Кей Гай. Блуждающий огонь (Гобелены Фьонавара - 2)

   Дейв прорубался сквозь толпу, как таран, и, следуя за ним, Кевин и Пол протолкались наконец, получая удары локтями и разливая чье-то пиво, туда, где уже можно было понять, что здесь происходит. В центре толпы находился какой-то дородный рыжеволосый мужчина громадного роста, а на плечах у него сидел второй, казавшийся совсем маленьким.
   А напротив с восторженным ревом, как ни странно, перекрывавшим даже дикий шум в зале, пошатываясь, расхаживал не кто иной, как Тегид из Родена, на плечах которого, весело смеясь, восседал сам принц Бреннина Дьярмуд.
   Кевин тоже засмеялся, заметив, как в толпе зрителей поспешно заключают пари, поглядывая на обе кружащие друг перед другом пары. "Даже во время войны он забавляется!" - подумал Кевин, глядя на принца. Кое-кто из посетителей даже влез на столы, чтобы лучше видеть; кое-кто поднялся на второй этаж и любовался поединком, перегнувшись через перила. Потом Кевин заметил Карде и Эррона - они стояли на стойке бара, заключая пари направо и налево. А неподалеку от них он через некоторое время увидел Брока, того самого гнома, что принес королю Бреннина весть о предательстве в стране Эриду. Брок был старше Мэтта, и в бороде у него было больше седины, и он умел громко и заразительно смеяться, а Мэтт Сорин даже и улыбался-то крайне редко. Глаза всех присутствующих были прикованы к участникам необычайного поединка; на троих вошедших никто даже и внимания не обратил.
   - О, жалобно стенайте, вы, захватившие Северную твердыню! - проревел Тегид. И Кевин, догадавшись, крикнул Дейву и Полу:
   - Вторая пара - это люди Айлерона! - Но тут поднялся совершенно невообразимый шум, ибо Тегид, пошатываясь, устремился навстречу врагу.
   Но рыжеволосый великан чуть отступил в сторону, и Дьярмуд, задыхаясь от смеха, едва удержался на плечах Тегида, пролетевшего мимо цели, когда второй наездник попытался сбросить принца на пол. А Тегид завершил свою пробежку тем, что врезался в стол на дальнем конце зала, устроив там настоящую свалку, и уже сам чуть не уронил своего наездника.
   Наконец он восстановил равновесие и медленно повернулся, шумно и тяжело дыша. Дьярмуд, наклонившись к уху своего неустойчивого "скакуна", принялся что-то настойчиво ему нашептывать. На этот раз они двинулись на противника с большей осторожностью, и Тегид старался пошире расставлять ноги, дабы не терять устойчивости на неровных, грубо обтесанных досках пола.
   - Эй ты, пьяный кашалот! - поддразнил его второй наездник.
   Тегид приостановил свое неуверенное продвижение вперед и уставился на противника, багровый от ярости. А затем, втянув как можно больше воздуха в свои гигантские, похожие на кузнечные мехи легкие, оглушительно возопил:
   - Пива! - И сразу же какая-то девушка бросилась к нему с двумя кружками, из которых во все стороны Разлетались хлопья пены. Дьярмуд с Тегидом осушили их одним глотком.
   - Двенадцать! - заорали в один голос Карде и Эррон, по-прежнему возвышавшиеся на стойке бара. Поединок явно затягивался. Дьярмуд сунул свою кружку служанке, а Тегид свою просто швырнул через плечо, и один из зрителей едва успел пригнуться и нырнуть под стол, на котором только что стоял вместе с другими зеваками.
   И Кевин Лэйн не выдержал.
   Через несколько минут пара из Северной твердыни самым беспощадным образом была повержена наземь - удар был нанесен сзади и у всех на виду. Когда вопли и свист зрителей достигли непереносимого уровня, Кевин покрепче уселся на плечах Дейва, и они повернулись лицом к паре из Южной твердыни.
   - А теперь я вас вызываю! - крикнул Кевин.
   Но оказалось, что у Тегида иные соображения. С радостным ревом он бросился к ним, широко раскинув руки, схватил Дейва в охапку и стиснул своими ручищами в совершенно медвежьем объятии, а потом, будучи совершенно не в состоянии остановиться - для такого сложного маневра он был слишком пьян, - повалил их всех на пол и сам рухнул сверху на эту шевелящуюся кучу тел.
   Но и оказавшись на полу, он не успокоился, а принялся награждать их яростными тумаками, что, видимо, должно было означать высшую степень любви и восторга, в искренности которых Кевин совершенно не сомневался. Однако удары эти были настолько внушительны, что в голове у него загудело и комната пошла кругом. Впрочем, он продолжал беззвучно смеяться, тщетно пытаясь как-то защититься от чрезмерных проявлений Тегидова энтузиазма, и тут вдруг услышал шепот Дьярмуда:
   - Это ты здорово придумал, друг Кевин. - Принц, как всегда, был просто неотразим! - Мне было бы ужасно неприятно проиграть. Хотя, пока мы тут валяемся на полу, вполне может произойти кое-что очень неприятное.
   - А в чем дело? - Его тон немного задел Кевина.
   - Я все это время следил кое за кем у дверей - мне с высоты Тегидова роста этот тип был хорошо виден. По-моему, это какой-то чужак. Сперва меня это не слишком беспокоило; я думал, что он посмотрит-посмотрит и просто заявит, что мы с Тегидом к такому поединку совершенно не готовы...
   - Что за чужак? - прервал его Кевин.
   - Я надеялся выяснить позже. Но раз уж вы теперь здесь, это меняет дело. У меня нет желания узнавать черт знает от кого, что Ким и Пол тоже вернулись.
   - Ким еще нет. А Пол здесь.
   - Где? - резко обернулся принц.
   - Там, возле двери.
   К этому времени их окружило уже множество людей: Карде, Эррон, Колл, огромное количество каких-то женщин, и пока они пробирались сквозь всю эту толпу к дверям, было уже поздно что-либо предпринимать, ибо незнакомца и след простыл.
   Пол следил за этим нелепым поединком с явным удовольствием. Казалось, ничто на свете не способно заставить Дьярмуда отказаться от своей бесшабашной безответственности. И тем не менее человеком никчемным принца никак нельзя было назвать; Пол много раз имел возможность в этом убедиться даже за тот недолгий период, что они провели здесь прошлой весной, и совершенно не сомневался в истинных качествах Дьярмуда.
   Прошлой весной. А где же она, эта весна? Весна бывает, только если близится лето... Вот о чем, об истинном значении этой чудовищной, вызванной черной магией зимы, раздумывал сейчас Пол. И, в частности, о том, что он успел заметить по пути в таверну.
   Так что среди всеобщего веселья и шума он был погружен в разгадывание подтекста и совершенно абстрактные размышления. И лишь краем глаза заметил, как Кевин взгромоздился на плечи Дейву и они сзади напали на ту пару из Северной твердыни. Рев зрителей, который раздался вслед за этим, как раз и привлек внимание Пола, и он усмехнулся, поняв, что происходит. Ох уж этот Кевин!
   Улыбка Пола переросла в громкий смех, когда он увидел, как Тегид схватил Дейва в объятия, и, уже умирая от хохота, сквозь слезы он стал смотреть, как все четверо, с грохотом рухнув на пол, пытаются встать.
   Он был так поглощен этим зрелищем, что даже не заметил у двери человека, с ног до головы закутанного в плащ с капюшоном, хотя в харчевне было жарко натоплено. А человек этот незаметно подбирался к нему, Полу.
   Однако кое-кто все же его заметил. И этот кое-кто, еще раньше увидев в толпе Кевина и Дейва, сразу смекнул, что и Пол должен быть неподалеку. И в тот самый момент, когда человек в плаще подошел к Полу почти вплотную, этот кое-кто вмешался.
   - Посторонись-ка, сестрица! - воскликнула темноволосая Тиене, обращаясь к неведомой фигуре в плаще. - Остальных можешь забирать себе. Можешь отправляться наверх с кем хочешь, но этот - мой! И только он будет со мной сегодня ночью!
   Пол обернулся и увидел изящную и очень хорошенькую девушку. Он ее помнил: это она так горько плакала в ту ночь, год назад, когда он не захотел заняться с нею любовью и выбежал на улицу, под звездное небо. А потом вернулся и услышал ту песню Кевина, которую не должен был слышать. И, услышав ее, отправился прямиком к Древу Жизни.
   И именно поэтому, потому что он побывал на Древе Жизни и выжил, потому что бог Морнир отослал его обратно, та женщина в плаще - а это действительно была женщина, хотя "сестрицей" она никому из смертных быть не могла, - явилась сюда, чтобы убить его, Пуйла Дважды Рожденного.
   Но тут вмешалась та глупая девчонка и оказалась как раз между ними. Незнакомка выпростала из-под плаща руку и коснулась Тиене тонким длинным пальцем. Всего одно прикосновение, и девушка судорожно охнула, ибо руку ей в том месте, где коснулся ее палец незнакомки, пронзила леденящая, парализующая боль. И она почувствовала, что падает, и, падая, другой рукой, в которую боль еще не успела проникнуть, успела сдернуть капюшон с головы предполагаемой соперницы, открыв ее лицо.
   Лицо было человеческое, но только на первый взгляд. Мертвенно-белая кожа казалась голубоватой; чувствовалось, что и на ощупь она мертвяще-ледяная. Голова была абсолютно безволосая, а глаза светились - так светятся под луной вечные льды на вершинах гор, - и взгляд этих глаз был настолько холоден, что способен был навсегда поселить зиму в душе того, кто в них заглянет.
   Но не в душе Пола. Он встретил ее взгляд спокойно и глаз не отвел, заметив, что она-то отступила мгновенно, испугавшись того, что сумела в нем почувствовать. А вокруг них - и это было совсем уж невероятно - никто, похоже, ничего не замечал: не заметили даже, как упала Тиене. Мало ли кто падает на пол в таверне или уже на улице, у ее крыльца, когда время за полночь?
   И лишь один человек из всех слышал тех воронов. Пол, Мысль, Память таковы были их имена. Он знал, что оба они тогда сидели на ветвях Древа Жизни, когда ему явилась сперва Богиня, а затем Бог.
   И за те несколько мгновений, что прошли с момента, когда призрак, обнаружив себя, угрожающе двинулся к нему, чтобы убить, как убил Тиене, Пол вспомнил слова, сказанные теми птицами, и пропел их:
   Белый туман сквозь меня поднялся,
   Белее земли, которой ты правишь.
   Имя твое мне теперь известно,
   Скажу его вслух - и ты нас оставишь.
   И замолчал. Вокруг них, воплощавших тайные магические силы первого из миров, а значит, и всех остальных миров тоже, продолжалось дьявольское веселье. Никто не обращал ни малейшего внимания ни на Пола, ни на ужасную гостью. Пол пропел волшебные слова негромко, но видел, что каждое его слово для нее точно удар кинжалом. Затем, так же тихо, но четко выговаривая каждый слог, ибо слова эти исходили из таких невероятных глубин времени, что трудно было даже себе представить, он заговорил снова:
   - Я - повелитель Древа Жизни, в имени моем нет ни тайны, ни связующего заклятия. - У нее было вполне достаточно времени, чтобы приблизиться к нему и убить его своим прикосновением, заморозить его сердце, но при звуке его голоса она замерла, не сводя с него своих ледяных, точнее, леденящих глаз, и внимательно слушала, что он говорит: - Ты сейчас слишком далеко от своей Ледяной Пустыни, от источника своей силы. Прокляни же навек того, кто послал тебя сюда, и убирайся, королева льдов, ибо СЕЙЧАС Я НАЗОВУ ТЕБЯ ТВОИМ ИСТИННЫМ ИМЕНЕМ, ФОР-ДАЭТА ИЗ РЮКА!
   Она издала жуткий вопль - такой человеческая глотка была бы не в состоянии издать. Это был скорее стон раненой твари, дьявольского отродья, и, взвившись к потолку, вопль этот заставил смолкнуть все остальные звуки.
   И как только замерла последняя, буквально вынимающая душу пронзительная нота, воцарилась мертвящая тишина и призрак исчез; на полу остался лишь пустой плащ. Лицо Пола было бледно от напряжения, а в глазах все еще плескался ужас, ибо он только что видел истинное воплощение Зла.
   К нему тут же бросились Кевин, Дьярмуд и Дейв, а потом и все остальные столпились вокруг, и шум в таверне тут же приобрел совсем иной оттенок; отовсюду слышались испуганно-вопрошающие голоса, но никто из друзей Пола не проронил ни слова; все они молча смотрели на него.
   А он присел на корточки возле лежавшей на полу девушки. Тиене уже успела вся посинеть, ибо сердце ее попало в тиски той ледяной смерти, которая была предназначена для него.
   Вскоре Пол поднялся, и люди принца мгновенно расчистили вокруг него место, а двое из них по молчаливому приказу Дьярмуда подняли мертвую девушку и понесли ее куда-то в ночь, ледяную, морозную, но все же не такую холодную, как тело погибшей Тиене.
   - Все это плоды зимы, господин мой принц, - молвил Пол. - Ты когда-нибудь слышал о Королеве Рюка?
   На лице Дьярмуда по-прежнему не отражалось ничего, однако он был погружен в глубокую задумчивость.
   - О Фордаэте? Да. Если верить легендам, она старейшая из всех магических сил, действующих во Фьонаваре.
   - Одна из старейших. - И все повернулись к тому, кто это сказал. Мрачно глядя на них, Брок повторил: - Одна из старейших. Но скажи мне, Пуйл, как это Фордаэта решилась спуститься со своих ледников?
   - Вместе со льдами, что сошли вниз, - ответил Пол и горько прибавил: Я же сказал: это плоды зимы.
   - Ты убил ее, Пол? - спросил Кевин, и по лицу его было видно, как мучительно небезразличен ему ответ на этот вопрос.
   ВЛАСТЬ, думал Пол, вспоминая старого короля, чье место он занял тогда на Древе Жизни.
   - Нет, не убил, - сказал он. - Я всего лишь назвал ее имя вслух, и это отогнало ее прочь. Кроме того, она теперь довольно долго не сможет принять никакой конкретной формы, как не сможет - причем еще дольше - покинуть ледяную пустыню Рюк. Однако она не умерла, и она служит Могриму. Если бы мы находились ближе к северу, я бы с нею справиться не смог. Я бы, собственно, даже и попробовать-то не успел бы. - Он выглядел очень усталым.
   - Но почему же они все ему служат? - услышал он голос Дейва Мартынюка, и в этом вопросе слышалось отчаянное, почти детское желание во что бы то ни стало понять, почему.
   Пол знал ответ и на этот вопрос; он прочел это по глазам Фордаэты.
   - Он обещал ей вечные льды и то пространство, которое они вскоре займут здесь, на юге, - бескрайние просторы, где будут властвовать зима и она, Фордаэта.
   - А он заставит ее ему подчиняться, - тихо промолвил Брок. - И она ему подчинится!
   - О да! - согласно кивнул Пол и вспомнил о гномах Казне и Блоде, тех братьях- предателях. Они тоже стали служить Ракоту Могриму. На лице Брока он читал примерно те же мысли. - Все здесь окажется в его власти. Навек. Нет, нам никак нельзя проиграть эту войну!
   И только Кевин, который знал Пола лучше всех, услышал в его голосе глубочайшее отчаяние. Но вместе со всеми он стоял и смотрел, как Шафер повернулся и пошел к двери. Там он снял с себя куртку и бросил ее на пол. Под курткой у него была только рубашка, расстегнутая у ворота.
   - Мне эта куртка ни к чему, - сказал Пол. - Меня эта зима уже не касается. И прятаться мне от нее негоже.
   - Но как же ты?.. Почему?.. - вырвалось у Кевина. Он задал общий для всех вопрос.
   Уже приоткрыв дверь, за которой крутилась метель, и стоя на пороге, Пол обернулся и бросил:
   - Потому что я уже попробовал вкус смерти - на Древе Жизни.
   Дверь с резким звуком захлопнулась за ним, как бы отрезав от посетителей таверны эту ночь и метель. Они стояли посреди светлого теплого зала, полного привычных звуков и добрых друзей. И сколько еще дорогих сердцу вещей было и в этом, и в любом другом из миров, сотканных Великим Ткачом?
   И как раз, когда Пол выходил из таверны, Лорин Серебряный Плащ и Мэтт Сорин направлялись домой, в городские апартаменты магов Бреннина. Ни тот, ни другой не были защищены от холода магией, и, хотя снегопад прекратился, ветер дул по-прежнему сильный, а местами намело такие сугробы, что гному было по грудь. Над головой ярко светили летние звезды, глядя на этот совершенно зимний мир, но ни Лорин, ни Мэтт вверх, на звезды, не смотрели и друг с другом не разговаривали.
   Они только что услышали одну и ту же историю и испытывали примерно одинаковые чувства: гнев, безудержный гнев из-за того, что было сделано с женщиной, которая только что поведала им о том, что выпало на ее долю, и безумную жалость к той, кого они не в силах были исцелить; и еще любовь, любовь и восхищение испытывали они, ибо были потрясены ее душевной красотой и стойкостью, которые не сумел разрушить даже этот самый темный из богов в самом темном из темных мест. А душа Мэтта Сорина ныла еще и из-за того, что Могрим, когда наконец насытился, передал ее гному по имени Блод, который мучил ее и издевался над нею.
   Оба они ничего не знали о Дариене.
   Они уже подходили к дому. Тейрнон и Барак еще не вернулись, да и Брока явно не было - наверняка проводит время с Дьярмудом, - так что в огромном доме сейчас царила тишина, и он был полностью в их распоряжении. Они уже давно приняли решение каждую ночь ночевать в городе, чтобы поддержать уверенность в душах жителей Парас Дерваля в том, что далеко не все великие люди королевства предпочитают прятаться за дворцовыми стенами. Зерван заботливо разжег в каминах огонь, прежде чем улечься спать, так что в комнатах царило благословенное тепло. Маг устроился у большого камина в гостиной, и гном, наполнив два бокала каким-то напитком янтарного цвета, присоединился к нему.
   - Ушин - согревает душу, - усмехнулся Лорин и, сделав большой глоток, поморщился. - Какое горькое тепло!
   - Ничего, это тебе сейчас только на пользу. - Гном рухнул в глубокое низкое кресло и принялся стаскивать сапоги.
   - Не стоит ли нам связаться с Тейрноном?
   - И что мы ему скажем? - удивленно посмотрел на него Мэтт.
   - То, что узнали.
   Они молча уставились друг на друга.
   Черная Авайя передала Метрану, что священный Котел принадлежит теперь ему и с ним он должен направиться к начальной точке спирали - так рассказывала им Дженнифер, бледная и помертвевшая, но вполне владевшая собой, когда ей пришлось вспомнить о той поляне с хижиной дровосека, куда за ней прилетела Авайя.
   - Интересно, он будет там воскрешать мертвых? - спросил Мэтт Сорин. В его голосе отчетливо слышалась безудержная ненависть.
   Лицо мага осталось бесстрастным.
   - Не знаю, - сказал он. - Похоже, я сейчас вообще ничего не знаю. Только то, что мы за ним отправиться не сможем до тех пор, пока не переломим эту зиму. А как нам ее переломить?
   - Ничего, переломим! - заверил его гном. - Мы ее непременно переломим - потому что должны, обязаны это сделать. И тебе это удастся, я в этом ни капли не сомневаюсь.
   И тут маг невольно улыбнулся. Жесткие черты его лица сразу смягчились.
   - Неужели ты не устал? - спросил он. - Целых сорок лет ты поддерживаешь меня - вот так!
   - Нет, - просто ответил Мэтт Сорин. И тоже улыбнулся, скривив свой рот в гримасе, изображавшей улыбку.
   Лорин осушил бокал с ушином, снова поморщился и сказал:
   - Ну что ж, отлично. И все-таки я хочу связаться с Тейрноном, прежде чем мы ляжем спать. Ему следует знать, что Метран заполучил котел Кат Миголя и вместе с ним исчез... скорее всего направился на остров Кадер Седат.
   Он говорил спокойно, самым обыденным тоном, но стоило ему произнести название этого острова, и оба ощутили озноб, как ощущали его всегда члены Ордена магов. Ведь тысячу лет назад на этом острове умер самый первый из магов Амаргин Белая Ветвь.
   Мэтт, как всегда, служил Источником энергии, а Лорин осуществлял поиск. Им удалось отыскать Тейрнона через Барака - на расстоянии примерно дня езды от Парас Дерваля в обществе воинов Северной твердыни. Сообщив ему о полученных сведениях, они поделились с Тейрноном и Бараком своими сомнениями, которые, по их глубокому убеждению, ни в коем случае не должны были выходить за рамки Совета магов.
   После окончания связи Лорин спросил:
   - Ты не устал?
   - Это было совсем нетрудно, - бодро откликнулся Мэтт. - Кстати, поможет мне уснуть.
   И тут в дверь оглушительно забарабанили. Это никак не мог быть Брок: у него имелись ключи. Быстро переглянувшись, Лорин и Мэтт поступили так, как только и могли поступить, столько лет прожив вместе и будучи связаны неразрывными узами мага и Источника: вместе отправились открывать входную дверь.
   За порогом под высоким ночным небом, где светили яркие звезды и плыла половинка луны, стоял бородатый человек, широкоплечий, не слишком высокого роста, и в глубине его глаз чувствовалась вечность. На руках он держал женщину без сознания.
   Вокруг было очень тихо. Лорину показалось, что даже звезды в этот миг застыли и эта поздняя луна остановила свое скольжение по небосклону, когда этот человек сказал - густым и звучным басом:
   - По-моему, она просто устала. Но успела назвать мне этот дом, прежде чем потеряла сознание. Вы ведь Лорин Серебряный Плащ и Мэтт Сорин, верно?
   Они были гордыми людьми, старый маг и его Источник, и недаром считались одними из величайших людей Фьонавара, и все же оба с превеликим смущением и благодарным трепетным восторгом на пороге своего жилища преклонили колена перед Артуром Пендрагоном и той, которая вызвала его в этот мир, и низкий поклон их был предназначен этой великой женщине в той же степени, что и этому великому герою.
   Примерно в эти же мгновения на другом конце города в другую дверь тоже постучали. Дженнифер была одна в своей комнате во дворце и еще не спала. Оторвавшись от задумчивого созерцания огня в камине, она пошла открывать; длинное платье - здешний наряд - касалось толстого мягкого ковра на полу. Дженнифер выкупалась, вымыла голову и долго потом расчесывала волосы перед зеркалом, рассматривая собственное - странное, какое-то незнакомое - лицо, зеленые глаза, в которых отражалось то, что им довелось увидеть. Она так долго простояла перед камином, суша волосы, что понятия не имела, который теперь час, когда раздался этот стук в дверь.
   И послышался тихий мелодичный голос:
   - Тебе нечего меня бояться, госпожа моя. У тебя нет и не может быть более верного друга, чем я.
   Голос напоминал звон колокольчика, и обычные слова звучали, как музыка. Печальная музыка, ибо в голосе слышались слезы. Джен отворила дверь и обнаружила на пороге Бренделя с Кестрельской марки, того самого светлого альва, и сердце ее дрогнуло при виде его благородной красоты и изящества.
   - Входи же, - сказала она. - Только плакать уже поздно.
   Она закрыла за ним дверь, удивляясь и восхищаясь, ибо огонь в камине и свеча у ее постели, казалось, обрадовались его приходу, вспыхнули, загорелись ярче, заплясали. Настоящими Детьми Света были альвы, и даже само их имя означало Свет, и Свет разговаривал с ними, и они - уже самим своим существованием - отвечали ему.
   А тот темный Бог, повелитель Тьмы, ненавидел их такой черной ненавистью, что все остальное меркло перед ней. Сколько же зла нужно иметь в душе, думала она, чтобы так сильно ненавидеть тех, один из которых стоит сейчас передо мной? Слезы уже высохли у него на глазах, и глаза эти начинали отливать янтарем.
   - У нового короля Бреннина хватило благородства и любезности, - сказал Брендель, - хотя с первого взгляда это и в голову прийти не может - послать мне весточку и сообщить, что ты уже здесь.
   Кевин рассказал ей о том, как Брендель преследовал Галадана и его волков и какую клятву он дал в Большом зале дворца. Поэтому, глядя в его янтарные глаза, она сказала:
   - У тебя нет причин казнить себя за то, что случилось со мной. Ты сделал, насколько я знаю, больше, чем мог бы сделать любой другой.
   - Этого недостаточно. Чем я могу перед тобой оправдаться?
   Она покачала головой.
   - Ты ведь еще и радость мне подарил, помнишь?
   Последнее истинное наслаждение, которое я испытала в своей жизни, это пение альвов, под которое я начинала погружаться в светлый сон.
   - Не хочешь ли ты еще раз испытать подобное наслаждение? Ведь сейчас ты снова с нами...
   - Не знаю, смогу ли я принять теперь этот дар, Брендель. Я теперь... не совсем прежняя. - Отчего-то ей говорить об этом было легче, чем ему - ее слушать. Возникла долгая неловкая пауза, и ей было больно видеть перед собой его измученные глаза. Он не пытался проникнуть в ее мысли, хотя она знала, что он телепат и это ему ничего не стоит. Но ведь и Лорин не стал лезть к ней в душу. Никто ничем не хотел ее тревожить, так что ей легко было прятать от них Дариена, и она намерена была делать это и дальше.
   - А ты... не возьмешь своих слов назад? - спросил он, и музыка в его голосе была полна затаенной боли.
   - Ты хочешь, чтобы я тебе солгала?
   Он отвернулся и отошел к окну. Даже его одежда, казалось, соткана была из множества разноцветных нитей, и оттенки их переливались и менялись, когда он двигался. Звездный свет, проникавший в окошко, зажег его серебристые волосы, засверкал в них. И как только она сумела так огорчить того, кто способен был кудрями своими поймать свет звезд?
   А разве могла она поступить иначе? "Я возьму все", - сказал ей тогда Ракот. И это ему почти удалось.
   Брендель снова повернулся к ней. Глаза у него опять стали золотистыми; казалось, это и есть истинный их цвет.
   - Я очень долго ждал, оставаясь все время в Бреннине, - сказал он. Таково было желание Ра-Тенниэля и мое собственное. Он хотел, чтобы я мог что-то посоветовать от имени светлых альвов молодому королю Айлерону, а также ему было интересно узнать, что намерены делать жители Бреннина. Я же больше всего хотел увидеть тебя - живой. И еще мне хотелось кое-что предложить и кое-что у тебя попросить.
   - И что же это? - Она казалась ему сейчас очень высокой и еще более прекрасной, чем прежде. И особую прелесть ее лицу придавали печаль и скорбь, таившиеся в глазах.
   - Я бы хотел, чтобы ты отправилась со мной в Данилот и мы попробовали бы исцелить твою душу. Может быть, тогда ты стала бы прежней? Если это вообще возможно. Если и можно исцелить человеку душу, то только там и нигде больше.
   Она посмотрела на него - словно с очень большой высоты или с очень большой глубины, в общем, откуда-то издалека. И сказала твердо:
   - Нет. - И тут же увидела, как в глазах его пламенем вспыхнула боль, а потому постаралась пояснить: - Лучше мне остаться такой, какая я есть, Брендель. Это ведь только Пол сумел притащить меня сюда. Ну и еще кое-что. И пусть все это пока так и останется. Я рада, что я здесь, и я вовсе не чувствую себя несчастной, и я боюсь... стремиться к еще более яркому свету - ведь слишком яркий свет порой способен и темнотой обернуться.