И каждое произнесенное им слово сопровождалось властным толчком.
   Либерти утратила способность мыслить. Ощущение Эллиота внутри ее тела пронизало каждую ее клеточку, еще мгновение — и она полностью растворится в нем. Его имя то и дело слетало с ее горячих губ, а вместе с ним и слова, которые отзывались эхом в ее сердце, разливались по жилам вместе с потоком крови.
   «Я люблю!»
   Дэрвуд вонзился в нее в последний раз. Из его горла рвался глухой стон.
   — Ты моя! — прошептал он, и она почувствовала, как он взорвался внутри ее мощным фонтаном семени, а в еледующее мгновение и сама затрепетала в мучительно-сладостных судорогах.
   Какое-то время спустя Дэрвуд наконец поднял голову и в течение нескольких секунд, показавшихся ей вечностью, пристально смотрел на Либерти. В его глазах она видела отблески все того же огня.
   — Я не сделал вам больно? — спросил он, оправляя брюки.
   — Нет, — прошептала она, не будучи в силах даже пошевелиться.
   Дэрвуд подал ей халат, но пальцы ее не слушались, и она выронила его. Эллиот помог ей одеться.
   — Вы уверены? — спросил он еще раз, завязывая ей на талии пояс.
   — Да.
   — Надеюсь, вы простите мне мою несдержанность?
   — У меня нет причины сожалеть о ней, — ответила Либерти, чувствуя, как Дэрвуд вновь замыкается в себе, — точно так же, как это случалось утром, когда вставал с их супружеского ложа. Либерти догадывалась, что он всегда терзается сомнениями. И какой бы бурной и страстной ни была их ночь, к рассвету Дэрвуд все равно замыкался в себе, не обращая на жену ни малейшего внимания. Ей казалось, она произнесла это вслух, однако, погруженный в собственные мысли, Эллиот наверняка ничего не заметил.
   Он стоял, глядя на нее в упор, словно пытался проникнуть в ее душу. В конце концов под этим взглядом ей стало совсем не по себе. Дэрвуд будто раздевал ее, его взгляд проникал ей едва ли не под кожу. Либерти инстинктивно сложила руки на груди, словно отгораживаясь от него. Дэрвуд задумчиво потер подбородок.
   — Прошу прощения, Либерти. Даю вам слово, что ничего подобного больше не произойдет.
   — Эллиот, прошу вас, не надо! — В умоляющем жесте она протянула к нему руку.
   Но он, даже не удостоив ее взглядом, взял со стола перчатки.
   — Боюсь, вы правы: чем скорее вы найдете крест, тем лучше для нас обоих. — С этими словами он вышел из комнаты, оставив ее одну посреди пустой и холодной комнаты. Либерти ощутила, как холод тотчас проник и в ее сердце.
   Значит, он все-таки слышал, что она прошептала. Теперь з этом нет никаких сомнений. Услышав из ее уст невольное признание в любви, он тотчас поспешил отвергнуть тот единственный дар, который у нее был. Либерти и представить себе не могла, что когда-нибудь полюбит такого человека, как Эллиот. Она буквально таяла в его объятиях. Осознав, что теперь ее сердце исполнено любовью к нему, она поняла также, что это новое для нее чувство накладывает на нее и новые обязательства. В последние дни ей уже казалось, что они с Дэрвудом постепенно приходят к взаимопониманию. Либерти понимала, чего он хочет от нее. Он же, в свою очередь, казалось, прекрасно понимал ее. Более того, они оба черпали в этом безграничную радость.
   Брэкстон утверждал, что она станет виновницей финансового поражения Дэрвуда, и эти слова испугали ее не на шутку. Ничего удивительного, ведь это была правда. Но куда страшнее и тревожнее оказались свидетельства, обнаруженные ею в бухгалтерской книге. В воображении Либерти рисовались жуткие картины. Та же самая сила, что вытолкнула ее из постели на поиски Арагонского креста, теперь заставила ее повести борьбу со слезами.
   И ей тотчас стало ясно, какую чудовищную ошибку она совершила. Сама того не желая, она раскрыла Эллиоту тайный план Ховарда. Ведь если ее бывший благодетель действительно задумал сокрушить своего соперника, она уже бессильна предотвратить надвигающуюся катастрофу. Из-за своего упрямства она дала Дэрвуду ключ к его же собственному падению. До сих пор Эллиот сохранял твердость духа, зная, что Ховард стал причиной позора, павшего когда-то на его отца. Теперь же ему известно, как, впрочем, и ей, что отец Дэрвуда знал о махинациях Хаксли. Более того, многие из них произошли при его непосредственном участии, а следовательно, Эллиот потерял ту последнюю соломинку, за которую еще мог цепляться ради сохранения собственного достоинства. То есть теперь он лишился даже доброго имени, на котором, как на фундаменте, выстраивал свое будущее. А произошло это по ее вине. Осознание своей чудовищной ошибки лишило Либерти последних сил, и она с рыданиями упала на пол, на груду книг.
   Выходило, Ховард поставил себе целью уничтожить их обоих.
 
   На протяжении двух последующих недель жизнь их приняла неожиданный оборот. Либерти проводила дни в безрезультатных поисках Арагонского креста, пытаясь внутренне приготовиться к надвигающейся катастрофе. Как и предсказывал Брэкстон, ее финансовые дела с каждым днем шли все хуже. Либерти убедилась, что ее средства тают едва ли не на глазах.
   После таинственного исчезновения Брэкстона деловые партнеры Ховарда забеспокоились, принялись то и дело наносить ей визиты. Лишь Эллиот, казалось, оставался невозмутимым. После бурной сцены в зале приемов, он совершенно замкнулся в себе и избегал ее общества. Более того, если не считать вечерних обедов, на которых неизменно присутствовал Гаррик Фрост, могло показаться, что он начисто забыл о ее существовании.
   Иногда Либерти случалось столкнуться с Дэрвудом в коридоре. Порой за обеденным столом, сидя напротив нее со странным выражением лица, он доводил ее молчанием до умопомрачения, сердце ее начинало бешено колотиться. Дважды Либерти поймала его на том, что он стоит у дверей и наблюдает за ней. Но стоило ей заметить на себе загадочный взгляд его зеленых глаз, как Дэрвуд тотчас разворачивался и уходил. Исполненные одиночества, дни ее тянулись однообразно и уныло, как, впрочем, и ночи, и единственным спасением от тоски стали беседы с Гарри-ком Фростом, которые в последнее время случались все чаще. Не зная почему, Либерти с удовольствием проводила время в обществе человека, который был Эллиоту преданным другом.
   Одним дождливым днем она сидела, погрузившись в изучение очередной партии книг.
   — А это что такое? — неожиданно поинтересовался Гаррик, беря в руки медную урну.
   Либерти подняла глаза от инвентарного списка.
   — Это останки царя Махатмута Хан-Мадена.
   — Понятно.
   Гаррик нахмурился и поставил урну на письменный стол.
   — Не бойтесь, — рассмеялась Либерти. — Вряд ли они все еще внутри. Как мне кажется, Ховарда откровенно надули при этой покупке.
   Сунув руки в карманы, Гаррик наблюдал за собеседницей.
   — Либерти, — наконец произнес он. — Надеюсь, за последние две недели я сумел завоевать ваше доверие.
   — Разумеется, Гаррик. Я к вам отношусь с глубочайшей симпатией.
   — Но ведь не с большей, чем к Эллиоту? — осмелев, задал он вопрос.
   Либерти с завидным спокойствием отложила в сторону перо.
   — Мне кажется, это неприличный и нескромный вопрос.
   Гаррик уселся на стул напротив ее письменного стола.
   — Разумеется. Но поскольку я все-таки осмелился задать бестактный вопрос, то позвольте задать еще один, в высшей степени личный вопрос и, возможно, еще более неблагопристойный и взыскательный.
   — Боюсь, вы уже начали…
   — Либерти, что произошло между вами и Эллиотом?
   — Разве он не говорил с вами об этом? — спросила она и поспешила отвести глаза.
   — Прямо — нет. Но у меня такое подозрение, что между вами произошла ссора, причем в ту самую ночь, когда вы встречались с Брэкстоном.
   — «Ссора» — не совсем точное слово для того, что в действительности имело место.
   — Хорошо, пусть будет спор. Правда, он не сказал мне, по какому поводу. Единственное, что мне известно, что с тех пор он сам не свой от злости.
   — Эллиоту не понравилось, что я отправилась на встречу с Брэкстоном, не спросив у него согласия.
   — А он говорил вам, что в тот же вечер мы встречались с Карлтоном?
   Либерти подняла на него изумленный взгляд:
   — Нет.
   — Представьте себе. Эллиот пытался выяснить, откуда исходят угрозы.
   — И он подумал, что это, возможно, дело рук Карлтона?
   — Нет. Но он был почти уверен, что Брэкстон тут тоже ни при чем. Я думал, вы в курсе, — Гаррик понизил голос едва ли не до шепота, — что он до сих пор сомневается, что угрозы — дело рук Брэкстона.
   — Да, но ведь угрозы прекратились. Значит, отъезд Брэкстона — единственное тому объяснение.
   — Позволю себе не согласиться. С самого начала в этой истории было нечто такое, что плохо поддавалось объяснению. Вот почему Эллиот до сих пор опасается, что ваша жизнь под угрозой.
   Либерти на минуту задумалась.
   — Он сказал почему? — все-таки поинтересовалась она.
   — Нет. Как вам известно, Дэрвуд умеет хранить секреты.
   — Ясно.
   — Что возвращает меня к исходному вопросу. — С этими словами Гаррик склонился над ее рабочим столом. — Мне очень любопытно узнать — вы с Эллиотом любовники или нет?
   Либерти оставалось только надеяться, что он не заметит, как она покраснела.
   — Думаю, мне не пристало отвечать на подобные вопросы.
   — Значит, ваш ответ — да?
   — Гаррик!
   — Черт! — раздраженно воскликнул Фрост и откинулся на спинку стула. — Я так и знал!
   Он рассеянно провел ладонью по лицу. Могло показаться, что он погружен в собственные мысли.
   — У меня такое чувство, что за последние две недели я неплохо узнал вас. И потому готов спорить на что угодно, что вы никогда не были любовницей Ховарда Ренделла. Более того, — Фрост многозначительно посмотрел на Либерти, — я готов поспорить, что до Эллиота вы не были в любовных отношениях ни с одним мужчиной.
   Либерти окаменела:
   — Вы это серьезно?
   — Но ведь я прав, не так ли?
   Либерти на мгновение задумалась, а потом кивнула:
   — Да. Вы правы.
   Фрост печально вздохнул:
   — Неудивительно, что Эллиот в таком состоянии. Черт, вы бы посмотрели на него! Он выиграл столько денег за карточным столом, что теперь с ним сядет играть только полный идиот. Если бы он потребовал с меня все проигранные суммы, я бы уже давно пошел по миру. Если не ошибаюсь, я должен ему восемнадцать тысяч.
   — Он играет в карты на деньги?
   — А куда, по-вашему, он отправляется каждый вечер? Либерти не была намерена обсуждать свои подозрения на сей счет.
   — Не знаю, трудно сказать. Гаррик не поверил в ее искренность.
   — Вы решили, что он завел себе любовницу?
   — Что в этом удивительного, если учесть его репутацию?
   — Но это не так. Еще до знакомства с вами у него была связь с женщиной по имени Мари-Клер Понше. Но он порвал с ней в тот же день, когда сделал вам предложение.
   — Ясно, — произнесла Либерти, не зная, что сказать. Гаррик несколько секунд внимательно наблюдал за ней.
   — Позвольте задать еще один не вполне благонравный вопрос?
   — Мы с вами и так уже слишком далеко зашли, — вынужденно улыбнулась Либерти.
   — Вы действительно сказали Эллиоту в ту ночь, что для вас самое главное — освободить его от брачных уз?
   — Да.
   — Почему?
   Либерти задумалась, подбирая слова. Хотя Гаррик — лучший друг Эллиота, чересчур откровенное признание может повредить им обоим.
   — Он с самого начала дал мне понять, что рассматривает наш брак как временное деловое партнерство. Вот почему я решила, что он по достоинству оценил мою готовность к сотрудничеству и желание завершить все как можно раньше.
   — И вам действительно хочется, чтобы все поскорее завершилось?
   — Мне хочется, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло, — тихо произнесла Либерти.
   — То есть стала такой, какой была до вашего брака с Эллиотом?
   «О нет, — подумала по себя Либерти, — только не это». Вслух она не решилась это произнести.
   — Да, — еле слышно прошептала она, глядя на Фроста из-под полуопущенных ресниц.
   — Тогда скажите мне вот что. Зачем вам понадобилось расставаться с весомой уликой, которая могла бы сыграть на руку вам самой, в обмен на бухгалтерскую книгу, которая если на что и годится, так только обелить репутацию отца Эллиота?
   Своим вопросом Фрост попал едва ли не в самую точку. Либерти опустила глаза.
   — Я ни с чем не расставалась. Я запомнила все цифры. И при желании могу восстановить их все до единой.
   — Да, конечно, понимаю, — замахал руками Гаррик. — Мне известно о ваших удивительных способностях. Но ведь вам известно не хуже меня, что просто воспроизведенные по памяти эти цифры отнюдь не та весомая улика, что сам гроссбух. То есть то будут лишь голословные обвинения в адрес Брэкстона, а не письменные свидетельства, сделанные рукой самого Ховарда.
   — Думаю, и этого достаточно.
   — Позвольте с вами не согласиться.
   Фрост в три шага обошел стол и взял ее за руку.
   — Либерти, вы ведь на редкость умная женщина, наделенная отзывчивым сердцем. Зачем вы лжете самой себе? Вы ведь знаете, что подтолкнуло вас на этот шаг.
   — Уверяю вас, вы ничего не понимаете. На самом деле все гораздо сложнее.
   — Признайтесь, ведь вы пытаетесь защитить его. Я прав?
   — Не знаю. Мне трудно ответить на ваш вопрос.
   — Понимаете, не будь Эллиот моим лучшим другом и не знай я наверняка, что он меня за это убьет, я бы не удержался и попытался вас соблазнить.
   — Гаррик, вы отдаете себе отчет в том, что говорите? — Либерти вспыхнула от смущения и гнева.
   — Можно подумать, вы сами об этом не догадывались, — произнес он и потер большим пальцем тыльную сторону ее ладони. — Но в который раз Эллиот первым нашел сокровище. — И Гаррик улыбнулся грустной улыбкой. — Что ж, мне не привыкать!..
   — Гаррик, вы его верный и надежный друг. Вряд ли найдется кто-либо еще, кто был бы столь великодушен по отношению к Эллиоту. Думаю, ему вскоре понадобится ваша поддержка.
   — И именно потому, что Эллиот мне друг, я и хочу, чтобы у вас с ним все было хорошо. Но что-то между вами произошло. Меня не проведешь.
   — Нас с Дэрвудом разделяет всего одно — обида.
   — Либерти, послушайте меня. Вы не представляете, что все это значило для Эллиота. Мне известно, что он вам рассказал о том, как Ховард поступил с его отцом.
   — Да.
   — А он говорил вам, что никто — ни один человек из тех, кого он привык считать своими друзьями, — не захотел протянуть ему руку помощи?
   — Он говорил, что был вынужден пойти на работу в судоходную компанию.
   — Где за гроши полгода гнул спину в Индии? Боже мой, ему даже не предложили приличного места! У него за душой не было ни пенни. Он ходил на поклон то к одному, то к другому, униженно прося о помощи.
   — Мне казалось, он обратился только к Ховарду.
   — Нет. Сначала к Брэкстону, затем к Аддисону Фуллертону, затем к Верджилу Константину. И все они, как один, отвернулись от него.
   Сердце Либерти сжалось от ужаса. Это были имена, упоминаемые в томе «Сокровища». Доведенный до отчаяния, Эллиот по неведению обратился за помощью к тем, кто предал его отца.
   — И потому он их всех ненавидит?
   — Скажем так, у него к ним нет уважения. Теперь же, когда он вращается среди сильных мира сего, они его боятся. Потому что знают — Эллиот может сделать с ними все что угодно.
   — Вы хотите сказать, что все последние пятнадцать лет он вынашивал план мести?
   — Какое-то время — да. Мысль об отмщении словно подстегивала его. Мне ли вам объяснять, что обида — мощная сила? И после смерти отца Эллиоту требовалось нечто такое, что не позволило бы ему сломаться.
   — А теперь?
   — Теперь, как мне кажется, он точно знает, чего хочет. Вы изменили его. Когда вы отправились на встречу с Брэкстоном, чтобы получить в свои руки пресловутый гроссбух, Эллиот, честно говоря, растерялся. За долгие годы он привык полагаться только на самого себя. Когда он на вас женился, то по привычке полагал, что вы непременно его предадите. Вы ведь были любовницей Ховарда! Разве мог он на что-то надеяться?
   Вопрос задел Либерти за живое. Она отнюдь не давала Дэрвуду поводов заподозрить ее в предательстве и измене.
   — Он мог быть уверен, что это не так.
   — Возможно, но он даже не предполагал, что вы готовы ради него отправиться на встречу с Уиллисом Брэкстоном. Эллиот до сих пор не может прийти в себя. Надеюсь, вы это поняли?
   — В ту ночь я узнала слишком многое. И помимо всего прочего, что Дэрвуд желает как можно скорее от меня избавиться.
   — Неправда, Либерти. Умоляю вас, поразмыслите над всем, , что вам известно. Откуда у вас такая уверенность?
   Либерти тотчас вспомнился холодный взгляд зеленых глаз, то, как посуровело лицо Дэрвуда после того, как она призналась ему в своей любви.
   — Он отверг все, что я могла ему дать…
   И надо же, чтобы в этот момент в комнату вошел не кто иной, как сам Дэрвуд. Увидев руку Гаррика, которая все еще покоилась на руке Либерти, он тотчас окаменел.
   — Вижу, Гаррик, ты здесь занимаешься тем, что развлекаешь мою жену. Фрост нахмурился:
   — А я вижу, что твое настроение такое же скверное, как и утром, когда я уходил от тебя, — заметил он, однако отпустил руку Либерти и поднялся на ноги. — Либерти, прошу вас, подумайте на досуге хорошенько обо всем, что я вам сказал. Надеюсь, мы скоро с вами увидимся.
   Либерти нервно покосилась на Эллиота.
   — Ничуть в этом не сомневаюсь, Гаррик. И обещаю подумать.
   Лицо Дэрвуда по-прежнему сохраняло хмурое выражение. Он стоял, не проронив ни слова до тех пор, пока Гаррик не вышел из комнаты.
   — Что ему нужно? — спросил он, как только друг скрылся за дверью.
   Либерти вытерла руки о юбку.
   — Он заглянул, чтобы узнать, желаете ли вы сегодня вечером съездить с ним в клуб. Но поскольку вы были заняты с адвокатами, попросил меня передать вам, что будет там в обычное время.
   — Понятно. — Эллиот подошел к ее рабочему столу. — А с какой стати Гаррик вдруг стал проявлять столь несвойственное ему беспокойство, где и с кем мне проводить время?
   — Он ваш друг. И, как мне кажется, переживает за вас. Дэрвуд расхохотался:
   — Уверяю вас, у него нет причин переживать. Я как раз на пути к тому, чтобы иметь все, что мне нужно, — сказал он и обвел взглядом импровизированное хранилище. — Как вы недавно весьма удачно заметили, как только вы найдете для меня крест, моя коллекция будет полной.
   — Милорд, у меня и в мыслях не было сердить вас. Более того, если не ошибаюсь, вы надеялись получить крест как можно скорее.
   — Естественно, — отозвался Дэрвуд ледяным тоном. — Каковы же ваши успехи?
   — Пока никаких.
   — Ясно, — произнес он и замолчал.
   В наступившей гнетущей тишине Либерти нервно заламывала руки, словно пыталась тем самым облегчить душевные муки. Взгляд Эллиота блуждал по комнате, от одной груды книг и вещей к другой, пока не остановился на аквариуме у нее на столе.
   — Как я понимаю, это ваши рыбки? Либерти не поняла его вопрос.
   — Они не из коллекции Ховарда, а из числа ваших личных вещей?
   — О да. Они мои.
   Дэрвуд наблюдал за ними некоторое время.
   — Осмелюсь заметить, несколько странный выбор для домашних питомцев. Холодны и бесстрастны, не так ли?
   В душу Либерти закралось подозрение, что разговор идет о чем-то большем, нежели просто об аквариумных рыбках.
   — Я их хорошо понимаю, — тихо возразила она. — И за это люблю.
   — Разумеется, как это я сразу не сообразил!
   Он продолжал в задумчивости рассматривать рыбок, и Либерти прочитала на его лице самые противоречивые чувства. Когда же она наконец решила, что ей лучше оставить свое занятие, Дэрвуд молча сел на стул напротив нее.
   Прошло несколько минут, но он так и не проронил ни слова.
   — Вы что-то хотели? — решилась задать вопрос Либерти.
   На сей раз ей стало предельно ясно и понятно, что означает выражение его лица. Словно он произнес это вслух, словно у него на лбу было написано: «Я хочу тебя». Пронзившая ее мысль наполнила трепетом и волнением ее тело. Но Либерти замечала в последнее время на его лице только суровость. Длинные пальцы, которые ласкали ее в этой самой комнате, неподвижно застыли на подлокотниках кресла. И хотя Дэрвуд сидел, словно окаменев, Либерти едва ли не кожей ощущала его внутреннее напряжение.
   — Да, — произнес он. — Я действительно кое-что хочу. Либерти, чтобы не выдать волнения, нарочно сосредоточилась на разбросанных по столу вещах и книгах.
   — Чем я могу быть вам полезна, милорд?
   — Как вам, надеюсь, известно, через неделю состоится открытие выставки.
   — Разумеется. — Либерти выстроила в линию три чернильницы и пресс-папье. — Я слежу за тем, как развиваются события.
   — В таком случае вам должно быть также известно, что у меня есть обязательства, касающиеся этого события.
   — Разумеется. — Она все еще не решалась посмотреть на Эллиота.
   — И как бы ни хотелось мне избежать выполнения некоторых из них, я тем не менее вынужден просить вас сопровождать меня на открытие выставки.
   — Ах вот как? — подняла она наконец глаза. Дэрвуд изумленно выгнул бровь:
   — Естественно. В конце концов, вы моя жена. И я бы хотел видеть вас рядом с собой.
   Либерти пристально посмотрела на Дэрвуда — в его глазах больше не читалось никаких эмоций.
   — Ясно.
   — Надеюсь, у вас достаточно времени, чтобы обзавестись по этому случаю надлежащим гардеробом.
   Либерти растерялась, не зная, что ответить. В последнее время она приобрела себе кое-какие обновки, однако они предназначались отнюдь не для официальных приемов. Тем более что они отклоняли любые приглашения, которые им поступали. И потому Либерти отменила свой очередной визит к модистке. И вообще, в последние две недели она не думала ни о чем другом, кроме необходимости поскорее разыскать крест.
   — У меня есть несколько платьев. Однако, если вы настаиваете, я могу заказать новые.
   — И все они черные?
   — Прошу прощения?..
   Дэрвуд в упор рассматривал ее платье.
   — Ваши платья… они черные?
   Его вопрос насторожил ее. В дневное время она надевала платья, привезенные из Хаксли-Хауса. Кроме того, разбирать коллекцию Ховарда не слишком чистая работа, и Либерти не считала необходимым носить дома свои лучшие наряды. Ведь Эллиот не замечал ее присутствия в доме, не говоря уж о том, что не обращал внимания, во что она одета.
   — Нет, милорд, не черные.
   — Что ж, благодарю и за это. Не хотелось бы объяснять всем моим знакомым, почему моя супруга носит траур по поводу нашего брака.
   — Милорд…
   Дэрвуд поднял руку, не дав ей договорить.
   — У меня и в мыслях нет критиковать вас. Говорю это из чисто практических соображений. Поверьте, вы будете чувствовать себя крайне неловко, если придете в черном. Хочу лишь предостеречь вас от непродуманных решений.
   — Я поняла.
   Он сделал вид, что не расслышал и продолжал:
   — Я попросил Уикерса выбрать несколько приглашений, на которые вы должны дать ответ. Это не значит, что мы примем все из них. Однако я был бы вам весьма признателен, если вы возьмете на себя эту обязанность. Если вы не против, Уикерс может подсказать вам, какие предложения принять, а какие отклонить.
   — Ничуть не сомневаюсь, что его помощь окажется мне полезной.
   — И если не имеете ничего против, — добавил Дэрвуд, поднимаясь с кресла, — я бы хотел, чтобы сегодня вечером мы с вами посетили званый вечер.
   — К какому времени я должна быть готова?
   — К восьми.
   — Обещаю, что не задержу вас, милорд. Дэрвуд не ответил и, бросив на прощание взгляд на аквариум, вышел из комнаты.

Глава 13

   Либерти провела остаток дня в суете и хлопотах. Бедного Уикерса едва не хватил апоплексический удар, когда на сегодняшний вечер она выбрала прием в доме Фуллертона. Все, кто Дэрвуда знал более или менее близко, был в курсе того, что он питает к Фуллертону глубочайшую неприязнь.
   Остаток дня у Либерти не шли из головы слова Гаррика, а приглашение в дом к Фуллертону не давало покоя. Может, нет ничего удивительного в том, что Эллиот не нуждается в ее любви? Но с другой стороны, если честно признаться самой себе, ему теперь вроде вообще ничего не нужно.
   Собственно говоря, он стал таким, как есть, именно благодаря людям типа Фуллертона.
   Стоило Либерти задуматься о лицемерии всех этих людей, как ее сердце наполнялось праведным гневом. Возможно, отец Эллиота тоже был нечист на руку, но его единственным прегрешением, насколько она могла судить, стало то, что он испытывал угрызения совести. И тогда все те, кому он безоговорочно доверял, тотчас превратились в его злейших врагов. И нет ничего удивительного в том, что ради своего спасения эти люди растоптали его.
   Именно тогда и было решено создать «Сокровище» как некий реестр их черных дел. Все до единого подозревали друг друга и прилагали все усилия, чтобы оградить себя от предательства противника. Каждый получил свой экземпляр, а вместе с ним и гарантии, что их круговая порука не даст сбоя. То есть до тех пор, пока каждый имеет возможность разоблачить остальных, никто не осмелится сделать это первым.
   И эта правда известна только ей одной, считала Либерти. По словам Гаррика, Эллиот подозревал, что круг недругов гораздо шире и включает не только Уиллиса Брэк-стона. Однако Либерти не предполагала, как далеко дотянул клан щупальца своих преступных финансовых операций. И сегодня она попытается заручиться содействием Аддисона Фуллертона. Как только он согласится помочь ей, она сможет покончить с тиранией Ховарда. И тогда Эллиот вздохнет свободно.