Кинг Стивен. Необходимые вещи

   - Гораздо лучше, спасибо, - сказала она. Это было, конечно, преувеличение, но не слишком значительное. Рукам действительно стало легче, хотя слово "гораздо" здесь едва ли было уместно.
   - Я думала из-за этого дождя и вообще... - Невозможно предсказать, отчего они разболятся. В этом вся загвоздка. Ладно, Розали, Бог с ними, с руками, лучше подойди и выгляни в окно. Скорее. По-моему мы с тобой являемся свидетелями истинного чуда.
   Розали присоединилась к Полли как раз вовремя, чтобы успеть увидеть маленькую фигурку с крепко зажатым в руке зонтиком, в данном случае служившим скорее для сохранения равновесия, которая мелкими торопливыми шажками направлялась к магазину Нужные Вещи.
   - Неужели это Нетти? Не может быть?! - Розали чуть не задохнулась.
   - Представь себе.
   - О, Спаситель, она туда собирается зайти.
   На мгновение показалось, что Розали сглазила. Нетти подошла ко входу... потопталась... и сделала шаг назад. Она перекладывала зонтик из одной руки в другую и смотрела на фасад Нужных Вещей так, как будто это была змея, которая собиралась ее ужалить.
   - Давай, Нетти, - мягко уговаривала не отрываясь от окна Полли. Ну же, решайся, дорогая.
   - Наверное на дверях табличка ЗАКРЫТО, - предположила Розали.
   - Нет, внутри висит еще одна, и на ней написано: ПО ВТОРНИКАМ И ЧЕТВЕРГАМ В СЛУЧАЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ.
   - Я сама читала, когда была там.
   Нетти уже снова приближалась к двери. Коснулась дверной ручки и вновь отпрянула.
   - Господи, от этого спятить можно, - нервничала Розали. - Она говорила мне, что хотела бы еще раз туда пойти и я знаю, как она трясется над своим цветным стеклом, но чтобы пойти...
   - Она попросила у меня разрешения выйти из дома, чтобы выпить кофе и сказала, что заодно заглянет в "новое место", так она его называет, чтобы забрать мою коробку для пирога, - шепотом поведала Полли.
   - Это вполне в духе Нетти, - согласилась Розали. - Она спрашивает разрешения даже сходить в туалет.
   - У меня было такое чувство, что она надеялась получить от меня отказ. Но в глубине души ей все же хотелось услышать от меня "да".
   На глазах у Поли, не более чем в сорока ярдах, происходил жестокий бой местного значения между Нетти Кобб и Нетти Кобб. Если она все-таки войдет в магазин, будет одержана победа одной из сторон, которую Полли поддерживала всей душой.
   Почувствовав горячую тупую боль в руках, Полли взглянула на них и поняла, что бессознательно сжимает и разжимает пальцы. Она заставила себя успокоиться и опустила руки вдоль тела.
   - Нетти потащилась туда не из-за коробки и даже не за стеклом, а из-за него, - сказала Розали. Полли коротко взглянула на нее. Розали рассмеялась и слегка покраснела. - Нет, я не хочу сказать, что она влюбилась или что-то вроде этого, просто она показалась мне непохожей на себя, когда мы встретились сегодня. Он был к ней добр, Полли, вот и все. Вежлив и мил.
   - Множество людей к ней по доброму относятся, - сказала Полли. Алан наизнанку выворачивается, чтобы ей помочь, а все же она его боится или во всяком случае стесняется.
   - У нашего мистера Гонта доброта особого свойства, - задумчиво произнесла Розали, и как будто в доказательство ее правоты они увидели, как Нетти открыла дверь магазина. Оставшись на пороге, она сложила зонтик с таким отчаянием, с каким улитка может расстаться с своей раковиной. Полли на мгновение показалось, что Нетти сейчас же испугается своей решительности и убежит, и пальцы ее, невзирая на артрит, снова сжались в кулаки. Иди, Нетти. Ну, иди же. Лови удачу. Вернись к жизни. И тогда Нетти улыбнулась, улыбнулась в ответ кому-то, кого не видели ни Полли, ни Розали. Она опустила судорожно прижатый к груди зонтик и... вошла. Дверь за ней закрылась.
   Полли обернулась и была тронута, увидев на глазах Розали слезы. Женщины смотрели некоторое время друг на друга, а потом рассмеялись и обнялись. -Доброго пути, Нетти, - сказала Розали. - Еще два очка в нашу пользу, - откликнулась Полли, и солнце в ее душе сбросило в себя грозные тучи на добрых пару часов раньше, чем это произошло в небе над Касл Рок.
   2
   
   Пять минут спустя Нетти сидела на одном из обитых бархатом стульев с высокой спинкой, которые Гонт расставил вдоль стены в торговом зале. Зонтик и сумочка, забытые, лежали на полу у ее ног. Гонг сидел рядом, держал в своих руках ее руки и сосредоточил свой пристальный взгляд на ее влажных, затуманенных слезами глазах. Абажур из цветного стекла стоял рядом с коробкой из-под пирога на одной из витринных стоек. Абажур был прекрасен и в бостонской антикварной лавке потянул бы на все триста долларов, а то и больше, Нетти Кобб заплатила за него десять долларов и сорок центов, все, что у нее было в сумочке, когда она вошла в магазин. Но как бы красив он ни был, абажур был забыт так же прочно, как и зонтик.
   - Как замечательно, - шептала Нетти и была в этот момент похожа на женщину, разговаривающую во сне. Она покрепче сжала руки Гонта, он ответил на ее пожатие, и на лице Нетти появилась счастливая улыбка.
   - Да, Нетти, - тихо откликнулся мистер Гонт. - Кстати, у меня к вам небольшое дело. Вы ведь знакомы с мистером Китоном, не так ли?
   - Да, Рональд и его сын Дэнфорт. Я знаю их обоих. Кто именно вас интересует?
   - Младший, - ответил Гонт, легонько поглаживая ладони Нетти своими длиннющими пальцами. Ногти у него тоже были длинные и желтоватые. Городской голова.
   - Его за глаза называют Умником. - Нетти хихикнула. Смех был резковат и слегка истеричен, но Гонта, казалось, это не обеспокоило. Напротив, ее не совсем естественная реакция скорее доставила ему удовольствие. - Его так прозвали еще мальчишкой.
   - Мне бы хотелось, чтобы вы расплатились за абажур, сыграв с Умником невинную шутку.
   - Шутку? - Нетти заволновалась.
   Гонт улыбнулся.
   - Это вполне безобидно. И он никогда не узнает, что это сделали вы. Будет думать на другого.
   - О! - Нетти смотрела на абажур, и на мгновение в ее взгляде промелькнуло острое чувство - то ли алчности, то ли просто желания и удовольствия. - Ну...
   - Все будет в порядке, Нетти. Никто не узнает... а абажур останется у вас.
   Нетти говорила медленно и задумчиво.
   - Мой муж частенько подшучивал надо мной. Наверное, было бы весело теперь и мне над кем-нибудь подшутить. - Она перевела взгляд на Гонта и на этот раз что-то в его проницательных глазах ее обеспокоило. Если только это не причинит ему вреда. Я не хочу причинять ему вреда. Я ведь причинила вред своему мужу, вы знаете?
   - Ничего с ним не будет, - мягко уговаривал Гонт, продолжая поглаживать руки Нетти. - Ни один волосок с головы не упадет. Мне просто хотелось, чтобы вы положили к нему в дом кое-какие вещи?
   - Как же я могу попасть к Умнику...
   - Вот.
   Он вложил ей что-то в ладонь. Ключ. Нетти тут же сжала пальцы в кулак.
   - Когда? - ее мечтательный взгляд снова вернулся к абажуру.
   - Скоро, - он выпустил ее руки и поднялся. - А теперь, Нетти, мне нужно упаковать этот великолепный абажур для вас. Должна прийти миссис Мартин... - Он взглянул на часы. - О, Господи, через пятнадцать минут. Но не могу не признаться как счастлив, что вы пришли. Мало кто в наши дни понимает истинную красоту цветного стекла - большинство людей теперь бездушные коммерсанты, с кассовыми аппаратами вместо сердец.
   Нетти тоже встала и смотрела на абажур глазами без памяти влюбленной женщины. Нервозность, с которой она подходила совсем недавно к Нужным Вещам, исчезла как ни бывало.
   - Красивый, правда?
   - Удивительно красивый, - с готовностью согласился мистер Гонт. И я не в силах сказать... не могу найти слов... чтобы объяснить, как счастлив, что эта вещь попадает в хороший дом, где с него не будут просто раз в неделю, по средам, стирать пыль, а потом, через несколько лет, уронят по небрежности и выбросят осколки ни секунды не раздумывая.
   - Я никогда в жизни так не сделаю! - в ужасе воскликнула Нетти.
   - Уверен. И это то, что мне в вас нравится, Нетита.
   У Нетти брови поползли вверх.
   - Откуда вам известно, мое имя?
   - У меня чутье. Я никогда не забываю ни лиц, ни имен.
   Он скрылся за шторой в подсобке, а когда вернулся, в руках у него была развернутая картонная коробка и папиросная бумага. Бумагу он положил на витринную стойку и свернул из нее некое подобие корсета (бумага меняла свою форму, производя при этом таинственные звуки типа шр-шр, тс-тс, зек-зек), затем сложил картонную коробку, которая оказалась вполне подходящего размера для абажура.
   - Я уверен, вы будете превосходной хранительницей того сокровища, которое приобретаете, - приговаривал Гонг. - Поэтому и продаю его вам и только вам.
   - Правда? Я думала... мистер Китон... и шутка...
   - Нет, нет, нет! - Гонт полусмеялся-полувозмущался. - Шутку может придумать каждый. Люди не без чувства юмора. Но отдать предмет человеку, который будет его холить и лелеять... это уже совсем другое дело. Мне иногда кажется, Нетита, что я на самом деле торгую счастьем. Вы не согласны?
   - Да, - серьезно произнесла Нетти. - Так оно и есть, мистер Гонт. Вы сделали меня по-настоящему счастливой.
   Он продемонстрировал свои желтые кривые зубы в широкой улыбке.
   - Замечательно! Просто замечательно! - Мистер Гонт поместил папиросный корсаж внутрь коробки, утопил в его белоснежное великолепие абажур, закрыл коробку и заклеил ее скотчем.
   - Ну вот и все! Еще один удовлетворенный покупатель нашел себе нужную вещь.
   Он протянут коробку Нетти. Нетти приняла ее. И как только ее пальцы коснулись пальцев Гонта, она почувствовала знакомый тревожный озноб, хотя всего пять минут назад крепко и спокойно держала его руки в своих. Но вся эта интерлюдия уже начинала казаться смутной и нереальной. Гонт поставил на коробку с абажуром пластмассовый контейнер для пирога, и Нетти заметила что-то внутри него.
   - Что там?
   - Записка вашей хозяйке, - признался Гонт.
   И снова бедная Нетти разволновалась.
   - Обо мне?
   - Господи, конечно нет! - Гонт от души рассмеялся, и Нетти сразу успокоилась. Когда он смеялся, мистеру Гонту невозможно было ни отказать ни испытать к нему недоверия. - Позаботьтесь об абажуре, Нетита, и приходите еще.
   - Непременно, - это был ответ сразу на оба пожелания. В глубине души у Нетти появилась уверенность (в той самой тайной глубине, где "хочется" и "колется" соседствуют так тесно, как пассажиры в переполненном вагоне метро), что даже если она и придет сюда еще разок, этот абажур будет первой и единственной вещью, которую она приобрела в Нужных Вещах.
   Ну и что? Как ни твори, а вещица превосходная, именно такая, о какой она всю жизнь мечтала, чтобы пополнить свою скромную коллекцию. Она хотела сказать мистеру Гонту, что ее муж, вероятно, был бы теперь еще жив, если бы не разбил абажур цветного стекла, приблизительно такой же, как этот, четырнадцать лет тому назад, что и явилось последней каплей, той самой, которая подвела Нетти к самому краю пропасти и сбросила вниз. Он за всю их совместную жизнь переломал ей множество костей и оставался в живых. Но в конце концов он разбил нечто такое, без чего она не в силах была существовать, и тогда она отняла у него жизнь.
   Но, пораздумав, Нетти решила не рассказывать этого мистеру Гонту.
   Он почему-то был похож на человека, которому все это уже давно известно.
   3
   
   - Полли, Полли, она выходит!
   Полли бросила манекен, на котором булавками подкалывала подол платья, и поспешили к окну. Они с Розали, стоя плечо к плечу, не спускали глаз с Нетти, покидавшую Нужные Веши, нагруженная как верблюд. С одной стороны под мышкой сумочка, с другой - зонтик, а в руках она несла принадлежащую Полли коробку для пирога, балансирующую словно цирковая гимнастка на проволоке на большой белой коробке.
   - Может быть, пойти ей помочь? - предложила Розали.
   - Ни в коем случае. - Полли тронула ее за плечо предупреждающим жестом. - Это ее только смутит.
   Они наблюдали, как Нетти шла по улице. Она уже не торопилась в страхе перед разверзающимися небесами, она почти плыла.
   Нет, подумала Полли, даже скорее не плывет, а... парит. У нее вдруг родилось такое откровенно-грубое сравнение, что она расхохоталась. Розали с удивлением посмотрела на нее.
   - Какое у нее лицо! - воскликнула Полли, продолжая следить за Нетти, замедленной мечтательной походкой пересекавшей Линден Стрит.
   - Какое же?
   - Она похожа на женщину, которую только что трахнули и она при этом успела три раза кончить.
   Розали вспыхнула, еще разок внимательно посмотрела на Нетти и залилась смехом. Теперь они обе, обнявшись и раскачиваясь, хохотали до слез.
   - Ну и ну! - послышался голос Алана Пэнгборна. - Дамочки веселится с самого утра. Для шампанского рановато, тогда в чем же дело?
   - Четыре раза, - икая от смеха, сказала Розали. - Не три раза, а все четыре.
   И они обе, тесно прижавшись друг к другу, тряслись в приступе неудержимого смеха, а Алан стоял посреди комнаты, держа руки в карманах своих форменных брюк, и растерянно улыбался, глядя на них.
   4
   
   Норрис Риджвик появился в Конторе шерифа, в гражданском костюме без десяти минут двенадцать, как раз перед тем, как фабричный гудок оповестил о перерыве на обед. В конце недели у него была первая смена, с двенадцати до девяти вечера, и его это вполне устраивало. Пусть кто-нибудь другой выгребает нечистоты с улиц и переулков округа Касл по ночам, во вторую смену, после закрытия баров; он, конечно, мог и этим заниматься и занимался неоднократно, но его всегда при этом тошнило. Его тошнило даже от одного разговора с нарушителями, когда те поднимали крик, что не станут дышать в дурацкую трубку, что лучше всяких паршивых полицейских знают свои права. И тогда Норриса начинало тошнить, такой уж у него был особенный пищеварительный тракт. Шейла, бывало, поддарзнивала его, говоря, что он точь-в-точь как Сержант Энди в телесериале "Близняшки", но Норрис не соглашался. Сержант Энди всегда рыдал, когда видел мертвецов, а он, Норрис, не рыдал, всего лишь чувствовал желание сблевать на них, и кстати, чуть действительно не сблевал на Хомера Гамаша, когда увидел его в яме на Отечественном Кладбище, избитого до смерти его же собственным протезом.
   Норрис взглянул на расписание, убедился, что Энди Клаттербак и Джон Лапонт на дежурстве, потом на доску объявлений - для него сегодня ничего нет, что тоже замечательно. Ко всему прочему вернулась из чистки его вторая форма, в кои-то веки вовремя, что избавляет его от необходимости ехать домой переодеваться.
   К полиэтиленовому пакету была приколота записка: "Эй, Барни, - ты должен мне 5 долларов 25 центов. Не вздумай увиливать на этот раз, иначе к заходу солнца забудешь как тебя звали". И подпись: Клат.
   Хорошее настроение Норриса не могла испортить даже категоричность записки. Шейла Брайам была единственной сотрудницей Конторы шерифа, которая считала, что он похож на героя передачи "Близняшки", причем Норрис догадывался, что она также единственная, кроме него самого, кто эту передачу смотрел. Остальные - Джон Лапонт, Шот Томас, Энди Клаттербак - называли его Барни, по имени героя, которого играл Дон Ноттс в известной программе Энди Гриффита. Иногда это его бесило, но только не сегодня. Четыре дня дежурства в первую смену, потом три дня отгула. Целая неделя тишины и покоя. Жизнь временами бывает прекрасной.
   Он достал из бумажника шесть долларов и положил их на стол Клату. "Эй, Клат, живи и радуйся", написал он, расписался с замысловатой закорючкой в конце на обратной стороне бланка для отчета и оставил его рядом с деньгами. Затем он вытряхнул форму из пакета и направился в мужской туалет. Переодеваясь, он беспечно насвистывал и, поднимая поочередно то одну, то другую бровь, разглядывал себя в зеркало. То, что он там увидел, ему явно понравилось, и он одобрительно кивнул собственному отражению. Ну, сегодня, видит Бог, он в полной форме, в прямом и переносной смысле. Он сегодня в форме на все сто процентов. Пусть все греховодники Касл Рок поостерегутся, иначе...
   Он уловил какое-то движение в зеркале позади себя, но прежде чем успел повернуть голову, был уже сграбастан, сбит с ног и повержен на кафельный пол рядом с писсуарами. Голова бумкнулась о стену, фуражка слетела, и вот он уже смотрит в круглую багровую рожу Дэнфорта Китона.
   - Что же это ты такое вытворяешь, Риджвик?!
   Норрис к этому времени уже начисто забыл о штрафном талоне, который подсунул под дворник на ветровом стекле китонского "каддиллака" прошлым вечером. Но теперь память к нему вернулась.
   - Отпусти меня! - он надеялся, что тон будет возмущенный, но вместо него получилось некое испуганное блеяние, и почувствовал, как щекам становится горячо от прилива крови. Сердился он или пугался, - а в данном случае произошло и то, и другое - он всегда безудержно краснел, как девица на выданье.
   Китон, ростом выше Норриса на пять дюймов и весом тяжелее на добрых сто фунтов, хорошенько встряхнул полицейского и как ни странно отпустил. Достав из кармана штанов талон, он помахал им под носом у Норриса.
   - Если я еще не ослеп, на этой идиотской бумажонке твое имя стоит! - зарычал он так требовательно, как будто Норрис уже успел отрицать этот факт.
   Кому как не Норрису было знать, что на талоне стоит его подпись, отчетливая и заверенная печатью, а сам талон вырван из его книжки?
   - Ты припарковался в неположенном месте, - тем не менее сказал он, поднимаясь и потирая ушибленную голову. Будь я трижды проклят, подумал он, если тут не вскочит громадная шишка. Когда первоначальное удивление прошло, Китону все же удалось испортить ангельское состояние дущи Норриса, на смену пришел гнев.
   - В каком месте?
   - В неположенном, вот в каком! - заорал Риджвик. И более того, это Алан меня заставил пришлепнуть талон, хотел он добавить, но передумал. Зачем доставлять удовольствие этой жирной свинье и демонстрировать свою трусость, прячась за чужой спиной? - Тебя уже неоднократно предупреждали. Ум... Дэнфорт, не впервые слышишь.
   - Как ты меня назвал? - зловещим тоном переспросил Дэнфорт Китон. Красные пятна размером с кочан капусты расцвели у него на щеках и скулах.
   - Это юридический документ, - гнул свое Норрис, игнорируя последнее замечание. - И я бы советовал тебе заплатить. Считай, что крепко повезет, если я не привлеку тебя к ответственности за оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей.
   Дэнфорт расхохотался. Эхо запрыгало по кафельным стенам как мячик.
   - Я здесь не вижу никакого полицейского, я вижу лишь небольшую кучку дерьма, упакованную так, чтобы выглядела похожей на бифштекс.
   Норрис нагнулся и подобрал фуражку. Тошнота подкатывала к горлу записывать Дэнфорта Китона во враги не стоило - но его гнев уже перерастал в ярость. Руки дрожали, и все же он не забыл проверить насколько ровно посадил на голову фуражку.
   - Если желаешь, можешь разобраться с Аланом...
   - Я разбираюсь с тобой!
   - ... но не думаю, что тебе это поможет. Можешь быть уверен Дэнфорд, что заплатишь штраф в течение тридцати дней, иначе сядешь за решетку. - Норрис вытянулся на всю высоту своих пяти футов шести дюймов и добавил: - Нам известно, где тебя искать.
   И пошел к выходу. Китон, лицо которого теперь больше походило на заход солнца в радиактивно-зараженном районе, сделал шаг вперед, чтобы преградить Норрису путь к отступлению. Норрис остановился и выставил вперед указательный палец.
   - Если ты до меня дотронешься, Умник, я укатаю тебя за решетку. И будь уверен, я не шучу.
   - Ну что ж, очень хорошо, - произнес Китон удивительно невыразительным тоном. - Просто замечательно. Ты уволен. Скидывай форму и начинай подыскивать новую ра...
   - Нет, - произнес голос за их спинами, и они оба оглянулись. Алан Пэнгборн стоял на пороге мужского туалета.
   Китон так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.
   - Не твое собачье дело.
   Алан вошел и, не торопясь, прикрыл за собой дверь.
   - Мое, - сказал он. - Именно я попросил Норриса выписать тебе штрафной талон. И еще сказал, что готов забыть об этом до собрания городского управления. Ведь это всего лишь штраф на пять долларов, Дэн, что с тобой, какой бес в тебя вселился?
   Тон у Алана был удивленный и вполне искренний. Умник никогда не мог похвастать хорошими манерами, но такой взрыв даже от него трудно было ожидать. С самого конца лета он был невероятно раздражен, на грани срыва - до Алана частенько доносились его полуистерические вопли во время собраний членов городского управления - и в глазах у него, казалось, прочно поселилось затравленное выражение. Он временами даже задумывался, не болен ли Китон, но решил повременить с окончательными выводами. И вот теперь предположение вернулось.
   - Ничего со мной, - буркнул Китон и пригладил взлохмаченные волосы.
   Норрис почувствовал некоторое удовлетворение, заметив, что руки у Китона дрожат.
   - Я уже просто до ручки дошел от таких самоуверенных ублюдков, как вот этот... - Он кивнул на Норриса. - Делаю все, что в моих силах для этого города... черт побери, я для этого города уже много сделал... и устал как собака, от бесконечных претензий. - Он замолчал, сглотнув слюну, и огромный кадык забегал челноком на жирной шее. А потом завопил: - Он обозвал меня Умником, а тебе прекрасно, известно, как я к этому отношусь!
   - Он извинится, - примирительным тоном произнес Алан. - Правда, Норрис, ты ведь извинишься?
   - Не думаю, что должен, - сказал Норрис, чувствуя как неослабевающий гнев вызывает все новые приступы тошноты. - Я знаю, что ему это не понравилось, но он сам меня вынудил. Я спокойно стоял вот тут и смотрел в зеркало, поправляя галстук. как он меня сграбастал и швырнул об стену. Я здорово треснулся головой. Слушай, Алан, в такой ситуации не станешь выбирать выражений.
   Алан перевел взгляд на Китона.
   - Это правда?
   Китон потупился.
   - Я был вне себя.
   Эти слова, в устах такого человека, как Китон, были почти извинением. Он взглянул на Норриса - понял он это или нет. Похоже было, что понял. Ну и хорошо, сделан первый большой шаг к перемирию Алан слегка расслабился.
   - Можно считать инцидент исчерпанным? - спросил он сразу обоих. Будем считать это несчастным случаем и забудем?
   - Что до меня, я согласен, - сказал Норрис, подумав. Алан был тронут. Норрис ершист, в патрульных машинах без конца оставляет банки из-под содовой, пустые и полупустые, рапорты его не выдерживают никакой критики, но сердце у него доброе и отзывчивое. Он сдавался теперь не потому, что боялся Китона, и если Городской Голова так предполагает, то сильно ошибается.
   - Прошу прощения, что назвал тебя Умников, - сказал Норрис. На самом деле он нисколько не чувствовал себя виноватым и, главное, ни на секунду не жалел о своем поступке, но считал, что, извинившись, ничего не потеряет. Не развалюсь, так думал Норрис.
   Алан перевел взгляд на толстяка в спортивной куртке и футболке.
   - Ну, Дэнфорт?
   - Ладно, замнем, - в голосе Китона прозвучало знакомая высокомерная пренебрежительность, и Алан вновь почувствовал отвращение и брезгливость по отношению к этому человеку. Внутренний голос, засевший в самых глубинах его сознания и принадлежавший скорее всего какой-нибудь одноклеточной амебе произнес коротко и ясно: "Почему бы тебе не сдохнуть от инфаркта, Умник, сдохнуть и освободить всех нас от своего присутствия?"
   - Ну что ж, - сказал Алан вслух. - Вот и замечатель...
   - Только если... - Китон поднял вверх указательный палец.
   - Если что? - Алан поднял не палец, а брови.
   - Если мы договоримся насчет талона. - Он протягивал бумажку, зажав се между пальцев, как какую-нибудь грязную, только что использованную тряпку. Алан вздохнул.
   - Заходи ко мне в кабинет, Дэнфорт. Там обо всем поговорим. - Он посмотрел на Норриса. - У тебя, кажется, дежурство?
   - Да. - Кишки у Норриса были по-прежнему съежены в тугой комок, настроение, такое прекрасное с утра, безвозвратно испорчено, а Алан собирается снять штраф с этой толстой свиньи, из-за которой все и произошло. Он, конечно, все понимал - политика, но от этого не легче.
   - Хочешь здесь поболтаться? - задавая этот вопрос. Алан подразумевал - "хочешь обо всем потолковать?", но Китон стоял рядом и не сводил с них обоих глаз, как же тут потолкуешь.
   - Нет, - ответил Норрис. - Надо кое-куда зайти, кое-что сделать. Позже поговорим. - Он вышел из туалета, не удостоив Китона прощальным взглядом. И хотя Норрису это было невдомек, Китон едва сдержался, чтобы не наподдать ему сзади башмаком и помочь таким образом убраться поскорее.
   Алан еще некоторое время задержался у зеркала, внимательно себя разглядывая, и давая таким образом Норрису возможность удалиться с достоинством, в то время как Китон сгорал от нетерпения. Наконец все церемонии были окончены, и Алан вышел в сопровождении Китона.
   Маленького роста, в щегольском, цвета сливочного мороженого костюме, человек сидел у двери в кабинет Алана и читал толстую книгу в кожаном переплете, книгу, которая не могла быть ничем иным кроме Библии. Сердце Алана екнуло. Он надеялся, что ничего более отвратительного, чем уже случилось в это утро, произойти не могло - до полудня оставалось всего две- три минуты, и поэтому он вполне мог рассчитывать, что на сегодня все неприятности закончились, но он ошибался.
   Преподобный Уильям Роуз закрыл свою Библию (Алан обратил внимание, что цвет переплета гармонирует с цветом костюма) и встал.
   - Ше-иф Пэнгборн, - произнес он по обыкновению всех убежденных баптистов проглатывая половину того слова, которое им не нравилось. Могу я переговорить с вами?