Кей Гай. Блуждающий огонь (Гобелены Фьонавара - 2)

   - Вы все там соберетесь, - повторил Гиринт. - И к тому же Гуин Истрат - самое лучшее место для того, что нам предстоит.
   Дьярмуд некоторое время внимательно смотрел на слепого шамана, потом сказал:
   - Что ж, хорошо. Я так и скажу брату. Может быть, есть еще какие-то вопросы, которые нам следует сейчас обсудить?
   - Только один. - Это сказал Ливон. - Дейв, у тебя Рог Оуина с собой?
   Рог из Пендаранского леса. Который звучит так, словно это голос самого Света!
   - Да, - сказал Дейв. Рог висел у него на груди под курткой.
   - Это хорошо, - сказал Ливон. - В таком случае, если Ясновидящая уже в Парас Дервале, я бы тоже хотел отправиться туда с вами вместе. И еще я кое-что хотел бы попробовать, прежде чем все мы отправимся в Гуин Истрат.
   Айвор при этих словах вздрогнул и повернулся к своему старшему сыну.
   - Это весьма опрометчиво с твоей стороны, - медленно проговорил он. И ты сам это отлично знаешь.
   - Ничего я не знаю, - ответил Ливон. - Я знаю только, что мы получили в дар Рог Оуина. Для чего же еще, как не для того, чтобы им воспользоваться? - В общем, это было вполне логично, и Айвор больше не сказал ни слова. И зря, как оказалось впоследствии, ибо идея эта была совершенно ошибочной.
   - О чем речь? - спросил принц.
   - Об Оуине, - ответил ему Ливон, с трудом сдерживая сильное возбуждение. Лицо его прямо-таки светилось. - Я хочу разбудить Спящих и выпустить на волю Дикую Охоту!
   На какое-то время все примолкли.
   - Вот это здорово! - воскликнул Дьярмуд, и Дейв успел заметить, как блеснули его глаза; точно так же блестели глаза и у Ливона.
   Гиринт рассмеялся - тихим тревожным смехом.
   - Да уж, здорово, - повторял он, посмеиваясь как бы про себя и раскачиваясь взад-вперед, взад-вперед.
   И только тут они заметили, что Табор потерял сознание.
   ***
   К утру он, правда, вполне пришел в себя и даже вышел проводить их бледный, но веселый и приветливый. Дейв предпочел бы остаться с дальри, если бы было можно, но, похоже, он со своим Рогом Оуина был больше нужен там, да и Ливон с Торком отправлялись вместе с отрядом Дьярмуд а, так что все шло, как надо. К тому же все они должны были вскоре встретиться снова в Гуин Истрат. В Морвране - так, кажется, называлось то место, о котором говорил Гиринт.
   У него в ушах все еще звучал тот негромкий смех шамана, когда они выехали из лагеря и двинулись на юг, к дороге, ведущей в Парас Дерваль, точнее - к тому месту, откуда она начиналась: на западный берег озера Линан. При нормальной погоде, как сказал Ливон, они бы срезали изрядный кусок пути, поехав прямо через северные пастбища Бреннина, но сейчас это было совершенно невозможно, ибо эта кошмарная зима покрыла все поля снегом и льдом.
   Кевин, на редкость задумчивый, ехал бок о бок с двумя воинами из отряда Дьярмуда, один из которых был тот самый великан, на которого Кев так безрассудно прыгнул вчера, после ночного сражения. Дейва это совершенно устраивало: с Кевином ему разговаривать совершенно не хотелось. Гнусный тип! Если именно это чувство люди обычно называют ревностью, то ради бога. Ревность так ревность. Он и не подумает никому ничего объяснять. И уж тем более кому-то признаваться в том, что сам когда-то отказался от этой девушки - ради Зеленой Кинуин, встреченной в лесной чаще. Он навсегда сохранит в своей душе то, что ему сказала богиня.
   "Она принадлежит Торку",- возразил он ей тогда.
   "А что, разве у нее нет иного выбора?" - ответила ему Кинуин и засмеялась. А потом исчезла.
   Нет, все это касалось только его одного.
   Хотя в данный момент ему больше всего хотелось никогда не разлучаться с теми, кого он называл своими братьями, - ибо они действительно стали братьями после той клятвы, которую дали друг другу в Пендаранском лесу. А потом он почему-то мысленно вернулся к тем мгновениям в раскисших полях возле Стоунхенджа, где Кевин тогда объяснял охранникам, мешая французский и английский, зачем им с Дженнифер понадобилось вторгаться на запретную территорию. Это было поистине замечательное представление, и продолжалось оно практически до того самого мгновения, когда они, все четверо, ощутили внезапный удар силовой волны, который бросил их друг к другу и закрутил в холодной, темной спирали Перехода между мирами.
   Глава 6
   Это, как поняла Дженнифер теперь, когда знакомый мертвящий холод Перехода остался позади, была та же самая комната, что и в первый раз. А вот во время ее второго Перехода они с Полом истратили столько сил, что от изнеможения упали на колени прямо на заснеженной улице Парас Дерваля, где и очутились, сами не зная, почему.
   Именно в этот момент она и почувствовала первые приступы боли: роды начались преждевременно. А Пол, еще не совсем пришедший в себя, все пытался подняться на ноги, а над головой раскачивалась на ветру знакомая вывеска: "Черный кабан". А потом там, куда он отвел ее, она увидела ту женщину и вспомнила, как та плакала когда-то на пороге своего дома, выходившего на зеленую лужайку, где дети играли в та'киену, и этот путь сразу показался ей совершенно ясным и правильным.
   Так они оказались в доме Ваэ, и там родился Дариен, и после этого, похоже, даже сама душа ее стала иной. Вернувшись из Старкадха, Джен все время чувствовала, что мир вокруг нее состоит из одних лишь острых углов и неопределенных ответов на мучившие ее вопросы. Ее родной, ее собственный мир обрел какой-то зловещий оттенок, а сама возможность возвращения хотя бы на один день к обычным человеческим взаимоотношениям казалась смешной и безнадежной абстракцией. Она была буквально вывернута наизнанку, выпотрошена этим Могримом. Разве такое поддается исцелению?
   А потом явился Пол и сказал ей то, что сказал; и его спокойный голос открыл перед ней как бы новую сияющую тропу в будущее. Ни больше, ни меньше. И как бы ни был велик и всемогущ Ракот Могрим, он все-таки мог далеко не все на свете. И он оказался не в силах помешать Ким вытащить ее из Старкадха.
   И не смог помешать ей родить сына.
   По крайней мере так она думала, пока, леденея от ужаса, не увидела там, в своем родном мире Галадана. И не услышала, как он говорит, что она непременно умрет, что означало: умрет ее ребенок.
   Так она и сказала тогда Полу. И сказала, что проклянет его, если ему не удастся немедленно отправить ее в безопасное место. И как только у нее язык повернулся сказать такое? Откуда взялись у нее такие слова?
   Словно вместо нее это говорила совсем другая женщина; и возможно, так оно и было на самом деле. Ибо с тех пор, как ребенок появился на свет и получил имя в одном из миров Великого Ткача, чтобы стать ее, Дженнифер, личным ответом на то, что было сделано с нею, служить единственной, возможно, случайной, ниточкой, перекинутой через пропасть, - с тех самых пор она постоянно испытывала удивление от того, каким нежным и спокойным стал мир вокруг нее.
   Больше никаких острых раздражающих углов! Теперь, похоже, ничто уже не вызывало в ее душе боли; все как бы отодвинулось - далеко-далеко. Она вдруг обнаружила, что может общаться с другими людьми и даже проявлять по отношению к ним удивительную терпимость и доброту. В душе больше не возникало тех ужасных бурь; не было там, впрочем, и яркого солнца. Она точно неторопливо шла, как ей казалось порой, по некоей странной местности серого цвета, и серые облака висели низко у нее над головой; но иногда память об иных цветах и оттенках, о вибрации живой силы пробуждалась в ее душе, точно отдаленный гул далекого морского прибоя.
   И это было прекрасно. Состояние, конечно, не совсем здоровое, у нее хватало ума, чтобы это понять, но все же это серое спокойствие и эта умиротворенность были бесконечно лучше того, что с ней творилось прежде. Если уж она не может быть счастлива, не может снова стать самой собой, то пусть по крайней мере будет... терпимой и спокойной.
   Терпимость оказалась нежданным даром, некоей компенсацией за любовь к людям, которая была так изуродована в Старкадхе, и за желание быть любимой, которое там умерло.
   Особенно тяжело было, когда к ней прикасались - и не то чтобы это ощущение было каким-то болезненным, но оно тем не менее оказалось труднопереносимым; она чувствовала, как внутри у нее будто все свивается в тугую пружину и как дрожит та, все еще живущая у нее внутри хрупкая юная женщина, которую когда-то звали Дженнифер Лоуэлл, Золотой Джен. Даже то представление у Стоунхенджа, которое они с Кевином устроили, чтобы обмануть охрану, заставить сторожей поверить в то, что они действительно любовники-французы, которые у этих древних камней ищут благословения языческих богов, - даже это оказалось почти невыносимым: ужасно было чувствовать, как его губы сливаются с ее губами! И скрыть своего отвращения она не сумела: он, разумеется, его почувствовал, он всегда хорошо чувствовал ее настроение. Но как - даже находясь в той спокойной серой стране, где теперь нашла пристанище ее душа, - объяснить своему бывшему любовнику, да еще такому доброму и милому человеку, что он, вернее, Ракот Могрим, принявший его облик, самым непристойным образом насиловал ее в Старкадхе и был омерзительно уродлив, и черная кровь капала с его искалеченной руки и прожигала ее тело насквозь? Как объяснить, что нет возврата от той черты, как нет и пути на волю из этого страшного места?
   Она тогда позволила ему обнимать ее, а когда охранники подошли к ним почти вплотную, ловко симулировала смущение и улыбалась, и надувала губки, а Кевин вообще устроил настоящий цирк, вдохновенно объясняя сторожам, как и почему они, французы и поклонники языческих богов, здесь оказались.
   А потом она ощутила, как их закрутил, собрав всех воедино, знакомый уже ледяной поток - это Ким, замкнув Круг, начала Переход, - и они снова оказались в Парас Дервале, в той же комнате, куда попали в самый первый раз, и снова была ночь.
   Гобелены на стенах были те же, но на этот раз факелы пылали так ярко, что рисунок на гобеленах можно было рассмотреть как следует: это было на редкость искусное изображение Йорвета Основателя в Священной роще перед Древом Жизни. Дженнифер, Кевин и Дейв долго смотрели на гобелен, а потом все трое, не сговариваясь, повинуясь некоему инстинктивному побуждению, разом посмотрели на Пола.
   Едва замедлив шаг, чтобы удостовериться, что этот гобелен ему знаком, он быстро прошел к неохраняемой двери. А в тот раз у двери стоял стражник, припомнила Дженнифер, и Мэтт Сорин, рассердившись, метнул в него кинжал.
   Пол быстро шагнул через порог в коридор и тихонько окликнул кого-то. Что-то громко залязгало, и через несколько секунд перепуганный юнец в доспехах, которые явно были ему чересчур велики, влетел в комнату и низко поклонился всем присутствующим, сделав это, впрочем, тоже довольно неловко и как-то нервозно.
   - А я тебя помню, - сказал Пол в ответ на его поклон. - Ты - Тарн. Ты раньше королевским пажом был. Помнишь меня?
   Тарн поклонился еще ниже.
   - О да, господин мой, конечно, помню! Еще с той первой игры в та'баэль. Ты... - На лице мальчишки был написан священный ужас.
   - Да, я Пуйл Дважды Рожденный, - просто подтвердил Пол Шафер. - А ты, значит, теперь стражник, Тарн?
   - Да, господин мой. Для пажа я уже староват.
   - Я так и подумал. А что, Верховный правитель сегодня во дворце?
   - Ну да, господин мой. Может быть, мне...
   - Конечно. Тебе стоит немедленно проводить нас к нему. - Только Кевин слышал прежде и хорошо запомнил эту странную ломкую интонацию в голосе Пола. Между Полом и Айлероном явно существовала некая, всем очевидная напряженность, и отрицать ее было невозможно. Эта напряженность чувствовалась с самой первой их встречи.
   Они последовали за Тарном - сперва по паутине коридоров, потом по прекрасной каменной лестнице, и, наконец, оказались у той самой незаметной двери, столь памятной для Пола.
   Тарн постучал и деликатно отступил в сторонку; дверь открыл высокий стражник, ошалело посмотрел на нежданных гостей, но все же впустил их и провел в гостиную.
   Пол заметил, что эта комната очень переменилась. Великолепные гобелены, некогда украшавшие стены, были убраны, а вместо них были развешаны карты и различные таблицы. Исчезли также глубокие удобные кресла, которые он так хорошо помнил; вместо них появились многочисленные жесткие деревянные сиденья и длинная скамья вдоль стены.
   Нигде не было видно также шахматной доски с изысканными резными фигурами. Вместо нее посреди комнаты стоял огромный стол, и на нем была разложена невероятных размеров карта Фьонавара. Склонившись над этой картой, спиной к двери стоял человек среднего роста, одетый в простое коричневое платье, и поверх рубахи на нем была теплая меховая безрукавка.
   - Кто там, Шаин? - спросил он, не отрывая внимательного взгляда от карты.
   - Если ты обернешься, то сможешь увидеть это и сам, - сказал Пол Шафер, прежде чем стражник успел раскрыть рот.
   И Айлерон тут же обернулся, чуть ли не быстрее, чем успел отзвучать голос Пола. Его глаза над темной бородой горели по-прежнему; этот яростный огонь все они запомнили очень хорошо.
   - Хвала Морниру! - воскликнул правитель Бреннина, бросившись было им навстречу. Потом вдруг остановился, и на лице его явно отразилось разочарование. Он долго переводил взгляд с одного на другого и наконец не выдержал:
   - А где же она? - вскричал Айлерон дан Айлиль. - ГДЕ МОЯ ЯСНОВИДЯЩАЯ?
   - Скоро прибудет, - сказал Кевин, выступая вперед. - И не одна.
   - А с кем же? - резко спросил Айлерон. Кевин посмотрел на Пола, но тот покачал головой и сказал:
   - Она сама тебе все расскажет. Если ей, конечно, удастся задуманное. Мне кажется, это ее право, Айлерон.
   Король метнул в его сторону гневный взгляд, словно намереваясь немедленно потребовать разъяснений, но постепенно лицо его смягчилось.
   - Что ж, ладно, - пробормотал он. - Подождем, пока появится она сама. Мне очень... Она очень нужна мне! - вырвалось у него. Он помолчал, потом заговорил иным, более сухим тоном. - Плохо у меня все это получается, верно? Вы ведь заслуживали куда более радушного приема. А это, наверно, Дженнифер?
   Он подошел ближе и остановился перед нею. Она хорошо помнила его брата и свою первую встречу с ним. Этот же, суровый и сдержанный человек и не подумал называть ее персиком или игриво склоняться к ее руке с куртуазным поцелуем. Вместо этого он довольно неуклюже заявил:
   - Тебе из-за нас был нанесен невосполнимый ущерб... Мне очень жаль! И я прошу у тебя прощения - за все. Хорошо ли ты теперь себя чувствуешь?
   - Достаточно хорошо, - сказала она. - Я же здесь.
   Айлерон все старался заглянуть ей в глаза.
   - А это что-нибудь значит? - спросил он.
   Хороший вопрос. Между прочим, ей никто до сих пор этого вопроса не задал, даже Ким. Один конкретный ответ у нее, впрочем, был, однако она совсем не собиралась давать этот ответ грубоватому и неприветливому королю Бреннина.
   - Я хочу сказать, что раз я сюда добралась, - спокойно ответила она, глядя прямо ему в глаза своими ярко-зелеными глазищами, - то уж как-нибудь продержусь.
   Даже мужчины, куда лучше умевшие обращаться с женщинами, не выдерживали, когда Дженнифер так на них смотрела. Айлерон отвернулся.
   - Это хорошо, - сказал он, делая вид, что снова полностью поглощен своей картой, - ибо твоя помощь очень для нас ценна. Ты расскажешь нам все, что помнишь о Старкадхе.
   - Эй! - вмешался Дейв Мартынюк. - Так не пойдет! Ей ведь там страшно досталось, и она старается забыть...
   - Но нам необходимо знать о Старкадхе как можно больше, - твердо прервал его Айлерон. Что касается мужчин, то тут он мог выдержать любой взгляд.
   - И тебе безразлично, каким способом ты этого добьешься? - спросил Кевин; в его голосе зазвучали вдруг какие-то новые, опасные интонации.
   - В общем, да, безразлично, - ответил король Бреннина. - В этой войне любые способы хороши.
   Повисло напряженное молчание. Нарушила его сама Дженнифер.
   - Ничего, - сказала она, - я постараюсь рассказать что смогу. Но не тебе... - Она посмотрела на Айлерона. - И, боюсь, никому из вас тоже. Я стану говорить об этом только с Лорином и Мэттом. И больше ни с кем.
   Серебряный Плащ постарел с тех пор, как они видели его в последний раз. В бороде и густых волосах уже не проседь мелькала, а белоснежные пряди, да и морщины на лице стали глубже. Но глаза смотрели по-прежнему: повелительно и сочувственно. А Мэтт Сорин совсем не переменился, не изменилась и его улыбка, больше похожая на гримасу.
   Однако же все они хорошо знали, что означает такая "гримаса", и после странноватого приема, оказанного им Айлероном, искренняя радость мага и его Источника для них означала одно: вот теперь они действительно во Фьонаваре! А Дженнифер просто расплакалась, когда Мэтт ласково сжал ее руку.
   - Мы ведь так и не знали, - сказал с виноватым видом Лорин Серебряный Плащ, и голос его дрогнул, - удалось ли Ким вытащить тебя оттуда! И только Джаэль слышала ее последнее предупреждение насчет Старкадха. А ведь оно спасло немало жизней! Мы бы непременно тогда ринулись на штурм твердыни Ракота.
   - А потом наступила зима, - вмешался Айлерон. - И у нас не осталось никакой надежды - ни на штурм Старкадха, ни на что-либо иное. Ума не приложу, что нам теперь делать?
   - Мы могли бы, например, предложить нашим гостям вина, - заметил гном довольно язвительным тоном.
   - Да-да. Шаин, подай кубки и вино тем, кто захочет, - с рассеянным видом сказал Айлерон. - Нет, нам совершенно необходима Ким! - продолжал он. - Самое важное - это узнать, как Могриму удается управлять зимой. Такого он прежде не умел. И Светлые это подтверждают.
   - Он что, делает зиму более жестокой? - очень серьезно спросил Пол.
   Наступила тишина. Прервал ее Лорин.
   - Нет, ты не понял, - мягко заметил он. - Он просто создает зиму. И совершенно перепутал уже все времена года. Снег идет здесь уже девять месяцев, Пуйл. А ведь всего через шесть ночей канун Иванова дня!
   Они посмотрели в окно. Стекло было покрыто ледяной коркой. И снова шел снег; и ледяной ветер завывал над стенами Парас Дерваля; и, несмотря на то что в комнате были растоплены два камина и горело множество факелов, было весьма прохладно.
   - Господи! - вырвалось у Дейва. - А как же дальри?
   - Они все собрались на берегах реки Латам, - ответил Лорин. - И люди, и элторы.
   - Все - в одном-единственном уголке? - воскликнул Дейв. - А ведь им принадлежит огромная Равнина!
   - Принадлежала, - сказал Айлерон, и в голосе его послышался беспомощный гнев. - Сейчас - пока длится эта зима - Равнина уже не принадлежит дальри.
   - И мы никак не можем остановить ее? - спросил Кевин.
   - Нет, пока не узнаем, как он ей управляет, - ответил Лорин.
   - Значит, вам нужна Ким?.. - задумчиво проговорил Пол. Он давно уже отошел от остальных и стоял у окна.
   - Да. И еще кое-кто. Я бы хотел, чтобы сюда приехал Гиринт, шаман из племени Айвора. Я надеюсь совместными усилиями выяснить, не можем ли мы пробиться сквозь этот ледяной панцирь, сквозь эти глубокие снега и найти источник зимних холодов. Если же нам это не удастся, - продолжал маг, - мы можем проиграть эту войну еще до того, как она по-настоящему начнется!
   Айлерон не сказал ни слова: все и так было написано у него на лице и в горящих глазах.
   - Хорошо, - осторожно начала Дженнифер. - Ким, по всей вероятности, уже на пути сюда. Во всяком случае, я надеюсь на это. Да и мне, по-моему, есть что рассказать Лорину и Мэтту.
   - Прямо сейчас? - спросил Кевин.
   - Почему бы и нет? - Она улыбнулась, хотя улыбка эта и показалась ему несколько вымученной. - Вот только выпью немного вашего вина, хорошо, Шаин? Если никто не возражает, конечно.
   И через несколько минут она действительно удалилась вместе с магом и его Источником в дальнюю комнатку. Остальные только переглянулись.
   - А, между прочим, где Дьярмуд? - спросил вдруг Кевин.
   - А как ты думаешь? - ответил ему Айлерон.
   Примерно за полчаса до описываемых событий и вскоре после того, как Мэтт и Лорин отправились во дворец на встречу с гостями из другого мира, Зерван из Сереша улегся в свою постель в том доме, где обычно останавливались маги, приезжая в Парас Дерваль, но уснуть не мог.
   Делать ему было практически нечего; он уже разжег огонь в том камине, что в гостиной, да такой, что тепло должно было сохраниться до утра. И знал, что если Брок вернется раньше, чем Лорин и Мэтт, то непременно подбросит дров.
   Прислуживать магам всегда довольно легко. Зерван уже целых двадцать лет занимался этим, с тех самых пор как ему сказали, что сам он, видно, совсем из другого теста. Ничего удивительного: он с ранних лет чувствовал, что это, собственно, так и есть. Хотя все трое магов ему очень нравились даже Метран, хотя вспоминать о нем было горько; Метран стал мудрым и умелым магом еще до того, как состарился, и задолго до того, как оказалось, что он предатель. Зервану и Парас Дерваль тоже очень нравился, нравилось, что в этом городе жизнь бьет ключом, нравилась близость дворца. Очень приятно было оказаться порой в самом центре событий.
   Когда Тейрнон попросил его остаться у него на службе, Зерван был польщен и с удовольствием остался.
   За эти двадцать лет изначальная симпатия переросла во что-то весьма похожее на любовь. Эти четверо - Лорин и Тейрнон, Мэтт и Барак - были, пожалуй, самыми близкими Зервану людьми, чем-то вроде его семьи, и он беспокоился о них, проявляя порой даже некоторую излишнюю суетливость, и старался не упускать из виду ни одной мелочи.
   Правда, его спокойная жизнь была несколько нарушена, когда год назад у них поселился Брок из Банир Тала. Но, хотя этот гном явно принадлежал среди своих к высшему рангу, помехой он никому не стал, да и особой требовательностью тоже не отличался. Кроме того, Зерван сразу оценил его безоговорочную преданность Мэтту Сорину. Зерван всегда считал, что Мэтту, когда он стал Источником Лорина, пришлось слишком многим поступиться, так что было даже неплохо иметь под рукой Брока - по крайней мере для поддержки, - ибо тот полностью разделял это мнение Зервана.
   Именно благодаря Броку Зерван в итоге понял, почему Мэтт время от времени впадает в такое мрачное уныние и надолго замолкает, хотя излишняя разговорчивость ему и без того свойственна не была. Теперь-то все встало на свои места: Мэтт Сорин, который прежде был королем Банир Лок, становился молчаливым и мрачным оттого, что ему приходилось сопротивляться вечному и непрекращающемуся зову Калор Диман, Хрустального озера. Все короли гномов, как объяснил Зервану Брок, непременно должны в полнолуние провести ночь на берегу этого волшебного озера, расположенного между горами-близнецами Банир Лок и Банир Тал. И если после увиденного этой ночью они оставались живы и сохраняли рассудок, то уже уверенно могли предъявлять права на знаменитый Алмазный Венец. Но уже никогда, сказал Брок, никогда в жизни они не могли избавиться от приходящего, точно приливы и отливы, зова Калор Диман. И как раз во время таких "приливов", как догадывался теперь Зерван, Мэтт часто не мог уснуть, особенно когда близилось полнолуние, и до рассвета мерил комнату тихими и осторожными шагами.
   Но сегодня ночью заснуть не мог сам Зерван. Мэтт был во дворце вместе с Лорином. Брок тоже, как всегда, проявив удивительную тактичность, под каким-то предлогом убрался из дома, наверное, пошел в "Черного кабана". Он частенько уходил, чувствуя, когда надо оставить Лорина и Мэтта наедине. И сегодня Зерван, оставшись в доме совсем один, никак не мог уснуть, потому что - теперь уже дважды - слышал за окном какие-то странные звуки.
   На третий раз Зерван все-таки встал с постели, оделся и пошел проверять. Проходя через гостиную, он подбросил еще несколько поленьев в оба камина, а потом, прихватив на всякий случай палку потяжелее, открыл дверь и вышел на улицу.
   Ночь была очень холодная. Дыхание, не успев вылететь изо рта туманным облачком, тут же замерзало и оседало инеем, и даже в перчатках Зерван почувствовал, что пальцы рук мгновенно окоченели. И ни души. Только ветер "приветствовал" его да этот ужасный снег, выпавший среди лета. Он обошел дом и завернул за угол, чтобы осмотреть заднюю стену дома, куда выходили окна спален и откуда, как ему показалось, и доносились те странные шорохи.
   Кошка какая-нибудь, думал он, пробираясь по снегу в узком проходе между стеной своего дома и соседского. Наверное, кошка. Но на снегу не было заметно никаких следов. Никого не обнаружив и несколько приободрившись, Зерван осмотрел заднюю стену и снова завернул за угол.
   Он не успел увидеть, кто это был. И не успел - хотя от ужаса и недоумения у него мозги трещали - осознать невозможное и понять, почему на снегу не осталось никаких следов.
   И не успел даже крикнуть, даже оставить хоть какой-нибудь предупредительный знак.
   Длинный, немыслимо длинный палец коснулся его - и он умер.
   После сбивавшего с ног ветра и обледенелых скользких улиц тепло "Черного кабана" поразило Кевина. Ему показалось, что он попал прямо в ад, так здесь было жарко и шумно. Таверна была битком набита кричащими и потеющими людьми. Огонь пылал по крайней мере в четырех огромных каминах, и на стенах горело множество факелов.
   Здесь все было почти так, как ему и помнилось: густой, жирный факельный дым, запах жареного мяса и бесконечный, порой почти невыносимо громкий гул голосов. Пока они втроем пробирались от двери, Кевин с удивлением понял, что теперь в "Кабане", пожалуй, еще больше посетителей, чем прежде, а большая часть завсегдатаев собралась тесным кружком в центре таверны. Столы были сдвинуты к стене, и на них взгромоздили другие, перевернутые вверх ногами, а скамьи попросту вынесли, чтобы освободить место посредине зала.