Страница:
После обеда сестры одновременно встали из-за стола.
– Я помогу тебе убраться, – предложила Морин. – В конце концов, на тебе была вся готовка.
Питеру стало интересно, согласится ли Куин. Чуть поколебавшись, она кивнула.
– Я помогу вам отнести посуду на кухню, – предложил он.
– Все в порядке, – ответила Куин. – Мы с Морин сами справимся. А ты посиди с Робертом и Фионой. – Она огляделась. – Если захочешь пирога, так и скажи, не стесняйся. Если нет, то мы позже принесем его в гостиную.
После того как сестры направились на кухню, остальные пошли в гостиную. Роберт поставил детям видеокассету с записью диснеевского мультфильма, а сам подошел к буфету, где Фиона хранила виски. Налил себе выпить.
– Будешь? – спросил он Питера.
– Нет, спасибо.
– А ты, тетя Фиона?
– Может, чуть попозже.
Питер уселся рядом с тетушкой. Какое-то время они смотрели с детьми мультфильм «Король Лев». Роберт, не обращая на них внимания, перевернул первую страницу журнала «Плэйн дилер».
Через полчаса Питер стал искать предлог, чтобы уйти на кухню. Ему было любопытно увидеть, как ведут себя сестры, оставшись наедине. Он уже почти решил, что попросит налить ему еще чашечку кофе, когда на помощь пришла Фиона:
– Питер, ты не принесешь мне кусочек тыквенного пирога?
– Конечно. С удовольствием. Кимбл направился на кухню.
Но когда половина посуды была перемыта, Морин сказала:
– Сегодня был хороший день. Мне все очень понравилось.
Куин кивнула. День действительно был замечательным.
– Как в старые добрые времена. Куин промолчала. Старые времена уже не вернуть. Все изменилось.
– Ты когда-нибудь вспоминала о том времени, когда мы были детьми? – В голосе Морин слышалась печаль.
– Иногда. – Куин продолжала скрести посуду. Ей не хотелось разговаривать.
– Хорошее было время, правда?
– Да.
«Тогда я еще считала тебя совершенством».
Она еще усерднее занялась посудой.
– Иногда я жалею, что нельзя снова стать детьми.
– Да, нельзя.
– Разве тебе не хочется?
– Да нет, не хочется.
Лгунья! Ей сто раз хотелось повернуть время вспять.
Морин вздохнула:
– Значит, ты счастлива. Ни о чем не жалеешь? На какое-то время в комнате повисла тишина. Что Морин хочет от нее услышать?
– Я бы так не сказала. Я о многом жалею. Да, о многом, – наконец ответила Куин. И снова принялась яростно оттирать кастрюлю.
«И в первую очередь я жалею о том, что идеализировала тебя».
– Куин, почему ты не смотришь на меня? Ты так сильно меня ненавидишь, что не выносишь моего вида?
– Я не ненавижу тебя, Морин. Просто хочу побыстрее домыть посуду, чтобы присоединиться к остальным и попробовать десерт. Может, не будем больше возвращаться к этой теме?
– До каких пор ты будешь меня наказывать? – продолжала настаивать Морин.
Куин тщательно ополоснула миску и поставила ее сушиться. Затем обернулась и взглянула на сестру:
– Морин, я не желаю сейчас об этом говорить. И буду тебе очень признательна, если мы оставим эту тему.
«Может, если бы ты извинилась, если бы признала, что была не права…»
Морин взглянула на сестру. Ее глаза сверкали.
– Нет, Куин, я не хочу оставлять эту тему! Я так больше не могу. Я решила расставить все точки над „i”.
Куин цинично улыбнулась:
– Я решила. И так всегда. Морин, ты когда-нибудь хоть на секунду задумывалась о том, чего хотят другие?
Морин поджала губы.
– Знаешь, чего я никак не могу понять? Почему ты злишься на меня, но при этом ведешь себя так, будто Роберт тут ни при чем? Поверь мне, если бы ты знала, как все было на самом деле…
– Ох, умоляю тебя, можешь оставить при себе все эти отвратительные подробности. И не надо все сваливать на Роберта. Это бесполезно. Не забывай – я прекрасно знаю, что ты собой представляешь.
– Ну да, конечно, – сказала Морин, – я такая плохая большая девочка, соблазнила Роберта, маленького невинного мальчика!
– Думаю, он не возражал…
– Ты не считаешь, что в танце участвуют двое? – парировала Морин. – Моя вина лишь в том…
Куин оторвалась от мытья посуды и взглянула на сестру:
– Да, я прекрасно понимаю, что в танце участвуют двое, но кто-то один приглашает другого на танец, и мы знаем, кто этот кто-то! Но меня не удивляет, что ты убеждена в обратном. Ты всегда пыталась свалить на других вину за свои ошибки.
– Думаю, ты ждешь не дождешься, когда мой брак полетит ко всем чертям, чтобы запрыгнуть в постель к Роберту, так? – Глаза Морин превратились в узкие щелочки. – Хочешь отплатить мне за то, что я, как ты считаешь, причинила тебе столько зла, да? – Она засмеялась, и этот звук пронзил внезапно повисшую тишину. – Что ж, если ты так хочешь, путь свободен!
– Меня не удивляет, что ты всех судишь по себе! – в ярости бросила Куин. Она могла бы догадаться, что Морин поймет все именно так.
В это мгновение сестра повернулась к двери, и от того, как изменилось выражение ее лица, у Куин мурашки побежали по спине.
Куин вытерла руки о передник и обернулась. Кровь прилила к ее щекам. На пороге стоял Питер.
О Боже! Что он успел услышать?
Глава 6
– Я помогу тебе убраться, – предложила Морин. – В конце концов, на тебе была вся готовка.
Питеру стало интересно, согласится ли Куин. Чуть поколебавшись, она кивнула.
– Я помогу вам отнести посуду на кухню, – предложил он.
– Все в порядке, – ответила Куин. – Мы с Морин сами справимся. А ты посиди с Робертом и Фионой. – Она огляделась. – Если захочешь пирога, так и скажи, не стесняйся. Если нет, то мы позже принесем его в гостиную.
После того как сестры направились на кухню, остальные пошли в гостиную. Роберт поставил детям видеокассету с записью диснеевского мультфильма, а сам подошел к буфету, где Фиона хранила виски. Налил себе выпить.
– Будешь? – спросил он Питера.
– Нет, спасибо.
– А ты, тетя Фиона?
– Может, чуть попозже.
Питер уселся рядом с тетушкой. Какое-то время они смотрели с детьми мультфильм «Король Лев». Роберт, не обращая на них внимания, перевернул первую страницу журнала «Плэйн дилер».
Через полчаса Питер стал искать предлог, чтобы уйти на кухню. Ему было любопытно увидеть, как ведут себя сестры, оставшись наедине. Он уже почти решил, что попросит налить ему еще чашечку кофе, когда на помощь пришла Фиона:
– Питер, ты не принесешь мне кусочек тыквенного пирога?
– Конечно. С удовольствием. Кимбл направился на кухню.
* * *
Некоторое время Куин и Морин молча занимались делами, время от времени говоря что-то вроде: «Куда это положить?» или «Я положу остатки картошки в пластиковый контейнер, хорошо?»Но когда половина посуды была перемыта, Морин сказала:
– Сегодня был хороший день. Мне все очень понравилось.
Куин кивнула. День действительно был замечательным.
– Как в старые добрые времена. Куин промолчала. Старые времена уже не вернуть. Все изменилось.
– Ты когда-нибудь вспоминала о том времени, когда мы были детьми? – В голосе Морин слышалась печаль.
– Иногда. – Куин продолжала скрести посуду. Ей не хотелось разговаривать.
– Хорошее было время, правда?
– Да.
«Тогда я еще считала тебя совершенством».
Она еще усерднее занялась посудой.
– Иногда я жалею, что нельзя снова стать детьми.
– Да, нельзя.
– Разве тебе не хочется?
– Да нет, не хочется.
Лгунья! Ей сто раз хотелось повернуть время вспять.
Морин вздохнула:
– Значит, ты счастлива. Ни о чем не жалеешь? На какое-то время в комнате повисла тишина. Что Морин хочет от нее услышать?
– Я бы так не сказала. Я о многом жалею. Да, о многом, – наконец ответила Куин. И снова принялась яростно оттирать кастрюлю.
«И в первую очередь я жалею о том, что идеализировала тебя».
– Куин, почему ты не смотришь на меня? Ты так сильно меня ненавидишь, что не выносишь моего вида?
– Я не ненавижу тебя, Морин. Просто хочу побыстрее домыть посуду, чтобы присоединиться к остальным и попробовать десерт. Может, не будем больше возвращаться к этой теме?
– До каких пор ты будешь меня наказывать? – продолжала настаивать Морин.
Куин тщательно ополоснула миску и поставила ее сушиться. Затем обернулась и взглянула на сестру:
– Морин, я не желаю сейчас об этом говорить. И буду тебе очень признательна, если мы оставим эту тему.
«Может, если бы ты извинилась, если бы признала, что была не права…»
Морин взглянула на сестру. Ее глаза сверкали.
– Нет, Куин, я не хочу оставлять эту тему! Я так больше не могу. Я решила расставить все точки над „i”.
Куин цинично улыбнулась:
– Я решила. И так всегда. Морин, ты когда-нибудь хоть на секунду задумывалась о том, чего хотят другие?
Морин поджала губы.
– Знаешь, чего я никак не могу понять? Почему ты злишься на меня, но при этом ведешь себя так, будто Роберт тут ни при чем? Поверь мне, если бы ты знала, как все было на самом деле…
– Ох, умоляю тебя, можешь оставить при себе все эти отвратительные подробности. И не надо все сваливать на Роберта. Это бесполезно. Не забывай – я прекрасно знаю, что ты собой представляешь.
– Ну да, конечно, – сказала Морин, – я такая плохая большая девочка, соблазнила Роберта, маленького невинного мальчика!
– Думаю, он не возражал…
– Ты не считаешь, что в танце участвуют двое? – парировала Морин. – Моя вина лишь в том…
Куин оторвалась от мытья посуды и взглянула на сестру:
– Да, я прекрасно понимаю, что в танце участвуют двое, но кто-то один приглашает другого на танец, и мы знаем, кто этот кто-то! Но меня не удивляет, что ты убеждена в обратном. Ты всегда пыталась свалить на других вину за свои ошибки.
– Думаю, ты ждешь не дождешься, когда мой брак полетит ко всем чертям, чтобы запрыгнуть в постель к Роберту, так? – Глаза Морин превратились в узкие щелочки. – Хочешь отплатить мне за то, что я, как ты считаешь, причинила тебе столько зла, да? – Она засмеялась, и этот звук пронзил внезапно повисшую тишину. – Что ж, если ты так хочешь, путь свободен!
– Меня не удивляет, что ты всех судишь по себе! – в ярости бросила Куин. Она могла бы догадаться, что Морин поймет все именно так.
В это мгновение сестра повернулась к двери, и от того, как изменилось выражение ее лица, у Куин мурашки побежали по спине.
Куин вытерла руки о передник и обернулась. Кровь прилила к ее щекам. На пороге стоял Питер.
О Боже! Что он успел услышать?
Глава 6
– Ваша тетя просила принести ей тыквенного пирога, – медленно произнес Кимбл, переводя взгляд с Куин на Морин.
– Сейчас отрежу, – кивнула Куин.
Ей никогда еще не было так стыдно. И зачем только она позволила Морин втянуть себя в этот спор?
Морин бросила на стол полотенце, которым вытирала посуду.
– Я пошла, – сказала она. – Я сделала все, что могла. Теперь твоя очередь, дорогая сестренка.
Она вышла из кухни с высоко поднятой головой. После ее ухода в кухне повисла напряженная тишина. Куин торопливо отрезала кусок пирога и протянула его Питеру. Ее сердце тяжело билось, в то время как его холодные зеленые глаза изучали ее лицо.
Он взял тарелку. На его лице было написано недовольство.
– Вы не считаете, что вам с вашей сестрой пора бы уже повзрослеть?
Куин уставилась на Кимбла.
– Послушайте, мне жаль, что вы стали свидетелем нашей ссоры, но вас это совершенно не касается.
Его глаза сузились.
– Значит, будет касаться. Очевидно, вам и вашей сестре совершенно наплевать на то, как будет чувствовать себя ваша тетя, если узнает, что вы тут чуть не подрались из-за Роберта. И никто из вас не желал уступать.
Куин почувствовала, как в ней снова закипает злость.
– Мы не собирались драться из-за Роберта!
– Но со стороны все выглядело именно так! Куин стиснула зубы. От желания дать ему пощечину у нее зачесались руки. Кто дал ему право так с ней разговаривать? Как смеет он намекать, что ей наплевать на тетю? Да кем он вообще себя возомнил? Он всего лишь снимает комнату в этом доме, вот и все. Куин уже устала оттого, что он сует свой нос во все, что происходит в их семье. То, что произошло между ними, его не касается!
– Значит, вам показалось, – холодно сказала она. – И если кто-то и огорчает тетю, так это вы, потому что кричите на меня.
– Не могу поверить, что вы защищаете это ничтожество! – резко ответил он. Его лицо стало жестким, в глазах сверкали молнии. – Я только начал думать, что вы не лишены здравого смысла, но вижу, что ошибся. Выходит, Морин была права? Вы все еще его любите!
– Что значит «еще любите»? С чего вы взяли, что я вообще когда-то любила Роберта?
Господи! Неужели тетя все ему рассказала? Куин была готова провалиться сквозь землю от мысли, что этот… этот самозванец знал о ее тайне.
На лице Питера появилось выражение циничного недоверия.
– К вашему сведению, я не люблю Роберта! Он муж моей сестры, вот и все.
Должно быть, тетя что-то рассказала Питеру, иначе он не стал бы выдвигать такие обвинения. Руки Куин сжались в кулаки – она старалась не дать волю своим чувствам. Фиона не имела права обсуждать ее жизнь с кем бы то ни было, не говоря уже об этом мистере Всезнайке! Куин было больно оттого, что тетя так поступила, и ей хотелось поговорить с ней.
– Как женщина, у которой есть хоть капля разума, смогла увлечься этим смазливым мальчишкой с его модной одеждой и машинами? Не понимаю! – продолжал Питер, не обращая внимания на слова Куин. Он провел рукой по волосам, совершенно расстроенный.
– Да кто вы такой, чтобы критиковать внешность Роберта? По крайней мере ему есть дело до того, как он выглядит и что подумают о нем окружающие. По крайней мере он чего-то добился в жизни. Что-то я не заметила, чтобы он снимал у кого-то комнату!
Куин знала, что последнее замечание было ударом ниже пояса, но в тот момент ей действительно было наплевать на чувства Кимбла. Она хотела найти его уязвимое место и ранить так же, как он ранил ее.
Огонь в его глазах потух, и в них появилось что-то, очень похожее на жалость. Он сказал:
– Если для вас эти вещи – дорогая одежда, большой модный дом и мнение окружающих – имеют такое большое значение, то мне вас жаль.
Глубоко задетая этим приговором, Куин решила, что с нее хватит попыток завязать с ним дружеские отношения. Даже ради тети. Он бесчувственный чурбан, который думает, что знает все на свете и поэтому всегда прав. Oi вмешался в их с Морин разговор, сунул свой нос в дело, о котором не имел никакого понятия. А теперь еще набрался наглости вести себя так, будто она, Куин, была не права в этой ситуации.
Куин смерила Питера самым холодным и презрительным взглядом, на который только была способна. Хватит пытаться что-то себе объяснить. Она не чувствовала себя виноватой из-за того, что сказала Морин. Куин поставила тарелку с тетиным пирогом на стол.
– Кажется, тетя заждалась своего пирога.
Она отвернулась и снова принялась мыть посуду. Она чувствовала, что он смотрит на нее. Куин казалось, что ее сердце бьется слишком громко, и она надеялась, что оно не выдаст, как сильно Питер ее расстроил. Мало этой отвратительной ссоры с Морин, а тут еще и он ее несправедливо отчитал!
Почему он не вышел вслед за Морин и не высказал все это ей? О нет, он бы никогда так не поступил! Как и все мужчины, он считал Морин совершенством! Наверное, он завидовал Роберту. Может, Питер Кимбл хотел занять место Роберта и оказаться в постели с Морин? Куин вспомнила, как на днях они мило беседовали во дворе дома. От этой мысли Куин не стало лучше.
Питер вышел. Затаив дыхание, она слушала, как удалялись его шаги. Куин выдохнула. Оттого, что напряжение наконец спало, она начала дрожать, а глаза наполнились слезами. Она моргнула, чтобы слезы исчезли, и в раздражении провела по глазам мыльной рукой. Немного пены попало в правый глаз, и от этого в нем начало щипать. Это еще больше разозлило ее. Куин нащупала полотенце и вытерла слезы.
«Черт бы его побрал! Черт бы побрал Морин! Черт побери их всех!»
Злые слова крутились в голове. Боже, как ей хотелось пойти наверх, упаковать вещи и уехать отсюда навсегда! И никогда не видеть никого из них!
В эту минуту она забыла о том, как скучала по дому и как стремилась вернуться сюда. Внезапно холодные голубые воды Балтики и прежняя спокойная, мирная жизнь в Стокгольме показались ей весьма привлекательными. Но потом образ милого тетиного лица вытеснил все эти картинки, и тело Куин обмякло. Она не могла уехать. Фиона этого не переживет. Надо собрать остатки гордости, перестать вести себя как идиотка, трясущаяся от страха, и показать, что она сильнее всех.
«Просто помни, ты не сделала ничего плохого. Тебе не из-за чего стыдиться или чувствовать себя неловко. Ты ни в чем не виновата», – успокаивала она себя.
Закончив убираться, Куин глубоко вздохнула, пригладила волосы, придала лицу спокойное выражение и вернулась в гостиную.
– Кто-нибудь еще хочет пирога? – спросила она веселым голосом.
На мгновение ее взгляд встретился сначала со взглядом Питера, затем – с Морин. Повернувшись к Роберту, она наградила его самой теплой улыбкой, какую смогла из себя выдавить.
– А ты, Роберт? Хочешь, я принесу тебе тыквенного пирога?
В этот момент ей было наплевать, что думают ее враги.
– Я хочу пирога, тетя Куин, – сказал Робби. Он нажал кнопку на пульте управления, чтобы остановить фильм. – С кучей взбитых сливок.
– Я тоже, – раздался тоненький голосок Джен. На ее лице заиграла счастливая улыбка.
Роберт отложил в сторону журнал и улыбнулся Куин:
– Тебе помочь?
Она хотела сказать «да», но потом передумала.
– Я справлюсь. Дети мне помогут. – Она снова улыбнулась Роберту. – Но все равно, спасибо.
Не глядя ни на Питера, ни на Морин, она вышла из комнаты. Дети семенили следом.
Когда перед каждым стоял кусок пирога – Куин позаботилась о том, чтобы Джен обслужила Питера, а Робби – свою маму, пока она ставила приборы перед Робертом, – Куин принесла поднос с кофе. Она налила по чашечке себе и тете и села на противоположный край дивана – подальше от сестры.
Дети снова включили фильм. Куин неторопливо ела пирог, одновременно пытаясь сосредоточиться на фильме. Но напрасно. Ссора с Морин, злые слова, которыми они обменялись с Питером, – все это крутилось в ее голове.
Никто не произнес ни слова. Неужели все так поглощены фильмом или тоже думают о чем-то своем? Интересно, о чем думает Питер? В какой-то момент Куин не удержалась и взглянула на него. Он перехватил ее взгляд. Когда их глаза встретились, сердце Куин подпрыгнуло, и ее охватило странное волнение. В смущении она опустила глаза.
Куин почувствовала облегчение, когда в половине шестого Питер встал и сказал, что он уже достаточно долго злоупотреблял их гостеприимством. Он старался не смотреть ей в глаза. Подошел к Фионе, нагнулся и поцеловал ее в щеку.
– Все было просто замечательно, Фиона.
– Мы были рады тебя видеть, Питер. Он попрощался с детьми, взъерошив им волосы, и взглянул на Морин:
– Рад был снова тебя видеть, Морин.
– Я тоже, – ответила она и улыбнулась. Но улыбка ее уже не была такой уверенной, как обычно. Может, она тоже чувствовала себя неловко?
Он медленно перевел взгляд на Куин.
– Еще раз спасибо за обед. – Его зеленые глаза сверкали в уже сгустившихся вечерних сумерках.
Отвечая, Куин почувствовала, что у нее пересохло в горле:
– На здоровье.
Она хотела отвести взгляд, но его глаза притягивали ее взор как магнит. Неужели он действительно верит в то, что она по-прежнему любит Роберта? Внезапно Куин захотела, чтобы они остались одни и смогли спокойно поговорить, выяснить все раз и навсегда.
Наконец она отвела взгляд и повернулась к Роберту. Тог стоял в углу у двери.
– До встречи.
Роберт кивнул, сохраняя серьезное выражение лица.
Куин почувствовала, как расслабилось тело, когда вышел Питер. Только бы сестра тоже ушла! Через пять минут Морян выполнила невысказанное желание Куин, и к шести часам в доме не осталось никого, кроме тети и кошки.
Куин собиралась спросить Фиону, рассказала ли она Питеру о том, что произошло десять лет назад. Однако, повернувшись к старушке и увидев ее усталые глаза, Куин не осмелилась утомлять ее еще больше. Завтра, пообещала себе Куин.
Но на следующий день Куин решила, что лучше просто забыть обо всем. В конце концов, что изменится, если она спросит тетю? Кроме того, зная, как любопытна Фиона, можно предположить, что она захочет узнать, зачем Куин об этом спрашивает. Она захочет узнать, говорил ли Питер что-то по этому поводу, и, если Куин скажет «да», Фиона станет допытываться, что именно. А Куин любой ценой хотела избежать подобных разговоров. Нет, лучше пусть все забудется само собой.
Еще она решила, что остаток отпуска в Шагрин-Фоллз будет избегать встреч с Питером Кимблом.
В четверг после Дня благодарения Питер уже собирался уходить в школу и на ходу пил кофе. Он подошел к окну комнаты, которое выходило на двор перед домом. Снег, выпавший на прошлой неделе, еще не растаял – белые островки покрывали землю. До него доносились приглушенные звуки из главной половины дома. Он знал, что Куин и Фиона уже встали. Потягивая кофе, он услышал, как открылась входная дверь.
Из дома вышла Куин. На ней было длинное зеленое платье с поясом и отороченные мехом домашние тапочки. Спустившись по ступенькам на подъездную дорожку, она обхватила себя руками, потом нагнулась, чтобы поднять утреннюю газету.
В ее облике было что-то трогательное и беззащитное, мягкое и женственное. Питера охватило желание выйти и поговорить с ней. Вместе с этим он почувствовал прилив острого физического желания.
Поднявшись, с газетой в руках, Куин взглянула на его окно.
Питер не успел отодвинуться, и их глаза встретились. Но Куин никак не показала, что заметила его. Затем она опустила голову и поспешно вернулась в дом.
Остаток дня он не мог думать ни о чем другом. Неужели он влюбляется в Куин? Целый день этот вопрос то и дело всплывал в сознании. Все время, пока он читал лекции, отвечал на вопросы, писал на доске примеры, вопрос преследовал его – мучительный вопрос, на который не было ответа. Питер вздохнул. Через двадцать минут урок закончится, и дети разойдутся по домам, а он уже целый час сидит за столом, пытаясь отогнать мысли о Куин – безрезультатно.
С таким же успехом он мог бы себе во всем признаться. Куин ему, несомненно, нравилась. Даже больше чем нравилась. Но как такое могло произойти? Уж он-то прекрасно знал, что ему нельзя ни к кому привязываться, тем более к человеку, который пробудет здесь всего пару месяцев. Кроме того, судя по всему, Куин так и не забыла Роберта. А Питер совершенно не хотел становиться участником любовного треугольника. Это лишь добавит головной боли. «Тебе это не нужно, Кимбл».
Он потер лоб. Ему это не нужно. Ему не нужны эти мимолетные увлечения и все такое. С тех пор как погибли Кристина и Аманда, он понял, что любовь и брак и все этому сопутствующее не для него.
Он упустил свой шанс стать счастливым. И не заслуживал другого. Но даже если бы заслуживал, то вряд ли рискнул, потому что просто причинил бы боль другому человеку.
Нет, некоторым людям неведомо, что значит заботиться о других, неведомо, как уберечь любовь. И, очевидно, он один из них. Если бы он связался с Куин, то наверняка бы все испортил, и они оба пострадали бы от этого.
Прозвенел звонок, и комната опустела как по волшебству, за исключением нескольких особо медлительных учеников. Питер обычно задерживался после уроков на час, чтобы навести порядок в бумагах и проделать все то, что обычно делают учителя, готовясь к следующим занятиям. Но сегодня он слишком устал и решил пойти домой.
– Мистер Кимбл?
Питер поднял глаза. Трейси Адамс, хорошенькая блондинка с мягким взглядом карих глаз, стояла перед его столом. В руках она нервно сжимала книги.
– Да, Трейси.
Она неуверенно улыбнулась:
– Я… я тут думала, мистер Кимбл. У н-некоторых учителей есть ученики-ассистенты. И вот я подумала, что, может быть, вам… может быть, я… ну вы понимаете… смогла бы стать вашим ассистентом?
Питер пристально взглянул на девушку. Динь-динь – зазвучали тревожные звоночки в его голове. Неужели эта девочка увлеклась им? То, как она смотрела на него, как неуверенно, но в то же время с большим рвением предложила свою помощь, какой надеждой светились ее глаза, – все это говорило о сильной влюбленности в учителя. Надо быть чертовски осторожным, отвечая ей. Последнее, чего бы он хотел, – это задеть ее чувства. Трейси была очень ранимой. Питер знал, что ее отец бросил их с матерью на произвол судьбы, когда Трейси было шесть лет. Поэтому, хоть он и решил ей отказать, ему не хотелось, чтобы девочка почувствовала, что ее оттолкнул еще один человек, который был ей дорог.
Надо действовать не спеша.
– Понимаешь, Трейси, – сказал он, – этот вопрос так просто не решить. Ты не возражаешь, если я подумаю над этим несколько дней?
На ее лице появилась счастливая улыбка.
– Вы имеете в виду, что, возможно, я смогу стать вашим ассистентом? О Господи, мистер Кимбл, это было бы здорово!
Сияя от удовольствия, она повернулась и практически выбежала из комнаты, крикнув на бегу:
– До завтра!
Питер обхватил голову руками. Только этого ему и не хватало! Еще одна головная боль.
Вчера целый день шел снег, и теперь он скрипел под ботинками. Покинув книжный магазин, Куин шла по Мэйн-стрит. Когда повернула на Уотер-стрит, заметила зеленый «мерседес», припаркованный напротив дома. Она не видела ни сестру, ни кого-то из ее семьи со Дня благодарения, да и сейчас у нее не было желания их видеть. Даже дети, какими бы милыми и очаровательными они ни были и как бы она их ни любила, не трогали ее, если рядом были их родители.
Но Куин также понимала, что не сможет вечно избегать Морин и Роберта. Они – ее семья. Ей все равно придется столкнуться с ними – рано или поздно.
Когда она вошла в кухню, Роберт сидел за столом.
– Привет, Куин.
– О, привет, Роберт. Где тетя Фиона?
– Она переодевается. Морин пригласила ее на обед. Тебя она тоже пригласила.
– Спасибо, но у меня полно дел.
Куин не испытывала никакого желания проводить время в компании Морин.
– Морин с тетей Фионой?
– Нет, она дома. Готовит.
– А! Тогда я пойду узнаю, может, Фионе требуется моя помощь.
Она поставила пакеты на стол и направилась к двери.
– Подожди, Куин, – сказал Роберт. – Я хочу кое о чем с тобой поговорить.
Куин остановилась. О Боже, неужели Роберт собирается ворошить прошлое? Только не сегодня. Она этого не вынесет. Куин медленно повернулась, сердце ее бешено билось. Она облизнула губы.
– О ч-чем?
«О, черт! Неужели нельзя выговорить хоть слово, не заикаясь?»
Роберт поднялся, вышел из-за стола и подошел к ней.
– Не смотри на меня так. Все в порядке. Я просто хотел посоветоваться с тобой, что подарить Фионе на Рождество, вот и все.
Куин понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Хочешь, чтобы я тебе посоветовала? – наконец переспросила она.
– Ну да. Ты лучше знаешь тетю.
– А Морин знает, что ты спрашиваешь у меня совета? Он пожал плечами, стараясь, чтобы это выглядело как можно непринужденнее. Но от Куин не ускользнуло раздражение, мелькнувшее в его взгляде.
– Мне не нужно спрашивать у Морин разрешения по любому поводу.
Он подошел ближе и, к великому удивлению Куин, положил руку ей на плечо. Она невольно напряглась.
– Знаешь, Куин, – Роберт улыбнулся и заглянул ей в глаза, – я ценю твое мнение и твою дружбу. Мы не должны позволять разногласиям между тобой и Морин влиять на наши с тобой отношения, не так ли?
Куин внимательно посмотрела на него. Когда-то она ему уже поверила. Безоговорочно поверила. Когда-то ему стоило только посмотреть на нее, и она таяла как воск в его руках. Когда-то она была ребенком, и ее легко было обмануть.
Она не собиралась позволять ему снова себя использовать в качестве орудия мести Морин за реальные или воображаемые обиды. Бог мой, какого же Роберт невысокого о ней мнения, если считает, что ему достаточно улыбнуться и сказать пару комплиментов, чтобы она снова упала к его ногам!
– Очень мило, что ты меня так ценишь, Роберт, – тихо сказала Куин. – Но я думаю, твоя жена заслуживает, чтобы в первую очередь ее мнение принимали в расчет. А что касается подарка для тети Фионы, думаю, что вы с Морин вполне способны решить, что ей купить, без моего совета. А теперь, если ты не возражаешь…
Она улыбнулась, все еще пытаясь сохранить видимость, что между ними ничего не произошло, что он не пытался создать ситуацию, которая поставила бы под угрозу отношения с сестрой. И с тетей Фионой. Что бы подумала старушка, если бы они с Робертом стали закадычными приятелями? Куин не могла себе этого представить. Да и не хотела.
Выражение его лица стало жестким, но только на мгновение. Чарующая улыбка снова вернулась на свое место, хоть Роберт и убрал руку с ее плеча.
– Ты, конечно, права, – сказал он с четко выверенной долей раскаяния. – Ты всегда была такой разумной, не правда ли, Куин?
– Да, вот такая я разумная, – весело согласилась она. Наконец-то Куин окончательно и бесповоротно поняла, что больше ни капельки его не любит. Теперь она улыбалась от всего сердца, потому что уже много лет не чувствовала себя такой свободной и счастливой.
Только она повернулась, чтобы пойти к тете, как краем глаза заметила лицо Питера. Он пристально смотрел на нее через стекло задней двери. На его лице было написано презрение. Ничем не прикрытое презрение.
Улыбка сползла с ее лица.
Питер легонько постучал в дверь, но ощущение было такое, что кто-то стучал молотком в самом ее сердце.
Куин проглотила комок в горле. Она прекрасно знала, о чем он подумал, прекрасно знала, на что была похожа их беседа с Робертом.
– Сейчас отрежу, – кивнула Куин.
Ей никогда еще не было так стыдно. И зачем только она позволила Морин втянуть себя в этот спор?
Морин бросила на стол полотенце, которым вытирала посуду.
– Я пошла, – сказала она. – Я сделала все, что могла. Теперь твоя очередь, дорогая сестренка.
Она вышла из кухни с высоко поднятой головой. После ее ухода в кухне повисла напряженная тишина. Куин торопливо отрезала кусок пирога и протянула его Питеру. Ее сердце тяжело билось, в то время как его холодные зеленые глаза изучали ее лицо.
Он взял тарелку. На его лице было написано недовольство.
– Вы не считаете, что вам с вашей сестрой пора бы уже повзрослеть?
Куин уставилась на Кимбла.
– Послушайте, мне жаль, что вы стали свидетелем нашей ссоры, но вас это совершенно не касается.
Его глаза сузились.
– Значит, будет касаться. Очевидно, вам и вашей сестре совершенно наплевать на то, как будет чувствовать себя ваша тетя, если узнает, что вы тут чуть не подрались из-за Роберта. И никто из вас не желал уступать.
Куин почувствовала, как в ней снова закипает злость.
– Мы не собирались драться из-за Роберта!
– Но со стороны все выглядело именно так! Куин стиснула зубы. От желания дать ему пощечину у нее зачесались руки. Кто дал ему право так с ней разговаривать? Как смеет он намекать, что ей наплевать на тетю? Да кем он вообще себя возомнил? Он всего лишь снимает комнату в этом доме, вот и все. Куин уже устала оттого, что он сует свой нос во все, что происходит в их семье. То, что произошло между ними, его не касается!
– Значит, вам показалось, – холодно сказала она. – И если кто-то и огорчает тетю, так это вы, потому что кричите на меня.
– Не могу поверить, что вы защищаете это ничтожество! – резко ответил он. Его лицо стало жестким, в глазах сверкали молнии. – Я только начал думать, что вы не лишены здравого смысла, но вижу, что ошибся. Выходит, Морин была права? Вы все еще его любите!
– Что значит «еще любите»? С чего вы взяли, что я вообще когда-то любила Роберта?
Господи! Неужели тетя все ему рассказала? Куин была готова провалиться сквозь землю от мысли, что этот… этот самозванец знал о ее тайне.
На лице Питера появилось выражение циничного недоверия.
– К вашему сведению, я не люблю Роберта! Он муж моей сестры, вот и все.
Должно быть, тетя что-то рассказала Питеру, иначе он не стал бы выдвигать такие обвинения. Руки Куин сжались в кулаки – она старалась не дать волю своим чувствам. Фиона не имела права обсуждать ее жизнь с кем бы то ни было, не говоря уже об этом мистере Всезнайке! Куин было больно оттого, что тетя так поступила, и ей хотелось поговорить с ней.
– Как женщина, у которой есть хоть капля разума, смогла увлечься этим смазливым мальчишкой с его модной одеждой и машинами? Не понимаю! – продолжал Питер, не обращая внимания на слова Куин. Он провел рукой по волосам, совершенно расстроенный.
– Да кто вы такой, чтобы критиковать внешность Роберта? По крайней мере ему есть дело до того, как он выглядит и что подумают о нем окружающие. По крайней мере он чего-то добился в жизни. Что-то я не заметила, чтобы он снимал у кого-то комнату!
Куин знала, что последнее замечание было ударом ниже пояса, но в тот момент ей действительно было наплевать на чувства Кимбла. Она хотела найти его уязвимое место и ранить так же, как он ранил ее.
Огонь в его глазах потух, и в них появилось что-то, очень похожее на жалость. Он сказал:
– Если для вас эти вещи – дорогая одежда, большой модный дом и мнение окружающих – имеют такое большое значение, то мне вас жаль.
Глубоко задетая этим приговором, Куин решила, что с нее хватит попыток завязать с ним дружеские отношения. Даже ради тети. Он бесчувственный чурбан, который думает, что знает все на свете и поэтому всегда прав. Oi вмешался в их с Морин разговор, сунул свой нос в дело, о котором не имел никакого понятия. А теперь еще набрался наглости вести себя так, будто она, Куин, была не права в этой ситуации.
Куин смерила Питера самым холодным и презрительным взглядом, на который только была способна. Хватит пытаться что-то себе объяснить. Она не чувствовала себя виноватой из-за того, что сказала Морин. Куин поставила тарелку с тетиным пирогом на стол.
– Кажется, тетя заждалась своего пирога.
Она отвернулась и снова принялась мыть посуду. Она чувствовала, что он смотрит на нее. Куин казалось, что ее сердце бьется слишком громко, и она надеялась, что оно не выдаст, как сильно Питер ее расстроил. Мало этой отвратительной ссоры с Морин, а тут еще и он ее несправедливо отчитал!
Почему он не вышел вслед за Морин и не высказал все это ей? О нет, он бы никогда так не поступил! Как и все мужчины, он считал Морин совершенством! Наверное, он завидовал Роберту. Может, Питер Кимбл хотел занять место Роберта и оказаться в постели с Морин? Куин вспомнила, как на днях они мило беседовали во дворе дома. От этой мысли Куин не стало лучше.
Питер вышел. Затаив дыхание, она слушала, как удалялись его шаги. Куин выдохнула. Оттого, что напряжение наконец спало, она начала дрожать, а глаза наполнились слезами. Она моргнула, чтобы слезы исчезли, и в раздражении провела по глазам мыльной рукой. Немного пены попало в правый глаз, и от этого в нем начало щипать. Это еще больше разозлило ее. Куин нащупала полотенце и вытерла слезы.
«Черт бы его побрал! Черт бы побрал Морин! Черт побери их всех!»
Злые слова крутились в голове. Боже, как ей хотелось пойти наверх, упаковать вещи и уехать отсюда навсегда! И никогда не видеть никого из них!
В эту минуту она забыла о том, как скучала по дому и как стремилась вернуться сюда. Внезапно холодные голубые воды Балтики и прежняя спокойная, мирная жизнь в Стокгольме показались ей весьма привлекательными. Но потом образ милого тетиного лица вытеснил все эти картинки, и тело Куин обмякло. Она не могла уехать. Фиона этого не переживет. Надо собрать остатки гордости, перестать вести себя как идиотка, трясущаяся от страха, и показать, что она сильнее всех.
«Просто помни, ты не сделала ничего плохого. Тебе не из-за чего стыдиться или чувствовать себя неловко. Ты ни в чем не виновата», – успокаивала она себя.
Закончив убираться, Куин глубоко вздохнула, пригладила волосы, придала лицу спокойное выражение и вернулась в гостиную.
– Кто-нибудь еще хочет пирога? – спросила она веселым голосом.
На мгновение ее взгляд встретился сначала со взглядом Питера, затем – с Морин. Повернувшись к Роберту, она наградила его самой теплой улыбкой, какую смогла из себя выдавить.
– А ты, Роберт? Хочешь, я принесу тебе тыквенного пирога?
В этот момент ей было наплевать, что думают ее враги.
– Я хочу пирога, тетя Куин, – сказал Робби. Он нажал кнопку на пульте управления, чтобы остановить фильм. – С кучей взбитых сливок.
– Я тоже, – раздался тоненький голосок Джен. На ее лице заиграла счастливая улыбка.
Роберт отложил в сторону журнал и улыбнулся Куин:
– Тебе помочь?
Она хотела сказать «да», но потом передумала.
– Я справлюсь. Дети мне помогут. – Она снова улыбнулась Роберту. – Но все равно, спасибо.
Не глядя ни на Питера, ни на Морин, она вышла из комнаты. Дети семенили следом.
Когда перед каждым стоял кусок пирога – Куин позаботилась о том, чтобы Джен обслужила Питера, а Робби – свою маму, пока она ставила приборы перед Робертом, – Куин принесла поднос с кофе. Она налила по чашечке себе и тете и села на противоположный край дивана – подальше от сестры.
Дети снова включили фильм. Куин неторопливо ела пирог, одновременно пытаясь сосредоточиться на фильме. Но напрасно. Ссора с Морин, злые слова, которыми они обменялись с Питером, – все это крутилось в ее голове.
Никто не произнес ни слова. Неужели все так поглощены фильмом или тоже думают о чем-то своем? Интересно, о чем думает Питер? В какой-то момент Куин не удержалась и взглянула на него. Он перехватил ее взгляд. Когда их глаза встретились, сердце Куин подпрыгнуло, и ее охватило странное волнение. В смущении она опустила глаза.
Куин почувствовала облегчение, когда в половине шестого Питер встал и сказал, что он уже достаточно долго злоупотреблял их гостеприимством. Он старался не смотреть ей в глаза. Подошел к Фионе, нагнулся и поцеловал ее в щеку.
– Все было просто замечательно, Фиона.
– Мы были рады тебя видеть, Питер. Он попрощался с детьми, взъерошив им волосы, и взглянул на Морин:
– Рад был снова тебя видеть, Морин.
– Я тоже, – ответила она и улыбнулась. Но улыбка ее уже не была такой уверенной, как обычно. Может, она тоже чувствовала себя неловко?
Он медленно перевел взгляд на Куин.
– Еще раз спасибо за обед. – Его зеленые глаза сверкали в уже сгустившихся вечерних сумерках.
Отвечая, Куин почувствовала, что у нее пересохло в горле:
– На здоровье.
Она хотела отвести взгляд, но его глаза притягивали ее взор как магнит. Неужели он действительно верит в то, что она по-прежнему любит Роберта? Внезапно Куин захотела, чтобы они остались одни и смогли спокойно поговорить, выяснить все раз и навсегда.
Наконец она отвела взгляд и повернулась к Роберту. Тог стоял в углу у двери.
– До встречи.
Роберт кивнул, сохраняя серьезное выражение лица.
Куин почувствовала, как расслабилось тело, когда вышел Питер. Только бы сестра тоже ушла! Через пять минут Морян выполнила невысказанное желание Куин, и к шести часам в доме не осталось никого, кроме тети и кошки.
Куин собиралась спросить Фиону, рассказала ли она Питеру о том, что произошло десять лет назад. Однако, повернувшись к старушке и увидев ее усталые глаза, Куин не осмелилась утомлять ее еще больше. Завтра, пообещала себе Куин.
Но на следующий день Куин решила, что лучше просто забыть обо всем. В конце концов, что изменится, если она спросит тетю? Кроме того, зная, как любопытна Фиона, можно предположить, что она захочет узнать, зачем Куин об этом спрашивает. Она захочет узнать, говорил ли Питер что-то по этому поводу, и, если Куин скажет «да», Фиона станет допытываться, что именно. А Куин любой ценой хотела избежать подобных разговоров. Нет, лучше пусть все забудется само собой.
Еще она решила, что остаток отпуска в Шагрин-Фоллз будет избегать встреч с Питером Кимблом.
* * *
Всю следующую неделю Питер старался держаться от Куин как можно дальше. Когда они встречались, то здоровались и перекидывались парой слов – не больше. Он гадал, ждет ли она, чтобы он извинился. Но твердо решил, что Куин не дождется от него извинений. Он был прав, и чем скорее она это поймет, тем лучше для нее. Но случившееся в День благодарения вызывало у него странные чувства. Так что он решил лишний раз не показываться в главной половине дома.В четверг после Дня благодарения Питер уже собирался уходить в школу и на ходу пил кофе. Он подошел к окну комнаты, которое выходило на двор перед домом. Снег, выпавший на прошлой неделе, еще не растаял – белые островки покрывали землю. До него доносились приглушенные звуки из главной половины дома. Он знал, что Куин и Фиона уже встали. Потягивая кофе, он услышал, как открылась входная дверь.
Из дома вышла Куин. На ней было длинное зеленое платье с поясом и отороченные мехом домашние тапочки. Спустившись по ступенькам на подъездную дорожку, она обхватила себя руками, потом нагнулась, чтобы поднять утреннюю газету.
В ее облике было что-то трогательное и беззащитное, мягкое и женственное. Питера охватило желание выйти и поговорить с ней. Вместе с этим он почувствовал прилив острого физического желания.
Поднявшись, с газетой в руках, Куин взглянула на его окно.
Питер не успел отодвинуться, и их глаза встретились. Но Куин никак не показала, что заметила его. Затем она опустила голову и поспешно вернулась в дом.
Остаток дня он не мог думать ни о чем другом. Неужели он влюбляется в Куин? Целый день этот вопрос то и дело всплывал в сознании. Все время, пока он читал лекции, отвечал на вопросы, писал на доске примеры, вопрос преследовал его – мучительный вопрос, на который не было ответа. Питер вздохнул. Через двадцать минут урок закончится, и дети разойдутся по домам, а он уже целый час сидит за столом, пытаясь отогнать мысли о Куин – безрезультатно.
С таким же успехом он мог бы себе во всем признаться. Куин ему, несомненно, нравилась. Даже больше чем нравилась. Но как такое могло произойти? Уж он-то прекрасно знал, что ему нельзя ни к кому привязываться, тем более к человеку, который пробудет здесь всего пару месяцев. Кроме того, судя по всему, Куин так и не забыла Роберта. А Питер совершенно не хотел становиться участником любовного треугольника. Это лишь добавит головной боли. «Тебе это не нужно, Кимбл».
Он потер лоб. Ему это не нужно. Ему не нужны эти мимолетные увлечения и все такое. С тех пор как погибли Кристина и Аманда, он понял, что любовь и брак и все этому сопутствующее не для него.
Он упустил свой шанс стать счастливым. И не заслуживал другого. Но даже если бы заслуживал, то вряд ли рискнул, потому что просто причинил бы боль другому человеку.
Нет, некоторым людям неведомо, что значит заботиться о других, неведомо, как уберечь любовь. И, очевидно, он один из них. Если бы он связался с Куин, то наверняка бы все испортил, и они оба пострадали бы от этого.
Прозвенел звонок, и комната опустела как по волшебству, за исключением нескольких особо медлительных учеников. Питер обычно задерживался после уроков на час, чтобы навести порядок в бумагах и проделать все то, что обычно делают учителя, готовясь к следующим занятиям. Но сегодня он слишком устал и решил пойти домой.
– Мистер Кимбл?
Питер поднял глаза. Трейси Адамс, хорошенькая блондинка с мягким взглядом карих глаз, стояла перед его столом. В руках она нервно сжимала книги.
– Да, Трейси.
Она неуверенно улыбнулась:
– Я… я тут думала, мистер Кимбл. У н-некоторых учителей есть ученики-ассистенты. И вот я подумала, что, может быть, вам… может быть, я… ну вы понимаете… смогла бы стать вашим ассистентом?
Питер пристально взглянул на девушку. Динь-динь – зазвучали тревожные звоночки в его голове. Неужели эта девочка увлеклась им? То, как она смотрела на него, как неуверенно, но в то же время с большим рвением предложила свою помощь, какой надеждой светились ее глаза, – все это говорило о сильной влюбленности в учителя. Надо быть чертовски осторожным, отвечая ей. Последнее, чего бы он хотел, – это задеть ее чувства. Трейси была очень ранимой. Питер знал, что ее отец бросил их с матерью на произвол судьбы, когда Трейси было шесть лет. Поэтому, хоть он и решил ей отказать, ему не хотелось, чтобы девочка почувствовала, что ее оттолкнул еще один человек, который был ей дорог.
Надо действовать не спеша.
– Понимаешь, Трейси, – сказал он, – этот вопрос так просто не решить. Ты не возражаешь, если я подумаю над этим несколько дней?
На ее лице появилась счастливая улыбка.
– Вы имеете в виду, что, возможно, я смогу стать вашим ассистентом? О Господи, мистер Кимбл, это было бы здорово!
Сияя от удовольствия, она повернулась и практически выбежала из комнаты, крикнув на бегу:
– До завтра!
Питер обхватил голову руками. Только этого ему и не хватало! Еще одна головная боль.
* * *
В начале декабря город сверкал, увешанный новогодними украшениями. Площадь трех улиц выглядела так же, как и десять лет назад. Именно такой ее запомнила Куин.Вчера целый день шел снег, и теперь он скрипел под ботинками. Покинув книжный магазин, Куин шла по Мэйн-стрит. Когда повернула на Уотер-стрит, заметила зеленый «мерседес», припаркованный напротив дома. Она не видела ни сестру, ни кого-то из ее семьи со Дня благодарения, да и сейчас у нее не было желания их видеть. Даже дети, какими бы милыми и очаровательными они ни были и как бы она их ни любила, не трогали ее, если рядом были их родители.
Но Куин также понимала, что не сможет вечно избегать Морин и Роберта. Они – ее семья. Ей все равно придется столкнуться с ними – рано или поздно.
Когда она вошла в кухню, Роберт сидел за столом.
– Привет, Куин.
– О, привет, Роберт. Где тетя Фиона?
– Она переодевается. Морин пригласила ее на обед. Тебя она тоже пригласила.
– Спасибо, но у меня полно дел.
Куин не испытывала никакого желания проводить время в компании Морин.
– Морин с тетей Фионой?
– Нет, она дома. Готовит.
– А! Тогда я пойду узнаю, может, Фионе требуется моя помощь.
Она поставила пакеты на стол и направилась к двери.
– Подожди, Куин, – сказал Роберт. – Я хочу кое о чем с тобой поговорить.
Куин остановилась. О Боже, неужели Роберт собирается ворошить прошлое? Только не сегодня. Она этого не вынесет. Куин медленно повернулась, сердце ее бешено билось. Она облизнула губы.
– О ч-чем?
«О, черт! Неужели нельзя выговорить хоть слово, не заикаясь?»
Роберт поднялся, вышел из-за стола и подошел к ней.
– Не смотри на меня так. Все в порядке. Я просто хотел посоветоваться с тобой, что подарить Фионе на Рождество, вот и все.
Куин понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Хочешь, чтобы я тебе посоветовала? – наконец переспросила она.
– Ну да. Ты лучше знаешь тетю.
– А Морин знает, что ты спрашиваешь у меня совета? Он пожал плечами, стараясь, чтобы это выглядело как можно непринужденнее. Но от Куин не ускользнуло раздражение, мелькнувшее в его взгляде.
– Мне не нужно спрашивать у Морин разрешения по любому поводу.
Он подошел ближе и, к великому удивлению Куин, положил руку ей на плечо. Она невольно напряглась.
– Знаешь, Куин, – Роберт улыбнулся и заглянул ей в глаза, – я ценю твое мнение и твою дружбу. Мы не должны позволять разногласиям между тобой и Морин влиять на наши с тобой отношения, не так ли?
Куин внимательно посмотрела на него. Когда-то она ему уже поверила. Безоговорочно поверила. Когда-то ему стоило только посмотреть на нее, и она таяла как воск в его руках. Когда-то она была ребенком, и ее легко было обмануть.
Она не собиралась позволять ему снова себя использовать в качестве орудия мести Морин за реальные или воображаемые обиды. Бог мой, какого же Роберт невысокого о ней мнения, если считает, что ему достаточно улыбнуться и сказать пару комплиментов, чтобы она снова упала к его ногам!
– Очень мило, что ты меня так ценишь, Роберт, – тихо сказала Куин. – Но я думаю, твоя жена заслуживает, чтобы в первую очередь ее мнение принимали в расчет. А что касается подарка для тети Фионы, думаю, что вы с Морин вполне способны решить, что ей купить, без моего совета. А теперь, если ты не возражаешь…
Она улыбнулась, все еще пытаясь сохранить видимость, что между ними ничего не произошло, что он не пытался создать ситуацию, которая поставила бы под угрозу отношения с сестрой. И с тетей Фионой. Что бы подумала старушка, если бы они с Робертом стали закадычными приятелями? Куин не могла себе этого представить. Да и не хотела.
Выражение его лица стало жестким, но только на мгновение. Чарующая улыбка снова вернулась на свое место, хоть Роберт и убрал руку с ее плеча.
– Ты, конечно, права, – сказал он с четко выверенной долей раскаяния. – Ты всегда была такой разумной, не правда ли, Куин?
– Да, вот такая я разумная, – весело согласилась она. Наконец-то Куин окончательно и бесповоротно поняла, что больше ни капельки его не любит. Теперь она улыбалась от всего сердца, потому что уже много лет не чувствовала себя такой свободной и счастливой.
Только она повернулась, чтобы пойти к тете, как краем глаза заметила лицо Питера. Он пристально смотрел на нее через стекло задней двери. На его лице было написано презрение. Ничем не прикрытое презрение.
Улыбка сползла с ее лица.
Питер легонько постучал в дверь, но ощущение было такое, что кто-то стучал молотком в самом ее сердце.
Куин проглотила комок в горле. Она прекрасно знала, о чем он подумал, прекрасно знала, на что была похожа их беседа с Робертом.