Стивен Кинг
Ловец снов
Сьюзен Молдоу и Нэп Грэм
СНАЧАЛА НОВОСТИ
Из газеты «East Oregonian» — от 25 июня 1947 года:
Сообщение из Росуэлла (Нью-Мексико), «Daily Record» от 8 июля 1947 года:
СЛУЖАЩИЙ УПРАВЛЕНИЯ
ПО БОРЬБЕ С ЛЕСНЫМИ ПОЖАРАМИ
ЗАСЁК «ЛЕТАЮЩИЕ БЛЮДЦА»
Кеннет Арнолд утверждает, что видел девять дискообразных объектов. «Блестящих, серебристых и передвигавшихся с неслыханной скоростью».
Сообщение из Росуэлла (Нью-Мексико), «Daily Record» от 9 июля 1947 года:
ВВС ЗАХВАТИЛИ «ЛЕТАЮЩЕЕ БЛЮДЦЕ»
НА РАНЧО В ОКРУГЕ РОСУЭЛЛ.
Сотрудники разведки обнаружили потерпевший крушение диск
Сообщение из Чикаго, «Daily Tribune» от 1 августа 1947 года:
КОМАНДОВАНИЕ ВВС УТВЕРЖДАЕТ,
ЧТО ТАК НАЗЫВАЕМОЕ БЛЮДЦЕ —
ОБЫКНОВЕННЫЙ МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗОНД
Сообщение из Росуэлла (Нью-Мексико), «Daily Record» от 19 октября 1947 года:
ВВС США ЗАЯВИЛИ, ЧТО НЕ МОГУТ
ДАТЬ ОБЪЯСНЕНИЕ УВИДЕННОМУ АРНОЛДОМ
Ещё 850 свидетельств очевидцев появления необычных предметов после первого доклада Арнолда.
Сообщение из Кентукки, «Courier Journal» от 8 января 1948 года:
ПО СЛОВАМ РАССЕРЖЕННОГО ФЕРМЕРА,
ТАК НАЗЫВАЕМАЯ КОСМИЧЕСКАЯ ПШЕНИЦА —
ПРОСТО «УТКА»
Эндрю Хоксон отрицает какое-либо воздействие блюдец. Он твёрдо убеждён, что пшеница с красноватым отливом не что иное, как чей-то розыгрыш.
Сообщение из Бразилии, «Nacional» от 8 марта 1957 года:
КАПИТАН ВВС ПОГИБАЕТ
В ПОГОНЕ ЗА НЛО
Последняя передача Ментела:
«Металлический, невероятных размеров».
ВВС хранят молчание.
ИНОПЛАНЕТНЫЙ КОРАБЛЬ «КОЛЬЦО»
ТЕРПИТ КРУШЕНИЕ В МАТО-ГРОССО!
Сообщение из Бразилии, «Nacional» от 12 марта 1957 года:
ДВЕ ЖЕНЩИНЫ ЕДВА НЕ ПОГИБЛИ
ВБЛИЗИ ПОНТО-ПОРАН!
«Мы слышали пронзительный писк изнутри», — заявляют они.
«Oklahoman» от 12 мая 1965 года:
УЖАС МАТО-ГРОССО!
Сообщения о серых человечках с огромными чёрными глазами.
Учёные отмахиваются.
Свидетели настаивают.
ЦЕЛЫЕ ДЕРЕВНИ ОХВАЧЕНЫ УЖАСОМ!
«Oklahoman» от 2 июня 1965 года:
ПОЛИЦЕЙСКИЙ СТРЕЛЯЕТ В НЛО
По его словам, блюдце возвышалось на сорок футов над автострадой № 9.
Показания радара авиабазы ВВС в Тинкере совпадают с его докладом.
Сообщение из Портленда (штат Мэн), «Press-Herald» от 14 сентября 1965 года:
ИНОПЛАНЕТНАЯ РАСТИТЕЛЬНОСТЬ —
«УТКА», — ЗАЯВЛЯЕТ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ
МИНИСТЕРСТВА СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА
По его словам, «красные семена» — это работа подростков, вооружённых пульверизаторами.
Сообщение из Манчестера (штат Нью-Хэмпшир), «Union-Leader» от 30 сентября 1965 года:
СЛУЧАЕВ ПОЯВЛЕНИЯ НЛО В НЬЮ-ХЭМПШИРЕ
СТАНОВИТСЯ ВСЁ БОЛЬШЕ
Чаще всего НЛО замечены вблизи Экзетера. Местные жители опасаются вторжения инопланетян.
Сообщение из Мичигана, «Journal» от 9 октября 1965 года:
ЭПИДЕМИЯ ПИЩЕВЫХ ОТРАВЛЕНИЙ В ПЛЕЙСТОУ:
ПРИЧИНА ТАК И НЕ РАСКРЫТА
Более трёхсот пострадавших. Большинство выздоравливает. Представитель управления по контролю за продуктами и лекарствами считает, что причиной могут быть загрязнённые водные источники.
«The Los Angeles Times» от 19 ноября 1978 года:
ДЖЕРАЛД ФОРД ПРИЗЫВАЕТ К
РАССЛЕДОВАНИЮ НЕПОНЯТНОГО ЯВЛЕНИЯ
Лидер республиканской партии заявляет:
«Мичиганские огни» могут иметь внеземное происхождение.
«The Los Angeles Times» от 24 ноября 1978 года:
УЧЁНЫЕ
КАЛИФОРНИЙСКОГО ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА
ОТМЕЧАЮТ ПОЯВЛЕНИЕ ГИГАНТСКОГО ЛЕТАЮЩЕГО ДИСКА
В ПУСТЫНЕ МОХАВЕ
Тикмен: Я был окружён крохотными яркими огоньками.
Моралес: Видел красную траву, похожую на «ангельский волос».
«The New York Times» от 16 августа 1980 года:
СЛЕДОВАТЕЛИ ПОЛИЦИИ ШТАТА И ВВС
НЕ НАШЛИ НИКАКИХ
«АНГЕЛЬСКИХ ВОЛОС»
НА МЕСТЕ ПОЯВЛЕНИЯ НЛО
В ПУСТЫНЕ МОХАВЕ
Тикмен и Моралес соглашаются пройти тест на «детекторе лжи». Возможность ложных показаний полностью исключена.
«Wall Street Journal» от 9 февраля 1985 года:
«ПЛЕННИКИ ИНОПЛАНЕТЯН»
ОСТАЮТСЯ ПРИ СВОЁМ МНЕНИИ
Психологи сомневаются в достоверности портретов так называемых серых человечков.
«The Phoenix Sun» от 14 марта 1997 года:
КАРЛ САГАН: «НЕТ, МЫ НЕ ОДИНОКИ!»
Выдающийся учёный вновь подтверждает свою веру в существование инопланетных цивилизаций, утверждая, что шансы на существование иных цивилизаций огромны.
«The Phoenix Sun» от 20 марта 1997 года:
ОГРОМНЫЙ НЛО ЗАМЕЧЕН ВБЛИЗИ ПРЕСКОТТА.
ДЕСЯТКИ ОЧЕВИДЦЕВ ОПИСЫВАЮТ ПРЕДМЕТ
В ФОРМЕ БУМЕРАНГА
Коммутатор на авиабазе ВВС в Льюке разрывается от сообщений.
Сообщение из Полдена (штат Аризона), «Weekley» от 9 апреля 1997 года:
ЗАГАДКА «ОГНЕЙ ФИНИКСА»
ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАЁТСЯ НЕРЕШЁННОЙ
Эксперт заявляет, что фото не фальшивка.
Следователи ВВС хранят молчание.
Сообщение из Дерри (штат Мэн), «Daily News» от 15 мая 2000 года:
ЭПИДЕМИЯ ПИЩЕВЫХ ОТРАВЛЕНИЙ
НЕ НАХОДИТ ОБЪЯСНЕНИЯ.
РАССКАЗЫ О ПОЯВЛЕНИИ «КРАСНОЙ ТРАВЫ»
ОБЪЯВЛЕНЫ ВЫМЫСЛОМ
ТАИНСТВЕННЫЕ ОГНИ
СНОВА ЗАМЕЧЕНЫ НА
ДЖЕФФЕРСОН-ТРЕКТ
Мэр Кинео-таун: «Не знаю, что это такое, но они появляются снова и снова».
ДДДТ
Это стало их девизом, и Джоунси под страхом смерти не мог припомнить, кто из них первым ввёл это в обиход. «Берёшь чужие в долг на время — отдаёшь свои и навсегда» — это его высказывание. «Трахни меня в задницу, Фредди» и ещё с полдюжины столь же красочных непристойностей — вклад Бивера. Генри приучил их небрежно бросать: «Всё, что возвращается на круги своя, возвращается на круги своя» — типичный образец того дзен-буддистского дерьма, которым он так увлекался ещё с детства. А вот ДДДТ, как насчёт ДДДТ? Чей светлый ум это родил?
Не важно. Не имеет значения. Главное, что они свято верили второй половине этой аббревиатуры, когда были неразлучной четвёркой, а потом и всему целому, когда их стало пятеро, ну а потом… вновь превратившись в четвёрку, опять поверили, только на этот раз первой половине.
Но когда их опять осталось только четверо, дни стали темнее. Мрачнее, что ли? Теперь всё чаще попадались «трахни-меня-в-задницу» дни. Это-то было ясно, но вот почему? Ответа не было. С ними явно творилось что-то неладное, они это знали… Неладное — или странное? Только что? Они ощущали, что пойманы, загнаны в ловушку, но каким образом? И всё это случилось задолго до появления огней в небе. До Маккарти и Бекки Шу.
ДДДТ: иногда это всего лишь слова. А иногда кажется, что вообще ничто. Пустота. Тьма. И тогда… как же найти в себе силы жить дальше?
Не важно. Не имеет значения. Главное, что они свято верили второй половине этой аббревиатуры, когда были неразлучной четвёркой, а потом и всему целому, когда их стало пятеро, ну а потом… вновь превратившись в четвёрку, опять поверили, только на этот раз первой половине.
Но когда их опять осталось только четверо, дни стали темнее. Мрачнее, что ли? Теперь всё чаще попадались «трахни-меня-в-задницу» дни. Это-то было ясно, но вот почему? Ответа не было. С ними явно творилось что-то неладное, они это знали… Неладное — или странное? Только что? Они ощущали, что пойманы, загнаны в ловушку, но каким образом? И всё это случилось задолго до появления огней в небе. До Маккарти и Бекки Шу.
ДДДТ: иногда это всего лишь слова. А иногда кажется, что вообще ничто. Пустота. Тьма. И тогда… как же найти в себе силы жить дальше?
1988: Даже у Бобра бывает хандра
Сказать, что брак Бивера не сложился, — всё равно что заявить о ком-то «немножко беременна» или «приземление космического корабля „Челленджер“ чуть-чуть не удалось». Джо «Бивер»[1] Кларендон и Лори Сью Кинопенски вытерпели восемь месяцев, а затем — всё, прошла любовь, кто-нибудь помогите собрать чёртовы осколки.
Вообще-то Бив, можно сказать, малый весёлый и добродушный, это вам подтвердят все его закадычные друзья, но тут его настигла чёрная полоса. Он не встречается со своими старыми друзьями, то есть теми, кого считает настоящими друзьями, если не считать одной-единственной недели в ноябре, когда они каждый год собираются вместе, а в прошлом ноябре они с Лори Сью всё ещё тянули лямку. Правда, эта самая лямка становилась всё тоньше, но ещё держалась. Теперь он проводит слишком много времени, и даже сам это понимает, в барах портлендского Старого порта: «Портхоул», «Сименс-клаб» и «Фри-стритпаб». Чересчур много пьёт, тянет косячок за косячком и по утрам всё чаще отворачивается от зеркала в ванной: налитые кровью глаза, полуприкрытые набрякшими веками, стыдливо глядят в сторону. И одна-единственная мысль бьётся в тяжёлой голове: Следовало бы бросить все эти забегаловки, иначе влипну, как Пит. Пропади всё пропадом…
Бросить забегаловки, бросить шляться, не пить — зашибись! — но день за днём всё продолжается по заведённому порядку, и он снова сидит за стойкой, а, поцелуй меня в задницу, и пошло всё оно туда и туда!
В этот четверг очередь «Фри-стрит паб», и будь он проклят, если не пристроится там в компании со стаканчиком пивка, косячком в кармане, а из музыкального гроба доносится старая мелодия, вроде тех, что когда-то играли «Вэнчерс». Он не может вспомнить название этой вещи, популярной ещё до его рождения. И всё же знает её, потому что часто слушает радио-ретро портлендской станции, с тех пор как развёлся. Ретрошлягеры — штука утешительная. Имеют странное свойство успокаивать. А вот новые хиты… Лори Сью знала великое их множество и даже любила, но до Бивера они как-то не доходили.
«Фри-стрит» почти пуст: не больше полудюжины клиентов за стойкой и ещё столько же гоняют бильярдные шары в задней комнате. Бивер с тройкой закадычных приятелей сидят в одной из кабинок, дуют «Миллер»[2] и тасуют засаленную колоду карт, чтобы бросить жребий, кому платить за следующую порцию пива. Что это за мелодия со сплошным гитарным перебором? «Без границ»? «Телстар»? Нет, в «Телстар» ритм ведёт синтезатор, а тут ничего подобного. Остальные треплются о Джексоне Брауне, игравшем вчера вечером в муниципальном центре. Если верить Джорджу Пелсену, который там был, тот устроил классное шоу, настоящий отпад, сдохнуть можно!
— Но это ещё не всё! — объявляет Джордж, выразительно озирая собравшихся. — Кое-что припас на закуску! — Он гордо вытягивает и без того выступающий вперёд подбородок и показывает красное пятно на шее:
— Знаете, что это такое?
— Засос, что ли? — немного смущённо спрашивает Кент Астор.
— Светлая башка, мать твою! — восклицает Джордж. — После спектакля я торчал за кулисами вместе с целой кодлой фэнов, рвущихся получить автограф Джексона. Или, ну… не знаю, Дэвида Линдли, что ли. Он классный мужик.
Кент и Шон Робидо соглашаются, что Дэвид Линдли настоящий класс, не гитарный бог, разумеется (вот Марк Нопфлер из «Дайр Стрейтс» — тот бог, или Энгус Янг из «AC/DC», это да, а уж Клэптон — и говорить нечего), но всё равно на уровне. У Линдли потрясная фразировка, да и техника — дай бог каждому!
Бивер не участвует в разговоре. Всё, что ему хочется, — поскорее убраться отсюда, из этой вонючей, задрипанной забегаловки, глотнуть свежего воздуха. Он уже знает, к чему клонит Джордж, и всё это враньё.
Её звали вовсе не Шанте, ты вообще не знаешь, как её звали, она проплыла мимо тебя, как мимо стенки, и поделом, кто ты для такой девушки, ещё один трудяга-волосатик из очередного мелкого рабочего городишки Новой Англии. Ты и твоя тоскливая сраная житуха! «Шанте» — название группы, которую мы слушаем, не «Мар-Кетс» или «Бар-Кис», а «Шанте». «Пайплайн» в исполнении «Шанте», а эта штука у тебя на шее — никакой не засос, а порез бритвой.
Так он думает и вдруг слышит плач. Не в баре. В своём мозгу. Давно забытый плач. Ударяет прямо в голову, вонзается в серое вещество осколками стекла, и о, трахни меня в задницу, трахни, Фредди, кто-то должен заставить его замолчать.
Я и заставил, думает Бивер. Это был я. Именно я — тот, кто заткнул его. Обнял и стал петь.
Тем временем Джордж Пелсен расписывает, как дверь гримёрной наконец открылась, но оттуда появился не Джексон Браун, не Дэвид Линдли, нет! Трио хористочек на подпевках, Рэнди, Сьюзи и Шанте. Аппетитные дамочки, аж слюнки текут.
— Везёт же! — вздыхает Шон, закатывая глаза. Шон, кругленький коротышка, чьи сексуальные похождения ограничиваются случайными поездками в Бостон, где он пожирает глазами стрипушек в «Фокси леди» и официанток в «Хутерс». — Ни хера себе, Шанте, никак не меньше!
Он с плотоядной улыбкой делает красноречивые пассы над ширинкой. Похоже, часто работает ручками? Ну да, кто же согласится с ним лечь?
По крайней мере, думает Бив, хоть в этом он выглядит настоящим профессионалом.
— Ну, я заговорил с ними, в основном с ней, Шанте… спросил, хотела бы она познакомиться с ночной жизнью Портленда. Слово за слово, и мы…
Бив вынимает из кармана зубочистку и суёт в рот, отсекая дальнейшее повествование. Да, зубочистка — как раз то, что сейчас надо. Не кружка пива, не косячок в кармане, не пустая трепотня Джорджа Пелсена о том, как они с Шанте столковались в кузове его пикапа, благодарение Богу хотя бы за это убежище, когда фургон враскачку, не вздумай лезть в «тачку»!
Всё это чушь и бред собачий, думает Бивер, и внезапно тоска стискивает горло, такая отчаянная тоска, которую ему ещё не доводилось пережить, даже когда Лори Сью собрала вещички и ушла к родителям. Всё это настолько на него не похоже… и вдруг ему смертельно захотелось смыться отсюда к такой-то матери, наполнить лёгкие прохладным, солёным морским воздухом и найти телефон. И позвонить Джоунси или Генри, не важно кому, любой сгодится. Он хочет сказать: «Привет, старина, как оно ничего?» — и услышать, как один из них ответит: «Да знаешь, Бив, ДДДТ. Нет костяшек, нет игры».
Он встаёт.
— Эй, парень, — вскидывается Джордж. Бивер ходил с Джорджем в «Уэстбрук джуниор колледж», и там он казался вполне нормальным, но всё это было много-много кружек пива назад. — Куда это ты?
— Отлить, — бросает Бивер, перемещая зубочистку с одного угла рта на другой.
— Только тащи поскорее обратно свой вонючий зад, я как раз перехожу к главному, — вещает Джордж, и Бивер думает: Трусики-«танга» с прорехой в промежности. О чёрт, сегодня в воздухе так и носятся дурные флюиды, должно быть, к перемене погоды или что-то в этом роде.
Джордж понижает голос:
— Когда я поднял её юбку…
— Знаю, на ней были трусы-«танга», — отмахивается Бивер и отмечает удивлённый, почти потрясённый взгляд Джорджа, но не обращает внимания. — Я бы не прочь послушать подробности.
Он отходит, направляется в туалет, с жёлто-розовой вонью мочи и дезинсектанта, минует туалеты, сначала мужской, потом женский, дверь с надписью «офис» и оказывается в переулке. Низко нависшее тусклое, дождливое небо, серый денёк, но воздух свеж. Так свеж! Он глубоко втягивает его и снова думает: Нет костяшек, нет игры… Бив чуть улыбается.
И шагает неведомо куда минут десять, жуя зубочистку и пытаясь прояснить голову. В какой-то момент, точно уже не припомнить, он выбрасывает косячок, мирно лежавший в кармане, и звонит Генри из платного телефона в «Джо Смоук шоп» у Моньюмент-сквер. Скорее всего он наткнётся на автоответчик: Генри ещё должен быть в университете, но оказывается, что Генри уже дома и поднимает трубку после второго звонка.
— Как поживаешь, старик? — спрашивает Бивер.
— Да сам знаешь, — отвечает Генри. — День другой, дерьмо всё то же… Как насчёт тебя, Бив?
Бив закрывает глаза. На какую-то долю секунды всё снова в порядке, всё снова хорошо, так хорошо, как только может быть в этом сволочном мире.
— Примерно так же, приятель. Примерно так же.
Вообще-то Бив, можно сказать, малый весёлый и добродушный, это вам подтвердят все его закадычные друзья, но тут его настигла чёрная полоса. Он не встречается со своими старыми друзьями, то есть теми, кого считает настоящими друзьями, если не считать одной-единственной недели в ноябре, когда они каждый год собираются вместе, а в прошлом ноябре они с Лори Сью всё ещё тянули лямку. Правда, эта самая лямка становилась всё тоньше, но ещё держалась. Теперь он проводит слишком много времени, и даже сам это понимает, в барах портлендского Старого порта: «Портхоул», «Сименс-клаб» и «Фри-стритпаб». Чересчур много пьёт, тянет косячок за косячком и по утрам всё чаще отворачивается от зеркала в ванной: налитые кровью глаза, полуприкрытые набрякшими веками, стыдливо глядят в сторону. И одна-единственная мысль бьётся в тяжёлой голове: Следовало бы бросить все эти забегаловки, иначе влипну, как Пит. Пропади всё пропадом…
Бросить забегаловки, бросить шляться, не пить — зашибись! — но день за днём всё продолжается по заведённому порядку, и он снова сидит за стойкой, а, поцелуй меня в задницу, и пошло всё оно туда и туда!
В этот четверг очередь «Фри-стрит паб», и будь он проклят, если не пристроится там в компании со стаканчиком пивка, косячком в кармане, а из музыкального гроба доносится старая мелодия, вроде тех, что когда-то играли «Вэнчерс». Он не может вспомнить название этой вещи, популярной ещё до его рождения. И всё же знает её, потому что часто слушает радио-ретро портлендской станции, с тех пор как развёлся. Ретрошлягеры — штука утешительная. Имеют странное свойство успокаивать. А вот новые хиты… Лори Сью знала великое их множество и даже любила, но до Бивера они как-то не доходили.
«Фри-стрит» почти пуст: не больше полудюжины клиентов за стойкой и ещё столько же гоняют бильярдные шары в задней комнате. Бивер с тройкой закадычных приятелей сидят в одной из кабинок, дуют «Миллер»[2] и тасуют засаленную колоду карт, чтобы бросить жребий, кому платить за следующую порцию пива. Что это за мелодия со сплошным гитарным перебором? «Без границ»? «Телстар»? Нет, в «Телстар» ритм ведёт синтезатор, а тут ничего подобного. Остальные треплются о Джексоне Брауне, игравшем вчера вечером в муниципальном центре. Если верить Джорджу Пелсену, который там был, тот устроил классное шоу, настоящий отпад, сдохнуть можно!
— Но это ещё не всё! — объявляет Джордж, выразительно озирая собравшихся. — Кое-что припас на закуску! — Он гордо вытягивает и без того выступающий вперёд подбородок и показывает красное пятно на шее:
— Знаете, что это такое?
— Засос, что ли? — немного смущённо спрашивает Кент Астор.
— Светлая башка, мать твою! — восклицает Джордж. — После спектакля я торчал за кулисами вместе с целой кодлой фэнов, рвущихся получить автограф Джексона. Или, ну… не знаю, Дэвида Линдли, что ли. Он классный мужик.
Кент и Шон Робидо соглашаются, что Дэвид Линдли настоящий класс, не гитарный бог, разумеется (вот Марк Нопфлер из «Дайр Стрейтс» — тот бог, или Энгус Янг из «AC/DC», это да, а уж Клэптон — и говорить нечего), но всё равно на уровне. У Линдли потрясная фразировка, да и техника — дай бог каждому!
Бивер не участвует в разговоре. Всё, что ему хочется, — поскорее убраться отсюда, из этой вонючей, задрипанной забегаловки, глотнуть свежего воздуха. Он уже знает, к чему клонит Джордж, и всё это враньё.
Её звали вовсе не Шанте, ты вообще не знаешь, как её звали, она проплыла мимо тебя, как мимо стенки, и поделом, кто ты для такой девушки, ещё один трудяга-волосатик из очередного мелкого рабочего городишки Новой Англии. Ты и твоя тоскливая сраная житуха! «Шанте» — название группы, которую мы слушаем, не «Мар-Кетс» или «Бар-Кис», а «Шанте». «Пайплайн» в исполнении «Шанте», а эта штука у тебя на шее — никакой не засос, а порез бритвой.
Так он думает и вдруг слышит плач. Не в баре. В своём мозгу. Давно забытый плач. Ударяет прямо в голову, вонзается в серое вещество осколками стекла, и о, трахни меня в задницу, трахни, Фредди, кто-то должен заставить его замолчать.
Я и заставил, думает Бивер. Это был я. Именно я — тот, кто заткнул его. Обнял и стал петь.
Тем временем Джордж Пелсен расписывает, как дверь гримёрной наконец открылась, но оттуда появился не Джексон Браун, не Дэвид Линдли, нет! Трио хористочек на подпевках, Рэнди, Сьюзи и Шанте. Аппетитные дамочки, аж слюнки текут.
— Везёт же! — вздыхает Шон, закатывая глаза. Шон, кругленький коротышка, чьи сексуальные похождения ограничиваются случайными поездками в Бостон, где он пожирает глазами стрипушек в «Фокси леди» и официанток в «Хутерс». — Ни хера себе, Шанте, никак не меньше!
Он с плотоядной улыбкой делает красноречивые пассы над ширинкой. Похоже, часто работает ручками? Ну да, кто же согласится с ним лечь?
По крайней мере, думает Бив, хоть в этом он выглядит настоящим профессионалом.
— Ну, я заговорил с ними, в основном с ней, Шанте… спросил, хотела бы она познакомиться с ночной жизнью Портленда. Слово за слово, и мы…
Бив вынимает из кармана зубочистку и суёт в рот, отсекая дальнейшее повествование. Да, зубочистка — как раз то, что сейчас надо. Не кружка пива, не косячок в кармане, не пустая трепотня Джорджа Пелсена о том, как они с Шанте столковались в кузове его пикапа, благодарение Богу хотя бы за это убежище, когда фургон враскачку, не вздумай лезть в «тачку»!
Всё это чушь и бред собачий, думает Бивер, и внезапно тоска стискивает горло, такая отчаянная тоска, которую ему ещё не доводилось пережить, даже когда Лори Сью собрала вещички и ушла к родителям. Всё это настолько на него не похоже… и вдруг ему смертельно захотелось смыться отсюда к такой-то матери, наполнить лёгкие прохладным, солёным морским воздухом и найти телефон. И позвонить Джоунси или Генри, не важно кому, любой сгодится. Он хочет сказать: «Привет, старина, как оно ничего?» — и услышать, как один из них ответит: «Да знаешь, Бив, ДДДТ. Нет костяшек, нет игры».
Он встаёт.
— Эй, парень, — вскидывается Джордж. Бивер ходил с Джорджем в «Уэстбрук джуниор колледж», и там он казался вполне нормальным, но всё это было много-много кружек пива назад. — Куда это ты?
— Отлить, — бросает Бивер, перемещая зубочистку с одного угла рта на другой.
— Только тащи поскорее обратно свой вонючий зад, я как раз перехожу к главному, — вещает Джордж, и Бивер думает: Трусики-«танга» с прорехой в промежности. О чёрт, сегодня в воздухе так и носятся дурные флюиды, должно быть, к перемене погоды или что-то в этом роде.
Джордж понижает голос:
— Когда я поднял её юбку…
— Знаю, на ней были трусы-«танга», — отмахивается Бивер и отмечает удивлённый, почти потрясённый взгляд Джорджа, но не обращает внимания. — Я бы не прочь послушать подробности.
Он отходит, направляется в туалет, с жёлто-розовой вонью мочи и дезинсектанта, минует туалеты, сначала мужской, потом женский, дверь с надписью «офис» и оказывается в переулке. Низко нависшее тусклое, дождливое небо, серый денёк, но воздух свеж. Так свеж! Он глубоко втягивает его и снова думает: Нет костяшек, нет игры… Бив чуть улыбается.
И шагает неведомо куда минут десять, жуя зубочистку и пытаясь прояснить голову. В какой-то момент, точно уже не припомнить, он выбрасывает косячок, мирно лежавший в кармане, и звонит Генри из платного телефона в «Джо Смоук шоп» у Моньюмент-сквер. Скорее всего он наткнётся на автоответчик: Генри ещё должен быть в университете, но оказывается, что Генри уже дома и поднимает трубку после второго звонка.
— Как поживаешь, старик? — спрашивает Бивер.
— Да сам знаешь, — отвечает Генри. — День другой, дерьмо всё то же… Как насчёт тебя, Бив?
Бив закрывает глаза. На какую-то долю секунды всё снова в порядке, всё снова хорошо, так хорошо, как только может быть в этом сволочном мире.
— Примерно так же, приятель. Примерно так же.
1993: Пит помогает даме в беде
Пит сидит за письменным столом чуть в стороне от демонстрационного зала «Макдоналд моторс» в Брайтоне, задумчиво вертя цепочку с ключами, на которой прицеплен брелок, состоящий из четырёх, покрытых голубой эмалью букв: NASA.
Мечты стареют куда быстрее мечтателей, и этот неоспоримый жизненный факт Пит обнаружил с течением лет.
Однако умирают зачастую трудно и долго, вопя тихими скорбными голосами где-то на задворках мозга. Давненько Пит не ночевал в спальне, оклеенной снимками с изображениями космических кораблей «Аполло» и «Сатурн», астронавтов и выходов в космос (работа за бортом КЛА, ежели кто знает), а также космических капсул, с кожухами, закопчёнными и оплавленными сверхвысокими температурами при входе в плотные слои атмосферы… и лунные модули, и «Вояджеры», и одна фотография блестящего диска над автомагистралью 80: застывшие люди стоят на забитом шоссе у машин, защищая ладонями глаза от нестерпимого света. Подпись под фото гласит:
И всё же он провёл одну неделю из двухнедельного отпуска в Вашингтоне, округ Колумбия, где каждый день ходил в Национальный музей авиации и космонавтики, проводя там всё время в блужданиях среди экспонатов с изумлённой улыбкой на лице, И подолгу глазел на лунные камни, размышляя: Эти камни привезены из места, где небеса всегда черны, а молчание подавляюще и вечно. Пил Армстронг и Базз Олдрин захватили с собой почти двадцать килограммов иного мира, и вот они здесь.
А вот и он, сидит за столом, в день, когда не удалось продать ни одной машины (люди отчего-то не любят покупать машины в дождь, а в Питовой части света ещё затемно началась морось), вертит на пальце цепочку NASA и поглядывает на часы. Почему-то в такие дни время просто ползёт, а уж по мере приближения к пяти — так и вовсе замирает. Пять — законный час для первой кружечки пивка. До этого — ни-ни, ни единой. Если пьёшь с утра, значит, рано или поздно придётся подсчитывать, сколько выпил — верный путь в алкоголики. А вот если ещё способен ждать… вертеть цепочку и ждать…
И так же страстно, как первой кружки, Пит ждёт ноября. Апрельская поездка в Вашингтон позволила отвести душу, а лунные камни всё же сногсшибательная штука (стоит только вспомнить, и снова дух захватывает, как в первый раз), но одиночество всё же даёт о себе знать, и от этого на сердце как-то паршиво. В ноябре он возьмёт вторую неделю отпуска и встретится с Генри, Джоунси и Бивом. Вот тогда-то и позволит себе пить днями напролёт. Когда ты в лесу, на охоте с дружками, вполне естественно тянуть пиво с утра до вечера. Это, собственно говоря, традиция. Это…
Дверь открывается и на пороге возникает привлекательная брюнетка. Примерно пять футов десять дюймов (Пит обожает высоких курочек), лет тридцати. Осматривает выставочные модели (новый «тандерберд» цвета тёмного бургундского — гвоздь сезона, хотя «эксплорер» тоже хоть куда), но с таким видом, словно не слишком заинтересована в покупке. Заметив Питера, она делает шаг к столу. Но тот уже поднимается, уронив ключи на книгу записей, включает ослепительно профессиональную улыбку в двести ватт, не меньше, беби, уж поверь, и устремляется к ней с протянутой рукой. Рукопожатие выходит крепким, деловым, но она явно чем-то расстроена.
— Скорее всего ничего не выйдет, — вздыхает она.
— Никогда не начинайте разговор с продавцом автомобилей с таких обидных слов, — советует Пит. — Мы обожаем вызов. Я Пит Мур.
— Привет, — говорит она, но не называет своего имени, а зовут её Триш. — У меня свидание во Фрайбурге, ровно через… — она вскидывает глаза на часы, те, с которых Пит целый день напролёт не сводил взгляда, — …через сорок пять минут. С клиентом, который хочет купить дом, и кажется, у меня есть именно то, что надо, и комиссионные приличные, а… — глаза вдруг наполняются слезами, и ей приходится сглотнуть, чтобы избавиться от непрошеной хрипотцы, — …а я потеряла ключи от машины! Чёртовы ключи от машины!
Она открывает сумочку и судорожно в ней роется.
— Но у меня права… плюс другие документы… все доказательства, и я подумала, а вдруг, вдруг вы сумеете раздобыть мне новые ключи, и я спокойно уеду. Это сделка меня здорово выручила бы. Только с комиссионных можно бы спокойно жить весь год, мистер…
Она забыла. Но Пит не обижается. Мур — фамилия столь же обычная, как Смит или Джоунс. Кроме того, она растеряна и вне себя. Ещё бы, ключи потерять, такое несчастье! Он тут всякого навидался.
— Мур. Но я отзываюсь и на Пита.
— Не могли бы вы помочь мне, мистер Мур? Или кто-нибудь из отдела обслуживания?
Старина Джонни Дэймон и рад бы помочь, но уж сегодня ей во Фрайбург точно не поспеть.
— Мы сможем привезти вам новые ключи, но это займёт как минимум сутки, а то и двое, — сообщает он.
Она смотрит на него мокрыми, бархатисто-карими глазами и тоскливо стонет:
— Чёрт! О чёрт!..
Странная мысль приходит в голову Питу: она похожа на девочку, которую он знал когда-то, давным-давно. Не слишком хорошо, они знали её не слишком хорошо, но всё же настолько, чтобы спасти ей жизнь. И звали её Джози Ринкенхауэр.
— Я так и думала, — бормочет Триш, не пытаясь больше скрывать рыдания. — О дьявол, я так и думала!
Она отворачивается и начинает плакать, уже не сдерживаясь. Пит подходит сзади и осторожно берёт её за плечо.
— Погодите, Триш. Погодите минуту.
Проклятие, какой промах! Она ведь не назвалась, а он окликнул её по имени, хотя никто их не знакомил, но может, она слишком убита горем, чтобы это заметить.
— Вы откуда? — спрашивает он. — Я хочу сказать, вы ведь не из Брайтона?
— Нет, — качает она головой. — Наш офис в Уэстбруке. «Деннисон риэл эстейт». Мы те самые, которые с маяком.
Пит кивает, словно что-то понял.
— Я сейчас оттуда, только остановилась у здешней аптеки, купить аспирин, потому что голова всегда раскалывается перед важным свиданием… это стресс, и, Господи, в висках словно молотки стучат…
Пит снова кивает, на этот раз сочувственно. Ему знакомо это ощущение. Правда, чаще всего оно вызвано не стрессом, а избытком пива, но какая разница?
— У меня оставалось ещё немного времени, вот я и зашла в магазинчик рядом с аптекой выпить кофе… кофеин, знаете, когда голова болит, кофеин очень помогает…
Пит кивает в третий раз. В их компании главный психолог — Генри, это он настоящий шринк[3], но Пит не раз твердил ему, что хороший продавец должен безошибочно читать чужие мысли и видеть человека насквозь, иначе не то что машину, туалетную бумагу не продашь. И теперь Пит с радостью замечает, что его новая приятельница чуть успокоилась. Вот и хорошо. Кажется, он сумеет помочь ей — если она позволит, конечно. Он уже чувствует, как это случится. Крошечный щелчок, и дверца приоткроется. Ему нравится само ожидание этого щелчка. Ничего особенного, конечно, и неизвестно, чем всё кончится. Но так или иначе, а что-то в этом есть.
— Ну и… и забежала к «Ренни», на другой стороне улицы. Купила шарф, из-за дождя… нужно же чем-то… Она касается волос.
— Потом вернулась к машине, а мои сволочные ключи исчезли! Я немедленно пошла обратно, по магазинам, к аптеке, но, поверите, и след простыл! И теперь я опоздаю к клиенту!
Она снова взвинчена, готова заплакать. Поднимает взгляд на часы. Для него время плетётся. Для неё — летит. Вот вам и разница между людьми.
— Успокойтесь, — говорит он. — Возьмите себя в руки и выслушайте меня. Сейчас отправимся к аптеке и поищем ваши ключи.
— Но их там нет! Я обшарила все проходы между стеллажами, обыскала полку, с которой брала аспирин, спросила девушку за прилавком…
— Проверить лишний раз не повредит, — перебивает он и ведёт её к двери, легонько, но решительно подталкивая в спину. Ему нравится запах её духов, а ещё больше — волосы. Именно волосы. И если они так смотрятся в серый денёк, как же светятся на солнце?
— Моё свидание…
— У вас ещё сорок минут, — говорит Пит. — Когда туристы разъезжаются, до Фрайбурга можно добраться минут за двадцать. Десять минут на поиски ваших ключей, а если ничего не выйдет, я сам вас отвезу.
Она с сомнением косится на него. Но Пит смотрит мимо неё, в одну из клетушек-кабинетов.
— Дик! — окликает он. — Эй, Дики М.!
Дик Макдоналд поднимает голову от россыпи накладных.
— Заверь леди, что я благополучно доставлю её во Фрайбург, если до этого дойдёт.
— О, он вполне благонадёжен, мэм, — кивает Дик. — Никакой не сексуальный маньяк, не гонит с запредельной скоростью. Всего лишь попытается продать вам новый автомобиль.
— Я крепкий орешек, — улыбается она сквозь слёзы, — но так и быть, по рукам.
— Прикрой меня по телефону, ладно, Дик?
— Ладно, хотя это нелегко. В такую погоду покупателей приходится отгонять палками.
Пит и брюнетка Триш выходят, пересекают переулок и пешком добираются до Мейн-стрит, это три минуты ходу.
Аптека — второе здание слева. Морось усиливается и теперь уже больше походит на дождь. Женщина повязывает волосы новым шарфом и смотрит на непокрытую голову Пита.
— Вы промокнете, — говорит она.
— Я — с севера. Мы так быстро не сдаёмся.
— Как по-вашему, сумеем их найти? — вдруг вырывается у неё.
Пит пожимает плечами:
— Может быть. У меня чутьё на такие дела прямо-таки собачье. И всегда было.
— Знаете что-то, чего я не знаю? — удивляется она.
Нет костяшек, нет игры, думает он. Только и всего, мэм.
— Нет, — говорит он вслух. — Пока нет.
Они входят в аптеку, и колокольчик над дверями уныло тренькает. Девушка за прилавком нехотя отрывается от журнала. Двадцать минут четвёртого, день сумрачный, и, следовательно, кроме них троих и мистера Диллера за рецептурным прилавком — ни одного человека.
— Привет, Пит, — кивает девушка.
Мечты стареют куда быстрее мечтателей, и этот неоспоримый жизненный факт Пит обнаружил с течением лет.
Однако умирают зачастую трудно и долго, вопя тихими скорбными голосами где-то на задворках мозга. Давненько Пит не ночевал в спальне, оклеенной снимками с изображениями космических кораблей «Аполло» и «Сатурн», астронавтов и выходов в космос (работа за бортом КЛА, ежели кто знает), а также космических капсул, с кожухами, закопчёнными и оплавленными сверхвысокими температурами при входе в плотные слои атмосферы… и лунные модули, и «Вояджеры», и одна фотография блестящего диска над автомагистралью 80: застывшие люди стоят на забитом шоссе у машин, защищая ладонями глаза от нестерпимого света. Подпись под фото гласит:
Как давно это было.
ОБЪЕКТ, СФОТОГРАФИРОВАННЫЙ ВБЛИЗИ АРВАДЫ, ШТАТ КОЛОРАДО, В 1971 ГОДУ,
И ДО СИХ ПОР ОСТАВШИЙСЯ НЕОПОЗНАННЫМ. ЭТО НАСТОЯЩЕЕ НЛО.
И всё же он провёл одну неделю из двухнедельного отпуска в Вашингтоне, округ Колумбия, где каждый день ходил в Национальный музей авиации и космонавтики, проводя там всё время в блужданиях среди экспонатов с изумлённой улыбкой на лице, И подолгу глазел на лунные камни, размышляя: Эти камни привезены из места, где небеса всегда черны, а молчание подавляюще и вечно. Пил Армстронг и Базз Олдрин захватили с собой почти двадцать килограммов иного мира, и вот они здесь.
А вот и он, сидит за столом, в день, когда не удалось продать ни одной машины (люди отчего-то не любят покупать машины в дождь, а в Питовой части света ещё затемно началась морось), вертит на пальце цепочку NASA и поглядывает на часы. Почему-то в такие дни время просто ползёт, а уж по мере приближения к пяти — так и вовсе замирает. Пять — законный час для первой кружечки пивка. До этого — ни-ни, ни единой. Если пьёшь с утра, значит, рано или поздно придётся подсчитывать, сколько выпил — верный путь в алкоголики. А вот если ещё способен ждать… вертеть цепочку и ждать…
И так же страстно, как первой кружки, Пит ждёт ноября. Апрельская поездка в Вашингтон позволила отвести душу, а лунные камни всё же сногсшибательная штука (стоит только вспомнить, и снова дух захватывает, как в первый раз), но одиночество всё же даёт о себе знать, и от этого на сердце как-то паршиво. В ноябре он возьмёт вторую неделю отпуска и встретится с Генри, Джоунси и Бивом. Вот тогда-то и позволит себе пить днями напролёт. Когда ты в лесу, на охоте с дружками, вполне естественно тянуть пиво с утра до вечера. Это, собственно говоря, традиция. Это…
Дверь открывается и на пороге возникает привлекательная брюнетка. Примерно пять футов десять дюймов (Пит обожает высоких курочек), лет тридцати. Осматривает выставочные модели (новый «тандерберд» цвета тёмного бургундского — гвоздь сезона, хотя «эксплорер» тоже хоть куда), но с таким видом, словно не слишком заинтересована в покупке. Заметив Питера, она делает шаг к столу. Но тот уже поднимается, уронив ключи на книгу записей, включает ослепительно профессиональную улыбку в двести ватт, не меньше, беби, уж поверь, и устремляется к ней с протянутой рукой. Рукопожатие выходит крепким, деловым, но она явно чем-то расстроена.
— Скорее всего ничего не выйдет, — вздыхает она.
— Никогда не начинайте разговор с продавцом автомобилей с таких обидных слов, — советует Пит. — Мы обожаем вызов. Я Пит Мур.
— Привет, — говорит она, но не называет своего имени, а зовут её Триш. — У меня свидание во Фрайбурге, ровно через… — она вскидывает глаза на часы, те, с которых Пит целый день напролёт не сводил взгляда, — …через сорок пять минут. С клиентом, который хочет купить дом, и кажется, у меня есть именно то, что надо, и комиссионные приличные, а… — глаза вдруг наполняются слезами, и ей приходится сглотнуть, чтобы избавиться от непрошеной хрипотцы, — …а я потеряла ключи от машины! Чёртовы ключи от машины!
Она открывает сумочку и судорожно в ней роется.
— Но у меня права… плюс другие документы… все доказательства, и я подумала, а вдруг, вдруг вы сумеете раздобыть мне новые ключи, и я спокойно уеду. Это сделка меня здорово выручила бы. Только с комиссионных можно бы спокойно жить весь год, мистер…
Она забыла. Но Пит не обижается. Мур — фамилия столь же обычная, как Смит или Джоунс. Кроме того, она растеряна и вне себя. Ещё бы, ключи потерять, такое несчастье! Он тут всякого навидался.
— Мур. Но я отзываюсь и на Пита.
— Не могли бы вы помочь мне, мистер Мур? Или кто-нибудь из отдела обслуживания?
Старина Джонни Дэймон и рад бы помочь, но уж сегодня ей во Фрайбург точно не поспеть.
— Мы сможем привезти вам новые ключи, но это займёт как минимум сутки, а то и двое, — сообщает он.
Она смотрит на него мокрыми, бархатисто-карими глазами и тоскливо стонет:
— Чёрт! О чёрт!..
Странная мысль приходит в голову Питу: она похожа на девочку, которую он знал когда-то, давным-давно. Не слишком хорошо, они знали её не слишком хорошо, но всё же настолько, чтобы спасти ей жизнь. И звали её Джози Ринкенхауэр.
— Я так и думала, — бормочет Триш, не пытаясь больше скрывать рыдания. — О дьявол, я так и думала!
Она отворачивается и начинает плакать, уже не сдерживаясь. Пит подходит сзади и осторожно берёт её за плечо.
— Погодите, Триш. Погодите минуту.
Проклятие, какой промах! Она ведь не назвалась, а он окликнул её по имени, хотя никто их не знакомил, но может, она слишком убита горем, чтобы это заметить.
— Вы откуда? — спрашивает он. — Я хочу сказать, вы ведь не из Брайтона?
— Нет, — качает она головой. — Наш офис в Уэстбруке. «Деннисон риэл эстейт». Мы те самые, которые с маяком.
Пит кивает, словно что-то понял.
— Я сейчас оттуда, только остановилась у здешней аптеки, купить аспирин, потому что голова всегда раскалывается перед важным свиданием… это стресс, и, Господи, в висках словно молотки стучат…
Пит снова кивает, на этот раз сочувственно. Ему знакомо это ощущение. Правда, чаще всего оно вызвано не стрессом, а избытком пива, но какая разница?
— У меня оставалось ещё немного времени, вот я и зашла в магазинчик рядом с аптекой выпить кофе… кофеин, знаете, когда голова болит, кофеин очень помогает…
Пит кивает в третий раз. В их компании главный психолог — Генри, это он настоящий шринк[3], но Пит не раз твердил ему, что хороший продавец должен безошибочно читать чужие мысли и видеть человека насквозь, иначе не то что машину, туалетную бумагу не продашь. И теперь Пит с радостью замечает, что его новая приятельница чуть успокоилась. Вот и хорошо. Кажется, он сумеет помочь ей — если она позволит, конечно. Он уже чувствует, как это случится. Крошечный щелчок, и дверца приоткроется. Ему нравится само ожидание этого щелчка. Ничего особенного, конечно, и неизвестно, чем всё кончится. Но так или иначе, а что-то в этом есть.
— Ну и… и забежала к «Ренни», на другой стороне улицы. Купила шарф, из-за дождя… нужно же чем-то… Она касается волос.
— Потом вернулась к машине, а мои сволочные ключи исчезли! Я немедленно пошла обратно, по магазинам, к аптеке, но, поверите, и след простыл! И теперь я опоздаю к клиенту!
Она снова взвинчена, готова заплакать. Поднимает взгляд на часы. Для него время плетётся. Для неё — летит. Вот вам и разница между людьми.
— Успокойтесь, — говорит он. — Возьмите себя в руки и выслушайте меня. Сейчас отправимся к аптеке и поищем ваши ключи.
— Но их там нет! Я обшарила все проходы между стеллажами, обыскала полку, с которой брала аспирин, спросила девушку за прилавком…
— Проверить лишний раз не повредит, — перебивает он и ведёт её к двери, легонько, но решительно подталкивая в спину. Ему нравится запах её духов, а ещё больше — волосы. Именно волосы. И если они так смотрятся в серый денёк, как же светятся на солнце?
— Моё свидание…
— У вас ещё сорок минут, — говорит Пит. — Когда туристы разъезжаются, до Фрайбурга можно добраться минут за двадцать. Десять минут на поиски ваших ключей, а если ничего не выйдет, я сам вас отвезу.
Она с сомнением косится на него. Но Пит смотрит мимо неё, в одну из клетушек-кабинетов.
— Дик! — окликает он. — Эй, Дики М.!
Дик Макдоналд поднимает голову от россыпи накладных.
— Заверь леди, что я благополучно доставлю её во Фрайбург, если до этого дойдёт.
— О, он вполне благонадёжен, мэм, — кивает Дик. — Никакой не сексуальный маньяк, не гонит с запредельной скоростью. Всего лишь попытается продать вам новый автомобиль.
— Я крепкий орешек, — улыбается она сквозь слёзы, — но так и быть, по рукам.
— Прикрой меня по телефону, ладно, Дик?
— Ладно, хотя это нелегко. В такую погоду покупателей приходится отгонять палками.
Пит и брюнетка Триш выходят, пересекают переулок и пешком добираются до Мейн-стрит, это три минуты ходу.
Аптека — второе здание слева. Морось усиливается и теперь уже больше походит на дождь. Женщина повязывает волосы новым шарфом и смотрит на непокрытую голову Пита.
— Вы промокнете, — говорит она.
— Я — с севера. Мы так быстро не сдаёмся.
— Как по-вашему, сумеем их найти? — вдруг вырывается у неё.
Пит пожимает плечами:
— Может быть. У меня чутьё на такие дела прямо-таки собачье. И всегда было.
— Знаете что-то, чего я не знаю? — удивляется она.
Нет костяшек, нет игры, думает он. Только и всего, мэм.
— Нет, — говорит он вслух. — Пока нет.
Они входят в аптеку, и колокольчик над дверями уныло тренькает. Девушка за прилавком нехотя отрывается от журнала. Двадцать минут четвёртого, день сумрачный, и, следовательно, кроме них троих и мистера Диллера за рецептурным прилавком — ни одного человека.
— Привет, Пит, — кивает девушка.