Древа была мертва, ее сухая, истлевшая кожа кишела паразитами. Баррин с отвращением отвернулся. Когда он наконец справился с тошнотой, от предводительницы остались только обрывки кожи и скелет.
* * *
   Той ночью они собрались на борту «Новой Толарии». Урза планировал устроить банкет по случаю возвращения на остров. Соленая свинина тушились в больших чанах, на столах лежали куски пшеничного хлеба и горы свежих апельсинов.
   Но настроение не было праздничным. В этот неудачный день остров жестоко покарал возвратившихся.
   Перевязанный Рехад спал на нижней палубе. Вернуть ему оторванную руку не могли даже самые лучшие целители. Урза Мироходец и тот не в силах был помочь. Рука лежала в деревянном ящике в одной из медленновременных зон. Все надеялись, что когда-нибудь в будущем ее удастся имплантировать. Любимая женщина Рехада, предводительница Древа, осталась лежать в зоне чрезвычайно быстрого времени, возможно, ее скелет уже разнесли по всему ущелью крошечные мусорщики.
   Эти два несчастных случая оказались первыми в цепи последовавших трагедий. Каждая исследовательская группа потеряла, по крайней мере, по одному человеку, а однажды целая команда была полностью уничтожена. Урза успел спасти еще двоих, попавшихся так же, как Рехад. Карн тоже вытащил из петли времени несчастную девушку, входившую в его группу, Урза и Карн имели большие преимущества перед людьми, так как их организмы противостояли сопротивлению временных изменений, хотя и для их внутренних систем это противодействие было очень напряженным.
   По прибытии Урза надеялся устроить праздничный обед победителей в Старой Толарии. Но все обернулось иначе: команда «Новой Толарии» обедала в полной тишине. Темные мрачные воды залива бились о борт корабля. Лучи фонарей не могли пробиться к черному ночному небу.
   Из темноты вышла женщина. Загорелая, остроглазая и загадочная, с темными волосами, зачесанными назад и закрепленными вокруг головы, одетая в лохмотья, она казалась олицетворением самого острова, чуждого, мрачного и негостеприимного. Взойдя по трапу, женщина поднялась на палубу, не обращая внимания на ошеломленную охрану.
   Урза напрягся.
   Баррин поднялся, не веря своим глазам, широко раскрыв от удивления рот.
   Карн первым назвал имя незнакомки.
   – Джойра! – вскричал он громоподобным голосом.
   – Мастер Баррин. Мастер Малзра, – склонила голову женщина в знак приветствия, только усилив в команде чувство страха и враждебности. – Я не думала, что вы когда-нибудь вернетесь. Мне жаль, что вы вернулись. После сегодняшнего происшествия вам, вероятно, тоже жаль.
Монолог
   Я безумно рад вновь увидеть Джойру. Ее безвременная смерть стала бы тяжелым испытанием для меня и Карна. Конечно, она изменилась, стала сильной и беспощадной. Способность удивляться и прощать исчезла из ее души. Она перестала быть ученицей академии. Она стала жителем острова.
   Выступая от имени острова как адвокат, Джойра настоятельно потребовала его защиты. Перед новыми учениками Урзы она припомнила все его прегрешения, сравнив их с семенами чертополоха, разбросанными по всему острову, из которых произросли гигантские леса-убийцы. Жестко и открыто она ругала мастера за создание машины времени. Ведь ее взрыв вверг остров в тот хаос, в котором он теперь пребывает. Она рассказала о своих товарищах, оставшихся тогда в живых, но погибших один за другим и оставивших ее одну.
   Еще яростнее она говорила о том, как здесь продолжалась жизнь после взрыва. Роскошные леса в быстро-временных трещинах погибли, уступая место новым растениям и животным. В результате экологических изменений лес сменился тундрой, засуха отразилась на фауне острова, произошло изменение соотношения хищников и добычи. В медленновременных трещинах леса превратились в болотистые джунгли, жаркие и кишащие тысячами новых существ, которые не могли бы существовать на острове прежде. Слушая ее, я понял, как сильно эти годы изменили ее.
   – Мы, мастер Малзра, – сказала она в конце, – мы, дети вашей ярости и жестокости, сироты, выросшие в ваше отсутствие, больше не принадлежим вам. Мы ненавидим вас, мастер Малзра.
   Он слушал все. Слушал молча, ни разу не перебив. А затем, в наступившей тишине, Урза заговорил. То, что он сказал, восхитило и удивило меня.
   – Я понимаю. Но я решил вернуться, и я не хочу бороться с вами, мои Дети Ярости. Я хочу помириться. Это будет тернистый путь, я знаю. Путь борьбы с чертополохом, который я сам и посадил. Но я решил вернуться.
   – Нам понадобится советник, – сказал я, – проводник, – и обратился к женщине: – Джойра, я не могу придумать никого, кто бы лучше справился с этой задачей и помог мастеру Малзре понять ошибки прошлого, чтобы предотвратить их в будущем.
   На лице Джойры отразились следы внутренней борьбы. Наконец ее ожесточенное лицо прояснилось. Та сила, что бросала вызов, отступила, и я увидел одинокую испуганную женщину, нуждающуюся в помощи.
   – Хорошо. Но только потому, что все вы умрете, если я откажусь.
   Я пробовал выглядеть строгим, но я ликовал. Урза тоже был доволен. Напуганные ученики и ученые перевели дух. Кто-то, пусть даже эта пугающая дикарка, должен был провести их через ужасы Старой Толарии.
Баррин, мастер магии Толарии

Глава 8

   На следующее утро, когда большая часть команды только просыпалась, Джойра уже стояла на палубе и беседовала с Карном. Они казались странной парой: дикая женщина и серебряный человек. Ее загорелая гладкая кожа отливала бронзой цвета песчаника на берегу залива, а поверхность его тела сияла, словно зеркально-гладкое море, которое недавно пересекла «Новая Толария».
   Карн рассказал ей обо всех спасенных им тогда учениках и ученых, о том, как он искал ее всю ночь, позволив судну отчалить, лишь когда Мерцающая Луна скрылась за горизонтом. Джойра вспомнила историю своего спасения и горестные потери. Они разговаривали всю ночь, не замечая ее тягучей и напряженной тишины. Им было легко и радостно, как будто друзья не расставались вовсе. Они бродили по берегу и вспоминали прошлое, подбрасывая камешки в изменчивые волны, пока команда не заполнила палубу «Новой Толарии» и аромат недавно сваренного кофе не поманил их на борт корабля.
   Джойра пила кофе жадно, обжигая губы. Она улыбнулась Карну и сказала:
   – Есть некоторые недостатки в том, что я «дикая женщина», и среди них самый большой – разучиться пить кофе из фарфоровой чашки.
   Через некоторое время организовали второй завтрак, понимая, что еще раз команде удастся поесть только тогда, когда они разобьют лагерь в центре острова. Джойра рассчитала, что с караваном в пятьдесят человек весь путь мимо быстровременных трещин и страшных дыр с умеренным током времени займет целый день.
   Лицо девушки омрачилось, когда она стала рассказывать команде о временных искажениях на острове, объясняя, какие топографические изменения произошли после взрыва. В эпицентре образовался широкий временной бассейн, подобный кратеру вулкана, место, откуда начался разрыв естественного хода времени. Вокруг медленновременного кратера расходились окружности ручейков времени – сильно сконцентрированные быстровременные зоны. Центральный кратер не был досягаем, пока не образовались пути, соединяющие его стороны с внешней частью острова. Многие из таких путей являлись медленновременными трещинами, однако другие позволяли осуществлять постепенный спуск в кратер. Некоторые совмещались с быстровременными расселинами, практически создавая мосты с нормальным током времени. Кроме концентрических быстро-временных колец существовали большие необычные области чрезвычайно быстрого изменения времени. Многие квадратные мили территории острова, в частности глубокие каньоны времени, были недоступны и не изучены Джойрой. В этих областях развилась абсолютно новая экология.
   Плечи Джойры покрывала потрепанная одежда, но она несла на них больший груз – огромную ответственность за жизни людей, которые шли сзади вереницей, нагруженные самым разнообразным снаряжением. Ученые и ученики шли по извивающимся лесным дорожкам, огибая временные каньоны и плато.
   Урза шел сразу за Джойрой. Он нес большой деревянный сундук, инкрустированный медью и слоновой костью. Сундук казался ужасно тяжелым, но Мастер шагал легко и голос его не срывался, в то время как остальные задыхались от усталости. Возможно, он пользовался заклинанием, позволявшим его ногам скользить среди колючих кустарников, или использовал изобретенные микроскопические механизмы для ходьбы.
   Следом шел Баррин. Он нес сложенную палатку, которая будет служить ему и Урзе местом временного обитания, а также гремящие горшки и разнообразные баулы.
   Позади Баррина следовал Карн, который тащил ношу за десятерых. За ним ползла вереница машин, загруженная тяжелыми тюками. Остальная часть команды состояла из стареющих ученых и молодых учеников, напряженно ожидающих непредсказуемых событий. Что ждет их впереди?
   – Карн, подойди сюда. Хочу, чтобы ты посмотрел на это, – позвала Джойра.
   Она указала на широкое пустынное болото с серыми призраками утонувших и обгоревших деревьев.
   Черная вода казалась бесконечно глубокой, насекомые, замерев, висели над ней. Некоторые находились в состоянии между жизнью и смертью. В воде, открыв рты и выкатив глаза, перемещались рыбы.
   – Я называю это место Сланцевыми Водами. Пожары дошли сюда только семь лет назад. Столб дыма стоял над этим местом до ливневых дождей. По моим подсчетам, с момента взрыва в Сланцевых Водах прошло всего десять дней. Ступи туда, и тебе понадобится машина времени, чтобы вернуться.
   Карн вгляделся в таинственную темноту этого мрачного места.
   – Дни моих путешествий во времени закончились. Мастер Малзра поглощен другими поисками, я не так уж и нужен теперь.
   В его словах таился двойной смысл: звучала мелодия разочарования с нотками облегчения.
   Джойра пристально посмотрела на старого друга. Казалось, он несет тяжесть не только на плечах, но и в душе.
   – Не беспокойся, мой верный друг. Ты нужен мне. – Она похлопала его по плечу и отвернулась. – Теперь посмотри в сторону той дорожки. Это – временная зона, которой я дала название Ульи, его обитатели строят куполообразные хижины из грязи.
   Она указала на огромные кочки, едва видимые в сумерках.
   Хилые низкорослые деревца цеплялись за склоны. Вокруг лежала серая лесистая призрачная местность с развевающимися на ветру листьями и быстро растущими ветками. То здесь, то там среди рощ мгновенно появлялись все новые грязевые хижины, быстро превращавшиеся в тусклые деревни, соединенные между собой едва различимыми дорожками. Сами обитатели Ульев передвигались с немыслимой скоростью. Так же быстро, как пузыри в кипящей воде.
   – У них сменяется пять поколений за один наш год, – сказала Джойра, поворачиваясь к Урзе, который остановился и наблюдал.
   Баррин, подойдя поближе, спросил, затаив дыхание:
   – Пять поколений кого? На этом острове не было никаких аборигенов.
   Джойра пристально посмотрела в лицо Урзы:
   – Я могу только предполагать, что они были учениками нашей академии, которые оказались в ловушке быстровременной трещины. Они так же не способны выйти из такой трещины, как мы войти. Они – это пятьдесят поколений, вышедших из вашей школы. С тех пор они прожили уже тысячу лет. Для них тот взрыв – история племени.
   Баррин был ошеломлен:
   – Они видят нас прямо сейчас, не так ли? Нам потребовался час, чтобы пройти мимо их земли, а для них это будет длиться четыре дня. Мы для них статуи.
   – Да. Недостижимые, необъяснимые, почти неподвижные статуи, – подтвердила Джойра. – Они даже могут нас слышать, но наша речь для них бессвязна, длинна и бессмысленна, подобно песне кита. Они стали незнакомой для нас расой. Скоро они станут отдельным видом. – Она снова пошла вперед, за ней потянулись остальные. – Есть кое-что похуже, нечто внушающее страх. На другом плато, впереди. Но сначала в рай.
   Ученые и ученики обменялись тревожными взглядами и медленно двинулись вниз. Джойра вела их по склону, мимо высоких кипарисов и виноградных лоз слева и серого оврага справа. Еще долго можно было видеть холмы грязи и палки, но они постепенно затерялись среди деревьев.
   Наконец процессия достигла красивого нагорья, покрытого сочной зеленой растительностью. Родная флора Толарии процветала на этих ярко освещенных склонах. Огромные деревья зеленели от самых корней до кончиков веток. Виноградные лозы, словно изумрудные змеи, оплетали каждый ствол. Широкие листья образовали плотные шатры над головой.
   – Это – умеренная медленновременная область, где солнечный свет и дождевая вода в избытке, животные и растения пребывают в изобилии, а высокая температура наверху прекрасно сочетается с прохладой внизу. Холмистая местность способствует тому, чтобы вода стекала к подножиям и не застаивалась, но здесь есть и лощины, где скапливаются воды глубокие, чистые и прохладные. Это рай. Я называю его Лесом Ангелов. Из-за светлячков, которые освещают его ночью. Всякий раз, когда я устаю от моего дома и чувствую себя душевно истощенной, я прихожу сюда, чтобы поплавать и вновь вздохнуть полной грудью. Возможно, это лучшее место на острове. Здесь хочется жить.
   Вся группа с восхищением взирала на райские картины.
   Среди мощных стволов деревьев плавно и беззаботно летали большие яркие птицы, кружась то в тени листвы, то на ярком солнце. Внизу журчала прозрачная, как горный хрусталь, вода, проложившая себе дорогу меж камней. Ручей петлял среди корней деревьев и впадал в глубокое прохладное озерцо, из которого брала свое начало тихая светлая речка, убегающая в дальние края. В глубине сияла серебристой чешуей рыба.
   – Почему ты не стала здесь жить? – спросил один ученик, тронув Джойру за плечо. – Все к твоим услугам: ночи теплые, вода чистая, и здесь, похоже, проживешь дольше, чем где бы то ни было.
   Джойра печально взглянула на него:
   – Нельзя жить в раю.
   Она снова двинулась вперед. Отряд ненадолго задержался позади нее. Кто-то утолял жажду, но большинство учеников не могли оторвать глаз от экзотической природы. Один юноша чертил на бумаге карту местности с явными намерениями вновь сюда вернуться, когда позволит время.
   Джойра вела группу к месту, где виднелась огромная гранитная скала, торчащая из земли, словно обломок больного зуба. Не считая восточных башенок академии, это место было когда-то самым высоким на острове. После взрыва здесь ничего не осталось, только обожженный камень и упавшие деревья. Молодая поросль будущего леса пробилась среди этого опустошения. Со скалы открывалась прекрасная перспектива от вершин на востоке до пещеры Джойры на западе.
   Там, на верху изъеденного временем камня, было решено сделать привал, чтобы передохнуть, вытянув уставшие от долгой ходьбы ноги. За Лесом Ангелов виднелись отдаленные горные районы, которые Джойра называла Головой Великана. На востоке освещенное белым горячим солнцем, словно ртуть, сияло море. На его фоне темным крошечным силуэтом вырисовывалась «Новая Толария», на палубе которой команда отдыхала еще сегодня утром. Между береговой полосой и скалой, где расположилась на привал команда, раскинулись земли, покрытые лесами и колючими кустарниками, в глубине которых тень боролась со светом. Леса сменялись болотами и лугами, переливающимися всеми оттенками зеленого. Это была живая, цветущая земля.
   Совсем другой рисовалась картина на западе острова. Отдаленный берег казался ярко-оранжевой грудой камней. Там находилась пещера Джойры. Ближе к Голове Великана лежали руины Старой Толарии, серые и мрачные. Остатки некогда возвышавшихся стен и проложенные дорожки все еще были видны, но большинство строений снесло взрывом. Кое-где остались стоять части зданий, местами это были разрозненные полуразрушенные башни с ветхими фундаментами, которые могли рухнуть в любой момент. Поля Старой Толарии располагались в медленновременных областях, где воздух, казалось, светился, а вода, заполнившая руины и скопившаяся, главным образом, в подвалах, блестела.
   Рядом со сверкающей областью Старой Толарии находился другой район – место непроглядной темноты в сухом каньоне. Он лежал сейчас в утренней тени Головы Великана, но мрак внутри его усиливался оттого, что края круто обрывались вниз, а также от образовавшегося здесь временного изменения. Дна видно не было, и некоторые ученики зашептали, что эта трещина ведет прямо в преисподнюю.
   – Это, похоже, отличное место для призраков, – сказал один.
   – Если бы я умер, то выбрал бы себе домом как раз такое место, – проговорил другой.
   – Оно напоминает шрам на теле мира, – со страхом произнес третий, – плохой шрам, из тех, что вроде пробует затянуться и зажить, но на самом деле только сильнее гноится и расходится.
   – Вы даже не представляете себе, насколько вы близки к истине, – сказала Джойра. – Это очень глубокая пропасть и явно с быстрым током времени. Но у этой пропасти существует дно, и там живут создания, пойманные ею в ловушку.
   – Подобно племенам в Ульях?
   – Нет, – отрезала Джойра. – Взгляните туда. Возможно, вам не удастся разглядеть то, что находится на дне из-за тени от Головы Великана. Иногда даже в полдень невозможно увидеть того, что там скрыто. Вы удивитесь, но там есть крепость.
   Урза в изумлении поднял брови:
   – Крепость?
   – Возможно, это только своего рода коммуна, но то, что мне удалось разглядеть, было похоже на крепость.
   – Что же ты видела? – с нетерпением спросил Баррин.
   – Зубчатые стены с одной стороны, пристройки в виде мостов между высокими сторожевыми башнями, опоры, которые напоминают кости дракона, окна, такие же черные и гладкие, как обсидиан, украшения и плиты из глины. Думаю, будь у них возможность делать все из стали, они бы делали, но железо – все, что у них есть, да и того не так много. Мне потребовалось наблюдать за ними много часов, чтобы увидеть все это. Я не смогла провести более тщательное исследование: однажды я видела, как оттуда вылетели гарпуны, убили и затащили вниз оленя.
   Баррин был в замешательстве.
   – Эта варварская культура возникла из беженцев академии? Наших учеников?
   – Нет, – сказала Джойра. – Вы помните того человека, Керрика, которого вы нашли со сломанной ногой? Которого вы допросили как фирексийского шпиона? Человека, которого я впустила в академию? Помните, что он сбежал как раз за час до взрыва? Он, должно быть, оказался в ловушке, в той быстровременной глубокой трещине. Он и кто-нибудь из фирексийцев, которых он вызвал на Толарию.
* * *
   Через высокое окно из полированного обсидиана К'ррик наблюдал за прибывшими на «Новой Толарии».
   Они стояли на вершине скалы, самой высокой точке острова. К'ррик и его соплеменники, сидящие в глубинах пропасти, всегда могли видеть все, что происходило на этой сверкающей вершине.
   Джойра была среди них. Казалось, она является их предводителем. Она была осторожным противником в течение всего столетнего заточения в этой глубокой трещине времени, но, никогда не приближалась к отрядам стрелков-гарпунщиков. Экая жалость! Было за что ей отомстить. Служение Урзе Мироходцу являлось самым главным нарушением из всех правил жизни. Если бы гарпун прошел через ее кишки и перетащил ее через острые края пропасти, чтобы ее башку разорвало на куски, – вот что его порадовало бы. Тогда она сполна заплатила бы за все.
   Наверное, она все еще называет его Керриком, все еще думает о нем как о золотоволосом мальчике, но сотня лет превратила Керрика в К'ррика, а гладкокожего фирексийского шпиона, шестерку, – в могучего воина.
   Если бы был какой-нибудь способ доставить сюда Джойру живой, чтобы ее не разорвало на части, подобно оленям или козлам, при пересечении временной трещины, К'ррик наконец закончил бы их «любовь», которая была еще одним большим нарушением правил жизни. Это ее постоянное превосходство! Она пыталась своими достоинствами затмить его успехи. Раздражало и то, что это безосновательное целомудрие противостояло правилам жизни, а значит, и могуществу Фирексии.
   Да, если бы ему удалось перетащить ее сюда живой и невредимой, это означало бы, что он сам смог бы сбежать из этой тюрьмы. Потребовалась смерть половины его приспешников – двенадцати из двадцати четырех, чтобы убедить К'ррика в невозможности бегства и приостановить попытки спасения. Но даже теперь, из новых поколений, он посылал каждого десятого искать пути спасения для его возможного возвращения на Толарию и дальше в Доминарию.
   Эти погибшие десять процентов не были такой уж большой потерей. Он командовал могущественной нацией в двести фирексийцев, заполнивших каждый уголок пропасти. Поколения их работали в водных глубинах на дне каньона. Они выращивали, ловили и потрошили различные виды слепой рыбы-мусорщика, служившей им основной пищей. Другая часть фирексийцев на протяжении нескольких поколений сверлила стены пропасти, отыскивая залежи обсидиана и базальтовых камней, из которых построили дворец. Скудные ресурсы были единственным реальным ограничением развития и изобретательного гения К'ррика. Если бы они могли производить сталь или силовые камни, его механические существа наводнили бы остров еще восемьдесят лет назад. Дело в том, что то небольшое количество железа, которое добывали шахтеры, ценилось дороже золота. Чтобы оно не ржавело, его постоянно смазывали фирексийской маслянистой кровью. Только К'ррик, предводитель фирексийцев, имел железный меч. В бою на арене ему не было равных, это и поддерживало, и укрепляло его власть. Так получилось, что шахтеры, нашедшие скудные залежи железа, сыграли выдающуюся роль в становлении его как лидера и стали солдатами при его режиме, его опорой. Умело распределяя этот мизерный запас железа среди солдат, К'ррик управлял личной армией, подчиняющейся только ему. Эти наемные убийцы жестокостью держали всю нацию в повиновении. К'ррик подкупал армию и осуществлял контроль над народом, потому что сам создал и то и другое, а также потому, что был самым сильным и самым живучим из них.
   К своим врожденным талантам фирексийский шпион добавил искусственные преимущества – вживил в свое тело имплантанты из кости и металла. Некогда гладкие плечи украшали теперь загнутые клыки, смазанные ядом рыбы-скорпиона, отравляющим любого, с кем он боролся. Подобные же шипы были приделаны к локтям и коленям таким образом, что их вывернутые наружу острые края рвали плоть в куски, едва задевая ее. Тело К'ррика сковывала черная броня, не позволявшая его позвоночнику ломаться и одновременно помогавшая ломать позвоночники другим. Он сам отрубил по два пальца на каждой руке, чтобы вставить вместо них шипы с ядом. Да, столетие заключения в пропасти намного усовершенствовало его тело.
   Теперь, пристально глядя сквозь толстое темное окно верхней комнаты, К'ррик увидел средство, которое поможет ему наконец вырваться из этой тюрьмы. Он увидел своего старого противника – Урзу Мироходца.
* * *
   Если бы Джойра могла шутить, она бы сказала, что это была горькая пилюля для мастера Малзры. Он стоял, пристально глядя в черную пропасть. Его глаза видели больше того, что могли видеть глаза других. Они светились мистическим, всепроникающим огнем. Конечно, они видели сквозь тьму колонию фирексийцев, что раскинулась внизу. Больше того, они видели одинокую фигуру, с ненавистью и злобой взирающую на них из-за обсидианового окна.
   Человеком за стеклом был Керрик. Даже не обладая волшебными глазами Урзы, Джойра знала это. Конечно, он не был человеком. Монстр в человеческом теле. Она знала, что он сильно изменился, стал мощнее, возможно, его сила была равна силе самого Малзры, а возможно, даже превосходила ее.
   Глаза Карна также видели больше, чем глаза остальных. Он отозвал в сторону Малзру, Баррина и Джойру.
   – Для каждого из вас не секрет, я был создан для того, чтобы путешествовать во времени. Мне кажется, я нашел смысл своей жизни – проникнуть в ущелье и уничтожить их.
   Все приняли это предложение спокойно, даже сухо, но это спокойствие можно было сравнить с шепотом деревьев перед летним штормом, с затишьем перед бурей.
   Малзра и Баррин обменялись понимающими взглядами.
   Маг сказал, хмуро улыбаясь:
   – Я, кажется, припоминаю одно такое путешествие. В свое время я изучал древние легенды. Был некогда один самодовольный Мироходец, который отправился в Фирексию, чтобы уничтожить ее. У него была очень мощная броня, примерно такая, как у тебя, Карн, однако он переоценил свои силы и чуть не погиб.
   Малзра кивнул:
   – Это хорошая аналогия. Что мы имеем на сегодняшний день? Мы имеем уменьшенную модель Фирексии. Здесь, в Толарии. – Его всевидящие глаза внезапно закрылись. – Джойра, ты говорила вчера вечером о Детях Ярости, которых я оставил сиротами. Мои ошибки за время моего отсутствия выросли и бросают мне вызов, чтобы ненавидеть меня, изводить меня и уничтожить меня, если смогут. Теперь я вижу, насколько справедливыми были твои слова. – Он моргнул и глубоко вздохнул, снова проявив несвойственные ему человеческие привычки. Все поняли, какие сильные изменения произошли в сознании этого человека. – Лучше не создавать таких противников, с которыми нужно вечно бороться.