Кин Дей. Моряк сошел на берег

   Я высвободился из расщелины и снова пополз вниз, то и дело натыкаясь на острые камни или теряя точку опоры. Последние ярдов восемьдесят были самыми трудными. Я осторожно спустился, дюйм за дюймом, стараясь, как насекомое, прилепиться к скале. Раза два я уже думал, что ветер сбросит меня вниз. Пальцы занемели от напряжения, ноги начали дрожать. И все-таки я добрался до подножия утеса. Прислонившись к скале, я в изнеможении закрыл глаза и потерял всякое представление о времени.
   Потом, найдя небольшую лужицу, я умылся и кое-как привел одежду в порядок. Правда, на обеих коленях были дырки.
   После этого я направился вдоль побережья в сторону неоновой рекламы бара. Перед баром я вышел на шоссе. Там я встал на такое место, где бы я не очень бросался в глаза, но где меня все-таки было видно, и вытягивал большой палец всякий раз, когда мимо меня проезжала машина, следовавшая в южном направлении.
   Наконец мне повезло. Машина остановилась.
   – Куда путь держишь, моряк? – спросил меня шофер.
   – А вы куда? – спросил я, вместо того чтобы ответить.
   – В Даго, – ответил он.
   – Отлично! – сказал я и сел в машину. Руку с наручником я спрятал в карман.
   – С какого судна, моряк? С пассажирского или грузового?
   – С грузового, – ответил я, все еще тяжело дыша. – Почему вы взяли меня с собой? Когда-нибудь тоже служили в торговом флоте?
   Он смущенно улыбнулся.
   – Угадали. В конторе портового капитана. В Педро. Очень важный пост занимал. Стучал на пишущей машинке.
   Если бы он только прибавил скорости! Не хотел бы я снова предстать перед законниками в "Пурпурном попугае"! Я бы с удовольствием вытолкал его из машины и сам сел за руль. Вместо этого я лишь вежливо улыбнулся:
   – Бумажная война – тоже важная штука.
   – Может быть, – согласился он.
   Он прибавил газу. Я предоставил ему вести разговор.
   Он покосился на меня и улыбнулся.
   – Видимо, попали там в переделку, моряк? Там, где я вас подобрал?
   – Угу, – ограничился я этим.
   Чтобы доказать, что он отчаянный парень, он начал мне долго и нудно рассказывать, в какую драку он однажды ввязался с одним из механиков Локхида.
   Я слушал его лишь краем уха и поддакивал в подходящих местах. При этом я все время продолжал думать о Корлисс. О ее словах. И о деле с утюгом. Корлисс утверждала, что это она постирала и выгладила мне вещи. А ожог от утюга был на руке Мэмми. Я должен был понять все это раньше. Но я был околдован белокурой русалкой.
   Теперь я понял, почему Уэлли и Мик подсмеивались надо мной. Я мог выкрутиться из аферы с Волковичем или Липпи Сальцем. Но Корлисс оставалась моей женой – независимо от того, будет найдет труп или нет. И за это дело все равно повесят меня.
   Я попытался вспомнить юридическую формулировку, но мне никак не удавалось этого сделать. Зато я вспомнил аналогичный случай, когда один человек был уличен в убийстве своей жены и приговорен к смерти. Труп так и не был найден, но суду было достаточно косвенных улик, чтобы приговорить человека к смерти.
   Я попытался продумать свое положение.
   Корлисс и я повздорили. Она выставила меня за дверь, перед свидетелями кричала, что не желает меня больше видеть. С другой стороны, всем было известно, что я очень вспыльчивый человек. Был отпущен из-под ареста под залог за то, что неистово избил человека. Целых четыре дня я пьянствовал. Мы вместе с ней уехали из мотеля. Через пять часов меня задержали в девяноста милях от мотеля. При мне нашли оружие, из которого недавно стреляли, нашли кровь на ее одежде и на сиденье машины. Эта кровь соответствовала группе крови Корлисс, а сама она исчезла. Вполне достаточно, чтобы вынести приговор на основании косвенных улик.
   Парень за рулем внезапно заметил, что он все говорит и говорит, а я не слушаю, и смущенно кашлянул.
   – Ну, а как вы сами выпутались из драки, моряк?
   – Об этом нужно спросить мою шапочку, – ответил я.

19

   Мы миновали Бальбоа, потом Корону-дель-Мар. Шофер спросил, не остановиться ли выпить по кружечке пива. Мне очень хотелось выпить, но я отказался.
   Он пожал плечами и как улитка погрузился в молчание. Когда мы делали поворот у Лагуна Бич, свет прожекторов осветил заведение, в котором когда-то работал Липпи Сальц. Теперь за стойкой стоял новый бармен и в заведении было полно народу. Люди танцевали, пили и смеялись, а сам Волкович, он же Липпи Сальц, служил кормом для рыб. Скорее всего он сейчас находился или в брюхе акулы, или запутался в водорослях, где его пожирают рыбы. И ему теперь совсем не нужна была эта четверть миллиона, которую он обманным путем выудил у Пальмера.
   Мне стало душно и я спросил у шофера, нельзя ли открыть окно с моей стороны.
   – Конечно, можно, – ответил он.
   Сейчас мы ехали довольно быстро. Мимо нас мелькали населенные пункты.
   Я опять задумался. Ведь капитану Марксу или шерифу Куперу вряд ли придет в голову мысль, что я захочу вернуться назад. Они посчитают, что я буду пробираться вверх по побережью или спрячусь в Лос-Анджелесе. Тем не менее не исключалось, что они выставят в Пальм-Гроув засаду только на тот случай, если я задумаю пробраться в Мексику.
   – Сигарету? – спросил шофер.
   Я ответил утвердительно и неловко вытащил левой рукой сигарету из пачки.
   – Что с вами, моряк? – участливо спросил он. – Уж не сломали ли вам руку?
   – Во всяком случае, болит. – Я использовал зажигалку на щитке водителя. – Высадите меня вон там, перед освещенными пальмами.
   Он затормозил за несколько ярдов от мотеля.
   – Почему вдруг тут? Я думал, вы хотели в Даго.
   – Разве я это говорил?
   Он мгновение подумал.
   – Нет.
   Я открыл дверцу.
   – Я только спросил, куда вы едете. И большое спасибо за то, что подвезли.
   Он уставился на мою спрятанную руку.
   – Пустяки, – пробормотал он, и нажав на педаль, быстро скрылся за поворотом.
   Купер счел нелишним поставить здесь часового. Перед баром не было ни одной машины. Исчез даже "форд" Уэлли. В баре горел только ночной свет, все остальные огни были выключены.
   Я заглянул в окно. В баре был только Мик. Он сидел на табурете, задумчиво уставившись на свою пустую рюмку, словно хотел снова наполнить ее, но боялся превысить норму.
   Пока я наблюдал за ним, внезапно раздался телефонный звонок с другого конца стойки. Мик соскользнул с табурета. Некоторое время он напряженно слушал, что ему говорили, отвечая односложными фразами, а потом повесил трубку и вытер пот со лба своим грязным носовым платком. Как хорошо, что у него есть носовой платок. Во всяком случае, мне будет чем заткнуть ему глотку, когда мы закончим наш деловой разговор.
   У меня оставалось мало времени. Если в Пальм-Гроув все-таки поставили кордон, то шофер, подбросивший меня, наверняка расскажет копам, что подвозил моряка, который тщательно прятал от него свою руку. И уже через несколько минут на 101-м шоссе могут завыть сирены полицейских машин.
   Я подумал, может быть, лучше сперва поговорить с Мэмми? Она уже, наверное, протрезвилась. Она добровольно расскажет мне все, что знает. А из Мика мне придется выжимать каждое слово.
   Мик сам решил за меня этот вопрос.
   Он вышел из боковой двери бара и пошел по дорожке к конторе.
   Я прошмыгнул мимо бара, чтобы добраться до бунгало с той стороны, где не было окон. Здесь, в низине, воздух был жаркий и душный, от цветов исходил сильный терпкий аромат. Стрекотали цикады и кузнечики.
   Я прошел между четвертым и пятым бунгало. Парочка в четвертом номере все еще спорила в темноте. Голос женщины звучал резко и настойчиво, голос мужчины устало и вяло.
   Когда я проходил мимо окна, женщина как раз говорила:
   – Я считаю, что мы обязательно должны рассказать полиции все, что видели вчера, когда приехали.
   Он что-то пробурчал в ответ, из чего я расслышал только одно слово: "отпуск".
   Она поинтересовалась, какое отношение может иметь отпуск к этому делу.
   – Ну хорошо, хорошо, – буркнул он. – Мы все расскажем им завтра утром, а теперь помолчи и дай мне спать.
   Я прошел мимо, а потом, словно повинуясь какому-то внезапному импульсу, вернулся и дернул дверь их веранды. Она была не заперта. Я открыл дверь, прошел через веранду и тихо, но решительно постучал в дверь.
   – Кто там? – крикнул мужчина.
   – Полиция! – солгал я. – Прошу вас, не волнуйтесь и не зажигайте света. Мы уже два раза слышали ваш разговор и поняли, что вы что-то скрываете от полиции. О чем идет речь?
   Я понадеялся, что мой обман не раскроется.
   – Вот видишь! – прошептала жена. – Я же тебе говорила.
   Мужчина подошел и открыл дверь.
   – О'кей! Нам действительно надо было об этом заявить.
   – О чем именно?
   Он побежал обратно к кровати и достал сигарету.
   – Мы кое-что видели, когда приехали вчера вечером в этот мотель.
   – Назовите, пожалуйста, ваши имена, – сухо сказал я.
   Женщина накинула халат и присоединилась к нему, уже вновь стоявшему у двери.
   – Мистер и миссис Льюис из Карбендейла, штат Иллинойс. У нас отпуск, и мы вчера приехали из Солт-Лейк-Сити.
   Он пыхнул в мое лицо сигаретой.
   – Проехали семьсот тридцать восемь миль. Никогда еще не покрывали такое расстояние за один день.
   Я не мог видеть их лиц, а голос женщины звучал, словно она все время поджимала губы.
   – И когда я и Джон приехали вчера вечером сюда – это было в первом часу ночи, – то мы видели кое-что, о чем должна узнать полиция. Вы же расследуете дело об убийстве, не так ли?
   – Верно, – ответил я. – И что же вы видели?
   – Голую женщину! – с возмущением сказала миссис Льюис.
   – Где? В каком бунгало?
   – В номере первом. Она лежала на постели.
   – Живую?
   Льюис рассмеялся.
   – Еще какую живую! Это нельзя передать словами, господин полицейский! Мы еще подумали, что это за вертеп такой!
   Я попытался сказать как можно спокойнее:
   – Может, вы все-таки расскажете с самого начала?
   Миссис Льюис сразу начала:
   – Ну, это было в районе полуночи, в начале первого, когда мы увидели вывеску "Свободные номера есть". Как я уже сказала, мы проехали в этот день более семисот миль и были страшно утомлены. Поэтому мы остановились около конторы и позвонили. Нам пришлось позвонить несколько раз, а когда нам все-таки так и не открыли, мы прошли через двор к единственному бунгало, которое было освещено, в надежде, что мы найдем там управляющего. Мы слишком устали, чтобы ехать дальше. А потом мы увидели девушку.
   Она снова поджала губы.
   – Жалюзи были опущены, но над подоконником оставалась щель – довольно широкая, так что мы могли увидеть ее довольно хорошо. И мужчину – тоже.
   – Опишите его.
   – К сожалению, я не могу этого сделать. Мы видели его со спины.
   – Высокого роста или маленький?
   – Высокий и довольно плотный.
   – Что на нем было?
   – Ничего. Он был тоже совершенно нагим, как и женщина.
   В разговор вмешался Льюис:
   – Я вам говорю, господин полицейский, что там было на что посмотреть. Девушка не хотела, понимаете? Лежит на кровати и плачет так, что камни и те пустили бы слезу. Но тот все приставал и приставал, и она, наконец, уступила. Или потому, что ей стало совершенно безразлично, или по какой другой причине. И пока он ее накачивал, она все время плакала.
   – Тебе совсем необязательно употреблять такие сочные эпитеты, – сухо сказала миссис Льюис.
   – А потом? – спросил я. – Я имею в виду, что делали оба потом?
   Льюис продолжал:
   – Эва временами дергала меня за рукав и шептала: "Это неподходящее для нас место". Box мы и отправились обратно к машине и хотели уже ехать дальше, как вдруг из бара выскочил маленький человек в голубых джинсах, сказал, что он управляющий, и поинтересовался, не хотим ли мы снять бунгало. И, да услышит меня Господь Бог, к этому времени я был так утомлен, что мне было все безразлично, лишь бы была комната для ночлега.
   – Вы ему сообщили, что видели?
   – Конечно нет, – ответила миссис Льюис.
   – Я не знаю, как в Калифорнии, но у нас в Карбендейле о таких вещах не говорят. Мы только сказали ему, что хотим снять бунгало. И мы сняли. Хотя если бы Джо так не устал, я наверняка настояла бы на том, чтобы ехать к следующему мотелю.
   – Вскоре после этого, – добавил Льюис, – минут через десять или пятнадцать, в бунгало, где мы видели сцену, свет погас. Кто-то вышел оттуда и уехал. Я даже не смог разглядеть, кто это был – мужчина или женщина, а сегодня мы услышали, что убита владелица мотеля и что она жила в бунгало номер один. Тогда Эва решила, что мы должны сообщить обо всем, что видели.
   – И хорошо сделали.
   – А кто ее убил? Ее супруг?
   – Так предполагают. А женщина была темной или светлой?
   – Блондинка.
   – Симпатичная?
   – Очень.
   – И в какое время вы ее видели?
   – После полуночи. Скажем, между четвертью и половиной первого. – Льюис переложил сигарету в другую руку. – И вам помогут эти сведения?
   – О, да! – сказал я. – Очень. Большое спасибо.
   – А как ваше имя, господин полицейский? – осведомилась миссис Льюис с запоздалым подозрением.
   Не ответив ей, я быстро повернулся и зашагал по мокрой траве к конторе. Дверь была закрыта, жалюзи опущены. Из-за двери слышался плач Мэмми. Я приложил ухо к щели и стал слушать, как Мик разыгрывал из себя супруга и повелителя.
   – Я тебе ничего не говорил, – прорычал он, – и на этом все и останется. Ты не можешь проболтаться о том, чего не знаешь. Если дело пойдет так, как я надеюсь, то мне перепадет хороший кусок. Или ты думаешь, что мне приятно копаться в дерьме?
   – Но Швед... – простонала Мэмми.
   – Швед, Швед, Швед! – передразнил ее Мик. – Эта дикая акула вскружила тебе голову, как только появилась здесь. – Послышалось бульканье, как будто кто-то пил из бутылки.
   Мэмми заплакала еще громче. Судя по звукам, тот стал расхаживать по комнате.
   – Сегодня днем ты опять чуть не испортила все дело, и мне пришлось тебя обезвредить. В следующий раз я напичкаю тебя такими пилюлями, что ты вообще больше не проснешься.
   – Делай, что хочешь... Мне все равно, – сквозь слезы выдавила Мэмми.
   Я проскользнул к главной двери бунгало. Решетчатая дверь была не заперта, зато внутренняя была закрыта. Я поднажал плечом и надавил на дверь рывком. Петли заскрипели и не выдержали, дверь с шумом распахнулась.
   Мэмми лежала на неприбранной постели. Волосы ее были растрепаны, глаза опухли и были красными от большой дозы снотворного. Увидев меня, она выпрямилась и тыльной стороной ладони вытерла слезы.
   Губы ее открылись.
   – Швед!
   Мик выронил бутылку и хотел обратиться в бегство. Он тяжело задышал, ища испуганными глазами, в каком направлении он смог бы убежать, но в следующую секунду понял, что попался.
   – Швед! – снова закричала Мэмми.
   За это мгновение во многих бунгало зажегся свет – видимо, людей разбудил треск двери и крики Мэмми. Льюис вышел со своей женой на веранду. Я даже слышал, как он выругался.
   Мик все еще пытался как-то выкрутиться:
   – Убирайся отсюда! – взвизгнул он. – Убирайся отсюда, проклятый убийца!
   Я сделал шаг в его сторону. Он понял, что убежать ему не удастся, выхватил нож с большим автоматически выбрасывающимся лезвием.
   Снаружи я мог слышать гул голосов.
   Где-то вдали завыла сирена патрульной машины. Значит, все-таки в Пальм-Гроув был поставлен кордон. А бывший морской писарь развязал свой язычок.
   От страха у Мика на рту выступила пена.
   – Только попробуй дотронуться до меня, я расскажу шерифу Куперу, что ты убил Волковича и сбросил его с утеса вместе с машиной!
   Внезапно он бросился на меня с ножом и задел мою руку. Мощным ударом я отбросил его к комоду.
   – Волкович меня не интересует. И я сам знаю, где он... А ты мне скажи, где Софи?
   – Как ты сказал? – выдавил Мик из себя.
   – Я тебя спросил, где Софи? Ты ее знаешь – Софья Паланка! Моя жена!

20

   Миссионерский отель по праву носил свое название. Большинство парочек, которые останавливались в нем, всегда что-то искали. Он был расположен на окраине мексиканского квартала, неподалеку от дешевого увеселительного квартала Сан-Диего.
   Я остановил машину с иллинойским номером перед баром на другой стороне улицы и какое-то время внимательно смотрел на отель. Там все время сновали матросы с девушками и без девушек, но желающие подцепить себе кого-нибудь. Пока я наблюдал за этой суматохой, мимо входа прошел коп из торгового флота.
   Я посмотрел в зеркальце заднего обзора взятой мной на время машины. Если не считать кровавого пятна на рукаве и немного загрязненной одежды, я выглядел довольно сносно... Я был похож на матроса с торгового судна, который уже начал свой обход пивных.
   Бар, перед которым я остановил машину, тоже был набит матросами. Я вошел в него и купил себе порцию выпивки и пачку сигарет – на спрятанную двадцатидолларовую бумажку, которую всегда носил в нагрудном кармане.
   Бармен разбирался в душе матросской.
   – Небольшая стычка, да, моряк?
   Я кивнул, держа перед собой рюмку с ромом. Он посмотрел на мой рукав.
   – Супруг слишком рано пришел домой, не так ли? Похоже, что он бросился на вас с ножом.
   Я выпил ром.
   – Пустяки... Вам надо было бы сперва посмотреть на него.
   Он рассмеялся и вытер лужицу на стойке. Я вынул сигарету и закурил.
   В дело была уже подключена и полиция Сан-Диего. Когда я выходил из бара, перед моей машиной встала патрульная машина, перегородив тем самым выезд на дорогу. Из патрульной машины вышел молодой коп.
   Он посмотрел на номер машины и ухмыльнулся своему коллеге:
   – Вот это я называю службой оповещения! Именно та машина, о которой нам передали. Зеленая машина с иллинойским номером, которую увел Нельсон со стоянки мотеля. Позвони им и сообщи, что мы ее уже нашли.
   Как обычно в таких случаях, вокруг машины стала собираться толпа. Я перешел через дорогу и вошел в отель.
   Портье как раз изучал проспект бегов. Он отложил его в сторону.
   – Что желаете, сэр?
   Я вынул пятидолларовую банкноту, которыми мне бармен дал сдачи с двадцатки.
   – Мне хотелось бы получить номер – с ванной или без нее. Но если можно, на шестом этаже.
   Портье протянул мне формуляр.
   – Как вам угодно, сэр. – Он положил на стол ключ. – Это будет стоить три пятьдесят. – Он дал мне сдачи. – Попали в неприятности, моряк?
   – А... пустяки! – ответил я, продолжая держать правую руку в кармане. – Может, вы будете так любезны и сами заполните этот бланк? Свен Нельсон, Сан-Педро.
   – Как вам будет угодно, моряк. – Он написал имя и адрес на бланке. – Но я боюсь за вашу руку. Может, вам лучше обратиться к врачу?
   – Я как раз собираюсь это сделать, только немного попозже, – ответил я.
   Я взял ключ и внимательно посмотрел на него, лишь очутившись в лифте. На номере стояло 519. Я поинтересовался у маленькой мексиканской лифтерши, выходят ли окна 519 номера на улицу или во двор.
   – Не помню, синьор, – ответила она, останавливая лифт на шестом этаже. – Не могу сказать точно, но вы его сразу найдете, поскольку он расположен в конце коридора в заднем флигеле.
   Я поблагодарил ее и, выйдя из лифта, направился в том направлении, куда мне показала она. Когда же лифт исчез, я изменил направление и начал разыскивать нужный мне номер. Он находился в переднем флигеле.
   Я прислонился к стене и закурил новую сигарету от окурка только что выкуренной. Почти изо всех окон над дверьми в коридор падал свет. Слышались голоса. За каждой из этих дверей находились влюбленные парочки – они ссорились, мирились, у них были финансовые затруднения, неприятности с работой и здоровьем. Но им было достаточно и того, что они живут и что они вместе.
   В мотеле стоял специфический запах всех дешевых отелей. Я попытался вытащить правую руку из кармана. Это не удалось. Мик своим ножом сделал большую работу.
   Я отошел от стены и направился по истоптанному коврику к окну, которое выходило на улицу. Оно было открыто и над ним горела красная лампочка, означавшая, что тут находится запасной выход. Я высунулся из него и посмотрел вниз. Шахта пожарной лестницы была почти рядом со стеной. В ней находилась заржавевшая лестница с маленькими площадками на каждом этаже.
   Для здорового человека, имеющего обе руки, было бы совсем нетрудно шагнуть с лестницы на подоконник окна, но, имея только одну руку, я не решился на такое. Ведь это все было на шестом этаже.
   В 501-м номере горел свет, но жалюзи были опущены. Я мог слышать, как в номере журчит вода.
   Я бросил взгляд на улицу, на машину, которую я позаимствовал на стоянке мотеля, не спрашивая разрешения у ее владельца. К этому времени у машины собралось еще больше народу.
   Я услышал позади себя негромкое щелканье, словно кто-то захлопнул дверь. Я быстро оглянулся и, тяжело дыша, присел на подоконник. У всех дверей был такой же вид, как и прежде. Наконец я поднялся и постучал в дверь 591-го номера.
   Тихий шум воды, текущей из крана, замолк. Какое-то время царила тишина, а потом голос Уэлли спросил:
   – Кто там?
   Я выкинул окурок из окна.
   – Во всяком случае, не разносчик телеграмм.
   В двери повернулся ключ, и она открылась. В руке Уэлли был пистолет, который он сразу направил мне в брюхо.
   – Быстро!
   Я вошел и закрыл за собой дверь. Уэлли еще сильнее надавил пистолетом.
   – Как вам удалось избавиться от копов? И откуда вы узнали, что мы здесь?
   – От Мика, – ответил я. – Правда, должен сознаться, что это произошло против его воли. Откровенно говоря, разговор был очень жесткий и при этом досталось даже Мэмми – получила удар ножом, который был предназначен мне. Я только что подбросил ее в больницу, где ею уже занялись. Еще неизвестно, останется она жива или нет.
   Я посмотрел мимо Уэлли на Корлисс. Она стояла перед умывальником в ванной комнате и держала чашку с красителем для волос. Рот ее был открыт, но она не издала ни звука. На ней была тонкая нижняя юбка, которая была испачкана этим красителем. Брюнеткой она даже казалась симпатичнее, чем блондинкой.
   – Вся перекраситься ты все равно не сможешь, мое сокровище! – сказал я. – Но готов поспорить, что когда-то ты была приятной златоглавкой.
   От неожиданности она даже выронила чашку.
   – Ты знаешь все...
   Я прислонился к двери.
   – Что ты – Софья Паланка? – Я кивнул. – В Тихуане, видимо, парень обратился к тебе на сербском языке? Кто это был? Старый почитатель?
   Корлисс подошла к двери.
   – Он видел, как я танцевала...
   – Еще одно достоинство, – пошутил Уэлли.
   Корлисс посмотрела на него, а потом на меня.
   – Кто знает, что ты здесь, Швед? – спросила она.
   – Ты и я, дорогая, – ответил я ей. – А что? Кажется, ты не очень-то рада видеть меня?
   Она закусила нижнюю губу.
   – Ты угадал.
   – А зачем ты держишь руку в кармане? – поинтересовался Уэлли. – У тебя что, там револьвер?
   Я показал ему наручник.
   – Ну, что скажешь теперь?
   Толстый бармен сразу весь покрылся потом. Так же, как и я потел в течение четырех дней.
   – Я понял, что у тебя было кое-что на уме, когда ты начал лгать копам, обещая отвести их к месту захоронения трупа Корлисс. Я еще тогда подумал, что ты попытаешься бежать. Но я не думал, что ты окажешься настолько глупым, чтобы прийти сюда.
   Я перенес тяжесть своего тела с одной ноги на другую.
   – А что же ты ожидал от меня? Что я отправлюсь в Сан-Квентин, вздохну три раза, а потом скажу надсмотрщику "Доброе утро"? Скажу ему, что меня зовут Свен Нельсон, что я – моряк, вернее, был моряком, а потом решил, что я уже достаточно тратил жизнь понапрасну. И вот я решил поехать в Хиббинг, в Миннесоту, чтобы купить ферму, жениться и осесть. Вместо этого я отправился шляться по пивным. И при этом встретил молодую женщину, такую женщину, о которой мечтал всю свою жизнь. – Я посмотрел на Корлисс. – Я влюбился в нее с первого взгляда. Я и сейчас люблю ее и, наверное, всегда буду любить. Хотя и оказалось, что она совсем не та, за кого выдавала себя.
   Корлисс заплакала.
   – Не слушай его, – сказал Уэлли. – У него только одно на уме: внести разлад в наши отношения.
   Не отрывая своего взгляда от Корлисс, я спросил:
   – Коннорс с самого начала участвовал в этом деле?
   Она перестала плакать, и ее нижняя губа опять немного оттопырилась.
   – Нет, – сказала она холодно. – Но... но Мик и он уже с какого-то времени догадались, что я не та женщина, за которую себя выдаю, и уже год они меня шантажируют. Но до того, как нашли труп Пальмера, они только догадывались. А потом в мотеле появился мистер Грин и сказал, что Волкович в действительности был преступником Липпи Сальцем. Вот тогда-то оба активизировали свои действия. – Она с каким-то брезгливым отвращением махнула рукой. – А Уэлли в последнюю ночь постарался вовсю... – Голос ее стал совсем тихим, и я больше не мог видеть ее глаз. – Потому что знал, что как бы я ни любила тебя, я не смогу ему отказать... – Она сжала мокрые волосы на затылке и держала их крепко рукой. – И все из-за одной маленькой лжи, из-за того, что я была не Корлисс Мейсон, а Софья Паланка, которую ищут агенты ФБР в связи с делом об убийстве.
   – Все верно, – самодовольно сказал Уэлли. – Тоже захотелось попробовать сдобного пирога, если вас не очень корежит от такого выражения, мистер Нельсон... Кусочек этого пирога мне понравился, и мне захотелось его сохранить. Корлисс и я уезжаем в полночь во Фриско, а оттуда мы улетим в Боготу. А "Пурпурный попугай" пусть летит ко всем чертям! Мик только будет радоваться этому...