Кейн Андреа. Саманта

   — Да, — и добавила: — У тебя есть только два дня, чтобы войти в новую роль. Вечером в понедельник тебе придется впервые сопровождать меня во время официального выхода.
   — В понедельник вечером?
   — Да. Мы отправимся в Воксхолл.
   — Кто это «мы»?
   — Ты, Ремингтон и я.
   — Это несерьезно. Вы шутите.
   — Я не шучу. Разве ты не моя компаньонка? Ты же понимаешь, что мне непозволительно выезжать без сопровождающего. Милли всюду ездила со мной.
   — Но… лорд Гришэм прекрасно знает, кто я. Он разговаривал со мной у Энни.
   — Вот и прекрасно. Если он поймет, что ты оставила общество Энни ради моего, возможно, он сделает то же самое. Кроме того, — Саманта заговорщически поднесла палец к губам, — ты будешь надзирать за мной ровно столько, чтобы предотвратить сплетни кумушек из Воксхолла.
   — Надеюсь, вы не собираетесь исчезнуть вместе с лордом Гришэмом. Вы же не сделаете такой ошибки… Вы пытаетесь играть в опасную игру, правила которой вам незнакомы.
   — Ремингтон не причинит мне зла.
   — Причинит, и обязательно.
   — Тогда тебе придется держаться поблизости.
   — Чтобы я могла защитить вас?
   — Нет, чтобы я могла доказать, что ты ошибаешься.
 
   Сотни разноцветных лампочек освещали многочисленные павильоны Воксхолла. Саманта никогда не видела более живописного зрелища.
   — Ax! — восторженно вздохнула она, спускаясь из экипажа. — Великолепно! Прислушайтесь, вы слышите, музыканты уже играют!
   — Да, чертенок, я их слышу. — Ремингтон лукавил, он не слышал и не видел ничего, кроме Саманты. Она царствовала в его душе и мыслях. Это пугало. Особенно настораживало то, что он начал забывать о работе, о том, что цель его общения с девушкой — чисто прагматическая.
   Ремингтон откашлялся. Мысли по-прежнему путались.
   — Милли все еще находится на заднем сиденье. Я помогу ей сойти, потом мы выпьем чего-нибудь прохладительного, а потом сбежим от нее.
   — Милли уехала, — сообщила Саманта.
   — Что?
   — Она уехала, — подтвердила девушка. — Я отослала ее обратно в Хэмпшир. Ей не нравилась жизнь в городе.
   — Тогда кто занял место там, сзади?
   — Моя новая горничная.
   — Ну хорошо. Тогда я помогу вашей новой горничной. Ремингтон протянул руку и согнулся в насмешливом поклоне. Но Синтия спустилась вниз без его помощи. Задрав подбородок, она встретила удивленный взгляд графа Гришэма.
   — Ремингтон, это Синтия. Синтия, это лорд Гришэм.
   Синтия поклонилась, не отводя глаз.
   Ремингтон узнал женщину даже раньше, чем увидел ее.
   — Очень приятно, Синтия, — произнес он и вежливо поклонился.
   — Я очень рада тому, что встретила Синтию, — сообщила возлюбленному Саманта, не сводя при этом с него глаз. — Ее прежняя работа была ей не по душе. Надеюсь, у нас ей понравится больше.
   — Понятно, — сказал Ремингтон. Годы тренировки давали себя знать: на лице его не дрогнул ни один мускул. — Тогда… вы позволите? — И он предложил Саманте руку.
   Сэмми незамедлительно почувствовала изменение его настроения, и сердце ее заныло. Он явно был чем-то расстроен: то ли тем, что она взяла недавнюю куртизанку себе в услужение, то ли тем, что она, Саманта, не была таковой.
   Ремингтон нежно провел по щеке девушки:
   — Столы здесь ломятся от всевозможных напитков. Я сейчас вернусь.
   — Он узнал меня, — прошептала Синтия, как только девушки остались одни.
   — Ну конечно, узнал. Разве можно было сомневаться в этом? А теперь поторопись.
   — Торопиться? Мне? Зачем?
   — Да, пожалуйста, пойди куда-нибудь прогуляться. Быстренько. Пока не вернулся Ремингтон. Я бы хотела побыть с ним немного наедине.
   — Саманта…
   — Синтия! — Девушка упрямо выставила вперед подбородок. — Я знаю, что ты блюдешь мои сердечные дела. Но я должна прислушиваться к своему сердцу, а отнюдь не к твоему. Пожалуйста… пройдись.
   Синтия все еще колебалась.
   — Если я вам понадоблюсь, позовите меня. Я тотчас же прибегу.
   — Вы мне не понадобитесь.
   Синтии ничего другого не оставалось, как подчиниться.
   — Хорошо, — сказала она и медленно пошла прочь.
   — Где же ваша новая горничная? — услышала через секунду Саманта вопрос Ремингтона. Он протянул Саманте бокал лимонада и оглянулся.
   — Я попросила ее оставить нас одних.
   — Неужели? И в этих же выражениях?
   — Да.
   — Значит, мы остались вдвоем?
   — Я бы хотела направиться в самое уединенное местечко.
   — Саманта…
   — Мне бы хотелось всласть насладиться вашим обществом, Ремингтон, поговорить с вами…
   Граф поднес ее пальчики к губам.
   — Когда мы остаемся с вами наедине, разговоры оказывайся самым последним делом. Не думаю, что сегодняшний день составляет исключение.
   Саманта улыбнулась:
   — Я рада этому.
   Тропинка Влюбленных в саду Воксхолла была пустынна, Саманту и Ремингтона обволакивал аромат экзотических растений.
   — Я уже говорил вам, что сегодня вы выглядите потрясающе? — прошептал Ремингтон, беря Саманту под руку.
   — Нет, но можете сказать.
   Граф еще раз провел глазами по низкому вырезу ее декольте и низу платья, отороченному зеленой материей.
   — Вам очень идет зеленый цвет. Он делает ваши глазки двумя кусочками нефрита.
   — Я с намерением ношу этот цвет, — поведала ему Саманта, и щеки ее вспыхнули. — Вы приговорены смотреть на меня таким же взглядом, как и на предыдущем балу, когда я в последний раз надевала зеленое.
   — А я не разочаровал вас тогда?
   — Нет.
   Молчание, последовавшее вслед за этим, заставило сердечко девушки забиться в предчувствии скорых ласк. Но ее надежды пошатнулись от следующего вопроса Ремингтона:
   — Когда вы познакомились с Синтией?
   — Несколько дней назад, — напряженно ответила Саманта.
   — Неужели? Очевидно, ее замечательные рекомендации потрясли Смитти.
   — Почему вы так говорите?
   Ремингтон отпил из своего бокала.
   — Потому что она совершенно неизвестный ему человек, а к вам он относится как к бесценному сокровищу.
   — Вы смеетесь надо мной?
   — Нет. Я говорю то, что есть. Камердинер вашего брата дрожит над вами, как над собственным ребенком, именно поэтому вас и отдали на его попечение.
   — Да, но Синтия относится ко мне столь же бережно.
   — Почему же?
   — Она думает, что я слишком наивна.
   — Я не удивлен.
   Саманта повернула к возлюбленному пылающее лицо.
   — Что это значит? — Ремингтон допил содержимое бокала до дна.
   — Почему вам не нравится Синтия? — задала следующий вопрос Саманта.
   — Я не знаю ее достаточно хорошо, чтобы она мне нравилась или не нравилась. И вы ее тоже не знаете.
   — Вы ошибаетесь. Ремингтон, я вовсе не так наивна, как вы думаете. И когда вы только перестанете относиться ко мне как к ребенку?
   — Чертенок, я никогда не относился к вам как к ребенку. Вы — прелестный ураган, в который я до безумия влюбился, но не ребенок.
   — Вы понимаете, что я имею в виду. Я наивна и неопытна в сравнении с другими вашими знакомыми.
   — Вы мне нравитесь такой, какая вы есть.
   — Даже… не похожей на женщин из заведения Энни? — Саманта пожалела о сказанном раньше, чем последнее слово вылетело из ее уст.
   Ремингтон с силой схватил ее за плечи:
   — Что вам известно об этом заведении?
   — То, что мне рассказала Синтия, — прошептала Саманта, напуганная его гневом.
   — Следовательно, вы знаете, откуда поступила к вам на службу ваша горничная!
   — Она не такая, как они… Она другая.
   — Саманта…
   — Пожалуйста, не поучайте меня, Ремингтон. Она другая. Что до Энни… так о том, что такое бордель, я знала задолго до знакомства с Синтией. Необязательно быть девушкой из заведения, чтобы знать, что они существуют. Чего я не понимаю, так это что вас тянет туда. Имея возможность пользоваться услугами всяких… как ее там… кларисс, почему вы так часто наведываетесь в публичный дом? Может, вас подстегивает то, что там вас не знают как лорда и графа? Может, вас привлекает разнообразие? Полагаю, вы привыкли менять женщин, пока служили в военно-морском флоте.
   Неожиданно гнев Ремингтона сменился удивлением.
   — Не могу поверить, что мы стоим здесь и обсуждаем…
   — Почему же нет? Я хотела бы знать, что, собственно, влечет вас к женщинам. Опыт? Тогда почему вы возражаете против того, чтобы и я набралась немного опыта?
   — Потому что вы вовсе не девушка из заведения. И совсем не похожи на тех женщин, которых я встречал во время службы на флоте.
   — Если я стану похожей на них, будете ли вы желать меня? Ремингтон поставил оба бокала на землю и обхватил лицо Саманты ладонями.
   — Неужели весь этот разговор из-за моего желания? Неужели вы думаете, что я не желаю вас?
   — А вы желаете?
   — Так страстно, что это даже пугает меня.
   Сэмми приблизилась к нему вплотную:
   — Докажите мне это.
   — Не уверен, что смогу совладать с собой.
   — Ах, Рем! — Со счастливой улыбкой Саманта прильнула к своему возлюбленному и обвила его шею руками. — Разве вы до сих пор не поняли, что я вовсе не желаю, чтобы вы сдерживались.
   Дни неудовлетворенного желания давали себя знать. Руки Ремингтона скользнули с лица возлюбленной на ее талию. Медленно он нагнул голову и накрыл ее губы своими. Саманта страстно ответила ему. Она принялась так искусно соблазнять Ремингтона языком, что он едва держался на ногах.
   Где-то вдалеке раздался звон колокольчика, и серебряное эхо прокатилось по саду.
   — Сейчас начнется фейерверк, — прошептал Ремингтон, перебирая пряди волос возлюбленной.
   — Неужели? А я думала, что он уже давно начался, — ответила девушка, проведя языком по его нижней губе.
   — Господи, Саманта… я всего-навсего обычный человек. Понимаешь ли ты, что ты делаешь со мной?!
   Ответа он не дождался. Да она и не собиралась отвечать. Загораясь от поцелуев, они пылали в огне страсти. Ремингтон так сильно сжал девушку в объятиях, что чувствовал, как напряглись ее груди и стали твердыми соски. Он провел рукой ниже и прижал к себе ее бедра, уверенный, что теперь она не сомневается в серьезности его намерений.
   — Саманта… — из самой глубины его существа раздался полурык-полустон Ремингтона.
   Саманту и ее возлюбленного обволакивали ароматы цветов, такие же приятно-сладкие, как прикосновение его губ к ее коже, как страстные слова, которые вырывались из его губ.
   — Я так хочу тебя… ты даже представить не можешь… Я мечтаю о том, чтобы ты оказалась в моей постели… обнаженной, взывающей ко мне, чтобы я ласкал тебя. Я хочу чувствовать тебя под собой, чтобы ты обвивала мой торс ногами и выкрикивала мое имя снова и снова. — И он прижал ее к себе, словно пытаясь соблазнить. — Ты говоришь, я не желаю тебя? Почувствуй меня, Саманта, и пойми, как ты ошибалась.
   Глаза Саманты были закрыты. Все ее существо сосредоточилось на новых ощущениях.
   Ремингтон обнял ее и увлек в глубь сада, в его темную и тенистую часть, одновременно — на ходу — расстегивая неподатливые пуговки, сбегавшие по спине ее платья. Черт с ними — с принципами и работой! Для него теперь ничто не имеет значения, кроме обладания этой женщиной. Скорее. Скорее! Оказавшись в укромном уголке сада, Ремингтон спустил до пояса платье и нижнюю сорочку возлюбленной, его плоть отчаянно жаждала соединения с любимой. Граф поднял голову. Лунного сияния было достаточно, чтобы он оценил, каким сокровищем обладает.
   Ремингтон затаил дыхание и заворожено смотрел на ее груди. Она была красивой, очень красивой и доверчивой, она ждала его прикосновений и готова была отдать ему все, что он захочет.
   Господи! Если бы она только знала, как сильно он ее желает!
   — Ну, какая я? — с трепетом спросила Саманта. — У меня все на месте?
   — Все ли на месте у тебя?! Да ты прекрасна! Прекраснее прекрасного! Ты лучше всяких фантазий, которые выдумывают мужчины.
   Ремингтон медленно наклонил голову и слегка провел губами по бугоркам ее груди. Потом осмелел и втянул в себя один из бесстыдно вздувшихся сосков.
   Сэмми вскрикнула, по ногам ее побежала пульсирующая дрожь.
   — Ремингтон! — Если на свете и были другие слова, то она их забыла все. Ничто не могло сравниться с лавиной новых чувств и ощущений, которые вдруг обрушились на нее. Больше всего Саманта хотела, чтобы эти новые ощущения не покидали ее никогда.
   Ремингтон поднял девушку на руки и донес ее до ближайшей скамейки, бережно опустил на гладкую деревянную поверхность и наполовину закрыл собою сверху.
   — Это просто сумасшествие, дорогая, — промурлыкал он, гладя кожу ее грудей. — Нас могут обнаружить…
   Предостережения замерли у него на губах, когда Саманта скользнула рукой ему под фрак и осторожно пробралась под рубашку. Ремингтон весь напрягся, таким же крепким и напряженным стал тот орган, от которого зависело продолжение рода Гришэмов. Саманта же неустанно трудилась над пуговицами его рубашки.
   — Мне бы хотелось прикоснуться к вам… — выдохнула девушка, уже касаясь его груди и смешных завитков волос на ней. — Так хорошо?
   — Господи! Я хочу, чтобы ты гладила меня всего с ног до головы, — шептал Ремингтон, содрогаясь всем своим могучим телом.
   Глаза Сэмми сверкали чистой радостью. Ремингтон между тем уже рычал:
   — Дорогая, ты меня убиваешь!
   Он почти подмял ее под себя, наслаждаясь ароматом и обладанием свежего девического тела. Ремингтон продолжал ласкать разгоряченную грудь Саманты. Девушка изнемогала от желания.
   — Ремингтон… — выдохнула она, — пожалуйста… Ее мольба разожгла его страсть еще сильнее.
   — Саманта, дорогая моя Саманта… понимаешь ли ты, о чем просишь меня?
   Господи, сам он больше всего на свете хотел сорвать с нее это ненужное платье и вонзить свой кинжал в ее мягкое вожделеющее лоно. Желание довлело над ним, заслоняя все доводы рассудка.
   — Конечно, понимаю, — созналась девушка, поглаживая его широкие плечи, пробегая пальцами по вздувшимся буграм мускулов. Ее доверчивые глаза были полны страсти. — С первой минуты нашей встречи я была уверена, что буду принадлежать тебе. Пожалуйста, давай займемся любовью.
   Самые желанные слова в жизни Ремингтона Уорта графа Гришэма. Он взглянул на нее, полуобнаженную, распластанную на скамье Воксхолла, предназначенного для публичных развлечений, и чувство вины неожиданно подняло голову. Вместе с ним на поверхность выплыло еще какое-то чувство, неясное, давно забытое, но изначально присущее ему. Черт побери! До чего он дошел! Что он собирается делать?!
   — Нет.
   — Нет? — изумилась Саманта.
   Ремингтон отдышался и заставил себя сесть, решительно помог подняться своей спутнице и начал натягивать ей на плечи сперва сорочку, потом платье.
   — Почему? — слабо и обиженно протянула девушка.
   — Потому что ты слишком дорога мне, чтобы прощание с девственностью случилось на первой попавшейся скамейке Воксхолла. Впопыхах.
   За тем, как он застегивал рубашку, Саманта наблюдала в полном молчании.
   — Для меня это не было бы впопыхах, — наконец вымолвила она. — Вы прекрасно знаете это, как я знаю то, что вы отказываетесь от меня вовсе не из-за того, что боитесь поранить и уязвить мое чувство прекрасного. Вы просто бережете себя. И боитесь нанести удар по своему самолюбию. — Глаза ее смотрели на неудавшегося любовника с печальным сожалением. — Видите ли, Ремингтон, впервые в вашей жизни это не было бы впопыхах и для вас.

Глава 10

   Ноллвуд уже ждал его.
   Надеясь, что Тэмплар и Хэррис находятся где-то поблизости, Ремингтон направился на оранжевый огонек время от времени вспыхивающей сигары, принуждая себя не думать ни о чем, кроме предстоящей встречи.
   Его до сих пор преследовали слова Саманты, вызывая воспоминания, которых он привык избегать. Ее слова о его самозащите не были новы для него, но до сих пор он слышал разоблачения только из уст Бойда, но сказанные девушкой они приобрели более глубинный, значимый смысл. Бойд был его ближайшим другом, который был с ним на войне, делил с ним боль и избавление от нее, но Саманта… с ней все было по-другому.
   Ремингтону требовалось побыть в одиночестве, разобраться в себе, но он мог позволить себе это только после встречи с Ноллвудом.
   — Гришэм, вы опоздали. Я уже решил, что вы передумали.
   — Нет, не передумал и не передумаю, — ответил Гришэм, взглянув на часы. — Сейчас семь минут четвертого. Давайте поскорее завершим наши ночные переговоры. У меня еще много дел. Итак, вы просили меня принести письменные принадлежности.
   — Да, просил, — подтвердил Ноллвуд, выпуская колечко дыма поверх головы Ремингтона. — А вы готовы воспользоваться ими?
   — А вы принесли мои деньги?
   — Мои деньги, Гришэм, мои, — усмехнулся Ноллвуд, открывая маленький кожаный чемоданчик, где были аккуратно сложены пачки банкнотов. — Я одалживаю вам свои деньги, не забывайте об этом.
   — Ни за что, — убежденно сказал Гришэм, думая о том, что, судя по толщине пачек, Ноллвуд захватил с собой всю сумму. — Итак, какие бумаги я должен подписать?
   — Единственную, — ответил собеседник, нырнул рукой в карман и выудил оттуда тоненький листок бумаги. — Подпишите внизу.
   — После того как прочту, что, собственно, я подписываю. — Ремингтон принялся внимательно изучать документ, не удивляясь при этом непомерным аппетитам Ноллвуда. — Интуиция не повела меня, — прошептал он наконец достаточно громко, чтобы собеседник его услышал. — Условия устрашающие.
   — Вы передумали?
   — Нет. Я по-прежнему верю, что мой корабль успешно преодолеет все испытания. У меня найдутся возможности обеспечить его безопасность.
   — Каким образом? — поинтересовался Ноллвуд.
   — Это моя забота, — отрезал Ремингтон. — Но мне кажется, у вас есть предложения.
   Закинув эту удочку, Ремингтон с напряжением ждал ответа. Беседа подходила к своей кульминации.
   — Гришэм, я деловой человек, а вовсе не пророк. — Ноллвуд ткнул пальцем в строку, где Ремингтону предстояло поставить свою подпись. — Нуте, расписывайтесь. Или вы раздумали получить деньги?
   Ремингтон следил за дельцом сквозь щелки глаз. Этот наглый паразит вовсе не был тем предателем национальных интересов, которого они разыскивали. Очевидно, у него и ума бы не хватило, чтобы придумать и осуществить какое-либо хитроумное предприятие.
   Ремингтон нацарапал свое имя и вернул документ Ноллвуду.
   — Это вам. А теперь отдайте мои деньги.
   Ноллвуд не расстался с кожаным чемоданчиком до тех пор, пока надежно не спрятал долговую расписку в тайниках своего жилета.
   — Я буду время от времени связываться с вами, — пообещал он Ремингтону. — И, Гришэм… надеюсь, вам не следует напоминать, чтобы вы не наделали глупостей. Я всегда слежу за делами моих партнеров и… их друзей.
   — Не сомневаюсь в этом.
   — Тогда… поговорим о ваших друзьях… Если я не ошибаюсь, самым нежным другом для вас теперь является Саманта Баретт. — Рем стиснул кулаки. — Она красавица, Гришэм. Свеженькая. Едва со школьной скамьи. По-моему, она исключение из ваших обычных пристрастий. В постели она, должно быть, усердный ученик.
   — Ты… липкий выродок… — Ремингтон схватил Ноллвуда за грудки. — Если ты хотя бы раз посмеешь просто упомянуть имя этой женщины, я переломаю тебе все кости до одной.
   — Пустите, Гришэм! — прохрипел Ноллвуд. Ремингтон, не отпуская противника, нажал ему на кадык и крикнул:
   — Я получил все, что хотел! Тэмплар, Хэррис, заберите этого подонка!
   В молчание ночи ворвался шум приближающихся шагов и шелест кустов, как будто через них продирался человек. Не успел Ноллвуд пошевелиться, как оказался под дулом пистолета Тэмплара.
   — Н-но… вы же должны были прийти один… — пролепетал Ноллвуд.
   — Нет. Мне удалось узнать, какие именно тайники ваши люди не проверили. — И с выражением холодного презрения Ремингтон отпустил своего недруга.
   Ноллвуд трясущимися руками принялся потирать шею.
   — Я уменьшу свою часть прибыли и увеличу время погашения долга.
   — Неужели? В вашем исполнении это обещание звучит особенно убедительно. — С этими словами Ремингтон отработанным движением запустил руку в карман жилета Ноллвуда и извлек оттуда свою долговую расписку. Он разорвал ее раз, и два, и три, и обрывки пустил по воздуху.
   — Итак, о чем вы говорили? Какие деньги?
   — Гришэм, чего вы хотите? Вы хотите получить деньги?
   — Не обнадеживайте себя, Ноллвуд. Если бы мне нужны были только деньги, я бы не пустился в столь рискованное предприятие. Я ведь только что получил их.
   — Тогда… что вам угодно?
   — Упечь вас куда-нибудь подальше и избавить от вас наш мир.
   На лбу Ноллвуда выступил липкий пот.
   — На каком основании вы собираетесь это сделать? Вы только что уничтожили единственную улику, которой обладали.
   — Неужели? Как неосмотрительно я поступил! — Ремингтон потер подбородок. — Хэррис, как вы думаете, не состряпать ли нам дополнительные улики, если я так неосторожно поступил с той, которой обладал?
   — Думаю, это будет правильно, — отозвался Хэррис, выступая из-за спины Тэмплара.
   — Хорошо. Мне даже стало легче.
   — Какие улики? — потребовал ответа Ноллвуд. — И кто эти люди?
   — Неужели я не представил их вам? Как это бестактно с моей стороны! Это Тэмплар и Хэррис, молодчики с известной вам Боу-стрит. У них уже есть наготове свора свидетелей, которые подтвердят совершение вами любого преступления, и есть письменные свидетельства тех, кто видел, но присутствовать на процессе не может. К счастью, Тэмплар и Хэррис заодно являются и любимчиками магистрата Боу-стрит… куда, собственно, им и предстоит вас доставить.
   — Ах ты… ублюдок! А как насчет моих денег? Ты их приплетешь к этому делу?
   — Ваших денег? — изумился Ремингтон. — Может, вы имели в виду мои деньги? Как быстро вы все забываете!
   — Так ты собираешься их прикарманить? — заревел Ноллвуд и попытался броситься на Ремингтона. Но в ту же секунду пистолет Тэмплара блеснул у его виска, а Хэррис мертвой хваткой схватил его за руку.
   — Осторожно, джентльмены, — предупредил Гришэм своих помощников, — мы вовсе не хотим поранить мистера Ноллвуда. В противном случае он не смог бы насладиться своим пребыванием в Ньюгэйте — Ремингтон сделал знак Хэррису и Тэмплару увести Ноллвуда. — Да, Ноллвуд, не беспокойтесь о своих денежках: я найду им превосходное применение.
   — Дело сделано? — спросил Бойд, открывая заднюю дверь своей таверны и дожидаясь, пока Ремингтон проскользнет внутрь.
   — Да… мистер Ноллвуд долгое время не будет иметь возможности кого-нибудь надуть.
   — Он сообщил тебе какие-нибудь подробности дела, которое мы распутываем?
   — Нет. Мы снова в тупике.
   Бойд вздохнул:
   — Этого-то я и боялся. — Он налил джин в два стакан? — А где же Тэмплар и Хэррис?
   — Сопровождают Ноллвуда на Боу-стрит. Как только доставят его, присоединятся к нам. — Ремингтон водрузил кожаный чемоданчик Бойда на прилавок и раскрыл его. — Как ты думаешь, должен Ноллвуд гнить по году за каждый фунт из содержащихся здесь?
   — Что ты собираешься делать с деньгами?
   Ремингтон захлопнул чемоданчик:
   — Буду вершить собственную справедливость. Это малая Толика того, что награбил Ноллвуд, но даже эта сумма может восстановить достоинство одного человека.
   — Ты хочешь расплатиться по долгам Годфри. — Бойд знал своего друга, как себя самого. Он также знал, что Ремингтон сделает так, чтобы Годфри никогда не узнал имени своего спасителя.
   — А ты знаешь, где находится сам Годфри?
   — Знаю, — кивнул Ремингтон. — Но это не решает наших проблем. Мы снова в начальной точке поисков. Конечно, Тэмплар и Хэррис добудут кое-какие сведения о судовладельцах, и наверняка будет какая-нибудь информация от Джонсона. Ты уже связывался с ним?
   — Неоднократно. В доках все спокойно. Но ведь и на море сейчас все спокойно. Тот, кто разработал всю эту операцию с исчезновением, решил быть осторожным.
   — А как насчет компаний, которые проверяют наши друзья? Нет ли какой-нибудь зацепки там?
   — Об этом мы узнаем, как только Хэррис и Тэмплар прибудут сюда. Хотя я не жду особых разоблачений. Если бы они узнали что-нибудь значительное, ты или я уже бы знали об этом от них.
   Бойд откашлялся:
   — А что с Самантой?
   — Что с ней?
   — Тебе удалось узнать что-нибудь от нее?
   — Совсем немного, — улыбнулся Ремингтон. — Скорее ничего, что могло бы иметь отношение к пропавшим судам.
   — А к чему это имеет отношение?
   — Ко мне. Она разделяет твое мнение о том, что я убегаю от самого себя.
   — Как много ты успел поведать ей о себе?
   — Ничего.
   — Поразительно, не правда ли, — пустился в рассуждения Бойд. — Ты знал так много опытных и умудренных женщин, одна проницательнее другой. И ни одна из них не рассмотрела тебя самого под той маской, которую ты на себя наклеил. И вот наивная, несмышленая девочка врывается в твою жизнь и всего за несколько дней раскусывает тебя, понимает, что ты лучше, чем сам о себе думаешь. — Бойд сделал паузу, надеясь, что его слова упадут на благодатную почву. — Она очень увлечена тобой. Ты много значишь для нее.
   — Может быть.
   — А ты готов дать ей что-нибудь взамен?
   — Бойд, когда я с ней, я теряю голову. Я веду себя как школьник, я обо всем забываю: кто я, кто она, чем я должен заниматься… Я не могу позволить событиям развиваться таким образом.
   — Почему? Потому, что она возможная ниточка, перебирая которую ты можешь выйти на важные факты, или потому, что она угроза твоему беззащитному сердцу?