Так отряд Дьярмуда пришел на помощь народу дальри вместе с тем, кого здесь называли Дейвором, и этот чужеземец, огромный и беспощадный к врагу, был настолько упоен яростной битвой, что, казалось, светился красным в лучах растущей луны.
   Табор видел, как отряд Дьярмуда, состоявший из отлично обученных воинов, врезался в ближайшую стаю волков, как вздымались и опускались серебряные клинки мечей, быстро темнея от крови. Потом бреннинцы вместе с Ливоном, Торком и храбрым Кектором нанесли удар по мощной фаланге ургахов, и за стонами умирающих элторов, рычанием волков, шумом смертельной схватки Табор все время слышал могучий клич Дейвора «Ревор!», и его юную душу переполняли радость и гордость.
   А потом Табор вдруг начисто забыл о том, что он еще совсем мальчишка, что ему всего лишь пятнадцать лет, что ой совсем недавно стал называться Всадником народа дальри.
   Со своей удобной для наблюдения позиции — он был сейчас на вершине холма, как бы над полем брани, — Табор увидел, как с востока к ним быстро приближается какая-то темная масса, и понял, что подмогу обрели не только дальри. И если все это ургахи, то их там просто несметное множество, так что…
   Так что пришла пора.
   «Возлюбленная моя», — мысленно позвал он ее.
   «Я здесь, — тут же услышал он в ответ. — Я всегда здесь. Хочешь покататься?»
   «По-моему, это необходимо, — сказал мысленно Табор. — Пришло наше время, о светлая».
   «Мы катались и раньше».
   Он помнил. Всегда будет помнить. «Но в сражении мы тогда не участвовали. А теперь нам придется убивать».
   И голос ее у него в мозгу зазвучал по-новому: «Я была рождена для войны! И для полета. Призови же меня!»
   Рождена для войны. Да, это правда, и это очень печально. Но ургахи были уже совсем близко, и…
   И Табор мысленно произнес ее имя. «Имрат», — позвал он, всю свою любовь вложив в это имя, и спрыгнул с коня, ибо она мгновенно оказалась в небе у него над головой, еще более великолепная, чем прежде, самая прекрасная на свете, порождение его сна, его мечты.
   Она опустилась на землю. Ее рог так и сверкал, серебристый, как свет луны, а шерсть была густо-красного цвета, такого же, как та луна, что дала ей жизнь. И там, где она ступала, не оставалось на снегу ни единого следа, так легка была ее поступь.
   Ах, как давно они не виделись! Ему казалось, что душа его исполнена неземного света, когда он приветственно поднял руку, и она, тоже в знак приветствия, опустила голову и коснулась его своим серебряным рогом, словно лаская, чтобы и он смог, в свою очередь, приласкать ее.
   «Только ты и я, — услышал он и ответил ей теми же словами, а потом снова услышал ее голос: — Ну что, полетели?»
   Он чувствовал ее напряжение, ее страстное желание, и сам охваченный восторженным предвосхищением полета, громко воскликнул:
   — Да, полетели! О, моя дорогая! И будем убивать!
   И Табор дан Айвор оседлал крылатое существо, этот дар богини Даны, этого единорога, такого же юного, как и он сам, и взлетел на нем в небеса, прочь от мира людей. Имрат взмыла в холодный простор небес, неся на себе того единственного Всадника, который сумел увидеть ее во сне. И для людей внизу они, единорог и мальчик, были подобны вырвавшейся на свободу комете, стремительно описывавшей дугу между звездами над Равниной.
   Потом Табор спросил ее мысленно: «Ты видишь?»
   «Вижу», — ответила она.
   И он повернул ее туда, где полчища ургахов стремились к полю брани, и они упали на врага, точно разящий луч света. И она очень переменилась, пока они стрелой летели вниз, и сразу своим сверкающим рогом убила одного, потом второго, а потом еще много, много раз убивала, направляемая его рукой. И ургахи в страхе бежали от этого разящего луча света, а Табор и его возлюбленная преследовали их и убивали. Вскоре дрогнули и волки и обратились в бегство, устремившись к югу, и дальри ликовали вместе с воинами Бреннина, удивленные и возбужденные битвой, видя, как некое сияющее порождение небес приходит им на помощь.
   Но ни она, ни он их не слышали. Они преследовали врага и убивали, убивали, пока ее рог не стал липким от крови, покрывшей его темной коркой, и пока не осталось в живых больше ни одного из этих ужасных порождений Тьмы.
   И тогда наконец, дрожа от усталости и страшного нервного напряжения, они спустились на землю, на чистый белый снег, подальше от всей этой крови, и Табор дочиста вытер снегом ее серебряный рог. А потом они долго стояли, прильнув друг к другу в бескрайней ночной тиши.
   «Только ты и я», — сказала она ему мысленно.
   «Да, только ты и я», — ответил он. А потом она улетела, сверкая меж звезд, когда над горами уже стала разгораться заря, и он двинулся в долгий обратный путь — к лагерю людей.

Глава 5

   — Первое сражение всегда самое трудное, — сказал Карде; он ехал вплотную к Кевину, так что никто другой не мог бы услышать их разговора.
   Эти слова вроде бы должны были его подбодрить и успокоить, и Кевин даже постарался изобразить на своем лице глубочайшую признательность Карде, но лгать себе самому не хотелось: он понимал, что пережитый на поле брани шок, хотя и вполне реальный, — это отнюдь не главная мучившая его проблема.
   Как и зависть к Дейву Мартынюку. Хотя, если честно, следовало признать, что именно эта зависть и послужила отчасти причиной его теперешнего настроения, овладевшего им, как только кончился весь этот кошмар и в небесах появилось, все сверкая, это волшебное крылатое существо. А во время схватки Дейв был просто неподражаем; в нем появилось что-то почти пугающее. Размахивая огромным боевым топором, который Мэтт Сорин отыскал для него в оружейной Парас Дерваля, он с ревом прорвался сквозь ряды неприятеля, обогнав даже Дьярмуда и внеся невероятное смятение в стаю волков. При этом он еще и не умолкая вопил во всю силу своих могучих легких: «Ревор!» Этот атлет успел даже сразиться в одиночку с одним из тех немыслимых клыкастых чудищ, которых здесь называли ургахами. И убил его; заблокировав удар страшного меча, он нанес этому ургаху такой удар топором, что раскроил ему череп почти напополам, и туша кошмарного создания так и сползла на землю со спины своего не менее кошмарного «коня». Потом Дейв прикончил заодно и этого шестиногого рогатого зверя.
   А Кевин? Быстрый, ловкий, остроумный Кевин Лэйн? Он все это время всего лишь светил Дейву факелом! О, ему, разумеется, тоже дали меч, чтобы и он мог сражаться с врагом, но он понятия не имел о том, как при помощи меча сражаться с волками, да еще сидя верхом на коне. Для него даже просто удержаться в седле, когда конь то и дело встает на дыбы, оказалось непростой задачей в этом кромешном аду. А когда он наконец немножечко разобрался и понял, до чего он здесь на самом деле бесполезен, то заставил свою уязвленную гордость молчать, сунул меч в ножны и схватил горящий факел, чтобы Дейву было лучше видно, на кого из врагов теперь опустить свой боевой топор. И в этом он тоже особой ловкости не проявил, а дважды даже сам чуть не попал под удар топора, которым Дейв размахивал над головой.
   И все же они победили. Победили в своем первом настоящем сражении с силами Зла, и нечто волшебное открылось им в небесах. Кевин все старался не забыть, удержать перед глазами этот потрясающе прекрасный образ — крылатый единорог и хрупкая фигура мальчика у него на спине — и изо всех сил старался исправить себе настроение и разделить с остальными радость победы.
   И все же оказалось, не он один страдает от дурного настроения. Разгоралась ссора. Кевин и Карде подъехали поближе к группе людей, плотным кольцом обступивших рослого и крепкого темноволосого Всадника, который был Кевину незнаком, и Торка, друга Дейва, которого Кевин хорошо помнил по тем последним дням, что они провели вместе в Парас Дервале.
   — Вот только попробуй еще раз позволить себе такое! — громко и зло говорил темноволосый Всадник. — Я тебя так изуродую, что сам себя не узнаешь, а потом выставлю посреди Равнины и глаза медом вымажу, чтобы эйгенов приманить!
   Торк, невозмутимо спокойный, восседал на своем темно-сером жеребце, не произнося в ответ ни слова, так что сердитые угрозы его недруга звучали в полнейшей тишине.
   А Дейв почему-то улыбался. Он по-прежнему был в седле и находился рядом с Торком и Ливоном, которого Кевин тоже хорошо запомнил с прошлого раза.
   Первым из этой троицы друзей заговорил именно Ливон — тихо, спокойно, но очень уверенно:
   — Успокойся, Дорайд. И послушай меня: тебе во время сражения был дан прямой приказ, а ты в столь острый момент решил спорить и устроил нелепое об суждение наших дальнейших планов. Если бы Торк не сделал того, о чем я просил ТЕБЯ, волки уже успели бы развернуть Быстроногих и напали бы на них с фланга. Так где тебе больше хочется объяснить свое поведение здесь или перед авеном и вождем твоего собственного племени?
   Дорайд в ярости повернулся к нему:
   — С каких это пор Третье племя командует Седьмым?
   — А оно им и не командует, — отвечал Ливон все так же бесстрастно. — Зато я отвечаю за сохранность элторов, и ты присутствовал, когда мне это было поручено.
   — Ах да! — фыркнул Дорайд. — Еще бы! Драгоценный сынок нашего драгоценного авена. Ему, конечно же, полагается подчиняться, и…
   — Минутку! — послышался знакомый насмешливый голос, прозвучавший, впрочем, довольно резко, и Дорайд умолк на полуслове. — Если я верно понял, этот человек не выполнил прямой приказ своего командира? — продолжал Дьярмуд, въезжая в круг Всадников. — И теперь, кажется, еще и чем-то недоволен? — Тон у принца был самый ядовитый.
   — Вот именно, — сказал Торк, впервые открыв рот. — Ты все правильно понял, господин мой принц.
   Кевин испытал ослепительный приступ deja vu: двор таверны на юге Бреннина, плачущий от умиления фермер: «Да хранит тебя Морнир, молодой принц!», а потом…
   — Колл! — коротко приказал Дьярмуд.
   — Нет! — вскричал Кевин и, прыгнув прямо с седла «рыбкой», сбил с ног огромного Колла, своего друга и главного помощника Дьярмуда, и оба от этого удара покатились по снегу, прямо под ноги нервно шарахнувшихся лошадей.
   Он опоздал не более чем на полсекунды. На снегу рядом с ними лежал Дорайд. Из груди у него торчала глубоко вонзившаяся туда стрела Колла.
   — О, черт! — выругался Кевин; в горлу у него подкатила тошнота. — Черт вас всех побери!
   Не стало ему легче, когда он услышал рядом добродушный смешок и тихий голос Колла:
   — Отличный бросок, дружище! — Великана ничуть не расстроило случившееся. — А ведь ты снова чуть не сломал мне нос!
   — Господи! Прости меня, Колл!
   — Да ничего. — Колл снова засмеялся. — На самом деле я этого от тебя и ожидал. Я помню, что тебе правосудие Дьяра не по нраву пришлось.
   Никто на них даже и не смотрел. Его безумный поступок, похоже, опять оказался лишен всякого смысла. С того места, где он сейчас лежал, он видел, что принц и Ливон рассматривают друг друга при свете факелов.
   — Сегодня и без того полегло немало дальри, — ровным голосом заметил Ливон. — Ни к чему было прибавлять к их числу еще одного.
   Голос Дьярмуда звучал холодно:
   — В этой войне у нас будет достаточно смертей и без того, чтобы подвергать излишнему риску всех из-за того, что кто-то один не желает подчиняться своему командиру.
   — Все равно это должны были решать сами дальри, наш авен.
   — Ничего подобного! — несколько раздраженно возразил Дьярмуд. Впервые за все это время ему изменила обычная спокойная насмешливость. — Позвольте напомнить вам всем — и лучше я сделаю это сейчас, чем потом, — истинное положение вещей. Когда Ревор получил права на эту Равнину для себя и своих наследников, он принес Колану вассальную клятву верности. И давайте не будем об этом забывать. Айвор дан Банор, авен народа дальри, получил свой нынешний титул точно так же, как и сам Ревор: он подвластен Верховному правителю Бреннина, каковым является Айлерон дан Айлиль, которому ты также приносил клятву верности, Ливон!
   Лицо Ливона вспыхнуло, но глаза смотрели по-прежнему спокойно.
   — Я об этом и не забываю, — сказал он. — И все-таки на войне справедливость устанавливают не с помощью стрел, выпущенных без предупреждения в ночной темноте.
   — Ничего подобного! — снова возразил Дьярмуд. — На войне вообще редко удается установить истинную справедливость. Во всяком случае, установить ее как-то иначе. А что, — тихо спросил он, — согласно законам дальри полагается тем, кто поступает так, как Дорайд нынче ночью?
   Ответил ему Торк.
   — Смерть, — прозвучал его четкий ответ. — Он прав, Ливон.
   По-прежнему лежа на земле вместе с Коллом, Кевин вдруг понял, что Дьярмуд, некогда бывший учеником Лорина, прекрасно все это знал и сам. И через несколько мгновений он увидел, что Ливон согласно кивнул и сказал:
   — Я знаю, что он прав. Но я сын своего отца, и мне нелегко вынести смертный приговор соплеменнику. Простишь ли ты меня, господин мой принц?
   Вместо ответа Дьярмуд одним прыжком соскочил с коня и направился к Ливону. Жестом, какого требует обычай от простого пехотинца, он помог Ливону спешиться, а потом они, оба молодые, светловолосые, красивые, обнялись под одобрительные крики Всадников дальри и воинов Бреннина.
   — Я чувствую себя полным идиотом! — с чувством сказал Кевин Коллу. И помог великану подняться.
   — Мы все порой так себя чувствуем, — понимающе кивнул Колл. — Особенно в компании с Дьяром. Ладно, пойдем-ка выпьем, дружище. Эти дальри делают просто убийственное вино!
 
   И они выпили. Немало, надо признаться. Но настроение это Кевину отнюдь не исправило. Не способствовал улучшению его настроения и комментарий Дьярмуда по поводу его «броска» на Колла.
   — Я и не знал, что ты любишь Колла! — сказал принц, и все вокруг захохотали.
   Кевин заставил себя тоже улыбнуться, но в ответ ничего придумать не смог. Он никогда раньше не чувствовал себя таким беспомощным и ненужным, и ему все больше становилось ясно, что он и на самом деле такой. Он заметил, что Дейв — Дейвор, как они его здесь называли, — о чем-то совещается с Ливоном, Торком и другими дальри; в этом совещании участвовал и тот подросток, совсем мальчишка, кожа да кости, да еще шапка всклокоченных темных волос, который, как объяснили Кевину, как раз и скакал в небесах верхом на единороге. Он видел, как Дьярмуд встал и, оставив окружавших его хихикавших женщин, направился к совещавшимся. Кевин хотел было тоже подойти к ним, зная, что они будут ему рады, но и это почему-то казалось ему бессмысленным. Нечего ему было им предложить!
   — Еще вина? — раздался у него над ухом чей-то тихий голосок. Повернув голову, он увидел перед собой хорошенькую темноволосую девушку с каменным кувшином в руках. Колл подмигнул ему и чуточку подвинулся, освобождая девушке местечко на скамье.
   Ах так?
   — С удовольствием, — сказал ей Кевин. И улыбнулся. — А ты со мной выпьешь?
   Она аккуратненько присела рядом.
   — Немножко посижу. Вообще-то мне полагается прислуживать гостям. И придется быстро убраться, если войдет мама. Меня зовут Лиана дал Айвор.
   Настроение у Кевина по-прежнему было паршивое, но Лиана оказалась на удивление веселой и острой на язык и по большей части сама умело поддерживала разговор. С некоторым усилием, просто из вежливости Кевин немного пофлиртовал с ней.
   А потом в дверях действительно появилась ее мать, осматривая зал взглядом хозяйки, и Лиана поспешила покинуть их компанию, зачем-то громко клянясь, что прямо сейчас непременно принесет им еще несколько кувшинов местного вина сашена. Вскоре прекратил заседание и совет на дальнем конце стола, и к Кевину подошел Дейв.
   — Рано утром выезжаем, — сурово сообщил он. — Ливон хочет непременно повидаться с Ким в Парас Дервале.
   — Но ее там еще нет, — возразил Кевин.
   — Гиринт говорит, что она уже должна вот-вот появиться, — и Дейв, не дожидаясь ответа, решительно двинулся к двери и шагнул во тьму за порогом, застегивая на холодном ветру куртку.
   Значительно позже случилось и еще кое-что. Он не так давно лег, и тяжелые одеяла только-только начали согреваться, когда дверь приоткрылась и внутрь проскользнула тоненькая фигурка с горящей свечой в руке.
   — Если ты сейчас попросишь у меня кувшин сашена, — сказала Лиана, — я тресну тебя этим кувшином по голове. Надеюсь, у тебя там уже тепло? — Она поставила свечу на низенький столик у кровати и быстро скинула платье. Несколько мгновений он видел ее, нагую, освещенную светом свечи; а затем она нырнула к нему под одеяло.
   — Я люблю, когда свечи горят, — сказала она.
   Это были ее последние слова; больше ни она, ни он не произнесли, ни слова в течение очень долгого времени. И, несмотря на то что он снова вознесся по спирали любовного наслаждения так далеко, что, казалось, даже цвета радуги стали иными, он успел, прежде чем догорела свеча, увидеть, что и она, выгнувшаяся над ним дугой, тоже как бы пребывает в ином измерении, и ему очень захотелось спросить ее об этом, но не было сил.
   А потом, уже совсем в темноте, она сказала:
   — Ты не бойся. Мы ушли так глубоко, потому что здесь совсем рядом Гуин Истрат. В конце концов в старых сказках всегда оказывается очень много правды.
   Он покачал головой. Ему пришлось невероятно долго возвращаться, и теперь едва хватило сил, чтобы хоть головой покачать в ответ. Еще труднее оказалось что-то сказать.
   — У меня везде так, — пробормотал он. — Я всегда ухожу так же глубоко.
   Она притихла, и он огорчился: ему совсем не хотелось ее обижать. Ну как ей объяснить?! Но тут Лиана погладила его по лбу и совсем другим голосом, очень тихо сказала:
   — Так, значит, у тебя в душе звучит голос Дан Моры? — И она назвала его каким-то другим именем — во всяком случае, так ему показалось, ибо он все еще был точно во сне. Он хотел спросить ее, что это за имя. И еще о многом хотел спросить ее, но отлив уже начался, а его и так слишком далеко отнесло от берега в открытое море…
   Утром, когда Эррон разбудил его, тряхнув за плечо и понимающе усмехаясь, Лианы, естественно, рядом уже не было. Он так и не увидел ее больше, а вскоре они отправились в путь — тридцать воинов из отряда Дьярмуда, они с Дейвом и Торк с Ливоном.
 
   Для Дейва путешествие на северо-восток, к истокам реки Латам, обещало воссоединение с любимыми людьми, а в конце концов обернулось не только радостью встречи, но и вспышкой жуткой ревности. С той самой минуты, когда он узнал, что человек, которого Дьярмуд должен привезти в Парас Дерваль, это шаман Гиринт из Третьего племени, сердце его то и дело начинало бешено биться от предвкушения встречи со старыми друзьями. Его ничем нельзя было бы удержать от участия в этой экспедиции! Он знал, что Гиринт по какой-то причине очень нужен Лорину — что-то они собирались совместно обсуждать относительно этой зимы. Но в общем-то это было и не особенно важно; а важно было то, что вскоре он снова окажется среди своих любимых дальри.
   Дороги, ведущие на восток, были расчищены вплоть до озера Линан, однако, когда они следующим утром повернули на север, двигаться стало гораздо труднее. Дьярмуд рассчитывал добраться до одного из лагерей дальри к заходу солнца, однако они ехали ужасно медленно из-за снежных заносов и резкого ветра, который беспрепятственно гулял сейчас над Равниной. Дейву и Кевину в Парас Дервале дали замечательно теплые и очень легкие куртки. Здесь отлично умели использовать шерсть и хлопок. Без этих курток они бы, конечно, совершенно замерзли. Но даже и тепло одетыми после захода солнца двигаться дальше стало почти невозможно, и Дейв понятия не имел, насколько далеко они еще от лагерей дальри.
   А потом всякие мысли о холоде и усталости просто испарились у него из головы, потому что впереди, в ночи, они увидели мелькающие огни факелов и услышали пронзительные крики умирающих элторов и яростные вопли сражающихся людей.
   Дейв не стал ждать. Он пришпорил своего огромного жеребца и погнал его вперед по заваленной снегом Равнине. Вскоре перед ним предстало поле битвы, а на некотором расстоянии от него, прорвавшись сквозь ряды ургахов и преследуемый ими по пятам, скакал на коне мальчик лет пятнадцати, которого Дейв сразу узнал.
   Дьярмуд, элегантный, как всегда, нагнал Дейва почти сразу, и они на полном скаку ринулись мимо Табора вниз по склону холма, однако вскоре Дейв совершенно перестал замечать, кто еще из своих скачет с ним рядом, ибо врезался прямо в середину волчьей стаи, рубя топором направо и налево и расчищая себе путь к ближайшему ургаху; и гнала его вперед память об убитых при Ллиуинмире.
   И больше он почти ни о чем другом думать не мог, охваченный пылом сражения. Кевин Лэйн все время был рядом, держа в руке зажженный факел. А потом Дейву сказали, что он тогда убил не только ургаха, но и его «коня». Эти шестиногие рогатые твари назывались «слоги», так ему потом объяснили. Но все это было потом.
   После того как Табор, что было совсем уж невероятно, появился вдруг в небесах верхом на совершенно немыслимом крылатом существе, во лбу которого светился серебряный рог. Светился и убивал.
   После того как удалось обратить в бегство волков, а ургахи, развернув своих слогов, тоже бежали с поля боя. Тогда Дейв наконец спешился и повернулся лицом к своим побратимам. Он чувствовал, как обретает прежнюю силу и уверенность, когда ощутил крепкое рукопожатие Торка и жаркие объятия Ливона.
   Была, правда, некая неприятная интерлюдия, несколько напряженных моментов, когда Дьярмуд приказал убить того дальри за неподчинение приказу в бою, а затем еще и поспорил с Ливоном и пристыдил его, но и это все тоже закончилось благополучно. Кевин Лэйн по какой-то причине, которую Дейв никак не мог себе уяснить, попытался было вмешаться в их спор, но никто, казалось, не обратил на это особого внимания.
   Затем они поехали назад, в лагерь, к Айвору, который теперь назывался по-новому, авеном, однако сам остался совершенно таким же, как и был — простым и заботливым, каким Дейв так хорошо его знал. И глубоко сидевшие глаза Айвора на исхлестанном ветрами лице были прежними. И Айвор сказал, этими своими словами еще сильнее обрадовав Дейва:
   — Добро пожаловать домой, Дейвор. Что за светлая нить привела тебя назад в темноте!
   А потом они пили вино сашен и ели вкусную еду у пылающих каминов, и вокруг было множество знакомых ему лиц. Включая лицо Лианы.
   — Сколько же еще раз мне танцевать, изображая, как ты убиваешь ургаха? — спрашивала она, дерзко сверкая глазами, и губы ее были так нежны, когда она коснулась ими его щеки в легком поцелуе, для чего ей пришлось подняться на цыпочки.
   Табор появился значительно позже, и Дейв, которому давно уже не терпелось обнять этого храброго мальчишку, отчего-то подойти к нему не решился: что-то в лице Табора остановило его. Это «что-то» останавливало всех, даже его отца, Айвора. Через несколько минут, правда, Айвор пригласил Дейва принять участие в небольшом совещании на дальнем конце стола у маленького бокового камина.
   Там вместе с Дейвом собрались семеро, а через несколько минут подошел и восьмой — Дьярмуд, несколько встрепанный и не такой элегантный, как всегда, и с собственным кувшином в руке. Дейв так и не разобрался еще, как ему следует относиться к этому принцу; гораздо лучшее впечатление на него производил Айлерон, старший из братьев, ставший теперь Верховным правителем Бреннина. К тому же, по мнению Дейва, Дьярмуд был чересчур любезным и обходительным; с другой стороны, никакой особой «любезности» принц не проявил, когда во весь опор мчался на врага или когда столь решительно разобрался с тем строптивым дальри, которого приказал убить. Кстати, Айвор, заметил Дейв, даже словом не упомянул об этом событии.
   И Дьярмуд, хотя был здорово пьян, похоже, владел собой отлично и вполне трезвым голосом, быстро и четко изложил пожелания Верховного правителя и его Первого мага по поводу того, чтобы Гиринт, шаман Третьего племени, отправился под охраной отряда принца в Парас Дерваль для участия в Совете магов, которые решительно намерены были установить источник этих зимних холодов и снегов, постепенно все сильнее придавливавших Бреннин к земле.
   — Светлые альвы подтвердили то, о чем все мы догадывались, — сказал тихо принц, присев на корточки перед слепым Гиринтом. — Мы бы хотели выехать завтра утром — если это будет удобно шаману и всем вам.
   Айвор кивнул в знак того, что принял во внимание столь учтивую просьбу. Но никто не произнес ни слова; все ждали, когда заговорит Гиринт.
   Дейву так и не удалось пока что преодолеть смущение, которое он всегда испытывал в присутствии этого морщинистого старика, чьи пустые глазницы, казалось, видят людей насквозь, видят все, что было и будет на темных тропинках времени. Кернан, покровитель дикой природы, некогда разговаривал с ним, Гиринтом, припомнил Дейв, и это Кернан призвал Табора поститься и показал ему во сне того немыслимого зверя, которого они только что видели в небесах. Эти мысли заставили его вспомнить Кинуин и того оленя в роще Фалинн. Но то была уже его собственная темная тропа времени.
   Он постарался не думать об этом и услышал, как Гиринт говорит:
   — … нам также понадобится Ясновидящая.
   — Ее еще нет в Парас Дервале, — сказал Дьярмуд. Все почему-то посмотрели на Дейва.
   — Она должна кое-кого привести с собой, — сказал он. — А нас послала вперед.
   — Кого же она ведет с собой? — спросил Тульгер, сидевший рядом с Айвором.