, давай так и сделаем” – «И для Эллиота будет неплохо побыть подальше от всех этих твоих зловещих друзей, Боже мой” – «Перри не зловещий”.
«Мы поженимся и уедем и поселимся в хижине в горах Адирондак, по вечерам будем простенько ужинать с Эллиотом при свете лампы” – «Я всегда буду заниматься с тобой любовью” – «Тебе даже не придется, поскольку мы же оба понимаем, что мы сумасшедшие… наша хижина вся будет расписана истиной, и хоть бы весь мир пятнал ее черной ненавистью и ложью, мы будем веселиться мертвецки пьяные в истине” – «Выпей кофе” «Мои руки будут коченеть, и я не смогу даже взяться за топор, и все-таки я буду человеком истины… Я буду спать ночью у оконной занавески, слушая бормотанье мира, и пересказывать тебе” – «Но Джек, я люблю тебя не только поэтому, не ужели ты не видишь, чтo мы значили друг для друга с самого начала, не ужели ты не понял этого, когда вошел с Коди и начал называть меня Джульен из-за этой ерунды, о которой рассказывал, о том, что я похожа на какого-то старого приятеля, твоего знакомого по Нью-Йорку” – «Который ненавидит характер Коди, и которого Коди ненавидит” – «Но неужели ты не понимаешь, какая это ерунда?” «А Коди? Ты хочешь за меня замуж, а любишь Коди, а Перри любит тебя?” «Конечно, но что тут такого или во всем этом? Эта прекрасная любовь навечно нас связывает, никаких сомнений, но у нас ведь только два тела” – (странное заявление) – Я стою у окна, глядя на блистающую ночь Сан-Франциско с его волшебными картонными домиками и говорю: «Но у тебя Эллиот, который меня не любит, да я и сам себе не нравлюсь, как с этим быть?” (Билли ничего на это не отвечает, только прячет гнев, который выплывет позже) – «Но мы можем позвонить Дейву Вейну, и он отвезет нас в хижину в Биг Сюр и в ней мы по крайней мере сможем побыть одни” – «Говорю тебе, это то, чего я хочу!” – «Звони ему!” – Я называю ей номер, и она набирает его, как секретарша: «О печальная музыка всего этого, все это я делал, все это я видел, все и со всеми”, говорю я с трубкой в руке, «мир надвигается, как вузовская жажда второкурсника учиться тому, что он называет «новым для себя”, скажу тебе, опять эта протяжная грустная песня об истине смерти, но ведь причина того, что я так много кричу о смерти, в том, что в действительности я выкрикиваю жизнь, ведь если ты не живешь, нельзя и умереть, алло Дейв? Это ты? Знаешь, по какому я делу? Слушай, приятель… хватай эту большую брюнетку Роману, эту румынскую безумицу, и запихивай ее в «Вилли” и едь сюда к Билли и забирай нас, пока ты в дороге, мы упакуемся, милая моя готова, и все вместе поедем навстречу двухнедельному счастью в хижине Монсанто” – «Монсанто согласен?” – «Я сейчас позвоню ему и спрошу, он точно согласится” – «Ну я-то планировал покрасить завтра Романе стену, но может и напился бы за этим занятием, в любом случае: ты уверен, что хочешь сейчас все это затеять?” – «Да да да, ну, давай” – «И я могу взять Роману?” – «Да, а почему нет?” – «А какова цель всего этого?” – «Ах папаша, ну может, просто снова с тобой повидаться захотелось, а о целях можно будет поговорить потом: или ты хочешь продолжить свой лекционный тур по университетам Юты и Брауна и распинаться перед отменно заросшими подростками?” – «Заросшими чем?” – «Заросшими безнадежным превосходством пионерско-пуританской надежды, которая оставляет за собой лишь дохлых голубей?” – «Хорошо, сейчас выхожу… сначала нужно заправить «Вилли”, да и масло сменить” – «Я оплачу, когда ты сюда доберешься” – «Я слышал, вы с Билли сбежали” – «Кто тебе сказал?” – «В газетах пишут” – «Так вот, мы стартуем вновь на «Вилли”, и не бери с собой Рона Блейка, будем двумя парами, врубаешься?” – «Да – и слушай, я захвачу с собой мой спиннинг и буду там рыбу ловить” – «Будем оттягиваться – и слушай Дейв, я благодарен тебе за то, что ты свободен и хочешь отвезти нас туда, у мня во рту лажа, я неделю тут сидел и пил, и кресло сломалось, и рыба умерла, и я снова весь на пределе” – «Не следует тебе все время пить эту сладкую дрянь, да еще ты не закусываешь никогда”– «Да беда не в этом” – «Ладно, потом решим, в чем беда” – «Точно” – «Я-то думаю, проблема в тех голубях” – «Почему?” – «Не знаю, я помню, когда мы с Джорджем были в восточном Сен-Луисе и, Джек, ты сказал, что полюбил бы танцующих красавиц, если бы знал, что они ВЕЧНО будут такими красивыми?” – «Но это всего лишь цитата из Будды” – «Да, только девушки такого не ожидали” – «Как ты, Дейв? Что Фаган поделывает этим вечером?” – «Сидит в своей комнате и что-то пишет, называется это «КНИГА ИДИОТА”, там еще большие сумасшедшие картинки, а Лекс Паскаль опять пьян, и музыка играет, и мне по-настоящему грустно, и я рад, что ты позвонил” – «Ты хорошо ко мне относишься, Дейв?” – «А что мне еще остается, парень” – «Но тебе ведь еще остается что-то, правда?” – «Слушай, не обращай внимания, я сейчас буду, ты звони Монсанто прямо сейчас, хотя бы потому, что нам надо взять у него ключи от коралловых ворот” – «Я рад, что знаком с тобой, Дейв” – «Я тоже, Джек” – «Почему?” – «Может, я хотел бы встать на голову в снег, чтобы доказать тебе, но это так, я рад, и буду рад, потом нам ведь действительно ничего другого не остается, кроме как решать эти чертовы проблемы, и прямо сейчас одна у меня в штанах, для Романы” – «Но это так тошно и тоскливо называть жизнь проблемой, которую можно решить” – «Да, но я всего лишь повторяю то, что прочел в учебниках мертвых голубей” – «Но Дейв, я люблю тебя” – «О кей, скоро буду”.
32
Мы упаковываем теплые вещи для Эллиота, складываем еду, собираем корзину со съестным и грустно ждем в ночи появления Дейва – И ведем долгий разговор – «Билли, почему все-таки рыбы умерли?», но она уже знает, что умерли они, вероятно, потому, что я дал им хлопьев «Келлогз», или что-то случилось еще, единственное, она точно не забыла их покормить или что-нибудь в таком духе, это все я, это моя вина, и лучше бы мне заржаветь от осеннего слишком-много-думанья, чем стать причиной погибели тех кусочков золотой смерти, которые плавают теперь в пенистой воде – Это заставляет меня вспомнить о калане – Но я не могу объяснить это Билли, которая вся из абстракций и разговоров об абстрактной встрече наших душ в аду, а малыш Эллиот толкает ее, спрашивая: «Куда мы? Куда мы? Зачем? Зачем?» – Она отвечает: «А все потому, что ты думаешь, что не заслуживаешь любви, поскольку виновен в смерти золотых рыбок, хотя умерли они скорее всего по собственному желанию» – «Зачем им это? Зачем? Какая у рыб должна быть логика?» – «О, потому, что ты думаешь, что пьешь слишком много и отсюда каждый раз, когда ты пьян, ты все бросаешь и говоришь, что у тебя руки опускаются, как ты говорил вчера ночью, когда держал меня этими руками, благословляя своей любовью мою душу и мое тело, о Джек, тебе пора проснуться и пойти со мной или по крайней мере с кем-нибудь и открыть глаза на то, зачем Бог послал тебя сюда, перестань ты в пол смотреть, вы с Перри оба сумасшедшие – Я нарисую магические лунные круги, и они вернут тебе удачу» – Я мертво смотрю на ее глаз, и он синий, и я говорю: «О Билли, прости меня» – «Ну вот смотри, ты снова о вине» – «Ну не знаю я всех этих великих теорий о том, как все должно быть, черт возьми, все, что я знаю, это что я беспомощный (helpless) кусок полезного (helpful) конского навоза, который заглядывает тебе в глаза с просьбой: «Помоги мне» – «Но нет никакого проку в таких вот твоих заключениях» – «Конечно, я знаю, но чего ты хочешь?» – «Я хочу, чтобы мы поженились и попытались понять вечное через чувственное» – «Может, ты даже и права» – Я вижу, как бушуют вокруг меня бесконечные болтливые кухонные рты жизни, длинная темная могила мрачных разговоров под лампочками полночных кухонь, и осознание того, что жизнь, такая жадная и непонятная, все таки протягивает свою костлявую руку скелета и к нам с Билли, фактически, наполняет мня любовью – Вы понимаете, о чем я говорю.