- Пойду искать кого-нибудь из командования. Надо скорей дать знать на Гавайи.
Уайт вернулся в бюро. Спустя некоторое время Гейша сходил к адъютантам Старка и сообщил, что никого из начальства еще нет. Уилкинсон и Ингерсол поехали в Маунт-Вернон играть в гольф, Тернер в церкви, а Хозяин ответил Макколла, что приедет в 9.30, после прогулки. Он, оказывается, еще совсем не читал вчерашние сводки и не знал ничего о меморандуме. Макколла побежал к армейцам. Там застал такую же картину - Майлс, Джероу и Банди в церкви, оттуда все поедут на стадион "Грифис", где будет интересный футбольный матч. А генерал Маршалл поехал кататься на лошади. Приедет на работу не раньше одиннадцати. Он тоже не читал вчерашних телеграмм.
- Как будто сговорились, - простонал Пейдж. - Через несколько часов начнется война, а начальство прохлаждается. Чудовищно!
- Их интересует одно: подтверждение той самой сводки погоды, - сказал Уайт. - Массовое помешательство.
Из дешифровального сектора поступили еще три новые "магии". Уайт спросил:
- Насчет часа вручения меморандума была девятьсот седьмая?
- Да, - ответил Пейдж. - Есть продолжение?
- Девятьсот восьмая, девятая и десятая.
- Может быть, новые директивы?
Гейша вскочил и всплеснул руками:
- А вдруг насчет...
- Наверное, японцы захватили с воздуха Омск, - громко сказал Камберленд.
Все засмеялись. Телеграммы были короткие: их перевели быстро.
В телеграммах № 908 и № 909 министр иностранных дел Того благодарил послов Номура и Курусу и всех чинов посольства за их усердную и самоотверженную работу.
А в телеграмме № 910 говорилось:
"После дешифровки наших телеграмм № 902, часть 14-я, 907, 908 909 и № 910 немедленно уничтожьте остающуюся у вас шифровальную машинку и все шифры. Ликвидируйте также все без исключения секретные документы."
Уайт передал телеграмму Пейджу.
- Отнеси это Макколла. Надо сейчас же сообщить адмиралу Киммелу и генералу Шорту. Еще есть время. Сейчас десять, а на Гавайях половина пятого утра.
Пейдж выбежал из комнаты, за ним Гейша.
Уайт стал звонить Донахью домой. Донахью только что вернулся - после церкви был на теннисном корте.
- Уолт, скорей приезжай. "Восточный ветер". Совершенно точно.
- Сейчас приеду. Только не паникуй.
- Звонил в Гонолулу Шриверу?
- Да. Поднял его с постели. Он обещал принять срочные меры и просил позвонить ему позже.
- Когда?
- В восемь утра. Здесь будет половина второго дня. Сейчас приеду.
Уайт положил трубку. Вошел Пейдж, сел за свой стол и протяжно вздохнул.
- Послали предупреждение? - спросил Уайт.
Пейдж подпер голову руками и стал докладывать. Хозяин наконец-то прибыл на работу. Сейчас же к нему явился Макколла и предложил послать предупреждение на Гавайи. Но Старк сказал, что если и будет нападение, то только на Манилу или Гуам, а там уже предупреждены. В общем, Макколла ничего не добился. Уилкинсон и Ингерсол еще не приехали в штаб. У армейцев тоже царит спокойствие. Генерал Маршалл еще не закончил прогулку, он приедет не раньше половины двенадцатого. Ближайших помощников Маршалла тоже нет. Военный министр Стимсон и морской министр Нокс - дома, собираются к Хэллу, затем направятся вместе на стадион.
Уайт ударил кулаком по столу:
- Опоздаем! Не успеем предупредить Киммела и Шорта!
- Время идет... - Пейдж посмотрел на стенные часы, потом на настольные. - Схожу еще раз к Макколла. У меня сейчас лопнет сердце.
Он вышел из комнаты. Уайт позвонил Донахью домой. Женский голос ответил, что капитан третьего ранга Донахью - Уайт не знал, что Донахью произведен в следующий чин, - поехал с визитом в бразильское посольство.
Уайт швырнул трубку и крикнул:
- Сволочи! Все сволочи!
Дверь открылась, показалась голова Гейши:
- Только что прибыл контр-адмирал Тернер, проследовал к себе. Сейчас пришвартуется к столу. Попробуйте, суньтесь к нему.
Уайт пошел в управление морских операций к адъютанту Тернера и попросил доложить заместителю начальника управления, что у него очень срочное дело чрезвычайной важности.
Спустя несколько минут дверь бесшумно открылась. Вышел адъютант, за ним показалась изящная фигура Тернера. Он остановился в дверях, держа платок у виска.
- Мне сказали, что вы хотите сообщить что-то очень срочное и важное, проговорил он с трудом и страдальчески поморщился. - О чем же?
- О предстоящем нападении японцев.
Тернер отнял платок от виска и громко спросил:
- Значит, сигнал был правильный?
Уайт махнул рукой:
- Речь идет не о том сигнале, о котором вы думаете, а совсем о другом. С минуты на минуту японцы нападут на нас... получен меморандум...
На лице Тернера появилась кислая гримаса:
- Ваши сводки я читаю и насчет меморандума знаю. Если у вас дело, идите к своему начальнику, Уилкинсону. У меня мигрень, а вы лезете...
Тернер сделал шаг назад и захлопнул дверь. Уайт посмотрел на адъютанта, прищурившего глаза, потом на дверь и громко сказал:
- Получился не тот ветер, а "восточный". Потому что вы все... - Он четко произнес непечатное слово и вышел в коридор.
ПЁРЛ-ХАРБОР
1
Стрелка часов неумолимо приближалась к цифре "1". Посол Номура ходил взад и вперед по кабинету. Он был одет для официальной встречи с Хэллом - в визитке и брюках в полоску, но на ногах оставались домашние туфли. Посол Курусу терпеливо сидел на диване и курил, но вскоре тоже не выдержал и стал кружить по комнате.
Телеграммы с текстом меморандума были доставлены в посольство с большим опозданием. Их получали в Вашингтоне в течение всего вчерашнего дня, но вместо того чтобы посылать телеграммы адресату по мере получения, администрация телеграфа накапливала их и доставила в посольство кипу депеш только к вечеру.
Расшифровка телеграмм заняла всю ночь. Затем надо было отпечатать текст меморандума начисто на английском языке для вручения американскому правительству. Однако прибегать к помощи машинисток было категорически запрещено. Токио специально предупредил об этом! Машинистки - особы женского пола, а этот пол не предназначен для хранения государственных секретов. Поэтому на рассвете воскресного дня - седьмого декабря - чины японского посольства в Вашингтоне, разделив между собой текст, засели за "ундервуды" и "ремингтоны" и стали печатать. Одни - указательными, другие - средними пальцами обеих рук.
Но в программу экзаменов на звание дипломатического чиновника не включено искусство машинописи. Поэтому печатание шло крайне медленно, и никакие поторапливания со стороны обоих послов не помогали. Наоборот, понукания нервировали и смущали переписчиков, пальцы их попадали не на те клавиши. А делать помарки было нельзя - в историческом документе, предъявляемом правительству другой страны, неудобно стирать резинкой буквы, а тем более забивать их. Приходилось вынимать испорченную страницу и закладывать новую.
Через каждые пять минут в комнату машинисток вбегали советник и первый секретарь, умоляющим шепотом повторяли: "Скорей, послы ждут!" - и сообщали, сколько минут осталось до часу дня - на этот час назначена встреча послов с государственным секретарем для вручения документа.
Готовые страницы по одной передавались в кабинет, где находились Номура и Курусу. Там в последний раз проверяли, нет ли опечаток, и некоторые страницы отсылали обратно для перепечатки.
К часу дня закончить печатание документа не удалось. Послу Номура пришлось попросить Хэлла отложить встречу до 1 часа 45 минут. Последняя страница меморандума была отпечатана ровно в 1 час 55 минут. К этому времени все посольство уже знало содержание трех последних телеграмм, полученных утром, - о том, что правительство благодарит всех за труды и приказывает уничтожить то, что до сих пор береглось как бесценное сокровище шифровальную машинку и шифры.
Советник посольства, проверяя на ходу последнюю страницу, вбежал к послам. Номура схватил страницу, запихнул ее в папку и, вкладывая папку в портфель, заковылял к лестнице. Советник накинул на плечи адмирала пальто, кто-то из чиновников подскочил к послу со шляпой, но тот отмахнулся. Когда Номура усаживался в машину рядом с Курусу, подбежали с перепуганными лицами секретарь-драгоман и старшая горничная. В руках у горничной были ботинки Номура чуть было не поехал к Хэллу в шлепанцах. С помощью горничной адмирал надел и зашнуровал ботинки. Курусу вдруг стал хлопать себя по карманам обнаружил, что нет платка. Номура сердито крякнул и приказал шоферу ехать.
Послы прибыли в государственный департамент в начале третьего. Их заставили ждать 20 минут. За это время государственный секретарь закончил чтение последней сводки с полным текстом документа, который ему должны были вручить японские послы.
Войдя в кабинет Хэлла, послы молча поклонились и подошли к столу. Хэлл молча показал им на кресла, и они сели. Номура открыл портфель, извлек папку и протянул ее Хэллу. Тот раскрыл папку, сделал вид, что читает текст, небрежно перелистал страницы меморандума и, захлопнув папку, слегка дрожащим голосом произнес:
- За полвека моей государственной деятельности я не видел еще подобного документа, наполненного таким количеством... - он вдохнул воздух и посмотрел в упор на адмирала, - гнусной лжи и грубых искажений.
Хэлл слегка привстал и дернул подбородком. Послы поднялись, оправили фалды сзади, молча поклонились и пошли к дверям. Выйдя в коридор, они увидели, что их ждет лифт - старичок лифтер держал дверцу открытой. Он, очевидно, знал, что на этот раз послы не задержатся.
Номура и Курусу спустились вниз, в холл, и взяли у гардеробщика пальто. Никто из чиновников азиатского отдела не провожал их.
Вернувшись в посольство, послы поднялись по главной лестнице и прошли в гостиную. Номура швырнул пальто на рояль, а Курусу прямо в пальто плюхнулся в кресло, засунул руку в карман и нашел там платок.
В гостиную вошел морской атташе и оставил дверь открытой. В соседней комнате гремел радиоприемник: передавали сообщение о налете японских бомбардировщиков на базу тихоокеанского флота США.
Жена советника с поклоном вошла в комнату, поставила на столик чайник и чашечки и, поклонившись, вышла. Номура налил чай себе и Курусу. Оба стали пить с громким прихлебыванием, послав к черту западный этикет.
Со стороны коридора доносилось гудение электрической бумагорезки. В ней перемалывались шифранты и дешифранты. Номура посмотрел на портрет императора над роялем, встал и поправил сзади фалды. Курусу снял пальто и тоже встал навытяжку. Оба посла одновременно отвесили поясной поклон изображению императора в парадном мундире и в каскетке с белым султаном.
2
Донахью посмотрел на часы.
- Сейчас без четверти два. По гавайскому времени - восемь пятнадцать утра.
Уайт с нетерпением ждал. Сержант-телефонист отнял трубку от уха и доложил:
- Готово. У аппарата капитан-лейтенант Шривер. Слышимость неважная.
Донахью взял трубку:
- Это вы, Шривер? Говорит Донахью. Слышите меня? Передаю трубку Уайту, он сходит с ума.
Уайт схватил трубку, взглянув с благодарностью на своего друга. Тот сделал для Уайта все - добился в конце концов разрешения у контр-адмирала Нойза использовать его личный телефон особого назначения.
- Энди, доброе утро! Это я, Уайт. Как дела насчет... Алло, алло!
Уайт подул в трубку, но ничего не было слышно. Затем раздался какой-то свист, потом треск, опять свист и наконец сквозь шум донесся голос Шривера:
- Алло, это Ник? Разговор прекращаю, у нас ад...
- Что?
- Ад, ад! Японские самолеты... минут десять тому назад начали. Все горит, все к черту!
Снова затрещало в трубке - все громче и громче. Уайт повернулся к Донахью и крикнул:
- Японцы бомбят Пёрл-Харбор! Недавно начали.
- Бомбят? - Донахью приоткрыл рот и поднес руку ко лбу. Потом потряс головой. - Н-не понимаю... Ведь был же сигнал... тот самый. Мы не могли спутать.
- Нет, спутали! - заорал Уайт.- Спутали!
- Надо сообщить, - пробормотал Донахью. - Идем.
Донахью побежал к Уилкинсону, а Уайт - в бюро. Дверь бюро была закрыта на ключ, все куда-то ушли. Вероятно, уже узнали обо всем и помчались в управление связи или в адъютантскую Хозяина.
Уайт направился в дешифровочный сектор. У лестницы его окликнул Донахью:
- Никки, мне приказано лететь на Гавайи. У Уолша гнойный аппендицит, его отвезли в госпиталь. Я сказал насчет тебя. Будешь допрашивать пленных японцев.
- А ты?
- У меня будет другое дело.
- Какое?
- После скажу.
- Когда летим?
- Через несколько часов. Приказано взять еще одного знающего японский. Кого возьмем?
- Пейджа.
- Великолепно. Разыщи его и лети ко мне.
Уайт протянул ему руку.
- Уолт, спасибо тебе за все, ты настоящий друг.
Донахью скорчил гримасу:
- Соберись поскорей.
3
Уже светало, когда они прилетели на аэродром в юго-западной части острова Оаху. Этот маленький учебный аэродром пострадал не так сильно, как другие. Их встретил Шривер. Он был без фуражки, в рубашке морского пехотинца и в брюках, изодранных и испачканных кровью и копотью. У остальных чинов флотской контрразведки был такой же вид.
- Ранены? - вскрикнул Донахью, спрыгнув с трапа на траву.
Шривер устало улыбнулся:
- Нет, помогал перетаскивать убитых и раненых.
- Арестовали того корейца?
- Какого?
- Как какого? Главаря красной агентуры.
Шривер дернул плечом:
- Ах вы вот о чем. Это дело ведет Эф-Би-Ай. Не знаю.
Донахью хлопнул себя по бокам:
- Как не знаете? Это же очень важное дело!
- Сейчас надо заниматься не этим.
- Везите меня прямо в Эф-Би-Ай.
Шривер показал на машину:
- Хорошо. Мы поедем не в Пёрл-Харбор, там сейчас орудуют санитары, саперы и пожарники, а в Гонолулу. Моя оперативная группа обосновалась в здании японской школы. Я держу связь с армейской контрразведкой и местным отделом Эф-Би-Ай.
По дороге в Гонолулу Шривер рассказал о том, как все произошло вчера, седьмого декабря.
Утро выдалось замечательное - ни одного облачка, никакого ветра. Гавань напоминала озеро в парке. Как положено в воскресенье, сигнал побудки на кораблях дали позже - в семь. После утренней поверки большинство офицеров и матросов собирались сойти на берег. На набережной и на всех улицах, ведущих к причалам, столпились легковые машины, автобусы и грузовики. Во многих машинах сидели женщины и дети. Они приехали встречать мужей и отцов.
Сигнал подъема флага был подан без пяти восемь. Прозвучали горны. И как только они замолкли, над островом Форд послышалось жужжание. Через несколько секунд со всех сторон показалось множество самолетов. Все они летели прямо к гавани, плотно забитой кораблями. Она напоминала раковину кухонной мойки, заставленной посудой после званого ужина.
Только успели подумать, что это за самолеты, как вдруг некоторые из них стремительно снизились. На их крыльях отчетливо виднелись красные круги японские опознавательные знаки. И в тот же момент посыпались бомбы и торпеды на линкоры, пришвартованные друг к другу у причалов острова Форд. Затем - на остальные корабли, стоящие на рейде и в доках. Через несколько минут взорвался линкор "Аризона". Его артиллерийский погреб взлетел на воздух. Нефть, выброшенная во все стороны из цистерн, воспламенилась. Четыре торпеды попали в "Оклахому" - там перед поверкой открыли все двери и люки. Их не успели задраить. Линкор перевернулся на глазах у всех килем вверх, почти никто из экипажа не спасся. Гавань, где несколько минут назад царило безмятежное спокойствие воскресного утра, мгновенно превратилась в бурлящий, полыхающий кратер гигантского вулкана.
Одновременно с налетом на корабли были атакованы аэродромы армейской и флотской авиации. В последние дни в Гонолулу распространились слухи о том, что на всех островах готовится нападение японской "пятой колонны" на военные объекты. Поэтому на всех аэродромах самолеты были установлены аккуратными, плотными рядами, чтобы их легче можно было охранять от диверсантов.
Но вместо земных диверсантов нагрянули небесные. Они расстреливали в упор и сжигали на земле самолеты, расставленные так, чтобы служить идеальными мишенями. Аэродромы Хикэм, Эва, Уилер, Канеохэ, Бэлоуз и Халеова превратились в огромные костры, роль хвороста в которых выполняли несколько сот американских самолетов.
Атаки с воздуха продолжались до 9:20. Сделав все, что можно было сделать, японские самолеты улетели. Базы тихоокеанского флота Америки как не бывало. Теперь это бухта, забитая железным ломом и трупами.
Потери еще подсчитываются. Уже известно, что убито и ранено около четырех тысяч моряков и армейцев; потоплено четыре линкора и четыре основательно потрепаны; несколько крейсеров и эсминцев тоже пострадали. Японцы потеряли два десятка самолетов и несколько подлодок. В общем, американский флот получил удар в челюсть в первые же секунды схватки. Какое счастье, что двух авианосцев и пяти тяжелых крейсеров нового типа в это утро не оказалось в гавани!
Рассказ Шривера потряс всех. Донахью спросил:
- Сколько взято в плен?
- Кого? - спросил Шривер.
- Японских офицеров и солдат.
- Ни одного. Но по приказу из Вашингтона взяли в плен почти всех местных японских жителей. На них отыгрываются.
- У меня вопрос, Энди, - сказал Уайт. - Здешнее командование было предупреждено о возможности нападения?
Шривер ответил:
- Адмирал Киммел получил двадцать седьмого ноября телеграмму от Старка о том, что переговоры зашли в тупик и что японцы могут предпринять агрессию в отношении Филиппин или владений Англии и Голландии в южных морях.
- А против Пёрл-Харбора? - спросил Пейдж.
- Нападение на базу тихоокеанского флота совсем не предусматривалось.
- У нас считалось... - начал Донахью, но Уайт перебил его:
- И больше не было никаких предупреждений?
Шривер невесело усмехнулся:
- Было. Двадцать девятого ноября генерал Маршалл прислал нам для сведения разведывательную сводку штаба сухопутных войск. В ней говорилось, что в течение ближайших месяцев Япония нападет на Россию.
- Гениальная сводка, - процедил сквозь зубы Пейдж. - За одну эту сводку надо Маршалла, Джероу, Майлса и прочих генералов отдать под суд.
- Значит, никаких предупреждений насчет возможности нападения на Пёрл-Харбор не было? - продолжал допытываться Уайт.
- Были еще два. - Шривер кивнул в сторону Донахью. - Вы, наверное, знаете.
- Знаю, - сказал Донахью. - Как только мы перехватили "магию" о том, что в час дня японцы предъявят нам ультиматум и что из Токио предложили уничтожить шифровальную машинку, генерал Маршалл приказал командующему Гавайским военным округом генерал-майору Шорту принять меры предосторожности. Адмирал Старк, тот вообще не счел нужным предупредить адмирала Киммела...
- Шифровка Маршалла пришла сюда вполне своевременно, - сказал Шривер. Спустя шесть часов после налета японцев...
- Сволочи! - крикнул тонким голосом Пейдж. - Четыре тысячи убитых и раненых и погибший флот на их совести! Их надо...
- Только без истерики, - остановил его Донахью. - Надо разобраться как следует.
- Да, надо разобраться как следует, - сказал Уайт. - Виновата в первую очередь верхушка нашего армейского и флотского командования.
- Какие-то идиоты вбили себе в голову, что малая глубина Пёрл-Харбора исключает возможность торпедных атак, - сказал Шривер. - Но японцы доказали обратное. Наши линкоры пострадали больше всего от торпед.
- Одни идиоты успокаивали себя, - подхватил Пейдж, - а другие идиоты повторяли это.
- Слушайте вы, Пейдж, - вспыхнул Донахью.
Уайт крикнул:
- Молчи, Уолт! Шривер и Пейдж правы, абсолютно правы! Наши начальники проявили стратегическое недомыслие...
- Политическую и стратегическую слепоту! - крикнул Пейдж.
- Правильно! - сказал Уайт. - Материалов у нас было больше чем достаточно. Подумать только! Ведь мы изо дня в день читали архисекретные японские телеграммы, из которых было видно, что Япония готовится к нападению на нас. Даже самый беспросветный кретин мог понять, что готовится атака, и именно на базу тихоокеанского флота.
- А этого Старк и компания не понимали, - сказал Шривер. - У них был затуманен рассудок. И у вас тоже, Донахью. Не отмахивайтесь. А рассудок у наших шефов был затуманен потому, что они страстно хотели нападения Японии на некую страну. И эта страсть ослепляла их.
Донахью усмехнулся:
- А я распинался перед начальством за вас, Шривер, доказывал, что у вас стопроцентный американский образ мыслей. И добился того, что вас назначили сюда. Но с такими убеждениями, как у вас, неудобно быть в контрразведке.
Шривер отвесил поклон:
- Могу вас успокоить. Я уже подал рапорт, чтобы меня послали на театр военных действий. Сидеть здесь и с храбрым видом допрашивать японских парикмахеров и прачек я не намерен.
Матрос-шофер круто затормозил машину. На дороге стояли офицеры и солдаты в шлемах. Шривер предъявил служебное удостоверение, а Донахью, Уайт и Пендж - специальные пропуска на Гавайи, выданные им в Вашингтоне. Машина поехала дальше.
Уайт сказал:
- Наши шефы сами сбили себя с толку - ждали другого ветра.
- Но ведь были же сигналы, черт возьми! - крикнул Донахью. - Четвертого и пятого, два дня подряд. Бесспорные сигналы.
- Мы не знаем, в чем дело, - сказал Пейдж. - Надо будет разобраться в этом. Или мы перепутали, или японцы перепутали, или они подсунули нам дезу{9}.
- Чушь, - возразил Донахью. - Тогда надо признать, что вся "магия" была дезой.
Шривер мотнул головой:
- Нет, "магия", конечно, не была дезой. Такой вывод абсурден.
- В общем, неизвестно, в чем дело, - сказал Уайт. - Но ясно одно: наши стратеги смотрели в другую сторону и подставили Пёрл-Харбор под удар. И все это получилось потому, что они, так же как Трумэн, Тафт, Най и другие, ненавидят Россию и готовы терпеть нацистов.
- Это верно, - подтвердил Шривер. - Они напрягали зрение, чтобы разглядеть во мраке ночи очертания японских бомбардировщиков и авианосцев, подкрадывающихся к Владивостоку, и старались не думать о том, что японцы могут подкрасться в другом направлении...
- Ключ вопроса заключается в отношении к нацистам, - сказал Пейдж. Наши шефы считают, что гитлеровский рейх им ближе, чем красная Россия.
Донахью пожал плечами:
- Ну и в компанию я попал! Не флотские офицеры, а свихнувшиеся комнатные демагоги с Гринидж-виллидж.
- Не мы свихнулись, как такие; как вы, - отпарировал Шривер. - Мы рассуждаем, как нормальные, честные люди, для которых борьба с коричневой чумой - священная обязанность.
- Фюрер и дуче через несколько дней объявят нам войну, это неизбежно. Короче говоря, - Пейдж взмахнул рукой, - я сегодня же подам рапорт. Буду проситься в азиатский флот.
- Я тоже, - сказал Уайт. - "Магия" кончилась. Теперь надо воевать. Поедем на Гуам или Филиппины.
Он наклонился к Шриверу и тихо спросил:
- Что-нибудь выяснил! насчет Хаями Марико?
Шривер ответил шепотом:
- Я разговаривал с ее мамашей. Оказывается, за Марико приходил какой-то японец, кажется, студент. И больше она не возвращалась. Откровенно говоря, боюсь за нее. Не расправился ли с ней Акино.
Уайт схватил Шривера за руку:
- Надо скорей взять Акино!
- Ищем его. Вчера днем взяли генконсула Кита и его помощников. Они говорят, что не знают, кто такой Акино. Не понимаю Уолша. Он поверил этой истории с корейцем-аптекарем и решил, что действительно раскрыли советскую шпионскую организацию. И думал только об этом. Не замечал, что у него под носом орудуют настоящие шпионы. Спасибо Макколла, мы получили от него копию "магии" от третьего декабря - копию телеграммы здешнего генконсула об условных сигналах для подлодок.
- Условные сигналы насчет состояния гавани? - спросил Пейдж.
- Да. Я сразу же установил наблюдение за домами и яхтами в Раникай и Калама и обнаружил подозрительного немца - члена нацистской партии Кюна. При аресте у него нашли кодированные записи, и он признался во всем. И дочка его - хозяйка косметического салона - тоже японский агент. У Эф-Би-Ай, оказывается, уже давно имелись сведения о Кюне, но на него смотрели сквозь пальцы. Гувера интересуют не нацистские шпионы, а другие...
- Он тоже порядочная... - Пейдж не договорил.
Из домика у развилки дорог показались люди в штатском и приказали остановиться. Это были сотрудники Эф-Би-Ай и полицейские. Они проверяли очень тщательно - даже обыскали машину. Заявление Шривера о том, что он исполняет обязанности начальника флотской контрразведки на острове Оаху, не произвело никакого впечатления на подчиненных Гувера. Зато записочка с подписью Эдварда Тама, заместителя начальника Эф-Би-Ай, которую предъявил Донахью, возымела действие. Ему немедленно дали машину, и он умчался в город, сказав Уайту, что остановится в отеле "Сарфрайдер".
Полицейский инспектор позвонил куда-то и сообщил номер удостоверения Шривера и его приметы. Спустя полчаса прибыл уполномоченный отдела Эф-Би-Ай в Гонолулу - коренастый брюнет с хриплым голосом; от него разило виски. Он представился: специальный агент Федерального бюро расследований на Оаху Сидней Баллигант.
Подойдя к Шриверу, он сказал:
- Мы как раз ищем вас, капитан. К вам в школу привезли Кита и прочих. И Кюна с дочкой. - Он сипло захохотал. - Надо всех заставить сделать харакири.
- А Акино? - спросил Уайт.
Баллигант покосился на Уайта и буркнул:
- Не все сразу. Еще не поймали.
- А Хаями Марико, студентку?
- Нет.
Шривер скомандовал:
- Поехали!
Уайт вернулся в бюро. Спустя некоторое время Гейша сходил к адъютантам Старка и сообщил, что никого из начальства еще нет. Уилкинсон и Ингерсол поехали в Маунт-Вернон играть в гольф, Тернер в церкви, а Хозяин ответил Макколла, что приедет в 9.30, после прогулки. Он, оказывается, еще совсем не читал вчерашние сводки и не знал ничего о меморандуме. Макколла побежал к армейцам. Там застал такую же картину - Майлс, Джероу и Банди в церкви, оттуда все поедут на стадион "Грифис", где будет интересный футбольный матч. А генерал Маршалл поехал кататься на лошади. Приедет на работу не раньше одиннадцати. Он тоже не читал вчерашних телеграмм.
- Как будто сговорились, - простонал Пейдж. - Через несколько часов начнется война, а начальство прохлаждается. Чудовищно!
- Их интересует одно: подтверждение той самой сводки погоды, - сказал Уайт. - Массовое помешательство.
Из дешифровального сектора поступили еще три новые "магии". Уайт спросил:
- Насчет часа вручения меморандума была девятьсот седьмая?
- Да, - ответил Пейдж. - Есть продолжение?
- Девятьсот восьмая, девятая и десятая.
- Может быть, новые директивы?
Гейша вскочил и всплеснул руками:
- А вдруг насчет...
- Наверное, японцы захватили с воздуха Омск, - громко сказал Камберленд.
Все засмеялись. Телеграммы были короткие: их перевели быстро.
В телеграммах № 908 и № 909 министр иностранных дел Того благодарил послов Номура и Курусу и всех чинов посольства за их усердную и самоотверженную работу.
А в телеграмме № 910 говорилось:
"После дешифровки наших телеграмм № 902, часть 14-я, 907, 908 909 и № 910 немедленно уничтожьте остающуюся у вас шифровальную машинку и все шифры. Ликвидируйте также все без исключения секретные документы."
Уайт передал телеграмму Пейджу.
- Отнеси это Макколла. Надо сейчас же сообщить адмиралу Киммелу и генералу Шорту. Еще есть время. Сейчас десять, а на Гавайях половина пятого утра.
Пейдж выбежал из комнаты, за ним Гейша.
Уайт стал звонить Донахью домой. Донахью только что вернулся - после церкви был на теннисном корте.
- Уолт, скорей приезжай. "Восточный ветер". Совершенно точно.
- Сейчас приеду. Только не паникуй.
- Звонил в Гонолулу Шриверу?
- Да. Поднял его с постели. Он обещал принять срочные меры и просил позвонить ему позже.
- Когда?
- В восемь утра. Здесь будет половина второго дня. Сейчас приеду.
Уайт положил трубку. Вошел Пейдж, сел за свой стол и протяжно вздохнул.
- Послали предупреждение? - спросил Уайт.
Пейдж подпер голову руками и стал докладывать. Хозяин наконец-то прибыл на работу. Сейчас же к нему явился Макколла и предложил послать предупреждение на Гавайи. Но Старк сказал, что если и будет нападение, то только на Манилу или Гуам, а там уже предупреждены. В общем, Макколла ничего не добился. Уилкинсон и Ингерсол еще не приехали в штаб. У армейцев тоже царит спокойствие. Генерал Маршалл еще не закончил прогулку, он приедет не раньше половины двенадцатого. Ближайших помощников Маршалла тоже нет. Военный министр Стимсон и морской министр Нокс - дома, собираются к Хэллу, затем направятся вместе на стадион.
Уайт ударил кулаком по столу:
- Опоздаем! Не успеем предупредить Киммела и Шорта!
- Время идет... - Пейдж посмотрел на стенные часы, потом на настольные. - Схожу еще раз к Макколла. У меня сейчас лопнет сердце.
Он вышел из комнаты. Уайт позвонил Донахью домой. Женский голос ответил, что капитан третьего ранга Донахью - Уайт не знал, что Донахью произведен в следующий чин, - поехал с визитом в бразильское посольство.
Уайт швырнул трубку и крикнул:
- Сволочи! Все сволочи!
Дверь открылась, показалась голова Гейши:
- Только что прибыл контр-адмирал Тернер, проследовал к себе. Сейчас пришвартуется к столу. Попробуйте, суньтесь к нему.
Уайт пошел в управление морских операций к адъютанту Тернера и попросил доложить заместителю начальника управления, что у него очень срочное дело чрезвычайной важности.
Спустя несколько минут дверь бесшумно открылась. Вышел адъютант, за ним показалась изящная фигура Тернера. Он остановился в дверях, держа платок у виска.
- Мне сказали, что вы хотите сообщить что-то очень срочное и важное, проговорил он с трудом и страдальчески поморщился. - О чем же?
- О предстоящем нападении японцев.
Тернер отнял платок от виска и громко спросил:
- Значит, сигнал был правильный?
Уайт махнул рукой:
- Речь идет не о том сигнале, о котором вы думаете, а совсем о другом. С минуты на минуту японцы нападут на нас... получен меморандум...
На лице Тернера появилась кислая гримаса:
- Ваши сводки я читаю и насчет меморандума знаю. Если у вас дело, идите к своему начальнику, Уилкинсону. У меня мигрень, а вы лезете...
Тернер сделал шаг назад и захлопнул дверь. Уайт посмотрел на адъютанта, прищурившего глаза, потом на дверь и громко сказал:
- Получился не тот ветер, а "восточный". Потому что вы все... - Он четко произнес непечатное слово и вышел в коридор.
ПЁРЛ-ХАРБОР
1
Стрелка часов неумолимо приближалась к цифре "1". Посол Номура ходил взад и вперед по кабинету. Он был одет для официальной встречи с Хэллом - в визитке и брюках в полоску, но на ногах оставались домашние туфли. Посол Курусу терпеливо сидел на диване и курил, но вскоре тоже не выдержал и стал кружить по комнате.
Телеграммы с текстом меморандума были доставлены в посольство с большим опозданием. Их получали в Вашингтоне в течение всего вчерашнего дня, но вместо того чтобы посылать телеграммы адресату по мере получения, администрация телеграфа накапливала их и доставила в посольство кипу депеш только к вечеру.
Расшифровка телеграмм заняла всю ночь. Затем надо было отпечатать текст меморандума начисто на английском языке для вручения американскому правительству. Однако прибегать к помощи машинисток было категорически запрещено. Токио специально предупредил об этом! Машинистки - особы женского пола, а этот пол не предназначен для хранения государственных секретов. Поэтому на рассвете воскресного дня - седьмого декабря - чины японского посольства в Вашингтоне, разделив между собой текст, засели за "ундервуды" и "ремингтоны" и стали печатать. Одни - указательными, другие - средними пальцами обеих рук.
Но в программу экзаменов на звание дипломатического чиновника не включено искусство машинописи. Поэтому печатание шло крайне медленно, и никакие поторапливания со стороны обоих послов не помогали. Наоборот, понукания нервировали и смущали переписчиков, пальцы их попадали не на те клавиши. А делать помарки было нельзя - в историческом документе, предъявляемом правительству другой страны, неудобно стирать резинкой буквы, а тем более забивать их. Приходилось вынимать испорченную страницу и закладывать новую.
Через каждые пять минут в комнату машинисток вбегали советник и первый секретарь, умоляющим шепотом повторяли: "Скорей, послы ждут!" - и сообщали, сколько минут осталось до часу дня - на этот час назначена встреча послов с государственным секретарем для вручения документа.
Готовые страницы по одной передавались в кабинет, где находились Номура и Курусу. Там в последний раз проверяли, нет ли опечаток, и некоторые страницы отсылали обратно для перепечатки.
К часу дня закончить печатание документа не удалось. Послу Номура пришлось попросить Хэлла отложить встречу до 1 часа 45 минут. Последняя страница меморандума была отпечатана ровно в 1 час 55 минут. К этому времени все посольство уже знало содержание трех последних телеграмм, полученных утром, - о том, что правительство благодарит всех за труды и приказывает уничтожить то, что до сих пор береглось как бесценное сокровище шифровальную машинку и шифры.
Советник посольства, проверяя на ходу последнюю страницу, вбежал к послам. Номура схватил страницу, запихнул ее в папку и, вкладывая папку в портфель, заковылял к лестнице. Советник накинул на плечи адмирала пальто, кто-то из чиновников подскочил к послу со шляпой, но тот отмахнулся. Когда Номура усаживался в машину рядом с Курусу, подбежали с перепуганными лицами секретарь-драгоман и старшая горничная. В руках у горничной были ботинки Номура чуть было не поехал к Хэллу в шлепанцах. С помощью горничной адмирал надел и зашнуровал ботинки. Курусу вдруг стал хлопать себя по карманам обнаружил, что нет платка. Номура сердито крякнул и приказал шоферу ехать.
Послы прибыли в государственный департамент в начале третьего. Их заставили ждать 20 минут. За это время государственный секретарь закончил чтение последней сводки с полным текстом документа, который ему должны были вручить японские послы.
Войдя в кабинет Хэлла, послы молча поклонились и подошли к столу. Хэлл молча показал им на кресла, и они сели. Номура открыл портфель, извлек папку и протянул ее Хэллу. Тот раскрыл папку, сделал вид, что читает текст, небрежно перелистал страницы меморандума и, захлопнув папку, слегка дрожащим голосом произнес:
- За полвека моей государственной деятельности я не видел еще подобного документа, наполненного таким количеством... - он вдохнул воздух и посмотрел в упор на адмирала, - гнусной лжи и грубых искажений.
Хэлл слегка привстал и дернул подбородком. Послы поднялись, оправили фалды сзади, молча поклонились и пошли к дверям. Выйдя в коридор, они увидели, что их ждет лифт - старичок лифтер держал дверцу открытой. Он, очевидно, знал, что на этот раз послы не задержатся.
Номура и Курусу спустились вниз, в холл, и взяли у гардеробщика пальто. Никто из чиновников азиатского отдела не провожал их.
Вернувшись в посольство, послы поднялись по главной лестнице и прошли в гостиную. Номура швырнул пальто на рояль, а Курусу прямо в пальто плюхнулся в кресло, засунул руку в карман и нашел там платок.
В гостиную вошел морской атташе и оставил дверь открытой. В соседней комнате гремел радиоприемник: передавали сообщение о налете японских бомбардировщиков на базу тихоокеанского флота США.
Жена советника с поклоном вошла в комнату, поставила на столик чайник и чашечки и, поклонившись, вышла. Номура налил чай себе и Курусу. Оба стали пить с громким прихлебыванием, послав к черту западный этикет.
Со стороны коридора доносилось гудение электрической бумагорезки. В ней перемалывались шифранты и дешифранты. Номура посмотрел на портрет императора над роялем, встал и поправил сзади фалды. Курусу снял пальто и тоже встал навытяжку. Оба посла одновременно отвесили поясной поклон изображению императора в парадном мундире и в каскетке с белым султаном.
2
Донахью посмотрел на часы.
- Сейчас без четверти два. По гавайскому времени - восемь пятнадцать утра.
Уайт с нетерпением ждал. Сержант-телефонист отнял трубку от уха и доложил:
- Готово. У аппарата капитан-лейтенант Шривер. Слышимость неважная.
Донахью взял трубку:
- Это вы, Шривер? Говорит Донахью. Слышите меня? Передаю трубку Уайту, он сходит с ума.
Уайт схватил трубку, взглянув с благодарностью на своего друга. Тот сделал для Уайта все - добился в конце концов разрешения у контр-адмирала Нойза использовать его личный телефон особого назначения.
- Энди, доброе утро! Это я, Уайт. Как дела насчет... Алло, алло!
Уайт подул в трубку, но ничего не было слышно. Затем раздался какой-то свист, потом треск, опять свист и наконец сквозь шум донесся голос Шривера:
- Алло, это Ник? Разговор прекращаю, у нас ад...
- Что?
- Ад, ад! Японские самолеты... минут десять тому назад начали. Все горит, все к черту!
Снова затрещало в трубке - все громче и громче. Уайт повернулся к Донахью и крикнул:
- Японцы бомбят Пёрл-Харбор! Недавно начали.
- Бомбят? - Донахью приоткрыл рот и поднес руку ко лбу. Потом потряс головой. - Н-не понимаю... Ведь был же сигнал... тот самый. Мы не могли спутать.
- Нет, спутали! - заорал Уайт.- Спутали!
- Надо сообщить, - пробормотал Донахью. - Идем.
Донахью побежал к Уилкинсону, а Уайт - в бюро. Дверь бюро была закрыта на ключ, все куда-то ушли. Вероятно, уже узнали обо всем и помчались в управление связи или в адъютантскую Хозяина.
Уайт направился в дешифровочный сектор. У лестницы его окликнул Донахью:
- Никки, мне приказано лететь на Гавайи. У Уолша гнойный аппендицит, его отвезли в госпиталь. Я сказал насчет тебя. Будешь допрашивать пленных японцев.
- А ты?
- У меня будет другое дело.
- Какое?
- После скажу.
- Когда летим?
- Через несколько часов. Приказано взять еще одного знающего японский. Кого возьмем?
- Пейджа.
- Великолепно. Разыщи его и лети ко мне.
Уайт протянул ему руку.
- Уолт, спасибо тебе за все, ты настоящий друг.
Донахью скорчил гримасу:
- Соберись поскорей.
3
Уже светало, когда они прилетели на аэродром в юго-западной части острова Оаху. Этот маленький учебный аэродром пострадал не так сильно, как другие. Их встретил Шривер. Он был без фуражки, в рубашке морского пехотинца и в брюках, изодранных и испачканных кровью и копотью. У остальных чинов флотской контрразведки был такой же вид.
- Ранены? - вскрикнул Донахью, спрыгнув с трапа на траву.
Шривер устало улыбнулся:
- Нет, помогал перетаскивать убитых и раненых.
- Арестовали того корейца?
- Какого?
- Как какого? Главаря красной агентуры.
Шривер дернул плечом:
- Ах вы вот о чем. Это дело ведет Эф-Би-Ай. Не знаю.
Донахью хлопнул себя по бокам:
- Как не знаете? Это же очень важное дело!
- Сейчас надо заниматься не этим.
- Везите меня прямо в Эф-Би-Ай.
Шривер показал на машину:
- Хорошо. Мы поедем не в Пёрл-Харбор, там сейчас орудуют санитары, саперы и пожарники, а в Гонолулу. Моя оперативная группа обосновалась в здании японской школы. Я держу связь с армейской контрразведкой и местным отделом Эф-Би-Ай.
По дороге в Гонолулу Шривер рассказал о том, как все произошло вчера, седьмого декабря.
Утро выдалось замечательное - ни одного облачка, никакого ветра. Гавань напоминала озеро в парке. Как положено в воскресенье, сигнал побудки на кораблях дали позже - в семь. После утренней поверки большинство офицеров и матросов собирались сойти на берег. На набережной и на всех улицах, ведущих к причалам, столпились легковые машины, автобусы и грузовики. Во многих машинах сидели женщины и дети. Они приехали встречать мужей и отцов.
Сигнал подъема флага был подан без пяти восемь. Прозвучали горны. И как только они замолкли, над островом Форд послышалось жужжание. Через несколько секунд со всех сторон показалось множество самолетов. Все они летели прямо к гавани, плотно забитой кораблями. Она напоминала раковину кухонной мойки, заставленной посудой после званого ужина.
Только успели подумать, что это за самолеты, как вдруг некоторые из них стремительно снизились. На их крыльях отчетливо виднелись красные круги японские опознавательные знаки. И в тот же момент посыпались бомбы и торпеды на линкоры, пришвартованные друг к другу у причалов острова Форд. Затем - на остальные корабли, стоящие на рейде и в доках. Через несколько минут взорвался линкор "Аризона". Его артиллерийский погреб взлетел на воздух. Нефть, выброшенная во все стороны из цистерн, воспламенилась. Четыре торпеды попали в "Оклахому" - там перед поверкой открыли все двери и люки. Их не успели задраить. Линкор перевернулся на глазах у всех килем вверх, почти никто из экипажа не спасся. Гавань, где несколько минут назад царило безмятежное спокойствие воскресного утра, мгновенно превратилась в бурлящий, полыхающий кратер гигантского вулкана.
Одновременно с налетом на корабли были атакованы аэродромы армейской и флотской авиации. В последние дни в Гонолулу распространились слухи о том, что на всех островах готовится нападение японской "пятой колонны" на военные объекты. Поэтому на всех аэродромах самолеты были установлены аккуратными, плотными рядами, чтобы их легче можно было охранять от диверсантов.
Но вместо земных диверсантов нагрянули небесные. Они расстреливали в упор и сжигали на земле самолеты, расставленные так, чтобы служить идеальными мишенями. Аэродромы Хикэм, Эва, Уилер, Канеохэ, Бэлоуз и Халеова превратились в огромные костры, роль хвороста в которых выполняли несколько сот американских самолетов.
Атаки с воздуха продолжались до 9:20. Сделав все, что можно было сделать, японские самолеты улетели. Базы тихоокеанского флота Америки как не бывало. Теперь это бухта, забитая железным ломом и трупами.
Потери еще подсчитываются. Уже известно, что убито и ранено около четырех тысяч моряков и армейцев; потоплено четыре линкора и четыре основательно потрепаны; несколько крейсеров и эсминцев тоже пострадали. Японцы потеряли два десятка самолетов и несколько подлодок. В общем, американский флот получил удар в челюсть в первые же секунды схватки. Какое счастье, что двух авианосцев и пяти тяжелых крейсеров нового типа в это утро не оказалось в гавани!
Рассказ Шривера потряс всех. Донахью спросил:
- Сколько взято в плен?
- Кого? - спросил Шривер.
- Японских офицеров и солдат.
- Ни одного. Но по приказу из Вашингтона взяли в плен почти всех местных японских жителей. На них отыгрываются.
- У меня вопрос, Энди, - сказал Уайт. - Здешнее командование было предупреждено о возможности нападения?
Шривер ответил:
- Адмирал Киммел получил двадцать седьмого ноября телеграмму от Старка о том, что переговоры зашли в тупик и что японцы могут предпринять агрессию в отношении Филиппин или владений Англии и Голландии в южных морях.
- А против Пёрл-Харбора? - спросил Пейдж.
- Нападение на базу тихоокеанского флота совсем не предусматривалось.
- У нас считалось... - начал Донахью, но Уайт перебил его:
- И больше не было никаких предупреждений?
Шривер невесело усмехнулся:
- Было. Двадцать девятого ноября генерал Маршалл прислал нам для сведения разведывательную сводку штаба сухопутных войск. В ней говорилось, что в течение ближайших месяцев Япония нападет на Россию.
- Гениальная сводка, - процедил сквозь зубы Пейдж. - За одну эту сводку надо Маршалла, Джероу, Майлса и прочих генералов отдать под суд.
- Значит, никаких предупреждений насчет возможности нападения на Пёрл-Харбор не было? - продолжал допытываться Уайт.
- Были еще два. - Шривер кивнул в сторону Донахью. - Вы, наверное, знаете.
- Знаю, - сказал Донахью. - Как только мы перехватили "магию" о том, что в час дня японцы предъявят нам ультиматум и что из Токио предложили уничтожить шифровальную машинку, генерал Маршалл приказал командующему Гавайским военным округом генерал-майору Шорту принять меры предосторожности. Адмирал Старк, тот вообще не счел нужным предупредить адмирала Киммела...
- Шифровка Маршалла пришла сюда вполне своевременно, - сказал Шривер. Спустя шесть часов после налета японцев...
- Сволочи! - крикнул тонким голосом Пейдж. - Четыре тысячи убитых и раненых и погибший флот на их совести! Их надо...
- Только без истерики, - остановил его Донахью. - Надо разобраться как следует.
- Да, надо разобраться как следует, - сказал Уайт. - Виновата в первую очередь верхушка нашего армейского и флотского командования.
- Какие-то идиоты вбили себе в голову, что малая глубина Пёрл-Харбора исключает возможность торпедных атак, - сказал Шривер. - Но японцы доказали обратное. Наши линкоры пострадали больше всего от торпед.
- Одни идиоты успокаивали себя, - подхватил Пейдж, - а другие идиоты повторяли это.
- Слушайте вы, Пейдж, - вспыхнул Донахью.
Уайт крикнул:
- Молчи, Уолт! Шривер и Пейдж правы, абсолютно правы! Наши начальники проявили стратегическое недомыслие...
- Политическую и стратегическую слепоту! - крикнул Пейдж.
- Правильно! - сказал Уайт. - Материалов у нас было больше чем достаточно. Подумать только! Ведь мы изо дня в день читали архисекретные японские телеграммы, из которых было видно, что Япония готовится к нападению на нас. Даже самый беспросветный кретин мог понять, что готовится атака, и именно на базу тихоокеанского флота.
- А этого Старк и компания не понимали, - сказал Шривер. - У них был затуманен рассудок. И у вас тоже, Донахью. Не отмахивайтесь. А рассудок у наших шефов был затуманен потому, что они страстно хотели нападения Японии на некую страну. И эта страсть ослепляла их.
Донахью усмехнулся:
- А я распинался перед начальством за вас, Шривер, доказывал, что у вас стопроцентный американский образ мыслей. И добился того, что вас назначили сюда. Но с такими убеждениями, как у вас, неудобно быть в контрразведке.
Шривер отвесил поклон:
- Могу вас успокоить. Я уже подал рапорт, чтобы меня послали на театр военных действий. Сидеть здесь и с храбрым видом допрашивать японских парикмахеров и прачек я не намерен.
Матрос-шофер круто затормозил машину. На дороге стояли офицеры и солдаты в шлемах. Шривер предъявил служебное удостоверение, а Донахью, Уайт и Пендж - специальные пропуска на Гавайи, выданные им в Вашингтоне. Машина поехала дальше.
Уайт сказал:
- Наши шефы сами сбили себя с толку - ждали другого ветра.
- Но ведь были же сигналы, черт возьми! - крикнул Донахью. - Четвертого и пятого, два дня подряд. Бесспорные сигналы.
- Мы не знаем, в чем дело, - сказал Пейдж. - Надо будет разобраться в этом. Или мы перепутали, или японцы перепутали, или они подсунули нам дезу{9}.
- Чушь, - возразил Донахью. - Тогда надо признать, что вся "магия" была дезой.
Шривер мотнул головой:
- Нет, "магия", конечно, не была дезой. Такой вывод абсурден.
- В общем, неизвестно, в чем дело, - сказал Уайт. - Но ясно одно: наши стратеги смотрели в другую сторону и подставили Пёрл-Харбор под удар. И все это получилось потому, что они, так же как Трумэн, Тафт, Най и другие, ненавидят Россию и готовы терпеть нацистов.
- Это верно, - подтвердил Шривер. - Они напрягали зрение, чтобы разглядеть во мраке ночи очертания японских бомбардировщиков и авианосцев, подкрадывающихся к Владивостоку, и старались не думать о том, что японцы могут подкрасться в другом направлении...
- Ключ вопроса заключается в отношении к нацистам, - сказал Пейдж. Наши шефы считают, что гитлеровский рейх им ближе, чем красная Россия.
Донахью пожал плечами:
- Ну и в компанию я попал! Не флотские офицеры, а свихнувшиеся комнатные демагоги с Гринидж-виллидж.
- Не мы свихнулись, как такие; как вы, - отпарировал Шривер. - Мы рассуждаем, как нормальные, честные люди, для которых борьба с коричневой чумой - священная обязанность.
- Фюрер и дуче через несколько дней объявят нам войну, это неизбежно. Короче говоря, - Пейдж взмахнул рукой, - я сегодня же подам рапорт. Буду проситься в азиатский флот.
- Я тоже, - сказал Уайт. - "Магия" кончилась. Теперь надо воевать. Поедем на Гуам или Филиппины.
Он наклонился к Шриверу и тихо спросил:
- Что-нибудь выяснил! насчет Хаями Марико?
Шривер ответил шепотом:
- Я разговаривал с ее мамашей. Оказывается, за Марико приходил какой-то японец, кажется, студент. И больше она не возвращалась. Откровенно говоря, боюсь за нее. Не расправился ли с ней Акино.
Уайт схватил Шривера за руку:
- Надо скорей взять Акино!
- Ищем его. Вчера днем взяли генконсула Кита и его помощников. Они говорят, что не знают, кто такой Акино. Не понимаю Уолша. Он поверил этой истории с корейцем-аптекарем и решил, что действительно раскрыли советскую шпионскую организацию. И думал только об этом. Не замечал, что у него под носом орудуют настоящие шпионы. Спасибо Макколла, мы получили от него копию "магии" от третьего декабря - копию телеграммы здешнего генконсула об условных сигналах для подлодок.
- Условные сигналы насчет состояния гавани? - спросил Пейдж.
- Да. Я сразу же установил наблюдение за домами и яхтами в Раникай и Калама и обнаружил подозрительного немца - члена нацистской партии Кюна. При аресте у него нашли кодированные записи, и он признался во всем. И дочка его - хозяйка косметического салона - тоже японский агент. У Эф-Би-Ай, оказывается, уже давно имелись сведения о Кюне, но на него смотрели сквозь пальцы. Гувера интересуют не нацистские шпионы, а другие...
- Он тоже порядочная... - Пейдж не договорил.
Из домика у развилки дорог показались люди в штатском и приказали остановиться. Это были сотрудники Эф-Би-Ай и полицейские. Они проверяли очень тщательно - даже обыскали машину. Заявление Шривера о том, что он исполняет обязанности начальника флотской контрразведки на острове Оаху, не произвело никакого впечатления на подчиненных Гувера. Зато записочка с подписью Эдварда Тама, заместителя начальника Эф-Би-Ай, которую предъявил Донахью, возымела действие. Ему немедленно дали машину, и он умчался в город, сказав Уайту, что остановится в отеле "Сарфрайдер".
Полицейский инспектор позвонил куда-то и сообщил номер удостоверения Шривера и его приметы. Спустя полчаса прибыл уполномоченный отдела Эф-Би-Ай в Гонолулу - коренастый брюнет с хриплым голосом; от него разило виски. Он представился: специальный агент Федерального бюро расследований на Оаху Сидней Баллигант.
Подойдя к Шриверу, он сказал:
- Мы как раз ищем вас, капитан. К вам в школу привезли Кита и прочих. И Кюна с дочкой. - Он сипло захохотал. - Надо всех заставить сделать харакири.
- А Акино? - спросил Уайт.
Баллигант покосился на Уайта и буркнул:
- Не все сразу. Еще не поймали.
- А Хаями Марико, студентку?
- Нет.
Шривер скомандовал:
- Поехали!