Куин убеждала себя, что волновалась потому, что очень скучала по тете и по дому, а болезненные воспоминания и мысли о том, что завтра она, возможно, увидит Роберта, не имели никакого отношения к ее нервозности. О Боже, пусть это окажется правдой!
   – Ну же, девочка, ешь.
   Тетя пристально взглянула на племянницу.
   Куин очнулась от своих мыслей.
   – Извини, тетя Фиона. Я как раз вспоминала… о многом.
   Ясные глаза старушки, казалось, заглянули Куин прямо в душу. Ее взгляд смягчился.
   – Все будет хорошо, поверь мне. Куин сглотнула.
   – Правда?
   – Да, сама увидишь. – Тетя улыбнулась, в ее глазах светилась неподдельная любовь. – Ты сильная, девочка. Ты справишься.
   Куин ощутила прилив ответной любви. Тетя всегда понимала ее чувства. Слова для этого были не нужны. Родители Куин погибли из-за того, что их лодка потерпела крушение на озере Эри. В тот день Фиона утешала и ее, и Морин, хотя понимала, что шестилетняя Куин нуждалась не только в объятиях и поцелуях. Она посадила ее к себе на колени и прошептала:
   – Не бойся, Куин. Я всегда буду тебя любить и никогда не оставлю тебя.
   С тех пор их связывали особые узы. Куин потянулась через стол и сжала тетину руку.
   – Я люблю тебя, – мягко сказала она. – Извини, что я так долго не приезжала домой.
   – Не важно. – В голосе тетушки слышались хриплые нотки. – Теперь ты дома. Вот и все, что имеет значение.
* * *
   Куин лежала в кровати, уставившись в потолок. Она считала завитки в узорах, которыми тот был расписан, и лениво размышляла, сколько раз она делала то же самое раньше.
   В окна лился солнечный свет. Вчера вечером она не позаботилась о том, чтобы закрыть ставни. Тетя временно переехала в комнату на первом этаже. После того как Куин помогла старушке улечься в постель, она разделась в большой старомодной ванной комнате, долго лежала в горячей ванне, а затем на цыпочках прошла в залитую лунным светом спальню. Она совсем обессилела, но, даже забравшись в старую кровать и зарывшись в одеяла, долго не могла заснуть. Воспоминания отказывались оставить ее в покое.
   Она взглянула на часы, лежавшие на прикроватном столике. Уже девять! Боже мой, она собиралась встать намного раньше! Куин откинула одеяла и вылезла из постели. Всего день дома, а уже не справляется с заботой о тете. Куин была уверена, что Фиона давным-давно встала. Понадобилось бы что-то посерьезнее, чем сломанная нога, чтобы удержать ее в постели сразу после рассвета. Она уже, наверное, приготовила завтрак и бог знает что еще. Это в ее духе.
   И действительно; когда через пять минут Куин спустилась на кухню, тетя сидела за столом в инвалидном кресле. Перед ней стояла чашка кофе и лежал свежий выпуск «Кливленд плэй дилер». Старушка подняла глаза и улыбнулась:
   – Доброе утро! Хорошо спала?
   Как Куин и рассчитывала, тетя была полностью одета, накрашена и аккуратно причесана.
   – О да, я хорошо спала, но чувствую себя ужасно! Я давно должна была встать.
   – Зачем? – спросила Фиона. Она поднесла к губам чашку и сделала глоток.
   – Я должна заботиться о тебе, – Куин подошла к кухонному столу и налила себе кофе из полупустого стеклянного кувшинчика, который подогревался в кофеварке, – а не спать.
   – То, что я сломала ногу, еще не означает, что обо мне постоянно нужно заботиться, – нежно улыбнулась Фиона. – По правде говоря, мне не нужен сторож, особенно если учесть, что Питер и Элинор всегда рядом. Мне просто хотелось, чтобы ты приехала домой, вот и все. А это был хороший предлог, чтобы вызвать тебя сюда. Я могу делать все, вот только не могу дотянуться до этой проклятой плиты!
   Куин знала, что тетя права. Вчера вечером она имела возможность увидеть – Фиона со многим справляется сама. Но Куин по-прежнему чувствовала себя виноватой.
   – Пусть так. Но я здесь и больше не намерена так долго спать.
   Она села за стол напротив тети. Отхлебнув кофе, Куин услышала звук шагов на заднем крыльце. И она, и тетя одновременно подняли глаза. Через секунду Питер Кимбл постучал в заднюю дверь.
   – Куин в раздражении поставила чашку на место. Что ему нужно? Разве он не может в это утро оставить ее наедине с тетей? Она собиралась встать, но Фиона остановила племянницу, положив ладонь на ее руку.
   – Входи, Питер, – позвала тетя, – дверь открыта.
   Куин подавила желание сказать что-нибудь неприятное. Питер вошел в комнату. В это утро на нем были узкие джинсы, облегавшие сильные ноги, и фланелевая рубашка в клетку, накинутая поверх водолазки с горлом. В правой руке красовалась коробка из местного магазина, торговавшего пончиками.
   Он принес с собой струю свежего воздуха, и Дейзи, которая грелась в лучах солнца, поднялась с пола с царственным видом и с высоко поднятым хвостом направилась к камину. Куин подумала о том, как бы ей хотелось также уйти, проигнорировав Питера Кимбла.
   – Доброе утро, – сказал он. Его холодные зеленые глаза на мгновение встретились с глазами Куин, прежде чем остановиться на лице Фионы. Он широко улыбнулся: – Принес тебе свежих пончиков.
   Фиона улыбнулась в ответ и взглянула на Куин:
   – Он знает, что я сладкоежка.
   Куин хотела быть более доброжелательной по отношению к Питеру Кимблу. Она знала, что вела себя по-детски, но ее возмущала заботливость постояльца. Именно она должна была сделать что-то особенное для Фионы в это утро. Вспомнить, как тетушка любит свежие пончики. Куин выдавила из себя слабую улыбку:
   – Ужасно мило с вашей стороны.
   Когда Питер снова взглянул на нее, его улыбка исчезла, как будто кто-то опустил невидимый щит. Он пожал плечами:
   – Скорее всего я сам съем половину.
   Он поставил коробку на стол. Фиона засмеялась:
   – Это точно. Когда дело касается еды, Питеру нет равных.
   Куин стиснула зубы. Неужели ей придется пререкаться с Кимблом каждый день, пока она дома? Ах нет! Сегодня суббота. В понедельник у него уроки в школе. Настроение улучшилось.
   – Угощайся кофе, Питер, – сказала тетя.
   Когда он подошел к кофеварке, Куин заметила, что на постояльце снова все те же старые кроссовки. В его-то возрасте следовало перестать быть ребенком и надеть пару хороших ботинок.
   «Ну вообще-то на тебе сейчас тоже любимые „Рибок“.
   Почему этот человек так раздражал ее?
   Питер без приглашения отодвинул стул, сел и подтолкнул локтем коробку с пончиками к Фионе. Тетушка открыла ее.
   – Ой, да они еще теплые. Как я люблю именно такие! Она попробовала один.
   Питер пододвинул коробку к Куин. Их глаза на мгновение встретились.
   – Попробуйте.
   – Нет, спасибо. – Ей не хотелось доставлять ему удовольствие, кушая эти дурацкие пончики. Она резко встала. – Пожалуй, я приготовлю себе овсянки.
   – В буфете есть овсянка быстрого приготовления, – сказала тетя.
   Куин пристально взглянула на Фиону:
   – Быстрого приготовления? Я помню время, когда на этой; кухне можно было съесть только что-то, приготовленное на скорую руку.
   Она не могла сдержать смех при виде тетиного сконфуженного лица. Куин наклонилась и поцеловала ее в щеку.
   – Все в порядке! Я просто тебя дразню. Я сама ем овсянку быстрого приготовления.
   Глаза Куин уловили мимолетный взгляд Питера. Удивительно, но он улыбнулся ей! И снова ее поразило, насколько улыбка меняла этого человека: Она поймала себя на мысли, что улыбается в ответ. Странно, ее почему-то охватило волнение, и она поспешно отвела взгляд.
   Пока Куин готовила кашу, Питер и тетя мило болтали. Только она переложила овсянку в миску поменьше, как раздался шум мотора.
   – Похоже, кто-то едет, – сказала она, подойдя к окну. Темно-зеленый «мерседес» затормозил напротив гаража.
   Куин с любопытством наблюдала, как водитель открывает дверцу. И тут ее сердце подпрыгнуло, так как из машины показалась фигура Роберта Блэнкеншипа. Несколько мгновений спустя из другой двери появилась ее сестра, Морин. Двое детей, племянница и племянник, которых Куин знала только по фотографиям, выбрались из задних дверей.
   – Это Морин и Роберт, – сказала она, удивляясь, что голос звучал абсолютно нормально, в то время как внутри ее будто резали на куски. Она рассчитывала на то, что подготовится к приезду родственников. Куин не была уверена, что готова сейчас увидеть их, особенно после наплыва чувств, который она пережила вчера вечером.
   Фиона кивнула:
   – Я так и думала, что они приедут с утра.
   Куин наблюдала за тем, как маленькая семья приближалась к заднему крыльцу. Поверх темного костюма на Роберте было темно-синее пальто, светло-русые волосы блестели в утреннем свете. Морин выглядела очень элегантно в длинной черной юбке, коротком жакете, отороченном бобровым мехом, и узких сапожках на высоком каблуке. Ее легкие светлые волосы были аккуратно уложены, в ушах сверкали бриллиантовые сережки-гвоздики. Дети были одеты более небрежно: теплые зимние свитера, джинсы и теннисные туфли.
   Куин поставила миску с овсянкой на кухонный стол. В горле у нее пересохло. Стоя спиной к Питеру и тете, она пыталась совладать с нахлынувшими чувствами. Настал момент, которого она боялась столько времени.
   Куин сделала глубокий вдох и сказала себе, что выдержит эту встречу. В конце концов, она уже давно не любит Роберта. За десять лет многое изменилось. Она счастлива, рядом с ней замечательный мужчина, который ее любит и хочет жениться. Морин и Роберт больше не причинят ей боли.
   Успокоившись, Куин повернулась к двери. Несколько мгновений спустя задняя дверь распахнулась, и первым в дом вошел Робби, восьмилетний племянник Куин, а следом за ним и Джен, его шестилетняя сестра. Куин взглянула на детей, и, несмотря на все, что она себе внушала, в груди образовался болезненный комок.
   Она всегда хотела детей. Даже в детстве для нее не существовали Барби. Она предпочитала розовощеких пупсов с толстыми ножками и мечтала о том дне, когда у нее появится настоящий ребенок, которого она будет одевать, кормить и нежно прижимать к себе.
   – «Если бы я вышла замуж за Роберта, эти дети были бы моими», – как громом поразила ее эта мысль.
   Робби и Джен были прелестны. Оба светловолосые, как и их родители. У обоих голубые глаза, правда, у Робби светло-голубые, как у матери, а у Джен темно-синие, как у отца. Оба розовощекие крепыши.
   Робби поздоровался:
   – Привет, тетя Фиона. Привет, Питер.
   – Привет, дружище, – ответил Кимбл.
   Робби перевел взгляд на Куин и нерешительно улыбнулся. Именно таким она представляла Роберта в детстве. Темные глаза Джен тоже смотрели на незнакомую тетю. Куин видела в девочке себя. Думать о том, что этот ребенок, ребенок Морин, выглядел так же, как и Куин в детстве, было невероятно больно.
   Тем временем в дом вошли Роберт и Морин. Куин, пытаясь оттянуть момент встречи, присела на корточки перед Джен:
   – Привет, Джен. Я тетя Куин.
   Девочка улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки, в точности как у матери.
   Робби подошел к ним:
   – Я Робби.
   Куин посмотрела в дружелюбные глаза мальчика:
   – Да, я знаю. Привет, Робби.
   – Привет. – Он протянул правую руку. Они важно обменялись рукопожатием. Сзади раздавались голоса Морин и Роберта. Роберт говорил:
   – Здравствуй, тетя Фиона! – И через секунду: – Кимбл. Затем поздоровалась Морин:
   – Привет, тетя Фиона. Как нога? Привет, Питер. Как хорошо, что я тебя встретила. Как прошел эксперимент?
   Куин не слышала, что отвечали Питер и Фиона. В голове крутились воспоминания, она глубоко вздохнула, пытаясь выбраться из водоворота чувств. Наконец поняла, что момента истины не избежать, и встала, взглянула на Морин. Куин точно не знала, что ожидала от сестры в их первую встречу. Сожаления? Раскаяния? А может, вызывающего поведения?
   Но ничего такого не было. Напротив, встретившись взглядом с Морин, Куин уловила в глубине ее голубых глаз что-то вроде неуверенности. Но, едва появившись, она исчезла, и Куин подумала, что это был всего лишь плод ее воображения. Должно быть, так оно и было, потому что Морин всегда и во всем была уверена.
   – Здравствуй, сестренка. Бог мой, да мы стали совсем большими! – сказала Морин. Тон был насмешливо-изумленным.
   – Здравствуй. – Куин изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал так же легко и непринужденно. – Ты совсем не изменилась.
   Любой, кто видел Морин впервые, никогда бы не догадался, что ей тридцать пять и у нее двое детей. Свежая кожа цвета сливок, как у юной восемнадцатилетней девушки, – во всяком случае, Морин даже похорошела со времени их последней встречи.
   Глядя на сестру, Куин почувствовала, что к ней возвращается ее прежняя неуверенность в себе. Она всегда знала, что в семье была неприметным воробышком – тихая, погруженная в книги и слишком худая. В то время как Морин была ослепительной красавицей – Каролинской уткой или сойкой – бойкой и яркой. На нее невозможно было не обратить внимания.
   Совершенно невозможно.
   Морин улыбнулась. В какой-то момент Куин испугалась, что сестра попытается ее обнять. Она знала, что не выдержит этого, но все обошлось. В душе Куин мириады чувств сменяли друг друга, в то время как она рассматривала Морин. Сердце ее продолжало тяжело биться, как будто любовь и ненависть боролись в нем за власть. Нахлынули детские воспоминания. Ей вспомнилось время, когда она обожала сестру и бегала за ней как хвостик.
   Роберт откашлялся. Куин неохотно перевела взгляд. Он подошел к ней и улыбнулся:
   – Куин, как замечательно, что ты снова здесь.
   – Здравствуй, Роберт.
   Он заколебался на долю секунды, затем нагнулся и поцеловал ее в щеку. Куин оцепенела, но поцелуй длился всего мгновение. Она была в полной растерянности.
   – Мы не ожидали, что вы так рано приедете, – сказала Фиона.
   – У нас назначена встреча с адвокатом в половине одиннадцатого, – сказала Морин. – И мы надеялись, что сможем оставить детей здесь на пару часов. – Она послала Куин одну из своих ослепительных улыбок. – Пусть тетя Куин познакомится с племянниками.
   Куин почувствовала приступ раздражения. Хотя ей хотелось познакомиться с детьми поближе без всепоглощающего присутствия их родителей, она знала, что на самом деле скрывалось за словами Морин. Привезя детей сюда, Морин, как всегда, думала только о том, что ей так будет удобнее, и ни о чем другом.
   – Мы вернемся к обеду, – сказал Роберт. – Купим по пути пиццу или что-нибудь в этом роде.
   – Устроим вечеринку, – поддержала его жена. – Отпразднуем возвращение Куин домой. – Она искоса взглянула на сестру. – Снова одна большая счастливая семья.
   Куин хотелось бы быть умнее. Какое это было бы удовольствие, срази она Морин остроумным ответом или саркастическим замечанием.
   Морин повернулась к Кимблу:
   – Питер, ты все еще будешь здесь, когда мы вернемся? В ее тоне ясно читалось: «Я надеюсь».
   – Скорее всего нет. У меня много дел.
   – Ох, очень жаль. Я хотела, чтобы ты мне все рассказал об эксперименте. Детям понравилось?
   – Да, понравилось. Он имел оглушительный успех. Не знаю, как тебя и благодарить.
   Морин одарила его ослепительной улыбкой.
   – Разве я не говорила? – засмеялась она. – Это будет тебе уроком. Мне надо верить. Питер широко улыбнулся:
   – Хватит мне об этом напоминать.
   Куин украдкой взглянула на Роберта, пытаясь понять, что он думает о чересчур дружеских отношениях между своей женой и Питером. Она не удивилась, увидев, что он стиснул зубы, а его глаза превратились в узкие щелки. Конечно, поведение Морин не удивило Куин. Сестра никогда не могла спокойно пройти мимо любого мужчины в радиусе десяти футов.
   – О каком эксперименте идет речь? – спросила Фиона. Все еще широко улыбаясь, Питер ответил:
   – Я случайно упомянул в разговоре с Морин, что один из моих учеников, Джейсон Эндовер, решил, что не хочет идти в колледж. Его родители были вне себя. Похоже, парень нашел работу на полставки в магазине готового платья, ему предложили место менеджера, и он хочет его принять. Я пытался поговорить с Джейсоном, но он ничего и слышать не хотел. Только повторял, что ему предложили огромные деньги. Это его совершенно ослепило.
   – Как бы то ни было, – перебила Морин, – я предложила Питеру провести в классе эксперимент. Разделить класс на три-четыре команды, выделить каждой определенную сумму денег, и они должны были полностью обеспечивать себя на эти деньги.
   – Сумма денег, которую получила каждая команда, была почти равна сумме, которую Джейсон должен был зарабатывать за месяц, – добавил Питер. Он взглянул на Морин: – И ты оказалась права. У детей открылись глаза, когда они обнаружили, что тысяча долларов в месяц не так уж и много, после того как им пришлось платить за квартиру, коммунальные услуги, телефон, газ, машину, еду, оплачивать страховку.
   – А что же Джейсон? – спросила Фиона. – Ему эксперимент тоже открыл глаза?
   – Ну да, – ответил Питер. – В конце концов он решил, что колледж – это не так уж плохо.
   – Готова поспорить, его родители считают тебя волшебником, – сказала Морин.
   – Но я и есть волшебник. Морин закатила глаза:
   – Мужчины! Всегда пытаются приписать себе чужие заслуги!
   Она засмеялась и с теплотой взглянула на Питера.
   Куин чувствовала себя лишней. Теперь ей все стало ясно. Очевидно, что Питер и Морин были друзьями. Скорее всего сестра понарассказывала ему всяких историй о Куин. Неудивительно, что он так странно себя вел прошлым вечером.
   – Пойдем, Морин, – сказал Роберт.
   – Да, дорогой, – сладким голосом произнесла Морин. Куин заметила, что, поворачиваясь, она подмигнула Питеру. Куин не могла понять, кто ее раздражал больше – сестра или Питер Кимбл, который, как и все мужчины, был совершенно очарован этой вертихвосткой.
   Наконец Роберт и Морин ушли. Скинув куртки, дети попросили у Фионы разрешения посмотреть мультфильмы. Куин проводила их в гостиную и включила телевизор, оттягивая возвращение на кухню. Но сколько ни оттягивай, а пришлось вернуться на кухню к уже остывшей овсянке.
   Она надеялась, что Питер Кимбл уже ушел. Ей нужно было время, чтобы разобраться в своих чувствах. Она не хотела, чтобы его холодные оценивающие глаза осуждающе наблюдали за ней. Куин не хотелось притворяться, что ее семья была абсолютно нормальной.
   Но он не ушел.
   Когда их глаза снова встретились, Куин стало интересно, что он думает. Интересно, сравнивает ли он ее с Морин и может ли она с ней конкурировать. И еще ей было интересно, имел ли он представление о проблемах в их семье.
* * *
   Питер не выносил Роберта Блэнкеншипа. С первого дня их знакомства он считал его слишком льстивым. Питера поражало, что Роберт никогда не называл его по имени, а всегда обращался к нему: «Кимбл». Питер догадывался, что муж Морин был отнюдь не глуп. Он знал, что Питер его недолюбливает, и его нежелание называть его по имени скорее всего было подсознательной реакцией на это.
   Питера всегда удивляло, что привлекло Морин в Роберте Блэнкеншипе. Может, внешность? Да, его можно было назвать красивым, хотя модельная внешность никогда не нравилась Питеру. Всякий раз, когда он видел Роберта, у него закрадывалось подозрение, что тот, наверное, выливал на себя целый флакон лака для волос, чтобы казалось, будто он только что от парикмахера. Должно быть, парень тратил целое состояние на одежду. Питер готов был поспорить, что костюм, в котором Роберт появился в это утро, стоил больше, чем Питер зарабатывал за неделю.
   Одно время Кимбл тоже обращал внимание на свою одежду и прическу. Да, когда-то он переживал из-за многих вещей, пока не понял, что все это, в сущности, чепуха. Теперь он придавал значение всего двум вещам. Цельности человеческой натуры. И семье. Но так получилось, что Питер лишился и того, и другого.
   Целью его жизни стало вновь обрести хотя бы одну из утерянных ценностей. Вторая – семья – была утеряна для него навсегда.
   Наблюдая за встречей Куин Риордан с сестрой и се семьей за выражением ее глаз, Питер вспомнил свои чувства в то роковое утро. Вспомнил, как очнулся в больнице, вспомнил душераздирающую боль, когда ему сказали, что его жена, Кристина, и его прелестная дочурка, Аманда, погибли.
   Погибли, потому что он посчитал необходимым поехать на дурацкую вечеринку. Погибли, так как он думал, что заработать кучу денег важнее, чем позаботиться о безопасности семьи и обратить внимание на прогноз погоды. Погибли из-за его эгоизма, глупости, из-за того, что он думал только о себе.
   Питер пристально взглянул на Куин, когда та снова вошла в кухню. Показалось ли ему, или он действительно увидел боль в ее глазах? Нет, не показалось. Его взгляд скользил по ее лицу. Глаза выдавали напряжение, и, как она ни старалась придать своему лицу непринужденное выражение, в ее хрупкой фигурке сквозила такая незащищенность и уязвимость, что все это только усиливало его подозрения. Что-то было не так.
   Чёрт побери, он знал, что было не так! Все время, когда он встречался и беседовал с Морин, та избегала разговоров о сестре. Всякий раз, когда он упоминал Куин, она замолкала или говорила что-то вроде: «Мы с Куин не были близки». Это уже о чем-то говорило.
   Питер решил, что, как только они с Фионой останутся наедине, он попробует выведать, в чем тут дело. Он взглянул на старушку и заметил, что в глубине ее глаз прячется тревога. Тетушка тоже пристально смотрела на Куин.
   Он снова перевел взгляд на Куин. Та ковыряла ложечкой остывшую овсянку. Поколебавшись, она подошла к кухонной раковине и выкинула туда содержимое миски.
   Никто не проронил ни слова. Часы на кухне тикали, отсчитывая убегающее время. Старый дом стонал в такт порывам северного ветра. Даже Дейзи, которая как раз умывалась, оторвалась от своего занятия и взглянула вверх. В ее желтых глазах светилась подозрительность, словно она чувствовала напряженность, витавшую в воздухе.
   Куин подошла к холодильнику и вынула пакет молока, налила себе в чашку и поставила на кухонный стол. Усевшись, она протянула руку за пончиками.
   – Я передумала.
   В ее глазах ясно читалось: «Вы что-то хотите сказать по этому поводу?»
   Питер широко улыбнулся. Дело принимало интересный оборот.

Глава 3

   Почему он не ушел? Куин сконцентрировалась на этом вопросе, надеясь, что Питер почувствует исходящие от нее флюиды, но он, казалось, приклеился к стулу и не замечал, что его присутствие нежелательно. Кимбл выпил вторую чашку кофе и съел еще пару пончиков. И, как показалось Куин, он постоянно, даже разговаривая и обмениваясь шутками с тетей, исподтишка наблюдал за ней.
   «Иди домой. – Она продолжала попытки передать ему свое мысленное послание. – И прекрати на меня смотреть».
   Когда она уже начала думать, что он поселился здесь на всю оставшуюся жизнь, Питер отодвинул стул и встал.
   – Ну, я, пожалуй, пойду. Сегодня у меня полно дел.
   Он подошел с кружкой к раковине, ополоснул ее и поставил сушиться.
   Даже это маленькое проявление заботы вызвало у Куин раздражение. Чувствовалось, что у Питера с тетей очень близкие, семейные отношения.
   Он задержался на мгновение, перегнувшись через кухонный стол. Косые лучи солнца, врывавшиеся в окно над раковиной, падали на его волосы, и в них вспыхивали рыжеватые блики. Он действительно вел себя так, будто дом принадлежал ему, и, по всей видимости, тетушку поведение постояльца не смущало.
   – Фиона, – спросил он, – тебе купить что-нибудь в супермаркете или в скобяной лавке? Старушка покачала головой:
   – Нет, вчера Элинор купила все необходимое. Но все равно спасибо.
   Он взглянул на Куин:
   – А вам? Могу купить что-нибудь по пути.
   – Что-то ничего не приходит на ум.
   Вообще-то ей нужно было кое-что из туалетных принадлежностей, но она пойдет и купит их сама. Ей не хотелось быть обязанной Питеру Кимблу даже за такую мелочь.
   – Ну что ж, я пойду, – сказал он. – До встречи. Как только дверь за ним закрылась, Куин почувствовала невероятное облегчение. В Питере было что-то вызывающее беспокойство, даже когда он был с ней мил. Его взгляд был слишком внимательным, а в данном случае это было совсем ни к чему. Ей становилось все труднее скрывать свои чувства, особенно после недавней встречи с Морин и Робертом.
   – Все в порядке, Куин? – спросила тетя, когда они остались одни.
   – Да, в порядке.
   Лгунья.
   – Знаю, тебе тяжело было видеть Морин и Роберта, но ты прекрасно держалась.
   – Правда?
   Куин перехватила сочувствующий взгляд тетиных глаз.
   – Да, правда. Самое худшее уже позади. Теперь всякий раз, как ты их будешь видеть, тебе будет становиться все легче. Обещаю.
   Куин кивнула. Как бы ей хотелось быть столь же уверенной в этом! Повернувшись спиной к Фионе, она сказала:
   – Давай-ка я вымою посуду.
   Следующие пятнадцать минут Куин занималась тем, что мыла грязную кухонную утварь. Наконец самообладание вернулось к ней, и она проследовала за тетей в гостиную.
   Фиона взяла сумку с вязаньем и вскоре уже вязала что-то похожее на красный свитер, Куин уселась рядом на диван, откуда могла рассматривать детей, пока те смотрели телевизор.
   Время от времени Робби или Джен начинали смеяться над ужимками героев мультфильмов, и Куин ловила себя на том, что тоже улыбается. Дети были просто очаровательны. Она опасалась, что они окажутся испорченными и невоспитанными, так как не очень-то верила в материнский талант Морин. Но, похоже, Морин и Роберт были хорошими родителями.