— Генри, помоги! Я застрял! Застрял, мать твою!
   — Минутку! — прохрипел он каким-то чужим, сдавленным голосом. Даже из этого положения он видел, что верх левой штанины потемнел от крови. Ветер в соснах гудел, как холодильник «Элсктролюкс» самого Господа Бога.
   Генри схватился за дверцу, тихо радуясь, что вёл машину в перчатках, и дёрнулся что было сил: необходимо во что бы то ни стало выбраться, освободить диафрагму, иначе он задохнётся. Ещё мгновение, и он вылетел наружу, как пробка из бутылки. Какое-то время он не мог двинуться: просто лежал, отдуваясь, смаргивая налипшие на веки снежинки, глядя на переливающуюся, колышущуюся снежную сеть. Небо над головой было совершенно обычным, как всегда, ничего странного, он готов был в этом поклясться в суде на всех Библиях мира. Только низко нависшие серые брюшки облаков и психоделическое обвальное мелькание снега.
   Пит звал его с нарастающей паникой.
   Генри перевернулся, встал на колени, понял, что, кажется, обошлось, и осмелился подняться. Постоял, качаясь на ветру, опасаясь, что раненая нога подломится и снова опрокинет его в снег, но устоял. Тряхнул головой и, ковыляя, обошёл «скаут» посмотреть, чем можно помочь Питу. И мельком глянул в сторону женщины, из-за которой они попали в этот чёртов переплёт. Она по-прежнему сидела в позе лотоса посреди дороги, полузанесённая снегом. Жилет развевался и хлопал по ветру, с ушанки всё так же радостно подмигивали ленточки. Она даже не обернулась посмотреть на них и по-прежнему пялилась в сторону магазина Госслина. Широкий изгибающийся след протектора прошёл примерно в футе от её согнутой ноги, и Генри до сих пор не мог понять, как ему удалось её объехать.
   — Генри! ГЕНРИ, ДА ПОМОГИ ЖЕ!
   Он похромал по глубокому снегу к противоположной дверце. Её заклинило, но когда Генри снова встал на колени и дёрнул обеими руками, она нехотя приоткрылась. Генри снова плюхнулся на колени, стиснул плечо Пита и потянул. Ничего.
   — Отстегни ремень, Пит.
   Пит повозился немного, но так и не смог найти пряжку, хотя она красовалась прямо на животе. Осторожно, без малейшего признака нетерпения (похоже, он всё ещё был в шоке) Генри отстегнул пряжку, и Пит мешком свалился на крышу. Голова бессильно свесилась набок Пит взвизгнул от боли и удивления, но тут же сообразил, что делать, и, извиваясь ужом, выполз из полуоткрытой дверцы. Генри подхватил его под мышки и оттащил подальше. Оба свалились в снег, и Генри вдруг поразило мгновенное дежа-вю, столь сильное и неожиданное, что он едва не потерял сознание. Разве не так они играли детьми? Ну конечно! Как в тот день, когда научили Даддитса лепить снежных ангелов.
   Откуда-то донёсся пронзительный смех, и Генри растерянно вздрогнул. И тут же осознал, что смеётся он сам. Пит резко сел — широко открытые безумные глаза, залепленная снегом спина, сжатые кулаки — и немедленно набросился на Генри.
   — Какого хрена ты ржёшь? Этот козёл едва не отправил пас на тот свет! Удушу сукина сына!
   — Не сына, а саму суку, — поправил Генри, смеясь ещё громче. Вполне возможно, что Пит не расслышал его за воем ветра, но какая разница! Как давно ему не было так легко!
   Пит без особых усилий поднялся с земли, и Генри уже хотел изречь что-то мудрое вроде того, что тот исключительно легко двигается для человека со сломанной ногой, но тут Пит снова рухнул, вопя от боли. Генри подошёл ближе и пощупал вытянутую ногу Пита. Похоже, всё в порядке, хотя разве можно определить наверняка сквозь два слоя одежды?
   — Она всё-таки не сломана, — сказал Пит, морщась от боли. — Мениск потянул, совсем как когда играл в футбол. Где она? Это точно женщина?
   — Да.
   Пит встал и, волоча ногу, обошёл машину спереди. Оставшаяся фара по-прежнему героически освещала снег.
   — Если выяснится, что она не калека и не слепая, за себя не отвечаю, — объявил он Генри. — Отвешу такого пенделя, что мигом долетит до лавки Госслина.
   Генри снова разобрал смех, стоило представить, как Пит, подпрыгивая на здоровой ноге, пинает незнакомку больной. Совсем как блядские «Рокеттс»[13]!
   — Пит, не смей её трогать! — закричал он, сильно подозревая, что всякий эффект от строгого приказа будет уничтожен приступами маниакального хохота.
   — Не стану, если она не будет огрызаться, — пообещал Пит тоном оскорблённой старой девы, что вызвало новый приступ смеха. Немного отдышавшись, Генри спустил джинсы и кальсоны, чтобы взглянуть на рану. Оказалось, что это всего лишь царапина длиной дюйма три на внутренней стороне бедра. Правда, кровь ещё не совсем унялась, но Генри показалось, что ничего особенно страшного нет.
   — Какого дьявола вы тут вытворяете? — крикнул Пит с другого бока перевёрнутой машины, «дворники» которой продолжали скорбно шуршать. Хотя тирада была, как всегда, сдобрена ядрёным словцом (печальное влияние Бивера и биверизмов), Генри снова пришла на ум оскорблённая пожилая леди-учительница, что привело к очередному приступу веселья.
   Он рывком подтянул штаны и выпрямился.
   — Почему восседаете здесь посреди долбаной дороги в самую гребаную метель? Пьяны? Обширялись? Что вы за безмозглая тёлка? Эй, отвечайте же! Мы с приятелем едва не откинули копыта из-за вас, можно бы по крайней мере… ох, МАТЬ ТВОЮ!
   Генри подбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пит падает рядом с неподвижной мисс Буддой. Должно быть, опять коленка подвела. Женщина даже не повернула головы. Оранжевые ленты реяли за спиной. Лицо обращено к метели, широко раскрытые глаза не мигают, даже когда снежинки, залетающие в них, тают на тёплых живых линзах, и Генри, невзирая на обстоятельства, вдруг ощутил профессиональное любопытство. На что же они наткнулись?
3
   — О-о, сучье вымя, распротак тебя и этак, до чего же ПАРШИВО!
   — Ну как ты? — спросил Генри и снова захохотал. Что за дурацкий вопрос!
   — А как по-твоему, шринки-бой? — съязвил Пит, но когда Генри нагнулся над ним, слабо махнул рукой:
   — Нет, я в порядке, лучше проверь принцессу Дерьмостана. С чего это она тут уселась?
   Генри, кривясь от боли, опустился на колени перед женщиной. Ныло всё тело: ноги, ушибленное о крышу плечо, а шею было трудно повернуть, но, несмотря на всё это, он по-прежнему посмеивался.
   Незнакомка нисколько не походила на деву в беде. Лет сорока, некрасивая и плотно сбитая. Хотя парка казалась довольно толстой, да и под низ наверняка было немало чего надето, всё же она заметно топорщилась спереди, выпирающими выпуклостями, специально для которых, видимо, и была изобретена операция по уменьшению груди. Волосы, выбившиеся из-под клапанов ушанки, очевидно, были подстрижены наспех и кое-как. Она тоже носила джинсы, но из одной её ляжки можно было выкроить два бедра Генри. Первое определение, которое пришло ему на ум, было: деревня. Из тех, что вечно развешивают бельишко на захламлённом дворе, рядом со своим экстра-широким трейлером, а из приёмника, выставленного в открытом окне, несётся очередная попса… В крайнем случае покупает бакалею у Госслина… чем ей ещё заняться? Правда, оранжевый жилет и ленты указывают на то, что она приехала охотиться, но в таком случае, где же её ружьё? Снегом замело?
   В широко раскрытых синих глазах не было ни проблеска мысли. Совершенно пустые. Генри поискал следы, но ничего не нашёл. Наверняка успели скрыться под снегом.
   Но что-то было во всём этом неестественное. Откуда она свалилась? С неба?
   Генри стащил перчатку и пощёлкал пальцами перед её невидящими глазами. Она моргнула. Не слишком много, но куда больше, чем он ожидал, если учесть тот факт, что многотонная махина только сейчас пронеслась в шаге от неё, а она и не дёрнулась.
   — Эй, — заорал он что есть мочи. — Эй, очнитесь! Очнитесь же!
   Он снова щёлкнул онемевшими пальцами: когда они успели так замёрзнуть. Ну мы и попали! — подумал он. — Вот так влипли!
   Женщина рыгнула. Звук показался поразительно громким, заглушившим даже шум ветра, и прежде чем его унесло, Генри ощутил горьковатый резкий запах, что-то вроде медицинского спирта. Незнакомка заёрзала, поморщилась и испустила газы с рокотом, похожим на мурлыканье заведённого мотора. Может, подумал Генри, это местный способ здороваться?
   Эта мысль снова его рассмешила.
   — Охренеть, — прошептал Пит ему в ухо. — Нужно проверить, у неё штаны целы после такого выхлопа? Ну и ну! Что вы пили, леди, политуру? Она пила что-то, и будь я проклят, если это не антифриз.
   Генри согласно кивнул.
   Глаза женщины неожиданно ожили, встретились со взглядом Генри, и тот был потрясён увиденной в них болью.
   — Где Рик? — спросила она. — Я должна найти Рика, он единственный, кто остался.
   Она растянула губы в уродливой гримасе, и Генри заметил, что во рту не хватает половины зубов, а оставшиеся выглядят кольями покосившейся изгороди. Она снова рыгнула, и Генри даже зажмурился от едкого запаха.
   — Господи Иисусе! — взвизгнул Пит. — Да что это с ней?
   — Не знаю, — пожал плечами Генри, с тревогой заметив, что глаза женщины снова остекленели. Кажется, дело плохо. Будь он один, можно было бы сесть рядом с женщиной и обнять её за плечи: куда более интересное и, вне сомнения, оригинальное решение его последней проблемы, чем Выход Хемингуэя. Но нужно ещё позаботиться о Пите, Пите, не успевшем пройти даже первый этап лечения о г алкоголизма, хотя, возможно, всё ещё впереди. И кроме того, его разбирало любопытство.
4
   Пит сидел в снегу, растирая колено и поглядывая па Генри. Ждал, что тот предпримет. Что ж, вполне справедливо, Генри достаточно часто приходилось выполнять роль мозгового центра этой четвёрки. Лидера у них не было, но Генри считался чем-то вроде. Так повелось ещё со школы.
   Женщина, однако, ни на кого не смотрела. Снова тупо пялилась в снежное пространство.
   Остынь, велел себе Генри. Вздохни поглубже и остынь.
   Он набрал в грудь побольше воздуха, задержал и медленно выдохнул. Лучше. Немного лучше. Итак, что же всё-таки с дамой? Не важно, откуда она явилась, и что здесь делает, и почему от неё несёт вонью разбавленного антифриза. Что с ней творится именно сейчас?
   Шок, очевидно. Шок настолько сильный, что вылился в нечто вроде ступора, недаром же она даже не дрогнула, когда «скаут» пронёсся едва не по ногам. И всё же она не ушла в себя настолько глубоко, что только гипноз мог бы вывести её из этого состояния: среагировала на щелчок пальцев и заговорила. Справлялась о каком-то Рике.
   — Генри…
   — Помолчи секунду.
   Он снова снял перчатки, вытянул руки и хлопнул в ладоши перед её лицом. И хотя звук был очень тихий по сравнению с буйной музыкой ветра, она снова моргнула.
   — Встать!
   Генри схватил её за руки и даже обрадовался, ощутив конвульсивное пожатие её пальцев. Он подался вперёд, морщась от запаха эфира. Любой человек, испускающий такую вонь, не может быть здоров.
   — Ну же, вставайте! Со мной! На счёт «три». Раз, два, ТРИ!
   Он потянул её вверх. Она поднялась, пьяно пошатываясь, и снова рыгнула. И одновременно испустила ветры. Ушанка сползла на один глаз. Видя, что она и не пытается ничего сделать, Генри приказал:
   — Поправь ей шапку!
   — Что?
   Пит тоже встал, хотя не слишком уверенно держался на ногах.
   — Не хочу её отпускать. Открой ей глаза и нахлобучь шапку покрепче.
   Пит нехотя послушался. Женщина слегка наклонилась, скорчила гримасу, пукнула.
   — Большое спасибо, — кисло пробурчал Пит. — Вы очень добры, спокойной ночи.
   Почувствовав, что женщина обмякла, Генри сильнее сжал руки.
   — Шагайте! — заорал он ей прямо в лицо. — Шагайте вместе со мной. На счёт «три». Раз, два, ТРИ!
   Он повёл её к капоту «скаута». Теперь она уставилась на него, и он старался удержать её взгляд. Не оборачиваясь к Питу (не хотел рисковать снова её потерять), он велел:
   — Держись за мой ремень. Веди меня.
   — Куда?
   — Вокруг «скаута».
   — Не уверен, что смогу…
   — Придётся. А теперь делай что говорят. Прошло не меньше минуты, прежде чем он ощутил пробравшуюся под куртку руку Пита. Тот вцепился в его ремень, и все трое медленно поплелись через узкую полосу дороги, в неуклюжей конге, сквозь жёлтый неподвижный свет уцелевшей фары. Здесь по другую сторону огромной беспомощной туши «скаута» они по крайней мере были защищены от ветра. Уже неплохо.
   Вдруг женщина резко выдернула руки и нагнулась, широко разинув рог. Генри проворно отступил, не желая получить в лицо струю рвоты, но вместо этого она оглушительно рыгнула и тут же испустила ветры. Такого грома Генри ещё не доводилось слышать, а он мог бы поклясться, что всего наслушался за всю жизнь в больничных палатах северного Массачусетса. Однако она удержалась на ногах, шумно вдыхая воздух носом.
   — Генри, — охнул Пит, хриплым то ли от ужаса, то ли от благоговения голосом. — Господи, Генри, СМОТРИ!
   Он потрясение уставился в небо. Мельком отметив, что челюсть у приятеля как-то странно отвисла, Генри последовал его примеру и глазам не поверил. По низко нависающим облакам медленно скользили круги ярких огней. Генри, жмурясь, принялся считать, но всё сбивался. Девять или десять? Он вспомнил о прожекторах, пронзавших небо на голливудских премьерах, но откуда здесь прожекторы? А если бы и были, они наверняка увидели бы столбы света, поднимавшиеся в снежном воздухе. Источник света явно находился то ли над облаками, то ли прямо в облаках, но уж никак не ниже. Огни хаотически метались взад-вперёд, и Генри охватил внезапный атавистический ужас… поднимающийся изнутри,., из самых глубин. Спинной мозг мгновенно превратился в ледяной столп.
   — Что это? — почти заскулил Пит. — Иисусе, Генри, ЧТО ЭТО?!
   — Я не…
   Женщина подняла голову, увидела пляшущие огни и принялась визжать, на удивление громко, истошно и с таким ужасом, что Генри самому захотелось завыть.
   — ОНИ ВЕРНУЛИСЬ! ВЕРНУЛИСЬ! ВЕРНУЛИСЬ! — вопила она.
   Генри хотел было успокоить её, но женщина прислонилась головой к шине «скаута» и закрыла руками глаза. Она больше не кричала, только тихо стонала, как попавшее в капкан животное, без всякой надежды освободиться.
5
   Неизвестно, сколько времени (возможно, не более пяти минут, хотя, казалось, гораздо дольше) они наблюдали игру огней на небе. Цветные круги подскакивали, раскачивались, подмигивали, метались влево и вправо — словно бы играли в чехарду. В какой-то момент Генри сообразил, что их осталось всего пять, а потом исчезли ещё два. Женщина, по-прежнему уткнувшаяся в шину, снова пукнула. Генри вдруг осознал, что они торчат в снежной пустыне, глазея на нечто вроде небесного явления, скорее всего оптического, очевидно, последствия снегопада, пусть и занятного, но вряд ли способствующего их скорейшему возвращению в безопасное место. Он отчётливо вспомнил последние показания одометра: 12,7. До «Дыры в стене» почти десять миль, немаленькое расстояние даже в самых благоприятных обстоятельствах, а тут,., метель вот-вот перейдёт в буран. Не говоря уже о том, что он единственный может идти.
   — Пит!
   — Это что-то! — выдохнул Пит. — НЛО хреново, клянусь, как в «Секретных материалах»! Как по-твоему…
   — Пит! — Он ухватил Пита за подбородок и повернул его лицом к себе. Наверху таяли два последних огня. — Это какие-то электрические разряды, только и всего.
   — Ты так думаешь? — Пит выглядел абсурдно разочарованным.
   — Да, что-то связанное с бурей. Но даже если это первая волна Бабочек-Инопланетян с планеты Алнитак, вряд ли это будет иметь какое-то значение, если мы все превратимся в эскимо на палочке. Ты мне нужен. Вспомни свой коронный трюк. Сумеешь?
   — Не знаю, — сказал Пит, бросив последний взгляд на небо. Там оставался только один круг и то уже почти неразличимый. — Мэм? Мэм, они вроде как исчезли. Теперь самое время оттаять. Ну как?
   Женщина не ответила, по-прежнему прижимаясь к шине. Ленты на ушанке негромко хлопали. Пит вздохнул и повернулся к Генри:
   — Что тебе нужно?
   — Знаешь шалаши лесорубов вдоль дороги? — Таких было всего восемь или девять. Всего-навсего четыре столба, накрытых куском ржавой жести. Рабочие бумагоделательной фабрики хранили там до весны брёвна и кое-какое оборудование.
   — Ещё бы, — кивнул Пит.
   — Можешь вспомнить, какой ближе всего?
   Пит закрыл глаза, поднял палец и стал двигать им взад-вперёд, одновременно прищёлкивая языком. Старая манера, ещё со школы. Не такая давнишняя, как привычка Бивера жевать карандаши и зубочистки или любовь Джоунси к детективам и ужастикам, но всё же многолетняя. И Пит ни разу не ошибался. Оставалось надеяться, что и сейчас не подведёт.
   Женщина, возможно, уловив тихие, тикающие звуки, подняла голову и огляделась. На лбу чернело большое пятно, оставленное шиной.
   Пит наконец открыл глаза.
   — Прямо тут, — заявил он, показывая в направлении «Дыры в стене». — Вон за тем поворотом будет холм. Перевалить через него, и дальше по прямой. Совсем недалеко. По левой стороне. Часть крыши обвалилась. У какого-то Стивенсона там шла носом кровь.
   — Правда?
   — Да ну, старик, не знаю, — смутился Пит.
   Генри смутно припомнил убогий приют… а то, что крыша обвалилась, даже неплохо: если жесть достаёт до земли, будет хоть к чему прислониться.
   — Недалеко — это сколько?
   — С полмили. Самое большее — три четверти.
   — И ты уверен.
   — Точно.
   — Можешь со своим коленом проковылять столько?
   — Думаю, да, а вот она как?
   — По-моему, она приходит в себя, — кивнул Генри. Положив руки на плечи женщины, он повернул её к себе, так, что они оказались почти нос к носу. Несло у неё изо рта омерзительно: антифриз с примесью чего-то органического, масляного… но он не пытался отодвинуться. — Нужно идти, — объяснил он, без крика, но громко и повелительно. — Шагаем вместе по счёту «три». Один, два, ТРИ!
   Он взял её за руку и, обогнув «скаут», вывел на дорогу. После мгновенного сопротивления она покорно последовала за ним, казалось, не чувствуя ни холода, ни ветра. Так продолжалось минут пять, но тут Пит снова пошатнулся.
   — Подожди, — выдавил он. — Чёртово колено опять фокусничает.
   Нагнувшись, он принялся массировать колено. Генри посмотрел на небо. Ничего.
   — Ну как ты? Сможешь добраться?
   — Смогу, — сказал Пит. — Давай, вперёд.
6
   Они благополучно добрались до середины склона, и тут Пит со стоном упал, матерясь и хватаясь за ногу. Заметив взгляд Генри, он издал странный горловой звук, что-то среднее между смехом и рычанием:
   — Не волнуйся. Малютка Пит доползёт.
   — Уверен?
   — Угу. — И к ужасу Генри (к которому примешивалось, как ни странно, веселье, мрачное веселье, последнее время не покидавшее его ни на минуту), Пит принялся молотить кулаками несчастную коленку.
   — Пит…
   — Отпускай, чёртова тварь, отпускай! — вопил Пит, полностью игнорируя приятеля. Всё это время женщина стояла, сгорбившись, не обращая внимания па то, что ветер дуст в спину и оранжевые ленты лезут в глаза. Неподвижная, молчаливая, как выключенный станок.
   — Пит?
   — Всё нормально, — отмахнулся Пит, устало глядя на Генри, но в глубине глаз тоже мелькали смешливые искорки. — Мы в полном дерьме или нет?
   — В полном.
   — Вряд ли я дошагаю до самого Дерри, но уж до этой развалюхи дотопаю. — Он протянул Генри руку:
   — Помоги встать, вождь.
   Генри послушно рванул его с земли, и Пит поднялся, скованно, неуклюже, словно у него затекли ноги. Постояв немного, он кивнул:
   — Пойдём. Поскорее бы убраться подальше от ветра. Чёрт возьми, нужно было захватить пару бутылок пива.
   Они вскарабкались на вершину холма. На другой стороне ветер не так свирепствовал. К тому времени, как они спустились, Генри позволил себе надеяться, что хотя бы эта часть их путешествия окончится благополучно. Но на полпути к темнеющему остову убежища женщина рухнула, сначала на колени, потом лицом вниз. И осталась лежать неподвижно, чуть повернув голову, только пар, вырывавшийся изо рта, служил признаком того, что она ещё жива (ах, насколько всё было бы проще, замёрзни она несколько часов назад, подумал Генри). Немного отдохнув, она легла на бок и утробно рыгнула.
   — Ах ты, надоедливая п…а! — сказал Пит не зло, скорее устало, и глянул на Генри. — Ну, что теперь?
   Генри опустился на колени, кричал на неё, щёлкал пальцами, хлопал в ладоши, считал до трёх. Бесполезно.
   — Останься с ней. Может, я найду что-то вроде волокуши.
   — Желаю удачи.
   — Можешь предложить что-то другое?
   Пит, поморщившись, уселся в снег и вытянул перед собой больную ногу.
   — Нет, сэр, — вздохнул он. — Все блестящие мысли истощились.
7
   Генри добрался до хижины минут за шесть. Раненое бедро онемело, но он старался не обращать внимания. Если дотащить сюда Пита и женщину и если «арктик кэт»[14], стоявший без дела в «Дыре в стене», заведётся, всё ещё может обойтись. И чёрт возьми, интересная штука эти небесные огни…
   Крыша из рифлёного железа обвалилась очень удачно. Перёд, выходивший на дорогу, оставался открытым, но упавший лист образовал заднюю стенку, и из неглубокого сугроба выглядывал кусок грязно-серого брезента, усыпанный опилками и щепками.
   — Есть! — крикнул Генри, хватая примёрзший брезент. Оторвать его от земли удалось не сразу, но в конце концов ткань с треском подалась, напомнив Генри о звуках, издаваемых женщиной. Таща за собой брезент, он устремился туда, где оставил Пита и незнакомку.
   Пит по-прежнему сидел в снегу рядом с бесчувственной женщиной, неестественно выставив ногу.
8
   Всё оказалось куда легче, чем посмел надеяться Генри. Самым трудным было взвалить её на брезент, дальше всё пошло как по маслу. Несмотря на свой вес, она скользила по снегу, как на санях. Генри тихо радовался холоду. Будь сейчас градусов на пять теплее, мокрый снег прилипал бы к ткани. Да и дорога была совсем короткой.
   Снег уже доходил до щиколоток и валил всё гуще, но и снежные хлопья стали крупнее. Как они горевали, увидев такие в детстве! «Кончается!» — говорили они друг другу, скорбно вздыхая.
   — Эй, Генри! — окликнул Пит, чуть задыхаясь, но это уже не имело значения: до хижины было рукой подать. Да и Пит старался беречь ногу и семенил, почти не сгибая колена.
   — Что?
   — Последнее время я часто вспоминаю Даддитса… и… ну, не странно ли?
   — Пет костяшек, — не задумываясь, сказал Генри.
   — Точно, — нервно подхватил Пит. — «Нет костяшек, нет игры». Не думаешь, что это странно?
   — Если это так, — ответил Генри, — мы оба не в себе.
   — Ты это о чём?
   — Я сам часто думаю о Даддитсе. С прошлого марта. Мы с Джоунси собирались поехать к нему…
   — Правда?
   — Да. Но Джоунси как раз сбила машина.
   — Спятивший старый мудак! Как только ему разрешили сесть за руль! — взорвался Пит. — Джоунси чудом остался в живых!
   — Именно чудом, — кивнул Генри. — Остановка сердца в машине «скорой». Едва спасли.
   Пит замер с открытым ртом.
   — Нет, правда? Так паршиво? Так близко? Генри только сейчас понял, что проболтался.
   — Да, только держи язык за зубами. Карла мне сказала, но Джоунси, похоже, не знает. А я так… — Он неопределённо махнул рукой, но Пит понимающе кивнул. «А я так ничего и не почувствовал», — хотел сказать Генри.
   — Не волнуйся, я нем как рыба, — заверил Пит.
   — Да уж, постарайся.
   — Так вы и не добрались до Дадса.
   — Не пришлось, — покачал головой Генри. — За всеми этими треволнениями с Джоунси я совсем забыл. Тут и лето настало, знаешь, как одно цепляется за другое…
   Пит сочувственно вздохнул.
   — Но поверишь, я тоже думал о нём, совсем недавно. У Госслина.
   — Малыш в цветастой рубашонке? — спросил Пит. Каждое слово вырывалось изо рта облачками пара.
   Генри кивнул. «Малышу» вполне могло быть лет двадцать — двадцать пять. Трудно сказать, когда речь идёт о даунах. Рыжеволосый, семенивший по центральному проходу маленького тёмного магазинчика, рядом с мужчиной, похоже, отцом: та же охотничья куртка в чёрно-зелёную клетку и, что важнее всего, с такими же морковными волосами, только поредевшими настолько, что местами проглядывал голый череп. И взгляд предостерегающий, ясно говоривший: «Попробуйте словом обмолвиться насчёт моего парня, худо придётся».
   И, разумеется, никто из них слова не сказал, в конце концов они отмахали двадцать миль от «Дыры в стене», чтобы запастись пивом, хлебом и хот-догами, а не нарываться на неприятности. Кроме того, они когда-то знали Даддитса… собственно говоря, почему знали… знают и сейчас, посылают подарки на Рождество, открытки на дни рождения Даддитса, который когда-то, по-своему, на свой особый, своеобразный манер, был одним их них. Правда, Генри вряд ли мог признаться Питу, что думает о Дадсе в самые неподходящие моменты. Моменты? Да нет, с тех пор, как шестнадцать месяцев назад понял, что хочет покончить с собой, и всё, что он делает и говорит, стало либо способом оттянуть неизбежное, либо подготовкой к грядущему событию. Иногда он даже видел во сне Бива, твердившего:
   «Дай я это улажу, старик…», и Даддитса, с любопытством повторявшего: «Сто увадис?»
   — Нет ничего странного в том, что мы вспоминаем Даддитса, Пит, — сказал он, втаскивая импровизированные санки в шалаш и тяжело отдуваясь. — Мы мерили себя по Даддитсу. Даддитс — самое светлое, что было в нашей жизни. Наш звёздный час.
   — Ты так считаешь?
   — Угу. — Генри поспешно плюхнулся на снег, решив отдышаться, прежде чем переходить к следующему пункту плана. Сколько там на часах? Почти полдень. К этому времени Джоунси и Бивер наверняка поняли, что дело не только в метели и что им пришлось худо. Может, догадаются завести снегоход (если обработает, напомнил себе Генри, если чёртова таратайка работает) и отправятся на поиски. Это сильно упростит ситуацию.