- У нее в коллекции предметов шесть. Почти все из них остались от матери. Она как-то говорила, что было больше, но несколько вещей разбились. Нетти очень любит те несколько вещиц, которые остались, а он продал ей и в самом деле прекрасный абажур из цветного стекла, красивее я, пожалуй, никогда не видела. С первого взгляда мне показалось, что это изделие Тиффани. Конечно, этого быть не может, Нетти не смогла бы заплатить за подлинное стекло Тиффани, и все же вещь прекрасная.
- Сколько же она заплатила?
- Я не спросила. Но уверена, в каком бы чулке она не хранила свои сбережения, на сегодняшний день он пуст.
Алан слегка нахмурился.
- Ты уверена, что ее не надули?
- Ну почему ты всегда так подозрителен? Нетти, конечно, во многом растяпа, но только не в вопросе цветного стекла. Она сказала, что они торговались, а, значит, так оно и есть. И она была счастлива!
- Я очень рад за нее. Ей выпал Выигрышный Билет.
- То есть?
- Так назывался магазин в Ютике, - объяснил Алан. - Много лет назад. Я тогда был еще ребенком. Хорошее название - "Выигрышный Билет".
- А твоего билетика там не было? - поддразнила Полли.
- Не знаю. Никогда туда не заходил.
- Ну что ж, у меня такое впечатление, что мистер Гонт припас и мой билет.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Нетти принесла мою коробку из-под пирога, а туда была вложена записка. От мистера Гонта. - Она придвинула к нему поближе лежавшую на столе сумочку. - Посмотри сам. Я, к сожалению, сегодня не в состоянии расстегивать замки.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
- Плохо, Полли?
- Плохо, - откровенно созналась она. - Бывало и хуже, но, честно сказать, не намного. Всю неделю плохо, с тех пор, как погода изменилась.
- Ты пойдешь на прием к доктору Ван Аллену?
Она вздохнула.
- Пока нет. Ожидаю передышки. Каждый раз, когда случаются такие приступы, облегчение наступает как только начинаешь опасаться что вот-вот свихнешься от боли. Во всяком случае так было всегда. Но я думаю, придет день, и случится так, что ожидаемого облегчения не наступит. Если к понедельнику этого не произойдет, я пойду на прием. Но ведь он может всего лишь рецепт выписать. И все равно пойду, не дура же я, чтобы не испробовать все возможности.
- Но...
- Хватит, - мягко перебила Полли. - Хватит на сегодня, ладно?
- Ладно, - не слишком охотно согласился Алан. - Взгляни на записку. Она очень любезная, и я бы даже сказала... интеллигентная.
Алан расстегнул замок сумочки и сразу увидел конверт, лежавший поверх чековой книжки. Он взял его в руки и ощутил шелковистость сметанно-белой бумаги. Наискосок было написано почерком настолько старомодным, что, казалось, им могли писать только старинные дневники - Миссис Полли Чалмерс.
- Такой почерк, - искренне веселилась Полли, - называется каллиграфией, и ему закончили обучать, я думаю, сразу после завершения ледникового периода.
Он достал из конверта канцелярский бланк. Наверху было отпечатано
НУЖНЫЕ ВЕЩИ
Касл Рок, штат Мэн
Лилэнд Гонт, владелец
Почерк, которым была написана записка уже не казался столь витиеватым, как на конверте, но все же и от почерка и от стиля самого изложения приятно веяло стариной.
"Дорогая Полли,
Еще раз позвольте поблагодарить вас за великолепный пирог. Именно такой я люблю больше всего, и он оказался прекрасен. А также примите мою искреннюю благодарность за безграничную доброту ко мне и неоценимую моральную поддержку - вы наверняка поняли, в каком беспокойстве я пребывал в день открытия и в преддверии премьеры.
Имеется у меня один предмет, хоть еще и не доставленный, но в пути, переправляется вместе с другим товаром, который, надеюсь, мог бы вас заинтересовать. Не хочу говорить большего; вам лучше увидеть своими глазами. Это, безусловно, всего лишь пустячок, но я подумал о нем сразу, как только вы ушли, а за долгие годы я редко ошибался в подобных вещах. Ожидаю товар прибытием не позднее пятницы или субботы. Не откажите в любезности, загляните во второй половине дня в воскресенье. Я весь день буду на месте - предстоит составить каталог и надеюсь вас увидеть. Повторяю, объяснить в подробностях не имеет смысла, вещица либо скажет сама за себя, либо промолчит. В последнем случае я хотя бы не останусь перед вами в долгу, угостив чашкой чая.
Наденусь, Нетти довольна своим новым абажуром. Она чрезвычайно приятная женщина, как мне показалось, и я рад, если смог доставить ей удовольствие,
Искренне Ваш, Лилэнд Гонт".
- Чудеса! - воскликнул Алан, вкладывая записку обратно в конверт, а конверт в сумку. - Собираешься отправиться на место и провести экспертизу, как говорится на нашем полицейском языке?
- С таким предисловием и после того, как я видела абажур Нетти отказаться невозможно. Да, думаю, зайду... если, конечно, рукам не станет хуже. А ты не хочешь пойти, Алан? Может быть, у него и для тебя что-нибудь найдется.
- Может быть. Но скорее всего придется заняться Патриотами. Кажется, они настроены всерьез.
- У тебя усталый вид. Алан. Под глазами синяки.
- Такой день выдался. Началось с того, что пришлось с самого утра разнимать городского голову и одного из моих служащих, чтобы они не убили друг друга в укромном местечке.
Полли подалась вперед и с беспокойством спросила:
- Что случилось?
Он рассказал ей о стычке между Китоном и Норрисом Риджвиком и о странном слове, которое все время повторял Китон - преследование. Когда он закончил, Полли долго молчала.
- Ну? - не выдержал он в конце концов. - Что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что пройдет еще немало лет, прежде чем ты будешь знать о Касл Рок все то, что должен знать. То же самое касается и меня. Я слишком долго отсутствовала и не рассказываю никому о своей "маленькой проблеме", так что, думаю, многие в городе мне не доверяют. Но ты собираешь сведения. Алан, и запоминаешь их. Знаешь, что я чувствовала, когда вернулась в Касл Рок?
Он отрицательно покачал головой, не спуская с нее внимательного взгляда. Полли не из тех женщин, кто начнет с бухты-барахты копаться в прошлом, даже наедине с ним.
- Это было все равно, что снова начать смотреть с середины одну из мыльных опер, когда уже много серий пропущено. И людей, и их проблемы ты узнаешь сразу, так как по сути дела ничего не изменилось. Вернуться к просмотру такого сериала, все равно что влезть в старые, давно забытые, но все же очень удобные тапочки.
- О чем ты, я не совсем понимаю.
- О том, что в этом городе идет несколько мыльных опер, которых ты не смотрел с самого начала. Знаешь ли, например, что дядя Дэнфорта Китона лечился в Джунипер Хилл в одно время с Нетти Кобб?
- Нет, не знаю.
Она кивнула.
- Ему было лет сорок, когда у него стали появляться психические расстройства. Моя мама говорила, что Билл Китон шизофреник. Не знаю, так это или мама просто употребляла слово, которое часто слышала по телевизору, но факт остается фактом - Билл Китон был явно не в себе. Я помню, как он хватал людей на улице за грудки и начинал талдычить им о какой-то мучившей его проблеме - о национальном долге или о том, что Джон Кеннеди - коммунист, или еще о чем-нибудь того же свойства. Я тогда была еще ребенком, но помню, что меня все это очень пугало.
- Еще бы, можно понять.
- А иногда он бродил по улицам, опустив голову, и бормотал что-то самому себе, очень громко и в то же время неразборчиво. Мама всегда меня наставляла, чтобы я с ним ни в коем случае не разговаривала, когда он в таком состоянии, даже если мы шли в церковь, и он тоже. Потом он попытался пристрелить свою жену. Во всяком случае так говорили, но ты ведь знаешь, как долгие сплетни могут исказить реальные события. Может быть, он всего лишь размахивал у нее перед лицом своим служебным оружием. Что бы там ни было на самом деле, но этого было достаточно, чтобы посадить его в окружную тюрьму. Потом провели нечто вроде медицинской экспертизы и его переправили в Джунипер Хилл.
- Он и сейчас там?
- Нет, умер. Его психическое состояние ухудшалось стремительно, в особенности с того момента, как его поместили в клинику. Говорят, он умер в состоянии каталепсии.
- О, Господи.
- Но это еще не все. Ронни Китон, отец Дэнфорта Китона и родной брат Билла Китона, провел четыре года в психиатрическом отделении клиники ВА в Тогусе, в середине семидесятых годов. Сейчас он в доме престарелых. А еще была тетка или двоюродная сестра, точно не знаю, которая покончила с собой в пятидесятых после какого-то скандала. Боюсь утверждать, но, кажется, она слишком откровенно предпочитала мужскую компанию.
- То есть, ты хочешь сказать, что это наследственное?
- Я ничего такого не говорила, и не надо делать поспешных выводов, просто я знаю историю города несколько лучше, чем ты, вот и все, мне известно то, о чем не говорят четвертого июля на заседании Городской общины. Я всего лишь констатирую факты, а выводы - дело полиции.
Последнюю фразу она произнесла так торжественно, что Алан не сдержал улыбки, но все же он чувствовал себя неловко. Наследственная болезнь - безумие или нет? Изучая психологию на последних курсах колледжа, он усвоил, что такое утверждение не более чем "одна бабка сказала". Несколько лет спустя в Полицейской академии в Олбани лектор говорил, что так оно и есть в отдельных случаях: некоторые виды психических заболеваний могут карабкаться по семейному древу как, скажем, голубые глаза или гермофродитизм. В качестве примера он также приводил алкоголизм. А вот говорил ли он нечто подобное о шизофрении Алан припомнить не мог. Учеба в академии было делом давно минувших дней.
- Наверное, мне надо поспрашивать кое-кого об Умнике, - сказал он с тяжелым вздохом. - Но знаешь, Полли, идея, о том, что городской голова Касл Рок мало-помалу превращается в ручную гранату в человеческом облике мне не кажется достаточно основательной.
- Конечно. Это наверняка не тот случай. Мне просто показалось, что тебе стоит быть в курсе. Здешний народ согласится отвечать на вопросы, если... если ты будешь точно знать, какие вопросы надо задавать. А если нет, они будут улыбаться, ходить вокруг да около и в результате ничего не скажут.
Алан усмехнулся. Это была чистая правда.
- Ты еще недослушала, Полли. После Умника меня посетил Преподобный Вилли. Он...
- Шшшш! - Полли так испуганно прервала его, что Алан вздрогнул. Она оглянулась и, - убедившись, что их никто не подслушивает, снова повернулась к Алану. - Ты меня иногда повергаешь в отчаяние, Алан. Если не научишься осторожности, тебя не далее чем через два года переизберут, а ты будешь стоять с глупой ухмылкой и всех спрашивать: "Что случилось?" Надо следить за собой. Если Дэнфорт Китон - ручная граната, то названный тобой человек - фауст-патрон.
Алан пригнулся к Полли и зашептал:
- Он никакой не фауст-патрон. Он самоуверенный напыщенный прыщ, вот он кто.
- Казино Найт?
Он кивнул.
Она прикрыла его руки своими ладонями.
- Бедняжка. А ведь со стороны этот городок кажется таким тихим и сонным, правда?
- Чаще всего он такой и есть.
- Безумствовал?
- О да, - подтвердил Алан. - Это был мой второй разговор с нашим Преподобным относительно Казино Найт, о его законности. Думаю, что предстоит еще несколько, прежде чем католики наконец сделают свое дело.
- Он и в самом деле самоуверенный прыщ. - сказал Полли. Лицо ее оставалось серьезным, но глаза сияли.
- Да, - сказал Алан. - Теперь он изобрел значки. Еще одно предупреждение.
- Значки?
- Игровые автоматы, перечеркнутые наискосок, вместо улыбающихся физиономий рядом с ними, как обычно. Нэн носит такой. Хотелось бы знать, чья это была идея.
- Скорее всего Дона Хемфилла. Он не только правоверный баптист, но и еще член Республиканского Комитета. Он понимает кое-что в том, как проводить те или иные кампании, но уверена, считает, что повернуть общественное мнение в тех случаях, когда замешена религия, весьма затруднительно.
- Она поглаживала его руки.
- Успокойся, Алан. Наберись терпения. Жди. Это те киты, на которых стоит жизнь в Касл Рок - спокойствие, терпение и ожидание того, что возникнет какая-нибудь случайность. Так?
Он улыбнулся, отнял свои руки и сжал ее пальцы, но очень нежно. О, как нежно он сжал ее пальцы!
- Так. Хотите провести вместе вечерок, милая дама?
- О, Алан, право не знаю...
- Обещаю, никаких резких телодвижений. Я разожгу камин, мы сядем у камелька и ты мне поведаешь еще немало интересного из жизни города для нашего общего веселья.
Полли слабо улыбнулась.
- Мне кажется, ты уже достаточно нагляделся за последние полгода на всех, о ком я могу тебе рассказать. Включая мою собственную персону. Если ты хочешь продолжить свое образование, то стоит завести дружбу с Ленни Партридж... или с ней. - Она указала глазами на Нэн и понизила голос до еле слышного шепота. - Разница между Ленни и Нэн в том, что первый сведения собирает, а вторая - пользуется ими при каждом удобном случае.
- То есть?
- То есть эта леди не слишком добропорядочным путем нажила все свое состояние.
Алан задумчиво смотрел на Полли. Ему никогда еще не приходилось видеть сев таком состоянии: углубленной в себя, разговорчивой и подавленной в одно и то же время. Впервые с тех пор, как они подружились, а потом стали любовниками, он не мог определить: разговаривает он с Полли Чалмерс или с... наркотиками.
- Мне кажутся, сегодня не вполне подходящий вечер для того, чтобы провести его вместе, - вдруг решительно произнесла она. - Я знаю, что не слишком хорошо умею поддержать компанию, когда нахожусь в таком состоянии. И вижу это по твоему лицу.
- Полли, но ведь это неправда.
- Я пойду домой и буду долго лежать в горячей ванне. Кофе больше пить не стану. Отключу телефон, рано лягу спать и есть шанс, что когда проснусь завтра утром, буду совсем другой женщиной. Тогда, может быть, мы сможем заняться... ну ты знаешь. Телодвижениями и довольно резкими.
- Ты меня беспокоишь, - сказал он. Ее пальцы осторожно повернулись в его руках. - Я знаю, - сказала Полли. - Это, к сожалению, не помогает, но я очень твое беспокойство ценю. Больше, чем ты думаешь.
2
Святоша Хью притормозил, проезжая мимо Мудрого Тигра по дороге домой из автомойки... и, поддав газу, поехал дальше. Подъехав к дому, он припарковал свой "бьюик" на подъездной дороге и вошел в квартиру.
Он занимал две комнаты. В одной спал, в другой делал все остальное. Старый обшарпанный стол, заваленный алюминиевыми мисками (в большинстве из них громоздились кучки окурков) стоял посреди той комнаты, которая служила для всего остального. Он подошел к раскрытому шкафу, поднялся на цыпочки и пошарил на верхней полке. На мгновение ему показалось, что лисий хвост исчез, что кто-то приходил в его отсутствие и стащил драгоценность. Его охватила такая паника, что живот подвело. Но тут же рука нащупала шелковистую пушистость, и Хью с облегчением выдохнул.
Весь день он провел в мечтах о хвосте, о том, как он привяжет его к антенне "бьиюка" и как хвост будет весело развеваться. Он хотел привязать хвост уже с утра, но шел дождь и, представив себе, как рыжий мех намокнет и превратиться в тоскливо-бурую отяжелевшую тряпицу, отказался от этой затеи. Теперь он достал свое сокровище и пошел к выходу, рассеянно отшвырнув попавшуюся под ноги пустую банку из-под пива и поглаживая хвост. О, Господи, как же он хорош!
Хью вошел в гараж, который приблизительно с 1984 года был настолько завален барахлом, что места для машины там уже не оставалось, и, порыскав в завалах, отыскал кусок мягкой проволоки. Он наметил себе план действий: сначала привяжет хвост к антенне, потом перекусит и только после этого поедет в Гринз-парк. А. А. встречались в Американ Лиджен Холл в семь часов вечера. Может быть, и поздновато начинать новую жизнь, но никогда не поздно выяснить так это или нет.
Он сделал на проволоке петлю и натянул ее на толстый конец хвоста. Пальцы его, когда он только начал привязывать другой конец проволоки к антенне, двигались ловко и уверенно, но постепенно стали замедлять свой бег. С каждой минутой уверенность и решительность улетучивались, оставляя позади себя черную пустоту, в которую мало-помалу просачивались сомнения.
Он представлял, как паркует машину у Американ Лиджен и ничего особенного в этом не было. Потом он мысленно смотрел на себя со стороны, как входит внутрь и направляется в зал на собрание. С этим тоже вроде бы все было в порядке. Но потом в сознании неожиданно возник мальчонка, вроде того воробья, который едва не попал недавно под его грузовик. Пока он сам будет входить в зал и представляться собранию как Хью П. и признаваться, что бессилен перед зеленым змеем, этот мальчонка, привлеченный ярко-рыжим пятном на фоне ярко-синего неба, подойдет к его "бьюику" и отвяжет хвост от антенны. Сначала он его просто погладит, восхищаясь необычайной шелковистостью шерсти, потом оглянется по сторонам, не видит ли кто, и направится в ближайший видеосалон. А там будет хвастаться приятелям: "Эй, братва, смотри чего я спер на автостоянке перед Лиджен. Вот это вещь, да?"
Хью почувствовал такую слепую ярость, поднимающуюся в душе, как будто все это случилось не в воображении, а наяву. Он погладил хвост и огляделся вокруг, как будто ожидая, что увидит в надвигающихся пятичасовых сумерках целую толпу малолетних воришек на дальнем конце Касл Хилл Роуд, переминающуюся с ноги на ногу и перешептывающуюся в нетерпении - когда же он войдет в дом, чтобы засунуть в духовку пару упаковок готового обеда под названием "Голодный Мужчина", чтобы в тот же момент стянуть хвост и дать деру.
Нет. Уж лучше никуда не ездить. В наше время дети всякое уважение потеряли к взрослым. Они готовы стянуть все что угодно просто так, для развлечения. Подержат вещь у себя пару дней, а потом за ненадобностью выбросят в канаву. Картина - и картина очень яркая, почти видение рисовавшая, как его сокровище валяется в сточной канаве, мокнет, теряет цвет среди коробок из-под Биг Мака и пустых банок из-под пива и коки, разрывала Хью душу и вызывала бешеную ярость. Надо быть психом, чтобы так рисковать.
Он отвязал хвост от антенны и, вернувшись с ним в дом, снова спрятал его на верхнюю полку шкафа. На этот раз он постарался закрыть дверь поплотнее, не получилось, оставалась щель.
Надо сделать замок, подумал Хью, сопляки теперь не погнушаются и в дом залезть. Никакого уважения к старшим, ну просто никакого!
Он подошел к холодильнику, достал оттуда банку с пивом, задумчиво посмотрел на нее и вернул на место. Пиво - даже пять банок или шесть не вернут ему спокойное состояние души. Во всяком случае не сегодня. Тогда он открыл нижнюю дверцу буфета, отодвинул кастрюли и сковородки и достал початую бутылку Блэк Велвет, которую хранил на всякий пожарный случай. Наполнив рюмку наполовину, подумал и налил доверху. Проглотив содержимое и почувствовав горячий взрыв в желудке, наполнил рюмку снова. Затем еще раз, уже несколько успокоенный. Оглянувшись на шкаф, Хью улыбнулся. Там хвост в безопасности, скоро будет совсем недосягаем для всяких сопляков, потому что он, Хью, купит в Вестрен Авто хороший крепкий замок и врубит его в дверцу шкафа. Получится настоящий сейф. Хорошо иметь ту вещь, которая тебе нравится и без сомнения нужна, но еще лучше, когда эта вещь в безопасности. Куда как лучше, лучше не бывает.
Но тут его улыбка слегка увяла.
Но разве ты для этого купил хвост? Чтобы хранить его взаперти на верхней полке шкафа?
Он продолжал мелкими глотками отхлебывать из рюмки. Ладно, думал при этом, может быть это и не совсем то, что надо, но уж ни в какое сравнение не идет с возможностью потерять хвост, чтобы он очутился в руках какого- нибудь грязного вора.
- В конце концов, - произнес он вслух, - сейчас не 1955 год, времена меняются.
И удовлетворенно кивнул сам себе. Но мысль тем не менее не желала исчезать. Какой все-таки смысл хвосту задыхаться в шкафу? А какая радость от этого самому Хью?
Но еще пара-тройка рюмок эту мысль угомонили. Пара-тройка рюмок: подсказали, что на полке в шкафу хвосту все же самое место. Следующее решение было таково - к чертям собачьим обед! И это мудрое решение тоже заслуживало двух-трех рюмочек.
Он снова наполнил рюмку, опустился на кухонный табурет со стальными трубчатыми ножками и закурил. И вот тогда, сидя за столом и стряхивая пепел в одну из грязных алюминиевых мисок, он постепенно расстался с мыслями о лисьем хвосте и стал думать о Нетти Кобб. Дурочка Нетти. Он собирался подшутить над дурочкой Нетти. Сыграть с ней шутку. Может быть, на этой неделе, может быть, на следующей... но эта казалась более подходящей. Мистер Гонт сказал, что Хью не похож на человека, которому свойственно попусту тратить время, и он не хотел мистера Гонта разочаровывать.
Ему уже не терпелось.
Это хоть как-то нарушит однообразие жизни. Он пил рюмку за рюмкой, курил сигарету за сигаретой и к тому времени, без четверти десять, когда он дополз до второй комнаты и повалился на постель со смятыми грязными простынями, на лице его сияла безоблачная улыбка.
3
В семь часов вечера вместе со звонком на закрытие магазина закончилась и смена Вильмы Ержик в Хемфилл Маркет. В семь пятнадцать она свернула на подъездную дорогу к своему дому. Мягкий свет сочился из-под полуопущенных штор в гостиной.
Она вошла и потянула носом. Макароны с сыром. Неплохо... для начала.
Пит, сбросив туфли, лежал на диване и смотрел по телевизору "Колесо Фортуны". Ноги прикрывал свежий номер портлендской Пресс-Геральд.
- Я читал твою записку, - сказал он, тут же вскочив и отшвырнув газету. - Ужин я засунул в печь. Будет готов в семь тридцать.
Он смотрел на нее открытым взглядом чуть беспокойных карих глаз. Словно собака, которая изо всех сил старается угодить. Пит Ержик привык выполнять домашнюю работу с давних пор и достаточно успешно. У него, конечно, случались и промахи, но прошло то время, когда он мог лечь на диван в башмаках, отваживался закурить в доме трубку, и скорее снег мог выпасть в августе, чем он, пописав, не опустил бы на место сиденье унитаза.
- А белье ты в дом занес?
Внезапно вспыхнувшее выражение вины и испуга отразилось на его добродушном круглом лице.
- Господи, зачитался газетой и совсем забыл. Сию секунду принесу. - Он уже надевал туфли.
- Можешь не беспокоиться. - сказала Вильма, направляясь в кухню.
- Но почему? Я тотчас принесу!
- Не стоит, - проворковала она. - Я не хочу заставлять тебя бросать газету или телепрограмму только потому, что простояла последние шесть часов за кассой. Сиди, дорогой Питер, отдыхай, сделай одолжение.
Ей не надо было оглядываться, чтобы узнать, как он отреагирует; после семи лет супружества она была уверена, что Питер Майкл Ержик сюрприза ей не поднесет. На лице у него, без всякого сомнения в этот момент появилось выражение обиды и досады. Он теперь наверняка будет несколько минут стоять и смотреть в одну точку, как человек, который вышел из туалета и никак не может вспомнить, вымыл после этого руки или нет, а потом вздохнет и начнет накрывать на стол и сервировать ужин. Некоторое время спустя он спросит ее, как прошла смена в магазине и ни разу не перебьет рассказом о собственном рабочем дне в Уильямс-Браун, большом агентстве по недвижимости в Оксфорде. На то были свои причины, поскольку Вильма всегда считала, что работа в агентстве по недвижимости самая скучная, какая только может быть. После ужина он без дополнительной просьбы с ее стороны уберет со стола, а она будет читать газету. Все это он проделает без единой жалобы только потому, что допустил промах - не принес со двора выстиранное белье. Надо сказать, что Вильма вовсе была не прочь сделать это самостоятельно, более того, она даже любила эту работу, так как запах свежевыстиранного, прогретого на солнышке и выветренного белья доставлял ей удовольствие, но не станет же она сообщать об этом Питу. Ни в коем случае, это ее маленький секрет.
У нее было довольно много таких секретов, и хранила она их все по одной и той же причине: на войне как на войне, нужно использовать любое, самое малейшее преимущество. Иногда по вечерам ей приходится выдерживать полутора, а то и двухчасовой бой, прежде чем враг сдастся, и она сможет на карте военных действий сменить булавки с белыми головками, принадлежавшие Питу, на свои, красные. Но сегодня бой был выигран мгновенно и без кровопролития, это был блицкриг к вящему удовольствию Вильмы.
В глубине души она была уверена, что брак - это нескончаемый боевик и что в подобной столетней войне, когда пленников не берут в плен, не сдаются, ни единого белого пятна на поле военных действий не остается, поскольку на них тут же накладывают аккуратную заплату, от таких легких побед можно быстро потерять вкус к сражению. Но до этого было еще далеко, и поэтому она вышла во двор с корзиной под мышкой и с сердцем, трепещущим где-то в области диафрагмы.
Она успела пройти почти полдвора, прежде чем остановилась. словно громом сраженная. А где же, черт побери, простыни?
Она должна была сразу их увидеть в темноте, белые прямоугольники, полощущиеся на ветру. Должна была. но не видела. Может быть, они улетели? Их сдуло? Очень странно. Ветерок, конечно, сегодня был, но не настолько сильный. Тогда, вероятно, их украли?
Но тут легкий порыв ветра донес знакомый хлопающий звук. Так, значит, они здесь... где-то. Старшая дочь огромного католического клана, состоящего из тринадцати детей, не может не знать, как хлопает на ветру белье. А с этим звуком было не все в порядке. Каким-то он казался тяжелым.
Вильма сделала еще один шаг вперед. Ее лицо, лицо женщины, которая подспудно всегда ожидает неприятностей, потемнело. Она уже видела свои простыни... вернее, очертания, которые должны были быть простынями. Но они сливались с вечерней мглой.
Тогда она сделала еще один шаг вперед, и снова прошелестел ветер. Простынные очертания хлопнули на этот раз в ее сторону и, едва она протянула руку, что-то толстое и вязкое шлепнулось ей на щеку, что-то липкое и противное прижалось к ней. Как будто ледяная рука мертвеца пыталась вцепиться в нее.
Вильма была не из тех женщин, кто кричит при любом удобном случае, но теперь она закричала, закричала и выронила свою бельевую корзину. Снова послышалось мерзкое вязкое хлюпанье - хлопанье, и она попыталась увернуться от этого нечто, протягивающего к ней свои сырые, отвратительные клешни. При этом стукнулась лодыжкой о корзину и упала на колени. Только везение и быстрота реакции не позволили ей при этом растянуться во весь рост.
Теперь эта тяжелая сырая штука била ее по спине, хлестала по щекам, по шее. Вильма снова закричала и поползла прочь от бельевых веревок на четвереньках. Пряди волос выбились из-под платка, которым она повязывала голову, и повисли вдоль щек. Она терпеть этого не могла, потому что волосы щекотались. Но отвратительное поглаживание чего-то темного, висевшего на ее бельевой веревке, было еще невыносимей.
Дверь кухни распахнулась, и послышался встревоженный голос Пита:
- Вильма? Вильма, что с тобой?
И снова тяжелое хлопанье за спиной, похожее на причмокивание голосовых связок в распухшем горле. На соседнем дворе залилась истерическим визгливым лаем собачонка Хэйверхиллов, - тяф-тяф-тяф что никоим образом не придало Вильме бодрости.
Она поднялась на ноги и увидела Пита, осторожно спускавшегося со ступенек крыльца.
- Вильма, ты что, упала? Как ты себя чувствуешь?
- Да, - завопила она что было сил. - Да, я упала! Я прекрасно себя чувствую! Включи же наконец свет, черт тебя подери!
- Ты ушиб...
- ВКЛЮЧИ СВЕТ, ТЕБЕ ГО-ВО-РЯТ! - прорычала она не своим голосом и вытерла руку о куртку. Теперь и куртка была выпачкана липкой грязью. Вильма впала в такую ярость, что перед глазами заплясали красные горошинки в такт стучащей в висках крови. Но больше всего она была зла на себя, за то что испугалась. Хоть и на секунду.
Тяф-тяф-тяф!
Теперь уже заливался кабыздох на другом участке. Господь свидетель, как она ненавидела собак, особенно тех, что лаяли.
Темная фигура Пита поднялась по ступенькам, дверь открылась, рука его просунулась внутрь и, наконец, двор до самого конца залил яркий поток света.
Вильма оглядела себя и увидела жирные мазки грязи по всему фасаду своей новой осенней куртки. Она с силой провела рукой по лицу и поняла, что оно тоже покрыто слоем бурой грязи. Она чувствовала, как липкие холодные ручейки текут по спине.
- Грязь! - Вильма была настолько потрясена, что не верила своим глазам и ощущениям, не понимала что разговаривает вслух. Кто мог такое сделать? Кто осмелился?
- Что ты сказала, дорогая? - переспросил Пит. Он шел ей навстречу и теперь остановился в нескольких шагах. Лицо Вильмы строило такие гримасы, что Питеру Ержику это показалось чересчур опасным: как будто под кожей у нее завелся целый клубок ядовитых змей.
- Грязь! - визжала Вильма, протягивая руки к Питу. Жирные бурые брызги полетели с ее пальцев в его сторону. - Грязь, говорю! Грязь!
Пит смотрел через ее плечо и постепенно до него начинал доходить смысл воплей. Нижняя челюсть у него отвалилась. Вильма обернулась и посмотрела по направлению его взгляда. Поток света, вырвавшийся из кухни, осветил бельевые веревки и с беспощадностью обнажил то; что нужно было скрыть. Простыни, которые она утром вывесила чистыми, теперь спускались с прищепок грязным старым тряпьем; они были не просто облеплены грязью, они ею были покрыты сплошь, они были в грязь закованы.
Вильма обвела взглядом огород и заметила ямы на тех местах, откуда грязь зачерпывали. В траве осталась протоптанная тропинка, по которой носился взад и вперед метатель грязи; носился, зачерпывал, носился, швырял.
- Сколько же она заплатила?
- Я не спросила. Но уверена, в каком бы чулке она не хранила свои сбережения, на сегодняшний день он пуст.
Алан слегка нахмурился.
- Ты уверена, что ее не надули?
- Ну почему ты всегда так подозрителен? Нетти, конечно, во многом растяпа, но только не в вопросе цветного стекла. Она сказала, что они торговались, а, значит, так оно и есть. И она была счастлива!
- Я очень рад за нее. Ей выпал Выигрышный Билет.
- То есть?
- Так назывался магазин в Ютике, - объяснил Алан. - Много лет назад. Я тогда был еще ребенком. Хорошее название - "Выигрышный Билет".
- А твоего билетика там не было? - поддразнила Полли.
- Не знаю. Никогда туда не заходил.
- Ну что ж, у меня такое впечатление, что мистер Гонт припас и мой билет.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Нетти принесла мою коробку из-под пирога, а туда была вложена записка. От мистера Гонта. - Она придвинула к нему поближе лежавшую на столе сумочку. - Посмотри сам. Я, к сожалению, сегодня не в состоянии расстегивать замки.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
- Плохо, Полли?
- Плохо, - откровенно созналась она. - Бывало и хуже, но, честно сказать, не намного. Всю неделю плохо, с тех пор, как погода изменилась.
- Ты пойдешь на прием к доктору Ван Аллену?
Она вздохнула.
- Пока нет. Ожидаю передышки. Каждый раз, когда случаются такие приступы, облегчение наступает как только начинаешь опасаться что вот-вот свихнешься от боли. Во всяком случае так было всегда. Но я думаю, придет день, и случится так, что ожидаемого облегчения не наступит. Если к понедельнику этого не произойдет, я пойду на прием. Но ведь он может всего лишь рецепт выписать. И все равно пойду, не дура же я, чтобы не испробовать все возможности.
- Но...
- Хватит, - мягко перебила Полли. - Хватит на сегодня, ладно?
- Ладно, - не слишком охотно согласился Алан. - Взгляни на записку. Она очень любезная, и я бы даже сказала... интеллигентная.
Алан расстегнул замок сумочки и сразу увидел конверт, лежавший поверх чековой книжки. Он взял его в руки и ощутил шелковистость сметанно-белой бумаги. Наискосок было написано почерком настолько старомодным, что, казалось, им могли писать только старинные дневники - Миссис Полли Чалмерс.
- Такой почерк, - искренне веселилась Полли, - называется каллиграфией, и ему закончили обучать, я думаю, сразу после завершения ледникового периода.
Он достал из конверта канцелярский бланк. Наверху было отпечатано
НУЖНЫЕ ВЕЩИ
Касл Рок, штат Мэн
Лилэнд Гонт, владелец
Почерк, которым была написана записка уже не казался столь витиеватым, как на конверте, но все же и от почерка и от стиля самого изложения приятно веяло стариной.
"Дорогая Полли,
Еще раз позвольте поблагодарить вас за великолепный пирог. Именно такой я люблю больше всего, и он оказался прекрасен. А также примите мою искреннюю благодарность за безграничную доброту ко мне и неоценимую моральную поддержку - вы наверняка поняли, в каком беспокойстве я пребывал в день открытия и в преддверии премьеры.
Имеется у меня один предмет, хоть еще и не доставленный, но в пути, переправляется вместе с другим товаром, который, надеюсь, мог бы вас заинтересовать. Не хочу говорить большего; вам лучше увидеть своими глазами. Это, безусловно, всего лишь пустячок, но я подумал о нем сразу, как только вы ушли, а за долгие годы я редко ошибался в подобных вещах. Ожидаю товар прибытием не позднее пятницы или субботы. Не откажите в любезности, загляните во второй половине дня в воскресенье. Я весь день буду на месте - предстоит составить каталог и надеюсь вас увидеть. Повторяю, объяснить в подробностях не имеет смысла, вещица либо скажет сама за себя, либо промолчит. В последнем случае я хотя бы не останусь перед вами в долгу, угостив чашкой чая.
Наденусь, Нетти довольна своим новым абажуром. Она чрезвычайно приятная женщина, как мне показалось, и я рад, если смог доставить ей удовольствие,
Искренне Ваш, Лилэнд Гонт".
- Чудеса! - воскликнул Алан, вкладывая записку обратно в конверт, а конверт в сумку. - Собираешься отправиться на место и провести экспертизу, как говорится на нашем полицейском языке?
- С таким предисловием и после того, как я видела абажур Нетти отказаться невозможно. Да, думаю, зайду... если, конечно, рукам не станет хуже. А ты не хочешь пойти, Алан? Может быть, у него и для тебя что-нибудь найдется.
- Может быть. Но скорее всего придется заняться Патриотами. Кажется, они настроены всерьез.
- У тебя усталый вид. Алан. Под глазами синяки.
- Такой день выдался. Началось с того, что пришлось с самого утра разнимать городского голову и одного из моих служащих, чтобы они не убили друг друга в укромном местечке.
Полли подалась вперед и с беспокойством спросила:
- Что случилось?
Он рассказал ей о стычке между Китоном и Норрисом Риджвиком и о странном слове, которое все время повторял Китон - преследование. Когда он закончил, Полли долго молчала.
- Ну? - не выдержал он в конце концов. - Что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что пройдет еще немало лет, прежде чем ты будешь знать о Касл Рок все то, что должен знать. То же самое касается и меня. Я слишком долго отсутствовала и не рассказываю никому о своей "маленькой проблеме", так что, думаю, многие в городе мне не доверяют. Но ты собираешь сведения. Алан, и запоминаешь их. Знаешь, что я чувствовала, когда вернулась в Касл Рок?
Он отрицательно покачал головой, не спуская с нее внимательного взгляда. Полли не из тех женщин, кто начнет с бухты-барахты копаться в прошлом, даже наедине с ним.
- Это было все равно, что снова начать смотреть с середины одну из мыльных опер, когда уже много серий пропущено. И людей, и их проблемы ты узнаешь сразу, так как по сути дела ничего не изменилось. Вернуться к просмотру такого сериала, все равно что влезть в старые, давно забытые, но все же очень удобные тапочки.
- О чем ты, я не совсем понимаю.
- О том, что в этом городе идет несколько мыльных опер, которых ты не смотрел с самого начала. Знаешь ли, например, что дядя Дэнфорта Китона лечился в Джунипер Хилл в одно время с Нетти Кобб?
- Нет, не знаю.
Она кивнула.
- Ему было лет сорок, когда у него стали появляться психические расстройства. Моя мама говорила, что Билл Китон шизофреник. Не знаю, так это или мама просто употребляла слово, которое часто слышала по телевизору, но факт остается фактом - Билл Китон был явно не в себе. Я помню, как он хватал людей на улице за грудки и начинал талдычить им о какой-то мучившей его проблеме - о национальном долге или о том, что Джон Кеннеди - коммунист, или еще о чем-нибудь того же свойства. Я тогда была еще ребенком, но помню, что меня все это очень пугало.
- Еще бы, можно понять.
- А иногда он бродил по улицам, опустив голову, и бормотал что-то самому себе, очень громко и в то же время неразборчиво. Мама всегда меня наставляла, чтобы я с ним ни в коем случае не разговаривала, когда он в таком состоянии, даже если мы шли в церковь, и он тоже. Потом он попытался пристрелить свою жену. Во всяком случае так говорили, но ты ведь знаешь, как долгие сплетни могут исказить реальные события. Может быть, он всего лишь размахивал у нее перед лицом своим служебным оружием. Что бы там ни было на самом деле, но этого было достаточно, чтобы посадить его в окружную тюрьму. Потом провели нечто вроде медицинской экспертизы и его переправили в Джунипер Хилл.
- Он и сейчас там?
- Нет, умер. Его психическое состояние ухудшалось стремительно, в особенности с того момента, как его поместили в клинику. Говорят, он умер в состоянии каталепсии.
- О, Господи.
- Но это еще не все. Ронни Китон, отец Дэнфорта Китона и родной брат Билла Китона, провел четыре года в психиатрическом отделении клиники ВА в Тогусе, в середине семидесятых годов. Сейчас он в доме престарелых. А еще была тетка или двоюродная сестра, точно не знаю, которая покончила с собой в пятидесятых после какого-то скандала. Боюсь утверждать, но, кажется, она слишком откровенно предпочитала мужскую компанию.
- То есть, ты хочешь сказать, что это наследственное?
- Я ничего такого не говорила, и не надо делать поспешных выводов, просто я знаю историю города несколько лучше, чем ты, вот и все, мне известно то, о чем не говорят четвертого июля на заседании Городской общины. Я всего лишь констатирую факты, а выводы - дело полиции.
Последнюю фразу она произнесла так торжественно, что Алан не сдержал улыбки, но все же он чувствовал себя неловко. Наследственная болезнь - безумие или нет? Изучая психологию на последних курсах колледжа, он усвоил, что такое утверждение не более чем "одна бабка сказала". Несколько лет спустя в Полицейской академии в Олбани лектор говорил, что так оно и есть в отдельных случаях: некоторые виды психических заболеваний могут карабкаться по семейному древу как, скажем, голубые глаза или гермофродитизм. В качестве примера он также приводил алкоголизм. А вот говорил ли он нечто подобное о шизофрении Алан припомнить не мог. Учеба в академии было делом давно минувших дней.
- Наверное, мне надо поспрашивать кое-кого об Умнике, - сказал он с тяжелым вздохом. - Но знаешь, Полли, идея, о том, что городской голова Касл Рок мало-помалу превращается в ручную гранату в человеческом облике мне не кажется достаточно основательной.
- Конечно. Это наверняка не тот случай. Мне просто показалось, что тебе стоит быть в курсе. Здешний народ согласится отвечать на вопросы, если... если ты будешь точно знать, какие вопросы надо задавать. А если нет, они будут улыбаться, ходить вокруг да около и в результате ничего не скажут.
Алан усмехнулся. Это была чистая правда.
- Ты еще недослушала, Полли. После Умника меня посетил Преподобный Вилли. Он...
- Шшшш! - Полли так испуганно прервала его, что Алан вздрогнул. Она оглянулась и, - убедившись, что их никто не подслушивает, снова повернулась к Алану. - Ты меня иногда повергаешь в отчаяние, Алан. Если не научишься осторожности, тебя не далее чем через два года переизберут, а ты будешь стоять с глупой ухмылкой и всех спрашивать: "Что случилось?" Надо следить за собой. Если Дэнфорт Китон - ручная граната, то названный тобой человек - фауст-патрон.
Алан пригнулся к Полли и зашептал:
- Он никакой не фауст-патрон. Он самоуверенный напыщенный прыщ, вот он кто.
- Казино Найт?
Он кивнул.
Она прикрыла его руки своими ладонями.
- Бедняжка. А ведь со стороны этот городок кажется таким тихим и сонным, правда?
- Чаще всего он такой и есть.
- Безумствовал?
- О да, - подтвердил Алан. - Это был мой второй разговор с нашим Преподобным относительно Казино Найт, о его законности. Думаю, что предстоит еще несколько, прежде чем католики наконец сделают свое дело.
- Он и в самом деле самоуверенный прыщ. - сказал Полли. Лицо ее оставалось серьезным, но глаза сияли.
- Да, - сказал Алан. - Теперь он изобрел значки. Еще одно предупреждение.
- Значки?
- Игровые автоматы, перечеркнутые наискосок, вместо улыбающихся физиономий рядом с ними, как обычно. Нэн носит такой. Хотелось бы знать, чья это была идея.
- Скорее всего Дона Хемфилла. Он не только правоверный баптист, но и еще член Республиканского Комитета. Он понимает кое-что в том, как проводить те или иные кампании, но уверена, считает, что повернуть общественное мнение в тех случаях, когда замешена религия, весьма затруднительно.
- Она поглаживала его руки.
- Успокойся, Алан. Наберись терпения. Жди. Это те киты, на которых стоит жизнь в Касл Рок - спокойствие, терпение и ожидание того, что возникнет какая-нибудь случайность. Так?
Он улыбнулся, отнял свои руки и сжал ее пальцы, но очень нежно. О, как нежно он сжал ее пальцы!
- Так. Хотите провести вместе вечерок, милая дама?
- О, Алан, право не знаю...
- Обещаю, никаких резких телодвижений. Я разожгу камин, мы сядем у камелька и ты мне поведаешь еще немало интересного из жизни города для нашего общего веселья.
Полли слабо улыбнулась.
- Мне кажется, ты уже достаточно нагляделся за последние полгода на всех, о ком я могу тебе рассказать. Включая мою собственную персону. Если ты хочешь продолжить свое образование, то стоит завести дружбу с Ленни Партридж... или с ней. - Она указала глазами на Нэн и понизила голос до еле слышного шепота. - Разница между Ленни и Нэн в том, что первый сведения собирает, а вторая - пользуется ими при каждом удобном случае.
- То есть?
- То есть эта леди не слишком добропорядочным путем нажила все свое состояние.
Алан задумчиво смотрел на Полли. Ему никогда еще не приходилось видеть сев таком состоянии: углубленной в себя, разговорчивой и подавленной в одно и то же время. Впервые с тех пор, как они подружились, а потом стали любовниками, он не мог определить: разговаривает он с Полли Чалмерс или с... наркотиками.
- Мне кажутся, сегодня не вполне подходящий вечер для того, чтобы провести его вместе, - вдруг решительно произнесла она. - Я знаю, что не слишком хорошо умею поддержать компанию, когда нахожусь в таком состоянии. И вижу это по твоему лицу.
- Полли, но ведь это неправда.
- Я пойду домой и буду долго лежать в горячей ванне. Кофе больше пить не стану. Отключу телефон, рано лягу спать и есть шанс, что когда проснусь завтра утром, буду совсем другой женщиной. Тогда, может быть, мы сможем заняться... ну ты знаешь. Телодвижениями и довольно резкими.
- Ты меня беспокоишь, - сказал он. Ее пальцы осторожно повернулись в его руках. - Я знаю, - сказала Полли. - Это, к сожалению, не помогает, но я очень твое беспокойство ценю. Больше, чем ты думаешь.
2
Святоша Хью притормозил, проезжая мимо Мудрого Тигра по дороге домой из автомойки... и, поддав газу, поехал дальше. Подъехав к дому, он припарковал свой "бьюик" на подъездной дороге и вошел в квартиру.
Он занимал две комнаты. В одной спал, в другой делал все остальное. Старый обшарпанный стол, заваленный алюминиевыми мисками (в большинстве из них громоздились кучки окурков) стоял посреди той комнаты, которая служила для всего остального. Он подошел к раскрытому шкафу, поднялся на цыпочки и пошарил на верхней полке. На мгновение ему показалось, что лисий хвост исчез, что кто-то приходил в его отсутствие и стащил драгоценность. Его охватила такая паника, что живот подвело. Но тут же рука нащупала шелковистую пушистость, и Хью с облегчением выдохнул.
Весь день он провел в мечтах о хвосте, о том, как он привяжет его к антенне "бьиюка" и как хвост будет весело развеваться. Он хотел привязать хвост уже с утра, но шел дождь и, представив себе, как рыжий мех намокнет и превратиться в тоскливо-бурую отяжелевшую тряпицу, отказался от этой затеи. Теперь он достал свое сокровище и пошел к выходу, рассеянно отшвырнув попавшуюся под ноги пустую банку из-под пива и поглаживая хвост. О, Господи, как же он хорош!
Хью вошел в гараж, который приблизительно с 1984 года был настолько завален барахлом, что места для машины там уже не оставалось, и, порыскав в завалах, отыскал кусок мягкой проволоки. Он наметил себе план действий: сначала привяжет хвост к антенне, потом перекусит и только после этого поедет в Гринз-парк. А. А. встречались в Американ Лиджен Холл в семь часов вечера. Может быть, и поздновато начинать новую жизнь, но никогда не поздно выяснить так это или нет.
Он сделал на проволоке петлю и натянул ее на толстый конец хвоста. Пальцы его, когда он только начал привязывать другой конец проволоки к антенне, двигались ловко и уверенно, но постепенно стали замедлять свой бег. С каждой минутой уверенность и решительность улетучивались, оставляя позади себя черную пустоту, в которую мало-помалу просачивались сомнения.
Он представлял, как паркует машину у Американ Лиджен и ничего особенного в этом не было. Потом он мысленно смотрел на себя со стороны, как входит внутрь и направляется в зал на собрание. С этим тоже вроде бы все было в порядке. Но потом в сознании неожиданно возник мальчонка, вроде того воробья, который едва не попал недавно под его грузовик. Пока он сам будет входить в зал и представляться собранию как Хью П. и признаваться, что бессилен перед зеленым змеем, этот мальчонка, привлеченный ярко-рыжим пятном на фоне ярко-синего неба, подойдет к его "бьюику" и отвяжет хвост от антенны. Сначала он его просто погладит, восхищаясь необычайной шелковистостью шерсти, потом оглянется по сторонам, не видит ли кто, и направится в ближайший видеосалон. А там будет хвастаться приятелям: "Эй, братва, смотри чего я спер на автостоянке перед Лиджен. Вот это вещь, да?"
Хью почувствовал такую слепую ярость, поднимающуюся в душе, как будто все это случилось не в воображении, а наяву. Он погладил хвост и огляделся вокруг, как будто ожидая, что увидит в надвигающихся пятичасовых сумерках целую толпу малолетних воришек на дальнем конце Касл Хилл Роуд, переминающуюся с ноги на ногу и перешептывающуюся в нетерпении - когда же он войдет в дом, чтобы засунуть в духовку пару упаковок готового обеда под названием "Голодный Мужчина", чтобы в тот же момент стянуть хвост и дать деру.
Нет. Уж лучше никуда не ездить. В наше время дети всякое уважение потеряли к взрослым. Они готовы стянуть все что угодно просто так, для развлечения. Подержат вещь у себя пару дней, а потом за ненадобностью выбросят в канаву. Картина - и картина очень яркая, почти видение рисовавшая, как его сокровище валяется в сточной канаве, мокнет, теряет цвет среди коробок из-под Биг Мака и пустых банок из-под пива и коки, разрывала Хью душу и вызывала бешеную ярость. Надо быть психом, чтобы так рисковать.
Он отвязал хвост от антенны и, вернувшись с ним в дом, снова спрятал его на верхнюю полку шкафа. На этот раз он постарался закрыть дверь поплотнее, не получилось, оставалась щель.
Надо сделать замок, подумал Хью, сопляки теперь не погнушаются и в дом залезть. Никакого уважения к старшим, ну просто никакого!
Он подошел к холодильнику, достал оттуда банку с пивом, задумчиво посмотрел на нее и вернул на место. Пиво - даже пять банок или шесть не вернут ему спокойное состояние души. Во всяком случае не сегодня. Тогда он открыл нижнюю дверцу буфета, отодвинул кастрюли и сковородки и достал початую бутылку Блэк Велвет, которую хранил на всякий пожарный случай. Наполнив рюмку наполовину, подумал и налил доверху. Проглотив содержимое и почувствовав горячий взрыв в желудке, наполнил рюмку снова. Затем еще раз, уже несколько успокоенный. Оглянувшись на шкаф, Хью улыбнулся. Там хвост в безопасности, скоро будет совсем недосягаем для всяких сопляков, потому что он, Хью, купит в Вестрен Авто хороший крепкий замок и врубит его в дверцу шкафа. Получится настоящий сейф. Хорошо иметь ту вещь, которая тебе нравится и без сомнения нужна, но еще лучше, когда эта вещь в безопасности. Куда как лучше, лучше не бывает.
Но тут его улыбка слегка увяла.
Но разве ты для этого купил хвост? Чтобы хранить его взаперти на верхней полке шкафа?
Он продолжал мелкими глотками отхлебывать из рюмки. Ладно, думал при этом, может быть это и не совсем то, что надо, но уж ни в какое сравнение не идет с возможностью потерять хвост, чтобы он очутился в руках какого- нибудь грязного вора.
- В конце концов, - произнес он вслух, - сейчас не 1955 год, времена меняются.
И удовлетворенно кивнул сам себе. Но мысль тем не менее не желала исчезать. Какой все-таки смысл хвосту задыхаться в шкафу? А какая радость от этого самому Хью?
Но еще пара-тройка рюмок эту мысль угомонили. Пара-тройка рюмок: подсказали, что на полке в шкафу хвосту все же самое место. Следующее решение было таково - к чертям собачьим обед! И это мудрое решение тоже заслуживало двух-трех рюмочек.
Он снова наполнил рюмку, опустился на кухонный табурет со стальными трубчатыми ножками и закурил. И вот тогда, сидя за столом и стряхивая пепел в одну из грязных алюминиевых мисок, он постепенно расстался с мыслями о лисьем хвосте и стал думать о Нетти Кобб. Дурочка Нетти. Он собирался подшутить над дурочкой Нетти. Сыграть с ней шутку. Может быть, на этой неделе, может быть, на следующей... но эта казалась более подходящей. Мистер Гонт сказал, что Хью не похож на человека, которому свойственно попусту тратить время, и он не хотел мистера Гонта разочаровывать.
Ему уже не терпелось.
Это хоть как-то нарушит однообразие жизни. Он пил рюмку за рюмкой, курил сигарету за сигаретой и к тому времени, без четверти десять, когда он дополз до второй комнаты и повалился на постель со смятыми грязными простынями, на лице его сияла безоблачная улыбка.
3
В семь часов вечера вместе со звонком на закрытие магазина закончилась и смена Вильмы Ержик в Хемфилл Маркет. В семь пятнадцать она свернула на подъездную дорогу к своему дому. Мягкий свет сочился из-под полуопущенных штор в гостиной.
Она вошла и потянула носом. Макароны с сыром. Неплохо... для начала.
Пит, сбросив туфли, лежал на диване и смотрел по телевизору "Колесо Фортуны". Ноги прикрывал свежий номер портлендской Пресс-Геральд.
- Я читал твою записку, - сказал он, тут же вскочив и отшвырнув газету. - Ужин я засунул в печь. Будет готов в семь тридцать.
Он смотрел на нее открытым взглядом чуть беспокойных карих глаз. Словно собака, которая изо всех сил старается угодить. Пит Ержик привык выполнять домашнюю работу с давних пор и достаточно успешно. У него, конечно, случались и промахи, но прошло то время, когда он мог лечь на диван в башмаках, отваживался закурить в доме трубку, и скорее снег мог выпасть в августе, чем он, пописав, не опустил бы на место сиденье унитаза.
- А белье ты в дом занес?
Внезапно вспыхнувшее выражение вины и испуга отразилось на его добродушном круглом лице.
- Господи, зачитался газетой и совсем забыл. Сию секунду принесу. - Он уже надевал туфли.
- Можешь не беспокоиться. - сказала Вильма, направляясь в кухню.
- Но почему? Я тотчас принесу!
- Не стоит, - проворковала она. - Я не хочу заставлять тебя бросать газету или телепрограмму только потому, что простояла последние шесть часов за кассой. Сиди, дорогой Питер, отдыхай, сделай одолжение.
Ей не надо было оглядываться, чтобы узнать, как он отреагирует; после семи лет супружества она была уверена, что Питер Майкл Ержик сюрприза ей не поднесет. На лице у него, без всякого сомнения в этот момент появилось выражение обиды и досады. Он теперь наверняка будет несколько минут стоять и смотреть в одну точку, как человек, который вышел из туалета и никак не может вспомнить, вымыл после этого руки или нет, а потом вздохнет и начнет накрывать на стол и сервировать ужин. Некоторое время спустя он спросит ее, как прошла смена в магазине и ни разу не перебьет рассказом о собственном рабочем дне в Уильямс-Браун, большом агентстве по недвижимости в Оксфорде. На то были свои причины, поскольку Вильма всегда считала, что работа в агентстве по недвижимости самая скучная, какая только может быть. После ужина он без дополнительной просьбы с ее стороны уберет со стола, а она будет читать газету. Все это он проделает без единой жалобы только потому, что допустил промах - не принес со двора выстиранное белье. Надо сказать, что Вильма вовсе была не прочь сделать это самостоятельно, более того, она даже любила эту работу, так как запах свежевыстиранного, прогретого на солнышке и выветренного белья доставлял ей удовольствие, но не станет же она сообщать об этом Питу. Ни в коем случае, это ее маленький секрет.
У нее было довольно много таких секретов, и хранила она их все по одной и той же причине: на войне как на войне, нужно использовать любое, самое малейшее преимущество. Иногда по вечерам ей приходится выдерживать полутора, а то и двухчасовой бой, прежде чем враг сдастся, и она сможет на карте военных действий сменить булавки с белыми головками, принадлежавшие Питу, на свои, красные. Но сегодня бой был выигран мгновенно и без кровопролития, это был блицкриг к вящему удовольствию Вильмы.
В глубине души она была уверена, что брак - это нескончаемый боевик и что в подобной столетней войне, когда пленников не берут в плен, не сдаются, ни единого белого пятна на поле военных действий не остается, поскольку на них тут же накладывают аккуратную заплату, от таких легких побед можно быстро потерять вкус к сражению. Но до этого было еще далеко, и поэтому она вышла во двор с корзиной под мышкой и с сердцем, трепещущим где-то в области диафрагмы.
Она успела пройти почти полдвора, прежде чем остановилась. словно громом сраженная. А где же, черт побери, простыни?
Она должна была сразу их увидеть в темноте, белые прямоугольники, полощущиеся на ветру. Должна была. но не видела. Может быть, они улетели? Их сдуло? Очень странно. Ветерок, конечно, сегодня был, но не настолько сильный. Тогда, вероятно, их украли?
Но тут легкий порыв ветра донес знакомый хлопающий звук. Так, значит, они здесь... где-то. Старшая дочь огромного католического клана, состоящего из тринадцати детей, не может не знать, как хлопает на ветру белье. А с этим звуком было не все в порядке. Каким-то он казался тяжелым.
Вильма сделала еще один шаг вперед. Ее лицо, лицо женщины, которая подспудно всегда ожидает неприятностей, потемнело. Она уже видела свои простыни... вернее, очертания, которые должны были быть простынями. Но они сливались с вечерней мглой.
Тогда она сделала еще один шаг вперед, и снова прошелестел ветер. Простынные очертания хлопнули на этот раз в ее сторону и, едва она протянула руку, что-то толстое и вязкое шлепнулось ей на щеку, что-то липкое и противное прижалось к ней. Как будто ледяная рука мертвеца пыталась вцепиться в нее.
Вильма была не из тех женщин, кто кричит при любом удобном случае, но теперь она закричала, закричала и выронила свою бельевую корзину. Снова послышалось мерзкое вязкое хлюпанье - хлопанье, и она попыталась увернуться от этого нечто, протягивающего к ней свои сырые, отвратительные клешни. При этом стукнулась лодыжкой о корзину и упала на колени. Только везение и быстрота реакции не позволили ей при этом растянуться во весь рост.
Теперь эта тяжелая сырая штука била ее по спине, хлестала по щекам, по шее. Вильма снова закричала и поползла прочь от бельевых веревок на четвереньках. Пряди волос выбились из-под платка, которым она повязывала голову, и повисли вдоль щек. Она терпеть этого не могла, потому что волосы щекотались. Но отвратительное поглаживание чего-то темного, висевшего на ее бельевой веревке, было еще невыносимей.
Дверь кухни распахнулась, и послышался встревоженный голос Пита:
- Вильма? Вильма, что с тобой?
И снова тяжелое хлопанье за спиной, похожее на причмокивание голосовых связок в распухшем горле. На соседнем дворе залилась истерическим визгливым лаем собачонка Хэйверхиллов, - тяф-тяф-тяф что никоим образом не придало Вильме бодрости.
Она поднялась на ноги и увидела Пита, осторожно спускавшегося со ступенек крыльца.
- Вильма, ты что, упала? Как ты себя чувствуешь?
- Да, - завопила она что было сил. - Да, я упала! Я прекрасно себя чувствую! Включи же наконец свет, черт тебя подери!
- Ты ушиб...
- ВКЛЮЧИ СВЕТ, ТЕБЕ ГО-ВО-РЯТ! - прорычала она не своим голосом и вытерла руку о куртку. Теперь и куртка была выпачкана липкой грязью. Вильма впала в такую ярость, что перед глазами заплясали красные горошинки в такт стучащей в висках крови. Но больше всего она была зла на себя, за то что испугалась. Хоть и на секунду.
Тяф-тяф-тяф!
Теперь уже заливался кабыздох на другом участке. Господь свидетель, как она ненавидела собак, особенно тех, что лаяли.
Темная фигура Пита поднялась по ступенькам, дверь открылась, рука его просунулась внутрь и, наконец, двор до самого конца залил яркий поток света.
Вильма оглядела себя и увидела жирные мазки грязи по всему фасаду своей новой осенней куртки. Она с силой провела рукой по лицу и поняла, что оно тоже покрыто слоем бурой грязи. Она чувствовала, как липкие холодные ручейки текут по спине.
- Грязь! - Вильма была настолько потрясена, что не верила своим глазам и ощущениям, не понимала что разговаривает вслух. Кто мог такое сделать? Кто осмелился?
- Что ты сказала, дорогая? - переспросил Пит. Он шел ей навстречу и теперь остановился в нескольких шагах. Лицо Вильмы строило такие гримасы, что Питеру Ержику это показалось чересчур опасным: как будто под кожей у нее завелся целый клубок ядовитых змей.
- Грязь! - визжала Вильма, протягивая руки к Питу. Жирные бурые брызги полетели с ее пальцев в его сторону. - Грязь, говорю! Грязь!
Пит смотрел через ее плечо и постепенно до него начинал доходить смысл воплей. Нижняя челюсть у него отвалилась. Вильма обернулась и посмотрела по направлению его взгляда. Поток света, вырвавшийся из кухни, осветил бельевые веревки и с беспощадностью обнажил то; что нужно было скрыть. Простыни, которые она утром вывесила чистыми, теперь спускались с прищепок грязным старым тряпьем; они были не просто облеплены грязью, они ею были покрыты сплошь, они были в грязь закованы.
Вильма обвела взглядом огород и заметила ямы на тех местах, откуда грязь зачерпывали. В траве осталась протоптанная тропинка, по которой носился взад и вперед метатель грязи; носился, зачерпывал, носился, швырял.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента