Страница:
Перед ними раскинулся залив Тарлиндел, глядевший на север и надежно укрытый мысом от ветров и прибоя. У берега виднелись рыбачьи суденышки, покачивавшиеся на якорях, несколько судов покрупнее и один действительно большой корабль, выкрашенный золотой и красной краской. Это, видимо, и была «Придуин».
Лорин как-то говорил Полу, что здесь раньше стоял на якоре целый флот. Но в последней войне Бреннина с Каталом флоты обоих королевств были практически уничтожены, а после заключения мира новые боевые корабли так и не были построены. А если учесть, что земли вокруг реки Андарьен пустовали уже почти тысячу лет, то особой необходимости плавать в залив Линден больше не возникало.
По краю залива тянулась цепочка домов; а отдельные строения были живописно разбросаны на склонах прилегающих холмов. В предзакатных солнечных лучах городок Тарлиндел был очень красив, однако Пол любовался им не слишком долго — лишь то время, которое понадобилось отряду, чтобы проехать мимо него. Немного отстав от остальных, он огляделся: повсюду, насколько мог видеть глаз, был бескрайний морской простор; вода в красноватых лучах солнца казалась сине-зеленой.
В течение последних трех ночей они позволяли свету сиять над Атронелем, приветствуя вернувшуюся весну. И теперь, вечером четвертого дня, Лейзе с Лебединой марки — вся в белом в честь белого лебедя Лориэль — шла рядом с Ра-Тенниэлем по берегу озера Селин, собирая красные и серебристые цветы сильваина. Вокруг не было ни души.
Внутри Данилота, внутри тесного переплетения тех волшебных теней, что способны были изменять пути времени и направлять его так, как того хотелось самим светлым альвам, никогда не бывало зимы. Могущественное заклятие Латена Плетущего Туманы служило надежной защитой от холодов. Однако чересчур долго альвы прятались за движущимися неуловимыми взору «стенами» своей Страны Теней и, лишь выглядывая порой наружу, видели перед собой занесенную снегами Равнину и безжизненные берега реки Андарьен. Это был единственный, хотя и очень уязвимый, островок тепла среди огромного зимнего мира, где властвовало злое волшебство. И альвы укрылись там.
Но дольше терпеть они не смогли. И Ра-Тенниэль, всегда славившийся своей отвагой, взял прекрасную Лейзе за руку с длинными хрупкими пальцами — странно, но она в кои-то веки позволила ему сделать это! — и повел ее мимо безмолвных теней, сотканных Латеном, на открытый берег реки — в то место, где река впадала в озеро Селин.
На закате это место казалось особенно таинственным, колдовским. У самой воды там росли ивы и деревья аум, уже покрытые первой листвой. Ра-Тенниэль расстелил свой плащ на молодой траве — плащ был тоже зеленый, ярко-зеленый, как камень веллин, — и Лейзе села на этот плащ рядом с ним, держа в руках огромный букет сильваинов. Глаза ее мягко светились золотом, точно закатное солнце, а волосы отсвечивали бронзой.
Ра-Тенниэль посмотрел сперва на Лейзе, потом на солнце; над головой у них шелестело молодой листвой дерево аум, а внизу видна была плавная излучина реки. Как и все альвы, Ра-Тенниэль никогда не забывал, сколько в мире печали, а потому он возвысил свой голос и запел грустную песнь, странно звучавшую среди озабоченного вечернего гудения пчел и совершенно беззаботно пляшущих на воде солнечных зайчиков, отражавшихся на мелководье от каменистого дна. То был плач по разоренному тысячу лет назад краю.
Лейзе, печальная и суровая, с руками, полными прекрасных сильваинов, слушала, как он поет старинную и очень длинную балладу, повествующую о постигшем эту страну горе. Солнце село. Сгущались сумерки, и легкий ветерок шелестел в листве у них над головой. Потом затих и он. На западе, там, где только что зашло солнце, уже сверкала в небе одна единственная крупная звезда, которую когда-то назвали в честь Лориэль, убитой черной Авайей под горой Рангат. Они долго смотрели на эту звезду; потом молча встали и пошли назад, в свою Страну Теней, где звезды были едва видны.
И только один раз оглянулся Ра-Тенниэль через плечо на застывшую Андарьен. А потом вдруг остановился и повернулся к реке лицом; и снова долго-долго смотрел на нее — как умеют смотреть только светлые альвы.
Всегда, с самого начала, все действия Ракота были отмечены его нетерпеливой, неудержимой ненавистью к светлым альвам. И эта зима, что теперь миновала, была похожа на поспешное бегство врага с поля боя, ужасное в своем намеренном и последовательном разрушительстве.
Однако зима была позади, и Ра-Тенниэль, глядя на север своим переменчивыми глазами, которые быстро приобрели фиолетовый оттенок, увидел вдруг странный темный полукруг, быстро движущийся по опустошенным землям края. Но не в сторону Данилота. Лейзе тоже стала смотреть, и оба увидели, как армия Ракота резко свернула к востоку, чтобы обогнуть озеро Селин и, минуя лес Гуинир, выйти прямо на Равнину.
Если бы Ракот был способен дождаться темноты, посланные им войска достигли бы цели никем не замеченными, ибо мчались вперед, не зная отдыха. Но ждать ночи он не стал, и Ра-Тенниэль быстро произнес по этому случаю благодарственную молитву. А потом они с Лейзе поспешили на Атронель. И в эту ночь альвы не стали зажигать свет над Данилотом — сейчас, когда к границам их королевства приближалась армия Тьмы, это было совершенно недопустимо. Однако все высокорожденные хранители магии собрались на холме Атронеле, и, как и ожидал Ра-Тенниэль, именно пылкая Галин первой вызвалась скакать в Селидон, чтобы предупредить дальри. И, опять же как он и ожидал, ее осторожный брат Лидан ни за что не захотел отпустить туда в одиночестве свою сестру-близнеца. Они встали сразу, как только Ра-Тенниэль разрешил им уйти, но он вдруг поднял руку, повелевая им еще немного подождать, и сказал:
— Вам придется очень поторопиться. Очень! Возьмите коней. Сейчас самое время, чтобы золотых и серебристых коней Данилота снова увидели на просторах Фьонавара. — Глаза Галин от восхищения тут же стали совершенно синими, а еще через мгновение ярко-синими стали и глаза ее брата. И близнецы умчались прочь.
А Ра-Тенниэль с помощью тех, кто остался, заставил свой магический жезл послать в Парас Дерваль сигнал тревоги, чтобы такой же магический жезл, подаренный королем альвов королю Бреннина, тоже ожил и люди поняли, что им грозит страшная опасность.
И не его вина, что Верховный правитель Бреннина в ту ночь находился в Тарлинделе и смог услышать огненный призыв магического жезла лишь на следующий день в полдень.
Уснуть Пол так и не смог. Глубокой ночью он вскочил с постели и вышел на улицу, направляясь от дома, принадлежавшего матери Колла, к заливу. Луна, уже успевшая стать ущербной, светила высоко в небесах, отбрасывая на море серебристую дорожку. Был отлив, и вдоль всего мыса виднелись песчаные отмели. Ветер, переменив направление, дул теперь с севера. Пол понимал, что ветер опять стал холодным, но сам он по-прежнему оставался совершенно нечувствительным к холоду, так и не зная, естественными или сверхъестественными причинами это вызвано. Нечувствительность к холоду была одним из немногих проявлений его новой сущности, она словно давала ему понять, кем он теперь стал. Это и еще вещие вороны. Да порой — затаенное, какое-то выжидающее присутствие Морнира в его крови.
«Придуин» слегка покачивалась на якоре. Они успели полностью загрузить судно еще вчера вечером, пользуясь последними проблесками света, и дед Колла заявил, что можно выходить в море. В лунном свете корпус «Придуин», выкрашенный золотой краской, казался серебряным, а поднятые белоснежные паруса светились.
Вокруг было очень тихо. Пол прошелся по деревянному причалу, и, если не считать мягких шлепков морской волны по бортам рыбачьих суденышек, единственным громким звуком здесь был стук его каблуков. В Тарлинделе не горел ни один огонек. Звезды над головой казались необычайно крупными и яркими даже при свете луны.
Покинув набережную, Пол стал подниматься по какой-то каменистой улочке вверх, пока она не кончилась. Последние дома города остались позади. Тропа перед ним, извиваясь, вела вверх и к востоку, следуя очертаниям залива. Было достаточно светло, чтобы видеть тропу, и он пошел по ней. Но, сделав сотни две шагов, оказался на развилке: одна тропинка уходила отсюда вниз, а другая вела на север. Пройдя еще немного по второй тропе, он вышел на песчаный пляж, находившийся за пределами бухты и открытый всем морским ветрам.
Здесь волны были куда выше и мощнее, да и грохот их почти оглушал. Пол, прислушиваясь к их рокоту, почти понимал их язык, но этого «почти» было все же недостаточно, чтобы узнать, что именно волны хотели сказать ему. Так что он снял сапоги и носки, оставил их на песке и вошел в воду. Песок, с которого только что схлынула вода, был сырой. Волны, отступая от берега все дальше, фосфоресцировали, посверкивая серебром. Пол чувствовал, как ноги его омывает вода океана, и понимал, что вода эта должна быть холодной, но холода так и не ощутил. Он прошел еще немного навстречу волнам и остановился, хотя ему там было всего лишь по колено. Ему хотелось только присутствовать, но ни в коем случае своим присутствием не злоупотреблять. Он стоял совершенно неподвижно, пытаясь — хотя даже сейчас понятия не имел, как это делается, — управлять тем могуществом, которое было ему даровано. И прислушивался. Но ничего так и не понимал в негромком басовитом гуле моря.
А потом ощутил странное волнение в крови. Он облизнул губы и стал ждать. Загадочное томление накатило снова. И, когда это произошло в третий раз, ему показалось, что он уже чувствует некий, вполне определенный ритм этих «волн», отнюдь не совпадавший, правда, с ритмом прибоя, потому что исходил он совсем не из моря. Пол поднял голову к звездам, стараясь больше на воду не смотреть. «Морнир!» — молил он про себя.
— Лиранан! — выкрикнул он что было сил, охваченный уже четвертой такой «волной», и услыхал в звуках собственного голоса треск грома.
С пятой волной это имя вновь сорвалось у него с языка, а потом прокричал его и в шестой, последний раз, когда в крови его опять волной поднялась неведомая сила. Но во время седьмой волны Пол сохранил молчание: он ждал.
И вот далеко в море он увидал белый гребень, поднявшийся выше всех волн, что бежали навстречу прибою. И эта огромная волна, встретившись с мощной волной отлива, обрушилась с высоты, вся сверкая, и Пол услышал, как чей-то насмешливый голос крикнул ему: «Поймай меня, если сможешь!» — и мысленно последовал на этот зов, как бы погрузившись в пучину вслед за морским божеством.
Там было довольно светло и совсем не холодно. Казалось, всюду горят огни, окруженные какой-то бледной дымкой, — ему представлялось, что он движется среди целых созвездий затонувших звезд.
Впереди что-то блеснуло серебром: рыба! Он мысленно последовал за ней, и рыба тут же повернула назад, стремясь от него удрать. Он тоже резко повернул назад и поплыл меж подводных звезд. Под собой он видел заросли кораллов, зеленых, голубых, розовых, оранжевых, золотистых. Серебристая рыбина вынырнула из-под них и сразу исчезла.
Пол решил немного подождать. И тут же почувствовал в крови очередную волну.
«Лиранан!» — позвал он мысленно и почувствовал, как от грома небесного содрогнулись даже эти глубины. Когда же отгремело эхо вдали, он снова увидел серебристую рыбу, теперь она стала гораздо больше, и кораллы всех цветов радуги украшали ее бока. Она снова удирала от него, и он погнался за нею.
Рыба плыла на глубину, погружаясь все дальше в бездну, и он следовал за ней. Они проплывали мимо огромных глубоководных чудовищ, и здесь те звезды, как бы утонувшие в море, светили уже совсем тускло, здесь исчезли уже почти все краски.
И вдруг рыба стрелой полетела вверх, словно навстречу лунному свету, мимо кораллов, мимо затонувших звезд, и наконец выпрыгнула из воды, вся сверкая серебром; и Пол, по-прежнему стоявший на мелководье по колено в воде, воочию увидел, как она, метеором мелькнув в воздухе, снова упала в море.
И сразу поплыла прочь от него, никуда больше не отклоняясь. По прямой. Ибо только в море этот морской Бог мог спастись от грозного голоса грома. Но Пол преследовал его по пятам. И они умчались уже так далеко, что в душе Пола погасли даже воспоминания о земле, и ему показалось, что он слышит среди волн какое-то пение. И испытал страх, ибо догадался, что именно слышит, и больше уж не стал повторять свой призыв. Он видел впереди серебристую рыбу и думал обо всех живых и мертвых — в их горькой последней нужде. И он все-таки догнал Лиранана далеко в море и поймал его, мысленно прикоснувшись к нему пальцем,
— Я тебя догнал! — крикнул он морскому Богу, задыхаясь от этой мысленной гонки и по-прежнему стоя там же, на мелководье, откуда сам не сделал ни шагу. — Приблизься же ко мне, брат мой, и позволь немного поговорить с тобою.
И тогда Бог, приняв свое настоящее обличье, во весь рост поднялся среди серебрящихся волн и подошел к Полу, сверкая от льющихся с него потоков воды. Когда он оказался совсем близко, Пол увидел, что эти водяные струи представляют собой нечто вроде одежд, в которые облачено царственное тело Лиранана, и удивительные одежды эти играют всеми цветами и оттенками морских глубин. В них были блеск затонувших звезд и многоцветье кораллов.
— Ты назвал меня братом? — удивленно молвил Бог, и в голосе его послышалось шипение — так шипят волны, набегая на каменистый берег. Борода у Лиранана была длинная и белая. А глаза — цвета луны в небе. — И как только ты осмелился? А ну-ка, назови свое имя!
— Ты мое имя знаешь, — спокойно сказал ему Пол. Мощные волны дарованной ему силы уже не бились прибоем в его душе, и говорил он своим обычным голосом. — Ты прекрасно знаешь это имя, повелитель моря, иначе ты не пришел бы на мой зов!
— Не совсем так… Я слышал голос своего отца. Но теперь я его не слышу. Кто же ты такой, что можешь говорить громовым голосом Морнира?
И Пол шагнул вперед вместе с откатившейся от берега волной и посмотрел морскому Богу прямо в глаза, и так сказал ему:
— Я — Пуйл Дважды Рожденный, повелитель Древа Жизни! — И Лиранан, от изумления заставив волны морские вздыбиться и с грохотом обрушиться, сказал:
— Я слыхал эту историю… Теперь я понимаю. — Он казался Полу невероятно высоким. И было трудно определить, падают ли струи воды, образующие его одежды, в море, плескавшееся у его ног, или же, наоборот, поднимаются из вод морских, чтобы одеть его. А может, то и другое сразу. Лиранан был прекрасен. И все же лик его казался суровым и страшным. — Ну, и что же ты хочешь от меня? — спросил он.
И Пол ответил:
— Мы утром поплывем на Кадер Седат.
Из уст Бога вырвался странный звук — точно волна ударила в отвесную скалу. Потом он довольно долго молчал, глядя на Пола сверху вниз, и в небе светила ясная луна. Наконец Лиранан снова заговорил:
— Это место охраняется, брат. — И в голосе его послышалось что-то вроде сострадания. Пол и прежде слышал нечто подобное в рокоте моря.
— А что, тот, кто его охраняет, сильнее тебя? — спросил Пол.
— Не знаю, — сказал Лиранан. — Но мне запрещены действия, которые меняют рисунок Гобелена. Всем Богам это запрещено, Дважды Рожденный. И ты должен был бы это знать.
— Но если ты призван заклятием, ты этому противиться не сможешь!
Снова воцарилась тишина, лишь слышался бесконечный негромкий разговор волн, набегавших на берег и резвившихся в морском просторе.
— Сейчас ты пока еще в Бреннине, — медленно проговорил Лиранан, — рядом с тем лесом, что дает тебе силу. Но Кадер Седат находится далеко за морем, смертный брат мой. Как же ты там призовешь меня?
— У нас нет иного выбора, — честно признался Пол. — Нам остается только плыть туда, ибо там находится священный Котел.
— Ты не сможешь связать заклятием Бога, находящегося в своей родной стихии, Дважды Рожденный. — Голос Лиранана звучал гордо, но отнюдь не холодно. И почти печально.
Пол лишь беспечно махнул рукой — этот жест был когда-то так хорошо знаком Кевину Лэйну — и сказал:
— Что ж, придется попробовать.
Морской Бог еще некоторое время молча смотрел на него, а потом сказал что-то — очень тихо, так что сказанное смешалось со вздохами волн, и Пол не сумел расслышать, что именно он сказал. Но прежде чем он успел спросить, Лиранан поднял руку, и все цвета радуги вспыхнули и переплелись в его водяной одежде. Он подержал над головой Пола свою руку с растопыренными пальцами и исчез.
Пол чувствовал, что его лицо и волосы покрыты мелкими капельками морской воды. Потом поглядел вниз и увидел, что стоит босиком на влажном песке, но больше уже не в море, а на берегу. Похоже, прошло немало времени. И луна висела теперь совсем низко над западным краем земли, почти исчезнув за ним. А на лунной дорожке, уходящей вдаль, он снова увидел вдруг ту серебристую рыбу: один раз она выскочила из воды и снова ушла на глубину, чтобы плыть там среди подводных звезд и разноцветных кораллов.
Когда он повернулся, чтобы идти назад, то споткнулся и чуть не упал, только теперь осознавая, насколько устал. Этот песок, казалось, никогда не кончится. Когда он снова споткнулся, то решил остановиться и немного передохнуть. Некоторое время он стоял совершенно неподвижно и тяжело дышал. Голова немного кружилась, словно воздух был чересчур насыщен кислородом. И в ушах у него все еще негромко звучала та песнь, которую он только что услышал в открытом море.
Пол только головой покачал и пошел туда, где оставил свои сапоги. Он наклонился было, чтобы надеть их, и вдруг буквально рухнул на песок, опустив руки на колени и уронив на них голову. Та песнь потихоньку умолкла в его ушах, и постепенно он успокоился, отдышался, но чувствовал, что сил у него пока что не прибавилось.
И неожиданно заметил, как рядом с его тенью на песке легла еще одна тень.
Не поднимая головы, он сказал язвительным тоном:
— Тебе что, доставляет удовольствие видеть меня в разобранном состоянии? Или ты просто коллекционируешь такие возможности?
— Ты весь дрожишь, — сочувственно сказала Джаэль, не обращая внимания на его слова. И на плечи ему упал теплый плащ, еще хранивший аромат ее волос и тела.
— Мне совсем не холодно! — возразил он. Но, посмотрев на свои руки, увидел, что они дрожат.
Джаэль немного отступила в сторону, и он, подняв голову, посмотрел на нее. Ее пышные рыжие волосы были перехвачены обручем, чтобы их не трепал ветер.
Лунный свет скользнул по ее высоким скулам, но глубокие темно-зеленые глаза остались в тени.
— Я видела вас — обоих. Вы оба сверкали, но то был вовсе не свет луны, — сказала она. — Пуйл, кем бы еще ты ни был, но ты смертен, а смертные не могут долго жить, излучая такой свет!
Он ничего ей не ответил.
И она, помолчав, продолжала:
— Еще в тот раз, когда я перенесла тебя от Древа Жизни в свой Храм, ты сказал мне, что мы прежде всего люди — прежде всего остального, помнишь?
Он снова посмотрел на нее. Уже внимательнее.
— А ты сказала, что я не прав.
— Ты и был не прав — но только тогда.
В наступившем безветрии волны, сильно отдалившиеся от берега, не прекратили, однако, своего вечного движения.
— Я ведь хотел извиниться перед тобой по дороге сюда, — признался Пол. — Ты, похоже, всегда застаешь меня врасплох.
— Ах, Пуйл! Да разве может сейчас здесь что-то делаться не врасплох? — Она сказала это так, словно была намного старше Пола и пыталась как-то его уговорить, успокоить. Он искал в ее голосе насмешку, но так и не обнаружил.
— Не знаю, — пробормотал он неуверенно. И попросил вдруг: — Знаешь, Джаэль, если мы не вернемся из этого похода, ты все-таки лучше расскажи Айлерону и Тейрнону о Дариене. Дженнифер, конечно, ни за что не захочет, но я не вижу, чтобы у вас был какой-то выбор. А они должны быть готовы к встрече с ним.
Она чуть-чуть поежилась, и он перехватил ее смущенный взгляд. Она отдала ему свой плащ и осталась в одной длинной ночной рубашке, которую ветер продувал насквозь. Ветер теперь дул откуда-то из-за моря. Пол молча встал и накинул плащ ей на плечи; и даже застегнул застежку у горла.
И глядя на нее, любуясь ее яркой красотой, которая вдруг словно померкла из-за того, что она только что видела, он припомнил и еще кое-что и, понимая, что она и сама знает немало, спросил:
— Джаэль, а когда светлые альвы слышат свою песнь?
— Когда они готовы уплыть за море, на западные острова, — отвечала она. — Обычно это бывает, когда они устают от жизни. Усталость заставляет их плыть туда.
За спиной у него неторопливо, негромко шумели волны.
— И что они тогда делают?
— Строят себе лодку в Данилоте и ночью, подняв парус, отплывают на запад.
— Куда? На какой остров? Она покачала головой:
— Это не во Фьонаваре… Когда альвы уплывают далеко на запад, они совершают Переход в другой мир. В тот, что был создан Ткачом только для них одних. А зачем он был создан, я не знаю; полагаю, не знают этого и они сами.
Пол молчал.
— А почему ты спросил? — Она заглянула ему в глаза.
Он колебался. Мешало старое недоверие, возникшее после самого первого их разговора, когда она сняла его с Древа Жизни и он приходил в себя у нее в Храме. Но, когда взгляды их снова встретились, он сказал, ничего более от нее не скрывая:
— Я только что слышал их песню — там, далеко в море, когда гонялся за этим Богом.
Она даже зажмурилась; и в лунном свете стала похожа на застывшую мраморную статую, такую же бледную и холодную. Помолчав, она прошептала:
— Дана не имеет власти в морях. И я не знаю, что это могло означать. — И она, снова открыв глаза, посмотрела на него.
— И я тоже не знаю, — сказал он.
— Пуйл, а сможете ли вы достигнуть своей цели? — встревожено спросила она. — Сможете ли добраться до этого острова?
— Если честно, я в этом не уверен, — признался он. — Не знаю даже, сможем ли мы что-нибудь предпринять, даже если и доберемся туда. Только Лорин совершенно прав: нам необходимо попытаться сделать это.
— А знаешь, я бы тоже непременно отправилась с вами, если б могла!
— Да, это я знаю. Но у тебя и здесь дел будет предостаточно, — сказал Пол. — Даже слишком много. Больше всего мне жаль тех, кто, подобно Дженнифер и Шарре, может только ждать, любить и надеяться. Впрочем, и это тоже кое-что значит.
Она открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но передумала и промолчала. Ему вдруг вспомнились слова одной баллады, и он прошептал их едва слышно, словно предлагая ночному ветру и морю послушать:
Он шел за ней следом по узкой тропинке в Тарлиндел, и луна, светившая справа от них, успела, пока они шли, погрузиться в море, и в город они вернулись при свете одних лишь звезд.
С восходом солнца отряд был уже на борту «Придуин». Айлерон, Верховный правитель Бреннина, тоже поднялся туда, чтобы попрощаться с Лорином, Мэттом, Полом и Артуром Пендрагоном, с воинами Южной твердыни и со шкипером корабля Коллом из Тарлиндела.
Последним, с кем он простился, был его брат. Суровы были их лица, когда они смотрели друг другу в глаза, и карие глаза Айлерона казались в эту минуту почти черными, а голубые глаза Дьярмуда были яснее неба над головой.
Глядя на них с причала и не замечая своих слез, Шарра видела, как Дьярмуд что-то сказал брату, кивнул согласно головой и, сделав шаг вперед, обнял Айлерона и поцеловал его в щеку. А еще через мгновение Айлерон резко повернулся и быстро сбежал по трапу на пристань. По лицу его ровным счетом ничего прочесть было невозможно, и Шарра даже чуточку возненавидела его в эту минуту.
На «Придуин» подняли паруса, и ветер наполнил их. Убрали сходни. Ветер дул с юго-востока: попутный ветер.
На-Брендель из Данилота стоял радом с Верховным правителем и его стражей. И три женщины не сводили глаз с корабля, который, отдав швартовы, начинал медленно отходить от пристани. Одна из этих женщин была принцессой, вторая — Верховной жрицей; а третья, стоявшая с ними рядом, некогда была королевой Джиневрой, и Брендель не мог оторвать взгляд от ее лица, так она была хороша.
Глаза Дженнифер остались ясными и сухими, когда она смотрела вслед кораблю и тому, кто стоял на корме лицом к ней, оставшейся на берегу. Собственную душевную силу и гордость старалась она передать ему этим взглядом, и Брендель, понимая это, все смотрел и смотрел на ту невидимую нить, которую она сумела протянуть от своего сердца к сердцу того, что стоял сейчас на корме. Наконец «Придуин» превратилась в белую точку там, где море и небо сливаются воедино, и только тогда Дженнифер повернулась к Верховному правителю Бреннина, только тогда по лицу ее стало заметно, как нелегко далась ей эта разлука. И что-то еще было в ее лице…
— Не можешь ли ты выделить мне охрану, господин мой? — спросила она у Айлерона. — Мне бы хотелось отправиться в Башню Лизен.
Глаза Айлерона были полны сострадания, когда он услышал эти слова и понял, как еще раньше понял это Брендель, что время, описав очередной круг, вернулось в исходную точку и завершился рисунок, некогда сотканный Великим Ткачом.
— О, моя дорогая!.. — воскликнула Джаэль каким-то странным голосом.
— Анор Лизен пустует уже тысячу лет, — тихо, с настойчивой лаской попытался разубедить Дженнифер Айлерон. — Да и сам Пендаранский лес — совсем не то место, куда мы можем ходить без опаски.
Лорин как-то говорил Полу, что здесь раньше стоял на якоре целый флот. Но в последней войне Бреннина с Каталом флоты обоих королевств были практически уничтожены, а после заключения мира новые боевые корабли так и не были построены. А если учесть, что земли вокруг реки Андарьен пустовали уже почти тысячу лет, то особой необходимости плавать в залив Линден больше не возникало.
По краю залива тянулась цепочка домов; а отдельные строения были живописно разбросаны на склонах прилегающих холмов. В предзакатных солнечных лучах городок Тарлиндел был очень красив, однако Пол любовался им не слишком долго — лишь то время, которое понадобилось отряду, чтобы проехать мимо него. Немного отстав от остальных, он огляделся: повсюду, насколько мог видеть глаз, был бескрайний морской простор; вода в красноватых лучах солнца казалась сине-зеленой.
В течение последних трех ночей они позволяли свету сиять над Атронелем, приветствуя вернувшуюся весну. И теперь, вечером четвертого дня, Лейзе с Лебединой марки — вся в белом в честь белого лебедя Лориэль — шла рядом с Ра-Тенниэлем по берегу озера Селин, собирая красные и серебристые цветы сильваина. Вокруг не было ни души.
Внутри Данилота, внутри тесного переплетения тех волшебных теней, что способны были изменять пути времени и направлять его так, как того хотелось самим светлым альвам, никогда не бывало зимы. Могущественное заклятие Латена Плетущего Туманы служило надежной защитой от холодов. Однако чересчур долго альвы прятались за движущимися неуловимыми взору «стенами» своей Страны Теней и, лишь выглядывая порой наружу, видели перед собой занесенную снегами Равнину и безжизненные берега реки Андарьен. Это был единственный, хотя и очень уязвимый, островок тепла среди огромного зимнего мира, где властвовало злое волшебство. И альвы укрылись там.
Но дольше терпеть они не смогли. И Ра-Тенниэль, всегда славившийся своей отвагой, взял прекрасную Лейзе за руку с длинными хрупкими пальцами — странно, но она в кои-то веки позволила ему сделать это! — и повел ее мимо безмолвных теней, сотканных Латеном, на открытый берег реки — в то место, где река впадала в озеро Селин.
На закате это место казалось особенно таинственным, колдовским. У самой воды там росли ивы и деревья аум, уже покрытые первой листвой. Ра-Тенниэль расстелил свой плащ на молодой траве — плащ был тоже зеленый, ярко-зеленый, как камень веллин, — и Лейзе села на этот плащ рядом с ним, держа в руках огромный букет сильваинов. Глаза ее мягко светились золотом, точно закатное солнце, а волосы отсвечивали бронзой.
Ра-Тенниэль посмотрел сперва на Лейзе, потом на солнце; над головой у них шелестело молодой листвой дерево аум, а внизу видна была плавная излучина реки. Как и все альвы, Ра-Тенниэль никогда не забывал, сколько в мире печали, а потому он возвысил свой голос и запел грустную песнь, странно звучавшую среди озабоченного вечернего гудения пчел и совершенно беззаботно пляшущих на воде солнечных зайчиков, отражавшихся на мелководье от каменистого дна. То был плач по разоренному тысячу лет назад краю.
Лейзе, печальная и суровая, с руками, полными прекрасных сильваинов, слушала, как он поет старинную и очень длинную балладу, повествующую о постигшем эту страну горе. Солнце село. Сгущались сумерки, и легкий ветерок шелестел в листве у них над головой. Потом затих и он. На западе, там, где только что зашло солнце, уже сверкала в небе одна единственная крупная звезда, которую когда-то назвали в честь Лориэль, убитой черной Авайей под горой Рангат. Они долго смотрели на эту звезду; потом молча встали и пошли назад, в свою Страну Теней, где звезды были едва видны.
И только один раз оглянулся Ра-Тенниэль через плечо на застывшую Андарьен. А потом вдруг остановился и повернулся к реке лицом; и снова долго-долго смотрел на нее — как умеют смотреть только светлые альвы.
Всегда, с самого начала, все действия Ракота были отмечены его нетерпеливой, неудержимой ненавистью к светлым альвам. И эта зима, что теперь миновала, была похожа на поспешное бегство врага с поля боя, ужасное в своем намеренном и последовательном разрушительстве.
Однако зима была позади, и Ра-Тенниэль, глядя на север своим переменчивыми глазами, которые быстро приобрели фиолетовый оттенок, увидел вдруг странный темный полукруг, быстро движущийся по опустошенным землям края. Но не в сторону Данилота. Лейзе тоже стала смотреть, и оба увидели, как армия Ракота резко свернула к востоку, чтобы обогнуть озеро Селин и, минуя лес Гуинир, выйти прямо на Равнину.
Если бы Ракот был способен дождаться темноты, посланные им войска достигли бы цели никем не замеченными, ибо мчались вперед, не зная отдыха. Но ждать ночи он не стал, и Ра-Тенниэль быстро произнес по этому случаю благодарственную молитву. А потом они с Лейзе поспешили на Атронель. И в эту ночь альвы не стали зажигать свет над Данилотом — сейчас, когда к границам их королевства приближалась армия Тьмы, это было совершенно недопустимо. Однако все высокорожденные хранители магии собрались на холме Атронеле, и, как и ожидал Ра-Тенниэль, именно пылкая Галин первой вызвалась скакать в Селидон, чтобы предупредить дальри. И, опять же как он и ожидал, ее осторожный брат Лидан ни за что не захотел отпустить туда в одиночестве свою сестру-близнеца. Они встали сразу, как только Ра-Тенниэль разрешил им уйти, но он вдруг поднял руку, повелевая им еще немного подождать, и сказал:
— Вам придется очень поторопиться. Очень! Возьмите коней. Сейчас самое время, чтобы золотых и серебристых коней Данилота снова увидели на просторах Фьонавара. — Глаза Галин от восхищения тут же стали совершенно синими, а еще через мгновение ярко-синими стали и глаза ее брата. И близнецы умчались прочь.
А Ра-Тенниэль с помощью тех, кто остался, заставил свой магический жезл послать в Парас Дерваль сигнал тревоги, чтобы такой же магический жезл, подаренный королем альвов королю Бреннина, тоже ожил и люди поняли, что им грозит страшная опасность.
И не его вина, что Верховный правитель Бреннина в ту ночь находился в Тарлинделе и смог услышать огненный призыв магического жезла лишь на следующий день в полдень.
Уснуть Пол так и не смог. Глубокой ночью он вскочил с постели и вышел на улицу, направляясь от дома, принадлежавшего матери Колла, к заливу. Луна, уже успевшая стать ущербной, светила высоко в небесах, отбрасывая на море серебристую дорожку. Был отлив, и вдоль всего мыса виднелись песчаные отмели. Ветер, переменив направление, дул теперь с севера. Пол понимал, что ветер опять стал холодным, но сам он по-прежнему оставался совершенно нечувствительным к холоду, так и не зная, естественными или сверхъестественными причинами это вызвано. Нечувствительность к холоду была одним из немногих проявлений его новой сущности, она словно давала ему понять, кем он теперь стал. Это и еще вещие вороны. Да порой — затаенное, какое-то выжидающее присутствие Морнира в его крови.
«Придуин» слегка покачивалась на якоре. Они успели полностью загрузить судно еще вчера вечером, пользуясь последними проблесками света, и дед Колла заявил, что можно выходить в море. В лунном свете корпус «Придуин», выкрашенный золотой краской, казался серебряным, а поднятые белоснежные паруса светились.
Вокруг было очень тихо. Пол прошелся по деревянному причалу, и, если не считать мягких шлепков морской волны по бортам рыбачьих суденышек, единственным громким звуком здесь был стук его каблуков. В Тарлинделе не горел ни один огонек. Звезды над головой казались необычайно крупными и яркими даже при свете луны.
Покинув набережную, Пол стал подниматься по какой-то каменистой улочке вверх, пока она не кончилась. Последние дома города остались позади. Тропа перед ним, извиваясь, вела вверх и к востоку, следуя очертаниям залива. Было достаточно светло, чтобы видеть тропу, и он пошел по ней. Но, сделав сотни две шагов, оказался на развилке: одна тропинка уходила отсюда вниз, а другая вела на север. Пройдя еще немного по второй тропе, он вышел на песчаный пляж, находившийся за пределами бухты и открытый всем морским ветрам.
Здесь волны были куда выше и мощнее, да и грохот их почти оглушал. Пол, прислушиваясь к их рокоту, почти понимал их язык, но этого «почти» было все же недостаточно, чтобы узнать, что именно волны хотели сказать ему. Так что он снял сапоги и носки, оставил их на песке и вошел в воду. Песок, с которого только что схлынула вода, был сырой. Волны, отступая от берега все дальше, фосфоресцировали, посверкивая серебром. Пол чувствовал, как ноги его омывает вода океана, и понимал, что вода эта должна быть холодной, но холода так и не ощутил. Он прошел еще немного навстречу волнам и остановился, хотя ему там было всего лишь по колено. Ему хотелось только присутствовать, но ни в коем случае своим присутствием не злоупотреблять. Он стоял совершенно неподвижно, пытаясь — хотя даже сейчас понятия не имел, как это делается, — управлять тем могуществом, которое было ему даровано. И прислушивался. Но ничего так и не понимал в негромком басовитом гуле моря.
А потом ощутил странное волнение в крови. Он облизнул губы и стал ждать. Загадочное томление накатило снова. И, когда это произошло в третий раз, ему показалось, что он уже чувствует некий, вполне определенный ритм этих «волн», отнюдь не совпадавший, правда, с ритмом прибоя, потому что исходил он совсем не из моря. Пол поднял голову к звездам, стараясь больше на воду не смотреть. «Морнир!» — молил он про себя.
— Лиранан! — выкрикнул он что было сил, охваченный уже четвертой такой «волной», и услыхал в звуках собственного голоса треск грома.
С пятой волной это имя вновь сорвалось у него с языка, а потом прокричал его и в шестой, последний раз, когда в крови его опять волной поднялась неведомая сила. Но во время седьмой волны Пол сохранил молчание: он ждал.
И вот далеко в море он увидал белый гребень, поднявшийся выше всех волн, что бежали навстречу прибою. И эта огромная волна, встретившись с мощной волной отлива, обрушилась с высоты, вся сверкая, и Пол услышал, как чей-то насмешливый голос крикнул ему: «Поймай меня, если сможешь!» — и мысленно последовал на этот зов, как бы погрузившись в пучину вслед за морским божеством.
Там было довольно светло и совсем не холодно. Казалось, всюду горят огни, окруженные какой-то бледной дымкой, — ему представлялось, что он движется среди целых созвездий затонувших звезд.
Впереди что-то блеснуло серебром: рыба! Он мысленно последовал за ней, и рыба тут же повернула назад, стремясь от него удрать. Он тоже резко повернул назад и поплыл меж подводных звезд. Под собой он видел заросли кораллов, зеленых, голубых, розовых, оранжевых, золотистых. Серебристая рыбина вынырнула из-под них и сразу исчезла.
Пол решил немного подождать. И тут же почувствовал в крови очередную волну.
«Лиранан!» — позвал он мысленно и почувствовал, как от грома небесного содрогнулись даже эти глубины. Когда же отгремело эхо вдали, он снова увидел серебристую рыбу, теперь она стала гораздо больше, и кораллы всех цветов радуги украшали ее бока. Она снова удирала от него, и он погнался за нею.
Рыба плыла на глубину, погружаясь все дальше в бездну, и он следовал за ней. Они проплывали мимо огромных глубоководных чудовищ, и здесь те звезды, как бы утонувшие в море, светили уже совсем тускло, здесь исчезли уже почти все краски.
И вдруг рыба стрелой полетела вверх, словно навстречу лунному свету, мимо кораллов, мимо затонувших звезд, и наконец выпрыгнула из воды, вся сверкая серебром; и Пол, по-прежнему стоявший на мелководье по колено в воде, воочию увидел, как она, метеором мелькнув в воздухе, снова упала в море.
И сразу поплыла прочь от него, никуда больше не отклоняясь. По прямой. Ибо только в море этот морской Бог мог спастись от грозного голоса грома. Но Пол преследовал его по пятам. И они умчались уже так далеко, что в душе Пола погасли даже воспоминания о земле, и ему показалось, что он слышит среди волн какое-то пение. И испытал страх, ибо догадался, что именно слышит, и больше уж не стал повторять свой призыв. Он видел впереди серебристую рыбу и думал обо всех живых и мертвых — в их горькой последней нужде. И он все-таки догнал Лиранана далеко в море и поймал его, мысленно прикоснувшись к нему пальцем,
— Я тебя догнал! — крикнул он морскому Богу, задыхаясь от этой мысленной гонки и по-прежнему стоя там же, на мелководье, откуда сам не сделал ни шагу. — Приблизься же ко мне, брат мой, и позволь немного поговорить с тобою.
И тогда Бог, приняв свое настоящее обличье, во весь рост поднялся среди серебрящихся волн и подошел к Полу, сверкая от льющихся с него потоков воды. Когда он оказался совсем близко, Пол увидел, что эти водяные струи представляют собой нечто вроде одежд, в которые облачено царственное тело Лиранана, и удивительные одежды эти играют всеми цветами и оттенками морских глубин. В них были блеск затонувших звезд и многоцветье кораллов.
— Ты назвал меня братом? — удивленно молвил Бог, и в голосе его послышалось шипение — так шипят волны, набегая на каменистый берег. Борода у Лиранана была длинная и белая. А глаза — цвета луны в небе. — И как только ты осмелился? А ну-ка, назови свое имя!
— Ты мое имя знаешь, — спокойно сказал ему Пол. Мощные волны дарованной ему силы уже не бились прибоем в его душе, и говорил он своим обычным голосом. — Ты прекрасно знаешь это имя, повелитель моря, иначе ты не пришел бы на мой зов!
— Не совсем так… Я слышал голос своего отца. Но теперь я его не слышу. Кто же ты такой, что можешь говорить громовым голосом Морнира?
И Пол шагнул вперед вместе с откатившейся от берега волной и посмотрел морскому Богу прямо в глаза, и так сказал ему:
— Я — Пуйл Дважды Рожденный, повелитель Древа Жизни! — И Лиранан, от изумления заставив волны морские вздыбиться и с грохотом обрушиться, сказал:
— Я слыхал эту историю… Теперь я понимаю. — Он казался Полу невероятно высоким. И было трудно определить, падают ли струи воды, образующие его одежды, в море, плескавшееся у его ног, или же, наоборот, поднимаются из вод морских, чтобы одеть его. А может, то и другое сразу. Лиранан был прекрасен. И все же лик его казался суровым и страшным. — Ну, и что же ты хочешь от меня? — спросил он.
И Пол ответил:
— Мы утром поплывем на Кадер Седат.
Из уст Бога вырвался странный звук — точно волна ударила в отвесную скалу. Потом он довольно долго молчал, глядя на Пола сверху вниз, и в небе светила ясная луна. Наконец Лиранан снова заговорил:
— Это место охраняется, брат. — И в голосе его послышалось что-то вроде сострадания. Пол и прежде слышал нечто подобное в рокоте моря.
— А что, тот, кто его охраняет, сильнее тебя? — спросил Пол.
— Не знаю, — сказал Лиранан. — Но мне запрещены действия, которые меняют рисунок Гобелена. Всем Богам это запрещено, Дважды Рожденный. И ты должен был бы это знать.
— Но если ты призван заклятием, ты этому противиться не сможешь!
Снова воцарилась тишина, лишь слышался бесконечный негромкий разговор волн, набегавших на берег и резвившихся в морском просторе.
— Сейчас ты пока еще в Бреннине, — медленно проговорил Лиранан, — рядом с тем лесом, что дает тебе силу. Но Кадер Седат находится далеко за морем, смертный брат мой. Как же ты там призовешь меня?
— У нас нет иного выбора, — честно признался Пол. — Нам остается только плыть туда, ибо там находится священный Котел.
— Ты не сможешь связать заклятием Бога, находящегося в своей родной стихии, Дважды Рожденный. — Голос Лиранана звучал гордо, но отнюдь не холодно. И почти печально.
Пол лишь беспечно махнул рукой — этот жест был когда-то так хорошо знаком Кевину Лэйну — и сказал:
— Что ж, придется попробовать.
Морской Бог еще некоторое время молча смотрел на него, а потом сказал что-то — очень тихо, так что сказанное смешалось со вздохами волн, и Пол не сумел расслышать, что именно он сказал. Но прежде чем он успел спросить, Лиранан поднял руку, и все цвета радуги вспыхнули и переплелись в его водяной одежде. Он подержал над головой Пола свою руку с растопыренными пальцами и исчез.
Пол чувствовал, что его лицо и волосы покрыты мелкими капельками морской воды. Потом поглядел вниз и увидел, что стоит босиком на влажном песке, но больше уже не в море, а на берегу. Похоже, прошло немало времени. И луна висела теперь совсем низко над западным краем земли, почти исчезнув за ним. А на лунной дорожке, уходящей вдаль, он снова увидел вдруг ту серебристую рыбу: один раз она выскочила из воды и снова ушла на глубину, чтобы плыть там среди подводных звезд и разноцветных кораллов.
Когда он повернулся, чтобы идти назад, то споткнулся и чуть не упал, только теперь осознавая, насколько устал. Этот песок, казалось, никогда не кончится. Когда он снова споткнулся, то решил остановиться и немного передохнуть. Некоторое время он стоял совершенно неподвижно и тяжело дышал. Голова немного кружилась, словно воздух был чересчур насыщен кислородом. И в ушах у него все еще негромко звучала та песнь, которую он только что услышал в открытом море.
Пол только головой покачал и пошел туда, где оставил свои сапоги. Он наклонился было, чтобы надеть их, и вдруг буквально рухнул на песок, опустив руки на колени и уронив на них голову. Та песнь потихоньку умолкла в его ушах, и постепенно он успокоился, отдышался, но чувствовал, что сил у него пока что не прибавилось.
И неожиданно заметил, как рядом с его тенью на песке легла еще одна тень.
Не поднимая головы, он сказал язвительным тоном:
— Тебе что, доставляет удовольствие видеть меня в разобранном состоянии? Или ты просто коллекционируешь такие возможности?
— Ты весь дрожишь, — сочувственно сказала Джаэль, не обращая внимания на его слова. И на плечи ему упал теплый плащ, еще хранивший аромат ее волос и тела.
— Мне совсем не холодно! — возразил он. Но, посмотрев на свои руки, увидел, что они дрожат.
Джаэль немного отступила в сторону, и он, подняв голову, посмотрел на нее. Ее пышные рыжие волосы были перехвачены обручем, чтобы их не трепал ветер.
Лунный свет скользнул по ее высоким скулам, но глубокие темно-зеленые глаза остались в тени.
— Я видела вас — обоих. Вы оба сверкали, но то был вовсе не свет луны, — сказала она. — Пуйл, кем бы еще ты ни был, но ты смертен, а смертные не могут долго жить, излучая такой свет!
Он ничего ей не ответил.
И она, помолчав, продолжала:
— Еще в тот раз, когда я перенесла тебя от Древа Жизни в свой Храм, ты сказал мне, что мы прежде всего люди — прежде всего остального, помнишь?
Он снова посмотрел на нее. Уже внимательнее.
— А ты сказала, что я не прав.
— Ты и был не прав — но только тогда.
В наступившем безветрии волны, сильно отдалившиеся от берега, не прекратили, однако, своего вечного движения.
— Я ведь хотел извиниться перед тобой по дороге сюда, — признался Пол. — Ты, похоже, всегда застаешь меня врасплох.
— Ах, Пуйл! Да разве может сейчас здесь что-то делаться не врасплох? — Она сказала это так, словно была намного старше Пола и пыталась как-то его уговорить, успокоить. Он искал в ее голосе насмешку, но так и не обнаружил.
— Не знаю, — пробормотал он неуверенно. И попросил вдруг: — Знаешь, Джаэль, если мы не вернемся из этого похода, ты все-таки лучше расскажи Айлерону и Тейрнону о Дариене. Дженнифер, конечно, ни за что не захочет, но я не вижу, чтобы у вас был какой-то выбор. А они должны быть готовы к встрече с ним.
Она чуть-чуть поежилась, и он перехватил ее смущенный взгляд. Она отдала ему свой плащ и осталась в одной длинной ночной рубашке, которую ветер продувал насквозь. Ветер теперь дул откуда-то из-за моря. Пол молча встал и накинул плащ ей на плечи; и даже застегнул застежку у горла.
И глядя на нее, любуясь ее яркой красотой, которая вдруг словно померкла из-за того, что она только что видела, он припомнил и еще кое-что и, понимая, что она и сама знает немало, спросил:
— Джаэль, а когда светлые альвы слышат свою песнь?
— Когда они готовы уплыть за море, на западные острова, — отвечала она. — Обычно это бывает, когда они устают от жизни. Усталость заставляет их плыть туда.
За спиной у него неторопливо, негромко шумели волны.
— И что они тогда делают?
— Строят себе лодку в Данилоте и ночью, подняв парус, отплывают на запад.
— Куда? На какой остров? Она покачала головой:
— Это не во Фьонаваре… Когда альвы уплывают далеко на запад, они совершают Переход в другой мир. В тот, что был создан Ткачом только для них одних. А зачем он был создан, я не знаю; полагаю, не знают этого и они сами.
Пол молчал.
— А почему ты спросил? — Она заглянула ему в глаза.
Он колебался. Мешало старое недоверие, возникшее после самого первого их разговора, когда она сняла его с Древа Жизни и он приходил в себя у нее в Храме. Но, когда взгляды их снова встретились, он сказал, ничего более от нее не скрывая:
— Я только что слышал их песню — там, далеко в море, когда гонялся за этим Богом.
Она даже зажмурилась; и в лунном свете стала похожа на застывшую мраморную статую, такую же бледную и холодную. Помолчав, она прошептала:
— Дана не имеет власти в морях. И я не знаю, что это могло означать. — И она, снова открыв глаза, посмотрела на него.
— И я тоже не знаю, — сказал он.
— Пуйл, а сможете ли вы достигнуть своей цели? — встревожено спросила она. — Сможете ли добраться до этого острова?
— Если честно, я в этом не уверен, — признался он. — Не знаю даже, сможем ли мы что-нибудь предпринять, даже если и доберемся туда. Только Лорин совершенно прав: нам необходимо попытаться сделать это.
— А знаешь, я бы тоже непременно отправилась с вами, если б могла!
— Да, это я знаю. Но у тебя и здесь дел будет предостаточно, — сказал Пол. — Даже слишком много. Больше всего мне жаль тех, кто, подобно Дженнифер и Шарре, может только ждать, любить и надеяться. Впрочем, и это тоже кое-что значит.
Она открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но передумала и промолчала. Ему вдруг вспомнились слова одной баллады, и он прошептал их едва слышно, словно предлагая ночному ветру и морю послушать:
— Да не оставит тебя своими заботами Ткач, — быстро сказала Джаэль и отвернулась.
Что для тебя женщина, если ты ее покидаешь,
Оставляя очаг свой и дом свой, и сад,
И уходишь, забыв все, к седому Создателю Вдов?
Он шел за ней следом по узкой тропинке в Тарлиндел, и луна, светившая справа от них, успела, пока они шли, погрузиться в море, и в город они вернулись при свете одних лишь звезд.
С восходом солнца отряд был уже на борту «Придуин». Айлерон, Верховный правитель Бреннина, тоже поднялся туда, чтобы попрощаться с Лорином, Мэттом, Полом и Артуром Пендрагоном, с воинами Южной твердыни и со шкипером корабля Коллом из Тарлиндела.
Последним, с кем он простился, был его брат. Суровы были их лица, когда они смотрели друг другу в глаза, и карие глаза Айлерона казались в эту минуту почти черными, а голубые глаза Дьярмуда были яснее неба над головой.
Глядя на них с причала и не замечая своих слез, Шарра видела, как Дьярмуд что-то сказал брату, кивнул согласно головой и, сделав шаг вперед, обнял Айлерона и поцеловал его в щеку. А еще через мгновение Айлерон резко повернулся и быстро сбежал по трапу на пристань. По лицу его ровным счетом ничего прочесть было невозможно, и Шарра даже чуточку возненавидела его в эту минуту.
На «Придуин» подняли паруса, и ветер наполнил их. Убрали сходни. Ветер дул с юго-востока: попутный ветер.
На-Брендель из Данилота стоял радом с Верховным правителем и его стражей. И три женщины не сводили глаз с корабля, который, отдав швартовы, начинал медленно отходить от пристани. Одна из этих женщин была принцессой, вторая — Верховной жрицей; а третья, стоявшая с ними рядом, некогда была королевой Джиневрой, и Брендель не мог оторвать взгляд от ее лица, так она была хороша.
Глаза Дженнифер остались ясными и сухими, когда она смотрела вслед кораблю и тому, кто стоял на корме лицом к ней, оставшейся на берегу. Собственную душевную силу и гордость старалась она передать ему этим взглядом, и Брендель, понимая это, все смотрел и смотрел на ту невидимую нить, которую она сумела протянуть от своего сердца к сердцу того, что стоял сейчас на корме. Наконец «Придуин» превратилась в белую точку там, где море и небо сливаются воедино, и только тогда Дженнифер повернулась к Верховному правителю Бреннина, только тогда по лицу ее стало заметно, как нелегко далась ей эта разлука. И что-то еще было в ее лице…
— Не можешь ли ты выделить мне охрану, господин мой? — спросила она у Айлерона. — Мне бы хотелось отправиться в Башню Лизен.
Глаза Айлерона были полны сострадания, когда он услышал эти слова и понял, как еще раньше понял это Брендель, что время, описав очередной круг, вернулось в исходную точку и завершился рисунок, некогда сотканный Великим Ткачом.
— О, моя дорогая!.. — воскликнула Джаэль каким-то странным голосом.
— Анор Лизен пустует уже тысячу лет, — тихо, с настойчивой лаской попытался разубедить Дженнифер Айлерон. — Да и сам Пендаранский лес — совсем не то место, куда мы можем ходить без опаски.