– Вот в этот момент как раз что-то и пошло не так, – продолжил голос. Говоривший, Кима знал, был шоса Чокуген Такаджи, старший специалист военной разведки флота. – Мы верим, что мятежники каким-то образом смогли проникнуть в управление ИИ «Могами» и стимулировать включение рубильника квантовой энергии.
   – Я не понимаю, шоса-сан, – сказал другой голос. – Как включение РКЭ может рассматриваться как оружие?
   – Это очевидно, Имада-сан, – вступил адмирал Мияги, – ваши ксенологи не научили вас разбираться в двигателях корабля. – Раздался вежливый смешок другого невидимого наблюдателя.
   – Совершенно верно, – сказал офицер разведки. – РКЭ использует искусственно созданные микрочастицы, чтобы извлекать энергию из квантового пространства Это микроскопические черные дыры, вращающиеся на скоростях, приближающихся к скорости света со взаимно прекрасно настроенным, гармоничным резонансом. Они редко используются вблизи планет, так как местное поле тяготения искривляет форму пространства и может повлиять на гармоничную настройку. Мы предполагаем, что каким-то образом, кто-то на поверхности подключился к ИИ «Могами», включил РКЭ и затем отдал приказ компьютеру отключиться. Без компьютера, который обеспечивает гармонию микрочастиц, они стали неуправляемыми и инициировали неконтролируемый выброс энергии. Взгляните на показатели справа. Интенсивное рентгеновское и гамма-излучение пронизывает двигательные пространства «Могами».
   Действительно, показатели зашкаливали. Схематическая диаграмма появилась, вырисовываясь в пространстве рядом с кораблем, описывая внутреннее пространство шестисотметровой сигары «Могами» Наблюдатели увидели, как машинные палубы крейсера начали сминаться. На экране разрушение корабля было медленным по сравнению с тем, которое имело место на самом деле и произошло мгновенно.
   Бесстрастный голос продолжил описание гибели крейсера.
   – С исчезновением одной микрочастицы, вторая подверглась эффекту гравитационного выброса на релятивистских скоростях Она двигалась медленнее к тому времени, как покинула корабль Многократные взаимодействия с внутренними структурами «Могами» существенно замедлили ее, пока она проходила по всей длине крейсера, прогрызая броню, металл корпуса, перегородки, электроцепи, членов команды и все, чему случилось оказаться на ее пути «Могами» и его схематическое изображение одновременно сминались и коверкались, подобно объекту и его зеркальному отражению. Яркая огненная точка вылетела из носовой части корабля, уносясь прочь. Секундой позже она также испарилась в пламени, подобном взрыву сверхновой звезды.
   – Многие корабли получили в эту секунду летальные повреждения, – продолжил бесцветный голос адмирала. – Взрывное испарение черной дыры было эквивалентно одновременной детонации нескольких тысяч ядерных боеголовок. Повреждения от радиации вывели из строя, по крайней мере, половину всех кораблей и повлекли за собой тысячи жертв. Адмирал Кавашима понял, что происходит, и отключил все внешние коммуникации. Больше мятежники не могли воздействовать на наши корабельные ИИ. Как результат, они почти моментально сменили тактику. Пожалуйста, сфокусируйте свое внимание на планете. Лицо мира-полумесяца менялось. Трансформация была настолько быстрой, что поначалу Кима не был уверен в том, что видел. В точке недалеко от экватора облака собирались в огромное спиралевидное кольцо, двигаясь настолько быстро, что даже с синхроорбиты это можно было увидеть невооруженным глазом. Под большим увеличением и усилением облака тут же приняли в глазах наблюдателей трехмерную форму, за каждым из крохотных облачков бежала его собственная тень. Там, где секунды назад были видны планетарные моря, бесплодные клочки земли и ледяные шапки, появлялись все новые облака, возникая, выплывая из ничего, собираясь вместе, углубляясь, убыстряясь, создавая ураган, который покрывал четверть видимого диска планеты, находящейся под наблюдением Кима.
   В центре сверхъестественной титанической бури, подобно биению сердца, пульсировали молнии. Каждый безмолвный всплеск света был окутан клубившимися облаками. Рядом с северным полюсом Геракла маленькое пятно бледного колеблющегося огня, еле видимого на фоне этой части полярной зоны, увяло во тьме, затем вновь сверкнуло. Цифры побежали по информационной полосе визуального поля.
   Внезапно что-то произошло… проблеск движения, вспышка света. Зрители не могли быть полностью уверенными в том, что видят. Новые колонки цифр появились на дисплеях, регистрируя события, невидимые для человеческих органов чувств.
   – Первый выстрел пролетел мимо, – сказал адмирал. – Следующий я настрою на проигрыш в ИИ симуляции с замедленной скоростью. Временной фактор – пять к одному.
   Это произошло снова, но на этот раз наблюдатели смогли увидеть нить ослепительного сине-белого света, прочерченную от центра облачного водоворота, где находился глаз урагана. Линия медленно Тянулась в небо, подобно отточенному лезвию, подобно лазерному лучу, отделяясь от планеты сначала медленно, затем с очевидным ускорением, и влетела в самую гущу Имперского флота.
   – Временной фактор – тысяча к одному. Движение снова резко замедлилось. Нить превратилась в крохотную, выделяющую дикое излучение звезду, стремительно мчащуюся сквозь пространство и нацеленную на тяжелый крейсер «Зинту», брата «Могами».
   Картинка определенно била схвачена на пределе возможности сенсоров, записавших событие, но разрешение было достаточно хорошим, чтобы уловить детали взрыва, распустившего свои лепестки, подобно цветку, слепящему резким всплеском световых лучей, на краткий миг затмивших сияние самого Мю Геркулеса. «Зинту» просто исчез, его громадный цилиндрический корпус мгновенно трансформировался в излучение… да несколько перекрученных и полурасплавленных обломков было выброшено в пространство молниеносно разрастающимся фронтом волны. Другие корабли, фрегат и небольшой эсминец, зацепило взрывом «Зинту». Это прикосновение довело до кипения металл корпуса и броню, орудийные башни и пушки, оставив оба корабля безжизненными развалинами.
   – Кузо, – тихо, почти с благоговением, сказал кто-то из публики.
   – Ракета, – продолжил адмирал, как будто не услышав реплики, – была спектроскопически проанализирована. Это всего лишь блок нанопроизведенного фабрикрита и железа массой примерно в одну метрическую тонну, двигавшийся со скоростью более десяти процентов скорости света и сияющий отчасти из-за трения во время пролета сквозь Гераклианскую атмосферу, а частично – от игры невероятной энергии на его поверхности. Мы полагаем, это часть внешнего покрытия одного из атмосферных генераторов на поверхности планеты. Преодолев тридцать тысяч километров за девять десятых секунды, она врезалась в «Зинту». Мы высчитали, что переходная кинетическая энергия, высвобожденная посредством удара, равна приблизительно 1019–1020 джоулей, примерно в тысячу раз превосходя энергию, выделяемую при взрыве двадцатимегатонной термоядерной боеголовки. Похоже, джентльмены, что мятежники нашли средства для преодоления нехватки ядерного оружия.
   Среди наблюдателей послышался беспокойный шумок, и Кима услышал шепот голосов, что-то обсуждавших между собой. Империя долгое время поддерживала военное превосходство по всей Шикидзу посредством простой целесообразности закона, по которому она была единственным членом Гегемонии, имеющим право на обладание ядерным оружием. Ходили слухи по поводу того, что мятежники разрабатывали свое ядерное оружие. После этой демонстрации на Геракле создавалось впечатление, что у Восстания больше нет в нем нужды.
   Однако не это беспокоило Киму.
   – Энергия, необходимая для ускорения массы в одну тонну до тридцати с лишним тысяч километров в секунду, – заметил Кима, – должна быть не менее чем астрономического порядка….
   – Именно, шошо-сан, – ответил Мияги, слова звучали сухо.
   – Но где они могли взять такую силу? Или… может, они нашли способ создать квантовый энергетический рубильник на поверхности планеты?
   – Непохоже, шошо-сан. Такие установки крайне велики по размерам и требуют громадное количество технического персонала, которого, насколько нам известно, у повстанцев нет. – Адмирал отдал команду восстановить нормальный временной фактор на сцене боевых действий.
   Летевшая на дальнее расстояние ракета потратила не более пятнадцати секунд, чтобы достичь цели. Эсминец «Ураказэ», внезапно осознав опасность, запустил свои основные двигатели в отчаянной попытке уйти в сторону. К сожалению, огромный корабль был повернут хвостом к планете, только что закончив торможение при выходе из подпространства. Драгоценные секунды ушли, чтобы приготовить водородные двигатели, ценнейшие доли секунд, чтобы погасить последние всплески инерционного движения в направлении планеты. Что бы ни направляло эти камни в полете, оно явно предвидело попытку имперского корабля избежать столкновения.
   Ракета ударила «Ураказэ» прямо между пары сияющих сопел, и корабль исчез в безмолвном огненном просторе.
   – Отметьте тот факт, – продолжил адмирал, – что магнитные поля Геракла исчезли. Событие, конечно, зарегистрировано на наших сенсорах, но также об этом можно судить по исчезновению планетарного северного сияния. Наши ученые не могут объяснить механизм, хотя все указывает на то, что за этим феноменом стоит Гераклианский ксенофоб. Мы знаем, что ксенофобы способны использовать магнитные поля. Например, они создают интенсивные высоколокализованные поля, что фактически изменяет структуру камня посредством реорганизации составляющих его атомов. Именно так они могут прокладывать тоннели сквозь твердый камень на относительно высокой скорости. Предположительно, Гераклианский ксенофоб каким-то образом перехватил планетарные магнитные поля и использовал их энергию, чтобы запускать эти булыжники. Так как ксенофобы являются термоворами, существо, без сомнения, напрямую использовало тепло планетарного ядра, хотя у нас нет никаких способов доказать это.
   Следующий выстрел из глаза настиг «Донрю». Эта громада Имперского флота, ощетинившаяся пушками, попыталась противостоять сверхъестественным ракетам, но потерпела неудачу, как и более маленький «Ураказэ».
   – Такая мощь, – сказал кто-то.
   – Такая мощь может быть просчитана, – сухо отрезал Мияги. – В идеальном случае она может быть повернута против себя – в лучших традициях боевых искусств.
   – Но как можно противостоять такому оружию? – спросил один из наблюдателей. Кима решил, что голос принадлежит ксенологу, который до этого спрашивал об РКЭ. Его звали Амада, и он был ученым, приписанным к имперской разведслужбе.
   – В этом случае, нанеся примитивный удар нашим собственным неотразимым оружием, – сказал Мияги. – Однако, не это является нашей основной проблемой. Император обеспокоен докладами о том, что мятежникам удалось вступить в союз с ксенофобом. Совершенно ясно, что контроль этого существа над окружающей средой дает им ужасающую мощь и представляет для нас опасность, где бы мы с ними ни повстречались. Имперский Главный Штаб уверен, что они будут представлять для нас угрозу только на тех мирах, которые уже заняты ксенофобом, таких как Мю Геркулеса, а таковые, по счастью, редки. Все же остается вероятность, что мятежная Конфедерация научится засевать миры ксенофобами, точнее, зародышами ксенофобов от организмов, с которыми они уже вступили в контакт. Они могут научиться использовать фрагменты ксенофоба на своих кораблях или наводнить ими весь мир, который мы контролируем. На Геракле мы все видели, каким смертельным может быть этот союз Человека и Нага.
   – Сэр…
   – Да, тайса Урабе.
   Урабе был капитаном крейсера «Кума», суровый и флегматичный человек.
   – Сэр, если мятежникам удалось каким-то образом прийти к своего рода союзу с ксенофобом, не будет ли лучше дать им возможность идти своим путем?
   – Небокен-йа найо? – резко ответил Мияги. В буквальном смысле это означало: «Вы что, дремлете?» и, в зависимости от тона, несло насмешливую или оскорбительную нагрузку. Слова адмирала в данном случае прозвучали как удар хлыстом. – Наш новый Император четко определил, что повстанцы должны быть возвращены в свой загон, – продолжил Мияги. – Если мы потерпим неудачу, а я должен подчеркнуть ответственность, возложенную на нас, повторяю, если мы потерпим неудачу, то тем самым пригласим к управлению Землей и Империей полуцивилизованных широ приграничья.
   Мертвая тишина повисла над присутствующими, собравшимися в электронном конференц-пространстве. Слово широ значило «белый», но с тем же оттенком, что для черного слышался в слове «ниггер». Мияги был членом фракции высокопоставленных военных офицеров внутри Имперского Кабинета Командования, которые решительно выступали за то, чтобы выкинуть гайджинов и лишить их какого-либо влияния на всех уровнях имперского правительства, военного командования… и марионеточного правительства Земной Гегемонии. Он ненавидел гайджинов, и Кима был совершенно уверен, что именно поэтому его назначили командовать этой операцией.
   – Я приношу извинения, – сказал Урабэ. – Совершенно определенно, в мои намерения не входило подвергать сомнению волю императора.
   – Конечно нет, – сказал Мияги, голос его уже потеплел. – И я понимаю, что все вы были под существенным напряжением, готовясь К этой миссии. Помните, однако, что император и его помощники, включая генсуи Мунимори и весь Имперский Главный Штаб пристально следят за нами. Мы не можем их подвести. Если нас постигнет неудача, это подстегнет оппозицию на пятидесяти мирах и раздует пламя восстания в пожар, который мы никогда не сможем потушить. Оружие мятежников ужасно, но планировавшие операцию и наши коллеги из имперской разведки уверены, что, если ее провести точно по плану, это позволит нам избежать поражения, подобно эскадре Охка. Гераклианский ксенофоб будет уничтожен вместе с так называемым мятежным правительством и сборищем дезертиров, который они могли собрать. Мы ударим без предупреждения и без жалости. Восстание, джентльмены, будет разбито одним ударом, раз и навсегда.
   Кима подумал, что, возможно, Мияги фактически ожидал утверждения Урабэ и шанса продемонстрировать возможность победы.
   Была речь отрепетированной или нет, Кима был согласен с обоснованием, которое стояло за этим. Вызов Восстания порядку и стабильности Гегемонии, а вместе с Гегемонией и Империи Дай Нихон, нельзя терпеть, это могло лишить правительство возможности контролировать обстановку. Если мятежники победят, будущее представлялось кромешным мраком, к которому приведет разрушенный варварами рациональный порядок Империи.
   Как командующий офицер «Кариу» он лично был вовлечен в разработку операции и знал, что план имел хорошие шансы на успех. Все же военный опыт Кима учил его настороженно относиться к любому мероприятию с таким количеством неизвестных, как здесь. Ни один план не может пережить контакта с врагом. Кто сказал это? Западный стратег, он был уверен. И последователи Запада, населявшие приграничье, не раз демонстрировали правильность этой аксиомы.
   Он не будет чувствовать себя уверенным, пока Имперский флот не нанесет первый удар. Удар будет неотразимым, смертельным… и неизбежным, неважно, насколько близка их связь с проклятым черным ксенофобом этого мира.
   После того как это произойдет, у мятежников уже никогда не будет шанса выжить.

Глава 12

   Настоящая проверка человека происходит в космическом путешествии… не в управлении технологией, которая делает это физически возможным, но в управлении самим собой и своим сознанием и воображением, которые помогают перекинуть мост через психологический пролив, так долго изолировавший Человека на планете его рождения. Именно управление собой в большей степени дало нам звезды, чем управление такими чисто физическими системами, как Силовой Кран и К-Т привод.
«Человек и Его Творения»
Карл Гюнтер Филдинг,
2488 год Всеобщей эры
 
   «Если я не буду осторожен, – думал Дэв вечером, когда выбирался из ком-модуля на палубе отдыха после еще одной беседы с ИИ аналитиком, – то скоро буду общаться с программным обеспечением ИИ больше, чем с нормальными людьми».
   Несмотря на постоянные столпотворения на борту корабля, было очень сложно поступить по-другому. Дэву всегда с трудом давалось заставить себя заговорить с людьми на любом уровне, более личном, чем вежливое приветствие или отдача распоряжении. Фактически близко расположенные жилые отсеки «Орла» увеличивали стремление Дэва к изоляции, пока неделя за неделей проходили в бесконечной монотонности К-Т пространства.
   Большинство военного персонала, имеющего опыт службы в Гегемонии, имело тенденцию к адаптации почти нихонджинского ощущения собственного пространства, уединению сознания там, где физическое уединение было чрезвычайно трудно отыскать, и Дэв не являлся исключением. Империалы называли это найбуно секай – внутренний мир, – и стены, которые он воздвигал, были в такой же степени непроницаемыми, как и дюрасплавовый корпус. Мужчина и женщина могли гневно пререкаться друг с другом рядом с переборкой основного коридора, а другие просто проходили мимо них, даже не видя. «Выборочная» слепота позволяла членам экипажа поддерживать нормальное психологическое состояние день за днем в нескончаемой и неизменной рутине космического полета.
   Корабли были переполненными. «Орел» был гигантом, 395 метров в длину и весом в восемьдесят четыре тонны, но большую часть его туши занимали электростанция, двигатели и топливные цистерны. Четыреста мужчин и женщин ютились в двух вращающихся отсеках жизнеобеспечения, которые могли удобно разместить лишь пятьдесят.
   Самой лучшей терапией того давления, которое налагал переход через К-Т пространство, было время доступа к ВИРком-модулю, разделенное поровну на всех людей. Там на час или два каждый день мечты становились реальностью, и зловонная, тесная монотонность корабельной жизни могла быть на время забыта. Дэв, конечно, проводил большое количество времени в многоканальном подключении к членам экипажа. Было необходимо участвовать в конференциях и собраниях, становившихся все более нудными сессиях планирования, но взаимодействие там было безличным и сугубо профессиональным. Он мог считать большинство офицеров «Орла» друзьями, включая Лару Андерс, своего старшего пилота, и Лизу Кеннеди, ее нового шкипера. Но неписаный закон, существовавший из века в век с тех пор, как деревянные корабли бороздили просторы морей, гласил, что ни один командир не может позволить себе дружбу, платоническую или любую другую, которая нанесла бы ущерб его способности командовать.
   Так что, несмотря на столпотворение, Дэв чувствовал себя одиноким. Его чувство изоляции постоянно возрастало с момента поспешного отбытия с Геракла. Он с трудом понимал тех, с кем разговаривал, часто упускал эмоциональное сопровождение и жестикуляцию собеседника, являвшиеся основой любого разговора. Подключение к ВИР-туальной реальности делало вещи такими легкими, удаленными, отделенными и безопасными, что он отдавал предпочтение именно ей.
   Он скучал по Кате, тосковал по ней еще больше, если это вообще возможно, чем в прошлый раз, но она была там, где должна быть – со своим полком на борту другого корабля. Она преодолевала путь к Алии на борту «Виндемиатрикса» и не могла перейти на «Орел» вплоть до их прибытия на место назначения. В любом случае, после ужасного кошмара в грузовом отсеке он едва ли посмел бы открыться кому-нибудь. Командование гарантировало ему уединение, которое он сейчас очень ценил.
   ИИ продолжал выдавать ему уровень техномегаломании в четыре десятых. Он был убежден, что с ним что-то не так, что-то тянулось из ксенолинка. Он разрывался… с одной стороны ужасаясь силе, которую испытал во время ксенолинка, а с другой стороны, мечтая о чувстве силы, законченности и полноты, которые ощущал во время подключения к корабельному ИИ. Сначала он не мог связать эти два ощущения, кажущиеся совершенно различными, пока, наконец, не стал задаваться вопросом, не может ли удобное окружение корабельного ИИ в какой-то степени заменить ему более обширную и основательную трансформацию сознания и тела, которые он короткое время чувствовал на Геракле.
   Не сошел ли он с ума? Мог ли он знать это, если бы сходил с ума?
   Ответа на это не было, даже обещания ответа. Все, что у него было, так это растущее желание снова подключиться к ИИ «Орла» и вести корабль в бой.
   Только в подключении он чувствовал себя уверенным. Вне подключения он пытался избегать других членов команды «Орла», удаляясь от них в найбуно секай, раз этого нельзя было сделать в реальности. Его статус командора в операции «Далекая Звезда» помогал ему поддерживать определенный уровень личной изоляции, что он с радостью принимал.
   Конечно, он остался доступен для тех, с кем необходимо было общаться. Многие из людей на борту «Орла» имели жен, подружек и членов семей, все еще остававшихся на Новой Америке или на других мирах, захваченных Империей, и вынужденная разлука также добавляла свою долю в атмосферу корабельной жизни. Время от времени когда давление поднималось слишком высоко, случались драки или другие нарушения правил и установлений, по которым жил каждый корабль и по которым он умирал. И тогда он вынужден был наказывать провинившихся. Иногда наказание состояло из временного лишения подключения к модулям отдыха Но очень часто получалось, что принуждение членов команды к влачению корабельной жизни без временных исчезновений в ВИР-туальную реальность приводило к обратным результатам. Чаще всего драки между членами команды разрешались ими же самими через ВИР--симуляцию с аналогами двух поспоривших сторон в сражении на уорстрайдерах или флайерах. Терапия, как решил Дэв, могла быть также и тренировкой, средством для поддержания его людей в полной готовности встретить то, что ждало их на Алии.
   От всего этого Дэв старался держаться в стороне, не вмешиваясь, насколько это было возможно. Он не мог позволить себе показать даже намек на расположение к кому-либо, чтобы в глазах команды быть честным и объективным. В то же время он понимал, что ставит все больше барьеров между собой и другими офицерами, дойдя до того, что к концу перелета он даже ел в одиночестве в своей каюте и разговаривал с другими только в четких рамках профессиональных обязанностей.
   Через пятнадцать недель после отбытия с Мю Геркулеса, «Орел» вынырнул в нормальном пространстве на границе с системой Алия А.
   «Созвездие», «Мятежник» и корветы «Неустрашимый» и «Дерзкий» были уже там, прибыв несколькими часами раньше. Пассивное сканирование выявило в системе нейтринную эмиссию пятнадцати кораблей, двенадцать из которых находились на орбите вокруг Алии А-6, а остальные три в перелете на поверхность планеты или с нее. До сих пор не было никаких признаков того, что вновь прибывшие обнаружены.
   Солнце Алии А представляло собой крохотный, интенсивно сиявший диск, висевший в млечном сиянии зодиакального света, в то время как его далекий близнец сиял ярче, чем Венера, видимая с Земли. Алианские солнца были молодыми звездами. Менее миллиарда лет прошло с тех пор, как они явились из плотного газа, породившего их, и воцарились в центре огромной массы планетоидов, пыли и метеоритных обломков. Кометы тоже часто встречались в этих молодых звездных системах, некоторые сияли бледными изящными пучками, их хвосты были направлены в сторону от солнца.
   Дэв подключился к сенсорам «Орла», анализируя тонкий слой светящейся пыли и обломков, вращавшихся вокруг планеты Алия А.
   Скорость, с которой здесь возник разум, ошарашивала. Еще удивительнее была хватка, которой жизнь держалась за свое существование в системе, где падение на планеты метеоров и комет было обычным делом. Дэв помнил метеоры, видимые в золотых вспышках на фоне ночной стороны ШраРиша во время своего предыдущего визита три года назад. Брэнда Ортиз говорила ему во время путешествия, что убийственные удары, подобные тому, что привел столько видов на Земле к вымиранию шестьдесят пять миллионов лет назад, возможно, случались на ШраРише каждые несколько десятков тысяч лет. Каким-то образом жизнь на мирах ДалРиссов научилась переживать космическое бомбометание. Современная теория предполагала, что, вполне возможно, частые падения метеоритов ответственны за разнообразие и жесткость алианских форм жизни. Если радиация молодых, горячих звезд ускорила эволюцию на планете, то обстрел ее астероидами и кометами, похоже, относился к холодной дискриминации естественного отбора.
   Пыль также диктовала и стратегию, которую Дэв отрабатывал в симуляциях почти большую часть путешествия с Геракла. Они намеренно появились на границах пыльного облака звезды достаточно далеко от ШраРиша, чтобы всплеск энергии, высвободившейся из К-Т пространства во время их прибытия, прошел незамеченным, также как и постоянный поток нейтрино от раскалившихся энергетических станций. Обломки закрывали их от радаров и гасили их собственное излучение.
   Крохотный флот ожидал прибытия остальной части эскадры. В то время как К-Т приводы пятого поколения позволяли кораблям преодолевать космос со скоростью один световой год в день, искусство корабельных джекеров и непредсказуемые эффекты течений Божественного Океана или просто невезение могли повлиять на ожидаемое время прибытия… И гораздо хуже, если поломка привода оставляла корабль беспомощно дрейфовать в глубинах межзвездного пространства.