Глаза Конна расширились, словно от обиды.
– Ну… ты до сих пор был мне не совсем безразличен.
– И тогда ты подослал ко мне сына?
– Есть люди, которые ценят сыновей далеко не так высоко, как другие. Лично я считаю, что особой ценности они не представляют. Может быть, это потому, что у меня их много. А вот твой отец… – Конн задумчиво провел рукой по усам.
– Что – мой отец? – эхом повторил Нилл.
– Может быть, тебе станет легче, если ты хотя бы сейчас узнаешь правду. Чувство вины, которое ты унесешь с собой, станет платой за кровь моего сына. Слушай! Все эти годы ты ненавидел Ронана из Дэйра. Ты любил меня. Ты был мне верен.
– Твои слова уже ничего не в силах изменить. Я знаю правду. Отец… он рассказал мне обо всем. Но я все равно любил его, несмотря ни на что.
– Ах, как благородно с твоей стороны! Значит, ты все-таки любил отца? А ведь он солгал тебе!
– Он никогда не лгал!
– Все, что он сказал тебе, когда уже был в тюрьме, – ложь от первого и до последнего слова! Он намеренно убил твою любовь к нему, чтобы ты жил.
– Убил?
– Я дал Ронану последний шанс. Приказал покрыть себя позором в глазах жителей Гленфлуирса и твоих, перед всей Ирландией признаться, что он убил собственного брата, чтобы изнасиловать его жену, заставить всех и каждого поверить, что именно он пролил ту кровь, что обагрила мои руки, и тогда его сын останется жить!
Нилл отшатнулся. От ужаса у него подгибались колени. Однако что-то подсказывало ему, что на этот раз Конн сказал правду.
– Ты?!
– Скота была восхитительной женщиной. Сыновья, которых она подарила бы мне, если бы мое семя оплодотворило ее лоно, были бы великолепны. Не то что эта свора трусливых щенков, доставшихся мне от жены! Было бы кому оставить наследство! И потом, это было так легко – возложить всю вину на твоего отца! Куда уж легче – только обмакнуть палец Скоты в кровь и написать на стене его имя! А дальше судьба была благосклонна ко мне – я едва поверил своим глазам, когда этот идиот приехал в замок Лоркана чуть ли не через час после того, как я убил ее. Оставалось только позаботиться о том, чтобы его увидели как можно больше людей. А потом на сцену вышел я сам – растерянный, убитый горем при виде кровавой резни, учиненной неведомым злодеем. Только самые преданные мне люди знали, что произошло на самом деле.
– Ты чудовище!
– И это все, что ты можешь мне сказать? Жаль. А вот твой отец, уверяю тебя, был куда более красноречив! Особенно когда я поставил его перед выбором – остаться в памяти людей с клеймом предателя и убийцы и отдать сына человеку, погубившему его жизнь, или смотреть, как ты умрешь на его глазах. Впрочем, так или иначе, я собирался тебя убить. Представь себе мое изумление, когда вдруг выяснилось, что Ронан любит тебя больше чести, больше жизни, больше правды. – Конн презрительно хмыкнул. – Потом я часто гадал, что чувствовал твой отец, когда увидел, как твоя любовь к нему обратилась в ненависть. Когда ты убежал из донжона, я, укрывшись в темноте, остался. И видел, как рыдал, оставшись один, великий Ронан из Дэйра. Может быть, ему стало бы хоть немного легче, если бы он узнал, что ни жена, ни дочь ни на мгновение не усомнились в нем. Как я ни мучил их, все было напрасно! Они по-прежнему верили в него!
– И тогда ты решил уничтожить Дэйр!
«Нет! – вспыхнуло у него в мозгу. – Только не напоминай ему о Фионе. Иначе, когда ты умрешь… Нет, я не могу умереть!»
– В конце концов, такая верность тому, кто был казнен по приказу верховного тана, стала опасной. Да, я дал клятву оставить их в живых, но только потому, что рассчитывал: голод и лишения заставят их забыть о мести.
– Будь ты проклят!
– Надеюсь, Ронан, попав в Тир Нан Ог, видел, как они страдали. Но и это еще не все. Втайне я потешался, пытаясь представить, что чувствовал твой отец, когда наблюдал, как ты совершаешь свои знаменитые подвиги – и все ради того, чтобы избавиться от запятнанного позором имени. Его имени! Я по капле вливал яд ненависти в твою душу, своим дыханием раздувал ее пламя в твоей детской душе, не сомневаясь, что ты пойдешь на все, чтобы смыть с себя пятно отцовского преступления. Но признаюсь, ты меня удивил, когда не сделал последнего, чего я потребовал от тебя. Не убил дочь Финтана.
– Ты… собирался…
– Да, да, моя доброта, мое благородство – все это было ради одной-единственной цели: заставить тебя поднять меч и одним ударом уничтожить висевшее над моей головой проклятие. Ну и себя самого тоже! Вряд ли бы ты смог простить себе смерть ни в чем не повинной девушки, верно? – Конн обвел взглядом толпу, обступившую помост, и тяжело вздохнул. – И вот теперь благодаря глупости Магнуса кое в ком из наших людей стали просыпаться подозрения. Так, ничего страшного, но им не составит большого труда выяснить остальное. Разве ты не видишь их, Нилл? Вон они, в толпе, – видишь, сколько их? Они в сомнении, они уже начинают подозревать. Я бессилен заставить их замолчать. Потом поползут слухи и правда выплывет наружу. Поэтому я могу сделать только одно!
Прежде чем Нилл успел шевельнуться, тан сделал быстрое движение и вырвал меч из его безвольно повисшей руки.
– Так-так, значит, тебе суждено умереть от меча твоего отца? – пробормотал он. – Славный конец для этого грязного дела! Сын Ронана никогда не станет править вместо меня! – Шагнув назад, он поднял меч над головой. Голос его прокатился над притихшей толпой как гром. – Нилл убил моего сына! Только я вправе оборвать жизнь убийцы!
Нилл рухнул на колени.
– Кэтлин! – отчаянно вскрикнул он, понимая, что бессилен что-либо сделать.
Это уже кричал не он, кричала его любовь к ней. Кэтлин увидела, как над головой Конна блеснул меч, и с обжигающей ясностью поняла, что случится в следующее мгновение. Никто уже не мог спасти ее возлюбленного! После всего, что ему пришлось пережить, жизнь его сейчас оборвется!
Отчаянно рванувшись, она высвободилась из рук своих стражей и, прежде чем кто-то успел ей помешать, выхватила копье у одного из них. Отчаяние и безнадежность душили ее. Сколько раз раньше она кидала его, пытаясь поразить цель, и никогда ей это не удавалось!
Закрыв глаза, Кэтлин мысленно представила себе другую руку – ту, которой ей так и не довелось коснуться, и позвала на помощь единственного человека, кто сейчас мог спасти их.
– Помоги мне, отец! – выкрикнула она, метнув копье в темноту.
Отчаянный вопль разорвал тишину. Толпа ахнула. Открыв глаза, она увидела Конна, корчившегося в предсмертных муках. Острие копья вошло ему прямо в сердце. Выпавший из его разжавшихся пальцев меч Нилла с грохотом скатился по ступеням.
Кэтлин бросилась вперед, расталкивая перешептывавшихся растерянных людей. Взлетев по ступеням, она упала на колени перед Ниллом и прижала его к себе.
Кровь! Господи, сколько крови! Со стоном она обхватила его руками.
– Теперь ты в безопасности, – прошептал Нилл. Странное спокойствие было написано у него на лице. – Деклан позаботится о…
– Нет уж! Ты сам позаботишься обо мне! Или ты забыл, что ты мне обещал?! Дом? Семью? Детей, которые у нас будут?
Пепельно-серые губы шевельнулись в слабом подобии той улыбки, которую она так любила.
– Молись, чтобы был хоть один. Загляни ему в глаза и вспомни, как сильно я любил тебя, моя Прекрасная Лилия! Конн дал мне яд. Как жаль…
Леденящий ужас сжал ей сердце.
– Нет! Нет, Нилл, это неправда! Помогите! – отчаянно закричала она, сжимая его в объятиях. – Кто-нибудь, помогите же ему!
Перед ней вдруг выросла высокая фигура барда. Лицо его потемнело от горя. Много ли успел услышать этот неглупый человек?
– Никто не в силах помочь тому, кто был отравлен! Нет такой волшебной силы, что могла бы вернуть его к жизни.
Кэтлин, не слушая его, с силой встряхнула Нилла:
– Ты же обещал, что никогда не оставишь меня одну!
– Я хотел… Передай Фионе, она была права насчет отца… Конн признался во всем. Это он… отец ни в чем не виновен. Скажи ей. Ничто… не обрадует ее больше, чем… Она была права. И мама… Передай ей… прошу прощения… за всю боль, что я ей причинил.
– Она любит тебя, Нилл! И всегда любила!
В глазах Нилла вдруг вспыхнула страстная мольба.
– Отвези меня… к отцу. Похорони возле него. Он пожертвовал всем ради нас. Пусть… он простит меня.
– Ему нечего прощать! Он знал, что ты вырастешь настоящим человеком. До последнего вздоха он любил тебя!
– Любовь… я и забыл, что это такое, пока не встретил тебя. Думаешь, это мой отец послал тебя, чтобы напомнить мне о ней?
– Да! Так же как мой отец послал тебя ко мне – любить и защищать меня! Ты должен жить, слышишь?! Конн мертв! И никто больше не сможет причинить тебе боль.
Дрожащей рукой Нилл погладил ее по щеке.
– Всю жизнь я мечтал, чтобы барды сложили песню о битвах, в которых я сражался, о чести. Навечно остаться жить… Ну а теперь я мечтаю только о том, чтобы всегда жить в твоем сердце.
– Так и будет! – Слезы ручьем струились по щекам Кэтлин. – Всегда!
Рука Нилла бессильно упала. Она прижала к себе его тяжелое тело, перебирала темные волосы, ловя каждый вздох. Немыслимо, чтобы мрак навеки сомкнулся над этим человеком, отобрал его силу, похоронил под собой любовь, смех и счастье, что ждали его впереди.
Ей хотелось броситься ему на грудь, перелить в него собственные силы, умолять взять ее с собой, туда, где героев ждала очарованная страна Тир Нан Ог, Страна Вечно Юных, с ее магической силой и бескровными войнами. Она согласна идти куда угодно, принять любую судьбу, лишь бы только и дальше держать его в объятиях.
– Если ты не можешь остаться, возьми меня с собой, Нилл, – взмолилась она. – Не оставляй меня одну!
Вдруг на плечо ее легла морщинистая рука. Подняв глаза, Кэтлин увидела перед собой старого человека в истрепанной одежде.
– Почему ты плачешь, дитя? Уж кому, как не тебе, знать, что легенда никогда не умирает.
– Не нужна мне легенда! – Горько всхлипывая, Кэтлин еще теснее прижалась к Ниллу. – Все твои слова не могут заменить мне отцовской руки или моего Нилла!
– Рука твоего отца помогла тебе направить копье прямо в черное сердце Конна. И вот теперь тебе предстоит вдохнуть жизнь в тело человека, которого ты любишь, с помощью своей волшебной силы.
– Волшебной силы?! Разве не волшебство погубило нас с ним? Проклятое пророчество! Да пусть этот ваш Гленфлуирс провалится под землю! Мне уже довелось наслушаться рассказов об очарованных рыцарях и феях, что ждут героев в Тир Нан Оге! Я хочу, чтобы он жил! Хочу чувствовать его в своих объятиях, в своей постели!
Неожиданно старый друид лукаво улыбнулся:
– Может быть, ты и унаследовала красоту своей матери, но уж этот огонь, что горит в твоем сердце, точно достался тебе от Финтана! Огонь, перед которым бессильно даже адское пламя! Скажи же мне, Кэтлин-Лилия, мечтаешь ли ты о счастье так же, как когда-то Финтан? О любви настолько великой, что воспоминание о ней будет жить вечно?
– Не знаю, мечтаю ли я о такой любви, как ты сказал, но Нилл – да! Ему столько пришлось страдать – ему, такому сильному, такому благородному, мужественному и доброму! Если бы я только могла, я с радостью бы выпила этот яд вместо него! Но что об этом говорить? Слишком поздно!
– Ты так уверена в этом, дитя?
– Ч-что?!
– Магнус пролил то, что было в кубке. Я сам видел это. И видел, как он потом снова наполнил его до краев. Мы не знаем, конечно, сколько яда там осталось, не знаем даже, сколько его нужно, чтобы убить человека вроде Нилла – могучего воина, сильного телом и духом и любовью, пылающей в его сердце.
– Тогда, может быть, еще есть надежда? Если бы только я могла спросить матушку, что делать! Случалось, она ставила на ноги тех, кому никто уже не мог помочь! Но до аббатства пять дней езды. И пять обратно. К тому времени будет уже слишком поздно.
Придется рассчитывать только на себя. Ей вдруг стало страшно. Кэтлин лихорадочно перебирала в памяти все, чему научили ее монахини. Не забыла ли она чего?
– Но я… я ничего не знаю об этих местах, не знаю даже, где растут целебные травы!
Друид кивнул.
– Неподалеку от камня друидов есть хижина. Как-то раз я заглянул в нее – там полным-полно всяких трав. Возьми все, что тебе нужно. Позаботься о своем возлюбленном, дочь Финтана. Ему пришлось немало выстрадать, этому человеку, и он заслужил будущее, которое светится в твоих глазах.
Осторожно опустив тело Нилла на помост, Кэтлин повернулась к толпе и окинула взглядом бледные встревоженные лица.
– Я – дочь Финтана, Кэтлин-Лилия!
Благоговейный вздох послышался в толпе. Сотни изумленных глаз уставились на Кэтлин.
– Перенесите своего нового повелителя в постель, – приказала она. – И пусть до моего возвращения Деклан не отходит от него ни на шаг.
– До возвращения?! – Деклан протолкался вперед. Его иссеченное шрамами лицо при виде беспомощного тела Нилла потемнело от горя. Но достаточно было одного взгляда на Кэтлин, как на лице старого воина появилась твердая решимость. – Куда это вы собрались?
– В хижину возле камня друидов, где хранятся целебные травы, которые могут спасти Нилла. Я должна отыскать это место, иначе у Нилла не останется ни единого шанса.
– Нилл, будь он в силах, велел бы мне ехать с вами!
– Ты должен остаться с ним! – возразила Кэтлин. – Ты – единственный, кому я могу доверить его!
– И единственный, кто может указать вам дорогу, – вспыхнул Деклан. – Я могу найти ее даже с закрытыми глазами. Это ведь там, в тени этого камня, ваш отец передал мне вас, когда вы были еще крошкой. И оттуда я отвез вас в аббатство!
– Ты?!
– Да. И это мои руки каждый год клали на него лилию – дар вашего отца, символ любви Финтана к единственной дочери.
– Деклан! – Бард решительно выступил вперед, и они замолчали. – Об этом еще будет время поговорить! Нужно спешить! Я сам буду охранять Нилла! И никто не посмеет причинить ему вред, пока я жив. Иди, Кэтлин-Лилия! Только в твоей власти сделать так, чтобы у этой легенды был счастливый конец.
Опустившись на колени, Кэтлин в последний раз обняла Нилла. Потом взяла Деклана за руку, и они исчезли в ночи.
Глава 23
– Ну… ты до сих пор был мне не совсем безразличен.
– И тогда ты подослал ко мне сына?
– Есть люди, которые ценят сыновей далеко не так высоко, как другие. Лично я считаю, что особой ценности они не представляют. Может быть, это потому, что у меня их много. А вот твой отец… – Конн задумчиво провел рукой по усам.
– Что – мой отец? – эхом повторил Нилл.
– Может быть, тебе станет легче, если ты хотя бы сейчас узнаешь правду. Чувство вины, которое ты унесешь с собой, станет платой за кровь моего сына. Слушай! Все эти годы ты ненавидел Ронана из Дэйра. Ты любил меня. Ты был мне верен.
– Твои слова уже ничего не в силах изменить. Я знаю правду. Отец… он рассказал мне обо всем. Но я все равно любил его, несмотря ни на что.
– Ах, как благородно с твоей стороны! Значит, ты все-таки любил отца? А ведь он солгал тебе!
– Он никогда не лгал!
– Все, что он сказал тебе, когда уже был в тюрьме, – ложь от первого и до последнего слова! Он намеренно убил твою любовь к нему, чтобы ты жил.
– Убил?
– Я дал Ронану последний шанс. Приказал покрыть себя позором в глазах жителей Гленфлуирса и твоих, перед всей Ирландией признаться, что он убил собственного брата, чтобы изнасиловать его жену, заставить всех и каждого поверить, что именно он пролил ту кровь, что обагрила мои руки, и тогда его сын останется жить!
Нилл отшатнулся. От ужаса у него подгибались колени. Однако что-то подсказывало ему, что на этот раз Конн сказал правду.
– Ты?!
– Скота была восхитительной женщиной. Сыновья, которых она подарила бы мне, если бы мое семя оплодотворило ее лоно, были бы великолепны. Не то что эта свора трусливых щенков, доставшихся мне от жены! Было бы кому оставить наследство! И потом, это было так легко – возложить всю вину на твоего отца! Куда уж легче – только обмакнуть палец Скоты в кровь и написать на стене его имя! А дальше судьба была благосклонна ко мне – я едва поверил своим глазам, когда этот идиот приехал в замок Лоркана чуть ли не через час после того, как я убил ее. Оставалось только позаботиться о том, чтобы его увидели как можно больше людей. А потом на сцену вышел я сам – растерянный, убитый горем при виде кровавой резни, учиненной неведомым злодеем. Только самые преданные мне люди знали, что произошло на самом деле.
– Ты чудовище!
– И это все, что ты можешь мне сказать? Жаль. А вот твой отец, уверяю тебя, был куда более красноречив! Особенно когда я поставил его перед выбором – остаться в памяти людей с клеймом предателя и убийцы и отдать сына человеку, погубившему его жизнь, или смотреть, как ты умрешь на его глазах. Впрочем, так или иначе, я собирался тебя убить. Представь себе мое изумление, когда вдруг выяснилось, что Ронан любит тебя больше чести, больше жизни, больше правды. – Конн презрительно хмыкнул. – Потом я часто гадал, что чувствовал твой отец, когда увидел, как твоя любовь к нему обратилась в ненависть. Когда ты убежал из донжона, я, укрывшись в темноте, остался. И видел, как рыдал, оставшись один, великий Ронан из Дэйра. Может быть, ему стало бы хоть немного легче, если бы он узнал, что ни жена, ни дочь ни на мгновение не усомнились в нем. Как я ни мучил их, все было напрасно! Они по-прежнему верили в него!
– И тогда ты решил уничтожить Дэйр!
«Нет! – вспыхнуло у него в мозгу. – Только не напоминай ему о Фионе. Иначе, когда ты умрешь… Нет, я не могу умереть!»
– В конце концов, такая верность тому, кто был казнен по приказу верховного тана, стала опасной. Да, я дал клятву оставить их в живых, но только потому, что рассчитывал: голод и лишения заставят их забыть о мести.
– Будь ты проклят!
– Надеюсь, Ронан, попав в Тир Нан Ог, видел, как они страдали. Но и это еще не все. Втайне я потешался, пытаясь представить, что чувствовал твой отец, когда наблюдал, как ты совершаешь свои знаменитые подвиги – и все ради того, чтобы избавиться от запятнанного позором имени. Его имени! Я по капле вливал яд ненависти в твою душу, своим дыханием раздувал ее пламя в твоей детской душе, не сомневаясь, что ты пойдешь на все, чтобы смыть с себя пятно отцовского преступления. Но признаюсь, ты меня удивил, когда не сделал последнего, чего я потребовал от тебя. Не убил дочь Финтана.
– Ты… собирался…
– Да, да, моя доброта, мое благородство – все это было ради одной-единственной цели: заставить тебя поднять меч и одним ударом уничтожить висевшее над моей головой проклятие. Ну и себя самого тоже! Вряд ли бы ты смог простить себе смерть ни в чем не повинной девушки, верно? – Конн обвел взглядом толпу, обступившую помост, и тяжело вздохнул. – И вот теперь благодаря глупости Магнуса кое в ком из наших людей стали просыпаться подозрения. Так, ничего страшного, но им не составит большого труда выяснить остальное. Разве ты не видишь их, Нилл? Вон они, в толпе, – видишь, сколько их? Они в сомнении, они уже начинают подозревать. Я бессилен заставить их замолчать. Потом поползут слухи и правда выплывет наружу. Поэтому я могу сделать только одно!
Прежде чем Нилл успел шевельнуться, тан сделал быстрое движение и вырвал меч из его безвольно повисшей руки.
– Так-так, значит, тебе суждено умереть от меча твоего отца? – пробормотал он. – Славный конец для этого грязного дела! Сын Ронана никогда не станет править вместо меня! – Шагнув назад, он поднял меч над головой. Голос его прокатился над притихшей толпой как гром. – Нилл убил моего сына! Только я вправе оборвать жизнь убийцы!
Нилл рухнул на колени.
– Кэтлин! – отчаянно вскрикнул он, понимая, что бессилен что-либо сделать.
Это уже кричал не он, кричала его любовь к ней. Кэтлин увидела, как над головой Конна блеснул меч, и с обжигающей ясностью поняла, что случится в следующее мгновение. Никто уже не мог спасти ее возлюбленного! После всего, что ему пришлось пережить, жизнь его сейчас оборвется!
Отчаянно рванувшись, она высвободилась из рук своих стражей и, прежде чем кто-то успел ей помешать, выхватила копье у одного из них. Отчаяние и безнадежность душили ее. Сколько раз раньше она кидала его, пытаясь поразить цель, и никогда ей это не удавалось!
Закрыв глаза, Кэтлин мысленно представила себе другую руку – ту, которой ей так и не довелось коснуться, и позвала на помощь единственного человека, кто сейчас мог спасти их.
– Помоги мне, отец! – выкрикнула она, метнув копье в темноту.
Отчаянный вопль разорвал тишину. Толпа ахнула. Открыв глаза, она увидела Конна, корчившегося в предсмертных муках. Острие копья вошло ему прямо в сердце. Выпавший из его разжавшихся пальцев меч Нилла с грохотом скатился по ступеням.
Кэтлин бросилась вперед, расталкивая перешептывавшихся растерянных людей. Взлетев по ступеням, она упала на колени перед Ниллом и прижала его к себе.
Кровь! Господи, сколько крови! Со стоном она обхватила его руками.
– Теперь ты в безопасности, – прошептал Нилл. Странное спокойствие было написано у него на лице. – Деклан позаботится о…
– Нет уж! Ты сам позаботишься обо мне! Или ты забыл, что ты мне обещал?! Дом? Семью? Детей, которые у нас будут?
Пепельно-серые губы шевельнулись в слабом подобии той улыбки, которую она так любила.
– Молись, чтобы был хоть один. Загляни ему в глаза и вспомни, как сильно я любил тебя, моя Прекрасная Лилия! Конн дал мне яд. Как жаль…
Леденящий ужас сжал ей сердце.
– Нет! Нет, Нилл, это неправда! Помогите! – отчаянно закричала она, сжимая его в объятиях. – Кто-нибудь, помогите же ему!
Перед ней вдруг выросла высокая фигура барда. Лицо его потемнело от горя. Много ли успел услышать этот неглупый человек?
– Никто не в силах помочь тому, кто был отравлен! Нет такой волшебной силы, что могла бы вернуть его к жизни.
Кэтлин, не слушая его, с силой встряхнула Нилла:
– Ты же обещал, что никогда не оставишь меня одну!
– Я хотел… Передай Фионе, она была права насчет отца… Конн признался во всем. Это он… отец ни в чем не виновен. Скажи ей. Ничто… не обрадует ее больше, чем… Она была права. И мама… Передай ей… прошу прощения… за всю боль, что я ей причинил.
– Она любит тебя, Нилл! И всегда любила!
В глазах Нилла вдруг вспыхнула страстная мольба.
– Отвези меня… к отцу. Похорони возле него. Он пожертвовал всем ради нас. Пусть… он простит меня.
– Ему нечего прощать! Он знал, что ты вырастешь настоящим человеком. До последнего вздоха он любил тебя!
– Любовь… я и забыл, что это такое, пока не встретил тебя. Думаешь, это мой отец послал тебя, чтобы напомнить мне о ней?
– Да! Так же как мой отец послал тебя ко мне – любить и защищать меня! Ты должен жить, слышишь?! Конн мертв! И никто больше не сможет причинить тебе боль.
Дрожащей рукой Нилл погладил ее по щеке.
– Всю жизнь я мечтал, чтобы барды сложили песню о битвах, в которых я сражался, о чести. Навечно остаться жить… Ну а теперь я мечтаю только о том, чтобы всегда жить в твоем сердце.
– Так и будет! – Слезы ручьем струились по щекам Кэтлин. – Всегда!
Рука Нилла бессильно упала. Она прижала к себе его тяжелое тело, перебирала темные волосы, ловя каждый вздох. Немыслимо, чтобы мрак навеки сомкнулся над этим человеком, отобрал его силу, похоронил под собой любовь, смех и счастье, что ждали его впереди.
Ей хотелось броситься ему на грудь, перелить в него собственные силы, умолять взять ее с собой, туда, где героев ждала очарованная страна Тир Нан Ог, Страна Вечно Юных, с ее магической силой и бескровными войнами. Она согласна идти куда угодно, принять любую судьбу, лишь бы только и дальше держать его в объятиях.
– Если ты не можешь остаться, возьми меня с собой, Нилл, – взмолилась она. – Не оставляй меня одну!
Вдруг на плечо ее легла морщинистая рука. Подняв глаза, Кэтлин увидела перед собой старого человека в истрепанной одежде.
– Почему ты плачешь, дитя? Уж кому, как не тебе, знать, что легенда никогда не умирает.
– Не нужна мне легенда! – Горько всхлипывая, Кэтлин еще теснее прижалась к Ниллу. – Все твои слова не могут заменить мне отцовской руки или моего Нилла!
– Рука твоего отца помогла тебе направить копье прямо в черное сердце Конна. И вот теперь тебе предстоит вдохнуть жизнь в тело человека, которого ты любишь, с помощью своей волшебной силы.
– Волшебной силы?! Разве не волшебство погубило нас с ним? Проклятое пророчество! Да пусть этот ваш Гленфлуирс провалится под землю! Мне уже довелось наслушаться рассказов об очарованных рыцарях и феях, что ждут героев в Тир Нан Оге! Я хочу, чтобы он жил! Хочу чувствовать его в своих объятиях, в своей постели!
Неожиданно старый друид лукаво улыбнулся:
– Может быть, ты и унаследовала красоту своей матери, но уж этот огонь, что горит в твоем сердце, точно достался тебе от Финтана! Огонь, перед которым бессильно даже адское пламя! Скажи же мне, Кэтлин-Лилия, мечтаешь ли ты о счастье так же, как когда-то Финтан? О любви настолько великой, что воспоминание о ней будет жить вечно?
– Не знаю, мечтаю ли я о такой любви, как ты сказал, но Нилл – да! Ему столько пришлось страдать – ему, такому сильному, такому благородному, мужественному и доброму! Если бы я только могла, я с радостью бы выпила этот яд вместо него! Но что об этом говорить? Слишком поздно!
– Ты так уверена в этом, дитя?
– Ч-что?!
– Магнус пролил то, что было в кубке. Я сам видел это. И видел, как он потом снова наполнил его до краев. Мы не знаем, конечно, сколько яда там осталось, не знаем даже, сколько его нужно, чтобы убить человека вроде Нилла – могучего воина, сильного телом и духом и любовью, пылающей в его сердце.
– Тогда, может быть, еще есть надежда? Если бы только я могла спросить матушку, что делать! Случалось, она ставила на ноги тех, кому никто уже не мог помочь! Но до аббатства пять дней езды. И пять обратно. К тому времени будет уже слишком поздно.
Придется рассчитывать только на себя. Ей вдруг стало страшно. Кэтлин лихорадочно перебирала в памяти все, чему научили ее монахини. Не забыла ли она чего?
– Но я… я ничего не знаю об этих местах, не знаю даже, где растут целебные травы!
Друид кивнул.
– Неподалеку от камня друидов есть хижина. Как-то раз я заглянул в нее – там полным-полно всяких трав. Возьми все, что тебе нужно. Позаботься о своем возлюбленном, дочь Финтана. Ему пришлось немало выстрадать, этому человеку, и он заслужил будущее, которое светится в твоих глазах.
Осторожно опустив тело Нилла на помост, Кэтлин повернулась к толпе и окинула взглядом бледные встревоженные лица.
– Я – дочь Финтана, Кэтлин-Лилия!
Благоговейный вздох послышался в толпе. Сотни изумленных глаз уставились на Кэтлин.
– Перенесите своего нового повелителя в постель, – приказала она. – И пусть до моего возвращения Деклан не отходит от него ни на шаг.
– До возвращения?! – Деклан протолкался вперед. Его иссеченное шрамами лицо при виде беспомощного тела Нилла потемнело от горя. Но достаточно было одного взгляда на Кэтлин, как на лице старого воина появилась твердая решимость. – Куда это вы собрались?
– В хижину возле камня друидов, где хранятся целебные травы, которые могут спасти Нилла. Я должна отыскать это место, иначе у Нилла не останется ни единого шанса.
– Нилл, будь он в силах, велел бы мне ехать с вами!
– Ты должен остаться с ним! – возразила Кэтлин. – Ты – единственный, кому я могу доверить его!
– И единственный, кто может указать вам дорогу, – вспыхнул Деклан. – Я могу найти ее даже с закрытыми глазами. Это ведь там, в тени этого камня, ваш отец передал мне вас, когда вы были еще крошкой. И оттуда я отвез вас в аббатство!
– Ты?!
– Да. И это мои руки каждый год клали на него лилию – дар вашего отца, символ любви Финтана к единственной дочери.
– Деклан! – Бард решительно выступил вперед, и они замолчали. – Об этом еще будет время поговорить! Нужно спешить! Я сам буду охранять Нилла! И никто не посмеет причинить ему вред, пока я жив. Иди, Кэтлин-Лилия! Только в твоей власти сделать так, чтобы у этой легенды был счастливый конец.
Опустившись на колени, Кэтлин в последний раз обняла Нилла. Потом взяла Деклана за руку, и они исчезли в ночи.
Глава 23
В комнате царила тишина. Сидя у постели Нилла, Кэтлин с тревогой вглядывалась в изможденное лицо любимого, со страхом и надеждой ловя каждый вздох, срывавшийся с его пепельно-серых губ. С того дня как она в первый раз дала ему целебный отвар, прошло уже четверо суток.
Шли дни, а Нилл так и не открывал глаз, и с каждой минутой отчаяние все больше овладевало ею.
Кэтлин вдруг показалось, что она слышит спокойный, уверенный голос аббатисы, склонившейся к молоденькой послушнице, вот уже несколько дней не приходившей в сознание. «Кажется, чем дольше они спят, тем ближе становятся к вечности. Боюсь, она уже никогда не проснется».
Нет, этого она не перенесет. И все-таки, даже если ей суждено потерять Нилла, она будет счастлива, что хотя бы немного продлила ему жизнь. Может быть, если он проживет еще несколько дней, то Фиона с матерью хотя бы успеют попрощаться с ним. Деклан уже позаботился отправить гонцов в Дэйр – людей, которым он полностью доверял, кто любил Нилла, хотя тот и не подозревал, насколько глубока их верность приемному сыну тана. И все же Кэтлин боялась, что судьба не окажется столь милостива, подарив им хотя бы еще один день.
Нилл лежал так тихо, что, казалось, почти не дышал. Лицо его напоминало холодный мрамор. Кэтлин заставила всю комнату букетами цветущей бузины, надеясь, что ее аромат напомнит ему о матери, а сама дни и ночи напролет говорила с ним – то рассказывала сказки, то пела баллады. Порой, чтобы пробудить его, выкрикивала на ухо команды, не раз слышанные им на поле боя, надеясь, что боевой приказ сможет отыскать его в призрачном мире, где он блуждал в одиночестве. Кэтлин напевала мелодию, под которую они когда-то танцевали у костра, шептала Ниллу, как сильно любит его; говорила и говорила бесконечно, пока губы не отказывались ей повиноваться.
Но он так и не открыл глаза.
Кэтлин послышался какой-то шорох, и, обернувшись, она заметила Деклана. Сам себя назначив сторожем, он бессменно стоял на часах возле комнаты Нилла.
С трудом выдавив из себя улыбку, Кэтлин махнула ему рукой.
– Ты не откажешься побыть с ним немного? – спросила она. – Мне кажется, ему спокойнее, когда он знает, что ты рядом.
– Вы думаете, ему это известно? Известно, что я… что я с радостью отдал бы за него собственную жизнь? Ведь он не только наш тан. Он еще и мой друг!
– Мне кажется, он знает.
– Кэтлин, теперь мне уже нет нужды охранять эту дверь. Вряд ли кому придет в голову оспаривать права Нилла на трон. Если бы вы хоть ненадолго покинули эту комнату, то услышали бы, что говорят люди. Новости быстро распространяются по Гленфлуирсу. История о том, как Конн предал отца Нилла, а потом и его самого, распространилась со скоростью лесного пожара. Многие нашли в себе мужество рассказать, как все эти годы Конн мучил и истязал их, как заставлял корчиться от стыда, приказывая такое, что они готовы были сами наложить на себя руки.
– Скольким же людям он сломал жизнь так же, как Ниллу! – с грустью прошептала Кэтлин.
– Трудно даже представить, сколько их было, этих несчастных. Смерть Конна – величайшее из благодеяний, которые Нилл мог оказать Гленфлуирсу. Он освободил людей из паутины лжи. В первый раз за все эти годы они вздохнули спокойно.
Кэтлин осторожно коснулась щеки Нилла.
– Он самый лучший из всех, кого я знаю. – Она сама удивилась, услышав свой звонкий смех. – Нилл бы сказал: «А скольких мужчин ты вообще видела, если выросла в аббатстве?» Но ведь это не важно, правда, Деклан? Все равно он лучше всех!
Нахмурившись, Деклан кивнул.
– Как странно, что именно ты отвез меня туда!
– Только не таите на меня зла, хорошо? Каждый раз, бывая возле аббатства, я взбирался на дерево и смотрел, как вы играете.
– Я помню, как рассказывала сестрам о великане, который живет на дереве. Мне казалось, что я тебя просто выдумала.
– Вы были прелестным ребенком. Ваши родители были счастливы знать, что все сестры души в вас не чают.
– Так они знали?
– Это было единственное, что я мог сделать, чтобы смягчить их горе. Образ маленькой девочки всегда жил в их сердцах. Конн запретил мне говорить о том, где вы, и даже пообещал, что прикажет казнить, если я окажусь там еще раз. Но я… у меня ведь у самого дети. Как я мог видеть боль в глазах Финтана и его жены? Отец ваш, хоть и знал, что навеки лишен счастья видеть вас, хотел, чтобы вы всегда чувствовали его любовь. Поэтому каждый год в день вашего рождения я привозил вам в подарок лилию.
– Так это был подарок отца?
– Да. Когда этой зимой он умер, я не решился сделать это снова. Знал, что должен, но так и не смог. Я все думал о Финтане, о вас – ведь теперь вы потеряли его навсегда, никогда не услышите его голос, не заглянете ему в глаза, – и чувство вины стало невыносимым. Я попытался выбросить вас из головы, забыть. Что сделано, то сделано, повторял я себе, ведь никто ничего не мог изменить. – Старый воин опустил глаза. – Простите. Простите за то, что я оставил вас там, что так и не сказал вашему отцу, где вы. Я ведь верил клятве Конна, понимаете? Но если бы я хоть на миг заподозрил, что он хочет сделать, то сам выкрал бы вас из аббатства и отвез в безопасное место!
Ладонь Кэтлин легла поверх загрубелой, мозолистой руки старого воина.
– Спасибо тебе за твою доброту к отцу, ко мне. Своими рассказами ты подарил родителям кусочки моего детства. Может быть, когда Нилл поправится, ты окажешь мне еще одну услугу – расскажешь мне о них. И тогда я почувствую, что у меня тоже была семья.
Глаза старого воина увлажнились, и, отвернувшись, он громко откашлялся.
– Они ни на минуту не переставали вас любить. Я каждый день слышал, как они говорили меж собой о своей дочери.
Вдруг возле двери послышалась какая-то возня, кто-то вскрикнул. Рука Деклана легла на рукоятку меча. Вскочив на ноги, Кэтлин испуганно смотрела на ввалившегося в комнату воина.
– На нас напали! Берегитесь!
Но страх Кэтлин мгновенно сменился облегчением, когда в комнату вслед за ним вихрем ворвалась хрупкая девушка с разметавшимися по плечам огненно-рыжими волосами.
– Только попробуй еще раз встать у меня на дороге – и всю неделю не сможешь стоять на ногах, жалкий, ничтожный червяк!
Раскрасневшись от гнева и негодования, девушка обернулась, и они увидели в ее глазах страх.
– Фиона?! Откуда ты взялась? Неужели гонцы уже добрались до Дэйра?
– Мы уже мчались сюда сломя голову, Оуэн и я! Он очнулся наконец, рассказал, что, когда привез письмо от Нилла, Конн почему-то приказал его убить! Оуэн понял, что дело нечисто, и догадался, что Ниллу грозит беда.
– Так оно и было.
– Кэтлин, воины… они сказали, что Конн отравил его.
Кэтлин невыносимо было видеть страх на этом юном лице. Она отошла от кровати.
– Он… он… – Фиона так и не смогла произнести слово «мертв», но и невысказанное вслух, оно повисло между ними.
– Нет. Он жив. И может быть, очнется.
– Он должен это сделать! – выпалила Фиона. – Он… он всегда возвращается ко мне. Даже в этот раз – через столько лет он все-таки вернулся.
Кэтлин ласково отбросила со лба Фионы прядь волос.
– Он просил передать тебе, что ты была права насчет отца. Конн перед смертью признался, что Ронан был ни в чем не виноват. Нилл сказал, что ничто не сможет доставить тебе большей радости, чем эта весть.
– Тогда пусть очнется, чтобы я могла всласть изводить его! – Фиона яростно потрясла брата за плечо: – Нилл, я проехала всю страну, чтобы только увидеть тебя! Сказать… – голос ее прервался, – сказать, что люблю тебя, будь ты трижды проклят!
Кэтлин вглядывалась в искаженное страхом и любовью девичье лицо. В нем было столько яростной решимости, что даже злая судьба вряд ли смогла бы сейчас забрать у нее брата.
Встав на колени по другую сторону постели, Кэтлин приложила руку к холодной щеке Нилла.
– Нилл, прошу тебя, очнись! Боюсь, раньше ты никогда не слышал от Фионы подобных слов. Ей понадобилось много мужества, чтобы произнести их, но она ведь училась мужеству у тебя! Мы не можем потерять тебя, Фиона и я. И твоя мать!
Почудилось ей или губы Нилла и в самом деле чуть заметно дрогнули? Нет! Теперь она ясно видела. Он явно пытался что-то сказать.
– Теперь уж я… точно должен умереть…
– Что?! Нилл! – Кэтлин нагнулась к нему.
– Он что-то сказал! – вскричала Фиона.
– Я сказал: «Теперь уж я точно должен умереть», – не то Фиона ни за что не простит, что я это слышал. – Налитые кровью, мутные глаза его открылись, но Кэтлин с облегчением заметила, что они улыбаются. – Повтори это снова, малышка!
– Нилл! – Зарыдав, Фиона бросилась ему на грудь.
– Помогите! – сдавленным голосом прохрипел он. – Нет, лучше бы я все-таки умер! Слезь немедленно, не то ты меня задушишь!
Кэтлин с трудом удалось оттащить Фиону и передать ее Деклану, облегченно вздохнув, когда эти двое принялись рыдать друг у друга на плече. Сама она бросилась к Ниллу:
– Ты все-таки очнулся! Фиона знала, что так будет!
– Я… я так устал. Мне хотелось закрыть глаза и уснуть навсегда. Но каждый раз, когда я погружался в сон, я снова и снова видел перед собой призрак отца, который подносил что-то к моим глазам.
– Что же это было?
Его губы с трудом раздвинулись в улыбке, но лицо было растерянное.
– Лилия. Он говорил, что там, где он сейчас, лилии не растут. Потом клал цветок на вершину камня, и мне приходилось тянуться, тянуться за ним из того тумана, в который я постепенно погружался. А потом я услышал, как ты зовешь меня.
Кэтлин обхватила его руками:
– Я все время звала тебя, любимый! И продолжала бы звать, даже если бы ты предпочел остаться с отцом. Я бы говорила с тобой, как твоя мать – с ним, ходила бы туда, где мы с тобой любили друг друга, и не сомневалась бы, что ты меня слышишь.
– Да, я слышал бы тебя. И звал тебя в ответ. Так когда-то мой отец звал меня, но я отказывался слушать. Он простил меня, Кэтлин. И когда у нас с тобой будут дети, надеюсь, я буду для них хотя бы вполовину таким хорошим отцом, каким он был для меня.
– Конечно, а как же иначе? Ведь ты самый любящий мужчина на свете, самый храбрый воин и самый благородный человек.
Брови Нилла в комическом отчаянии сдвинулись.
– Интересно, какой из меня выйдет тан? Знаешь, я ведь никогда не жаждал власти. Всю жизнь я сражался, мстил и верил в то, что было ложью. Не доверял ни единому человеку. Я не имею ни малейшего понятия о том, что значит быть таном.
Раньше ей хотелось вернуться в Дэйр, жить рядом с любимым человеком. Но теперь, когда события последних дней перевернули всю ее жизнь, Кэтлин поймала себя на том, что думает о другом. Конн погиб, но жизнь скольких людей он успел изуродовать? Нельзя позволить, чтобы такая огромная власть снова попала в руки недостойного человека. А из Нилла выйдет замечательный тан!
– Вся твоя жизнь подготовила тебя к тому, чтобы ты стал самым достойным таном за всю историю Гленфлуирса, – сказала она. – Ты храбр, и у тебя достаточно сил, чтобы править. Но кроме всего этого, в твоем сердце есть то, в чем твои люди сейчас нуждаются больше всего.
– И что же это, моя Прекрасная Лилия?
– Сострадание. Ты никогда не сможешь забыть, как страшно жить одиноким и беспомощным, и поэтому будешь милостив ко всем, а не только к тем, кто богат и силен. Ты станешь защищать слабых. Эти люди нуждаются в тебе, Нилл, ничуть не меньше, чем мы с Фионой и твоя мать. Докажи им, что и сильный может быть добрым.
Чья-то тень упала на постель. Это был старый друид. Не он ли положил всему начало, когда много лет назад его ладонь легла на живот ее матери?
– Приятно, что дочь Финтана не только красива, но и умна, – прошамкал старик. – Я слышал, ты пришел в себя, Нилл Семь Измен. Это хорошо. Я не понимал всей правды, пока не увидел, как ты лежишь у моих ног. Я только сейчас понял, что предал избранников древних богов.
– Избранников? – растерянно выдохнул Нилл. – Что-то я не понимаю…
– Ты и дочь Финтана и есть их избранники. Те самые, о которых говорилось в письменах, – те, кто станет править, соединив древнюю мудрость с веянием перемен. Совесть и честь, за которые сражался Нилл, соединятся с мудростью, которую впитала Кэтлин в монастыре. Ирландия тоже станет другой. Она отдаст себя во власть христианскому Богу, но ростки новой жизни в нашей стране будут пробиваться мирно – без войн и кровопролитий, как в других странах. И все это благодаря вашему мудрому правлению.
Кэтлин вспомнился тот день, когда она спешила через лес к алтарю друидов, где увидела Нилла. Тогда та же самая мысль мелькнула у нее в голове.
– Нилл, – пробормотала она, – помнишь письмена на камне в Дэйре и те, что были на алтаре друидов возле аббатства? Они же совершенно одинаковые! Так, значит, это правда, что он сказал?
– Неужели ты сомневаешься в этом, моя Прекрасная Лилия? – спросил, целуя ее, Нилл. – С той минуты как я увидел тебя барахтающейся в волнах, как впервые коснулся твоей руки, я уже знал: мы предназначены друг другу.
– Пришло новое время – время святых и монастырей. Старые боги уступят им свое место, но вы оба знаете правду. – На губах старого друида появилась мягкая, понимающая улыбка. – Вам известно, что у Ирландии всегда будет сердце язычника.
Ветер пел песню мужества, веры и рождения нового будущего. Уютно прижавшись к теплому телу мужа, убаюканная привычным ритмом скачки, чувствуя, как уверенно держат ее сильные руки, Кэтлин закрыла глаза.
– Кажется невероятным, что прошло столько времени с тех пор, как я увез тебя отсюда, – нежно сказал Нилл, привязывая лошадь возле камня друидов. – Я тогда был так сердит! Ну как же – меня, неустрашимого воина, привыкшего сражаться и побеждать, послали в монастырь за какой-то девчонкой! Мне даже в голову не могло прийти, что ты бросишь мне вызов. Научишь меня любить, верить, видеть правду.
– Но ты принял мой вызов и победил. Под присмотром Фионы Дэйр восстал из пепла, а твоя мать просто цветет.
Нилл мягко усмехнулся:
– Все было бы замечательно, если б можно было еще подыскать Оуэну какую-нибудь небольшую войну! Поскольку ему негде снискать себе воинскую славу, боюсь, как бы он не начал поглядывать на мою сестру.
– Остается только надеяться, что в его объятиях она будет так же счастлива, как я – в твоих, мой воин.
– Это правда, Кэтлин? Ты счастлива? Я знаю, что ты мечтала не об этом. Жена тана! А ведь твоей мечтой была тихая, простая жизнь.
– Я видела, как ты правишь, стараясь, чтобы на смену жестокости пришли доброта и сострадание, а вместо лжи и измены воцарилось благородство. И вижу любовь в глазах твоих подданных, когда они говорят о тебе, вижу мир и благоденствие в их семьях. Как я могу жаловаться? Поверь, я счастлива, что завоевала сердце такого мудрого и доброго человека. И не могу пожелать лучшей жизни для себя и для нашего ребенка, Нилл.
– Ты ошибаешься, моя Прекрасная Лилия. Мне многому еще предстоит научиться. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить твое доверие.
Спешившись, Нилл бережно снял жену с седла, помня о драгоценной ноше, что была у нее под сердцем, и поставил на траву, по которой она бегала еще ребенком. Потом осторожно коснулся ладонью живота.
– Ты уверена, что не устала? Откуда ты взяла, что кто-то придет сюда?
– Это ведь мой день. И я знаю, что она придет.
– Ну, я ведь и сам мог отвезти ей подарок.
С сияющей улыбкой Кэтлин покачала головой:
– Нет, это мой подарок. В тот день я уже знала, что никогда не вернусь в аббатство. Никогда больше не положу голову к ней на колени, как делала еще маленькой девочкой. Может быть, никогда не скажу ей, как счастлива была все эти годы. Но когда она увидит это, Нилл, она все поймет.
Обняв жену за талию, Нилл повел ее через благоухающий цветами луг, держа так бережно, будто дороже ее не было сокровища на земле.
Слезы счастья появились на ресницах Кэтлин, когда она, склонившись над камнем алтаря друидов, положила на него свой дар – охапку лилий, прекрасных, как любовь, которую она нашла в сердце Нилла.
Шли дни, а Нилл так и не открывал глаз, и с каждой минутой отчаяние все больше овладевало ею.
Кэтлин вдруг показалось, что она слышит спокойный, уверенный голос аббатисы, склонившейся к молоденькой послушнице, вот уже несколько дней не приходившей в сознание. «Кажется, чем дольше они спят, тем ближе становятся к вечности. Боюсь, она уже никогда не проснется».
Нет, этого она не перенесет. И все-таки, даже если ей суждено потерять Нилла, она будет счастлива, что хотя бы немного продлила ему жизнь. Может быть, если он проживет еще несколько дней, то Фиона с матерью хотя бы успеют попрощаться с ним. Деклан уже позаботился отправить гонцов в Дэйр – людей, которым он полностью доверял, кто любил Нилла, хотя тот и не подозревал, насколько глубока их верность приемному сыну тана. И все же Кэтлин боялась, что судьба не окажется столь милостива, подарив им хотя бы еще один день.
Нилл лежал так тихо, что, казалось, почти не дышал. Лицо его напоминало холодный мрамор. Кэтлин заставила всю комнату букетами цветущей бузины, надеясь, что ее аромат напомнит ему о матери, а сама дни и ночи напролет говорила с ним – то рассказывала сказки, то пела баллады. Порой, чтобы пробудить его, выкрикивала на ухо команды, не раз слышанные им на поле боя, надеясь, что боевой приказ сможет отыскать его в призрачном мире, где он блуждал в одиночестве. Кэтлин напевала мелодию, под которую они когда-то танцевали у костра, шептала Ниллу, как сильно любит его; говорила и говорила бесконечно, пока губы не отказывались ей повиноваться.
Но он так и не открыл глаза.
Кэтлин послышался какой-то шорох, и, обернувшись, она заметила Деклана. Сам себя назначив сторожем, он бессменно стоял на часах возле комнаты Нилла.
С трудом выдавив из себя улыбку, Кэтлин махнула ему рукой.
– Ты не откажешься побыть с ним немного? – спросила она. – Мне кажется, ему спокойнее, когда он знает, что ты рядом.
– Вы думаете, ему это известно? Известно, что я… что я с радостью отдал бы за него собственную жизнь? Ведь он не только наш тан. Он еще и мой друг!
– Мне кажется, он знает.
– Кэтлин, теперь мне уже нет нужды охранять эту дверь. Вряд ли кому придет в голову оспаривать права Нилла на трон. Если бы вы хоть ненадолго покинули эту комнату, то услышали бы, что говорят люди. Новости быстро распространяются по Гленфлуирсу. История о том, как Конн предал отца Нилла, а потом и его самого, распространилась со скоростью лесного пожара. Многие нашли в себе мужество рассказать, как все эти годы Конн мучил и истязал их, как заставлял корчиться от стыда, приказывая такое, что они готовы были сами наложить на себя руки.
– Скольким же людям он сломал жизнь так же, как Ниллу! – с грустью прошептала Кэтлин.
– Трудно даже представить, сколько их было, этих несчастных. Смерть Конна – величайшее из благодеяний, которые Нилл мог оказать Гленфлуирсу. Он освободил людей из паутины лжи. В первый раз за все эти годы они вздохнули спокойно.
Кэтлин осторожно коснулась щеки Нилла.
– Он самый лучший из всех, кого я знаю. – Она сама удивилась, услышав свой звонкий смех. – Нилл бы сказал: «А скольких мужчин ты вообще видела, если выросла в аббатстве?» Но ведь это не важно, правда, Деклан? Все равно он лучше всех!
Нахмурившись, Деклан кивнул.
– Как странно, что именно ты отвез меня туда!
– Только не таите на меня зла, хорошо? Каждый раз, бывая возле аббатства, я взбирался на дерево и смотрел, как вы играете.
– Я помню, как рассказывала сестрам о великане, который живет на дереве. Мне казалось, что я тебя просто выдумала.
– Вы были прелестным ребенком. Ваши родители были счастливы знать, что все сестры души в вас не чают.
– Так они знали?
– Это было единственное, что я мог сделать, чтобы смягчить их горе. Образ маленькой девочки всегда жил в их сердцах. Конн запретил мне говорить о том, где вы, и даже пообещал, что прикажет казнить, если я окажусь там еще раз. Но я… у меня ведь у самого дети. Как я мог видеть боль в глазах Финтана и его жены? Отец ваш, хоть и знал, что навеки лишен счастья видеть вас, хотел, чтобы вы всегда чувствовали его любовь. Поэтому каждый год в день вашего рождения я привозил вам в подарок лилию.
– Так это был подарок отца?
– Да. Когда этой зимой он умер, я не решился сделать это снова. Знал, что должен, но так и не смог. Я все думал о Финтане, о вас – ведь теперь вы потеряли его навсегда, никогда не услышите его голос, не заглянете ему в глаза, – и чувство вины стало невыносимым. Я попытался выбросить вас из головы, забыть. Что сделано, то сделано, повторял я себе, ведь никто ничего не мог изменить. – Старый воин опустил глаза. – Простите. Простите за то, что я оставил вас там, что так и не сказал вашему отцу, где вы. Я ведь верил клятве Конна, понимаете? Но если бы я хоть на миг заподозрил, что он хочет сделать, то сам выкрал бы вас из аббатства и отвез в безопасное место!
Ладонь Кэтлин легла поверх загрубелой, мозолистой руки старого воина.
– Спасибо тебе за твою доброту к отцу, ко мне. Своими рассказами ты подарил родителям кусочки моего детства. Может быть, когда Нилл поправится, ты окажешь мне еще одну услугу – расскажешь мне о них. И тогда я почувствую, что у меня тоже была семья.
Глаза старого воина увлажнились, и, отвернувшись, он громко откашлялся.
– Они ни на минуту не переставали вас любить. Я каждый день слышал, как они говорили меж собой о своей дочери.
Вдруг возле двери послышалась какая-то возня, кто-то вскрикнул. Рука Деклана легла на рукоятку меча. Вскочив на ноги, Кэтлин испуганно смотрела на ввалившегося в комнату воина.
– На нас напали! Берегитесь!
Но страх Кэтлин мгновенно сменился облегчением, когда в комнату вслед за ним вихрем ворвалась хрупкая девушка с разметавшимися по плечам огненно-рыжими волосами.
– Только попробуй еще раз встать у меня на дороге – и всю неделю не сможешь стоять на ногах, жалкий, ничтожный червяк!
Раскрасневшись от гнева и негодования, девушка обернулась, и они увидели в ее глазах страх.
– Фиона?! Откуда ты взялась? Неужели гонцы уже добрались до Дэйра?
– Мы уже мчались сюда сломя голову, Оуэн и я! Он очнулся наконец, рассказал, что, когда привез письмо от Нилла, Конн почему-то приказал его убить! Оуэн понял, что дело нечисто, и догадался, что Ниллу грозит беда.
– Так оно и было.
– Кэтлин, воины… они сказали, что Конн отравил его.
Кэтлин невыносимо было видеть страх на этом юном лице. Она отошла от кровати.
– Он… он… – Фиона так и не смогла произнести слово «мертв», но и невысказанное вслух, оно повисло между ними.
– Нет. Он жив. И может быть, очнется.
– Он должен это сделать! – выпалила Фиона. – Он… он всегда возвращается ко мне. Даже в этот раз – через столько лет он все-таки вернулся.
Кэтлин ласково отбросила со лба Фионы прядь волос.
– Он просил передать тебе, что ты была права насчет отца. Конн перед смертью признался, что Ронан был ни в чем не виноват. Нилл сказал, что ничто не сможет доставить тебе большей радости, чем эта весть.
– Тогда пусть очнется, чтобы я могла всласть изводить его! – Фиона яростно потрясла брата за плечо: – Нилл, я проехала всю страну, чтобы только увидеть тебя! Сказать… – голос ее прервался, – сказать, что люблю тебя, будь ты трижды проклят!
Кэтлин вглядывалась в искаженное страхом и любовью девичье лицо. В нем было столько яростной решимости, что даже злая судьба вряд ли смогла бы сейчас забрать у нее брата.
Встав на колени по другую сторону постели, Кэтлин приложила руку к холодной щеке Нилла.
– Нилл, прошу тебя, очнись! Боюсь, раньше ты никогда не слышал от Фионы подобных слов. Ей понадобилось много мужества, чтобы произнести их, но она ведь училась мужеству у тебя! Мы не можем потерять тебя, Фиона и я. И твоя мать!
Почудилось ей или губы Нилла и в самом деле чуть заметно дрогнули? Нет! Теперь она ясно видела. Он явно пытался что-то сказать.
– Теперь уж я… точно должен умереть…
– Что?! Нилл! – Кэтлин нагнулась к нему.
– Он что-то сказал! – вскричала Фиона.
– Я сказал: «Теперь уж я точно должен умереть», – не то Фиона ни за что не простит, что я это слышал. – Налитые кровью, мутные глаза его открылись, но Кэтлин с облегчением заметила, что они улыбаются. – Повтори это снова, малышка!
– Нилл! – Зарыдав, Фиона бросилась ему на грудь.
– Помогите! – сдавленным голосом прохрипел он. – Нет, лучше бы я все-таки умер! Слезь немедленно, не то ты меня задушишь!
Кэтлин с трудом удалось оттащить Фиону и передать ее Деклану, облегченно вздохнув, когда эти двое принялись рыдать друг у друга на плече. Сама она бросилась к Ниллу:
– Ты все-таки очнулся! Фиона знала, что так будет!
– Я… я так устал. Мне хотелось закрыть глаза и уснуть навсегда. Но каждый раз, когда я погружался в сон, я снова и снова видел перед собой призрак отца, который подносил что-то к моим глазам.
– Что же это было?
Его губы с трудом раздвинулись в улыбке, но лицо было растерянное.
– Лилия. Он говорил, что там, где он сейчас, лилии не растут. Потом клал цветок на вершину камня, и мне приходилось тянуться, тянуться за ним из того тумана, в который я постепенно погружался. А потом я услышал, как ты зовешь меня.
Кэтлин обхватила его руками:
– Я все время звала тебя, любимый! И продолжала бы звать, даже если бы ты предпочел остаться с отцом. Я бы говорила с тобой, как твоя мать – с ним, ходила бы туда, где мы с тобой любили друг друга, и не сомневалась бы, что ты меня слышишь.
– Да, я слышал бы тебя. И звал тебя в ответ. Так когда-то мой отец звал меня, но я отказывался слушать. Он простил меня, Кэтлин. И когда у нас с тобой будут дети, надеюсь, я буду для них хотя бы вполовину таким хорошим отцом, каким он был для меня.
– Конечно, а как же иначе? Ведь ты самый любящий мужчина на свете, самый храбрый воин и самый благородный человек.
Брови Нилла в комическом отчаянии сдвинулись.
– Интересно, какой из меня выйдет тан? Знаешь, я ведь никогда не жаждал власти. Всю жизнь я сражался, мстил и верил в то, что было ложью. Не доверял ни единому человеку. Я не имею ни малейшего понятия о том, что значит быть таном.
Раньше ей хотелось вернуться в Дэйр, жить рядом с любимым человеком. Но теперь, когда события последних дней перевернули всю ее жизнь, Кэтлин поймала себя на том, что думает о другом. Конн погиб, но жизнь скольких людей он успел изуродовать? Нельзя позволить, чтобы такая огромная власть снова попала в руки недостойного человека. А из Нилла выйдет замечательный тан!
– Вся твоя жизнь подготовила тебя к тому, чтобы ты стал самым достойным таном за всю историю Гленфлуирса, – сказала она. – Ты храбр, и у тебя достаточно сил, чтобы править. Но кроме всего этого, в твоем сердце есть то, в чем твои люди сейчас нуждаются больше всего.
– И что же это, моя Прекрасная Лилия?
– Сострадание. Ты никогда не сможешь забыть, как страшно жить одиноким и беспомощным, и поэтому будешь милостив ко всем, а не только к тем, кто богат и силен. Ты станешь защищать слабых. Эти люди нуждаются в тебе, Нилл, ничуть не меньше, чем мы с Фионой и твоя мать. Докажи им, что и сильный может быть добрым.
Чья-то тень упала на постель. Это был старый друид. Не он ли положил всему начало, когда много лет назад его ладонь легла на живот ее матери?
– Приятно, что дочь Финтана не только красива, но и умна, – прошамкал старик. – Я слышал, ты пришел в себя, Нилл Семь Измен. Это хорошо. Я не понимал всей правды, пока не увидел, как ты лежишь у моих ног. Я только сейчас понял, что предал избранников древних богов.
– Избранников? – растерянно выдохнул Нилл. – Что-то я не понимаю…
– Ты и дочь Финтана и есть их избранники. Те самые, о которых говорилось в письменах, – те, кто станет править, соединив древнюю мудрость с веянием перемен. Совесть и честь, за которые сражался Нилл, соединятся с мудростью, которую впитала Кэтлин в монастыре. Ирландия тоже станет другой. Она отдаст себя во власть христианскому Богу, но ростки новой жизни в нашей стране будут пробиваться мирно – без войн и кровопролитий, как в других странах. И все это благодаря вашему мудрому правлению.
Кэтлин вспомнился тот день, когда она спешила через лес к алтарю друидов, где увидела Нилла. Тогда та же самая мысль мелькнула у нее в голове.
– Нилл, – пробормотала она, – помнишь письмена на камне в Дэйре и те, что были на алтаре друидов возле аббатства? Они же совершенно одинаковые! Так, значит, это правда, что он сказал?
– Неужели ты сомневаешься в этом, моя Прекрасная Лилия? – спросил, целуя ее, Нилл. – С той минуты как я увидел тебя барахтающейся в волнах, как впервые коснулся твоей руки, я уже знал: мы предназначены друг другу.
– Пришло новое время – время святых и монастырей. Старые боги уступят им свое место, но вы оба знаете правду. – На губах старого друида появилась мягкая, понимающая улыбка. – Вам известно, что у Ирландии всегда будет сердце язычника.
Ветер пел песню мужества, веры и рождения нового будущего. Уютно прижавшись к теплому телу мужа, убаюканная привычным ритмом скачки, чувствуя, как уверенно держат ее сильные руки, Кэтлин закрыла глаза.
– Кажется невероятным, что прошло столько времени с тех пор, как я увез тебя отсюда, – нежно сказал Нилл, привязывая лошадь возле камня друидов. – Я тогда был так сердит! Ну как же – меня, неустрашимого воина, привыкшего сражаться и побеждать, послали в монастырь за какой-то девчонкой! Мне даже в голову не могло прийти, что ты бросишь мне вызов. Научишь меня любить, верить, видеть правду.
– Но ты принял мой вызов и победил. Под присмотром Фионы Дэйр восстал из пепла, а твоя мать просто цветет.
Нилл мягко усмехнулся:
– Все было бы замечательно, если б можно было еще подыскать Оуэну какую-нибудь небольшую войну! Поскольку ему негде снискать себе воинскую славу, боюсь, как бы он не начал поглядывать на мою сестру.
– Остается только надеяться, что в его объятиях она будет так же счастлива, как я – в твоих, мой воин.
– Это правда, Кэтлин? Ты счастлива? Я знаю, что ты мечтала не об этом. Жена тана! А ведь твоей мечтой была тихая, простая жизнь.
– Я видела, как ты правишь, стараясь, чтобы на смену жестокости пришли доброта и сострадание, а вместо лжи и измены воцарилось благородство. И вижу любовь в глазах твоих подданных, когда они говорят о тебе, вижу мир и благоденствие в их семьях. Как я могу жаловаться? Поверь, я счастлива, что завоевала сердце такого мудрого и доброго человека. И не могу пожелать лучшей жизни для себя и для нашего ребенка, Нилл.
– Ты ошибаешься, моя Прекрасная Лилия. Мне многому еще предстоит научиться. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить твое доверие.
Спешившись, Нилл бережно снял жену с седла, помня о драгоценной ноше, что была у нее под сердцем, и поставил на траву, по которой она бегала еще ребенком. Потом осторожно коснулся ладонью живота.
– Ты уверена, что не устала? Откуда ты взяла, что кто-то придет сюда?
– Это ведь мой день. И я знаю, что она придет.
– Ну, я ведь и сам мог отвезти ей подарок.
С сияющей улыбкой Кэтлин покачала головой:
– Нет, это мой подарок. В тот день я уже знала, что никогда не вернусь в аббатство. Никогда больше не положу голову к ней на колени, как делала еще маленькой девочкой. Может быть, никогда не скажу ей, как счастлива была все эти годы. Но когда она увидит это, Нилл, она все поймет.
Обняв жену за талию, Нилл повел ее через благоухающий цветами луг, держа так бережно, будто дороже ее не было сокровища на земле.
Слезы счастья появились на ресницах Кэтлин, когда она, склонившись над камнем алтаря друидов, положила на него свой дар – охапку лилий, прекрасных, как любовь, которую она нашла в сердце Нилла.